‹Реальный комментарий к роману›
 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 
   С. 5.* В Гороховой улице… – Речь идет об одной из центральных улиц Петербурга (первоначальное название – 2-я Адмиралтейская перспектива; Гороховой стала называться в 1756 г. по имени купца Горохова, поставившего здесь первый каменный дом). Берет начало у Адмиралтейства и пересекает четыре административные части города (о частях см. также ниже, с. 568, примеч. к с. 297): 1-ю, 2-ю, 3-ю Адмиралтейские и Московскую. При этом 1-я и 2-я Адмиралтейские части, по свидетельству «Путеводителя» 1843 г., были «предназначены для жительства высшего класса общества, сановников, богатейших купеческих фамилий и иностранцев». «Присутственные места, канцелярии гражданского и военного управления, обширные магазины, лавки и лучшие кондитерские сосредоточены в двух Адмиралтейских частях, оттого и квартиры здесь гораздо дороже, чем в других частях». 3-я Адмиралтейская часть, включающая Никольский и Сенной
   485
   рынки, «отличается большею населенностью и может назваться главным пунктом промышленной деятельности Петербурга ‹…›. Жители ее принадлежат к среднему и низшему классу общества…». Кварталы же Гороховой ул. в Московской части (от Фонтанки до Звенигородской ул.) «представляют будто отдельный мир гражданских чиновников, отставных военных, искателей мест, ходатаев по делам и мелочных спекулянтов. Квартиры здесь дешевле и просторнее, хозяйки менее бранчивы и добрее, чем в центре города, оттого-то бессемейные люди преимущественно стараются приискивать себе здесь помещения на хлебах» (Пушкарев. С. 73-75).
   Гороховая ул. упоминается у А. С. Пушкина («Барышня-крестьянка»), М. Ю. Лермонтова («Княгиня Лиговская»), Н. В. Гоголя («Невский проспект» и др.), Ф. М. Достоевского («Бедные люди»); выразительное описание одного из домов на Гороховой оставил А. И. Герцен (письмо к Ю. Ф. Курута от 11 июня 1840 г. – Герцен. Т. XXII. С. 81). В 1840-х гг. И. С. Тургенев «задумал серию очерков о жизни „петербургских углов”, о сумрачном городе, о пестром люде, населяющем его центральные улицы и отдаленные кварталы». Среди записанных им «сюжетов» под третьим номером значилось: «Один из больших домов на Гороховой и т. д.» (Тургенев. Соч. Т. I. С. 415). На Гороховой же «поселил» Н. Г. Чернышевский героиню романа «Что делать?» Веру Павловну («в многоэтажном доме ‹…› между Садовой и Семеновским мостом»), сделав это, как предположил Ю. М. Лощиц, в полемических по отношению к гончаровскому роману целях: «Этой героине романа-утопии Чернышевского тоже будут сниться сны-мечты. Но обращенные не в прошлое, не к идиллической обстановке помещичьего быта, а в совершенно противоположную сторону…» (Лощиц. С. 190). На Гороховой проживали и Зуровы, герои ранней повести Гончарова «Лихая болесть» (1838) (см.: наст. изд., т. 1, с. 37, 640). О месте жительства Обломова Н. И. Соловьев писал: «Странно только, что автор поместил своего героя в Петербурге, да еще на самой многолюдной улице, на Гороховой; самое настоящее место его – в Москве, на какой-нибудь Спиридоновке; все, что идет на покой, отправляется в Москву» («Обломов» в критике. С. 169).
   С. 5. …даже в складки шлафрока. – Шлафрок (нем. Schlafrock) – просторная домашняя одежда без пуговиц
   486
   (халат), в которой не считалось предосудительным принимать гостей. Ср.: «У него была полная коллекция разных модных шлафроков ~ нарядившись в красивый парижский шлафрок…» (наст. изд., т. 5, с. 97). О шлафроке см.: Щурова И. В. Белый шлафрок и пунцовый фуляр // Рус. речь. 2000. № 4. С. 117-119.
   С. 12. …к Святой неделе… – Святая (Светлая) неделя (седмица) – первая неделя по Пасхе.
   С. 17. …вдохнул ароматы Востока… – Гончаров использует один из штампов так называемого светского романа. Ср. в романе В. С. Филимонова «Непостижимая» (СПб., 1841. Т. 1 . С. 119): «…для нее не нужны ни волшебные звуки, ни аромат Востока…», по поводу которого иронизировал В. Г. Белинский (см.: Белинский. Т. IV. С. 487-493).
