– Остается надеяться, что у тех, кто здесь, настроение боевое, – буркнула Кензи.
   Но ее надеждам не суждено было сбыться. Почти половина из ста восьмидесяти четырех картин остались не проданными.
   В «Кристи» аукцион был на следующий день. И вновь Зандра с Кензи отправились на разведку. И опять было продано лишь чуть больше половины из двухсот полотен.
   Дождавшись конца торгов, Зандра с Кензи поплелись на работу. На душе у них было так же тускло и слякотно, как на улице.
   – Все из-за этого чертова кризиса, – пробормотала Кензи, потуже затягивая шарф на шее. – На продажу – все, что угодно, да только никто не покупает.
   – И не говори, – вздохнула Зандра. – Да, Гольбейн нам бы сейчас не помешал.
   – Это уж точно, – вздохнула Кензи. – Да что толку об этом говорить? Остается только попробовать половить рыбку в мутной воде. Никто не хочет раскошеливаться.
   На перекрестке Шестидесятой и Мэдисон-авеню они остановились в ожидании зеленого света.
   – Ничего хорошего я завтра не жду, – рассеянно заметила Кензи.
   Зандра состроила гримасу.
   – Представляешь, каково сидеть на этом проклятом подиуме, объявлять цены, делать вид, будто ты ужасно занята, а никто ничего не покупает и все просто пялятся на тебя, словно на какую-то диковину в зоопарке!
   – Эй! – Кензи дернула ее за рукав. – Пока мы тут с тобой болтаем, зеленый давно горит. Пошли!
   Они поспешно двинулись через улицу.
   – Черт! – Кензи внезапно остановилась и подняла голову.
   – Что такое?
   – Снег идет. Вот ужас! Если повалит, то нам завтра вообще ничего не светит. – Она умоляюще посмотрела на Зандру. – О Господи, ну почему нельзя... хоть заболеть, что ли?
   – Сама знаешь почему. Мы профессионалы. У нас есть своя гордость. И еще надо спасать отдел от нашего Возлюбленного Великого Вождя.
   Именно так прозвал Бэмби Арнольд Ли, следуя примеру северных корейцев, которые иначе и не называют покойного Ким Ир Сена.
   – Ты права.
   Снова зажегся красный, и стоящие на перекрестке машины нетерпеливо загудели.
   – Ну ладно, чего застыла! Не ровен час, угодишь под колеса!
   – А что, неплохо бы, – криво ухмыльнулась Кензи.
   К тому времени, как они добрались до «Бергли», снег уже валил вовсю.
 
   – Я слышал прогноз, – заметил Арнольд Ли. – Снега завтра выпадет на шесть—восемь дюймов.
   Было почти семь вечера, но все они еще трудились, готовясь к завтрашнему аукциону.
   – А теперь скажи что-нибудь хорошее, – взмолилась Кензи, – ну, пожалуйста, что тебе стоит!
   – Пришло еще тридцать отказов от участия.
   – Так, что еще... хорошего?
   – Сняты с продажи четыре лота.
   – Какие? – устало спросила Кензи.
   – 4-й, 113-й, 161-й и 201-й.
   Ей не надо было рыться в каталогах. Якоб Йорданс, ориентировочная цена от двухсот до трехсот тысяч долларов; Лоренцо ди Никколо, от ста до ста пятидесяти; Хендрик Тербрюгген, от трехсот до пятисот; и наконец, Веронезе, та же цена.
   Четыре жемчужины всего аукциона.
   Кензи закрыла глаза. Да, завтра предстоит веселый денек.
 
   К половине седьмого утра улицы уже засыпал слой снега толщиной в пять дюймов, и белый плотный покров и не собирался таять. По радио объявили о закрытии школ и аэропортов. Временно прекратили работу и некоторые уличные автостоянки.
   «Вот если бы и аукцион можно было отменить так же просто», – тоскливо подумала Кензи.
   Прибавив звук, она поплелась на кухню и заварила свой любимый кофе. Через несколько минут кофейник уже вовсю пыхтел.
   На пороге появилась Зандра и, протирая глаза, принюхалась.
