Голсуори Джон. Конец главы

   - Я все рассказала миссис Ферз. Мы не знали, что делать и чего ждать. Я предложила загородить дверь кроватью и попытаться уснуть.
   - И вы это сделали?
   - Да, но мы долго не спали. Миссис Ферз была так измучена, что, наконец, заснула. Я тоже, кажется, задремала под утро. Во всяком случае, разбудила меня горничная, когда постучалась.
   - Вы больше не говорили ночью с капитаном Ферзом?
   Старая школьная поговорка: "Если уж врать, то всерьез", - мелькнула в голове Динни, и она решительно отрезала:
   - Нет.
   - Когда постучалась горничная?
   - В восемь утра. Я разбудила миссис Ферз, и мы сейчас же спустились вниз. Комната капитана Ферза была в беспорядке, - он, видимо, лежал на кровати не раздеваясь, но в доме его не оказалось, его пальто и шляпа исчезли со стула, на который он их бросил в холле.
   - Что вы предприняли тогда?
   - Мы посовещались. Миссис Ферз хотела обратиться к своему врачу и еще к нашему общему родственнику мистеру Майклу Монту, члену парламента. Но я подумала, что, если застану дома двух моих дядей, они скорее помогут нам разыскать капитана Ферза. Я убедила ее отправиться со мной к моему дяде Эдриену, попросить его съездить к моему дяде
   Хилери и выяснить, не могут ли они вдвоем разыскать капитана Ферза. Я знала, что оба они очень умные и тактичные люди...
   Динни заметила, что судья сделал легкий поклон в сторону ее дядей, и заторопилась:
   - ...и старые друзья семьи Ферзов. Я подумала, что если уж они не сумеют разыскать его без лишнего шума, то другие и подавно. Мы отправились к моему дяде Эдриену" тот согласился позвать на помощь дядю Хилери, и тогда я отвезла миссис Ферз в Кондафорд к детям. Это все, что мне известно, сэр.
   Следственный судья поклонился ей и сказал:
   - Благодарю вас, мисс Черрел. Вы дали чрезвычайно ценные показания.
   Присяжные неуклюже задвигались, словно намереваясь тоже отдать поклон; Динни сделала над собой усилие, вышла из клетки и заняла место рядом с Хилери, который положил на ее руку свою. Девушка сидела не шевелясь. Она чувствовала, как слеза, словно последняя капля летучей смеси, медленно скатывается у нее по щеке. Апатично слушая дальнейшее - допрос главного врача психиатрической лечебницы и обращение судьи к присяжным, Динни страдала от мысли, что, желая быть честной по отношению к живым, казалась нечестной по отношению к мертвому. Как это ужасно! Она дала показания о ненормальности человека, который не мог ни оправдаться, ни объясниться. Со страхом и любопытством увидела она, что присяжные вновь занимают места, а их старшина встает, готовясь огласить вердикт.
   - Мы полагаем, что покойный скончался вследствие падения в меловой карьер.
   - Это означает смерть от несчастного случая, - пояснил судья.
   - Мы выражаем наше соболезнование вдове.
   Динни чуть не захлопала в ладоши. Итак, эти извлеченные из архива люди оправдали его за недостатком улик. Она подняла голову и с неожиданной, почти задушевной теплотой улыбнулась им.
   XXXI
   Динни наконец опомнилась, подавила улыбку и заметила, что Хилери лукаво смотрит на нее.
   - Нам можно идти, дядя Хилери?
   - Пожалуй, даже нужно, пока ты окончательно не соблазнила старшину присяжных.
   Выйдя на улицу и глотнув сырого октябрьского воздуха - был типичный английский осенний день, девушка предложила:
   - Пройдемся немного, дядя. Передохнем и дадим выветриться запаху суда.
   Они повернули и быстро пошли вниз, к видневшемуся вдали морю.
   - Дядя, мне страшно интересно, что говорилось до меня. Я ни с кем не впала в противоречие?
   - Нет. Из показаний Дианы сразу стало ясно, что Ферз вернулся из психиатрической лечебницы, и судья обошелся с ней очень деликатно. Меня, к счастью, вызвали раньше Эдриена, так что его показания лишь повторили мои, и он не привлек к себе особого внимания. Жаль мне журналистов: присяжные не любят констатировать самоубийство и смерть в припадке безумия. В конце концов, никто не знает, что произошло с Ферзом. Там было глухо, темно - он легко мог оступиться.
