Грэм Хизер. Желанная и вероломная

   Камерон с трудом сглотнул:
   — Мне надо в Шарпсбург.
   — Я сам позабочусь о том, чтобы ты побывал там. В течение 1863 года. Клянусь! — пообещал ему Стюарт.
   Дэниел сделал глубокий вдох, ощущая почти физическую боль. Стюарт поднялся и протянул ему руку:
   — Помни, ты дал мне честное слово, Дэниел.
   Его слово, его честь. Разве не за это они сражаются?
   Камерон пожал Стюарту руку. Красотка, двинувшись к выходу из палатки, задержался на пороге и, не оглядываясь, сказал:
   — Джесс сейчас находится на том берегу реки Раппахаинок. Ты знаешь?
   — В общем, предполагал, что он где-нибудь неподалеку.
   — В канун Рождества мы обмениваемся военнопленными.
   Не хочешь ему что-нибудь передать?
   — Хочу, — отозвался Дэниел. — Скажи, что Харли Саймонс посылает ему подарок для малыша и что я отдам его Кирнан. А еще передай ему самый горячий привет. Скажи, что на Рождество я поеду домой и все мы будем о нем вспоминать.
   — Хорошо, — кивнул Стюарт и вышел из палатки.
   На следующее утро Дэниел отправился в путь.
   Покинув расположение своей части под Фредериксбергом, он осторожно обошел стороной янки и остановился на ночь в Ричмонде, где ему пришлось присутствовать на приеме, который устраивали президент Дэвис и его супруга в Белом доме Конфедерации. Дом, который был дарован городу Ричмонду, а потом стал резиденцией президента и правительства Конфедерации, поражал великолепием, но главным его украшением, как показалось Дэниелу, была первая леди Юга. Если сам президент был человеком сдержанным и властным, то Варина Дэвис оказалась воплощением женственности и добросердечности. Тревоги за судьбу Конфедерации наложили свой отпечаток на ее черты, но в те рождественские дни она буквально излучала тепло и ласку, тем более что была значительно моложе супруга. В вестибюле были открыты все смежные помещения, и весь этаж превратился в один большой зал. Президентская чета успевала пообщаться с каждым из присутствующих, стараясь сделать все для того, чтобы друзья и соратники чувствовали себя непринужденно.
   Дэниел никогда не был близко знаком с Джефферсоном Дэвисом, и вот теперь их представили друг другу. Полковник долго потом наблюдал за президентом и его супругой. Красивая и оживленная, одновременно величественная и преисполненная достоинства, она грациозно двигалась по залу, шурша шелками. В душе его вдруг всколыхнулась теплая волна, поскольку она до боли напомнила ему Келли.
   В Ричмонде он постарался не задерживаться. Из столицы до Камерон-холла можно было добраться за один день, но уверенности в том, что дорога до дома свободна от янки, не было.
   Увидев обсаженную дубами подъездную аллею, Дэниел просто возликовал: да, радость возвращения домой стоила того, чтобы преодолеть все опасности! Дом стоял на месте — как всегда величественный, с высокими белыми колоннами и широким крыльцом перед парадным входом. Камерон-младший нетерпеливо пришпорил коня. Массивная дверь тотчас распахнулась, и на пороге появилась брюнетка в темно-бордовом бархатном платье. Она что-то крикнула, и мгновение спустя к ней присоединилась еще одна женщина — блондинка в синем.
   — Это какой-то солдат, Кирнан!
   — Мятежник или янки, Криста?
   — Мятежник. Это…
   — Это Дэниел!
   Обе женщины сломя голову бросились вниз по ступеням ему навстречу. Горечь войны вмиг исчезла из сердца. Дэниел соскочил с коня и ринулся им навстречу. Через несколько секунд обе они были в его объятиях и радостно закружились вместе с ним. Они целовали его, он целовал их, по очереди заглядывая в хрустально-синие глаза сестры, потом в изумрудно-зеленые глаза Кирнан.