   – Кофе? Ты чудо. А то на чай я уже и смотреть не могу. Хоть взбодрюсь немного. Хорошо спала?
   – Как убитая. А ты?
   – Как младенец. – Зандра сладко потянулась, зевнула и, подойдя к окну, выглянула наружу.
   Занимался рассвет. От снега во внутреннем дворике исходило слабое загадочное мерцание, в воздухе кружились мириады невесомых снежинок.
   – О Господи, все идет и идет.
   – И не говори. Закрыты школы и аэропорты.
   – А что с аукционом? – Зандра задернула штору и повернулась к Кензи.
   – А что с ним сделается? Все как обычно, – вздохнула Кензи.
   – Быть того не может!
   – Еще как может. Знаешь, как говорят, матч состоится при любой погоде.
   – Да, понимаю, но все-таки... – Зандра протянула руку к окну. – Даже в такой снегопад?
   – Боюсь, что да. За все то время, что я работаю в «Бергли», торги не отменили ни разу.
   В кухне что-то щелкнуло. Кофе готов.
   Кензи вышла и тут же вернулась с двумя дымящимися чашками.
   – Держи.
   Зандра обхватила чашку обеими ладонями, подула и, осторожно глотнув, подняла голову.
   – Право, дорогая, будь хоть капля здравого смысла у наших начальников, они перенесли бы торги. Как люди доберутся до «Бергли»?
   Зазвонил телефон.
   Кензи посмотрела на каминные часы – только без четверти семь.
   – И кому это не спится? – пробурчала Зандра.
   – Сейчас узнаем, – бросила Кензи. – Да?
   – Кензи?
   – Это ты, Арнольд? Только не говори, что застрял по пути и...
   – Нет, нет, я на работе. Решил переночевать здесь, а то и впрямь не доберешься. Знаешь что, давайте-ка с Зандрой сюда, да поживее.
   – А в чем дело?
   – Дым коромыслом. Сама увидишь.
   И он повесил трубку.
   Кензи сдвинула брови. Что там случилось, Бог знает, но явно что-то серьезное. Арнольд не из тех, что попусту гонит волну.
   – Одевайся, – бросила она Зандре. – На прически-макияжи времени нет. По дороге приведем себя в божеский вид.
   Через пять минут они уже были на улице.
 
   – Ничего себе! – воскликнула Зандра и растерянно огляделась.
   Арнольд, взъерошенный, с расстегнутым воротником и засученными до локтя рукавами рубахи, яростно нажимал на телефонные кнопки.
   – Одну минуту, мэм, сейчас с вами поговорят... – Он поднял голову и, увидев Кензи и Зандру, нетерпеливо махнул рукой – мол, чего ждете, садитесь на свои места.
   Кензи вопросительно посмотрела на него и поспешно скинула пальто.
   – Да, мэм, – продолжал говорить с кем-то по телефону Арнольд. – Да-да. Все понятно. – В изнеможении он закатил глаза. – Еще совсем чуть-чуть, буквально полминуты, и все. Честное...
   Зазвонил еще один телефон.
   – «Бергли», старые мастера, одну минуту, – одним духом выпалил Арнольд и, отложив трубку, глубоко вздохнул и откинулся на стуле. – У-ух, – шумно выдохнул он, – как же я рад, что вы появились так быстро!
   – Лучше объясни, что тут происходит, – бросила Кензи.
   – Да, видишь, телефоны надрываются. Словно с цепи сорвались. Заявки сыплются со всех сторон. О факсах уж и не говорю, вон, целая гора выросла.
   Кензи скосила взгляд. Действительно, не только на столе, но и на полу валялись экземпляры заполненных заявок.
   Она вновь повернулась к Арнольду.
   – Выходит, говоря «кавардак», ты имел в виду, что на нас обрушилась лавина заявок?
   – Вот именно.
   «Ничего себе, – подумала Кензи, – интересно дело поворачивается». Она разом повеселела.
   – Но с чего бы это вдруг? Ничего не понимаю.
