Грэм Хизер. Желанная и вероломная

   Дэниел едва сдержал рыдание и опустился на колени рядом с порученцем.
   — Нет, Билли, нет. Я еще возьму тебя с собой домой, в Камерон-холл. Ты наверняка не видывал подобной красоты. Трава там изумрудно-зеленая, травянистый склон спускается прямо к реке, и с реки всегда тянет ветерок, который раскачивает высокие деревья с очень густыми кронами. Перед домом крыльцо — широкое такое, на крыльце этом хорошо сидеть просто так, подставляя лицо ветерку…
   — И потягивать виски, да, сэр?
   — Виски, бренди, джулеп и все, что пожелаешь. Билли.
   Мы туда вернемся.
   — Так говорите, изумрудно-зеленая трава? — Билли крепко сжал руку Дэниела.
   — Именно.
   Будэн закашлялся. Из уголка его губ потекла струйка крови.
   — Помолитесь за меня, полковник. Когда-нибудь мы с вами встретимся. В Эдеме, который так похож на Камерон-холл.
   — Билли…
   Пальцы Билли сжались в последний раз, потом резко обмякли. А Дэниел все еще держал его за руку, изо всех сил стискивая зубы.
   — Он умер, полковник, — тихо произнес Грили.
   Камерон кивнул и, подхватив тело Будэна на руки, вышел с ним из операционной. Стояла ночь. Дэниел уселся под деревом и долго сидел так, все еще держа Билли на руках.
   — Твой друг, Дэниел? — В поле зрения появились высокие кавалерийские сапоги. На землю рядом с ним опустился Стюарт — измученный, осунувшийся, мрачный. — Придется оставить его здесь.
   Камерон кивнул.
   — Он бы не погиб, если бы не я. Я притащил его за собой из Олд-Кэпитол.
   — Не убивайся так, на все воля Божья. Господь сам решает, что должно случиться с каждым из нас, Дэниел. Я, например, за последние дни дважды подвел генерала Ли.
   — Да, проиграли мы по-крупному.
   — Армистед мертв. Пикетт поклялся, что никогда не простит Ли. Но разве все это имеет какое-нибудь значение для тех парней — северян и конфедератов, — которые погибли здесь?
   Черт возьми, Дэниел, любой из нас может умереть в любую минуту, но пусть смерть наступит по Божьей воле, а не по моей или твоей вине.
   Оба на какое-то время замолчали.
   — Ты, наверное, знаешь, что мы начинаем отступление, — обронил Стюарт и подозвал солдата, чтобы тот забрал тело Билли.
   — Да, — отозвался Камерон.
   — Мы снова пойдем через Мэриленд. Надо произвести перегруппировку после такого разгрома. И я отпущу тебя на некоторое время, если только Мид не вздумает нас преследовать. В противном случае одному лишь Богу известно… В общем, я сдержу свое слово — отпущу тебя до конца месяца.
   Дэниел взглянул на Джеба.
   Мэриленд…
   Вот и настало время им встретиться.
   Келли издали наблюдала, как войска двигались на Север.
   Они двигались довольно далеко отсюда, так что она могла разглядеть их только в бинокль, который оставил ей брат Джошуа.
   Едва завидев серый мундир, она поняла, что здесь снова появились конфедераты.
   Сердце у нее гулко забилось. Мятежники! Идут сюда, идут по ее душу…
   Нет, только один-единственный мятежник мог бы прийти по ее душу, но он едва ли сможет сделать это. Услышав о кровопролитном сражении в Виргинии, она искренне порадовалась тому, что Дэниел в нем не участвовал и имя его не появится в списке убитых.
   А теперь мятежники снова идут на Север. Келли закрыла глаза и стала молиться о том, чтобы двор ее дома не превратился опять в поле боя. Потом она открыла глаза и молилась уже о том, чтобы они обошли ее дом стороной.
   За последнее время вокруг развелось столько дезертиров!
   Из обеих армий. А ей теперь приходилось беспокоиться не только за себя.
   У нее был Джард.
