Страница:
– У нее такой богатый опыт? – улыбнулась Илива.
– Она в течение двухсот пятидесяти лет собирала материал по спальням и укромным углам, невзирая на протесты застуканных с поличным Ла-Эмов, дворцовой челяди и просто случайных гостей, рискнувших заночевать в замке. Надеюсь, ты проявишь снисхождение к маленькой слабости бабули Скрешинии. Все к ней уже привыкли, хотя отец при упоминании брачной ночи до сих пор дергается, а мама начинает истерически хохотать.
– Посмотрим, как твои родители отреагируют, когда ты представишь им меня, – вздохнула девушка. – Ни роду, ни племени, ни достойного приданого.
– Не поверишь, но точно такую фразу произнесла моя тетка, когда дядя делал ей предложение, преклонив колено прямо на мешки с рыбой, которой она торговала на рынке. Именно этот брак положил начало возрождению оттийского флота, и сейчас по количеству и уровню снаряжения боевых кораблей мы легко заткнем за пояс даже некоторых богатых соседей. При чем тут приданое, ты будешь прекрасной королевой, я уверен! В конце концов, у меня самого полно недостатков! Например, я храплю по ночам.
– Тоже мне, нашел сравнение. Лично я время от времени по ночам обрастаю шерстью, убегаю в лес и ничего не могу с этим поделать.
– Будем считать это твоим хобби.
– А дети? – Илива закусила губу и вздохнула еще горше. – Алессандр… В нашей деревне еще не было случая, чтобы в смешанном браке победила чистая человеческая кровь. После твоей смерти оттийский престол отойдет перевертышу!
– Ты просто не представляешь себе силу оттийской породы. Самое большее, что грозит моему сыну, это неправильный прикус и чрезмерная волосатость.
– А если это будет дочка?
– Мы по секрету наймем ей личного цирюльника и никому не скажем.
– Но…
– Вот и посмотрим, кто кого, – шепнул Алессандр, любуясь задумчиво прикушенной пухлой губкой Иливы.
В блеклом лунном свете кожа девушки словно светилась изнутри, а смягчившиеся глаза вновь обрели удивительную глубину. Принц настойчиво привлек ее к себе, но Илива приподнялась на цыпочки и оперлась подбородком в его плечо.
– Кто-то бежит!
Обернувшись, принц прижался лбом к стеклу и обреченно вздохнул:
– Жекон, кто же еще. А за ним ватага деревенских с дрекольем. Вот и конец уединению, сейчас наверняка в нашу дверь станет ломиться, чтобы рассказать о своих приключениях.
– Может, сделаем вид, что нас нет?
Словно нарочно, хлипкая дверь тут же затряслась под ритмичными ударами.
– Эй, голубки! – просипел Жекон, приникнув к щели и нетерпеливо притопывая ногами. – Сделайте перерыв! Не дайте погибнуть невинной душе, отоприте!
– Входи, невинная душа, – сказал Алессандр, дергая щеколду. – Что натворил?
Влетевший маг был взъерошен, надут лицом, а предмет его былой гордости – роскошные бакенбарды – прибрел некрасивые проплешины, словно старые меховые лоскуты, побитые молью. Быстро обшарив комнату красными глазами, он рухнул на колени, шустро заполз под кровать Иливы и там затаился.
– Послушай, Жекон, – начал принц, – надеюсь, это представление не означает, что ты собираешься проторчать у нас всю ночь? Лично мне не смешно.
– А уж мне и вовсе не до смеха, – проворчал маг, не высовывая из убежища даже кончика носа. – Эти деревенские хамы не имеют никакого понятия о гостеприимстве! Я им маленький фокус, а они…
– Не хочу тебя расстраивать, но я тоже не в восторге от того, что под кроватью моей будущей жены прячется посторонний мужчина.
– Привыкай, дело житейское, – хмыкнул Жекон и завозился, устраиваясь удобнее. – Вы не думайте, я ненадолго! Полчасика пересижу, и к себе на боковую. Дьявол, до чего у вас печка дымит!
– Схожу, потребую нормальных сухих дров, – не выдержала Илива, накидывая на плечи куртку принца.
Алессандр щелкнул задвижкой и сел на стул – с этого места было одинаково хорошо видно красное лицо лежавшего на боку Жекона и окно, за которым скандалили деревенские мужики, требующие немедленно выдать им нахального дебошира.
Крики постепенно утрачивали первоначальный накал, превращаясь в хаотичный приглушенный шум, от которого слипались глаза, а тело наливалось уютной тяжестью. Спустя несколько минут маг уже вовсю сопел, расслабившись и вольготно разбросав руки, улыбаясь чему-то во сне, словно сытый младенец.
Сняв с постели отсыревшее покрывало, Алессандр аккуратно прикрыл торчащие из-под кровати конечности и задумчиво поднес к уху переговорную раковину. Словно собравшись с последними силами, магическая игрушка немедленно откликнулась шумом моря и знакомым голосом.
– Алес! – в полном восторге взвизгнул Муальд. – Наконец-то снизошел до беседы со мной! Скрешиния сказала, что ты женишься? Это прекрасно, мальчик мой!
– Тсс! У нас тут все спят, – шикнул принц, мгновенно вычислив причину столь бурной радости мага.
В кои-то веки старику представилась возможность блеснуть талантами перед королевской семьей – он никогда не был силен в предсказаниях.
– Так-так-так! – деловито застрекотал Муальд. – Скажи-ка, Алес, какого цвета у нее волосы? Глаза? Худа или кругла телосложением? Каков оттенок кожи? Ты понимаешь, все это очень важно! Ведь к вашему приезду придется заказывать платья, а портнихи требуют…
– Она красавица, Муальд, – сказал Алессандр. – У нее белая кожа, большие светлые глаза и очень длинные русые волосы. Она стройная и ростом мне чуть повыше плеча. Ее зовут Илива.
– Родственники? – возбужденно крикнул маг.
– Илива – сирота, росла с двоюродной теткой.
– Отлично! Просто от… я… еще…
Шум моря слышался все отчетливей, перебивая возбужденный, срывающийся на визг голос мага.
– И последнее! – заторопился Муальд, отчаянным усилием перекрикивая помехи. – Последний вопрос, Алес! Ее величество хочет подготовить невестке скромный подарок! У твоей красавицы есть какие-нибудь увлечения? Может быть, музыка? Или вышивание крестом? Чем она увлекается больше всего?
Далекий морской прибой шумно заглотил мелкую гальку и с шелестом погнал по берегу.
– Охота, – улыбнулся Алессандр, прислушиваясь к нечеловечески мягким шагам за дверью…
Нижний город, подземная река мертвых.