   - Вы действительно так считаете, дядя?
   Хилери покачал головой:
   - Нет, Динни, он задумал это с самого начала и выбрал место поближе к своему прежнему дому. И, хоть не следовало бы, скажу: слава богу, что он это сделал и обрел покой.
   - О да! А что теперь будет с Дианой и дядей Эдриеном?
   Хилери набил трубку и остановился, чтобы прикурить.
   - Видишь ли, моя дорогая, я дал Эдриену один совет. Не знаю, воспользуется ли он им, но ты поддержи меня при случае. Все эти годы он ждал. Пусть подождет еще один.
   - Дядя, я с вами целиком согласна.
   - Неужели? - удивился Хилери.
   - Диана просто не способна ни о ком думать - даже о нем. Ей нужно пожить одной с детьми.
   - Интересно, - протянул Хилери, - не готовится ли сейчас какая-нибудь экспедиция за костями? Его надо бы на год удалить из Англии.
   - Халлорсен! - воскликнула Динни, всплеснув руками. - Он же опять едет. Дядя Эдриен ему нравится.
   - Чудно! А он его возьмет?
   - Возьмет, если я попрошу, - просто ответила Динни.
   Хилери опять бросил на нее лукавый взгляд:
   - Какая опасная девица! Не сомневаюсь, что кураторы предоставят Эдриену отпуск. Я напущу на них старика Шропшира и Лоренса. А теперь мне пора обратно, Динни: тороплюсь на поезд. Это огорчительно - воздух здесь хороший. Но Луга чахнут без меня.
   Динни взяла его руку:
   - Восхищаюсь вами, дядя Хилери.
   Хилери воззрился на девушку:
   - Я что-то не улавливаю ход твоих мыслей, дорогая.
   - Вы знаете, что я имею в виду. Вы сохранили старые традиции - служение долгу и все такое, - и в то же время вы ужасно современный, терпимый и свободомыслящий.
   - Гм-м! - промычал Хилери, выпуская клуб дыма.
   - Я даже уверена, что вы одобряете противозачаточные меры.
   - Видишь ли, по этой части мы, священники, - в смешном положении. Было время, когда мысль ограничить рождаемость считалась непатриотичной. Но боюсь, что теперь, когда самолеты и газы ликвидировали нужду в пушечном мясе, а число безработных неудержимо растет, непатриотичным становится скорее отказ от противозачаточных мер. Что же касается христианской догмы, то во время войны мы, как патриоты, уже не соблюдали одну заповедь: "Не убий". Сейчас, оставаясь патриотами, мы логически не можем соблюдать другую: "Плодитесь и размножайтесь". Противозачаточные меры большое дело, по крайней мере для трущоб.
   - И вы не верите в ад?
   - Нет, верю: он как раз там и находится.
   - Вы стоите за спорт в воскресные дни, верно?
   Хилери кивнул.
   - И за солнечные ванны в голом виде?
   - Стоял бы, будь у нас солнце.
   - И за пижамы, и за курящих женщин?
   - Нет, с сигаретами я не примирюсь - не люблю дешевки и вони.
   - По-моему, это недемократично.
   - Ничего не могу с собой поделать. На, понюхай!
   Динни вдохнула дым трубки.
   - Пахнет хорошо - сразу чувствуется латакия. Но женщинам нельзя курить трубку. Впрочем, у каждого свой конек, о котором человек не умеет судить здраво. Ваш - отвращение к сигаретам. За этим исключением вы поразительно современны, дядя. В суде я разглядывала присутствующих, и мне показалось, что единственное современное лицо - у вас.
   - Не забывай, дорогая: Чичестер держится древним своим собором.
   - По-моему, мы преувеличиваем степень современности в людях.
   - Ты живешь не в Лондоне, Динни. Впрочем, в известной мере ты права. Мы стали откровеннее в некоторых вещах, но это еще не означает серьезной перемены. Вся разница между годами моей юности и сегодняшним днем - в степени сдержанности. Сомнения, любопытство, желания были и у нас, но мы их не показывали. А теперь показывают. Я сталкиваюсь с кучей молодых универсантов: они приезжают работать в Лугах. Так вот, их с колыбели приучили выкладывать все, что им взбредет в голову. Они и выкладывают. Мы этого не делали, но в голову нам взбредало то же самое. Вся разница в этом. В этом и в автомобилях.