   Испугавшись, Келли торопливо направилась в детскую. Сын мирно спал, но она почему-то взяла его на руки и крепко прижала к себе. Она скорее умрет, чем позволит кому-нибудь причинить ему малейшее зло. Видимо, Келли так крепко прижала малыша к груди, что он проснулся и протестующе крикнул.
   — Извини меня, мой маленький, — тихо проговорила она.
   Он успокоился и, внимательно глядя на нее синими глазищами, выпятив губы, издал гулькающий звук. Келли засмеялась.
   Что ж, она его разбудила, н он решил, что пора перекусить.
   Женщина опустилась в старое кресло-качалку и начала кормить кроху. Пока он ел, она гладила его по головке и вспоминала о Дэниеле. Слава Богу, он далеко. Господи, но ей же самой придется искать его. Не сейчас, конечно, когда-нибудь потом.
   Камерон ее просто задушит. Главное, чтобы не сделал ничего плохого ребенку.
   А вдруг он захочет забрать Джарда?
   При одной этой мысли сердце у нее учащенно забилось.
   «Слава Богу, что война продолжается», — облегченно вздохнула она.
   Нет, Господи, нет! Она не это имела в виду.
   Война ужасна. Джереми и Джошуа сейчас под Виксбергом, в Миссисипи. Джереми писал ей о кровавых сражения и о том, как они пытаются взять измором население Миссисипи. Письма брата были полны жалости к несчастным горожанам, которые вынуждены были уйти в горы и жить в пещерах, питаться крысами.
   «Нет, нет. Господи, пусть война закончится!» — горячо молилась она.
   Услышав скрип повозки, Келли неожиданно замерла от страха, потом вскочила на ноги, крепко прижав к себе сына, и выглянула в окно.
   От сердца сразу же отлегло — в повозке сидели Руди и Хельга Вайс.
   — Келли! — крикнул ей Руди, даже не успев слезть.
   — Эй, я здесь!
   — Слава Богу, — пробормотала Хельга.
   Немало удивившись, Келли с малышом на руках торопливо спустилась вниз.
   Она встретила супругов Вайс у черного хода. Хельга тотчас подхватила малыша на руки и стала что-то тихо лопотать ему по-немецки. Келли недоуменно взглянула на Руди.
   — Вас никто не беспокоил? — озабоченно спросил он.
   — Нет, — покачала головой она.
   Немец вздохнул с облегчением и тяжело опустился на стул, вытирая вспотевший лоб.
   — А у нас они побывали.
   — Кто?
   Вайс поморщился.
   — Сначала майор Конфедерации, который оставил на столе пачку купюр Конфедерации и забрал со двора почти всю живность: коз, кур, коров. Потом пришел военный в синем. Он бросил на стол пачку других денег и подчистил все, что не успели забрать мятежники.
   — О, Руди! — выдавила Келли, опускаясь на стул по другую сторону стола. — Они и зерно забрали? Все?
   — Все.
   — В таком случае я поделюсь с вами всем, что у меня есть.
   — Ни за что! Мы приехали только, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. Наши люди умеют обходиться малым и помогают друг другу.
   — Но у меня всего в избытке! Вы мне только поможете, если возьмете несколько животных.
   — Возможно, солдаты еще зайдут к вам, — мрачно отозвался Руди.
   — В таком случае им меньше достанется, — весело произнесла Келли.
   Супруги Вайс сильно противились, но прежде чем они уехали, миссис Майклсон привязала к их повозке козу и засунула в телегу дюжину цыплят, а также несколько мешков зерна и множество горшочков с консервированными овощами.
   Несколько дней спустя Руди снова приехал к ней.
   — Келли, будьте осторожны. Поедемте к нам.
   — Почему?
   — Был бой. Жуткий, кровавый бой. Говорят, потери обеих сторон составляют около пятидесяти тысяч человек убитыми и ранеными.
   — О Боже! — судорожно сглотнув, воскликнула Келли.
   — Мятежники возвращаются к себе. Уходят домой. Они едва тащат ноги, измучены, разбиты. И многие будут проходить по этим местам. Поедемте к нам, Келли!