Плод Вечности
Внутри яблочного семечка царила абсолютная, ничем не нарушаемая тишина, от которой мои многострадальные усики тревожно напряглись. Попытавшись нащупать сенсорами какой-нибудь ориентир, я зашарил ими вокруг себя и с ужасом убедился, что зерно наполнено мириадами мельчайших крупинок, находящихся в постоянном хаотичном движении, отчего казалось, что я тоже песчинка в гигантских песочных часах, болтающихся в огромной и бескрайней пустой вселенной.
Напарников не было ни видно, ни слышно.
Молодой червь, являющийся частью сложного существа, в которое я превратился, отнесся к этому факту вполне равнодушно, но Пятый, составляющий ему вынужденную компанию, откровенно испугался.
Затрепыхавшись и почувствовав на собственной шкуре, что окружающая каша гасит все мои попытки сдвинуться с места, я сдуру решил вернуть себе прежний внешний вид, и вдруг оказалось, что это самый правильный поступок.
Едва отсох последний сенсорный ус и пара привычных карих глаз вытаращилась вперед, как вязкая каша тут же пропала и я увидел, что стою у стены деревянного сарайчика, являющего чем-то вроде тамбура. За моей спиной обнаружилась лазейка, а перед глазами пять совершенно одинаковых дверей без ручек, но зато с драгоценной инкрустацией по филенкам.
Под одной из них сидели совершенно обалдевший Третий и грустная Вторая, а над ними возвышались две гигантские фигуры в сверкающих латах, остроконечных шлемах и с тонкими пиками в руках. Забрала на шлемах были откинуты, и в прорезях виднелись крепко зажмуренные веки, на которых светящейся краской были нарисованы широко открытые глаза, и эти самые рисованные глаза взирали на меня весьма неодобрительно.
– Наконец-то, – хмуро сказала чертовка. – Вот и наш потерявшийся. Начинайте, товарищи Стражи, мы в сборе.
Рыцари синхронно кивнули.
– Пункт назначения?
– Город Отверженных! – почему-то хором ответили мы с толстяком.
– Цель? – равнодушно осведомились Стражи.
– Переселение на постоянное жительство.
– Имущество?
– Какое там имущество… – горестно опустил брови толстяк. – От своих отстали, в Организацию не пускают, жрать нечего, да еще и проклятая ископаемая тварь привязалась, все время за нами…
Я поспешил пнуть друга в бок, и жалобная исповедь мгновенно прервалась коротким «ой».
– Можете идти. – Стражи одновременно шагнули в противоположные стороны, указав на дверь, полированная инкрустация на которой все ярче светилась алым.
– А открыть перед дамой? – прищурилась Вторая.
– Эту дверь не открывают. Сквозь нее проходят, – бесстрастно пояснили рыцари.
– Больно не будет? – тут же запаниковал толстяк.
– Здесь нет такого понятия, как боль.
Процесс протискивания в дверь проходил поэтапно.
Сначала нас резко втянуло внутрь, потом прихлопнуло с двух сторон, затем прокатало между какими-то широкими валиками практически до толщины рисовой бумаги и просветило насквозь. Когда я всерьез начал подозревать, что сейчас меня смажут с тыльной стороны клеем и аккуратно поместят в альбом, именуемый «журнал посещений», издевательства кончились. Дверь милостиво выдавила нас из себя, не забыв хорошенько встряхнуть на прощание.
Мир Отверженных оказался похож на отражение в темной воде: вроде все то же самое, но краски тусклее, тени мягче, абрисы лишены четкости, а предметы чуть менее объемны, чем в реальной жизни.
С легкой руки Стражей мы попали не на улицу, а в помещение с низким потолком и обтянутыми тканью стенами – интересный дизайнерский прием, ранее виденный мной лишь в палатах буйных сумасшедших. Никто из присутствующих и головы не повернул – словно мы торчим тут уже давным-давно и успели всем порядком надоесть. А ведь зрителей было немало: около сотни демонов всех видов и размеров болтались по периметру комнаты в одиночку и компаниями, не считая тех, кто дремал на крытых циновками лавках.
Кроме обычных чертей нашего мира я приметил тупорогих царцитуков, щеголяющих в блестящих бриджах с прорезями для трех хвостов; зеленокожих плоскомордых пафихоруев, из ушей которых непрерывно шел дымок от горящей серы, а маленькие красные глазки прятались в круговых складках век; столбообразных жэа, которым приходилось пригибать головы. Шаксов, найев, берфитов и их ближайших родственников не считал – этого мелкого бесовского добра было в изобилии.
Все присутствующие глазели в центр комнаты.
Там, в туманном столбе света, прямо в воздухе порхали круглые плоские «блины». Наслоения серой массы и отдельные камушки на них точно имитировали рельеф горных склонов и пологих долин, к которым лепились домики, садики и совсем крошечные человечки. Не знаю, какой художник соорудил эти игрушки, но иллюзия настоящей жизни была удивительна: дым шел из труб, мокрое белье болталось на веревке, мычащая корова задирала голову и шлепала себя хвостом по ногам – даже такие тонкие мелочи не ускользнули от внимания мастера.
– Кукольный театр? – через мое плечо заглянул Третий.
Тоненький голосок прямо над ухом едва не заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
– Новенькие, что ли?
Обернувшись, я столкнулся нос к носу со странным миниатюрным существом, все тело которого состояло из надутого брюшка и крыльев, покрытых вместо перьев упругой короткой шерстью. Чтобы держаться в воздухе, летун был вынужден часто-часто махать мохнатыми крылышками, с чем превосходно справлялся.
– Ммм… С чего ты решил?
– Только новичок-переселенец может обозвать тир кукольным театром, – хитро блеснув глазками, заявил летун и представился: – Я чипокус, здешний прислужник. Если что надо, только шепните, я принесу.
– В чем? – не выдержала чертовка, скептически меряя летуна выразительным взглядом.
– Мой желудок лишь на первый взгляд не больше наперстка, на самом деле он вполне вместителен! – бодро откликнулся чипокус. – Что госпожа желает? Выпить? Поправить прическу? Встряхнуться? Перекусить? Пострелять?
– А если госпожа желает все и сразу? – Губы Второй разъехались в типичной жестокой ухмылке плантатора-садиста.
– С новичками-переселенцами такое часто бывает! – ничуть не теряя оптимизма, заявил летун. – Смотрите!
До этого момента я считал, что самой широкой пастью на свете обладают киты и мой лучший друг Третий, когда голоден и торопится заглотить одновременно несколько кусков. Век живи, век учись – ошибался, оказывается.