   - Значит, я старомодна, - совершенно не умею выкладывать разные вещи.
   - Это у тебя от чувства юмора, Динни. Оно служит сдерживающим началом и порождает в тебе застенчивость. В наши дни молодежь редко обладает им, хотя часто наделена остроумием, но это не одно и то же. Разве наши молодые писатели, художники, музыканты стали бы делать то, что они делают сейчас, будь у них способность посмеяться над собой? А ведь она и есть мерило юмора.
   - Я подумаю над этим.
   - Подумай, Динни, но все-таки юмора не теряй. Для человека он то же, что аромат для розы. Ты едешь обратно в Кондафорд?
   - Собираюсь. Дело Хьюберта назначат к вторичному слушанию не раньше, чем прибудет пароходом почта, а до этого еще дней десять.
   - Передай привет Кондафорду. Вряд ли для меня снова наступят такие же славные дни, как те, что мы прожили там детьми.
   - Я как раз думала об этом, когда ожидала своей очереди в качестве последнего из негритят.
   - Динни, ты молода для такого вывода. Подожди, влюбишься.
   - Я уже.
   - Что, влюбилась?
   - Кет, жду.
   - Жуткое занятие быть влюбленным, - сказал Хилери. - Впрочем, никогда не раскаиваюсь, что предавался ему.
   Динни искоса взглянула на него и выпустила коготки:
   - Не предаться ли вам ему снова, дядя?
   - Куда уж мне! - ответил Хилери, выколачивая трубку о почтовый ящик. - Я вышел из игры. При моей профессии не до этого. К тому же первого раза мне хватает до сих пор.
   - Да, - с раскаянием в голосе согласилась Динни, - тетя Мэй такая милочка.
   - Замечательно верно сказано! Вот и вокзал! До свидания, и будь здорова. Вещи я отправил утром.
   Хилери помахал девушке рукой и скрылся.
   Динни вернулась в гостиницу и поднялась к Эдриену, но его в номере не оказалось. Несколько расстроенная этим, девушка отправилась в собор. Она уже собиралась присесть на скамью и насладиться успокоительной красотой здания, как вдруг увидела своего дядю. Он прислонился к колонне и разглядывал витраж круглого окна.
   - Любите цветное стекло, дядя?
   - Если оно хорошее - очень. Бывала ты в Йоркском соборе, Динни?
   Динни покачала головой и, видя, что навести разговор на нужную тему не удастся, спросила напрямик:
   - Что вы теперь будете делать, милый дядя?
   - Ты говорила с Хилери?
   - Да.
   - Он хочет, чтобы я убрался куда-нибудь на год.
   - Я тоже.
   - Это большой срок, Динни, а я старею.
   - Поедете с Халлорсеном в экспедицию, если он вас возьмет?
   - Он меня не возьмет.
   - Нет, возьмет.
   - Я поеду, если Диана скажет мне, что ей так угодно.
   - Она этого никогда не скажет, но я совершенно уверена, что ей на какое-то время нужен полный покой.
   - Когда поклоняешься солнцу, трудно уйти туда, где оно не сияет, чуть слышно произнес Эдриен.
   Динни пожала ему руку.
   - Знаю. Но можно жить мыслями о нем. Экспедиция на этот раз приятная и полезная для здоровья - всего лишь в Новую Мексику. Вы вернетесь обратно помолодев, с волосами до пят, как полагается в фильмах. Вы будете неотразимы, дядя, а я так этого хочу. Требуется только одно - дать улечься суматохе.
   - А моя работа?
   - Ну, это уладить просто. Если Диана сможет целый год ни о чем не думать, она станет другим человеком, и вы начнете казаться ей землей обетованной.
   Эдриен улыбнулся своей обычной сумрачной улыбкой:
   - Ты - маленькая змея-искусительница!
   - Диана тяжело ранена.
   - Иногда мне кажется, что рана смертельна, Динни.
   - Нет, нет!
   - Зачем ей думать обо мне, раз я уйду?
