Грэм Хизер. Желанная и вероломная

   А может, янки уже упрятали его в тюрьму? И лечат его сейчас, чтобы потом окончательно доконать какой-нибудь изощренной пыткой?
   Камерон вновь ощутил легкое прикосновение полотенца.
   Он открыл глаза и чуть не вскрикнул от удивления.
   Миссис Келли Майклсон все еще была с ним. Он лежал на спине, без рубахи, и она водила смоченным в холодной воде полотенцем по его обнаженной груди.
   Почувствовав на себе его взгляд, она вздрогнула.
   — Ты все еще здесь, — выговорил он слабым голосом.
   — Я дала вам честное слово, — отозвалась она, на мгновение замерев.
   Он собрался с силами и схватил ее за руку.
   — Ты сдержала слово, данное мятежнику? — удивился он.
   — Мое слово, сэр, свято и не имеет значения, кому оно дано.
   По лицу Дэниела медленно расплылась улыбка.
   — Благодарю вас, миссис Майклсон. Вы, возможно, спасли мне жизнь.
   Она встала, и он с сожалением выпустил ее руку.
   — Что значит «возможно»?! Нет ни малейшего сомнения в том, что я спасла вам жизнь! Вы сгорали от жара. Но теперь, кажется, лихорадка вас отпустила. Сейчас я дам вам попить, потом принесу что-нибудь поесть, а как только снова стемнеет, вы уйдете…
   Келли налила большой стакан воды из кувшина, стоявшего на столике у кровати. Дэниелу вдруг показалось, что вкуснее он ничего в жизни не пробовал. Боже, как же хорошо!
   Она взяла у него пустой стакан.
   — Теперь, полковник, отдохните, а я принесу вам супа. Но предупреждаю, хотя я сдержала свое слово, это ничего не меняет, вы мой враг. И я хочу, чтобы вы ушли.
   «Так, значит, битва возобновилась», — подумал Камерон.
   В ее глазах появился серебристый блеск — прекрасный, завораживающий, но предупреждающий о том, что с ней придется считаться.
   Он нахмурился и снова поймал ее за руку.
   — Ты, кажется, сказала «когда снова стемнеет»?
   — Да, полковник. Вы то приходили в себя, то вновь теряли сознание в течение почти сорока восьми часов.
   Двое суток! Он потерял целых два дня!
   А она не побежала к янки, хотя поблизости наверняка стоит немало частей северян.
   Из-за того, что дала слово?
   Один раз, очнувшись, он подумал, что она намеревается зарубить его саблей… И вот надо же… Благодаря ей он остался жив, но она по-прежнему считает его врагом.
   — Мне надо встать, — сказал он и решительно взялся за край простыни.
   — Нет! — встревоженно воскликнула она. — Подождите, полковник! — Она смущенно потупила взор.
   — Но почему?
   — Потому что под простыней на вас ничего нет.
   Дэниел, утратив дар речи, ошеломленно взглянул ей в глаза.
   — Видите ли, полковник, — вздохнула Келли, — мне пришлось охлаждать все ваше тело. Иначе вы бы не справились с лихорадкой.
   — Значит, вы раздели меня догола?
   — Ведите себя прилично, полковник, — надменно подняв брови, проговорила она ледяным тоном. — У меня просто не было выбора.
   — А что с моей одеждой?
   — Ваш мундир был в грязи и крови. — Она усмехнулась. — Я его сожгла. Примите мои соболезнования, но поверьте, его нельзя было спасти.
   — Нельзя спасти?!
   — Так же, как и ваше безнадежное «правое дело», полковник Камерон.
   — Наше безнадежное «правое дело»? Пока что, кажется, мятежники держат за глотку вас, янки.
   — Но вам не суждено победить.
   — Лично мне, мэм, суждено, — хмыкнул он.
   — В таком случае слава Богу, что исход войны не зависит от одного человека.
   Келли говорила весьма убедительно. «Может быть, она права и я действительно веду себя неприлично?» — подумал Камерон.