   С. 17. Рейт-фрак – фрак для верховой езды (от нем. reiten – ездить верхом).
   С. 17. Ведь сегодня первое мая ~ едем в Екатерингоф. – «Первомайский праздник у городских жителей есть первое весеннее гулянье за городом в роще, где более катаются в экипажах, чем гуляют пешие ‹…›. Это гулянье, неизвестное в сельском быту на Руси, есть иностранное и новое…» (Снегирев. Вып. 3. С. 81). По свидетельству другого этнографа, «майское гулянье заведено жителями в позднее время; наши поселяне не знают и не ведают об нем. ‹…› Наши старые школьные майские праздники перешли к нам из Польши и Литвы. Тамошние maio?wki, recreacie maiowe поселились в прежней Киевской академии и оттуда распространились по духовным и светским училищам в XVIII столетии» (Сахаров. С. 266). В Петербурге ежегодное гулянье на 1 мая, ставшее традиционным при Петре I, проходило в Екатерингофе – парке на западной окраине города, заложенном в 1711 г. Пришедший к началу XIX в. в совершенное запустение, Екатерингоф был возрожден в 1823 г.: «Красивейшие постройки, павильон, беседки и вокзал были возведены молодым архитектором Монферраном ‹…›. В одно лето вырыт канал, по сторонам его сделана насыпь, отделяющая два пруда ‹…›. Против лежащий Гутуевский остров был тоже расчищен, и самые рыбачьи дома на нем возведены в стиле сельских строений окрестностей Рима» (Пыляев М. И. Старый Петербург. СПб., 1889. С. 86 (Репринт: М., 1991); ср. также упоминание Екатерингофского гулянья во «Фрегате „Паллада”» -
   487
   наст. изд., т. 2, с. 541; т. 3, с. 720-721). «Екатерингофское гулянье 1 мая любил и неизменно посещал император Николай I со всею царскою фамилиею. ‹…› За двором тянулась вся знать в Екатерингоф на гулянье, а за нею и вся остальная имущая масса. Цена коляски в этот день доходила до 25 рублей…» (Божерянов И. Н. Встреча лета в Екатерингофе / Божерянов И. Н., Никольский В. А. Петербургская старина: Очерки и рассказы. СПб., 1909. С. 34). «По старому, еще в давнее время установившемуся обычаю, – вспоминал А. Я. Алексеев-Яковлев, – в Екатерининском парке в день 1 мая происходило большое весеннее гулянье, сюда съезжались из города, приезжали также представители двора и дипломатического корпуса. Этот обычай сохранялся до конца восьмидесятых годов, когда прилегающие районы стали все больше застраиваться новыми заводами и фабриками ‹…›. Многотысячная толпа, направлявшаяся в Екатерингоф с чадами и домочадцами, переполняла прилегающие к нему улицы и бульвар по набережной Обводного канала. Вереница экипажей, собственных и наемных, с одетыми по-весеннему седоками тянулась по набережной Екатерининского канала, по Старо-Петергофскому проспекту, по шоссе вдоль Обводного канала, иначе говоря, вдоль всего Екатерингофского парка и по его центральным аллеям. Целая флотилия яликов, шлюпок, гичек и разных лодок плыла по Екатерининскому каналу и Фонтанке, направляясь к Екатерингофу. ‹…› „Лодочная публика” приставала к берегу Екатерингофа у так называемого Петровского домика, то есть у Летнего дворца Петра I, где и располагалась на начинавшей зеленеть травке, принимаясь за привезенные с со бой закуски. ‹…› На двух главных аллеях парка в разных концах гремели назначенные по наряду полковые оркестры в парадной форме и хоры военных песенников, тоже в ярких мундирах. В этот день открывался „Екатерингофский воксал”. На лужайках вертелись карусели, раздавались присказки „панорамщиков”, кричали, нарочито гнусавя, „петрушечники”, щелкали выстрелы у стрельбищ, шла бойкая торговля разнообразной мелочью ‹…›. Катались с деревянных гор, захаживали „в рогожные балаганы”…» (Русские народные гулянья по рассказам А. Я. Алексеева-Яковлева в записи и обработке Евг. Кузнецова. Л.; М., 1948. С. 37-38). Отчеты о гулянье ежегодно помещались в газетах и журналах; см., например: Цмнъ ‹Циммерман В.›
   488
   Первое мая в Петербурге // СПбВед. 1843. № 95. 1 мая.