   - Затем, что все женщины так устроены.
   - Что ты в твои годы знаешь о женщинах! Много лет назад я вот так же ушел, и она начала думать о Ферзе. Наверно, я сделан не из того теста.
   - Тогда Новая Мексика тем более вам подходит. Вы вернетесь оттуда "мужчиной с большой буквы". Подумайте об этом. Я обещаю последить за Дианой, да и дети не дадут ей вас забыть. Они только о вас и говорят. А я уж постараюсь, чтобы так было и впредь.
   - Все это очень заманчиво, - уныло согласился Эдриен, - но я чувствую, что сейчас она еще дальше от меня, чем при жизни Ферза.
   - Так будет некоторое и даже довольно длительное время. Нов конце концов это пройдет, дядя. Честное слово!
   Эдриен долго молчал, затем объявил:
   - Динни, если Халлорсен согласится, я еду.
   - Он согласится. Дядя, нагнитесь, я должна вас расцеловать.
   Эдриен нагнулся. Поцелуй пришелся ему в нос. Привратник кашлянул...
   Возвращение в Кондафорд состоялось после полудня. Отъезжающие расселись в прежнем порядке, машину снова вел Ален. Все эти сутки он держался чрезвычайно тактично, ни разу не сделал Динни предложения, и она была ему за это соответственно благодарна. Покоя хотелось не только Диане, но и ей, Ален уехал в тот же вечер, Диана с детьми - на другой день, и в Кондафорде, куда после длительного пребывания в Шотландии вернулась Клер, остались только свои. И все-таки Динни не обрела покоя. Теперь, когда забота о несчастном Ферзе свалилась с нее, девушку угнетала и мучила мысль о Хьюберте. Поразительно, каким неиссякаемым источником тревог была эта нависшая над семьей угроза! Хьюберт и Джин писали с Ист Кост жизнерадостные письма. По их словам, они нисколько не волновались. Зато Динни волновалась. И она знала, что ее мать и отец - особенно отец - тоже волнуются. Клер не столько волновалась, сколько злилась, и злость подстегивала ее энергию: по утрам она ходила с отцом охотиться на лисят, а потом, взяв машину, удирала к соседям, откуда нередко возвращалась уже после обеда. Она была самым жизнерадостным членом семьи, и ее охотно приглашали. Динни жила наедине со своими тревогами. Она написала Халлорсену насчет Эдриена и послала обещанную фотографию, которая запечатлела ее в парадном туалете два года тому назад, когда обеих сестер из соображений экономии одновременно представили ко двору. Халлорсен незамедлительно ответил:
   "Фотография изумительная. Что может быть приятней для меня, чем поездка с вашим дядей? Сейчас же свяжусь с ним".
   И подписался:
   "Ваш неизменно покорный слуга".
   Динни прочитала письмо с благодарностью, но без всякого трепета, за что и выругала себя бесчувственной скотиной. Успокоенная таким образом относительно Эдриена, - она знала, что заботу о годичном отпуске можно целиком возложить на Хилери, - девушка сосредоточила все свои мысли на Хьюберте. Ее все сильнее одолевали недобрые предчувствия. Она пыталась доказать себе, что это - следствие ее бездеятельной жизни, истории с Ферзом и постоянного нервного возбуждения, в котором тот ее держал, но все эти объяснения были неубедительны. Если уж здесь Хьюберту верят так мало, что власти готовы его выдать, то на что же рассчитывать ему там? Динни украдкой склонялась над картой Боливии, словно очертания этой страны могли помочь проникнуть в психику ее жителей. Девушка никогда не любила Кондафорд более пылко, чем в эти трудные дни. Поместье - майорат. Если Хьюберта выдадут, осудят, уморят в тюрьме или он будет убит одним из этих погонщиков мулов, а у Джин не окажется сына, Кондафорд перейдет к старшему из детей Хилери - двоюродному брату Динни, которого она видела всего несколько раз: мальчик учился в закрытой школе. Имение, правда, останется в семье, но для Динни оно будет потеряно. Судьба ее любимого дома была неотделима от судьбы Хьюберта. Девушка возмущалась тем, что думает о себе, когда над
   Хьюбертом нависла бесконечно более страшная угроза, но все-таки не могла отделаться от мысли о Кондафорде.