   — О, Дэниел, ты успел к Рождеству! — сияя от счастья, воскликнула Криста.
   Кирнан же строго сообщила:
   — Я послала тебе в Вашингтон множество всяких нужных вещей после известия, что тебя взяли в плен. Чуть позже я получила еще одно письмо, где сообщалось, что ты бежал еще до того, как моя посылка дошла до Вашингтона!
   Он усмехнулся:
   — Ты же знаешь, Кирнан, я не мог там задержаться надолго Она покачала головой, закусив нижнюю губу.
   — Дэниел, Дэниел! Я ведь чуть ли не радовалась, когда ты оказался в тюрьме. Там бы ты наверняка остался в живых.
   Он удивленно вскинул бровь:
   — Уж не перевербовал ли тебя мой брат в янки, Кирнан?
   Женщина покраснела, и он моментально пожалел о своих словах. Кирнан и так разрывалась на части: она была всем сердцем предана Конфедерации, однако ее любовь к Джессу оказалась сильнее, чем война и политические разногласия. Они с Дэниелом всю жизнь были большими друзьями, но сейчас — он знал это — она всем сердцем желала бы увидеть на Рождество и другого солдата — янки.
   — Потерпи, — тихо проговорил Дэниел и, обняв невестку за плечи, обернулся к сестре:
   — Криста, а рождественский обед у нас будет?
   — Само собой, — отлетела та, вздернув подбородок. — На территории плантации не было боев, даже перестрелок не было. Постреливали, конечно, в Уильямсберге, но нас Бог миловал. Поэтому дом ломится от всякой всячины. На днях я отдала нескольких кур, пару коров и скирды сена сборщикам пожертвований на «правое дело», но в остальном в хозяйстве все в порядке. Мы с Кирнан неплохо со всем справляемся, уверяю тебя.
   Дэниел рассмеялся:
   — Помнишь, как папа обучал именно нас с. Джессом в намерении сделать из нас образцовых, всесторонне образованных плантаторов? Кто бы мог подумать, что семейное дело придется вести не нам, а тебе?!
   Криста усмехнулась.
   — У меня хорошие помощники, — заверила она его, подмигнув Кирнан, и все трое вошли в дом. как хорошо дома! Преисполненный чувства собственного достоинства Джиггер, дворецкий Камерон-холла, принялся в свое удовольствие всячески баловать и нежить его. Некоторые офицеры тащили с собой слуг и рабов чуть ли не на поле боя, но братья Камерон считали по-другому. Поэтому в полевых условиях Дэниел заботился о себе сам. Здесь же было так приятно предоставить Джиггеру заботы о себе! Это, в частности, включало горячие ванны до пояса с бокалом бренди в руке; домашние туфли, мягкие хлопковые рубахи, а также кофе с густыми сливками по утрам, самые свежие куриные яйца, ветчину и бекон. И хороший табак. Нет, здорово все-таки дома!
   И удивительно, как умело ведется хозяйство! Кирнан с Кристой наперебой рассказывали, что они сделали, показывали бухгалтерские книги, перечисляли, что посеяли и какой урожай собрали, говорили о продажах лошадей и крупного рогатого скота, о покупках повозок и оборудования. Кроме соли и сахара, в Камерон-холле почти всем продовольствием обеспечивали себя сами. Конечно, использовался наемный труд. Большинство рабов остались на плантации в качестве вольнонаемных. Труд их оплачивался, они жили в своих маленьких домиках и знали, что при желании могут уехать отсюда в любое время. Впрочем, кое-кто покинул плантацию, а кое-кто, наоборот, побывав на Севере, вернулся назад. Криста и Кирнан поспешили уточнить, что в доме всем заправляет Джиггер, что вместе с Кирнан из Монтемарта приехала Джейни и что плантацией, как прежде, управляет вольнонаемный мулат Тейлор Мэмфорд. Совсем неподалеку отсюда жил отец Кирнан, который всегда готов был помочь советом, а юные родственники Кирнан с радостью помогали на огороде и во всех других делах по хозяйству. И уж конечно, все души не чаяли в маленьком племяннике Дэниела, Джоне Дэниеле Камероне, которому уже исполнилось шесть месяцев и который ползал по всему дому. У малыша были черные, цвета воронова крыла, волосы, поразительной синевы глаза и такие здоровые легкие, что своим криком он, кажется, мог бы обратить в бегство целую армию. Дэниел теперь все время возился с Джоном Дэниелом, держал его на коленях, пока Криста, Кирнан и Патрисия развлекали его игрой на клавесинах и пианино или пением.