   Женщина покачала головой. Но ей стало страшно и появилось какое-то недоброе предчувствие.
   Сердце ее снова гулко забилось.
   Его нет среди них. Он в тюрьме. Слава Богу, что она уберегла его от смерти, от кровопролития.
   Он, конечно, не оценит.
   — Ну же, будьте благоразумны, поедемте к нам! — повторил Руди.
   Келли покачала головой, словно какая-то волшебная сила заставляла ее остаться. Остаться, чтобы напоить их водой, поскольку ничего большего она сделать не может.
   Возможно, среди них окажется кто-то из его знакомых.
   И подтвердит, что он все еще в Вашингтоне, жив и здоров.
   Женщина постаралась унять охватившую ее дрожь.
   — Руди, я не поеду. Я должна остаться здесь.
   — Келли…
   Она и сама себя не понимала.
   — Мне надо остаться, Руди. А вдруг я кому-то помогу, сделаю что-нибудь полезное…
   Вайс покачал головой:
   — Но эти люди… ведь они враги.
   — Поверженные враги.
   — Война не закончилась.
   — Не беспокойтесь, Руди. Я хочу узнать, что произошло.
   Немец начал с ней спорить, но она неколебимо стояла на своем.
   Солдаты еле двигались — разбитые, обносившиеся, смертельно усталые.
   И Келли снова оказалась на своем посту у колодца.
   Там ее и застал Дэниел Камерон — такой же, как и все остальные: мрачный, измученный, обносившийся.
   Но по-прежнему гневный.
   — Ангелок!..

Интерлюдия
ДЭНИЕЛ

   4 июля 1863 года
   Окрестности Шарпсбурга, Мэриленд
   Он долгие месяцы ждал этой встречи, мечтал о ней, представлял во сне и слышал ее голос даже сквозь грохот артиллерийского обстрела, но ему почему-то не верилось, что она такая красивая.
   И все-таки так оно и было.
   Дэниел издали наблюдал, как она предлагает офицеру воду.
   Смотрел, как она двигается, прислушивался к мелодичному звучанию ее голоса. При этом он непроизвольно сжимал кулаки и чувствовал, как в душе вздымается горячая волна ненависти и обиды. Он должен ненавидеть ее. Она, словно оружием, воспользовалась своей красотой, своим нежным голосом, огненной копной золотисто-каштановых волос. Она его предала.
   И все же она очаровательна! Не оставляет равнодушным ни одного мужчину из тех, кто проходил мимо. И с губ их срывалось слово, которое при виде ее когда-то пришло в голову и ему.
   Ангел. Только Создатель небесный мог сотворить это лицо, придумать такой цвет волос, такую форму и оттенок глаз…
   Небесное создание!
   И при этом соблазнительница, породить которую мог только дьявол, напомнил себе Камерон, с трудом глотая комок, стоявший в горле. При взгляде на нее, пожалуй, забудешь, как нежно уговаривала и заманивала она его в ловушку.
   Забудешь про наручники, про тюрьму, про мерзкую сырость Олд-Кэпитол, про страдания и унижения.
   Дэниел, спешившись у ворот, стал наблюдать.
   Черт бы ее побрал! Может быть, предательство является ее ремеслом? Может, на ее пути попадались и другие солдаты, и она, соблазнив их, потом выдавала янки?
   Боже, как он устал! Но сейчас даже усталость не усмирит бушевавшую в нем ярость. Лучше бы она превратилась в иссохшую старуху! А то стоит здесь, одетая в это простенькое платьице, которое лишь подчеркивает совершенство ее фигуры, ее красоту, ее женственность… Его ангел. Их ангел.
   Помнит ли она его? Наверняка помнит, нечего даже сомневаться.
   Когда, напившись воды, отошел последний из кавалеристов, К колодцу подошел Дэниел.
   — Ничего себе, ангел милосердия! Наверняка не обошлось без доброй дозы мышьяка в колодце?!
   Келли словно к месту приросла. Ветерок шевелил ее волосы, и в лучах предзакатного солнца они горели темным пламенем.