   С. 18. Сегодня мы с ним в балете; он бросит букет. ~ Ах! ведь нужно ехать камелий достать… – Цветочные венки и букеты «впервые появились в Петербурге в сезон итальянской оперы 1843/1844 годов, ими осыпали Виардо, Рубини и Тамбурини наши знатные меломаны. Впоследствии букеты, войдя в моду, утратили свое лестное значение для артистов, и мания „цветобесия” была осмеяна графом В. А. Соллогубом в водевиле „Букеты” (в 1846 г.)» (РВ. 1881. Кн. 4. С. 605). Водевиль В. А. Соллогуба «Букеты, или Петербургское цветобесие. Шутка в одном действии» (СПб., 1845) содержал, в частности, такие куплеты:
 
Весь Петербург старается,
Хлопочет о цветах,
И столько их бросается,
Что зелено в глазах!
Сперва – певцов Италии
Все стали осыпать,
А там пошло и далее,
Во всех пошли швырять!
 
   (Там же. С. 16).
   Свидетельница «цветобесия» в первый сезон итальянской оперы, Евг. П. Майкова, писала в Париж В. Андр. Солоницыну 30 декабря 1843 г.: «Здесь Италианский театр производит такой фурор, о котором не имеют понятия за границею, и решительно все журналы говорят, что наша опера лучше всех европейских опер в мире. Viardo Garcia, говорят, выше и Гризи и Персиани; а Петров, Петров, говорят, на удивление поет, он один из русских участвует. Эти знаменитости бывают закиданы венками; на днях будет бенефис примадонны, и ей готовится венок из каменьев и бриллиантов в 30 тысяч р‹ублей›: в этом участвует царская фамилия и публика. Я не имею надежды услышать оперу, все абонировано; но наши дамы решаются ходить в кресла, а я готова отправиться в раек, только бы услышать Гарцию» (цит. по: Лица: Биогр. альм. СПб., 2001. Т. 8. С. 68). Ср.: «Ныне ввелся обычай в Италиянском театре бросать на сцену букеты цветов и цветочные гирлянды несравненной нашей Виардо-Гарции» (СПч. 1843. № 268. 27 нояб.). О том же увлечении (не прекращавшемся и позднее) писал «Современник»: «Итальянские певцы ввели у нас в большую моду цветы, венки и бриллианты. Со времени Рубини и Гарции в Петербурге
   489
   истреблено великое множество камелий, садовники начинают наживаться, наживаются и ювелиры. В итальянской опере и балете не проходит ни одного представления без цветов, а к концу театрального года лучший петербургский ювелир Вальян готовит обыкновенно венки, диадемы и браслеты, подносимые аристократической публикою. ‹…› Воспитание камелий сделалось ремеслом, и в газетных объявлениях появлялись целые трактаты об искусстве составлять букеты» (‹Без подписи›. Цветобесие // С. 1850. № 4. Отд. VI. С. 193-194). О «цветобесии» см. также: Яхонтов А. Н. Петербургская итальянская опера в 1840-х годах // Рус. старина. 1886. № 12. С. 743-744.
   С. 18. А дача! Утонула в цветах! Галерею пристроили, gothique. Летом, говорят, будут танцы, живые картины. – Как отметила Л. С. Гейро (см.: ЛП «Обломов». С. 651), Волков здесь и ниже (см.: наст. изд., т. 4, с. 19) перечисляет, насколько можно судить по роману К. К. Павловой «Двойная жизнь» (между 1844 и 1847 гг.), наимоднейшие увлечения высшего света: «Прошло уже несколько дней с тех пор, как Вера Владимировна переселилась в одно из тех милых готическо-фантастическо-китайских зданий, какими усеян Петровский парк. Тут также все соответствовало требованиям и условиям света. ‹…› Приближался день, который Вера Владимировна всегда праздновала, – день рождения Цецилии. И в этот раз она делала разные приготовления, чтобы его провести как можно веселее: обед, концерт, bal champetre ‹сельский бал – фр.›, ужин, – все только возможное учреждалось с большим старанием и с большими издержками. Веселие людей высшего круга неимоверно дорого» (Павлова К. Полн. собр. стихотворений. М.; Л., 1964. С. 252, 268. («Б-ка поэта»; Большая сер.)) По свидетельству М. И. Пыляева, в аристократических домах Петербурга «в Николаевское время славились домашние театры с балетами, живыми картинами ‹…› которые обставлялись иногда с царскою пышностью» (Пыляев М. И. Старое житье: Очерки и рассказы. СПб., 1897. С. 187. (Репринт: М., 1990. 2-е изд.)). На масленице живые картины ставились и в Михайловском театре (см. объявление об этом: СПч. 1843. № 73. 1 апр.).