   Все было совсем как в прежние времена. Почти как в прежние времена. Однажды утром, гуляя с сестрой у реки, он поразился тому, как она повзрослела. А какая стала красивая: матовая кожа, черные волосы и хрустально-синие глаза! В ней появились спокойствие и уверенность в себе, свойственные зрелой женщине.
   — Что ты на меня так смотришь, Дэниел?
   — Каждый раз, когда я уезжаю отсюда, мне страшно оставлять тебя.
   Она покачала головой:
   — Здесь мы в безопасности. Мятежники нас не трогают, потому что это твой дом, янки держатся от нас подальше, потому что это дом Джесса.
   — Все это так, — задумчиво произнес он, — но, Криста…
   — Что?
   Он покачал головой.
   — Должно же все это когда-нибудь закончиться, — тихо сказал он. — Я видел столько смертей, столько калек без рук, без ног, столько голодающих! Мы сражаемся лучше, но Линкольн очень упрям. И война будет продолжаться и продолжаться… Я уже видел однажды, как бывает, когда бой идет практически у порога дома…
   Он замолчал. Черт возьми! Он же изо всех сил старался не думать о Келли, дал слово и приехал домой!
   Камерон-холл — плантация огромная, великолепная. Жизнь здесь текла своим чередом: по реке Джеме по-прежнему ходили суда, урожаи с полей по-прежнему приносили доход, семейные обеды по-прежнему превращались в радостное событие, а жизнь, как и прежде, подчинялась строгим правилам. Поэтому его сестра и невестка по-прежнему одевались в платья из дорогих тканей с кринолинами и корсетами и множеством нижних юбок.
   А вот Келли — спокойная, рассудительная, обладающая чувством собственного достоинства, словно пришла из другого мира. Она одна справлялась с фермерским хозяйством в надежде, что кто-нибудь из братьев вернется домой. Она выстояла, оказавшись в эпицентре кровавого сражения, хотя стекла в окнах ее дома были выбиты в результате обстрела, а артиллерийский снаряд застрял прямо в фундаменте дома. И одевалась она значительно проще.
   Но от этого красота ее только выигрывала.
   И какое же коварство таила в себе ее красота, с какой ловкостью Келли предала его! Дэниел застонал, поразившись вдруг тому, что все еще остро ощущает обиду, гнев, боль.
   — Что с тобой?
   — Не обращай внимания. Просто вспомнил недавний бой.
   Если до такого дойдет, Криста, то ни янки, ни мятежникам до жителей не будет никакого дела. Представители обеих армий будут рыскать вокруг в поисках еды и заберут все, что попадет под руку. А если потребуется, дотла сожгут дом. Запомни, Криста: как бы мы ни любили свой дом, он всего лишь строение из дерева и камня. Важнее всего люди: ты, и Кирнан, и Джон Дэниел, и другие. Прежде всего береги себя. Обещай мне!
   — Дэниел…
   — Обещай!
   — Обещаю, — тихо обронила она.
   Они рука об руку побрели назад.
   В тот вечер они долго не хотели расходиться и все потягивали вино, которое приготовила Кирнан. Малыша уже уложили в постель и теперь расспрашивали Патрисию и Джейкоба, что они хотели бы получить в подарок на Рождество. Патрисия мечтала получить жеребенка арабских кровей, Джейкоб — саблю и военную форму.