   – Думаешь, я понимаю? Могу лишь предположить, что те, кто сейчас не может вырваться из дома или гостиницы, или еще бог весть откуда, листают от нечего делать наши каталоги. Ну а дальше – все ясно.
   Раздался очередной телефонный звонок.
   – Вот черт! – Арнольд потянулся к трубке, но в последний момент отдернул руку. – Ладно, кто бы это ни был, пусть пообщается с автоответчиком.
   – Это не выход. – Оценив ситуацию, Кензи решила взять дело в свои руки. – Слушайте-ка, ребятки. У тебя, Арнольд, вообще голоса не осталось, так что самое время немного помолчать.
   – Отличная мысль!
   – Ну так и забудь на время про телефоны, да и про факс тоже. Лучше заведи все эти заявки в компьютер, да поскорее. Но сначала позвони, пусть принесут кофе.
   – Слушаюсь, босс.
   – Так, а ты, Зандра, до половины десятого оставайся на телефонах. Я тоже. А потом возьмем в помощь трех первых попавшихся, кто придет на работу пораньше, и наплевать мне, из каких они отделов.
   – Эй, – вспомнил вдруг Арнольд, – ответь-ка для начала по третьей линии, бедняга уже заждалась.
   – Да, слушаю вас, – взялась за дело Зандра, – извините, что так долго заставила ждать. Спасибо, что не бросили трубку...
   – Отдел старых мастеров, чем могу быть полезна? – это уже Кензи отвечала по шестой.
   Обвал звонков продолжался еще часа два. Но теперь их было трое, и работали они, как хорошо отлаженный механизм.
   В кабинете только и звучало:
   – Лот 21, де Хамильтон, девять тысяч. Так и рассчитывали.
   – Лот 160, Гуарди, четыре с половиной миллиона. Так и рассчитывали.
   – 208, Хендрик Майер, двадцать тысяч. Чуть меньше.
   – 74, Ринакер, двести пятьдесят тысяч. Больше.
   Голова шла кругом. Ничего подобного Кензи раньше не испытывала. Впервые за последние три дня у нее возникла надежда, и даже больше, чем надежда.
   Вот бы и дальше так, молча взмолилась она.
   До девяти часов ее молитвы явно достигали ушей Господа.
   Но потом произошел какой-то сбой.
   – Кензи, боюсь, у нас большие неприятности, – раздался голос Зандры. – Ответь по седьмой.
   Кензи прикрыла ладонью мембрану и спросила:
   – А кто там?
   – Бэмби.
   – Да, вот уж от кого не жди хороших новостей. Ладно, – вздохнула она, – сейчас возьму трубку, вот только с клиентом договорю.
 
   Бэмби нетерпеливо поглядывала в окно, за которым метались миллионы снежинок. В них утонул весь город, кроме двух возвышающихся неподалеку небоскребов, выглядевших сейчас какими-то скелетами-призраками. В другое время она бы нафантазировала целую историю о принцессе, заточенной в одну из этих башен.
   Но нынче утром действительность в виде обнаженного мускулистого мужчины исключала необходимость в сказках. Именно поэтому Бэмби не терпелось побыстрее закончить разговор.
   И чего это там Кензи копается, целый день ее, что ли, ждать?
   – Ну же, ну! – Бэмби раздраженно побарабанила гладко отполированными ногтями по мембране.
   – Да, малыш, да, мне и самому не терпится.
   Заскрипел матрас, и к ее спине прижался мужчина, с которым она познакомилась только накануне вечером.
   Чувствуя, как ее все сильнее охватывает желание, Бэмби вздрогнула.
   Они встретились на какой-то вечеринке, и это знакомство продолжилось в ее новой квартире. Подумать только, сам Лекс Багг, известный психотерапевт! Тот самый, по кому она с ума сходила с самого детства, что и неудивительно, ведь он так чудесно изображал радуги, луны, звезды, облака.
   И вот он здесь, и на нем ничего нет, разве только цепочка на шее.
   «А я черт знает чем занимаюсь!»
   Наконец в трубке послышался голос Кензи:
   – Да, Бэмби, слушаю, какие проблемы?
   Бэмби почувствовала, как Лекс прижимается к ней все теснее.