   С. 19. Напрасно я забыть ее стараюсь / И страсть хочу рассудком победить… – Первые строки романса Д. Т. Ленского (впервые: Репертуар русских театров. СПб.,
   490
   1840. Т. 2. Отд. «Смесь». С. 27), известного в музыкальной обработке Вл. Арсеньева (1842), Н. Новикова (1843), Н. Ф. Вителяро (1851), К. А. Тарновского (1862). Другое название – «Я не могу ее забыть».
   С. 19. …только и слышишь: венецианская школа… – Венецианская – одна из основных художественных школ Италии, которую во время ее расцвета в середине XV-XVI вв. представляли семья Беллини, В. Карпаччо, Джорджоне, Тициан, П. Веронезе, Тинторетто, а в XVIII в. – Д. Б. Тьеполо, А. Каналетто, П. Лонги, Ф. Гварди.
   С. 19. …посижу да пообедаю у генерала…; см. также с. 440: …курьер от генерала… – В обиходе (не на службе) вместо гражданских наименований чинов часто использовались равные им по классу наименования военных чинов, например «майор» вместо «коллежский асессор» или «генерал» для тех, кто имел чины V класса и выше по Табели о рангах.
   С. 19. …ну а там… новая актриса, то на русском, то на французском театре. – Русским назывался Александринский театр (ныне пл. Островского, 2). В репертуаре театра в 1840-е гг. преобладали русские и переводные комедии и водевили, также историческая драма (Н. В. Кукольник, Н. А. Полевой, Р. М. Зотов и др.). Французский театр – Михайловский (ныне Театр оперы и балета им. М. П. Мусоргского; пл. Искусств, 1). Со времени открытия театра в ноябре 1833 г. в нем шли спектакли французской и немецкой драматических трупп. В течение длительного времени на Михайловской сцене играли выдающиеся французские актеры; французская труппа театра считалась одной из лучших в Европе. Репертуар определялся модными новинками парижской сцены, здесь шли «все лучшие и новейшие произведения театров Водевиля, Гимназии, Variet?s, Пале-Рояльского и больших бульварных (Porte St. Martin, Ambigu, Gaite) ‹…›. Французский театр отличался от других своею публикою: ложи бельэтажа заняты особами высшего круга, дипломатического корпуса и т. п.; в первом и во втором видим семейства образованного среднего класса; в креслах сидят знатные особы, военные и гражданские, офицеры гвардии, юные дипломаты и вообще раззолоченная молодежь; места за креслами наполнены публикою собственно французскою: артистами, конторщиками, ремесленниками, модными торговками…» (Театрал: Карманная книжка для любителей
   491
   театра. СПб., 1853. С. 55). Гончаров позднее в романе «Обрыв» (часть четвертая, глава V) с иронией отзывался о понятиях и философии, добытых «с досок Михайловского театра».