   Он улыбнулся, представив, как сейчас схватит девушку в охапку и повалит рядом с собой: не стоит раздевать догола мужчину, который так долго пробыл на войне.
   Но он, конечно, не сделает этого. Да и, по правде говоря, совсем не уверен, что у него хватило бы сил повалить ее на постель.
   — Что с вами, полковник? — деланно встревожилась вдруг Келли. — Что-то вы побледнели. — Прекрасные серые глаза сияли самодовольством.
   — Я чувствую себя прекрасно, миссис Майклсон, и если уж на то пошло, меня удивляет, что столь рафинированная леди способна проявить такую доброту и раздеть мятежника донага.
   Как вам, наверное, было страшно! Какой опасности вы себя подвергли!
   Девушка опустила глаза, но если он надеялся заставить ее покраснеть, то ему это не удалось.
   — Полковник, по-моему, под мундиром — синим или серым — все мужчины одинаковы. Я вовсе не испытывала страха.
   И надо признаться. Камерон, вы совсем не показались мне… опасным. — Она тотчас круто развернулась и направилась к лестнице.
   Дэниел блаженно улыбнулся и закрыл глаза. Он потерял целых два дня и не знал, где ему теперь разыскивать своих людей и генерала Стюарта.
   Впервые с начала войны он решил предоставить себе небольшой отпуск по ранению. Видимо, ему придется переходить через линию фронта. Кавалерийский эскадрон, наверное, поджидает его где-нибудь в Виргинии.
   А сейчас неплохо бы доказать миссис Майклсон, что он может быть опасен, когда захочет. Чертовски опасен!
   Дэниел поднялся с кровати и обмотал вокруг пояса простыню. Затем прислушался к своему организму: жизненная энергия медленно возвращалась. Он размял руки, плечи. Теперь стало ясно, что как бы ни был слаб, он не рухнет на пол после первого шага.
   Волоча за собой конец простыни, как шлейф подвенечного платья, полковник стал осторожно спускаться по лестнице.
   Пора снова предстать пред ясные очи своего ангела-врага.
   Значит, она считает, что все мужчины одинаковы?
   Она жаждет битвы? Ну так дождется.
   И скоро узнает, что на самом деле мужчины очень сильно отличаются друг от друга.

Глава 5

   Келли совсем не была уверена в том, что ей удалось обмануть своего незваного гостя, притворившись спокойной и равнодушной. Пока она добралась до кухни, ладони у нее взмокли, а сердце бешено колотилось в груди. Помешивая мясо, тушившееся на плите, она чуть не обожглась.
   Да простит ее Господь, но куда легче было управляться с ним, пока он находился в забытьи. По правде говоря, ей даже нравилось ухаживать за ним.
   Сначала было непросто. Но каким бы самоуверенным и дерзким ни был этот мятежник, она не желала ему смерти, потому что он каким-то непостижимым образом внушал ей жажду жизни. К тому же полковник был очень красив.
   Впрочем, Келли об этом не думала. Как только он освободил ее, она, орудуя ножницами, содрала с него грязную, окровавленную одежду. Потом без устали бегала вверх-вниз по лестнице, поднося холодную воду. Раскрыв все окна, чтобы было прохладнее, девушка то и дело обтирала раненого.
   Где-то после полудня она поняла, что его удалось спасти.
   Он еще не открывал глаз, и не говорил, и вообще не подавал никаких признаков жизни, но сжигавший его жар пошел на убыль. Дыхание стало ровнее, сон спокойнее.
   Только тогда она осмелилась окинуть внимательным взглядом человека, за которым так долго ухаживала. Какая рельефная грудь, какой мощный торс! Густые, черные, как на голове, волосы на груди превращались в едва заметную поросль на животе.
   Она крутыми завитками опускалась к чреслам и переходила в буйные темные заросли, на фоне которых возлежал его фаллос.