   – Привет, Кензи. Паршивая погодка, а?
   – Ну, это с какой стороны посмотреть.
   – С моей – хуже некуда, – Бэмби намотала провод на палец. – И мистер Фейри того же мнения. Я только что говорила с ним по телефону, и мы решили отложить сегодняшние торги.
   – Что-о? – Голос Кензи загрохотал с такой силой, что Бэмби даже трубку отвела от уха. – Ты в своем уме?
   – Попридержи язычок! – ощетинилась Бэмби. – И запомни, решения тут принимаю я.
   – В таком случае очень советую тебе еще раз подумать. Зандра, наверное, уже сказала тебе, что тут у нас творится?
   – Да, и это только лишний раз доказывает, что я права. Если отложить, торги пройдут еще лучше.
   – Слушай, Бэмби, ты имеешь хоть отдаленное представление, как провалились на этой неделе «Кристи» и «Сотби»?
   – А какое это имеет к нам отношение? Если они выставляют на продажу какую-то дешевку, то мы здесь при чем?
   – А ты видела эти картины? – вкрадчиво спросила Кензи. – Или хотя бы в каталоги заглядывала?
   – Я не обязана перед тобой отчитываться! – фыркнула Бэмби. – И спорить не собираюсь. Все, разговор окончен, торги на сегодня отменяются.
   – Ты совершаешь большую ошибку, – сказала Кензи.
   Бэмби швырнула трубку.
   – Правильно, крошка. – Лекс послал ей ослепительную улыбку. – Не позволяй никому садиться себе на голову.
 
   – Да, ну и денек, – протянула Кензи, вешая трубку.
   – Так что мне говорить людям? – послышался голос Зандры.
   – А ничего. Принимай заказы. Аукцион состоится.
   – Уверена?
   – Абсолютно.
   Не позволит она этой дурочке ломать все дело, особенно когда все так удачно складывается. Кензи порывисто схватила трубку и набрала номер секретариата Шелдона Д. Фейри.
   Как и можно было ожидать, там никто не ответил. Кензи оставила сообщение на автоответчике. Попробовала дозвониться до Эллисон Стил. Тот же результат.
   Так, протокольная часть закончена.
   Кензи пробежалась пальцами по клавиатуре компьютера и отыскала незарегистрированный домашний номер Фейри.
   – Да? – на третьем гудке ответил женский голос.
   – Будьте любезны, мистера Фейри. Это Маккензи Тернер из «Бергли».
   – К сожалению, он в душе. Это миссис Фейри. Быть может, я могу помочь?
   – Боюсь, что нет. Будьте любезны, передайте мистеру Фейри, что дело чрезвычайно срочное. Я подожду у телефона.
   – Хорошо.
   Кензи закусила губу. Мир искусства – до чего же он удивителен и непостоянен! Сегодня тебе протягивают руку, а завтра та же рука вонзает нож в спину. Если удалось вскарабкаться на верхнюю ступеньку, все равно нужно каждодневно бороться, чтобы не скинули. А если нет, борешься за место под солнцем.
   Мир искусства. Если кто и сомневается в верности Дарвиновой теории, то вот вам неопровержимое ее подтверждение. Выживает наиболее приспособленный.
   В трубке послышался знакомый густой голос:
   – Шелдон Фейри слушает.
   Кензи быстро ввела начальство в курс дела.
   – Сами видите, сэр, такая возможность выпадает раз в жизни. И если мы отложим торги, то заявки вполне могут быть аннулированы. Нет, мы просто не имеем права останавливаться!
   Последовала пауза.
   – Вы уверены, мисс Тернер? – прервал молчание Фейри.
   – Если ошибусь, можете меня уволить, – решительно заявила Кензи.
   Зандра с испугом посмотрела на нее.
   – В таком случае, – Фейри откашлялся, – я позвоню мисс Паркер и отменю свое прежнее указание.
   – Спасибо, сэр, – с явным облегчением сказала Кензи.
   – И вот еще что, мисс Тернер...
   – Да, сэр?
