Голсуори Джон. Конец главы

   Гигант нахмурился, и вид у него стал такой озабоченный, что Эдриен решил: "Во всяком случае, человек он честный".
   Халлорсен с расстановкой произнес:
   - Не понимаю, куда вы метите.
   - Вы, кажется, сами выбрали моего племянника.
   - Да. Из двадцати других.
   - Совершенно верно. Значит, вы выбрали не того, кого нужно?
   - Несомненно.
   - Плохо разбираетесь в людях?
   Халлорсен рассмеялся.
   - Ловко подцепили, господин хранитель. Но я не из тех, кто афиширует собственные ошибки.
   - Вам нужен был, - сухо заключил Эдриен, - человек, лишенный чувства жалости. Вы его не получили, полагаю?
   Халлорсен вспыхнул:
   - Вряд ли мы найдем общий язык, сэр. Позволите собрать мои черепа? Весьма признателен за любезность.
   Через несколько минут он ушел.
   Эдриен остался наедине со своими довольно противоречивыми впечатлениями. Этот человек оказался лучше, чем он предполагал. Физически - великолепный экземпляр, в смысле интеллекта - заслуживает внимания, а нравственно... Что ж, типичный представитель нового мира, в котором каждая ближайшая цель, пока она не достигнута, - самое важное на свете, а достижение этой цели - важнее способов, какими она достигается. "Жалость! - думал Эдриен. - Какая там жалость в собачьей драке! И всетаки он неправ: надо же быть милосердным, нельзя так накидываться на человека в прессе. Чересчур много в тебе эгоизма, приятель Халлорсен!"
   И, размышляя об этом, он спрятал челюсть в шкаф.
   V
   Динни направлялась к церкви святого Августина в Лугах. В этот прекрасный день нищета прихода, по которому она шла, казалась особенно безотрадной девушке, привыкшей к картинам сельской жизни. Тем более поразила ее жизнерадостность детей, игравших на мостовой. Спросив у одного из них, где живет священник, она пошла дальше в сопровождении целых пяти. Они не отстали от нее и тогда, когда Динни позвонила, из чего она сделала вывод, что ими руководят не вполне альтруистические побуждения. Ребятишки действительно попытались даже войти вместе с ней в дом и убежали лишь после того, как получили от нее по пенни каждый. Девушку провели в опрятную комнату, которая выглядела так, словно ей приятно, что у кого-то нашлось время в нее заглянуть.
   Динни остановилась перед репродукцией "Мадонна со св. Франциском" Кастельфранко и принялась ее рассматривать, как вдруг услышала: "Динни!" - и увидела тетю Мэй. У миссис Хилери Черрел был ее обычный вид - вид человека, который старается одновременно попасть в три места, но лицо дышало непринужденным спокойствием и неподдельной радостью: она любила племянницу.
   - Приехала за покупками, дорогая?
   - Нет, тетя Мэй. Хочу, чтобы дядя Хилери представил меня одному человеку.
   - Твой дядя вызван в полицейский суд.
   Динни забурлила. Первый пузырек поднялся на поверхность.
   - Как! Что он наделал, тетя Мэй?
   Миссис Хилери улыбнулась:
   - Покуда ничего, но я не ручаюсь за Хилери, если судья окажется недостаточно сговорчивым. Одну из наших прихожанок обвиняют в том, что она приставала к мужчинам.
   - Не к дяде же Хилери!
   - Нет, дорогая, думаю, что не к нему. Твой дядя просто должен отстоять ее репутацию.
   - А ее можно отстоять, тетя Мэй?
   - В том-то весь вопрос. Хилери утверждает, что можно, но я не очень уверена.
   - Мужчины всегда слишком доверчивы. Кстати, мне никогда не приходилось бывать в полицейском суде. Я не прочь сходить туда за дядей Хилери.
   - Вот и прекрасно. Мне как раз самой нужно в ту же сторону. Дойдем до суда вместе.
   Через пять минут они уже шли по улочкам, еще более поразившим Динни, которой до сих пор была знакома лишь живописная бедность деревень.
   - Я раньше не представляла себе, - внезапно сказала она, - что Лондон - это словно кошмарный сон...