   Казалось, тот жил собственной жизнью — кровеносные сосуды напряженно пульсировали, и даже в спокойном состоянии он путал и искушал одновременно. Ей едва удалось подавить непреодолимое желание прикоснуться. Слава Богу, что он спит, потому что она, наверное, покраснела до самых мочек. Келли даже попыталась перевернуть раненого, чтобы не смущать себя зрелищем его анатомических особенностей, но вдруг загляделась на его мускулистую спину и маленькие ягодицы. Да, сложен Камерон был прекрасно — поджарое, гибкое и красивое, как у дикого зверя, тело просто завораживало.
   «Но он вовсе не зверь, — напомнила она себе. — Он вражеский солдат».
   Впрочем, пока мужчина лежал без сознания, ей и в голову не приходило размышлять о том, кто он такой и почему она с таким упорством борется за его жизнь. Ветер сменил направление, и Келли вдруг уловила запах смерти, который все еще витал над полем сражения.
   Девушка тотчас захлопнула окно и набросила на Дэниела простыню, потом закрыла глаза и затихла. На нее нахлынули воспоминания. Когда-то не так уж давно она любила и была любима. Оба поначалу обменивались робкими, торопливыми поцелуями в поле, затем уже горячо целовались в темноте амбара. Они, само собой, не переходили рамки дозволенного, а когда настала первая брачная ночь, их действиями управляла сама любовь. В первый раз все произошло довольно неуклюже, но любовь помогла им посмеяться над собой, и в последующие дни и ночи стало ясно, что юмор — прекрасная основа супружеских отношений. Келли научилась дорожить поцелуями своего молодого мужа, радоваться его ласкам ч возбуждаться в его объятиях.
   И вот теперь Грегори Майклсон лежит на кладбище. Вес смертная душа его, несомненно, вознеслась на небеса, а бренное тело стало пищей ненасытных червей. Когда его останки прислали домой в армейском казенном гробу, Келли будто застыла.
   Сердце ее словно окаменело — казалось, она никогда больше не полюбит.
   С тех пор она ни разу не влюблялась. Какие бы солдаты ни проходили через эти места, каких бы друзей ни привозили с собой ее братья, в сердце девушки ни разу не шевельнулось ничего похожего на теплое чувство.
   «Сердце мое не растаяло и сейчас», — убеждала она себя.
   Но он разбудил иные чувства. Увидев полковника впервые, она нашла его привлекательным. Как только ее пронзили его поразительно синие глаза, в душе что-то шевельнулось, и девушка вмиг замерла от страха, осознав, что он ее возбуждает!
   Если бы он умер, она бы не вынесла. И совсем не потому, что боялась остаться привязанной к трупу, а потому, что это был он.
   И теперь, ухаживая за ним, она понимала, что ее чувства к нему становятся все сильнее. Ей хотелось позабыть о войне, хотелось вернуться в прошлое. Хорошо бы он был Грегори и можно было бы почувствовать тепло его тела, ощутить возбуждение, которое отмело бы за ненадобностью все разумные доводы.
   Глядя невидящими глазами в горшок с мясом, девушка снова задумалась. Идет война. Молодой светловолосый фермер из Мэриленда, за которого Келли вышла замуж, похоронен на кладбище за фермой, а она осталась вдовой. Вдовой уважаемой, высоконравственной. Ей должно быть стыдно, что у нее так трепещет сердце, что не те мысли лезут ей в голову…
   Сегодня он уйдет.
   — Пахнет вкусно!
   Вздрогнув от неожиданности, девушка оглянулась. В дверях, прислонившись к косяку, стоял Камерон.
   В сравнении с его загорелым торсом простыня казалась невероятно белой. Его нагота завораживала, даже когда он был без сознания, теперь же, выставив напоказ мощную мускулатуру и рельефный живот, он выглядел просто вызывающе.
   — Что это вам взбрело в голову? — воскликнула Келли.
   Ей хотелось, чтобы в ее словах слышался праведный гнев, но голос предательски дрогнул.
   Он, простодушно улыбаясь, поднял руки вверх.