   – Желаю удачи. Она вам сегодня понадобится, – сухо закончил разговор Фейри.
   Вешая трубку, Кензи заметила, что ладони у нее взмокли от пота. А руки дрожат.
 
   Аукцион должен был начаться ровно в десять утра.
   Без пяти десять Арнольд, Кензи и Зандра прошли во главе с Бэмби по проходу в середине зала и заняли свои места за столом, на котором стояло несколько телефонных аппаратов и четыре компьютера.
   Кензи испытывала необыкновенный подъем. Сегодня ее звездный час!
   Зандра незаметно сжала ей руку. Арнольд слегка наклонился вперед и показал ей скрещенные пальцы. И только Бэмби, плотно сжав губы, не обращала на нее ни малейшего внимания.
   В девять пятьдесят шесть появился первый потенциальный покупатель. Через минуту в зал вошла пара, и сразу вслед за ней – известный торговец картинами.
   Без одной минуты десять в зале, рассчитанном на двести человек, было только четверо.
   И лишь тут Кензи пришло в голову, на какой риск она отважилась. Если не подтвердятся заказы по телефону, уныло подумала она, то с работой можно распрощаться.
   Она подняла голову: на подиум, как всегда безупречно одетый, поднимался Шелдон Д. Фейри. Шел он уверенно и даже с некоторым изяществом, так, будто зал набит битком, а за каждым его движением следят телекамеры. Он бесстрастно оглядел пустой зал.
   Торги состоятся, поняла Кензи, испытывая смешанные чувства человека, оказавшегося случайным свидетелем аварии.
   «Нас ждет провал, – мысли в голове у Кензи отчаянно метались. – И все из-за меня. И теперь уж мне ни за что не найти новой работы. Да поможет мне Бог. И что это на меня нашло?»
   И еще одна вещь вдруг дошла до ее сознания: последние пять минут телефоны молчат. Зловеще молчат.
 
   – Лот первый, – объявил Шелдон Д. Фейри. – «Портрет леди Дигби». Мастерская Ван Дейка.
   Двое молодых людей в зеленой униформе вынесли картину в позолоченной раме и установили ее на подставку. Одновременно на экране высветился слайд.
   – Стартовая цена – одна тысяча долларов.
   Взглянув на монитор стоящего перед ним компьютера, Арнольд поднял карандаш.
   – Одна тысяча...
   На противоположной стене заплясали цифры, фиксирующие обменный курс доллара – японские йены, марки ФРГ, английские фунты, итальянские лиры, франки – французские и швейцарские.
   – ...сто долларов, – закончил Арнольд.
   Тут же взметнулись карандаши в руках Зандры и Кензи.
   – ...Тысяча двести... тысяча пятьсот... две тысячи... три... четыре...
   Цена стремительно, словно подгоняемая палочкой невидимого фокусника, поползла вверх, живя собственной жизнью.
   – Десять тысяч... Десять пятьсот... одиннадцать... двенадцать...
   Прошла еще одна томительная минута, и раздался стук молотка:
   – Продано за восемнадцать тысяч долларов по телефонному звонку.
   В четыре с половиной раза дороже расчетной стоимости!
   Кензи глубоко вздохнула. Так, подумала она, пока неплохо. Если и дальше так пойдет...
   Зеленорубашечники унесли проданное полотно и появились с новой картиной.
   – Лот номер два.
   Невозмутимо возвышаясь над кафедрой, Фейри излучал полную уверенность в себе.
   – «Портрет итальянского вельможи», также из мастерской Ван Дейка. Стартовая цена – тысяча долларов.
   Зандра и Кензи уже переговаривались с покупателями, находящимися в сотнях миль от них; Арнольд не сводил глаз с монитора, на котором возникали все новые цифры.
   – Шесть тысяч... шесть пятьсот... семь... семь пятьсот...
   Цифры прыгали, нули умножались.
   – Пятнадцать тысяч... пятнадцать пятьсот... пятнадцать пятьсот раз... пятнадцать пятьсот два...
   Удар молотка.
   – Продано.
   Почти в четыре раза дороже, чем предполагалось.