   С. 19. Вот опера будет, я абонируюсь. – Главной оперной сценой Петербурга был Большой (Каменный) театр (находился на Театральной пл., на месте нынешнего здания Консерватории). Абонемент в театр покупался на сезон, т. е. с октября до февраля-марта: театральные представления как в опере, так и в драме заканчивались на масленице, с началом Великого поста. Здесь речь идет об абонементах на спектакли итальянской оперной труппы, впервые выступавшей в Каменном театре в сезон 1843/1844 гг. (о времени действия в части первой романа см. ниже, с. 499-500, примеч. к с. 33). По свидетельству А. Н. Вольфа, «два абонемента, один на 30 представлений по понедельникам и пятницам, а другой на 15 по средам, были мгновенно расхватаны. На представления, в которых участвовали Виардо и Рубини, забирались в верхние ярусы и раек лица, никогда не бывавшие выше бельэтажа» (Вольф. Ч. 1. С. 107). О первом итальянском сезоне см. цикл рецензий Р. М. Зотова «Большой театр: Италиянские спектакли» (СПч. 1843. № 246, 247, 261, 262, 292, 293; 1844. № 18, 20), а также: Яхонтов А. Н. Петербургская итальянская опера в 1840-х годах. С. 735-748; Михайлов Н. Из прошлого итальянской оперы: (Воспоминания театрала) // Колосья. 1885. № 3. С. 301-310; Иванов М. М. Первое десятилетие постоянного итальянского театра в Петербурге в XIX веке (1843-1853 гг.) // Ежегодник императорских театров. Сезон 1893-1894 гг. Прил. Кн. 2. СПб., 1895. С. 55-95; Fisher. P. 105-106, 114-115. Ср. также в «Обыкновенной истории» обращенные к жене слова Петра Ивановича Адуева: «…говорят, на нынешнюю зиму ангажирован сюда Рубини; у нас будет постоянная итальянская опера; я просил оставить для нас ложу…» (наст. изд., т. 1, с. 459).
   С. 20. А не хотите ли со мной есть устриц?; см. также с. 183: …определяя весну привозом устриц и омаров… – Свежие устрицы доставлялись в Петербург весной, когда открывалась навигация и прибывали первые иностранные суда, т. е. как раз в то время, о котором здесь идет речь. Противопоставляя Петербург Москве (где свежие устрицы были недоступны), фельетонист «Северной пчелы»
   492
   писал: «Со времени заведения в Петербурге пароходства мы имеем устрицы и омары столь же свежие, как в Гавре и Фленсбурге…» (СПч. 1843. № 12. 16 янв.).
   С. 21. Это был господин в темно-зеленом фраке с гербовыми пуговицами, гладко выбритый… – В соответствии с «Положением о гражданских мундирах» (1834) мундир, вицмундир, мундирный фрак и сюртук гражданских чиновников почти всех ведомств (за несколькими исключениями) были темно-зеленого сукна; на «желтых» мундирных пуговицах изображался государственный герб. Мундирный фрак, двубортный, с отложным воротником, приравнивался к «вседневному» вицмундиру; в отличие от него парадный мундир имел стоячий воротник и шитье (см.: Шепелёв. С. 227-230). Об указе 1837 г. «О воспрещении гражданским чиновникам носить усы и бороду» см. ниже, с. 496-497, примеч. к с. 25.
   С. 21. Начальник отделения! – Речь идет о должности чиновника гражданской службы в подразделениях департаментов министерств (отделениях), которая, как правило, соответствовала чину VI класса (коллежского советника) по Табели о рангах.
   С. 21. …на будущий год в статские махнешь. – Статский советник – чин V класса по Табели о рангах.
   С. 21. Еще нынешний год корону надо получить; думал, за отличие представят, а теперь новую должность занял: нельзя два года сряду… – Речь может идти об орденах Св. Анны и Св. Станислава: знаком «возвышенного достоинства» для первой и второй степеней этих орденов служила императорская корона. Чиновник VI класса мог претендовать на получение ордена Св. Анны или Св. Станислава первой степени. Как производство в следующий классный чин (с занятием новой должности), так и получение следующего «в порядке постепенности» ордена осуществлялись либо по истечении положенного срока (обычно три года), либо до срока – «за отличия» (см.: Шепелёв. С. 333, 338, 346-347).
   С. 21. Вице-директор – министерский чиновник, наряду с директором возглавлявший департамент министерства (как правило, не ниже V класса по Табели о рангах, статский советник).
   С. 22. …в письмах отменили писать «покорнейший слуга», пишут «примите уверение»… – В труде Н. В. Варадинова «Делопроизводство, или Теоретическое и практическое
   493
   руководство к гражданскому и уголовному, коллегиальному и одноличному письмоводству, к составлению всех правительственных и частных деловых бумаг и к ведению самых дел с приложением к оным образцов и форм» (СПб., 1857), цензором которого был Гончаров и который был ему подарен автором 28 марта 1857 г. (см.: Летопись. С. 71; Библиотека. С. 25. № 28), обе формулировки существуют на равных правах. Лишь во втором издании книги Варадинова (СПб., 1873) примеры первой («покорнейший слуга») в количественном отношении значительно уступают примерам второй (см.: ЛП «Обломов». С. 652). Ср. также в более раннем издании: «Письма оканчиваются различно; впрочем, больше и чаще всего пишут: с истинным почтением имею честь быть, ваш покорный слуга, имя и прозвание; иногда прибавляют к истинному почтению и совершенную преданность» (Руководство к сочинению писем и деловых бумаг. С образцами, примерами и формами. М., 1847. Ч. 1. С. 65).