   — О чем вы?
   — Полковник Камерон, — холодно проговорила она, презрительно прищурившись, — вы ведь, кажется, из приличной семьи. А также, вполне возможно, учились в лучших учебных заведениях и вас воспитывали как джентльмена. Что в таком случае вы, обернувшись простыней, делаете у меня на кухне?
   — Если вам угодно, миссис Майклсон, простыню я могу сбросить, — задорно блеснул он синими глазищами.
   — И это говорит тот, кто остался в живых и ходит по земле только благодаря моим заботам?! — возмутилась она.
   Он пожал плечами, прошлепал через всю кухню и остановился у плиты, втягивая носом аппетитный запах.
   — Миссис Майклсон, насколько я понял, вы относитесь ко мне чуть ли не как к двухлетнему мальчонке. И кроме того, вы изволили сжечь мою военную форму, что является сущим произволом. Но, как вы только что изволили напомнить, я должен быть благодарен вам за ваше милосердие Что же мне в таком случае надеть, подскажите?
   — Лучше бы вы оставались в постели, отдыхали и набирались сил, с тем чтобы сегодня вечером уйти, — без тени смущения ответила она.
   Он хотел было снять шляпу и раскланяться, но вовремя опомнился.
   — Ну ладно, мундир можно заменить, но мне так нравилась моя шляпа! Неужели так уж необходимо было жечь и ее?
   — Да, — отозвалась Келли.
   — Жаль.
   — Ничего, в шкафу наверху есть брюки и рубашки. Может быть, они не вашего размера, но, не сомневаюсь, вы , выйдете из положения.
   — Вы предлагаете мне надеть военную форму Союза?
   Она пожала плечами:
   — Дареному коню в зубы не смотрят, полковник.
   — Я не намерен уходить отсюда в военной форме янки, миссис Майклсон.
   — По всей видимости, когда-то и вы носили синий мундир, полковник. Ведь ваш брат — военный врач в армии янки, и потому не исключено, что до отделения южных штатов и начала войны вы оба состояли на военной службе в армии США. Думаю, ничего с вами не сделается, если вы снова наденете синюю форму.
   — Благодарю покорно, предпочитаю оставаться в простыне.
   Камерон стоял так близко от нее, что ей вдруг захотелось завизжать. Нет, ему никогда не удастся ее смутить. Понятно, он бросает ей вызов — абсолютно во всем к тому же, — но она не собирается сдаваться. Еще неизвестно, чья возьмет.
   Келли мило улыбнулась и помешала тушеное мясо, умудрившись при этом немного отодвинуться от Камерона.
   — Значит, вы намерены пробираться через линию фронта в простыне, полковник?
   — Лучше в простыне, чем в мундире янки, миссис Майклсон. — Он взял у нее из рук большую ложку и попробовал соус.
   Потом медленно перевел взгляд на нее:
   — Пальчики оближешь, миссис Майклсон! Благодарю судьбу, что оставила меня умирать именно здесь, на пороге вашего дома.
   — Судьба судьбой, — пробормотала Келли, отбирая у него ложку, — а теперь, будьте любезны, пойдите и оденьтесь.
   Камерон не сводил с нее глаз, и взгляд Келли обжигал его жарким пламенем.
   — По правде говоря, Келли, я просто не могу показываться в форме янки. Я не шпион, и не хватало еще, чтобы меня поймали и повесили как шпиона! Я не горю желанием погибнуть в бою, но исполняя свой долг — это, во всяком случае, достойная смерть. Если уж мне суждено быть повешенным, то по крайней мере за наше «правое дело».
   — Ясно, — отозвалась девушка.
   А она и не подумала об этом. Схватив Камерона как мятежника, янки его не повесят, а, вероятнее всего, отправят в лагерь для военнопленных. Со шпионами же в военное время расправляются круто. В Вашингтоне, например, бросили в тюрьму даже Роуз Гринхау, которая считалась признанной красавицей столичного общества. Поговаривали, что и ей не избежать казни.
