Он коснулся губами ее губ. Какой настойчивый поцелуй! Келли не могла ни увернуться, ни уклониться, потому что он вцепился ей в волосы и не давал пошевелиться. Она попробовала соскользнуть вниз и забарабанила кулаками по его спине, но он и внимания не обращал на сыпавшиеся удары, так что в конце концов она утомилась. У нее не осталось сил дышать и разумно мыслить, даже сердиться уже было невозможно. На руку врагу в сером мундире играли ее долгое одиночество и, конечно же, любовь.
   Губы ее наконец раскрылись под требовательным напором его языка. Горячий, влажный, настойчивый, он воспламенял все чувства девушки, обследуя ее рот, изучая нежные изгибы. Его прикосновения требовали от нее отклика и, казалось, проникали до глубины души.
   Вырваться она уже не пыталась.
   — Келли… — раздался вдруг его горячий, страстный шепот. — Черт побери, я не позволю тебе сломить меня! — тут же в ярости воскликнул он.
   Глаза его загорелись, пальцы безжалостно вцепились в предплечья. Теперь она не знала, овладеет ли он ею в гневе и ненависти или же выругается и, взяв себя в руки, встанет с постели.
   Впрочем, это уже не имело значения, поскольку в этот момент комната вдруг наполнилась громким сердитым криком. Высоким, вибрирующим и чрезвычайно требовательным. С каждой секундой крик усиливался, выражая высшую степень возмущения.
   Дэниел тотчас замер на месте. Никакие усилия Келли не смогли бы остановить его так внезапно.
   Он вопросительно прищурил глаза:
   — Что это?
   Она замерла, стараясь не выдать своего волнения, потом выскользнула, и он даже не попытался ей воспрепятствовать.
   — Это… это Джард, — пролепетала она.
   Он все так же ошеломленно глядел на нее, словно пытался расшифровать какую-то тайнопись, которая на самом деле таковой не является.
   — Ребенок, — выдохнула она, соскочила с кровати и торопливо двинулась в детскую.
   Джард сбросил с себя одеяльце. Ручки и ножки так и мелькали в воздухе. Широко раскрыв маленький ротик, он требовал внимания.
   Келли взяла его на руки.
   Дэниел, войдя за ней следом, так и застыл в дверях. Он во все глаза смотрел теперь на малыша.
   Келли инстинктивно прижала ребенка к груди, но Дэниел, не обращая на нее внимания, протянул руки к мальчику.
   — Дай мне его, Келли! — тоном, не терпящим возражений, проговорил он.
   Чтобы не причинить вреда ребенку, она отдала ему сына. Что ж, пусть посмотрит.
   Дэниел, не обращая внимания на протестующий крик Джарда и мельтешившие в воздухе ножки, вынес его на свет в коридор. У Келли ноги подкосились от страха, пока он тщательно осматривал младенца. Вот Камерон перевел взгляд с раскрасневшегося от гнева личика на крошечные ножки, а затем, пристроив ребенка у себя на руке, потрогал густые, черные как смоль волосики. Ярко-синие глаза Дэниела как в зеркале отразились в синих глазках мальчика.
   — Это мой ребенок! — воскликнул Камерон охрипшим от волнения голосом.
   Затем повернулся и вышел из комнаты.
   С ее ребенком. Его ребенком. Их ребенком!
   Она осталась стоять в полной растерянности. Нельзя позволить ему уйти! Джард — всего лишь грудной младенец, Дэниел не умеет с ним обращаться. Какая жестокость!
   А Камерон уже спускался вниз по лестнице.
   — Дэниел! — У нее наконец прорезался голос. Откуда только силы взялись: бросилась за ним следом и остановила его у самого выхода. — Что ты делаешь? Немедленно отдай его мне! Он плачет, потому что хочет есть. Дэниел, прошу тебя! Ты соображаешь, что делаешь?
   — Это мой сын!
   Келли не знала, что и предпринять, она совсем перепугалась.