   С. 22. …формулярных списков по два экземпляра не велено представлять. – Формулярный список – послужной список (введен в 1798 г.), в который вносились сведения о рождении, происхождении, образовании, семейном положении, прохождении службы, наградах, отличиях, нахождении под судом и проч. Сенатским указом от 17 ноября 1841 г. была введена норма представления в Герольдию полного и краткого формулярных списков: «…губернские правления, прочие присутственные места и все вообще начальства, обязанные, на основании существующих узаконений, представлять в Герольдию послужные списки о состоящих в ведомстве их классных чиновниках, должны, сверх того, к 1 марта и к 1 сентября каждого года присылать туда же о службе означенных лиц и особые краткие списки» (ПСЗ. Т. 17. Отд. I. С. 836-837). Законодательные акты, упраздняющие данную норму, не издавались.
   С. 22. У нас прибавляют три стола и двух чиновников особых поручений. – Столом назывался особый разряд дел внутри отделений департаментов. Чиновник особых поручений – должность при директорах департаментов министерств (а также при губернаторах), предоставлявшая особые полномочия; исполнитель разовых поручений.
   С. 23. …тысяча двести рублей жалованья, особо столовых семьсот пятьдесят, квартирных шестьсот, пособия
   494
   девятьсот, на разъезды пятьсот да награды рублей до тысячи. – Жалованье чиновника VI класса обычно составляло 225 рублей серебром или около 800 рублей ассигнациями в год (о соотношении серебра и ассигнаций см. ниже, с. 504-505, примеч. к с. 44). Столовые же и квартирные деньги не являлись «общей принадлежностью содержания гражданских чинов» и определялись «не по чинам, но штатами и положениями для некоторых только должностей» или назначались какому-либо лицу «особыми высочайшими повелениями». Денежная награда не должна была превышать годового жалованья. Удостоенный этой награды мог быть представлен к чину или к ордену, но только «за особенное отличие» и «по действительным заслугам» (см.: ЛП «Обломов». С. 652). О жалованье чиновников, от высших до низших, см. также: Раскин. С. 609.
   С. 23. Голос, что ли, у тебя хорош? Точно итальянский певец! – Эта подробность важна в контексте многочисленных упоминаний на страницах романа об итальянской опере в Петербурге; см. выше, с. 488-489, 491, примеч. к с. 18, 19; ниже, с. 550-552, 576-577, примеч. к с. 179, 399. Отмечено: Fisher. P. 107.
   С. 23. Вон Пересветов прибавочные получает… – «Прибавочное за отличную службу жалование лично чиновникам назначается, соответственно ходатайству начальства и заслугам чиновников, с условием, пока удостоившийся сей награды будет находиться в настоящей должности или в том же ведомстве» (Свод законов Российской империи. СПб., 1842. Т. 3. С. 201).
   С. 23. …получу прогоны на пять лошадей, суточных рубля по три в сутки… – В соответствии с пунктом 1 «Правил для проезжающих на почтовых лошадях» таковые «должны иметь непременно подорожные, по установленной форме, на то число лошадей, какое им следует по званию». Как начальник отделения, т. е. чиновник VI класса, Судьбинский должен был получить прогоны на трех лошадей; пять лошадей, видимо, служили знаком благоволения начальства. Суточные его вместе с квартирными должны были составить 0.9 рублей серебром, что по официальному курсу равнялось примерно 3 рублям ассигнациями (см.: ЛП «Обломов». С. 652).
   С. 24. …отец действительный статский советник… – Речь идет о чине IV класса по Табели о рангах.
   495
   С. 24. …дали Владимира… – Орден Св. Владимира (четырех степеней) был третьим в «порядке постепенности» российских орденов (старше орденов Св. Станислава и Св. Анны); «кавалеры ордена Св. Владимира двух старших степеней „имели вход с особами IV класса”, а младших степеней – „с особами VI класса”. ‹…› Вместе с тем награждение орденом обычно сокращало срок выслуги следующего чина» (Шепелёв. С. 347). Орден Св. Владимира 4-й (низшей) степени давал право потомственного дворянства (Там же. С. 348).