   Келли, впрочем, очень надеялась, что бедняжку минует подобная участь.
   — Надеюсь, вы проявили ко мне такое милосердие не только для того, чтобы перед виселицей я предстал здоровым?
   — Никакого особого милосердия я не проявляла.
   — Значит, вы с самого начала действительно рассчитывали на то, что меня повесят?
   — Нет, сэр, отнюдь, — раздраженно отозвалась она и, взмахнув ложкой, приблизилась к нему. — Полковник…
   — Позвольте, миссис Майклсон. — Он отобрал у нее ложку. — Я еще в себя не пришел от того, что на меня бросались с саблями, обстреливали артиллерией, палили из ружей, а тут еще вы — с суповой ложкой!
   Она сердито ругнулась вполголоса.
   — Полковник, ваша мать, наверное, пришла бы в ужас, увидев своего сыночка, опоясанного простыней, на кухне у молодой женщины!
   — Моя мать, мам, была мудрой и здравомыслящей леди и наверняка отнеслась бы к этому нормально. Впрочем, она была бы вам благодарна за спасение моей жизни и, уверен, не стала бы даже спрашивать, почему я нахожусь здесь без одежды.
   — Полковник, я сейчас же вышвырну вас вон! — предупредила она.
   — Хотите бросить меня, голого, на съедение волкам?!
   — Не забывайте, что я янки. И с этими волками из одной стаи, — Нет, — тихо сказал он, — я же забываю.
   Келли посмотрела на него в упор, и странная дрожь охватила все ее тело. С чего, откуда в ней этот непонятный страх, похожий на предчувствие?
   — Что ж, — тихо произнесла она, отступая, — вашу военную форму уже не вернешь. Я ее сожгла. Придется вам подыскать что-нибудь. По-моему, там есть и цивильное. — Она окинула его взглядом. — Мой муж, возможно, был пониже ростом, но… — она замолчала и пожала плечами, — но брюки отца, пожалуй, вам подойдут. А в сундуке в конце коридора лежат рубашки моих братьев.
   — Если я правильно понял, обедать мне будет позволено только одетым? — Дэниел говорил шутливым тоном, поддразнивая ее, и не будь он нагим, манеры его вполне приличествовали бы виргннскому джентльмену, каковым он наверняка и слыл в свое время.
   — Именно, — улыбнулась девушка.
   Он низко поклонился:
   — В таком случае я оденусь настолько прилично, насколько мне это удастся.
   Дэниел удалился, волоча за собой конец простыни. Она посмотрела ему вслед и закусила губу, чтобы не разреветься.
   Проклятая война! Все у нее украла. А теперь вот привела на порог дома врага, но опять-таки лишает ненависти к нему.
   Досадуя, она снова повернулась к плите. Пока он отсутствовал, она накрыла на стол. Может, она малость спятила, но ей почему-то стало до смешного важно вести себя так, словно в жизни ничего не менялось и все шло своим чередом.
   Разумеется, все было не так. Ближе к вечеру возле дома снова появилась специальная команда, собиравшая убитых.
   Сержант, которому она, нервничая, предложила ковш воды, был бледен как бумага. Он рассказал ей о том, как мятежники окопались во рву и долго удерживали позицию, но в конце концов нью-йоркский отряд прорвал их оборону и перестрелял всех до одного.
   Лощина теперь стала называться Кровавой аллеей.
   Потери в одном этом бою составили пятьдесят тысяч человек. За один только день крови здесь пролилось больше, чем в любом другом сражении этой войны.
   Нет, не может все идти своим чередом. Пока тела убитых валяются по полям, где урожай кукурузы срезан пулями под корень, а земля пропиталась кровью солдат двух великих армий, все вокруг ужасно.
   Нормальная жизнь — как бы не так! Из двадцати цыплят у нее осталось всего три. Двух коз убило, а три просто пропали.