   Она подняла свои огромные глаза и встретилась с ним взглядом.
   Неужели она не испугалась? Кажется, нет. Камерон даже испытал некоторое разочарование. Если она и страшилась его мести, то искусно скрыла это. Она стояла спокойно, словно фарфоровая статуэтка, лишь щеки чуть тронуло розовым, а прекрасные губы заалели, как летняя роза.
   Неожиданно он улыбнулся. Судя по всему, Келли съежилась от страха. И как всегда, была готова к баталии.
   — Привет, ангелок, — процедил Дэниел сквозь зубы.
   В ответ — молчание. Гордое молчание. Однако он заметил, как взволнованно вздымается ее грудь, как бешено бьется жилка у нее на шее. Интересно, почему? Может, она наконец испугалась? Может, его ангел понял наконец, что человек, которого ее стараниями упекли в ад, возвратился, преисполненный жаждой справедливой мести?
   Жаркая волна прокатилась по всему его телу, отозвавшись мучительной болью где-то в паху. Что ж, вот он и вернулся.
   Предстал перед ней, как и мечтал. Похоже, он и выжил-то только ради этого. У него буквально зачесались руки. Ведь он хотел задушить ее!
   Он хотел… ее. Хотел отчаянно, яростно. Вот, сейчас… схватить, крепко прижать к себе и почувствовать нежность ее плоти.
   Пусть она выкрикнет его имя, что бы ни побудило ее к этому — гнев, отчаяние, любовь или ненависть.
   Дэниел хотел мести, но больше всего хотел утолить жар, который сжигал его, и жажду, что мучила его и день и ночь — в бою ли, в седле, в редкие моменты затишья или даже среди оглушительной канонады и криков умирающих…
   — Язык проглотила? — хмыкнул он. Черт возьми, как трудно говорить! Губы его скривились в горькой усмешке. — Очень странно. Разве ты меня не ждала?
   Камерон не осмеливался прикоснуться к ней. Пока. Он просто взял из ее рук ковш, зачерпнул из ведра воды и стал пить.
   Вода была холодная, свежая. Но она не загасила огонь, снедавший его изнутри.
   Она наверняка исподтишка наблюдала за ним: жилка на нежной шее забилась еще сильнее;
   — Странно, что вода не отравлена. Может быть, в ней есть хотя бы битое стекло? — буркнул он и приблизился к ней.
   Его голос — хрипловатый, низкий, напряженный — дрожал от избытка эмоций.
   — Вы словно привидение увидели, миссис Майклсон. Ах да, вы, должно быть, надеялись, что я к этому времени уже стал привидением, давным-давно пав на поле брани и обратившись в пыль? Нет, ангелок, как видишь, я здесь. — Он на мгновение умолк, затем снова саркастически улыбнулся. — Черт возьми, Келли, ты все так же красива! Надо бы просто-напросто тебя задушить — вцепиться в это красивое горло и задушить. Но ведь даже если тебя не будет, ты по-прежнему будешь мучить меня!
   Келли наконец овладела собой, гордо расправила плечи, вздернула подбородок и заговорила тихим голосом, всем своим видом давая понять, что обращать внимание на колкости ниже ее достоинства.
   — Полковник, пейте и, будьте любезны, езжайте своей дорогой. Это территория Союза, и ваше присутствие здесь нежелательно.
   Женщина тихонько оттолкнула его и, высоко подняв голову, двинулась к дому.
   — Келли! — В голосе его звучала ярость, впрочем, в том, как он произнес се имя, ей почудилось вновь проснувшееся желание.
   Она бросилась бежать.
   — Келли! — снова крикнул он. Горечь, копившаяся в нем в течение целого года, наконец прорвалась. Дэниел бросился за ней.
   Женщина хлопнула дверью у него перед самым носом и закрыла ее на засов. Он навалился плечом и забарабанил по ней кулаками.
   Наконец послышался треск ломаемой древесины.
   — Прочь, Дэниел! Возвращайся к своим солдатам, к своей армии — на свой Юг!
   Он все-таки вышиб дверь и теперь стоял на пороге, пристально глядя ей в глаза.