Малявка затрепыхал крыльями еще энергичнее, сделал своеобразное движение нижней челюстью и начал методично раздвигать рот во все стороны, пока его диаметр не достиг габаритов приличного мусорного ведра. Звонкий щелчок зубами зафиксировал рот в этом положении, после чего чипокус принялся размеренно икать.
При каждом «ике» живот летуна вздрагивал, из пасти выпрыгивал какой-нибудь предмет и ловко нанизывался на один из зубов нижней челюсти. Корзинка с набором мини-бутылочек, расческа с перламутровой ручкой, две нераспечатанные карточные колоды, несколько блистеров с разномастными таблетками, рулон туалетной бумаги с тиснением на упаковке «ангельски мягко», складной табурет и наконец блестящий дамский револьвер.
– Фто фелаете? – прошепелявил чипокус, завлекательно кося глазом на болтающиеся в воздухе предметы.
Что-что, а проблему выбора Вторая всегда решает просто. Чертовка деловито заграбастала всю кучу разом, продемонстрировав недюжинные хватательные способности.
– Уф какая! – восхитился летун, болтая заметно похудевшим животом. – Госпожа очень цепкая!
– Закрой рот! – посоветовала наша красавица, ухитряясь одновременно глядеться в зеркальце и крутить на пальце револьвер. – Если это тир, то где мишени?
Очевидно, летун обладал даром чревовещания. Он честно выполнил приказ закрыть рот, сложив свою сложную челюстную конструкцию в аккуратную улыбку, надул живот и забубнил, удивительным образом перекрикивая гомон остальных гостей:
– Господа демоны по вторникам не пользуются обычными мишенями. Наш тир предлагает тарелочки!
– Наверное, он имеет в виду эти блины с куклами, – сообразил Третий, но чипокус оскорбленно вытаращился на него:
– Нет! Не куклы, нет! Стрелять по куклам ниже достоинства настоящего демона! Все только настоящее!
Последующий выстрел прекрасно проиллюстрировал его слова.
Стоящий неподалеку от меня царцитук резко вскинул пистолет и нажал на курок, практически не целясь. Едва стартовав, пуля очень медленно полетела в центр, оставляя за собой длинный фиолетовый хвост свечения, и по мере приближения к тарелочке заметно теряла в размерах, пока не стала окончательно неразличимой.
Группка маленьких человечков, отплясывающих в кругу на деревенском празднике, вдруг рассыпалась горохом по сторонам, а «блин», на котором они топтались, сотрясся от невидимого удара.
– Опять мимо, – меланхолично прокомментировал летун. – Ох и везунчик этот Маттой! В третий раз господин Рочжаг промахивается!
– Какие проблемы, стрельнет по новой, – сказал я, отворачиваясь от сквозняка, поднятого крылышками чипокуса. – Уверен, что пули тут не в дефиците.
– Есть правила, – возразил летун. – Правила тира нельзя нарушать! Демон Рочжаг промахнулся трижды, и теперь смертный Маттой до конца года становится персоной, неприкосновенной для Рочжага!
– А для других стрелков? – уточнил дотошный Третий.
– Каждый житель города имеет право на три выстрела по любой тарелочке! На этом и построена высшая справедливость регулировании человеческой популяции методом случайности!
– Ни хрена себе справедливость! – пробурчал толстяк. – Как люди вообще не вымерли с вашими правилами, удивляюсь! Если даже предположить, что население города Отверженных составляет жалкие полсотни тысяч голов, то даже в этом случае…
– Полсотни тысяч? – заморгал летун. – О чем ты говоришь, переселенец? В городе живут избранные! Их по определению не может быть много!
– Хорошо, не полсотни, но несколько тысяч точно наберется! – согласился Третий. – И вся эта компашка каждый вторник скопом палит по несчастным смертным?
– Нет! Нет! Господин переселенец никак не желает понять меня! – каркнул чипокус осипшим вдруг голосом.
– Господин переселенец вообще не силен мозгами. Но ты не нервничай, а то челюсти заклинит! – ласково успокоила взъерошенного летуна чертовка. – Значит, говоришь, избранные? Рискну предположить, что дворцовая площадь не слишком велика, да и улиц тут лишь несколько.
– Одна! – с облегчением выпалил чипокус.
– И на ней едва наберется сотня домов.
– Три! Ровно три! Дворец его величества Ифитореля, гостиница и развлекательный центр, в котором мы сейчас находимся.
А я-то, дурак, нафантазировал себе высокие костяные башни и тени от широких бархатных плащей, мелькающие в стрельчатых окнах! Так и разрушаются сказочные иллюзии. Легендарный город Отверженных оказался всего лишь перевалочным пунктом, залом ожидания, общагой с набором нехитрых развлечений.
– Вот тебе и секс с насилием, и шкаф с подсветкой, и маленькая собачка, и два холодильника с сортирами… – расстроенно выдавил толстяк. – Всего три здания во всем городе? Что за убийственная скромность!
– А зачем больше? – искренне удивился летун. – Каждый дом – минимум несколько десятков стен, каждая стена – универсальный портал. Иди, куда заблагорассудится, развлекайся, как нравится. Главное, код обратного возвращения не перепутать. Сейчас я вам памятки достану…
Ради памяток чипокус не стал повторять фокус с раздвижными челюстями. Просто выплюнул мне в ладонь тонкую книжицу и поспешно упорхнул на громовой крик из угла комнаты: «Чипокус! Четыре бренди!»
– Удобно, – сказал Третий, провожая взглядом летающего слугу. – Интересно, а много груза он может в брюхе перетаскивать? Не знаю, как вы, а я бы перекусил.
– Упаси Сатана меня есть то, что уже побывало в чужом желудке! – передернулась чертовка. – Тем более, у этого животного никакого понятия о гигиене. И бумаги, и напитки, и оружие – все в одной куче. Чего доброго, начнешь жевать и пулей подавишься.
– Это не животное, а созданный демонами работник сферы обслуживания, – поправил я. – Чистая утилитарная функция со всеми вытекающими последствиями в виде своеобразного телосложения.
– Я бы назвал это теловычитанием, – буркнул Третий. – М-да… Неласково встречают, однако, переселенцев в городе избранных. Всего час, как я родину покинул, а уже ностальгия мучить начинает. Хоть волком вой! Вот тут в груди – так и ноет!
– Та грудь, на которую ты показываешь, называется живот, – улыбнулся я. – Ладно, сейчас полечим твою ностальгию куском какой-нибудь еды. Чипокус! Жареного мяса и три пива!
