Грэм Хизер. Желанная и вероломная

   — Понятно. Мы не подвергнем опасности ваше прикрытие, — заверил ее Дэниел.
   — Благодарю вас, — отозвалась она.
   Присилла уже собралась было взобраться на облучок, как вдруг полковник осторожно тронул ее за плечо. Она оглянулась.
   — Луис хорошо выспался? — вежливо осведомился он.
   Женщина с недоумением взглянула на него, потом понимающе улыбнулась:
   — Спал как младенец, полковник. Как младенец. А теперь — в путь, пока я не передумала.
   Повозка, дребезжа и подскакивая, покатилась по дороге.
   Из-под сена Дэниелу ничего не удавалось разглядеть. Впрочем, он сообразил, что они выехали на улицы города. Полковник попытался мысленно представить себе маршрут движения, но быстро утратил способность ориентироваться.
   Дорога показалась ему бесконечной. Он не видел ни Дэйви, ни Билли, не видел даже собственных рук. Иногда становилось светлее, потом снова темнело. Порой повозка начинала крениться на рытвинах и ухабах.
   Несколько раз они останавливались, и он слышал голосок Присиллы, которая любезничала с остановившими ее стражниками, патрулировавшими улицы города. И каждый раз у Дэниела замирало сердце. «А ведь мы обязаны этой женщине своими жизнями», — осенило вдруг его.
   Копыта звонко процокали по мосту, затем, по-видимому, началась ухабистая проселочная дорога, и вскоре повозка остановилась.
   — Полковник! — тихо окликнула его Присилла.
   Камерон выбрался из сена, Дэйви с Билли появились следом. Ярко светила луна. Вокруг не было ни души.
   — Двигайтесь по этой дороге, сэр, она приведет вас в Фредериксберг. Здесь полно патрулей, так что будьте осторожны. И еще… — Она помедлила, потом протянула ему конверт. — Прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы это попало генералу Ли лично в руки.
   — Не беспокойтесь, я сделаю все, что смогу, — заверил ее Камерон, затем взглянул на конверт и наморщил лоб. — Присилла, а что, если нас убьют или снова схватят?
   — Тогда меня повесят, — улыбнулась она. — Не позволяйте убить себя, полковник.
   — Слушаюсь, мэм. Ни за что не позволю, — низко поклонился он.
   Присилла махнула рукой, и повозка тронулась в обратный путь. Звук копыт еще долго эхом раздавался в тишине ночи.
   — Ну, парни, мы почти дома! — воскликнул Камерон. — Готовы в путь?
   — Обожаю пешие прогулки, — бросил Билли.
   — Я тоже, — поддержал его Дэйви.
   Налетел ветерок. Дэниел вдруг замолчал и оглянулся назад, на северо-запад. В сторону Мэриленда. На мгновение сердце его сжалось от невыносимой боли. Боль не имела никакого отношения к желанию отомстить. Она была вызвана желанием прикоснуться к ней.
   Полковник с трудом сглотнул и улыбнулся ребятам:
   — Ну что ж, джентльмены, в путь!
   За ночь они дважды слышали цоканье копыт и прятались в придорожных кустах, пережидая, когда проедет патруль янки.
   К утру беглецы забрались в какую-то пещеру и выспались.
   После полудня их всерьез начал мучить голод. Пришлось довольствоваться лесными ягодами.
   Когда снова стемнело, они продолжили путь. Чуть отклонившись от маршрута. Билли порыскал по округе и умудрился стащить яблочный пирог прямо из окна небольшого фермерского домика.
   «Наверное, хозяйский мальчишка получит за это хорошую трепку, — подумал Дэниел. — Когда-нибудь я вернусь сюда и заплачу за угощение».
   …Они находились в пути уже четверо суток. Снова услышав топот копыт, они, кажется, в тысячный раз спрятались в кустах.
   Камерон, напрягая зрение, попытался разглядеть всадников.