   - От которого не избавишься, встав с постели. Почему бы, при нашей безработице, не создать национальный комитет по перестройке трущоб? Затраты оправдались бы меньше чем за двадцать лет. Политики проявляют чудеса энергии и принципиальности, пока они не в правительстве. Стоит им войти в него, как они становятся просто придатком машины.
   - Они ведь не женщины, милая тетя.
   - Ты потешаешься надо мной, Динни?
   - Что вы! Нет. Женщины не знают той боязни трудностей, которая присуща мужчинам. У женщины трудности - всегда осязаемые, материальные, у мужчины - теоретические, отвлеченные. Мужчины вечно твердят: "Ничего не выйдет!" Женщины - никогда. Они сперва берутся за дело, а уж потом решают, выйдет или не выйдет.
   Миссис Хилери немного помолчала.
   - Мне кажется, женщины больше живут настоящей минутой. Взгляд у них острее, а чувства ответственности меньше.
   - Ни за что бы не согласилась быть мужчиной.
   - Это утешительно, дорогая. Но в целом им все-таки легче живется, даже сейчас.
   - Это они так думают. Я в этом сомневаюсь. По-моему, мужчины ужасно похожи на страусов. Они лучше, чем мы, умеют не видеть того, что не хотят видеть, но я не считаю это преимуществом.
   - Может быть, и сочла бы, Динни, поживи ты в Лугах.
   - Я в Лугах и дня бы не протянула, милая тетя.
   Миссис Хилери внимательно посмотрела на свою племянницу по мужу. Девушка слишком хрупка, это верно. Того и гляди переломится. А все же Б ней чувствуется порода и дух господствует над плотью. Такие часто оказываются стойкими, и любые удары жизни от них отлетают.
   - Не уверена в этом, Динни, - порода у вас крепкая. Будь это не так, твоего дяди давно бы уж не было в живых. Ну, вот и полицейский суд. К сожалению, я не могу зайти - тороплюсь. Но там с тобой все будут любезны. Это очень человечное, хотя и несколько неделикатное учреждение. Не прислоняйся также к тем, кто сидит рядом.
   Брови Динни приподнялись:
   - Вши, тетя Мэй?
   - Боюсь уверять тебя в противном. Если сможешь, возвращайся к чаю.
   И миссис Хилери ушла.
   Аукцион и биржа человеческой неделикатности был битком набит: у публики безошибочное чутье на все драматическое, и дело, по которому Хилери выступал в качестве свидетеля, не могло не привлечь ее, так как касалось вопроса о полномочиях полиции. Допрашивали уже второго свидетеля, когда Динни заняла последние еще свободные пятнадцать квадратных дюймов прохода. Соседи справа напомнили ей детскую песенку: "Пекарь, мясник и ламповщик". Слева от нее стоял высокий полисмен. В толпе, заполнявшей зал, было много женщин. В спертом воздухе пахло заношенной одеждой. Динни посмотрела на судью, тощего, словно вымоченного в уксусе, и удивилась, почему он не распорядится поставить себе на стол курильницу с чем-нибудь ароматическим. Потом перевела взгляд на скамью подсудимых. У скамьи стояла опрятно одетая девушка ее роста и примерно того же возраста. Довольно красивое лицо, только рот, пожалуй, слишком чувственный, - не очень выгодное обстоятельство в ее положении. Динни нашла, что волосы у обвиняемой скорее светлые. Девушка стояла неподвижно. На щеках - багровые пятна, в глазах - испуг и растерянность. Выяснилось, что зовут ее Миллисент Пол. Как услышала Динни, констебль обвинял девушку в том, что та приставала к мужчинам на Юстен-род, хотя никто из пострадавших в суд не явился; В свидетельской ложе молодой человек, похожий на содержателя табачной лавочки, подтверждал, что видел, как девушка прохаживалась взад и вперед по тротуару. Он приметил ее, как "лакомый кусочек". Ему показалось, что она была встревожена и словно что-то искала.
   Не хотел ли свидетель сказать "кого-то"?
   "Что-то" или "кого-то" - откуда ему знать. Нет, в землю она не смотрела, нет, не наклонялась; мимо него, во всяком случае, прошла и даже не оглянулась. Заговорил ли он с ней? Вот еще не хватало! Что он там делал? Да ничего - просто запер лавку и стоял, дышал воздухом. Видел он, чтобы она с кем-нибудь заговаривала? Нет, не видел. Он вообще простоял там недолго.