   — Ну это всегда успеешь, — печально заметил Дэниел, и близнецов отправили спать. — А ты что хотела бы на Рождество? — спросил Дэниел у Кристи.
   Кирнан, усмехнувшись, ответила за нее:
   — Его зовут капитан Лейм Макглоски. Он приезжал сюда на разведку вскоре после того, как вы с Джессом уехали. С тех пор капитан уже несколько раз закупал здесь зерно.
   — Вот как? — Дэниел с любопытством взглянул на сестру.
   Она покраснела, как помидор, но ничего не отрицала. — Это серьезно?
   Криста сосредоточенно разглядывала свои пальцы.
   — Ну-у…
   — Ну?
   — Ну, в общем, он собирается встретиться с тобой, как только удастся. Он просил меня выйти за него замуж.
   Замуж! Ну конечно, она уже выросла. И стала такой красавицей. И все-таки надо бы посоветоваться с Джессом. Надо точно выяснить, откуда родом этот капитан и из какой семьи. А прежде всего следует узнать, сможет ли он должным образом заботиться о Кристе, сможет ли обеспечить ей такие условия, к которым она привыкла.
   Но разве теперь кто-нибудь толком ответит на подобный вопрос? Кто знает, что у всех у них останется, когда закончится война?
   «Надо сначала встретиться с ним», — подумал Дэниел, глубоко вздохнул и рассмеялся.
   — Насколько я понимаю, ты хочешь выйти за него замуж?
   — Всем сердцем, братец. Так ты меня благословляешь?
   — Да, всем сердцем. И очень надеюсь на скорое знакомство с твоим избранником.
   — Вот и все, что мне хочется на Рождество, — тихо про» внесла Криста. — А как же ты, Дэниел?
   Но не мог же он сказать ей всего, что было у него на душе!
   — Пока не знаю. Дай подумать. Кирнан, а ты что хочешь?
   Она улыбнулась:
   — Думаю, догадаться нетрудно. Хотя бы краешком глаза увидеть Джесса!
   Дэниел поднялся, поцеловал их обеих и отправился к себе.
   Однако долго не мог уснуть и все глядел и глядел из окна на реку.
   Проснулся он рано утром и отправился на семейное кладбище, где в течение почти двух веков хоронили Камеронов. Почему-то именно здесь Дэниел обретал душевный покой.
   Возвратившись в дом, он медленно прошелся вдоль галереи портретов своих предков. Вот Джесси и Джеми, основатели династии, в костюмах XVII столетия — это его прапра… — он уж и забыл, сколько «пра» — дедушка и бабушка.
   Согласно семейному преданию, когда они встретились с лордом Камероном, у них ничего, кроме силы воли и упорства, не было.
   Они вместе заложили здесь плантацию, отвоевав землю у диких зарослей.
   «Боже милостивый, сделай так, чтобы Камерон-холл выстоял», — подумал Дэниел.
   Но их предки построили не просто дом, а оставили и что-то такое, что позволило, скажем, ему и Джессу пойти каждому своим путем и все так же любить друг друга. Это «что-то» не смогло бы жить в камне или дереве. Оно живет и будет жить в Джоне Дэниеле и, если Господь того пожелает, в них самих.
   Камерон-младший отвернулся от портретов и, пройдя по коридору, громко постучался в дверь Кирнан. Она сразу же открыла — испуганная, растрепанная, одетая в белую хлопковую ночную рубашку, с малышом на руках.
   — Дэниел?
   Он улыбнулся:
   — Хочешь Джесса, а Рождество? Ну что ж, одевайся, собирайся, поехали!
   Она на мгновение застыла и тотчас расплылась в улыбке.
   Только ради этого стоило пожертвовать остатками отпуска и раньше времени вернуться в часть!
   — О Дэниел!
   Она чмокнула его в щеку, потом, выставив его из комнаты, захлопнула дверь. Полчаса спустя она была одета, а Джейни и малыш готовы в дорогу.
   Жаль, конечно, раньше времени расставаться с Кристой, но она была очень рада за Кирнан.