   Серые мундиры! Причем не просто серые, а знакомые. И не только мундиры, но и некоторые лица.
   — Надо продолжать поиски. — Голос офицера показался Дэниелу до боли знакомым. — Наша разведка доложила, что они идут дорогой на Фредериксберг.
   — Стой! Кто идет? — крикнул вдруг кто-то.
   Из кустов, подняв руки и улыбаясь во весь рот, вышел Дэниел;
   — Не стреляйте, друзья! Думаю, именно нас вы и ищете.
   — Дэниел! — радостно воскликнул какой-то кавалерист и бросился к нему. Это был капитан Джэрвис Малрайни, сосед и близкий друг, что служил под его началом с первых дней войны.
   Рыжий, с веснушчатым лицом, он выглядел слишком юным, чтобы воевать, однако был уже капитаном легендарного кавалерийского подразделения. — Слава Богу, ты дома! — Джэрвис обнял его, радостно улыбаясь. — Черт возьми, ведь мы уж подумали, что потеряли тебя навсегда там, под Шарпсбургом!
   — Как видишь, я вернулся, — отозвался Камерон. — И слава Богу, действительно дома.
   Вокруг столпились спешившиеся кавалеристы. Харли Саймонс, Ричард Маккензи, Роберт О'Хара. Дэниел позвал Билли и Дэйви и познакомил их со всеми.
   «Да, я дома», — облегченно вздохнул Камерон.
   Но часть души его навсегда осталась в Шарпсбурге.
   Келли казалось, что похожие друг на друга дни тянутся бесконечно. Октябрь сменился ноябрем.
   Она ездила в город за припасами, навещала друзей, но чувствовала себя так, словно не была больше членом этой общины.
   Келли получила письма от всех трех братьев — Джошуа, Джоза и Джереми — и порадовалась, что все они живы и здоровы.
   Отвечая им, она никогда не упоминала о Дэниеле. Прост» не знала, что сказать. Зато подробно описала сражение, разыгравшееся прямо у них перед домом, и постаралась в рассказе свести до минимума опасность, которой подвергалась сама.
   Ранним утром в День благодарения у дверей ее дома появился Руди Вайс в сопровождении супруги. Удивленная Келли не сразу сообразила, в чем дело, потом торопливо пригласила их в дом.
   Жена Руди Хельга, высокая женщина с пышным бюстом и красными, как яблоки, щеками, вручила Келли большую корзинку и с застенчивой улыбкой сказала:
   — Сегодня День благодарения, а вы одна. Мы принесли вам гуся и кукурузы и еще яблочный соус домашнего приготовления. Надеюсь, вам понравится.
   — Еще бы! Я очень вам благодарна!
   Супруги Вайс позавтракали жареным гусем вместе с ней, а перед уходом Руди поинтересовался, не нужна ли ей помощь по хозяйству.
   Она решительно отказалась, заверив, что со всем справляется сама. Например, после сражения она пригласила из города стекольщиков, и они отремонтировали окна.
   Весь район вокруг Шарпсбурга постепенно зализывал раны.
   То немногое, что осталось от урожая кукурузы, собрали, а наступающая зима полностью прикроет последствия боев, изуродовавших местность.
   — Спасибо за то, что навестили, — кивнула супругам Вайс Келли. — Я знаю, что главное — провести этот день в кругу близких, так что вдвойне благодарна вам за визит.
   — Мы люди простые и не злые, — заверила ее Хельга, по-матерински поцеловав в щеку, и они с Руди ушли.
   Приближалось Рождество. Незадолго до праздника к ее дому вдруг приблизился солдат, который вел за собой чудесного гнедого коня. Даже издалека облик этого парня ей показался до боли знакомым.
   Отшвырнув ведерко с кормом для цыплят, она бросилась навстречу и, добежав, кинулась ему в объятия.
   — Джереми! Какая радость! — воскликнула она, целуя младшего брата.