   — Откуда тебе знать…
   — Еще бы мне не знать! А ты будешь дурой, если станешь отрицать, — спокойно отозвался он.
   — Дэниел, верни мне ребенка!
   — Его место в Камерон-холле, — твердо произнес мужчина.
   Келли от удивления даже рот раскрыла.
   — Но ему едва исполнилось два месяца! Ты не умеешь заботиться о нем, Дэниел! — Из глаз Келли покатились слезы. — Он плачет от голода, верни его, пожалуйста!
   Несмотря на жуткий крик младенца. Камерон лишь улыбнулся в ответ.
   — Ты ведь даже не собиралась сообщать мне о нем!
   Девушка покачала головой.
   — Нет, собиралась, — пробормотала она сквозь слезы.
   — Когда же, позволь узнать? — заорал он что было мочи.
   — Ты слова не дал мне вымолвить. Явился сюда со своими обвинениями…
   — Ты знала, что я вернусь! Или, может быть, рассчитывала, что я сгнию в лагере для военнопленных?
   — Черт побери, Дэниел, я не позволю тебе отобрать моего сына!
   — Моего сына. И он будет носить мое имя, — отозвался новоиспеченный папаша и, к ее ужасу, двинулся к выходу.
   — Но как ты его вырастишь?! — крикнула она в отчаянии.
   — Очень просто — найду ему кормилицу. И часа не пройдет, как все будет в порядке. — Полковник саркастически улыбнулся.
   — Ты не посмеешь!.. — едва слышно произнесла она.
   — Он Камерон, Келли. И сегодня же уедет на Юг.
   — Ты не посмеешь его отобрать! Он мой!
   — И мой тоже. Зачатый при весьма печальных обстоятельствах. А теперь он едет домой. Это вопрос решенный.
   — Но он дома!
   — Нет, его дом на Юге, на реке Джемс.
   Сколь ни велика была его ненависть, ей тем не менее не верилось, что он действительно увезет мальчика. Однако Дэниел повернулся, намереваясь уйти.
   — Я привлеку тебя к ответственности через суд! — пригрозила она.
   — Закона больше нет, Келли, — устало бросил он через плечо. — Есть только война.
   Она шла за ним следом. Джард разорался еще пуще, по щекам Келли ручьями текли слезы.
   — Я его не отдам! — крикнула она и замолотила кулаками по спине Дэниела.
   Он круто развернулся:
   — В таком случае собирайся. Придется тебе ехать на Юг, Келли. Потому что мой сын едет именно туда.
   Она отступила на шаг, совершенно ошеломленная холодностью его тона.
   — Что ты сказал?
   — Если не хочешь потерять сына, собирайся. Даю тебе десять минут на размышление. Кто знает, может быть, Мид на сей раз решится на погоню, хотя у бедного дядюшки Эйба[1] едва ли найдется хоть кто-то, способный преследовать Ли. В общем, я ждать не буду: едешь — собирайся.
   Юг!
   Ну как она поедет в Виргинию?! Еще в самом начале войны Келли решила для себя, на чьей она стороне.
   Нет, на Юг ей ехать нельзя, ибо она противница рабства и давно уже поняла, какие цели преследует президент Линкольн.
   Первые выстрелы прогремели отнюдь не из-за отмены рабства; война началась потому, что южные штаты решили отделиться, поставив во главу угла свои права. Ну а потом нашлось и множество других причин.
   Она не может ехать в Виргинию еще и потому, что Дэниел считает ее предательницей. Потому что относится к ней куда враждебнее, чем любой из генералов северных армий к Бобби Ли.
   Она умоляюще протянула руки:
   — Дэниел, дай мне хотя бы покормить ребенка. Прошу тебя!
   Холодный синий взгляд на мгновение застыл, и он отдал ей ребенка. Наконец-то Джард снова у нее на руках — тепленький, маленький и все еще орущий, он был ей дороже всего на свете! Что по сравнению с ним война или даже гордость, честь, слава?
   — Даю тебе десять минут на сборы, — повторил Дэниел. — И жду тебя вместе с сыном. В любом случае Джард едет со мной.