   До Ричмонда они доехали без приключений, и поскольку ночевать предстояло там, пришлось им присутствовать на приеме в Белом доме Конфедерации. Там собралось множество офицеров и офицерских жен, а также политиков и известных граждан.
   Эта странная война странным образом подействовала на людей. Кирнан здоровалась со старыми знакомыми, но некоторые из них презрительно отворачивались: она была замужем за янки. Барина, правда, взяв Кирнан за руку, заметила, что если у миссис Камерон найдется время, то они были бы рады воспользоваться ее помощью в госпитале, поскольку она, вероятно, приобрела большой опыт, работая рядом с таким превосходным хирургом, как ее муж.
   На следующее утро Дэниел с Кирнан снова двинулись в путь. Дороги были свободны, погода тоже благоприятствовала путешествию. Поздно вечером они добрались до места. Янки разбили лагерь на противоположном берегу реки.
   — Добро пожаловать, полковник! — крикнул Дэниелу Билли Будэн, увидев своего командира. — Что это у вас там, сэр… ох, извините, мэм…
   Камерон рассмеялся:
   — Я привез рождественский подарок для брата, который сейчас там, за рекой. Билли, будь добр, направь туда человека с белым флагом. Пусть попросит у янки частное свидание с полковником Джессом Камероном из санитарного корпуса. Я хочу встретиться с ним на понтонном мосту.
   — Слушаюсь!
   Под покровом ночи Дэниел подъехал к понтонному мосту, который янки использовали для сообщения с противоположным берегом, не забывая громко оповещать пикеты, что встреча разрешена. Ему вовсе не хотелось, чтобы их всех троих подстрелили. Оставив Кирнан в тени деревьев, он подошел к кромке воды.
   На другой стороне виднелся силуэт всадника.
   — Джесс?
   — Дэниел! Счастливого Рождества, брат!
   — У меня есть для тебя подарок, Джесс.
   — Главное, что ты живой и невредимый, Дэниел.
   Младший брат покачал головой:
   — Нет, подарок еще лучше.
   Он поманил Кирнан, и она с ребенком на руках медленно приблизилась к реке.
   — Джесс, — раздался В ночной тишине ее мягкий и женственный голос, — Кирнан! Боже мой, Кирнан!
   Она тотчас рванулась по мосту ему навстречу. В это мгновение на луну набежало облачко, и супруги исчезли в темноте.
   Дэниел слышал лишь их радостные восклицания.
   Вернувшись в свою палатку, он вежливо отказался от компании своих однополчан и удалился к себе с бутылкой бренди.
   Уже ночью к нему в палатку заглянули Билли Будэн и еще несколько кавалеристов. За их спинами слышалось женское хихиканье. На фоне неяркого света лагерных костров он увидел в проеме своей палатки женский силуэт.
   — Полковник, это Бетси. Она о вас наслышана и хочет пожелать вам счастливого Рождества! «
   Почему бы и нет? Бетси, кажется, молоденькая и, видимо, совсем недавно стала заниматься своим ремеслом. Небольшого роста, темноволосая, стройненькая… Черт побери, все-таки сегодня праздник! А праздников не было так давно. «Забудь про все, забудь про войну, забудься на одну эту ночь», — уговаривал себя Дэниел.
   Но забыться он не мог. Перед ним пронеслись воспоминания: шелковистые, пылающие словно огонь волосы на его бронзовом от загара теле. И серебристо-серые глаза, и голос — ласкающий, манящий и предающий…
   Нет, он не сможет прикоснуться ни к одной женщине, пока либо не отомстит, либо не обретет покой.
   — Спасибо, Билли, — тихо сказал Камерон. — И вам спасибо, молодая леди, — обернулся он к девушке, — но я… гм-м… я уже собрался спать. А вам всем счастливого Рождества!
   Билли был явно разочарован, но он уже привык, что приказы, отданные даже самым вежливым тоном, следует выполнять неукоснительно. Пожелав командиру спокойной ночи и счастливого Рождества, он ретировался.