   Каким-то чудом уцелела, избежав пуль и конфискации, ее лошадь, но дойной коровы она лишилась давным-давно, как и нескольких десятков мешков пшеницы. Огород был вытоптан полностью. Да уж, «ничего не изменилось»!
   Тем не менее кое-что она способна сделать, как в мирные времена. Например, как ни в чем не бывало накрыть стол словно на обычный семейный ужин. Она зажгла свечу в подсвечнике и достала английский сервиз и столовое серебро — приданое своей матери, а также скатерть и салфетки ирландского полотна. Порывшись в кладовой, извлекла на свет бутылку выдержанного вина и только было собралась разлить вино в хрустальные бокалы, как на кухне появился полковник Дэниел Камерон собственной персоной.
   Он надел отцовскую рабочую рубаху и голубые хлопковые брюки, разыскал где-то свои сапоги до колен. В таком наряде мужчина должен был преобразиться в паренька с фермы, однако почему-то напоминал пирата — дерзкого, опасного и несколько загадочного.
   — Вас удовлетворяет мой вид, миссис Майклсон? — вежливо осведомился он.
   — Вполне, — ответила она. Сняв фартук, она кивнула на стул:
   — Садитесь, полковник.
   — Благодарю, миссис Майклсон, — отозвался он, тотчас выдвинул стул для нее и стоя подождал, когда она сядет. Келли же сначала выложила тушеное мясо на сервировочное блюдо.
   Камерон взял в руки выставленную ею бутылку вина. — Какая неожиданность, миссис Майклсон: французское бургундское урожая 1855 года!
   Он умело откупорил бутылку, привычно понюхал пробку н со знанием дела наполнил бокалы. Неторопливо пригубив вино улыбнулся:
   — Отменное вино, миссис Майклсон. Должен признаться, Я не смел и надеяться встретить подобное гостеприимство на Севере.
   Улыбка, появившаяся было на губах Келли, исчезла.
   — Зачем вы без конца напоминаете мне о том, кто вы? — с раздражением спросила она.
   — Может быть, мне стоит отведать яства, прежде чем я еще раз напомню об этом, потому что, судя по запаху, мясо обещает доставить еще большее удовольствие, чем вино, — отозвался он с улыбкой.
   Келли печально взглянула на Камерона:
   — У вас несомненный дар красноречия, полковник.
   — К несчастью, что в моих мыслях, то и на словах, миссис Майклсон.
   Взяв тарелку, он наполнил ее, поставил перед ней и только потом сам принялся за еду. «Он очень голоден», — подумала Келли, а Камерон вдруг перестал есть, заметив, что она еще не притронулась к пище.
   — Извините. Боюсь, что за последнее время я приобрел отвратительные манеры.
   Келли покачала головой. За последние двое суток он обходился одной водой. Она лихорадочно соображала, что бы ему ответить.
   — Моя мама, сэр, вырастила троих сыновей, и ее бы очень обрадовал отменный аппетит оправившегося от болезни мужчины.
   Она замерла, почувствовав, как он накрыл ее руку своей.
   Теплое, интимное прикосновение, от которого по спине у нее мурашки пробежали.
   — Ах, Келли, если бы все янки были такими обходительными, как ты, войны наверное бы не случилось.
   Ей вдруг стало трудно дышать. Она торопливо высвободила свою руку.
   — Ну вот, опять напоминаете, что вы враг. Если вы даже во время ужина не забываете об этом, значит, вам действительно лучше есть в одиночестве.
   Он задумчиво покачал головой:
   — Забывать опасно.
   — Что вы имеете в виду?
   Он пожал плечами:
   — Известно ли вам, миссис Майклсон, что солдаты вражеских армий торгуют друг с другом? Время от времени случается, что войска мятежников стоят лагерем по одну сторону реки, а союзные войска — по другую. И всю ночь по реке туда-сюда курсируют лодки, груженные табаком и кофе, причем нередко между солдатами завязывается тесная дружба.
   В хрипловатом голосе Дэниела сквозила горечь. Келли снова покачала головой:
   — Всего лишь проявление человеческих чувств среди безумия, в которое нас ввергли. Почему это вас так беспокоит?