   — Но ведь мы с тобой враги!
   — Злейшие враги, — вежливо кивнул он.
   — А вдруг я снова предам тебя за время пути?
   — Я позабочусь о том, чтобы лишить тебя такой возможности, — зловеще пообещал Камерон.
   Она твердо выдержала его синий взгляд, потом повернулась и взлетела вверх по лестнице с Джардом на руках. Сердце ее чуть ли не выпрыгивало из груди. Поцеловав сына, она распустила шнуровку платья и высвободила грудь. Затем коснулась рукой его щечки, и он, поерзав, стал жадно сосать.
   Огромная любовь к маленькой частичке самой себя вытеснила наконец все остальное. Она порывисто прижалась щекой к головке ребенка. Нет, она ни за что не позволит Дэниелу отобрать у нее сына!
   Что бы ни случилось! С чем бы ни пришлось ей, янки, столкнуться на Юге!
   Она закрыла глаза. Дэниел не прав. Их сын был зачат в любви.
   Не прошло и года с тех пор, как она впервые встретила Камерона.
   Кажется, так недавно, но каким же бурным было это время.
   На нее нахлынули воспоминания…

Часть 1
ВРАЖЕСКАЯ ТЕРРИТОРИЯ

Глава 1

   Сентябрь 1862 года
   Шарпсбург, Мэриленд
   В голове Дэниела после ранения реальные события перемежались видениями прошлого.
   Вот его овеянный славой кавалерийский эскадрон — ребята как на подбор, все красавцы, в лучах летнего солнца поблескивают сабли, на шляпах задорно вздрагивают плюмажи, словно знамена рыцарей давних времен. По правде говоря, они и есть рыцари, последние рыцари своего века, бьющиеся за честь, славу и любовь — суть духовного мира людей…
   Да, такими они и были. Когда-то, но не теперь. Любовь, быть может, еще не утратила своей ценности, но он слишком долго сражался на войне, чтобы продолжать верить в воинскую славу. К тому же вблизи он и его кавалеристы не были такими уже блестящими. Потрепанные мундиры, стоптанные сапоги… Конечно, когда на полном скаку его ребята разом выхватывали сабли и с устрашающим криком неслись вперед, они еще вселяли во врага суеверный ужас. Всадники смерти, вестники судьбы.
   И все же… Коня своего Дэниел потерял, даже не успев скрестить сабли с синебрюхими!
   Скакуна разнесло в клочья разорвавшимся прямо за его спиной артиллерийским снарядом. За несколько коротких мгновений, балансируя между жизнью и смертью. Камерон понял, что значит возноситься на небо. Медленно, без боли. А потом он хлопнулся на твердую землю и на него тут же обрушилась жгучая боль, пронзая все его тело насквозь. Дальше — полная темнота.
   И вот реальность сменилась видениями прошлого.
   Сначала он еще слышал зловещий свист артиллерийских снарядов, видел вспышки на фоне синего летнего неба. Еще улавливал цоканье копыт, бряцание стальных клинков, предсмертные крики людей. Потом все как будто ветром сдуло.
   Осталось только ощущение легкого дуновения ветра, тянувшего с реки Джеме. Жужжат пчелы. Он лежит па травянистом склоне реки, неподалеку от Камерон-холла, его родного дома, и смотрит в синее небо над головой. Со стороны коптильни доносится мелодичный негритянский спиричуэл: густой мужской баритон красиво оттеняют высокие женские голоса. Ему не надо открывать глаза, чтобы увидеть коптильню, дом, реку, причалы и суденышки, которые приплыли сюда, чтобы забрать урожай и свезти его на базар. Ему не нужно открывать глаза, чтобы увидеть в саду ярко-красные розы, которыми с обеих сторон обсажена дорожка, ведущая к широкому крыльцу с крытой галереей и колоннами.
   Впрочем, пора вставать. Вот и Криста с Джессом уже поднимаются за ним по склону. Папа ждет всех их ужинать.