   — Келли, Келли! — Ваяв в ладони ее лицо, он посмотрел ей в глаза и снова крепко прижал к груди. — Господи, как я рад тебя видеть! Я так по тебе скучал! И по дому тоже! Ты не можешь себе представить, как мне было плохо!
   — Ух, какой ты стал, Джереми! И усы отрастил! В жизни не видела таких красивых усов!
   И правда, усы, густые, темно-рыжие и ухоженные, причудливо закручивались на концах.
   Серебристо-серые глаза брата вспыхнули и заискрились.
   — Значит, усы ты одобряешь, а?
   — С усами ты выглядишь совсем взрослым.
   — Достаточно взрослым, чтобы быть лейтенантом?
   — Так ты получил повышение? Замечательно!
   Он пожал плечами.
   — Келли, мы понесли страшные потери. Как ни горько, но следует признать, что иногда мятежники бьются лучше нас. Понимаешь, они ведь сражаются за свою родину. А мы идем по ней походным маршем и по дороге раздеваем ее догола. Вот они и стараются. Поэтому на войне повышения получают быстро.
   — Я горжусь тобой, Джереми. Уверена, что папа тоже гордился бы и радовался, что заставил тебя стать военным. Но не будем об этом, сейчас я просто хочу радоваться тому, что ты дома. Пришел в отпуск. Джереми, ведь ты не дезертир, а? На днях я слышала в городе, что и у янки, и у мятежников за последнее время много случаев дезертирства. Солдаты стараются перезимовать дома. Ведь ты не дезертировал?
   — Нет, сестренка, успокойся, я получил отпуск. Но сразу же после Рождества должен отправляться назад. А вот Джоза на праздники не отпустили, Джошуа тоже. Они сейчас стоят под Виксбергом, штат Миссисипи, там редко дают отпуска.
   Наверное, как только вернусь, меня тоже перебросят туда. Хорошо хоть, что благодаря повышению меня отпустили на Рождество.
   — Я так рада! — воскликнула Келли.
   Она любила всех своих братьев, но Джереми был самым любимым. Бывало, они дрались и даже таскали друг друга за волосы. Зато всегда выступали единым фронтом против старших братьев, против родителей и против каждого, кто осмеливался отозваться плохо о ком-нибудь из них.
   Теперь и ночью она спала спокойнее. Сны по-прежнему посещали ее, но днем она теперь была не одна.
   Келли хотела рассказать ему о Дэниеле, но как? Тем более о том, что он скоро станет дядюшкой. Разве могла она расстраивать его, коль скоро он снова уходил на войну?!
   В рождественское утро Келли подарила ему красивый темно-синий шарф — пусть согревает его в зимнюю стужу. Глаза брата заискрились благодарностью.
   — А я ничего такого не придумал, — омрачился на мгновение он.
   — Ты пришел домой — это ли не подарок, Джереми?
   — Я же не сказал, что у меня совсем нет подарка, — лукаво улыбнулся он и вручил ей коробочку в серебристой обертке.
   Открыв ее, она увидела прекрасную камею.
   Келли с удивлением взглянула на брата.
   — Я ее купил. Совершенно законно.
   — У кого?
   — У одной леди из Теннесси, — тихо сказал он. — У нее четверо детей, а мужа убили под Шайлохом. Ей было трудно прокормить детей на бумажные деньги Конфедерации, и я щедро заплатил ей в долларах Союза, поверь мне.
   — Но ты взял такую дорогую вещь…
   — Келли, она не хотела благотворительности. Я рассказал ей о тебе, и она была просто счастлива, что ты будешь носить ее брошь.
   Джереми осторожно приколол камею к лифу платья и, улыбнувшись, отступил на шаг.
   — Уверяю тебя, Келли, я заплатил за нее значительно дороже, чем она стоит.
   Сестра улыбнулась, обняла его, потом вдруг словно спохватилась:
   — Знаешь, давай съездим в город в церковь, а потом я зажарю самую большую курицу.
   — И испечешь яблочный пирог?
