Гулд Джудит. Чертовски богат

   Убедившись, что ее страхи оказались напрасными, Кензи завороженно огляделась. Такого блеска в столь замкнутом пространстве ей еще не приходилось видеть. Калейдоскоп самых немыслимых красок, запредельной роскоши, принадлежащих, казалось, какому-то иному миру, предстал ее глазам. Кензи знала толк в одежде и, жадно впитывая в себя окружающее, не могла не признать: она является свидетельницей торжества искусства высокой моды.
   Плиссированные платья до пят. Легкие, воздушные одеяния, обшитые шелковыми розами всех цветов радуги; приталенные платья с блестками; ослепительно яркие живописные костюмы – всего не перечислишь, глаза разбегаются.
   – Так, сейчас чего-нибудь выпьем, – не терпящим возражения тоном заявил Споттс, с удовлетворенной улыбкой озирая толпу гостей. – А потом можно отойти в сторонку и позабавиться. Зрелище, доложу вам, из ряда вон: великосветские честолюбцы работают вовсю, носом землю роют.
   – Вот уж не думала, что вы такой циник, мистер Споттс. – У Кензи округлились глаза.
   – Циник? Да упаси меня Господь. – В тоне Споттса прозвучало возмущение, но в глазах плясали веселые огоньки.

* * *

   – Мистер и миссис Роберт Голдсмит, – в очередной раз прозвучал внушительный голос церемониймейстера, и в зал торжественно вплыла Дина, небрежно покачивая кистью, на которой красовался новый бриллиантовый браслет.
   Карл Хайнц склонился к ее руке.
   – Блеск, – проговорил он, адресуясь не то к шестидесяти шести с половиной каратам, не то к ней самой. Как бы то ни было, Дина расцвела на глазах.
   – Примите мои самые искренние поздравления. – Карл Хайнц обменялся крепким рукопожатием с Робертом.
   Тот замигал, как полусонная ящерица.
   – Поздравления? – тупо переспросил он.
   – Ну как же, ведь вы приобрели «Бергли», – улыбнулся принц. – Честно говоря, даже немного завидую. Такая компания, не знаю, как и сказать... – Карл Хайнц повернулся к Дине и слегка приподнял левую бровь, как бы давая понять, что не стоило принимать приглашения, пришедшего в последнюю минуту. – Алмаз в короне?
   Но Дина, в своем новом качестве королевы Манхэттена, предпочла не заметить этой мимической миниатюры.
   – В знак благодарности за любезное приглашение, – прощебетала она, – мы приготовили вашему высочеству небольшой сюрприз.
   – В самом деле? – удивился принц. – И что же это за сюрприз?
   Дина таинственно улыбнулась и значительно подняла палец.
   – Сейчас увидите. – И хорошо знакомая со светским ритуалом, отошла, увлекая за собой мужа.
   Тут же раздался голос церемониймейстера:
   – Ее светлость Зандра фон Хобург-Уилленлоу, графиня Графбург, и мистер Лекс Багг.
   Дина с любопытством оглянулась, и ее ожидания не были обмануты – принц даже не пытался скрыть изумления.
   – Зандра? Зандра! Да ты ли это? – Кое-как он все же взял себя в руки. – Глазам своим не верю! – Карл Хайнц порывисто обнял девушку, расцеловал в обе щеки и, немного отстранившись, окинул взглядом с головы до пят.
   – Потрясающе! Становишься все краше.
   – А ты, как вижу, все такой же льстец, – рассмеялась Зандра, довольная встречей.
   – Это потому, что лестью всего можно достичь. – Принц покачал головой. – Господи, сколько же мы не виделись?
   – Долго, кузен, года два, а то и больше. В последний раз... погоди, дай подумать... да, на этом ужасном приеме у тети Анабеллы.
   – Точно, – поморщился принц. – Этот кошмар даже вспоминать не хочется. А я и понятия не имел, что ты в Нью-Йорке. – Карл Хайнц все еще не выпускал ее рук.
   – Н-да... перемахнула через океан, как почтовый голубь, – быстро нашлась Зандра. – По-моему, только Дина знает, что я здесь.
   – Знала, – улыбнулся он. – Теперь это известно всему городу. – Карл Хайнц снова прижал к себе кузину. – Терпеть не могу этих церемониальных встреч, но ничего не попишешь. Не пропадай.
   – Я тебя найду, – с готовностью кивнула Зандра.
   – Скорее уж я тебя. Это просто – скажу, чтобы переложили гостевые карточки, и за столом мы окажемся рядом.
   – Это было бы чудесно. – Зандра даже порозовела от удовольствия.
   – Вот именно. – Карл Хайнц улыбнулся и чмокнул ее в щеку. – Твое внезапное появление примиряет меня со всей этой скучищей.