   — Сейчас узнаете почему. В одну такую ночь мой молодой солдатик очень подружился с пареньком из Иллинойса, а на следующий день столкнулся с ним лицом к лицу на поле боя.
   — И что же?
   — Он не сразу нажал на спусковой крючок, а друг его не задумался. Мой солдат погиб, миссис Майклсон.
   Келли вздернула подбородок и опустила глаза.
   — Со мной вы никогда не встретитесь на поле брани, полковник. Поэтому… — Она замолчала, а он вдруг насторожился, прислушиваясь. Келли не сразу поняла, в чем дело, но вот послышался топот копыт. Кто-то подъезжал к парадному крыльцу.
   Камерой тотчас вскочил на ноги, изготовившись к бою. Да, так просто он не сдастся и будет биться до самого конца.
   — Только не вздумайте снова угрожать мне ножом! — предупредила его Келли, когда он потянулся к ней. Дэниел тем не менее в мгновение ока обогнул стол и схватил ее за руку.
   — Келли…
   — Отпустите меня!
   — Не могу…
   — Я хранила молчание целых двое суток. Я не сказала ни слова, даже когда сегодня утром сюда приходил солдат!..
   — Что?! — удивленно воскликнул он.
   — Солдаты рыщут по всей округе, полковник. Если бы я захотела, то давно бы уже выдала вас.
   Он неохотно высвободил ее руку. Келли прошла через гостиную к входной двери и, распахнув ее, замерла от неожиданности.
   — Эрик! — воскликнула она, узнав капитана Дабни, друга Грегори.
   — Келли!
   Девушка в полном замешательстве глядела на мужчину, стоявшего на пороге ее дома. Он был молод — немного за двадцать, среднего роста и обычного телосложения, кареглазый, с копной каштановых волос. Лицо его украшали небольшие усики и ухоженная бородка. В общем, весьма привлекательный, если бы не его непомерное тщеславие. Грегори как-то раз поведал ей, что Эрик часами вертится перед зеркалом, приводя себя в порядок.
   Понятно, что Дабни, беспокоясь о ней, выбрал время навестить ее.
   Но сейчас ей ни о ком думать не хотелось, тем более не хотелось никого видеть.
   — Келли! — повторил он.
   — Эрик! — отозвалась она и замолчала.
   Он явно ожидал большего. Надо бы, наверное, пригласить его в дом.
   — Должен был собственными глазами убедиться, что с тобой все в порядке. Теперь, когда нет Грегори, я чувствую особую ответственность за тебя, — выпалил он и закашлялся от смущения. — У меня, кстати, есть время, чтобы выпить чашечку кофе.
   — Да, да, входи, конечно! — нарочито громко воскликнула она, надеясь, что мятежник услышит. У нее не было выбора.
   Обстоятельства вынуждали ее пригласить старого знакомого: ей показалось даже, что он ее в чем-то подозревает. Следовало бы, наверное, обнять его, выказать свою радость, а уж никак не оставлять друга на пороге.
   Что она делает? В ее доме враг. Надо сообщить об этом сию же минуту!
   Но нет! Она уже давно приняла решение — возможно, даже с самого начала, — что не выдаст этого южанина, каким бы странным ни казался ее поступок.
   К тому же вряд ли Эрику удалось бы справиться с Камероном, несмотря на рану последнего. Дэниел обладал недюжинной силой и мастерски владел любым оружием. Эти качества и помогли ему выжить. Он опасный противник. Такой будет сражаться до последнего.
   В общем, следует проявить осторожность. Ради Эрика.
   — Я все время беспокоился о тебе, — сказал Дабни, приблизившись к ней. — Я представил себе, что произойдет, если нас выбьют отсюда и здесь появятся мятежники. Одинокая женщина… — Он тронул девушку за подбородок и, притянув к себе, дружески обнял. — Ах, Келли, не дай Бог с тобой что-нибудь случилось бы…