   Джесс, как всегда, поддразнивает сестру, а Криста смеется.
   И наверняка оба сейчас станут подшучивать над его мечтательностью. Криста совсем еще девчонка, но уже умеет вести хозяйство; Джесс собирается поступить в Уэст-Пойнт, получить хорошее медицинское образование и по назначению уехать на Запад. Тогда как он сам…
   — Опять мечтаешь, Дэниел? — Старший брат опускается на траву рядом с младшим, по другую сторону садится сестра, глаза которой синевой не уступают небу.
   — Ну и что в этом плохого?
   — Ничего, конечно! — отзывается Джесс, самый Серьезный человек в семье: спокойный, решительный и упорный. Разница в возрасте между братьями не так уж велика, поэтому они всегда оставались друзьями. Конечно, не обходилось и без драк, но если кто-нибудь нелестно отзывался об одном из Камеронов, другой тотчас вставал на его защиту. А уж за мисс Кристу оба брата готовы были головы сложить в случае чего — пусть даже дома они нередко ей досаждали.
   — О чем же ты мечтаешь? — спрашивает Криста и заливается смехом, таким же привычным, как плеск воды в реке или шорох ветерка в листве.
   — Уверен, что о лошадях, — отозвался Джесс и шутливо надвинул на лоб брата шляпу.
   Дэниел улыбнулся:
   — Что ж, Криста станет самой красивой леди и самой искусной хозяйкой в стране, ты самым знаменитым врачом, ну а я, наверное, искусным наездником.
   — Лучшим, черт возьми, наездником по эту сторону Миссисипи! — подхватил Джесс.
   Камерон-младший вскочил на ноги и взмахнул воображаемой саблей:
   — И лучшим кавалеристом! И буду лучше всех владеть холодным оружием, как любой из рыцарей короля Артура!
   — И спасать прекрасных дам, попавших в беду, — рассмеявшись, воскликнула Криста и захлопала в ладоши.
   — О чем ты? — удивился Дэниел.
   — О прекрасных дамах. И юных девах, попавших в беду.
   Похоже, все знаменитые рыцари только этим и занимались.
   — Да нет, они бились с драконами.
   — Или с индейцами, — криво усмехнувшись, добавил Джесс.
   — И правда, прекрасных дам всегда приходится спасать от индейцев и драконов, — подхватила Криста.
   — Не торопи его, — рассудительно произнес Камерон-старший. — Прекрасные дамы, как правило, начинают интересоваться рыцарями раньше, чем рыцари ими. Он скоро дозреет. А теперь пора ужинать.
   В небе разорвался еще один снаряд. Образ Джесса исчез, смех Кристы растаял в зловещем свисте.
   Дэниел снова лежит в грязи у какой-то фермы в Мэриленде, на земле, взрытой копытами и залитой кровью убитых и раненых.
   Со времени того разговора в детстве он кое-что узнал о спасении прекрасных дам. С драконами, правда, он так и не повстречался, зато с индейцами Запада повоевать пришлось.
   Но он прежде и представить не мог, что будет сражаться с соотечественниками! С янки — парнями, что бок о бок ходили с ним в атаку на Западе.
   И с собственным братом…
   Уж лучше бы он бился с драконами!
   Сейчас он истекает кровью, да еще открылась старая рана( Может быть, он умирает?
   Дэниел попробовал шевельнуться. Неужели ребята вот так взяли и бросили его здесь? Нет, они наверняка решили, что он убит.
   А он ранен, истекает кровью. Конечно, кто-нибудь в конце концов наткнется на него, но он ведь может запросто умереть, пока кто-нибудь поможет ему.
   Он с трудом открыл глаза и, осторожно поднявшись, огляделся вокруг.
   В отдалении виднелся побеленный известью фермерский дом, у парадного входа в который росло множество цветов. На старом дубе висели качели.
   Откуда-то издалека еще доносились звуки битвы. Его рота ушла дальше. Сражение переместилось в другое место. Вокруг лежали убитые — парни в сером и, парни в синем.