   - Преподобный Хилери Черруэл.
   Динни увидела, как с одной из скамей поднялся дядя и вошел под балдахин свидетельской ложи. Вид у него был энергичный, он мало напоминал священника, и Динни с удовольствием остановила взгляд на его длинном решительном лице, морщинистом и слегка насмешливом.
   - Ваше имя Хилери Черруэл?
   - Черрел, с вашего позволения.
   - Понятно. Вы викарий церкви святого Августина в Лугах?
   Хилери поклонился.
   - Давно?
   - Тринадцать лет.
   - Вы знаете обвиняемую?
   - С детства.
   - Мистер Черрел, изложите, пожалуйста, все, что вам о ней известно.
   Динни увидела, как дядя решительно повернулся лицом к судье.
   - Ее родители, сэр, были люди, которых я всячески уважал. Они хорошо воспитали своих детей. Отец ее был сапожник - бедняк, конечно; в моем приходе все бедняки. Могу также сообщить, что он умер от нищеты пять лет тому назад, мать - шесть. Обе их дочери жили с тех пор под моим наблюдением - более или менее. Они служат у Петтера и Поплина. Дурных отзывов о Миллисент я у себя в приходе не слышал. Насколько мне известно, она хорошая, честная девушка.
   - Полагаю, мистер Черрел, у вас было не так уж много случаев судить об этом?
   - Видите ли, я посещаю дом, где она живет с сестрой. Если бы вы его видели, сэр, вы бы согласились, что лишь человек, обладающий достаточной долей самоуважения, способен достойно вести себя в таких условиях.
   - Она ваша прихожанка?
   Улыбка мелькнула на губах Хилери и отразилась на лице судьи.
   - Едва ли, сэр. В наше время молодежь чересчур дорожит своими воскресными днями. Но Миллисент - одна из тех, кто проводит праздники в нашем доме отдыха в Доркинге. Там всегда бывают очень порядочные девушки. Жена моего племянника миссис Майкл Монт, которая заведует домом, дала о ней прекрасный отзыв. Не разрешите ли мне огласить его?
   "Дорогой дядя Хилери,
   Вы спрашивали о Миллисент Пол. Она гостила у нас три раза, и сестрахозяйка утверждает, что она славная девушка и совсем не легкомысленная. У меня создалось такое же впечатление".
   - Итак, мистер Черрел, по вашему мнению, в данном случае была допущена ошибка?
   - Да, сэр, я в этом убежден.
   Девушка у скамьи подсудимых поднесла к глазам платок. И Динни с внезапным возмущением почувствовала, насколько унизительно положение девушки. Стоять вот так перед всеми этими людьми, даже если она совершила то, в чем ее обвиняют! Почему она не вправе предложить мужчине составить ей компанию? Ведь его же никто не заставляет соглашаться.
   Высокий полисмен зашевелился, искоса взглянул на Динни, словно почуяв не слишком ортодоксальный образ мыслей, и откашлялся.
   - Благодарю вас, мистер Черрел.
   Хилери вышел из свидетельской ложи, заметил племянницу и помахал ей рукой. Динни поняла, что слушание дела закончено и судья сейчас вынесет приговор. Он сидел молча, сложив вместе кончики пальцев обеих рук и пристально глядя на девушку, которая перестала утирать слезы и в свою очередь уставилась на него. Динни затаила дыхание. Еще минута - и на чашу весов ляжет человеческая жизнь! Высокий полисмен переступил с ноги на ногу. Кому он сочувствует - сослуживцу или девушке? Всякое перешептывание в зале прекратилось. Слышался только скрип пера. Судья разжал кончики пальцев и заговорил:
   - Состав преступления отсутствует. Подсудимая освобождается. Можете идти.
   Девушка всхлипнула. Справа от Динни "ламповщик" прохрипел:
   - Ну и ну!
   - Эх! - выдавил высокий полисмен.
   Динни увидела, что дядя провожает девушку. Проходя мимо племянницы, он улыбнулся:
   - Подожди меня, Динни... Освобожусь через две минуты.