– О! Уже слышу свист крыльев! – обрадованно подпрыгнул толстяк. – А летит-то как шумно – не иначе, много несет! Вот хорошо… – Тут радость сползла с сияющего лица моего друга, и он начал стремительно бледнеть. – Хи… Хи… Хи…
– Внезапная шизофрения, вызванная словом «мясо» на фоне длительного двухчасового голодания? – приподняла брови чертовка. – Забавный диагноз. Спасибо, хоть стенки здесь мягким обиты.
– Хи!.. Хи!.. Хи!.. – продолжал надрываться Третий, тыча пальцем в центр тира.
– Прекрати издеваться!
– Хи… Химера!!!
Видимо, кто-то из демонов только что выстрелил, потому что от блина с пляшущими человечками тянулся свежий фиолетовый след.
По этой эфемерно тонкой нити, словно по сказочному мосту, высоко задирая лапы и держа крылья по ветру, бежал аш-шуар…
Сразу после гибели Киоруса.
Неизвестное помещение на территории
Адского Болота
Они получились, последние солдаты Аша, – понял Киорус, завороженно глядя, как гигантские вихри уплотняются в длинноногие и длиннорукие фигуры, взмывающие под потолок. Все-таки получились! И хотя очертания человека-эфира с трудом угадываются на фоне серой стены лаборатории, несомненно, это его удушливое дыхание колышет связки сухих трав и заставляет ярко вспыхивать почти погасшие свечи.
Скольких минут не хватило, чтобы процесс завершился окончательно? Пяти? Трех?
Смерть не дала Киорусу насладиться долгожданным триумфом. Мало того – она обманула его дважды, лишив права на традиционный, всем известный уход в небытие, так подробно расписанный в научных трактатах некромагии. Ни пресловутого коридора со светом в конце, ни чувства воспарения над собственным телом, ни страха, ни забвения, ни легкости – ничего.
Обман, горестно думал Киорус, пока его руки и ноги по-лягушачьи распяливались в стороны, суставы выкручивались, словно мокрые тряпки, а далекий скрипучий голос с монотонной нудностью звал его по имени: «Киорус! Киорус! Киорус!..»
Некромант пришел в себя от ощущения падения на твердое. Его сжало поперек туловища, перевернуло, больно стукнуло по затылку, и он обнаружил, что ничего не видит. В остальном Киорус чувствовал себя на удивление сносно. Если это и был ад, то весьма своеобразный.
Очень осторожно некромант поочередно коснулся собственных глаз, и – о ужас! – глаза оказались широко открыты! Хватаясь руками за пол и оскальзываясь на собственной мокрой одежде, он кое-как принял вертикальное положение и чуть не закричал от неожиданности: слепота отступила так резко, словно по зрачкам ударили плетью.
Три стены, покрашенные в синий широкими неаккуратными мазками. Поверх фона намалеваны книжные полки, круглый циферблат, поделенный на восемнадцать почему-то неравных частей, овальное зеркало в узорчатой раме, не отражающее ничего и никого. Грубо сколоченная кровать в углу, накрытая шерстяным покрывалом с войлочным валиком вместо подушки, окно с распахнутыми ставнями, за которыми клубится туман.
Вместо четвертой стены решетка.
– Что это? – Рука легко прошла между прутьями и провалилась в пустоту. Киорус упал и снова перестал видеть. – Что со мной?
Туловище снова сжало, кто-то осторожно поставил некроманта на ноги, решетка заскрипела, и пред глазами вновь прозревшего Киоруса предстал Атрихигор.
Прежде миниатюрный шакс был теперь огромен – в четыре, а то и в пять раз крупнее некроманта. Из крупных пор на его лбу и носу сочился горячий желтый пар, в глубокой кожной складке тройного подбородка сучила ножками застрявшая мошка.
– Привет. Я выхлопотал тебе местечко в Адском Болоте, – гордо сказал демон, и кадык на его шее ритмично запульсировал. – Хотя, честно говоря, ты очень разочаровал меня, Киорус. Завалить такое простое дело… Не ожидал. Плакали мои пятьдесят процентов от жалованья члена Совета Магов. Про десятку за психотерапевтический сеанс даже упоминать не хочу. Жаль.
– Значит, теперь я раб? – просипел некромант, с трудом открывая онемевший рот. – Новая букашка на булавке в коллекции легендарного Мамады? Кстати, не объяснишь, почему я больше не в состоянии видеть лежа? А глаза против воли постоянно открыты, даже моргнуть не могу…
– Все просто. – Шакс обхватил Киоруса за талию и прислонил к стене. – Ты безумно понравился дочери Мамады, и она выпросила тебя у отца. Теперь ты ее кукла и с этого момента подчиняешься основным правилам игры. Кукла, которую положили на спину, спит и во время сна ничего не видит. Кукла сидящая или стоящая может видеть и говорить. Независимо от сна или бодрствования глаза куклы все время открыты. Предполагаю, что сначала тебе будет слегка некомфортно, но потом ты привыкнешь. Что хорошо в вас, в людях – вы ко всему привыкаете.
– Я мертв, – грустно напомнил некромант.
– И что с того? Поверь опыту, мертвые люди привыкают даже легче живых. Твою хозяйку зовут Хрила, и она очень милая девчушка с ловкими пальчиками.
– Значит, это она меня так… – некромант ощупал ноющие бока и поморщился, – помяла?
– Нежно взяла и уложила отдохнуть, – поправил шакс. – Ох, болван ты, болван… не ценишь своего…
– Я могу выйти из этой камеры? – прервал его Киорус.
– Очаровательного домика, который Хрила купила специально для тебя! – оскорбился Атрихигор. – Девчушка отвалила за него все карманные блюки, а он, видите ли, привередничает!
– Блюки?
– Ну да! Упаковка лучшего праздничного галлюциногенного болотного газа стоит десятку! Чтобы приобрести эти кукольные хоромы, девочка на неделю отказалась от других удовольствий! Круглый синий блюк равен восемнадцати зеленым блюкам, а каждый зеленый, в свою очередь, состоит из шести треугольных желтых. Еще узнаешь, когда Хрила будет играть с тобой в продавца и покупателя. Хотя любимая ее игра в колдунчики, она это просто обожает! Набедренная повязка со стразами, бита с набором крюков для стаскивания противника с соседней клеточки, ножик для потрошения. Сам скоро увидишь! О! А вот и наша девочка!
Лицо шакса уехало в сторону, и вместо него над кукольной комнатой появилось другое: круглое, плоское, оранжевокожее, с черными дырами тройных носовых проходов и веселым зубастым ртом. Пухлые пальчики ловко нырнули внутрь, и Киорус ощутил знакомый жесткий захват поперек туловища. Полет в неизвестность – и его силой втиснули в занозистое кресло, покрытое куском тряпки.
– Приветствую вас, юная демонесса! – решил подольстится Киорус, но девочка его попросту не услышала.