   Он попытался подползти к дому.
   Попытка унесла последние силы. Перед глазами все поплыло. Снова стало темно.
   Когда он опять открыл глаза, ему показалось, что он умер и, как ни странно, оказался на небесах, потому что склонившаяся над ним не могла иметь никакого отношения к аду.
   Она была прекрасна. Ясные серые глаза, золотисто-каштановые, как осенняя листва, волосы. А еще классический овал лица, полные, четко очерченные губы цвета темной розы, изящный прямой носик. Он вдохнул тонкий запах ее тела, как аромат розы.
   И вновь потянуло летним ветерком. «Ну вот, значит, снова видение», — с тревогой подумал он.
   Но нет, она была вполне реальной — просто ангел во плоти, протянувший к нему руку.
   Ее прохладные пальцы осторожно скользнули по его лицу.
   Девушка опустилась на землю подле. Так бы глядел и глядел на нее, но глаза почему-то все время слипались.
   Красавица осторожно ощупала раненого, потом положила его голову себе на колени.
   — Ты дышишь! — прошептала она.
   Он попытался привстать, чтобы увидеть ее огромные серо-голубые встревоженные глаза.
   Девушка заговорила, и ее мелодичный грудной голос стал для него настоящей музыкой.
   Наверное, все-таки он умирал, потому что, даже закрыв глаза, видел ее лицо в лучах заходящего солнца.
   — Жив? — спросила девушка.
   «Да», — хотел ответить он, но лишь беззвучно пошевелил губами.
   — Мэм! — окликнул ее кто-то. — Снова начинается обстрел. Вам лучше вернуться в дом.
   — Но, сэр, здесь…
   — Всего лишь убитый мятежник, леди! Мертвый офицер конфедератов, от руки которого, возможно, погибло большинство янки.
   В общем, он настоящий убийца! Вернитесь в дом, мэм!
   Янки! Пусть они считают, что он мертв. Правда, жить ему, вероятно, осталось всего несколько мгновений, так какая разница? Взор раненого вновь затуманился.
   Ему захотелось еще разок увидеть эти серо-голубые глаза: экзотические, немного раскосые. И лицо цвета слоновой кости, с нежным румянцем на щеках. И губы…
   — Мэм? Боже, Келли?! Келли Майклсон! Господи, да вернитесь же скорее в дом!
   — Эрик? — Келли судорожно вздохнула. — Господи, вот уж никак не ожидала увидеть здесь кого-нибудь из знакомых.
   Этот человек…
   — Этот человек — мертвый мятежник!
   Пехотинец-янки сплюнул в сторону, целясь в ногу Дэниела, но промахнулся.
   «Бедолага! Нет, парни, не победить вам в этой войне, если даже плевком попасть в цель вы не способны, — подумал Дэниел. — К тому же плюнул в мертвого! Моли Бога, чтобы я не выжил и не встретился с тобой в бою!»
   — Келли! Я никогда не простил бы себе, случись что с вами. Грегори перевернулся бы в могиле! Прошу вас, вернитесь в дом и не тратьте время на какого-то мятежника. Просто не верю, что вы к нему прикасались!
   Он с трудом поднял ресницы и встретился с ней взглядом.
   Заглянул в эти чарующие серые глаза, тронутые серебром под темно-каштановыми ресницами.
   Она вскочила, и он головой ударился о землю. Больно! В глазах потемнело, и Дэниел в отчаянии протянул К ней руки.
   Черная туфелька девушки легонько ударила его по пальцам…
   Ушел его ангел милосердия.
   «Ей просто напомнили, что это мятежник», — с горечью подумал он.
   Может, оно и к лучшему. По лужайке проходил отряд янки, и ему не хотелось, чтобы его подобрали и переправили в лагерь военнопленных.
   Лучше уж пусть сочтут убитым.
   Дэниел снова потерял сознание.
   Вокруг опять стали рваться снаряды. Откуда-то появились кавалеристы и едва не растоптали его копытами.