   Выскользнув в коридор вслед за высоким полисменом, Динни остановилась, ожидая дядю. При виде того, что ее окружало, у девушки мурашки поползли по коже, словно ей предстояло пойти ночью зажечь свет в кухне. Запах карболки щипал ей ноздри. Динни отошла поближе к выходу. Полисмен с сержантскими нашивками осведомился:
   - Чем могу служить, мисс?
   - Благодарю вас, я жду дядю. Он сейчас выйдет.
   - Его преподобие?
   Динни кивнула.
   - Хороший человек наш священник. А девушку выпустили?
   - Да?
   - Что ж, бывают ошибки. Да вот и он, мисс.
   Хилери подошел к Динни и взял ее под руку.
   - А, сержант! - воскликнул он. - Как хозяйка?
   - Превосходно, сэр. Вызволили-таки девчонку?
   - Да. Теперь можно и трубку выкурить. Пойдем, Динни, - сказал Хилери и, кивнув сержанту, вывел девушку на воздух.
   - Как тебя занесло сюда, Динни?
   - Я зашла за вами, дядя. Тетя Мэй проводила меня. Эта девушка в самом деле не виновата?
   - Почем я знаю? Но осудить ее - значит прямиком толкнуть в ад. Она должна за квартиру, сестра у нее болеет. Постой минутку, я закурю.
   Он выпустил клуб дыма и снова взял Динни под руку:
   - Что я могу сделать для тебя, дорогая?
   - Представьте меня лорду Саксендену.
   - Бантамскому петуху? Зачем?
   - Чтоб он помог Хьюберту.
   - Собираешься обольстить его?
   - Так вы устроите мне встречу с ним?
   - Я учился с Петухом в Хэрроу. Он тогда был только баронетом. С тех пор мы не виделись.
   - Но у вас же в кармане Уилфрид Бентуорт, а они соседи по имению.
   - Ну что ж! Полагаю, что Бентуорт даст мне к нему записку насчет тебя.
   - Нет, это не то, что нужно. Я должна встретиться с ним в обществе.
   - Гм, верно. Без этого тебе его не обольстить. О чем же все-таки идет речь?
   - О будущем Хьюберта. Мы обязаны дойти до самых верхов, пока еще не поздно.
   - Понимаю. Послушай, Динни, Лоренс - вот кто тебе нужен. Во вторник Бентуорт едет к нему в Липпингхолл охотиться на куропаток. Ты тоже могла бы поехать.
   - Я уже думала о дяде Лоренсе, но не хотела упустить случай повидаться с вами.
   - Дорогая, - воскликнул Хилери, - прелестные нимфы не должны вести таких речей: это ударяет в голову! Вот мы и пришли. Зайди выпей чаю.
   В гостиной Динни с удивлением увидела дядю Эдриена. Подобрав под себя длинные ноги, он сидел в углу в окружении двух молодых особ, по виду похожих на учительниц. Эдриен помахал Динни ложечкой и немедленно подошел к ней:
   - Можешь себе представить, Динни, кто явился ко мне сразу же после тебя? Сам злодей! Решил посмотреть моих перуанцев.
   - Что? Халлорсен?
   Эдриен протянул ей карточку: "Профессор Эдуард Халлорсен". Внизу карандашом приписано: "Отель "Пьемонт".
   - Он оказался приятнее, чем я думал, когда столкнулся с ним в Доломитах. Он был тогда такой здоровенный, весь заросший бородой. Я бы даже сказал, что он - неплохой парень, если к нему подобрать ключ. Вот я и решил с тобой посоветоваться: не стоит ли поискать к нему ключ?
   - Дядя, вы же не читали дневника Хьюберта!
   - А хотел бы прочесть.
   - Еще прочтете. Он, вероятно, будет опубликован.
   Эдриен тихо свистнул.
   - Обдумай все хорошенько, дорогая. Собачья драка интересна для всех, кроме собак.
   - Время Халлорсена истекло. Теперь очередь Хьюберта бить по мячу.
   - Прежде чем ударить по мячу, на него не вредно взглянуть, Динни. Разреши мне устроить небольшой обед. Диана Ферз пригласит нас к себе. Ночевать останешься у нее. Как насчет понедельника?