– Она в течение двухсот пятидесяти лет собирала материал по спальням и укромным углам, невзирая на протесты застуканных с поличным Ла-Эмов, дворцовой челяди и просто случайных гостей, рискнувших заночевать в замке. Надеюсь, ты проявишь снисхождение к маленькой слабости бабули Скрешинии. Все к ней уже привыкли, хотя отец при упоминании брачной ночи до сих пор дергается, а мама начинает истерически хохотать.
– Посмотрим, как твои родители отреагируют, когда ты представишь им меня, – вздохнула девушка. – Ни роду, ни племени, ни достойного приданого.
– Не поверишь, но точно такую фразу произнесла моя тетка, когда дядя делал ей предложение, преклонив колено прямо на мешки с рыбой, которой она торговала на рынке. Именно этот брак положил начало возрождению оттийского флота, и сейчас по количеству и уровню снаряжения боевых кораблей мы легко заткнем за пояс даже некоторых богатых соседей. При чем тут приданое, ты будешь прекрасной королевой, я уверен! В конце концов, у меня самого полно недостатков! Например, я храплю по ночам.
– Тоже мне, нашел сравнение. Лично я время от времени по ночам обрастаю шерстью, убегаю в лес и ничего не могу с этим поделать.
– Будем считать это твоим хобби.
– А дети? – Илива закусила губу и вздохнула еще горше. – Алессандр… В нашей деревне еще не было случая, чтобы в смешанном браке победила чистая человеческая кровь. После твоей смерти оттийский престол отойдет перевертышу!
– Ты просто не представляешь себе силу оттийской породы. Самое большее, что грозит моему сыну, это неправильный прикус и чрезмерная волосатость.
– А если это будет дочка?
– Мы по секрету наймем ей личного цирюльника и никому не скажем.
– Но…
– Вот и посмотрим, кто кого, – шепнул Алессандр, любуясь задумчиво прикушенной пухлой губкой Иливы.
В блеклом лунном свете кожа девушки словно светилась изнутри, а смягчившиеся глаза вновь обрели удивительную глубину. Принц настойчиво привлек ее к себе, но Илива приподнялась на цыпочки и оперлась подбородком в его плечо.
– Кто-то бежит!
Обернувшись, принц прижался лбом к стеклу и обреченно вздохнул:
– Жекон, кто же еще. А за ним ватага деревенских с дрекольем. Вот и конец уединению, сейчас наверняка в нашу дверь станет ломиться, чтобы рассказать о своих приключениях.
– Может, сделаем вид, что нас нет?
Словно нарочно, хлипкая дверь тут же затряслась под ритмичными ударами.
– Эй, голубки! – просипел Жекон, приникнув к щели и нетерпеливо притопывая ногами. – Сделайте перерыв! Не дайте погибнуть невинной душе, отоприте!
– Входи, невинная душа, – сказал Алессандр, дергая щеколду. – Что натворил?
Влетевший маг был взъерошен, надут лицом, а предмет его былой гордости – роскошные бакенбарды – прибрел некрасивые проплешины, словно старые меховые лоскуты, побитые молью. Быстро обшарив комнату красными глазами, он рухнул на колени, шустро заполз под кровать Иливы и там затаился.
– Послушай, Жекон, – начал принц, – надеюсь, это представление не означает, что ты собираешься проторчать у нас всю ночь? Лично мне не смешно.
– А уж мне и вовсе не до смеха, – проворчал маг, не высовывая из убежища даже кончика носа. – Эти деревенские хамы не имеют никакого понятия о гостеприимстве! Я им маленький фокус, а они…
– Не хочу тебя расстраивать, но я тоже не в восторге от того, что под кроватью моей будущей жены прячется посторонний мужчина.
– Привыкай, дело житейское, – хмыкнул Жекон и завозился, устраиваясь удобнее. – Вы не думайте, я ненадолго! Полчасика пересижу, и к себе на боковую. Дьявол, до чего у вас печка дымит!
– Схожу, потребую нормальных сухих дров, – не выдержала Илива, накидывая на плечи куртку принца.
Алессандр щелкнул задвижкой и сел на стул – с этого места было одинаково хорошо видно красное лицо лежавшего на боку Жекона и окно, за которым скандалили деревенские мужики, требующие немедленно выдать им нахального дебошира.
Крики постепенно утрачивали первоначальный накал, превращаясь в хаотичный приглушенный шум, от которого слипались глаза, а тело наливалось уютной тяжестью. Спустя несколько минут маг уже вовсю сопел, расслабившись и вольготно разбросав руки, улыбаясь чему-то во сне, словно сытый младенец.
Сняв с постели отсыревшее покрывало, Алессандр аккуратно прикрыл торчащие из-под кровати конечности и задумчиво поднес к уху переговорную раковину. Словно собравшись с последними силами, магическая игрушка немедленно откликнулась шумом моря и знакомым голосом.
– Алес! – в полном восторге взвизгнул Муальд. – Наконец-то снизошел до беседы со мной! Скрешиния сказала, что ты женишься? Это прекрасно, мальчик мой!
– Тсс! У нас тут все спят, – шикнул принц, мгновенно вычислив причину столь бурной радости мага.
В кои-то веки старику представилась возможность блеснуть талантами перед королевской семьей – он никогда не был силен в предсказаниях.
– Так-так-так! – деловито застрекотал Муальд. – Скажи-ка, Алес, какого цвета у нее волосы? Глаза? Худа или кругла телосложением? Каков оттенок кожи? Ты понимаешь, все это очень важно! Ведь к вашему приезду придется заказывать платья, а портнихи требуют…
– Она красавица, Муальд, – сказал Алессандр. – У нее белая кожа, большие светлые глаза и очень длинные русые волосы. Она стройная и ростом мне чуть повыше плеча. Ее зовут Илива.
– Родственники? – возбужденно крикнул маг.
– Илива – сирота, росла с двоюродной теткой.
– Отлично! Просто от… я… еще…
Шум моря слышался все отчетливей, перебивая возбужденный, срывающийся на визг голос мага.
– И последнее! – заторопился Муальд, отчаянным усилием перекрикивая помехи. – Последний вопрос, Алес! Ее величество хочет подготовить невестке скромный подарок! У твоей красавицы есть какие-нибудь увлечения? Может быть, музыка? Или вышивание крестом? Чем она увлекается больше всего?
Далекий морской прибой шумно заглотил мелкую гальку и с шелестом погнал по берегу.
– Охота, – улыбнулся Алессандр, прислушиваясь к нечеловечески мягким шагам за дверью…
Нижний город, подземная река мертвых.