   — Само собой.
   Они отстояли долгую службу в городской англиканской церкви.
   Возле алтаря была устроена экспозиция, изображавшая ясли.
   В колыбели, протягивая крошечные ручки, лежал Христос-младенец. Разглядывая ясли, Келли почувствовала теплую волну радости. Крепко зажмурив глаза, она ясно представила себе своего ребенка, его нежное тельце, крошечные пальчики, услышала его голос. Возможно, она поступила не правильно, возможно, согрешила. Ведь идет война. Мятеж, как называет ее Джереми, или Гражданская война, как называл ее Дэниел. «Как бы ни называлось то, что происходило, какое зло и кому может причинить жизнь маленького ребенка?» — спрашивала себя Келли.
   Ей хотелось плакать, но при этом она чувствовала себя невероятно счастливой.
   Должно быть, она все-таки заплакала, потому что Джереми сунул ей в руку носовой платок.
   Когда они вышли из церкви, миссис Майклсон, отойдя в сторонку, наблюдала, как с Джереми здороваются знакомые горожане. Мужчины пожимали ему руку, женщины целовали. Прислонившись спиной к церковной ограде, Келли тихо радовалась.
   Наконец они с братом отправились домой.
   Накрывая праздничный стол, Келли вдруг ощутила, тошноту.
   Джереми озабоченно поглядел на нее:
   — Что с тобой?
   Ответить женщина не успела. Распахнув дверь черного хода, она выскочила на крыльцо и, давясь, извергла из себя содержимое желудка.
   — Боже мой, Келли, — заволновался Джереми, взяв ее за плечи. Он повернул ее к себе лицом и потрогал лоб. — Нет, жара, кажется, нет. Дай-ка я уложу тебя в постель и мигом слетаю за доктором.
   — Нет, доктор мне не нужен.
   — Келли, я не смогу уехать, оставив тебя в таком состоянии.
   — Ничего страшного, Джереми.
   — Но я только что сам видел…
   — Джереми, поверь мне, я не больна.
   — Боже мой, Келли, ты ждешь ребенка? Ох, бедняжка, а Грегори уже нет в живых… — Он вдруг замолчал и насторожился:
   — Келли, Грегори нет в живых слишком давно…
   Она посмотрела ему в глаза:
   — Ребенок не от Грегори.
   — В таком случае чей же он? Я отыщу этого парня, притащу его сюда за уши, клянусь тебе!
   Келли покачала головой:
   — Джереми, не надо никого искать.
   — Солдат?
   Она помедлила с ответом.
   — Ах они сукины дети! Келли, неужели тебя… — язык не слушался его, он едва смог подыскать нужное слово, — изнасиловали?
   Сестра снова покачала головой:
   — Нет.
   Он всплеснул руками, теряясь в догадках. Келли еще никогда не видела его таким расстроенным.
   — Слушай, я не смогу тебе помочь, если ты мне не скажешь.
   — Не надо мне помогать.
   — Келли, любой солдат Союза сочтет за честь вернуться сюда… — Он вдруг осекся, подозрительно прищурив глаза. — Боже, значит, это не янки, это презренный мятежник?!
   — Джереми… — Она протянула к нему руки.
   Брат отшатнулся от нее.
   — Конфедерат! Папы нет, Грегори убит и, черт возьми, кто знает, сколько еще людей погибнет! Каждый день гибнут друзья и соседи! А у моей сестры будет ублюдок от мятежника! У моей родной сестры! Пропади ты пропадом, Келли, я не хочу больше жить с тобой под одной крышей!
   — Джереми!
   — Не прикасайся ко мне! — сердито бросил он и, ссутулившись, спустился с крыльца.
   Курица подоспела, на столе стояли клюквенная подливка и густой соус по заказу Джереми. Обед удался на славу, и она с такой радостью все готовила…
   Келли поникла головой, слишком измученная и расстроенная, чтобы заплакать.