   Динни наморщила чуть вздернутый носик. Если на будущей неделе поехать в Липпингхолл, как она собирается, то в понедельник - удобнее всего. В конце концов, может быть, и стоит увидеться с этим американцем, до того как объявлять ему войну.
   - Хорошо, дядя. Я вам очень признательна. Если вы налево, можно мне с вами? Хочу повидать тетю Эмили и дядю Лоренса. Маунт-стрит - это вам по дороге.
   - Отлично. Подкрепляйся и пойдем.
   - Я уже подкрепилась, - ответила Динни и встала.
   VI
   Удача не покинула Динни, и она застала своего третьего по счету дядю на Маунт-стрит около его собственного дома, который он созерцал с таким видом, словно собирался его продавать.
   - А, Динни! Входи, входи. Твоя тетка хандрит и будет рада видеть тебя.
   Они вошли в холл, и сэр Лоренс прибавил:
   - Мне недостает старого Форсайта. Я как раз прикидывал, сколько запросить за дом, если мы решим сдать его на будущее лето. Ты не знала старого Форсайта, отца Флер. Это была фигура.
   - Что с тетей Эм, дядя Лоренс?
   - Ничего особенного, дорогая. Просто вид бедного старого дяди Катберта, вероятно, заставил ее призадуматься о будущем. А ты о нем задумываешься, Динни? В известном возрасте оно всегда кажется печальным.
   Сэр Лоренс распахнул дверь:
   - Дорогая, у нас Динни.
   Леди Эмили Монт стояла в своей отделанной панелями гостиной и метелочкой из перьев обмахивала какую-то семейную реликвию.
   На плече у нее сидел попугай. Она положила метелочку, с отсутствующим видом приблизилась к гостье, предупредила ее: "Не столкни Полли!" - и поцеловала племянницу. Попугай переместился на плечо к Динни, нагнул голову и вопросительно заглянул ей в лицо.
   - Он такой милый, - сказала леди Монт. - Ты не боишься, что он ущипнет тебя за ухо? Я так рада, что ты пришла, Динни. Я все время думаю о похоронах. Скажи, как ты себе представляешь за'робную жизнь?
   - А такая существует, тетя?
   - Динни! Ты меня просто убиваешь!
   - Может быть, те, кому она нужна, все-таки обретают ее.
   - Ты - вылитый Майкл. Он такой же рассудочный. Где ты поймал Динни, Лоренс?
   - На улице.
   - Ты становишься неприличен. Как твой отец, Динни? Надеюсь, он не заболел в этом ужасном Портминстере. Дом весь пропах мышами.
   - Мы все очень тревожимся за Хьюберта, тетя Эм.
   - Ах да, да, Хьюберт! Ты знаешь, он, по-моему, напрасно отсте'ал этих людей. Пристрелить их - куда ни шло, но пороть - это так грубо и старомодно!
   - А вам, тетя, не хочется отстегать возчиков, когда они бьют перегруженных лошадей на подъеме?
   - Конечно, хочется. Значит, вот они чем занимались!
   - На деле было еще хуже. Они выкручивали мулам хвосты, кололи их ножами и вообще зверски мучили бедных животных.
   - Неужели? Как хорошо, что он их отсте'ал! Впрочем, со дня, ко'да мы перевалили Гемми, я терпеть не мо'у мулов. Помнишь, Лоренс?
   Сэр Лоренс кивнул. Лицо его приняло нежное, чуть ироническое выражение, которое, как давно заметила Динни, всегда появлялось на нем в присутствии тети Эм.
   - Почему, тетя?
   - Они скатились на меня. Не все, конечно, а тот, на котором я до это'о ехала. Говорят, редко случается, чтобы мул, не споткнувшись, скатился на ко'о-нибудь.
   - Какой ужас, тетя!
   - Да, пренеприятно - внутри так все и холодеет. Как ты думаешь, Хьюберт приедет на будущей неделе в Липпин'холл пострелять куропаток?
   - Не думаю. Хьюберта сейчас никуда не вытащить. Настроение у него жуткое. А мне можно приехать, если у вас найдется местечко?
   - Разумеется. Места сколько у'одно. Считай сама: будут только Чарли Масхем со своей новой женой, мистер Бентуорт, Хен, Майкл с Флер, Диана Ферз, может быть, Эдриен и твоя тетка Уилмет. Ах да, забыла - еще лорд Саксенден.