   — Вот как? Разве нет поблизости доблестных солдат-янки, которые пришли бы к тебе на помощь, как только ты снова заманишь меня в постель?
   Схватив со стола кофейную чашку, она запустила ею в обидчика.
   — Убирайся!
   — Убирайся? Как грубо, миссис Майклсон! Ведь я так долго ждал этого момента. Бессонными ночами мечтал о том, чтобы вернуться. Глупец! Да, урок не пошел мне на пользу!
   Он сорвал с головы шляпу и швырнул ее на кухонный стол.
   — Ну что ж, вот я и вернулся, ангелок. И горю нетерпением продолжить с того, на чем мы остановились. Давай-ка припомним, где это было… Кажется, твоей спальне?
   А-а, вспомнил: в твоей постели! Припомни, где именно находились действующие лица?
   — Вон из моего дома! — возмущенно оборвала его Келли.
   — Ни за что, — произнес он, горько усмехнувшись. — Ни за что, мадам, и не мечтайте!
   Полковник решительно шагнул вперед.
   — Не смей! — предупредила она.
   Ее слова лишь подлили масла в огонь, бушевавший в нем.
   Боже милосердный! Куда подевалось все, чему его учили? Где его сдержанность, умение прощать, где его милосердие?
   Вдруг вспомнился холодок, пробежавший по его спине, когда его схватили янки. А он так ее любил… И, черт возьми, так ей верил!
   — Ну уж нет, пусть хотя бы это вторжение на Север будет успешным!
   Камерон стал медленно приближаться к ней, всем видом выдавая свои намерения. А может, она все поняла по холодному блеску синих глаз…
   Келли повалила стул, преградив ему дорогу.
   Ну, этим его не остановишь, особенно сейчас!
   — Не смей, черт бы тебя побрал! — крикнула она задыхаясь.
   Он уже готов был отказаться от задуманного, как вдруг заметил серебристую негу в ее глазах и услышал мягкий голосок, в котором сквозили мольба и соблазн.
   — Ты должен меня выслушать… — начала она.
   «Соблазняет, — насторожился он. — Да, так оно и есть — соблазняет!»
   — Выслушать?! — воскликнул он гневно. — У меня нет времени на пустую болтовню, Келли. Я тебя уже послушался однажды…
   — Дэниел, не подходи. Ты должен…
   — Да, должен закончить начатое. Возможно, после этого я снова смогу спокойно спать.
   Камерон схватил ее за локоть, опалив своим синим взглядом.
   — Дэниел, посторонись — прошипела она сквозь зубы и рванулась прочь.
   Он бросился за ней.
   Келли попыталась остановить его, с размаху швырнув вазу, но Камерон увернулся, и ваза разбилась о стену. Тут уж в него полетели ботинок, книга, газета, но тщетно…
   Вот и лестница! Взбежав по ступеням, она едва успела перевести дух, как мужчина поймал ее за волосы. Теперь мститель был одержим одним-единственным желанием — обладать ею.
   Он тотчас подхватил Колли на руки и шагнул к спальне, куда она однажды так коварно его заманила.
   — Давай закончим начатое. Договорились, ангелок?
   — Отпусти меня! — закричала Келли, вырываясь, как дикая кошка, и изо всех сил молотя кулаками по его груди.
   — Отпустить? — взревел он, не узнавая собственного голоса. Ну уж нет, на сей раз он ее не отпустит! — Помнится, я как-то пытался уйти. Из уважения к нашим убеждениям, к тому, что для нас свято. Но ты помчалась за мной, ангелок, умоляя, чтобы я остался. Помните, миссис Майклсон?
   Сделав еще шаг, он отнюдь не бережно швырнул ее на кровать. Она тут же приподнялась и, гордо задрав подбородок, стала следить за его дальнейшими действиями.
   — Не надо! — приказала она. — Даже не думай…
   Но он вдруг оседлал ее и, ухмыляясь во весь рот, свирепо сверкнул глазами.
   Она попыталась ударить его по щеке, но он, содрав горчичного цвета перчатку, перехватил ее руку.