   Кензи испытала необыкновенное чувство облегчения, словно на нее подействовало сильное успокоительное. Ближайшее будущее представало в розовом свете.
   Радоваться, конечно, рано, однако же на такое начало даже она не рассчитывала.
   «Кто знает, – с оптимизмом спрашивала себя Кензи, – кто знает, может, все и впрямь получится, как надо? Может, когда все закончится, все мы будем благоухать, как розы?»
   Но тут везение кончилось.
   На третий лот – распятие работы одного из учеников Ван Клеве, на четвертый – небольшой пейзаж работы Барента Граата, на пятый – «Портрет дамы в облике Венеры» Ван дер Хельста покупателей не нашлось. Каждая неудача сопровождалась бесстрастным ударом молотка: «Снимается с торгов».
   Для Кензи эти удары были что нож в сердце. «Беда, – подумала она, и тут же себя одернула. – Надо называть вещи своими именами. Мы в дерьме. В куче дерьма».
   Но фортуна, видно, решила сегодня поиграть с ней. Колесо завертелось в обратную сторону.
   За шестой лот, «Поклонение волхвов» Яна Ван Скорела, дали двадцать одну тысячу, примерно на шесть тысяч больше, чем они рассчитывали.
   Седьмой лот, «Мадонна с младенцем» кисти Рафаэлино дель Гарбо, ушел за тридцать шесть с половиной вместо двадцати.
   Теперь Кензи уже не позволяла себе предаваться мечтам, и правильно делала. Следующие шесть лотов не дотянули до стартовой цены.
   Чувствуя, как начинает раскалываться голова, Кензи изо всех сил прижала ладони к вискам. Она по опыту знала, что ждет ее впереди. И заранее страшилась этого.
   Пойдут звонки и письма от акционеров, разгневанных тем, что они не сумели продать картины. А отвечать придется ей.
   – Лот четырнадцатый, – послышался невозмутимый голос Фейри, – натюрморт Питера Клеха. Масло. 1630 год.
   Оцененная предварительно в сумму от пятисот до семисот тысяч долларов, данная работа представляла собой первую по-настоящему значительную приманку на этих торгах.
   – Стартовая цена – двести пятьдесят тысяч долларов.
   Кензи затаила дыхание – она слишком хорошо понимала, что стоит на кону.
   Непродолжительная, но яростная схватка между клиентами Зандры, с одной стороны, и Арнольда – с другой, привела к тому, что картина была продана за миллион двести пятьдесят тысяч.
   Ну вот он и настал, миг триумфа! Услышав удар молотка, Кензи почувствовала такую слабость, что ее едва не стошнило.
   Отныне все пошло как по маслу.
   К десяти тридцати в зале появилось еще одиннадцать покупателей – они точно рассчитали, что интересующие их вещи будут выставлены как раз к этому времени.
   Еще через полчаса эта цифра дошла до тридцати трех, включая и репортера из «Нью-Йорк таймс».
   Хоть народу было все еще немного, атмосфера в зале накалилась, торговля пошла серьезная.
   Примерно через два часа после открытия аукциона молоток в руках Фейри упал в последний раз.
   – Дамы и господа, – объявил он, – торги окончены. Благодарю вас.
   Кензи без сил осела в кресле. Аукцион высосал из нее все соки. Она лишь тупо смотрела, как Арнольд заканчивает свои операции с компьютером.
   – Ничего себе, – негромко проговорил он, – ты только взгляни!
   – Успеется, – слабо выдохнула Кензи и подумала: «Если отсутствие новостей – это плохие новости, то куда торопиться? Скоро все и так станет ясно. К тому же аукцион закончился, и все равно ничего поправить уже нельзя».
   Зандра выглядела бодрее. Быстро прикинув в уме объем сделок, она впилась взглядом в монитор. Цифры примерно совпадали.
   Из двухсот двадцати восьми выставленных на продажу лотов примерно две трети – для точности, сто тридцать девять – ушли. Общая выручка составила пятьдесят шесть миллионов шестьсот девять тысяч сто двенадцать долларов.
   – Фантастика! – воскликнула Зандра. – И как это нам удалось? Нет, Кензи, ты все же взгляни.