   - Неужели? - воскликнула Динни.
   - А что? Он, по-твоему, недостаточно респектабелен?
   - Но, тетя, милая, это же замечательно! За ним-то я и гоняюсь!
   - Какое ужасное слово! Нико'да не слышала, чтоб так говорили. Кроме то'о, где-то существует леди Саксенден, хоть она и прикована к постели.
   - Что вы, тетя Эм! Я хочу увидеться с ним, чтобы он помог Хьюберту. Папа говорит, что ему достаточно пальцем шевельнуть.
   - Динни, ты и Майкл употребляете невозможные выражения. Каким пальцем?
   Сэр Лоренс нарушил каменное молчание, которое обычно хранил в присутствии жены:
   - Дорогая моя, Динни хочет сказать, что Саксенден - крупная закулисная фигура в военных делах.
   - Что он собой представляет, дядя Лоренс?
   - Бантам? Я познакомился с ним давным-давно - он тогда был еще мальчишкой.
   - Это меня чрезвычайно тревожит, - вставила леди Монт, отбирая у Динни попугая.
   - Тетя, милая, я в полной безопасности.
   - А лорд... э-э... Бантам тоже? Я так стараюсь, чтобы в Липпин'холле все было респектабельно. В этом смысле Эдриен внушает мне опасения, но... - она посадила попугая на камин, - ...он мой любимый брат. Для любимо'о брата пойдешь на все.
   - Да, на все, - подтвердила Динни.
   - Все будет в порядке, Эм, - вмешался сэр Лоренс. - Я присмотрю за Динни и Дианой, а ты - за Эдриеном и Бантамом.
   - Твой дядя год от году становится фривольнее, Динни. Он рассказывает мне невозможные вещи.
   Эмили стояла рядом с сэром Лоренсом, и муж взял ее под руку. "Как в шахматах: черный король и белая королева", - подумала Динни.
   - Ну, до свидания, Динни, - неожиданно объявила тетка. - Мне пора ложиться. Моя шведская массажистка с'оняет мне вес три раза в неделю. Я действительно начала худеть.
   Взгляд Эмили скользнул по Динни:
   - Интересно, а у тебя есть что с'онять?
   - Я толще, чем кажусь, милая тетя.
   - Я тоже. Это о'орчительно. Не будь твой дядя худ как жердь, я бы волновалась меньше.
   Она подставила девушке щеку. Та звонко поцеловала ее.
   - Какой приятный поцелуй! Меня уже мно'о лет так не целовали. Клюнут - и все. Идем, Полли, - сказала леди Монт и с попугаем на плече выплыла из комнаты.
   - Тетя Эм выглядит просто замечательно.
   - Да, дорогая. Полнота - ее навязчивая идея. Она сражается с ней не на жизнь, а на смерть. Стол у нас самый невероятный. В Липпингхолле легче: там командует Огюстина, а она осталась все такой же француженкой, какой мы привезли ее из нашего свадебного путешествия тридцать пять лет назад. До сих пор готовит так же, как птичка поет. К счастью, я ни от чего не толстею.
   - Тетя Эм не толстая.
   - Н-нет...
   - И она великолепно держится. Мы так не умеем.
   - Умение держаться исчезло вместе с Эдуардом, - заметил сэр Лоренс. Теперь все ходят вприпрыжку. Вы, молодые женщины, вечно подпрыгиваете, словно вот-вот вспорхнете куда-то и улетите. Я не раз думал, какая же походка войдет в моду после этой. Рассуждая логически - скачкообразная. Впрочем, все может перемениться, и вы опять начнете расхаживать с томным видом.
   - Дядя, все-таки что же за человек лорд Саксенден?