   Ладно, она переживет. Будет бороться ради ребенка. Бороться с Джереми, Джошуа, Джозом и целым городом.
   И с Дэниелом тоже.
   Но брата она лишилась. «Человека можно потерять не только тогда, когда он умирает», — подумала женщина и закусила губу. Плакать она больше не могла.
   Почувствовав чье-то осторожное прикосновение, она открыла глаза и увидела рядом с собой брата. Он стоял на коленях.
   — Извини, Келли. Пусть простит меня Господь, и тебя я умоляю простить меня. Я не понимаю смысла твоего поступка, но я люблю тебя, сестра. И, клянусь, буду любить своего племянника или племянницу. И всегда готов тебе помочь — только скажи!
   И тут из глаз женщины полились слезы, несмотря на решимость больше никогда не плакать. Брат порывисто обнял сестру.
   — Келли, я все-таки хотел бы тебе помочь, если позволишь.
   Возможно, мне удастся отыскать этого мятежника…
   — Нет, — отрезала сестра.
   — Господи, неужели его убили?
   Она покачала головой:
   — Он… он на некоторое время лишен возможности участвовать в боевых действиях. Джереми, прошу, не расспрашивай меня больше. Может быть, когда закончится война и если он останется в живых, я скажу ему о ребенке.
   — Черт возьми, Келли, но должен же он нести ответственность…
   — Не надо, Джереми?
   Брат тяжело вздохнул:
   — Я все равно узнаю правду, пусть даже на это уйдет целая вечность!
   Келли наконец улыбнулась:
   — Что ж, запретить не могу. Но запомни: ребенок мой, а все остальное сейчас не имеет значения. Понятно?
   Оставалось только смириться, и Джереми, вздохнув, стал накладывать еду на тарелки.
   — Ну ладно. Ужин-то почти остыл.
   — Давай подогрею.
   — Не надо. Соус еще теплый, а это самое главное.
   Женщина улыбнулась.
   — Келли…
   — Что?
   — Счастливого Рождества, сестренка? Счастливого Рождества.
   Она вскочил? со стула. Ей просто необходимо было обнять его еще разок.

Глава 15

   Для Дэниела конец 1862 года оказался особенно мучительным.
   Пока он находился в тюрьме Олд-Кэпитол, Джеб Стюарт осуществил еще один блестящий маневр по окружению янки в Пенсильвании. Впрочем, потом мятежникам пришлось удвоить бдительность в прилежащем к Фредериксбсргу районе в штате Виргиния.
   Президент Линкольн потерял наконец веру в военный гений своего самого популярного генерала Джорджа Маклеллана. Из уст в уста передавались слова Линкольна, мол, посылать ему подкрепление — все равно что ставить мертвому припарки. Президент был крайне недоволен тем, что Маленький Мак, как называли генерала, затягивает время и никак не решается атаковать мятежников. Маклеллана сместили, а на его место назначили генерала Бернсайда.
   Странный, конечно, выбор, ибо в те дни все называли мост через Антьетаму мостом Бернсайда, потому что генерал, не щадя человеческих жизней, многократно и безуспешно пытался овладеть им.
   Однако, судя по всему, человеком Бернсайд был неплохим.
   Дэниел слышал о нем много хорошего и знал, что он горячо предан своему делу.
   Время покажет, как поведет себя Бернсайд. В одном, правда, сомневаться не стоило: даже если мятежникам не хватало продовольствия и обмундирования, притом что северяне имели явное численное превосходство, южане могли по праву гордиться своими великолепными военачальниками, какие появляются раз в столетие.
   После назначения Бернсайда командующим армией Ли, естественно, долго к нему присматривался, но вряд ли тот как стратег способен был в чем-то превзойти своего противника.
   Впрочем, вскоре стало ясно, что новый командующий намеревается предпринять наступление на Ричмонд. Северянам во что бы то ни стало хотелось овладеть столицей Конфедерации.