   В короткие моменты затишья противники торопливо подбирали своих раненых.
   Ну а убитые могли подождать.
   Последнее, что видел Дэниел, была яркая вспышка в небе.
   Он надолго погрузился во тьму.
   Когда Камерон снова открыл глаза, вокруг стояла тишина, мирно чирикала какая-то птаха.
   Он жив! И может двигаться — он несколько раз сжал кулаки. Потом вытянул ноги, закрыл глаза и отдышался.
   Похоже, он в состоянии глотать, открывать глаза, шевелить пальцами и даже ногами.
   Безумно хотелось пить. Голова все еще раскалывалась, но уже не так. Он приподнялся, потер шею и медленно повертел головой.
   Уже сидя, Дэниел огляделся, Повсюду лежало множество трупов. В сером и синем.
   Он посмотрел на дом. Надо двигаться туда.
   Бой закончился, но чистой победы не одержала ни та ни другая сторона. И его парни, наверное, погибли, или им пришлось отступить. Иначе они вернулись бы за ним.
   Он потер виски, потом умудрился подняться на ноги.
   Теперь, покачиваясь, Дэниел озирался по сторонам, и ему казалось, что он остался один в целом мире.
   Один в мире мертвых.
   Взглянув на дом. Камерон вспомнил девушку с серебристо-серыми глазами и волосами, похожими на солнечный закат.
   Нет, он не один.
   Его ангел-янки находится где-то совсем близко, в этом доме.
   Милая красавица, которая так нежно держала на коленях его голову, пока ей не напомнили, что он враг.
   Наверное, скоро появится патруль янки, чтобы подобрать раненых и похоронить убитых. А если удастся, то и схватить какого-нибудь отставшего от своих мятежника, чтобы упрятать его в лагерь для военнопленных.
   Дэниел сжал кулаки. Ну нет, он не собирается попадать в плен к янки!
   Камерон снова бросил взгляд в сторону дома, и его губы медленно сложились в улыбку — мечтательную, печальную и в то же время решительную.
   — Что ж, ангелок, — тихо прошептал он, — похоже, мы скоро встретимся.
   Почти бесшумно и очень осторожно раненый начал двигаться к цели. Согнувшись в три погибели, он приблизился к входу.
   Вполне возможно, что она держит в доме заряженный дробовик, да к тому же, судя по подслушанному им разговору, явно на стороне синебрюхих.
   Пожалуй, разумнее проникнуть в дом с черного хода. Надо явиться совершенно неожиданно и, пока она не опомнилась, дать понять, что он должен остаться в живых.
   Он потрогал голову и поморщился. Может, боль усилилась оттого, что она поднялась и он стукнулся головой о землю? Да еще пнула его ножкой…
   А казалась настоящим ангелом!
   Он криво усмехнулся. Ничего, на ближайшее время ангел убережет его от знакомства с адом.

Глава 2

   Отгремела барабанная дробь, отзвучал пронзительный сигнал трубы. Сражение закончилось.
   Остался лишь едкий запах пороха и дыма да тела тех, кто никогда с войны не вернется.
   Келли Майклсон два дня просидела в подвале своего Дома, прислушиваясь к зловещим отголоскам битвы.
   Правда, она было выбралась из подвала, когда наступило затишье, но оказалось, бой стих временно, и ей пришлось вернуться.
   А предостерег ее Эрик Дабни. Надо же, просто удивительно! Родом из небольшого городка примерно в двадцати милях севернее, на свадьбе он был шафером Грегори. Совсем еще мальчик, он выучился на военного, а когда Линкольн призвал к оружию, Эрика по его просьбе направили в кавалерию.
   «Здесь полегла кавалерия Союза, — печально подумала она. — И кавалерия конфедератов тоже». А ей оставалось только сидеть и ждать.
   Она была бессильна чем-либо помочь парням, оставшимся на лужайке перед ее домом. Ребятам в сером, ребятам в синем.
   Теперь сражение закончилось.