   — О чем, по-твоему, я думаю, Келли? — спросил он.
   — Не знаю. А о чем? — Глаза ее настороженно вспыхнули.
   — Все вышло бы по-другому, если бы янки не использовали тебя в качестве своего орудия, — пробормотал он. — Неужели ты не помнишь, как хорошо нам было вместе? Здесь, именно здесь! Мне сразу же понравилась твоя спальня: и мебель темного дерева, и белизна оконных занавесок и постельного белья. И мне понравилась ты… Никогда не забуду твои волосы: они как солнечные лучи сверкали на подушке — мягкие, душистые, такие соблазнительные… блестящие как шелк.
   Я вспоминал тебя, находясь среди военнопленных, я вспоминал тебя, когда замышлял побег. Я мечтал о твоих поцелуях, Келли.
   У тебя такие чувственные губы!.. Точеная шея и красивая грудь…
   Я без конца вспоминал твое тело и хотел тебя, как еще никогда и никого не хотел. Ведь когда ты прикасалась ко мне, я словно бы умирал и возносился на небеса. Черт побери! Я тебя любил.
   Среди этого хаоса ты стала для меня островком мира и покоя. И я верил тебе — подумать только! — рядом с тобой я вдруг вновь Ощутил, что жизнь прекрасна. Глупец!
   — Дэниел…
   — Оставь! — бросил он резка. — Оставив, молчи. И не говори, что ни в чем не виновата. Я скажу, о чем я думал все эти месяцы. Я думал, что ты предательница и заслуживаешь кары, уготованной каждому предателю. Мне хотелось задушить тебя. — Он провел тыльной стороной ладони по ее шее. Она затаив дыхание смотрела своими серебристо-серыми глазами. Большими. Чистыми.
   И по-прежнему прекрасными. Глаза ангела… — Но я никогда не смог бы этого сделать, не смог бы обезобразить твою красоту. И тогда я решил тебя пристрелить. Долгими ночами я обдумывал различные способы расправы с тобой за предательство, Келли. Но знаешь, о чем я думал чаще всего? — Он приблизил к ней злое, обиженное лицо.
   — О чем? — прошептала она.
   — О том, как бы снова увидеть тебя на этой кровати. Я вспоминал твое тело и твою улыбку, когда ты щедро мне себя отдавала. Все — сердце, душу, тело. Знаешь, твои глаза в такие моменты становятся серебристыми…
   Он осторожно прикоснулся к ней: надо закончить начатое.
   — Мне захотелось узнать, какая ты теперь, когда я ненавижу тебя так же сильно, как раньше любил.
   Она наконец опомнилась и попыталась залепить ему пощечину, но он перехватил ее руку.
   — В таком случае можешь ненавидеть меня сколько угодно, болван! Можешь не давать мне возможности объясниться, можешь не оставлять меня в покое, не прощать, не проявлять сострадания…
   — Проявлять сострадание?! Уж лучше сразу застрелиться, мадам! — с горечью воскликнул Дэниел.
   — Самодовольный мерзавец! Ненавидь меня, а я буду тебя презирать. Как был моим врагом, так врагом и остался! Ты сейчас на территории Союза! И пропади все пропадом, если ты дождешься от меня другого отношения!
   Злость прибавила ей сил, и она умудрилась вывернуться, но ненадолго. Камерон столько времени не мог понять, что же он хочет, а вот теперь он знал точно.
   Он хочет получить какое-нибудь доказательство ее невиновности, хочет, чтобы она умоляла, доказывая это. Ему так хотелось снова верить ей!
   «Черт бы тебя побрал», — сердито подумал Дэниел, схватил ее и снова водворил на место. Она вырывалась как могла, но он придавил се всем телом и, почувствовав податливость ее бедер, не мог совладать со своей страстью. Он ощущал ее горячее дыхание, слышал, как бьется ее сердце. Жар ее тела ничуть не уступал его всепоглощающему огню.
   Значит, она тоже сгорает от страсти!
   — Ну, Келли, сегодня ты от меня не уйдешь. И тем более не предашь.
   — Я не буду твоей!