   Счастливого Рождества. Да. Где вы сегодня, миссис Келли Майклсон? Тепло ли вам в это Рождество и принесло ли оно вам какое-нибудь чудо?
   Прошло Рождество. Наступил новый год. И начались новые битвы.
   Но он пока еще и представить себе не мог, что принесет ему год 1863-й.
   И только через несколько месяцев они впервые услышали о городке Геттисберг в Пенсильвании.

Глава 16

   Май 1863 года
   — Боже милосердный, его тяжело ранили! Джексона Каменная Стена застрелили! — взволнованно прокричал прискакавший верхом мятежник. Так Дэниел впервые услышал о ранении Джексона Каменная Стена.
   «Он выбит из седла, но это еще не значит, что снова не поднимется», — промелькнула у Камерона-младшего мысль.
   И все же ранение зачастую означает смерть.
   Дэниел диктовал донесение о текущей обстановке Билли Будэну, который оказался на редкость умелым писарем. У полковника никогда еще не было столь расторопного и понятливого порученца.
   Сражение на сегодня закончилось. Такого яростного боя Дэниел еще не видывал. Здесь, в Чанселлорсвилле, Джексон только что завершил один из своих поразительно смелых и ловких маневров.
   Двадцать первого апреля, услышав, что федеральные войска численностью сто тридцать четыре тысячи человек, которыми теперь командовал генерал Джо Хукер, форсируют реку Раппаханнок, окружив Фредериксберг, генерал сократил до минимума свидание с супругой и прибыл на передовую. В этот день он впервые увидел свою новорожденную дочь и тем не менее вернулся, чтобы принять командование операцией.
   Рассредоточив силы, он направил часть на левый фланг войск генерал-майора Джона Седуика, а большую часть своих людей увел в глухие заросли Спотсильвании. Эскадроны Дэниела погнали янки назад в Чанселлорсвилль.
   На следующий день Джексон и Ли снова разделили армию.
   Войска Ли встретили Хукера в лобовой атаке, а Джексон, обойдя Хукера с фланга, атаковал его с тыла, и утром второго мая они полностью освободили территорию от северян.
   — Солдат! — крикнул Дэниел, делая шаг вперед. — Это правда? Джексон ранен?
   — Тяжело ранен, сэр. Его унесли на ближайшую ферму.
   — Да поможет ему Бог, — пробормотал Камерон.
   — Ваша правда, сэр!
   «Господь должен ему помочь, потому что Каменная Стена глубоко верующий человек», — надеялся Дэниел. Поборник строгой дисциплины, он многим казался странным, поражая своим стоицизмом и фанатичной преданностью долгу.
   А как он нужен Мастеру Бобби Ли!
   Дэниел ничем не мог помочь Джексону, правда, гонцы сновали всю ночь — сообщали последние сведения о состоянии здоровья генерала.
   К полуночи ему ампутировали руку. «Он еще может выжить», — подумал Дэниел и не мог не вспомнить наставлений Джесса. Он мог бы выжить, если бы в рану не попала инфекция, если бы… Было слишком много этих «если бы».
   Сражение продолжалось в течение третьего и четвертого мая.
   В конце концов Седуик и Хукер вынуждены были отступить, и армия Потомака отошла на прежние позиции. Победу одержали южане, но досталась она слишком дорогой ценой.
   Десятого мая генерал Томас Джексон Каменная Стена умер от пневмонии, которая началась у него после хирургической операции. Он умер на руках у своей обожаемой жены, в полной гармонии с Господом Богом, в которого он так глубоко веровал. Но умер солдатом, который по-прежнему был очень нужен на поле боя.
   Его оплакивал весь Юг, погрузившись в глубокую скорбь, а больше всех оплакивал генерал Роберт Ли. Дэниел уже не раз видел горечь и печаль в серо-голубых глазах генерала Ли при сообщении о смерти любого солдата. Но никогда еще этот галантный джентльмен не выглядел таким подавленным.