Плод Вечности
Внутри яблочного семечка царила абсолютная, ничем не нарушаемая тишина, от которой мои многострадальные усики тревожно напряглись. Попытавшись нащупать сенсорами какой-нибудь ориентир, я зашарил ими вокруг себя и с ужасом убедился, что зерно наполнено мириадами мельчайших крупинок, находящихся в постоянном хаотичном движении, отчего казалось, что я тоже песчинка в гигантских песочных часах, болтающихся в огромной и бескрайней пустой вселенной.
Напарников не было ни видно, ни слышно.
Молодой червь, являющийся частью сложного существа, в которое я превратился, отнесся к этому факту вполне равнодушно, но Пятый, составляющий ему вынужденную компанию, откровенно испугался.
Затрепыхавшись и почувствовав на собственной шкуре, что окружающая каша гасит все мои попытки сдвинуться с места, я сдуру решил вернуть себе прежний внешний вид, и вдруг оказалось, что это самый правильный поступок.
Едва отсох последний сенсорный ус и пара привычных карих глаз вытаращилась вперед, как вязкая каша тут же пропала и я увидел, что стою у стены деревянного сарайчика, являющего чем-то вроде тамбура. За моей спиной обнаружилась лазейка, а перед глазами пять совершенно одинаковых дверей без ручек, но зато с драгоценной инкрустацией по филенкам.
Под одной из них сидели совершенно обалдевший Третий и грустная Вторая, а над ними возвышались две гигантские фигуры в сверкающих латах, остроконечных шлемах и с тонкими пиками в руках. Забрала на шлемах были откинуты, и в прорезях виднелись крепко зажмуренные веки, на которых светящейся краской были нарисованы широко открытые глаза, и эти самые рисованные глаза взирали на меня весьма неодобрительно.
– Наконец-то, – хмуро сказала чертовка. – Вот и наш потерявшийся. Начинайте, товарищи Стражи, мы в сборе.
Рыцари синхронно кивнули.
– Пункт назначения?
– Город Отверженных! – почему-то хором ответили мы с толстяком.
– Цель? – равнодушно осведомились Стражи.
– Переселение на постоянное жительство.
– Имущество?
– Какое там имущество… – горестно опустил брови толстяк. – От своих отстали, в Организацию не пускают, жрать нечего, да еще и проклятая ископаемая тварь привязалась, все время за нами…
Я поспешил пнуть друга в бок, и жалобная исповедь мгновенно прервалась коротким «ой».
– Можете идти. – Стражи одновременно шагнули в противоположные стороны, указав на дверь, полированная инкрустация на которой все ярче светилась алым.
– А открыть перед дамой? – прищурилась Вторая.
– Эту дверь не открывают. Сквозь нее проходят, – бесстрастно пояснили рыцари.
– Больно не будет? – тут же запаниковал толстяк.
– Здесь нет такого понятия, как боль.
Процесс протискивания в дверь проходил поэтапно.
Сначала нас резко втянуло внутрь, потом прихлопнуло с двух сторон, затем прокатало между какими-то широкими валиками практически до толщины рисовой бумаги и просветило насквозь. Когда я всерьез начал подозревать, что сейчас меня смажут с тыльной стороны клеем и аккуратно поместят в альбом, именуемый «журнал посещений», издевательства кончились. Дверь милостиво выдавила нас из себя, не забыв хорошенько встряхнуть на прощание.
Мир Отверженных оказался похож на отражение в темной воде: вроде все то же самое, но краски тусклее, тени мягче, абрисы лишены четкости, а предметы чуть менее объемны, чем в реальной жизни.
С легкой руки Стражей мы попали не на улицу, а в помещение с низким потолком и обтянутыми тканью стенами – интересный дизайнерский прием, ранее виденный мной лишь в палатах буйных сумасшедших. Никто из присутствующих и головы не повернул – словно мы торчим тут уже давным-давно и успели всем порядком надоесть. А ведь зрителей было немало: около сотни демонов всех видов и размеров болтались по периметру комнаты в одиночку и компаниями, не считая тех, кто дремал на крытых циновками лавках.
Кроме обычных чертей нашего мира я приметил тупорогих царцитуков, щеголяющих в блестящих бриджах с прорезями для трех хвостов; зеленокожих плоскомордых пафихоруев, из ушей которых непрерывно шел дымок от горящей серы, а маленькие красные глазки прятались в круговых складках век; столбообразных жэа, которым приходилось пригибать головы. Шаксов, найев, берфитов и их ближайших родственников не считал – этого мелкого бесовского добра было в изобилии.
Все присутствующие глазели в центр комнаты.
Там, в туманном столбе света, прямо в воздухе порхали круглые плоские «блины». Наслоения серой массы и отдельные камушки на них точно имитировали рельеф горных склонов и пологих долин, к которым лепились домики, садики и совсем крошечные человечки. Не знаю, какой художник соорудил эти игрушки, но иллюзия настоящей жизни была удивительна: дым шел из труб, мокрое белье болталось на веревке, мычащая корова задирала голову и шлепала себя хвостом по ногам – даже такие тонкие мелочи не ускользнули от внимания мастера.
– Кукольный театр? – через мое плечо заглянул Третий.
Тоненький голосок прямо над ухом едва не заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
– Новенькие, что ли?
Обернувшись, я столкнулся нос к носу со странным миниатюрным существом, все тело которого состояло из надутого брюшка и крыльев, покрытых вместо перьев упругой короткой шерстью. Чтобы держаться в воздухе, летун был вынужден часто-часто махать мохнатыми крылышками, с чем превосходно справлялся.
– Ммм… С чего ты решил?
– Только новичок-переселенец может обозвать тир кукольным театром, – хитро блеснув глазками, заявил летун и представился: – Я чипокус, здешний прислужник. Если что надо, только шепните, я принесу.
– В чем? – не выдержала чертовка, скептически меряя летуна выразительным взглядом.
– Мой желудок лишь на первый взгляд не больше наперстка, на самом деле он вполне вместителен! – бодро откликнулся чипокус. – Что госпожа желает? Выпить? Поправить прическу? Встряхнуться? Перекусить? Пострелять?
– А если госпожа желает все и сразу? – Губы Второй разъехались в типичной жестокой ухмылке плантатора-садиста.
– С новичками-переселенцами такое часто бывает! – ничуть не теряя оптимизма, заявил летун. – Смотрите!
До этого момента я считал, что самой широкой пастью на свете обладают киты и мой лучший друг Третий, когда голоден и торопится заглотить одновременно несколько кусков. Век живи, век учись – ошибался, оказывается.