   Пятнадцатого ноября мятежники вступили в стычки с союзными войсками в Уоррентоне, Виргиния. К восемнадцатому ноября генерал Бернсайд прибыл со своей армией Потомака в Фалмут, расположенный на берегу реки Раппаханнок, напротив Фредериксберга. Кавалерия Джеба Стюарта заняла позицию на станции Уоррентон.
   Дэниел был рад вернуться в свой эскадрон. Мало того, ему удалось перевести в кавалерийский полк и Билли Будэна. Парень получил звание сержанта и штабную должность порученца Камерона. Хотя кавалерия готовилась к тяжелым боям, она по-прежнему оставалась глазами и ушами Конфедерации.
   Казалось, не проходило и ночи, чтобы Дэниела не посылали в разведку.
   А он не возражал. Ему даже нравилось каждую ночь в изнеможении падать на койку, потому что от усталости он иногда спал без сновидений.
   Но чаще всего он все-таки видел сны: иногда видел себя на берегу реки, видел покрытый травой склон и ощущал дуновение ветра.
   И во сне он видел ее: глаза огромные, серые с серебристыми искорками. Келли что-то шептала, а он держал ее в своих объятиях: теплая, бархатистая кожа, шелковистые волосы. Вот она подходит все ближе и ближе, что-то шепчет…
   Потом вдруг раздается оглушительный залп артиллерии, и она исчезает.
   «Это война, — устало говорил себе Дэниел. — ничего не поделаешь, надо воевать».
   А главное — остаться в живых. Потому что он должен вернуться. Пусть даже для этого потребуется вечность, он все равно вернется на эту маленькую ферму в окрестностях Шарпсбурга!
   Иногда длинными бессонными ночами он размышлял о том, как они встретятся.
   Тринадцатого декабря напряжение вокруг Фредериксберга достигло апогея. Армия Бернсайда численностью сто шесть тысяч человек атаковала войска конфедератов под командованием Джексона Каменная Стена численностью семьдесят две тысячи человек.
   В ходе сражения янки вынуждены были напасть на Мари-Хайтс. Произошла чудовищная кровавая бойня.
   К ночи стало ясно, что конфедераты выиграли битву. У Дэниела победа, правда, не вызвала радостного чувства. Он слышал, как один янки произнес: «Это все равно что заставить нас взять приступом преисподнюю!»
   Когда битва закончилась, усталый Мастер Ли обронил: «Хотел бы я, чтобы эти люди ушли и оставили нас в покое».
   «Что правда, то правда», — подумал Камерон. К полуночи он представил донесения из полевого госпиталя, и открывшаяся ему картина надолго вывела его из равновесия. Когда он вернулся, солдаты уже ложились спать. Спустившись к реке, Дэниел долго стоял на берегу, глядя на воду.
   Да, сегодня Джессу придется попотеть: искалеченных солдат надо будет буквально сшивать по кусочкам.
   «Хорошо бы нас оставили в покое», — снова вспомнил Дэниел слова генерала Ли. Последний раз он видел его, когда передавал пакет от тетушки Присиллы. Ли выглядел таким усталым. Камерону самому до смерти надоело убивать, а конца все еще не видно. И почему Линкольн не оставит их в покое? Непонятно.
   А вот Джессу понятно. Потому-то он и остался с Союзом.
   — Боже милостивый, я нахожусь в состоянии войны с собственным братом, — прошептал он вслух и вдруг вспомнил про сверток в коричневой бумаге. Харли Саймонс, их сосед-артиллерист, которого он встретил, когда тот выписывался из госпиталя, в течение двух месяцев возил с собой серебряную детскую кружечку — подарок Джессу и Кирнан. Жена Харли привезла ее мужу, и с тех пор он таскал ее с собой в вещмешке в надежде передать подарок через Дэниела. Не важно, что Джесс оказался во вражеском стане, он был и останется другом семьи Саймонс.
   Как могло так случиться, что все они, оставаясь друзьями, стремятся убить друг друга?