   Выбравшись наконец из подвала, она прежде всего обратила внимание на густую, тяжелую пелену порохового дыма. Затем прошла через гостиную к входной двери. Сердце ее мучительно сжалось: вокруг лежало множество трупов.
   Пороховой дым ел глаза, но она не уходила. Странно было ощущать себя центром жуткой картины кровавой бойни. Голубое легкое платье с кружевным лифом и высоким воротом, белоснежная нижняя юбка девушки казались такими неуместными среди кровавой грязи во дворе. Даже каштановые волосы, казалось, слишком уж блестят.
   Чудом уцелевшие большие качели на ветвях старого дуба покачивались в сером тумане, как будто их толкал какой-то призрак.
   Сам же дуб был изрешечен пулями.
   Келли спустилась с крыльца, и на глаза ее навернулись слезы: лужайка была сплошь завалена трупами. Девушка в ужасе подобрала юбки и круто повернула назад. Вдруг кто-то резко схватил ее за подол.
   Она в страхе обернулась и подняла руку. Молоденький конфедерат, видимо, замахнулся да так и умер.
   На нем, словно в прощальном объятии, лежал другой солдат — в синем.
   Оба были очень-очень молоды. Неужели теперь, связанные кровью и смертью, они еще не примирились?
   Где же, интересно, тот, голову которого она держала на коленях? Келли окинула двор взглядом. Ей вспомнилось его лицо, в ее охватила дрожь. Лицо было красивое, несмотря на покрывавшие его грязь и черную копоть… черные как смоль, густые, изогнутые дугой брови, волевые черты лица. Даже смерть не смогла омрачить его благородную мужскую красоту.
   Возможно, тот красивый офицер-кавалерист теперь лежит под трупом поверженного врага, как и эти двое солдат у ее ног.
   — О Боже! — прошептала Келли, присела на корточки и трясущимися руками осторожно закрыла глаза убитым. Как ей хотелось прочесть молитву, но слова не шли в голову.
   Девушка выпрямилась и обвела взглядом поля, на которых некогда росла высокая, чуть ли не до неба, кукуруза. Урожай был полностью сжат пулями, снарядами и картечью.
   Услышав цоканье копыт, она испуганно оглянулась. Из тумана появился всадник. Кто выиграл сражение? Кто теперь явился сюда?
   Вслед за первым подъехали остальные. Янки.
   Кавалерист поздоровался и представился ей:
   — Капитан Трент Джонстон из армии Потомака, мисс. Как вы себя чувствуете?
   Она покачала головой. Неужели кто-то среди этой жестокой бойни может чувствовать себя хорошо?!
   — Со мной все в порядке, капитан.
   — Кто-нибудь еще есть в доме? — спросил он.
   Она покачала головой:
   — Нет, я живу одна. Есть еще трое братьев, но все они на Западе.
   — В армии Союза? — строго произнес Джонстон.
   Губы Келли сами собой сложились в кривую усмешку. Может быть, так всегда и спрашивают? Многие солдаты с недоверием относятся к лояльности жителей Мэриленда. Среди них очень сильны симпатии к южанам. В Балтиморе даже были беспорядки, когда по их территории проезжал Линкольн, направляясь к месту своей инаугурации. И все же возмутительно, что капитан ставит под сомнение ее лояльность, когда она только что вылезла из подвала, а отец и муж ее лежат на семейном кладбище за фермой, вниз по течению ручья.
   — Да, капитан. Мои братья в армии Союза. Они сами попросились на Запад, потому что не захотели биться со своими соотечественниками.
   Капитан прищурился, слегка привстал в стременах и скомандовал:
   — Дженкинс, Стюард, осмотрите этот участок. Вдруг кто-нибудь из наших жив?
   Всадники спешились и стали торопливо оглядывать тела павших.
   Келли окинула Трента Джонстона внимательным взглядом.
   Он был не стар, но время, а может быть, война проложили глубокие скорбные морщины на его лице. Выцветшие глаза, когда-то, по всей вероятности, были синими. Теперь же они как будто затуманились пороховым дымом.