   Однажды утром она попросила Клер отвезти ее в Липпингхолл. Динни терпеть не могла сама водить машину - и не без основания: присущая ей манера замечать все, мимо чего она проезжала, нередко навлекала на нее неприятности. Сестры прибыли к завтраку. Леди Монт, садившаяся за стол, приветствовала их восклицанием:
   - Мои доро'ие, как досадно! Вы же не едите морковь... Вашего дяди нет дома... Она так очищает. Блор, вз'ляните, нет ли у О'юстины жареной дичи. Да, еще! Попросите ее, Блор, приготовить те чудесные блинчики с вареньем, которых мне нельзя есть.
   - Бога ради, тетя Эм, ничего такого, что вам нельзя есть!
   - Мне сейчас ниче'о нельзя есть. Ваш дядя поправляется, поэтому я должна худеть. Блор, подайте поджаренный хлеб с тертым сыром и яйцами, вино и кофе.
   - Но этого слишком много, тетя Эм!
   - И вино'рад, Блор. И папиросы - они наверху, в комнате мистера Майкла. Ваш дядя их не курит, а я курю си'ареты с фильтром, поэтому они не убывают. Да, еще, Блор...
   - Да, миледи?
   - Коктейли, Блор.
   - Тетя Эм, мы не пьем коктейлей.
   - Нет, пьете. Я сама видела. Клер, ты плохо вы'лядишь. Ты тоже худеешь?
   - Нет. Я просто была в Шотландии, тетя Эм.
   - Значит, ходила на охоту и рыбную ловлю. Ну, ступайте, про'уляйтесь по дому. Я вас подожду.
   Прогуливаясь по дому. Клер спросила Динни:
   - Скажите на милость, где это тетя Эм приучилась глотать "г"?
   - Папа как-то рассказывал, что в ее школе непроглоченное "г" считалось худшим грехом, чем проглоченное "р". Тогда ведь в моду входило все сельское - протяжный вы'овор, охотничьи ро'а и всякое дру'ое. Она чудная, правда?
   Клер, подкрашивая губы, кивнула.
   Возвращаясь в столовую, они услышали голос леди Монт:
   - Брюки Джеймса, Блор.
   - Да, миледи?
   - У них такой вид, словно они сваливаются. Займитесь ими.
   - Да, миледи.
   - А, вот и вы! Динни, твоя тетя Уилмет собирается погостить у Хен. Они будут расходиться во мнениях на каждом у'лу. Вы получите по холодной куропатке. Динни, что ты решила насчет Алена? Он такой интересный, а завтра у не'о кончается отпуск.
   - Ничего я не решила, тетя Эм.
   - Вот это и плохо. Нет, Блор, мне дайте морковь. Ты не намерена выйти за не'о замуж? Я слышала, у не'о есть перспективы. Какое-то наследство в Уилтшире. Дело в верховном суде. Он является сюда и не дает мне покоя раз'оворами о тебе.
   Под взглядом Клер Динни оцепенела. Вилка ее повисла в воздухе.
   - Если ты не примешь мер, он добьется перевода в Китай и женится на дочке судово'о казначея. Говорят, в Гонкон'е таких полно. Да, мой портулак по'иб - Босуэл и Джонсон полили его фекальным раствором. Они совершенно лишены обоняния. Знаешь, что они однажды сделали?
   - Нет, тетя Эм.
   - Заразили сенной лихорадкой мое'о племенно'о кролика - чихнули над клеткой, и бедняжка издох. Я предупредила их об увольнении, но они не ушли. И не уходят, представляешь себе! А ты собираешься осупружиться. Клер?
   - Тетя Эм, что за выражение?
   - Я нахожу е'о довольно приятным. Оно так часто попадается в этих невоспитанных газетах. Итак, ты собираешься замуж?
   - Конечно, нет.
   - Почему? У тебя нет времени? Нет, все-таки не люблю морковь - она такая однообразная. Но у ваше'го дяди сейчас такой период... Я должна быть предусмотрительна. По существу, ему уже пора выйти из него.
   - Он и вышел, тетя Эм. Дяде Лоренсу - шестьдесят девять. Разве вы не знали?
   - Он еще не подает никаких признаков. Блор!
   - Да, миледи.
   - Можете идти.
   - Да, миледи.