   А война тем временем продолжалась.
   Ли снова принял решение перенести боевые действия на Север. На то имелись веские причины, главная из которых заключалась в грабежах мирного населения. Так пусть уж лучше армия южан обирает территорию Союза.
   К тому же многих северян затянувшаяся война слегка утомила. Маклеллан — Маленький Мак, — которого Линкольн освободил от командования армией, теперь вел против него политическую кампанию. И даже намеревался выставить свою кандидатуру на пост президента Соединенных Штатов. Маклеллан требовал мира. Если бы Ли удалось дать северянам почувствовать все ужасы и тяготы войны на собственном опыте, то, возможно, северяне стали бы поддерживать Маклеллана и ратовать за переговоры о мире. После этого Конфедерация пошла бы своим особым путем.
   На западном направлении войска Союза предприняли наступление на Виксберг, штат Миссисипи, потому что река Миссисипи была жизненно важной артерией Конфедерации.
   Мятежникам надо было, чтобы война закончилась.
   «Скоро мы снова пройдем по Мэриленду», — подумал Дэниел, и горячая волна прокатилась по всему его телу. Красотка обещал ему предоставить отпуск. Неизвестно, правда, когда, но главное — чтобы побыстрее.
   «Только бы она меня не забыла, — твердил он. — Только бы помнила, что я вернусь…» И, как всегда, при мысли об этом сердце его словно сжало тисками.
   Забыть его Келли не могла.
   И уж конечно, не могла забыть прекрасное утро двадцать пятого мая.
   Для нее этот день начался так же, как и все остальные: она проснулась очень рано, оделась и заторопилась к скотине. Первые схватки она почувствовала, когда отмеряла зерно и сено, потом они повторились, когда она кормила кур. Сначала она не обратила внимания на схватки, но чуть позже почувствовала дурноту. Рожать ей, наверное, еще рано. Она ждала его — или ее — появления не раньше июня. В начале июня миссис Майклсон планировала перебраться в город, чтобы быть поближе к доктору Джеммисону. Он, конечно, не одобрял ее поступка, но был порядочным и добрым человеком и не допустил бы, чтобы с ней или с невинным младенцем что-нибудь случилось.
   Ей еще очень многое предстояло сделать. На огороде уже созревали овощи, пора было делать заготовки. Малышу требовались теплые зимние пеленки, а на днях она еще начала весеннюю генеральную уборку.
   Но уборка может подождать, заготовки — тоже. По правде говоря, когда схватки возобновились и острая боль пронзила поясницу и живот, уже ничто не имело значения.
   Келли находилась в птичнике, на заднем дворе, и постаралась справиться с болью, ухватившись за изгородь. На какое-то мгновение она испугалась, потом до нее медленно дошло, что она, наверное, рожает.
   Боль отступила, прошла бесследно, так что Келли даже удивилась: уж не почудилось ли ей?
   Наверное, почудилось. Она направилась к колодцу и, зачерпнув воды, выпила полный ковш. Похоже, самочувствие прекрасное.
   И все же, может быть, ей ненадолго прилечь? Она одна, и кому какое дело до ее хозяйства? Из города теперь к ней редко кто приезжал. Беременность скрыть невозможно, и когда она изредка ездила в город за покупками, старые друзья демонстративно отворачивались от нее. «Ерунда!» — уговаривала она себя, едва сдерживая слезы. Когда закончится война и возвратятся ее братья, она заберет ребенка и уедет отсюда. Например, в Нью-Йорк или Вашингтон.
   Но сначала ей надо увидеться с Дэниелом.
   Зачем? Чтобы извиниться за то, что спровадила его в тюрьму?
   Он сам вернется к ней, чтобы посчитаться. Он ее предупредил.
   Сердце Келли сжалось, и она постаралась отогнать мысли о нем, попыталась забыть и радостное возбуждение, и любовь, и страх. И цвет его глаз, и чувственную протяжность речи.