Малявка затрепыхал крыльями еще энергичнее, сделал своеобразное движение нижней челюстью и начал методично раздвигать рот во все стороны, пока его диаметр не достиг габаритов приличного мусорного ведра. Звонкий щелчок зубами зафиксировал рот в этом положении, после чего чипокус принялся размеренно икать.
При каждом «ике» живот летуна вздрагивал, из пасти выпрыгивал какой-нибудь предмет и ловко нанизывался на один из зубов нижней челюсти. Корзинка с набором мини-бутылочек, расческа с перламутровой ручкой, две нераспечатанные карточные колоды, несколько блистеров с разномастными таблетками, рулон туалетной бумаги с тиснением на упаковке «ангельски мягко», складной табурет и наконец блестящий дамский револьвер.
– Фто фелаете? – прошепелявил чипокус, завлекательно кося глазом на болтающиеся в воздухе предметы.
Что-что, а проблему выбора Вторая всегда решает просто. Чертовка деловито заграбастала всю кучу разом, продемонстрировав недюжинные хватательные способности.
– Уф какая! – восхитился летун, болтая заметно похудевшим животом. – Госпожа очень цепкая!
– Закрой рот! – посоветовала наша красавица, ухитряясь одновременно глядеться в зеркальце и крутить на пальце револьвер. – Если это тир, то где мишени?
Очевидно, летун обладал даром чревовещания. Он честно выполнил приказ закрыть рот, сложив свою сложную челюстную конструкцию в аккуратную улыбку, надул живот и забубнил, удивительным образом перекрикивая гомон остальных гостей:
– Господа демоны по вторникам не пользуются обычными мишенями. Наш тир предлагает тарелочки!
– Наверное, он имеет в виду эти блины с куклами, – сообразил Третий, но чипокус оскорбленно вытаращился на него:
– Нет! Не куклы, нет! Стрелять по куклам ниже достоинства настоящего демона! Все только настоящее!
Последующий выстрел прекрасно проиллюстрировал его слова.
Стоящий неподалеку от меня царцитук резко вскинул пистолет и нажал на курок, практически не целясь. Едва стартовав, пуля очень медленно полетела в центр, оставляя за собой длинный фиолетовый хвост свечения, и по мере приближения к тарелочке заметно теряла в размерах, пока не стала окончательно неразличимой.
Группка маленьких человечков, отплясывающих в кругу на деревенском празднике, вдруг рассыпалась горохом по сторонам, а «блин», на котором они топтались, сотрясся от невидимого удара.
– Опять мимо, – меланхолично прокомментировал летун. – Ох и везунчик этот Маттой! В третий раз господин Рочжаг промахивается!
– Какие проблемы, стрельнет по новой, – сказал я, отворачиваясь от сквозняка, поднятого крылышками чипокуса. – Уверен, что пули тут не в дефиците.
– Есть правила, – возразил летун. – Правила тира нельзя нарушать! Демон Рочжаг промахнулся трижды, и теперь смертный Маттой до конца года становится персоной, неприкосновенной для Рочжага!
– А для других стрелков? – уточнил дотошный Третий.
– Каждый житель города имеет право на три выстрела по любой тарелочке! На этом и построена высшая справедливость регулировании человеческой популяции методом случайности!
– Ни хрена себе справедливость! – пробурчал толстяк. – Как люди вообще не вымерли с вашими правилами, удивляюсь! Если даже предположить, что население города Отверженных составляет жалкие полсотни тысяч голов, то даже в этом случае…
– Полсотни тысяч? – заморгал летун. – О чем ты говоришь, переселенец? В городе живут избранные! Их по определению не может быть много!
– Хорошо, не полсотни, но несколько тысяч точно наберется! – согласился Третий. – И вся эта компашка каждый вторник скопом палит по несчастным смертным?
– Нет! Нет! Господин переселенец никак не желает понять меня! – каркнул чипокус осипшим вдруг голосом.
– Господин переселенец вообще не силен мозгами. Но ты не нервничай, а то челюсти заклинит! – ласково успокоила взъерошенного летуна чертовка. – Значит, говоришь, избранные? Рискну предположить, что дворцовая площадь не слишком велика, да и улиц тут лишь несколько.
– Одна! – с облегчением выпалил чипокус.
– И на ней едва наберется сотня домов.
– Три! Ровно три! Дворец его величества Ифитореля, гостиница и развлекательный центр, в котором мы сейчас находимся.
А я-то, дурак, нафантазировал себе высокие костяные башни и тени от широких бархатных плащей, мелькающие в стрельчатых окнах! Так и разрушаются сказочные иллюзии. Легендарный город Отверженных оказался всего лишь перевалочным пунктом, залом ожидания, общагой с набором нехитрых развлечений.
– Вот тебе и секс с насилием, и шкаф с подсветкой, и маленькая собачка, и два холодильника с сортирами… – расстроенно выдавил толстяк. – Всего три здания во всем городе? Что за убийственная скромность!
– А зачем больше? – искренне удивился летун. – Каждый дом – минимум несколько десятков стен, каждая стена – универсальный портал. Иди, куда заблагорассудится, развлекайся, как нравится. Главное, код обратного возвращения не перепутать. Сейчас я вам памятки достану…
Ради памяток чипокус не стал повторять фокус с раздвижными челюстями. Просто выплюнул мне в ладонь тонкую книжицу и поспешно упорхнул на громовой крик из угла комнаты: «Чипокус! Четыре бренди!»
– Удобно, – сказал Третий, провожая взглядом летающего слугу. – Интересно, а много груза он может в брюхе перетаскивать? Не знаю, как вы, а я бы перекусил.
– Упаси Сатана меня есть то, что уже побывало в чужом желудке! – передернулась чертовка. – Тем более, у этого животного никакого понятия о гигиене. И бумаги, и напитки, и оружие – все в одной куче. Чего доброго, начнешь жевать и пулей подавишься.
– Это не животное, а созданный демонами работник сферы обслуживания, – поправил я. – Чистая утилитарная функция со всеми вытекающими последствиями в виде своеобразного телосложения.
– Я бы назвал это теловычитанием, – буркнул Третий. – М-да… Неласково встречают, однако, переселенцев в городе избранных. Всего час, как я родину покинул, а уже ностальгия мучить начинает. Хоть волком вой! Вот тут в груди – так и ноет!
– Та грудь, на которую ты показываешь, называется живот, – улыбнулся я. – Ладно, сейчас полечим твою ностальгию куском какой-нибудь еды. Чипокус! Жареного мяса и три пива!
– О! Уже слышу свист крыльев! – обрадованно подпрыгнул толстяк. – А летит-то как шумно – не иначе, много несет! Вот хорошо… – Тут радость сползла с сияющего лица моего друга, и он начал стремительно бледнеть. – Хи… Хи… Хи…
– Внезапная шизофрения, вызванная словом «мясо» на фоне длительного двухчасового голодания? – приподняла брови чертовка. – Забавный диагноз. Спасибо, хоть стенки здесь мягким обиты.