   Дэниел крепко зажмурился, потом снова взглянул на лунную дорожку. Сколько закадычных друзей, не считая его брата, оказалось в армии Союза! Страшно подумать. Например, Джесс и Красотка: смогут ли они, когда закончится война, сидеть, как прежде, вместе за стаканчиком доброго виски и от души смеяться шуткам и розыгрышам.
   Да и останутся ли они живы? И смогут ли простить друг друга?
   Впрочем, сам он поймет и простит кого угодно, но только не Келли. Ее он не простит никогда. Она его предала. Он ее полюбил, а она предала его.
   И теперь Дэниела снедало одно желание — отомстить. С Этой мыслью он ходил, спал, сражался. Хотя если бы он смог прикоснуться к ней снова…
   На следующий день Бернсайд отвел войска, но у Камерона не было ни минуты передышки, потому что его чуть ли не ежедневно посылали наблюдать за маневрами противника. Приближалось Рождество, и здесь, на восточном направлении, военные действия как будто поутихли, несмотря на то что время от времени по-прежнему происходили стычки и завязывались перестрелки. На западном сложилась несколько иная ситуация.
   Тревожили и события в Новом Орлеане. После падения этого города командующим округом был назначен генерал Батлер по прозвищу Чудовище, который издал некое «Распоряжение о женщинах», согласно которому любую особу женского пола, нагрубившую его офицерам, следовало считать уличной шлюхой и относиться к ней соответственно.
   Президент Джефф Дэвис, взбешенный таким самоуправством, хотел было расстрелять Батлера на месте, если его удастся схватить. Странно конечно, ибо давно, когда страна еще была единым государством, Батлер считался одним из самых преданных политических сторонников Дэвиса.
   К счастью, несмотря на мощную поддержку, Батлера сместили, назначив на его место генерала Бэнкса, появление которого у граждан Нового Орлеана особых возражений не встретило.
   Декабрь был на исходе.
   За три дня до Рождества Дэниел получил отпуск на девяносто шесть часов. Сердце у него гулко забилось.
   Он отправится в Мэриленд! А как только увидит ее снова, так и решит, как действовать дальше. Он вступит в единоборство с красавицей и чудовищем в одном лице, что мучила его во сне, преследовала и днем, и ночью…
   Но планы его нарушила другая красавица, то бишь Красотка — Джеб Стюарт. Как всегда, великолепный в шляпе с плюмажем и плаще, Стюарт зашел навестить Камерона с бутылкой виски и добродушными рождественскими байками. Уже сидя за столом, Джеб вдруг заявил тоном, не терпящим возражений:
   — На Север ты не поедешь! Тебя могут схватить. Так рисковать мы не вправе.
   — Да я ежедневно рискую собой! — рассердился Камерон. — А как иначе собирать разведданные в тылу противника?
   Стюарт вздохнул:
   — Конечно, опасность подстерегает нас на каждом шагу, мы все время рискуем. Но терять тебя из-за чего-то такого… в чем нет необходимости?! Ты ничего не рассказал о Шарпсбурге, о том, как попал в плен, и о тюрьме. Заставить тебя я не могу. Но с тех пор ты переменился. Даже твои кавалеристы это заметили.
   — Я, черт возьми, хороший офицер и никогда не спрашиваю у своих подчиненных больше того, что они сами желают сообщить.
   — Согласен. Впрочем, все твои люди прекрасно знают, что ты всегда полезешь в пекло сам, лишь бы не заставлять туда лезть другого. Но сейчас… В общем, дай мне слово, что в Мэриленд не поедешь, иначе я позабочусь о том, чтобы тебя лишили отпуска!
   Дэниел досадливо выругался.
   А он-то уже предвкушал!!! Увидеть ее испуг, прикоснуться к ней — все, казалось, было так реально, что он буквально ощущал сладость мести.
   — Дэниел, черт тебя побери, не вынуждай меня приказывать тебе! — взмолился Стюарт.