   - Он из тех, кто выиграл войну благодаря тому, что с его мнением никогда не соглашались. Ты же, наверно, таких встречала. "Конец недели провели у Кукеров. Приехали Кейперы и Гуэн Блендиш. Она была в ударе и много говорила о боях на польском фронте. Я, конечно, больше. Беседовал с Кейпером. Он убежден, что боши выдохлись. Не согласился с ним. Он напустился на лорда Т. Артура Проуза, приехавшего в воскресенье. Тот считает, что у русских теперь два миллиона винтовок, но нет патронов. Говорит, что война закончится к Новому году. Встревожен нашими потерями. Если бы он знал то, что знаю я! Была еще леди Трип с сыном, который потерял правую ногу. На редкость обаятельная женщина! Обещал заехать осмотреть ее госпиталь и посоветовать, как его наладить. В воскресенье очень приятно пообедали. Все были в отличной форме. После десерта играли. К вечеру приехал Эйлик. Утверждает, что последнее наступление стоило нам сорок тысяч человек, но французы потеряли больше. Я высказал мнение, что все это очень серьезно. Никто с ним не согласился".
   Динни расхохоталась.
   - Неужели такие бывали?
   - Еще бы, дорогая! Ценнейшие ребята! Что бы мы делали без их умения прятать концы в воду, без их выдержки и разговоров? Нет, кто сам этого т видел, тот в это не поверит. И вот такие выиграли войну. У Саксендена особенно большие заслуги. Он все время выполнял чрезвычайно полезную функцию.
   - Какую же?
   - Был на виду. Больше чем кто-либо другой, судя по тому, что он о себе рассказывает; помимо этого, он отличный яхтсмен, великолепно сложен и умеет это показать.
   - Заранее предвкушаю встречу с ним.
   - О встрече с людьми, подобными Бантаму, приятнее вспоминать, вздохнул сэр Лоренс. - Останешься ночевать, Динни, или поедешь домой?
   - Сегодня придется вернуться. Поезд отходит в восемь с Пэддингтонского вокзала.
   - В таком случае пройдемся по парку, на вокзале закусим, а потом я посажу тебя в поезд.
   - О, не беспокойтесь из-за меня, дядя Лоренс!
   - Отпустить тебя одну в парк и не воспользоваться случаем попасть под арест за прогулку с юной особой? Ни за что! Мы даже можем посидеть там и попытать счастья. У тебя как раз такой тип, из-за которого старички нарываются на неприятности. В тебе есть что-то боттичеллиевское, Динни. Идем.
   Наступил вечер, - в сентябре около семи часов уже смеркается, - когда они, ступая по увядшей траве, вошли под платаны Хайд-парка.
   - Слишком рано, - заметил сэр Лоренс. - Дневной свет нас спасает. Нарушение приличий принимается во внимание только с восьми. Сомневаюсь, стоит ли нам сидеть, Динни. А ты сумеешь распознать агента в штатском? Это совершенно необходимо. Прежде всего на нем котелок - чтобы кто-нибудь не стукнул по голове чересчур неожиданно. В уголовных романах эта штука всегда сваливается. Далее, он старается как можно меньше походить на агента. Рот энергичный - им в полиции бесплатно вставляют зубы. Глаза опушены, если, конечно, не вылуплены на тебя. Главная примета - равномерно опирается на обе ноги и держится так, словно проглотил линейку. Ботинки, разумеется, общепринятого фасона.
   Динни заворковала:
   - Я знаю, что мы можем сделать, дядя Лоренс. Инсценировать приставание! У Пэддингтонских ворот всегда стоит полисмен. Я немножко обгоню вас, а когда вы подойдете, начну к вам приставать. Что я должна говорить?
   Сэр Лоренс наморщил лоб:
   - Насколько мне помнится, что-нибудь вроде: "Как живем, котик? Свободен вечером?"
   - Итак, я подхожу и выпускаю всю обойму под носом у полисмена.
   - Он раскусит, в чем дело, Динни.
   - Идем на попятный?
   - Видишь ли, уже так давно никто не принимает всерьез моих предложений. Кроме того, "жизнь прекрасна, жизнь чудесна, не в тюрьме ж ее кончать".
   - Дядя, я разочаровываюсь в вас.
   - Я к этому привык, дорогая. Подожди, вот станешь серьезной и почтенной дамой и тоже будешь постоянно разочаровывать молодежь.
   - Но только подумайте, сколько дней подряд газеты посвящали бы нам целые полосы: "Инцидент с приставанием у Пэддингтонских ворот. Ложные ссылки на дядю". Неужели вы не жаждете оказаться лжедядей и оттеснить европейские события на последнюю страницу? Наделать хлопот полиции? Дядя, это малодушие!