   — Будешь!
   — Только с помощью насилия, — презрительно бросила она.
   — Сомневаюсь.
   — Не обольщайся!
   — Я ждал этого долгими холодными ночами и получу тебя.
   — Как бы не так! — крикнула она. — Ты не ударишь и не принудишь меня силой, потому что когда-то клялся в этом. Не такой ты человек, Дэниел, уж я-то тебя знаю…Нет, она не знает: он уже не такой, ом и сам себя теперь не знает.
   — Черт побери, ты меня совсем не знаешь! Да и не знала никогда.
   Камерон впился в ее губы. Жадно, страстно, обжигая тем неутоленным желанием, которое мучило его бесконечно долгие месяцы. Он целовал ее неожиданно грубо, горя нетерпением раскрыть языком ее нежные губы.
   Она сопротивлялась, как могла. Сопротивлялась его прикосновению, вторжению его языка, его грубости и ярости. В конце концов она сдалась.
   Его поцелуи сразу стали нежнее, руки скользнули вниз, жаждая коснуться ее плоти. Женщина тотчас вся затрепетала.
   — Келли! — горячо выдохнул Дэниел.
   Она взглянула ему в глаза. Неужели она просит пощады?
   Неужели ей хочется лишь, чтобы он освободил ее? Неужели она была и остается всего лишь хорошей актрисой? Может, она шпионит для янки и не ограничилась его пленением, а сделала для них и кое-что поважнее?
   — Черт побери, я не позволю тебе сломить меня! — прорычал он, вцепившись ей в предплечья.
   И в этот момент по комнате разнесся громкий сердитый крик.
   Ребенок?!
   Он насторожился:
   — Что это?
   — Это… это Джард. — Келли выскользнула из-под него, и он даже не попытался ей воспрепятствовать.
   — Ребенок, — выдохнул он.
   — Да, ребенок! — Соскочив с кровати, Келли исчезла в коридоре.
   Проследовав за ней по пятам, он увидел, что она взяла на руки какого-то малыша. Дэниел сразу же определил, что это ее ребенок.
   Скольких же мужчин она предала? Например, тот вот, капитан янки, который схватил его после «представления»
   Келли?.. А сколько было еще — друзей, врагов?
   Камерон пересек комнату.
   Женщина, прижав кроху к груди, в страхе уставилась на мятежника. Впервые в ее взгляде читался неподдельный испуг.
   — Дай мне его, Келли! — скомандовал он тоном, не терпящим возражений, и протянул руки к малышу.
   Ей не хотелось отдавать ему ребенка, он чувствовал это, но, чтобы не испугать малютку, она подчинилась.
   Дэниел завороженно наблюдал, как замелькали в воздухе крошечные кулачки и ножки. Какой красивый малыш! Какой удивительный! Он само совершенство. А какой крикун! Крик его, пожалуй, перекроет даже боевой клич мятежников!
   В душе Дэниела что-то дрогнуло, и тотчас его охватило непреодолимое желание защитить новую жизнь. Ему вдруг стало жарко, он взглянул в маленькое личико. Личико своего сына. «Я люблю тебя, — произнес он про себя, расчувствовавшись. — Мы с тобой еще не встречались. Ты — просто чудо! И нет ни малейшего сомнения, что ты — Камерон, мой мальчик».
   Дэниел пристально посмотрел на Келли. Неужели будет отрицать этот факт? Она наверняка не предпринимала никаких попыток сообщить ему о ребенке. В противном случае давно бы знала, что он сбежал из тюрьмы.
   — Это мой ребенок! — выдавил он хрипло и стал спускаться вниз.
   Догнав его у лестницы, она впервые за все их знакомство начала умолять. В глазах Келли стояли слезы, отчего казалось, будто из-под ресниц струится серебро.
   — Что ты делаешь? Немедленно отдай его мне! Он плачет, потому что хочет есть. Дэниел, прошу тебя! Ты соображаешь, что делаешь?
   — Это мой сын!
   — Откуда тебе знать…
   — Еще бы мне не знать! А ты будешь дурой, если станешь отрицать.