   – Уволь, – слабо возразила Кензи, – боюсь, мне этого не вынести.
   – Ну что за чушь ты несешь?! В общем и целом мы заработали пятьдесят шесть с половиной миллионов. Представляешь? Пятьдесят шесть! Каково?
   – Пятьдесят шесть... – прошептала Кензи.
   – Да проснись же ты наконец! Положим, это не дотягивает до предпродажных расчетов, но признай, что в них мы изрядно зарвались. Ты меня слушаешь? В любом случае мы крепко побили и «Сотби», и «Кристи». Ты была абсолютно права, говоря, что матч должен состояться при любой погоде.
   – Я... так говорила? – слабо пискнула Кензи.
   – А кто же еще? Ты победила, и сумма приза – пятьдесят шесть миллионов! Арнольд, ты не думаешь, что по этому поводу стоит выпить?
   – Непременно. – Он заговорил с китайским акцентом: – Пошли, дамы. Поработал – отдохни. Как насчет того, чтобы пообедать?
   Кензи покачала головой:
   – Идите вдвоем. Мне сейчас никакой кусок в горло не полезет.
   – Ну и что с того? – упрямо гнула свое Зандра. – Выпьешь чего-нибудь. Знаешь, это как лекарство. Что-нибудь покрепче тебе явно не помешает.
   Она взяла Кензи за руки и рывком подняла со стула.
   – Все, пошли, никаких возражений слушать не желаю! Ну вот, умница.
   Когда они вышли наружу, по Мэдисон-авеню ползли снегоочистители. Кензи подняла голову.
   – Каково? Стоило аукциону закрыться, как и снег перестал.

Глава 34

   Бекки Пятая отправилась за город в одиннадцать утра. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, она надела большие темные очки, повязала голову косынкой и поехала на темно-сером огромном «крайслере» с крытым верхом. Розовощекий, с брюшком, как у мистера Пиквика, лорд Розенкранц устроился рядом с ней на заднем сиденье. Их сопровождал темно-синий «форд таурус» с охраной, за которым, в свою очередь, следовал черный «шевроле».
   За рулем «крайслера» сидел шеф-повар Бекки, а кузов был набит коробками с трюфелями, белыми и черными, ящиками с красным вином с собственных виноградников Бекки в Испании, банками с черной икрой и свежей рыбой, купленной сегодня утром на рынке.
   Кавалькада миновала туннель под Гудзоном и вскоре оказалась на знаменитых охотничьих угодьях в Нью-Джерси: девственные леса, колышущиеся нивы и пастбища. Извилистый проселок, хоть и хорошо укатанный, был небезопасен, и машины двигались медленно.
   Через полчаса они свернули на неприметную дорогу, рассекающую огороженное, покрытое снегом пастбище.
   Еще четверть мили, и показалось поместье Бекки.
   Главный дом представлял собой красивый, в тридцать комнат, особняк, считающийся одним из лучших образцов псевдогреческой архитектуры в Америке. Вокруг были рассыпаны строения поменьше: дом для гостей – его хозяйка предоставила в распоряжение лорда Розенкранца; кирпичная конюшня, напротив – просторный гараж; кузня, застекленные оранжереи, сараи и амбары.
   Имелись также бассейны – крытый и на воздухе. Теннисный корт. Крытый ипподром площадью в сорок тысяч квадратных футов.
   Ну и, наконец, помещения для обслуги.
   Едва оказавшись на месте, Бекки в сопровождении миссис Уитли, командовавшей всем этим хозяйством, обошла главный дом и дом для гостей. Затем к ним присоединился мистер Уитли, и они осмотрели сараи, гаражи, бассейн. Далее старший садовник показал Бекки оранжереи. Она полюбовалась растениями, пощупала влажную почву, поговорила об удобрениях и велела принести в дом свежих цветов.
   Лошадей Бекки обожала и конюшни оставила напоследок. В сопровождении старшего конюха она неторопливо прошлась вдоль денников, щедро угощая сахаром всех пятнадцать чистокровных жеребцов.