   Когда дверь закрылась, леди Монт сказала:
   - Есть некоторые темы, которых при Блоре нельзя касаться, - противозачаточные меры, ваш дядя и прочее. Бедная киска!
   Она поднялась, подошла к окну и сбросила кошку на цветочную клумбу.
   - Как любовно к ней относится Блор! - шепнула Динни сестре.
   - Мужчины, - объявила леди Монт, возвращаясь, - сбиваются с пути и в сорок пять, и в шестьдесят пять, и еще не знаю ко'да. Я нико'да не сбивалась с истинно'о пути, но мы думали об этом с пастором.
   - Он теперь очень одинок, тетя?
   - Нет, - отрезала тетя Эм. - Он развлекается. Он очень часто заходит к нам.
   - Вот было бы замечательно, если бы о вас начали сплетничать!
   - Динни!
   - Дяде Лоренсу это понравилось бы.
   Леди Монт впала в оцепенение.
   - Где Блор? - воскликнула она. - Я все-таки съем блинчик.
   - Вы отослали Блора.
   - Ах да!
   - Позвонить, тетя Эм? - предложила Клер. - Кнопка как раз под моим стулом.
   - Я поместила ее там из-за твое'о дяди. Он пытался мне читать "Путешествия Гулливера". А это непристойно.
   - Меньше, чем Рабле или даже Вольтер.
   - Как! Ты читаешь непристойные кни'и?
   - Но это же классики.
   - Есть еще какая-то кни'а - "Ахиллес" - или что-то в этом роде. Твой дядя купил ее в Париже, но в Дувре ее отобрали. Ты читала?
   - Нет, - сказала Динни.
   - Я читала, - вмешалась Клер.
   - Не следовало бы, судя по тому, что мне рассказывал твой дядя.
   - Ну, сейчас все все читают, тетя. Это не имеет никакого значения.
   Леди Монт поочередно окинула взором племянниц и глубокомысленно заметила:
   - Но ведь есть же библия. Блор!
   - Да, миледи?
   - Кофе подайте в холл к ти'ру, Блор. И подбросьте что-нибудь в камин для запаха. Где мое виши?
   Леди Монт выпила свой стакан виши, и все поднялись.
   - Просто как в сказке! - шепнула Клер на ухо Динни.
   - Что вы предпринимаете насчет Хьюберта? - спросила леди Монт, усаживаясь у камина в холле.
   - Обливаемся холодным потом, тетя.
   - Я велела Уилмет по'оворить с Хен. Вы же знаете, она встречается с особами королевской фамилии. Существует, наконец, авиация. Почему он не улетит?
   - Сэр Лоренс внес за него залог.
   - Лоренс не будет возражать. Мы можем обойтись без Джеймса - у не'о аденоиды - и нанять одно'о садовника вместо Босуэла и Джонсона.
   - Но Хьюберт будет возражать.
   - Люблю Хьюберта, - объявила леди Монт. - Он женился слишком быстро... Сейчас запахнет.
   Появился Блор с кофейницей и папиросами. За ним шествовал Джеймс с кипарисовым поленом. Наступила благоговейная тишина - леди Монт заваривала кофе.
   - Сколько сахару, Динни?
   - Две ложечки, пожалуйста.
   - Я кладу себе три. Знаю, знаю - от это'о полнеют. Тебе, Клер?
   - Одну.
   Девушки отхлебнули. Клер охнула:
   - Потрясающе!
   - О да! Тетя Эм, а ведь у вас кофе несравнимо лучше, чем у других.
   - Ты права, - сказала тетка. - Я так рада за несчастно'о Ферза: в конце концов, он мог вас просто покусать. Теперь Эдриен женится на ней. Это так отрадно.
   - Это будет не так скоро, тетя Эм. Дядя Эдриен едет в Америку.
   - Зачем?
   - Мы все считаем, что так лучше всего. Он сам - тоже.
   - Ко'да он вознесется на небо, с ним надо отправить провожато'о, иначе он не попадет в рай, - сказала леди Монт.
   - Ну, уж ему-то там уготовано место.
   - Это еще вопрос. В прошлое воскресенье пастор произнес проповедь на эту тему.
   - Он хорошо говорит?
   - Как тебе сказать? Приятно.