   С. 24. Олешкин – его превосходительство. – «Ваше (его) превосходительство» – официальная форма титулования (так называемый общий титул) лиц в чинах III-IV классов по Табели о рангах. Пользование общим титулом по чину было обязательно во всех случаях обращения к вышестоящему по службе или по общественному положению. В XIX в. в России существовало пять общих титулов: I-II классы – ваше высокопревосходительство; III-IV классы – ваше превосходительство; V класс – ваше высокородие; VI-VIII классы – ваше высокоблагородие; IX-XIV классы – ваше благородие (см.: Шепелёв. С. 142-143). Здесь речь идет о чине IV класса (действительный статский советник), соответствовавшем, как правило, должности директора департамента в министерстве.
   С. 24. Такой обязательный… – Обязательный – здесь: предупредительный, внимательный (см.: наст. изд., т. 1, с. 210; т. 3, с. 31).
   С. 24. …не то мнение или законы подведешь в записке…; см. также с. 56: …писать тетради в два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками… – «Записками» официально именовались представления из министерств в высшие органы власти (Государственный совет, Комитет министров). Формуляр записок (и даже формат бумаги) был строго регламентирован и включал обязательные разделы, в том числе раздел «Законы». В «Заключении» «подводилось» (т. е. давалось, определялось) «мнение» – официальное (на уровне главы ведомства) заключение по данному вопросу. Министерским «запискам» «принадлежала важнейшая роль в системе делопроизводства», они «являлись инициативными документами и содержали основные фактические сведения по затрагивавшимся ими проблемам» (Шепелёв. С. 51-52).
   496
   С. 25. …у постели его стоял ~ господин, заросший весь бакенбардами, усами и эспаньолкой. – Эспаньолка (фр. espagnol) – короткая остроконечная бородка. В изображении Гончарова, как отметила Л. С. Гейро (см.: ЛП «Обломов». С. 652-653), Пенкин – фрондер не только в своих речах. И во внешнем облике он, как человек свободной профессии, подчеркивает свою партикулярность, независимость от таких установлений, как сенатский указ от 2 апреля 1837 г. «О воспрещении гражданским чиновникам носить усы и бороду». В указе, в частности, говорилось: «…Государь император ‹…› сам изволил заметить, что многие гражданские чиновники, в особенности вне столицы, дозволяют себе носить усы и не брить бороды по образцу жидов или подражая французским модам. Его императорское величество изволит находить сие совершенно неприличным…» (ПСЗ. Т. 12. Отд. I. С. 206). В благонамеренном обществе ношение бороды и усов считалось проявлением вольнодумства. Ср.: «…Осипов казался мне вольнодумцем, потому что, как вольный художник, носил усы и эспаньолку. При Николае Павловиче усы и борода были большою редкостью. Никто из служащих в гражданской службе не имел права отпускать их, а военные носили только усы, но не бороду» (Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки. (1854-1886) / Ред., статья и коммент. И. Н. Розанова. М.; Л., 1934. С. 35-36). Случаи нарушения сенатского указа 1837 г. привлекали внимание самых разных авторов. Об этом писал в романе «Меж двух огней» М. В. Авдеев: «Справедливо или нет, но у нас ращение волос сверх известной меры и на недозволенных по штату местах всегда считалось признаком и своего рода мундиром вольнодумства и наравне с ним подвергалось преследованию» (Авдеев М. В. Меж двух огней. СПб., 1869. С. 48). В романе Ф. М. Достоевского «Идиот» об Иване Петровиче Птицыне, жившем ростовщичеством, замечено: «Темно-русая бородка обозначала в нем человека не с служебными занятиями» (Достоевский. Т. VIII. С. 77). О ношении бороды как «признаке вольнодумства» см. также: Нарышкина Е. А. Мои воспоминания. СПб., 1906. С. 144, 145; Лорер Н. И. Записки. М., 1931. С. 218; и др. Ср. также многочисленные свидетельства о преследовании славянофилов за ношение бороды в 1840-1850-х гг.: Мазур Н. Н. Дело о бороде: (Из архива Хомякова: письмо о запрещении носить бороду и