– Хи!.. Хи!.. Хи!.. – продолжал надрываться Третий, тыча пальцем в центр тира.
– Прекрати издеваться!
– Хи… Химера!!!
Видимо, кто-то из демонов только что выстрелил, потому что от блина с пляшущими человечками тянулся свежий фиолетовый след.
По этой эфемерно тонкой нити, словно по сказочному мосту, высоко задирая лапы и держа крылья по ветру, бежал аш-шуар…
Сразу после гибели Киоруса.
Неизвестное помещение на территории
Адского Болота
Они получились, последние солдаты Аша, – понял Киорус, завороженно глядя, как гигантские вихри уплотняются в длинноногие и длиннорукие фигуры, взмывающие под потолок. Все-таки получились! И хотя очертания человека-эфира с трудом угадываются на фоне серой стены лаборатории, несомненно, это его удушливое дыхание колышет связки сухих трав и заставляет ярко вспыхивать почти погасшие свечи.
Скольких минут не хватило, чтобы процесс завершился окончательно? Пяти? Трех?
Смерть не дала Киорусу насладиться долгожданным триумфом. Мало того – она обманула его дважды, лишив права на традиционный, всем известный уход в небытие, так подробно расписанный в научных трактатах некромагии. Ни пресловутого коридора со светом в конце, ни чувства воспарения над собственным телом, ни страха, ни забвения, ни легкости – ничего.
Обман, горестно думал Киорус, пока его руки и ноги по-лягушачьи распяливались в стороны, суставы выкручивались, словно мокрые тряпки, а далекий скрипучий голос с монотонной нудностью звал его по имени: «Киорус! Киорус! Киорус!..»
Некромант пришел в себя от ощущения падения на твердое. Его сжало поперек туловища, перевернуло, больно стукнуло по затылку, и он обнаружил, что ничего не видит. В остальном Киорус чувствовал себя на удивление сносно. Если это и был ад, то весьма своеобразный.
Очень осторожно некромант поочередно коснулся собственных глаз, и – о ужас! – глаза оказались широко открыты! Хватаясь руками за пол и оскальзываясь на собственной мокрой одежде, он кое-как принял вертикальное положение и чуть не закричал от неожиданности: слепота отступила так резко, словно по зрачкам ударили плетью.
Три стены, покрашенные в синий широкими неаккуратными мазками. Поверх фона намалеваны книжные полки, круглый циферблат, поделенный на восемнадцать почему-то неравных частей, овальное зеркало в узорчатой раме, не отражающее ничего и никого. Грубо сколоченная кровать в углу, накрытая шерстяным покрывалом с войлочным валиком вместо подушки, окно с распахнутыми ставнями, за которыми клубится туман.
Вместо четвертой стены решетка.
– Что это? – Рука легко прошла между прутьями и провалилась в пустоту. Киорус упал и снова перестал видеть. – Что со мной?
Туловище снова сжало, кто-то осторожно поставил некроманта на ноги, решетка заскрипела, и пред глазами вновь прозревшего Киоруса предстал Атрихигор.
Прежде миниатюрный шакс был теперь огромен – в четыре, а то и в пять раз крупнее некроманта. Из крупных пор на его лбу и носу сочился горячий желтый пар, в глубокой кожной складке тройного подбородка сучила ножками застрявшая мошка.
– Привет. Я выхлопотал тебе местечко в Адском Болоте, – гордо сказал демон, и кадык на его шее ритмично запульсировал. – Хотя, честно говоря, ты очень разочаровал меня, Киорус. Завалить такое простое дело… Не ожидал. Плакали мои пятьдесят процентов от жалованья члена Совета Магов. Про десятку за психотерапевтический сеанс даже упоминать не хочу. Жаль.
– Значит, теперь я раб? – просипел некромант, с трудом открывая онемевший рот. – Новая букашка на булавке в коллекции легендарного Мамады? Кстати, не объяснишь, почему я больше не в состоянии видеть лежа? А глаза против воли постоянно открыты, даже моргнуть не могу…
– Все просто. – Шакс обхватил Киоруса за талию и прислонил к стене. – Ты безумно понравился дочери Мамады, и она выпросила тебя у отца. Теперь ты ее кукла и с этого момента подчиняешься основным правилам игры. Кукла, которую положили на спину, спит и во время сна ничего не видит. Кукла сидящая или стоящая может видеть и говорить. Независимо от сна или бодрствования глаза куклы все время открыты. Предполагаю, что сначала тебе будет слегка некомфортно, но потом ты привыкнешь. Что хорошо в вас, в людях – вы ко всему привыкаете.
– Я мертв, – грустно напомнил некромант.
– И что с того? Поверь опыту, мертвые люди привыкают даже легче живых. Твою хозяйку зовут Хрила, и она очень милая девчушка с ловкими пальчиками.
– Значит, это она меня так… – некромант ощупал ноющие бока и поморщился, – помяла?
– Нежно взяла и уложила отдохнуть, – поправил шакс. – Ох, болван ты, болван… не ценишь своего…
– Я могу выйти из этой камеры? – прервал его Киорус.
– Очаровательного домика, который Хрила купила специально для тебя! – оскорбился Атрихигор. – Девчушка отвалила за него все карманные блюки, а он, видите ли, привередничает!
– Блюки?
– Ну да! Упаковка лучшего праздничного галлюциногенного болотного газа стоит десятку! Чтобы приобрести эти кукольные хоромы, девочка на неделю отказалась от других удовольствий! Круглый синий блюк равен восемнадцати зеленым блюкам, а каждый зеленый, в свою очередь, состоит из шести треугольных желтых. Еще узнаешь, когда Хрила будет играть с тобой в продавца и покупателя. Хотя любимая ее игра в колдунчики, она это просто обожает! Набедренная повязка со стразами, бита с набором крюков для стаскивания противника с соседней клеточки, ножик для потрошения. Сам скоро увидишь! О! А вот и наша девочка!
Лицо шакса уехало в сторону, и вместо него над кукольной комнатой появилось другое: круглое, плоское, оранжевокожее, с черными дырами тройных носовых проходов и веселым зубастым ртом. Пухлые пальчики ловко нырнули внутрь, и Киорус ощутил знакомый жесткий захват поперек туловища. Полет в неизвестность – и его силой втиснули в занозистое кресло, покрытое куском тряпки.
– Приветствую вас, юная демонесса! – решил подольстится Киорус, но девочка его попросту не услышала.