   - По-моему, проповеди ему писала Джин.
   - Пожалуй. В них была изюминка. От ко'о я подхватила это слово?
   - Наверное, от Майкла, тетя.
   - Он вечно нахватается всякой всячины. Пастор сказал, что мы должны уметь отрешаться от себя. Он часто приходит сюда позавтракать.
   - Чтобы вкусно поесть?
   - Да.
   - Сколько он весит, тетя Эм?
   - Без одежды - не знаю.
   - А в одежде?
   - О, страшно мно'о! Он собирается писать кни'у.
   - О чем?
   - О Тесбери. У них была в роду дама, - правда, не Тесбери, а Фицхерберт, которую все уже похоронили, а она оказалась во Франции. Был еще один - он участвовал в сражении при Спагетти - нет, дру'ое слово. Я все'да вспоминаю о нем, если О'юстина подает слишком жирный суп.
   - При Наварине. А он действительно сражался?
   - Да, хотя кое-кто утверждает противное. Пастор собирается это выяснить. Потом был еще один - ему отсекли голову, и он не позаботился упомянуть об этом в хрониках. Но наш пастор раскопал эту историю.
   - В чье царствование это случилось?
   - Я не мо'у запоминать все царствования, Динни. При Эдуарде Шестом или Эдуарде Четвертом - почем я знаю... Он был сторонник Красной розы. Затем был еще какой-то, который женился на одной из наших. Е'о звали Роланд или в этом роде. Он натворил что-то страшное, и у не'о отобрали землю. Он не признал короля главой церкви. Что это значит?
   - При государе-протестанте это значило, что он католик.
   - Сначала сож'ли е'о дом. О нем упоминается в "Mercurius rusticus" [11] или в какой-то дру'ой книг'е. Пастор утверждает, что е'о у нас очень любили. Не помню, что было сперва - то ли дважды сож'ли е'о дом, то ли о'рабили. Там был еще ров с водой. Есть даже список все'о, что взяли.
   - Как интересно!
   - Варенье, и серебро, и цыплят, и белье, и даже зонтик или что-то смешное в этом роде.
   - Когда все это было, тетя?
   - Во время гражданской войны. Он был роялистом. Вспомнила - это'о звали не Роланд, а по-дру'ому. Ее звали Элизабет, как тебя, Динни. История повторяется.
   Динни смотрела на полено в камине.
   - Потом был еще последний в роду адмирал при Виль'ельме Четвертом, который умер пьяным. Не Виль'ельм, а он. Пастор это отрицает. Он и пишет для то'о, чтобы это опровер'нуть. Он говорит, что адмирал прозяб и выпил от простуды рому, а ор'анизм не сработал. Где я подхватила это слово?
   - Я иногда употребляю его, тетя.
   - Ну, конечно. Так что у не'о целая масса выдающихся предков, не считая всяких обыкновенных, и они восходят прямо к Эдуарду Проповеднику или кому-то еще. Пастор хочет доказать, что Тесбери древнее нас. Какая нелепость!
   - Не волнуйтесь, милая тетя! - замурлыкала Клер. - Ну кто станет это читать?
   - Не скажи. Он просто любит разы'рывать сноба - это е'о поддерживает. А, вот и Ален! Клер, ты видела мой портулак? Не пойти ли нам посмотреть?
   - Тетя Эм, вы бесстыдница, - шепнула Динни ей на ухо. - И потом, это ни к чему.
   - Помнишь, что нам твердили по утрам в детстве? Час терпеть - век жить. Клер, подожди, я возьму шляпу.
   - Итак, ваш отпуск кончен, Ален? - спросила Динни, оставшись наедине с молодым человеком. - Куда вас направляют?
   - В Портсмут.
   - Это хорошо?
   - Могло быть хуже. Динни, я хочу поговорить с вами о Хьюберте. Если дело плохо обернется в суде, что тогда?
   Динни разом утратила свою "шипучесть". Она опустилась на подушку перед камином и подняла на Алена встревоженный взгляд.
   - Я наводил справки, - продолжал молодой Тесбери. - В таких случаях дается отсрочка на две-три недели, чтобы министр внутренних дел мог ознакомиться с решением суда. Как только он утверждает его, виновного немедленно выдают. Отправляют обычно из Саутгемптона.