Глава 13

   – Роберт, смотри! – взвизгнула Дина, приподнимаясь на цыпочки и возбужденно жестикулируя. – Шелдон Фейри пришел.
   – Ну и что? – буркнул Роберт, который еще утром поручил председателю совета директоров «Бергли» заниматься всеми текущими делами.
   Дина повернулась к Зандре и Лексу.
   – Пообщайтесь с народом, – театральным шепотом проговорила она. – Потом мы найдем вас.
   Оставшись наедине с Робертом, Дина сказала:
   – По-моему, с нашей стороны было бы правильно подойти и поздороваться. – О своих тайных мотивах Дина благоразумно умолчала. Беглый поклон и вежливое «спасибо» – это самое малое, чем она могла отблагодарить Шелдона, ведь, в конце концов, это ему она обязана участием в нынешнем торжестве.
   К ее удивлению, Роберт сразу согласился.
   – Ну что ж, если тебе хочется... – пожал плечами он.
   Роберту тоже хватило предусмотрительности скрыть свои тайные помыслы. Ибо только этой возможности он и ждал, но ему в голову не могло прийти, что именно жена так ему поможет. Сейчас он отведет Фейри в сторону и решит вопрос о Бэмби Паркер.
   Ничего не подозревая, Дина крепко взяла мужа под руку и принялась решительно прокладывать путь к Шелдону, беседующему с репортерами из великосветской хроники.
   – Да, Роберт, – сурово заметила она, – ты ведь обещал найти Зандре работу. Вот тебе и удобный случай.
   – Ну да, да, разумеется, – пробормотал он, в который уж раз кляня себя за опрометчивое обещание. Ну как можно быть таким болваном? Ведь Бэмби с Зандрой под одной крышей – это динамитная смесь, которая в какой-то момент непременно взорвется.
   – Вот это встреча! – воскликнула Дина.
   Последовал обмен рукопожатиями и поцелуями с Шелдоном, а затем и с ниоткуда возникшей Ниной – казалось, у нее вместо ушей были локаторы.
   – Потрясающий жакет, – пропела Нина. – Ив Сен-Лоран?
   – Да!
   Впервые оказавшись в центре всеобщего внимания, Дина торопилась снять урожай.
   – А кольцо! – воскликнула одна из репортерских жен. – Никогда не видела такого солитера!
   – Мужнин подарок, – счастливо закудахтала Дина. – Он у меня такой щедрый, прямо лапочка.
   Это уж точно, угрюмо подумал Роберт, извлекая из кармана гаванскую сигару. Для начала он зачем-то поднес ее к уху, затем понюхал и только потом, явно удовлетворенный, отрезал кончик и закурил. По-видимому, счел, что подобный ритуал поможет остановить эту дамскую болтовню.
   Тщетная надежда.
   – Ну что же, милочка, – замурлыкала Нина, – мы ждем. Сегодня ваш день. Расскажите нам, каково это – чувствовать себя владелицей «Бергли»?
   – Еще не привыкла, – притворно вздохнула Дина, купающаяся в лучах нежданно свалившейся на нее славы. – Пока все это кажется мне таким... нереальным.
   «Чушь!» – буркнул про себя Роберт, перекатывая во рту сигару. Ему очень хотелось послать всех этих блюдолизов подальше; удивительно, что его жена сама их не отошьет, ведь только вчера они внимания на нее не обращали. А сегодня вон как вьются.
   Так чего же с ними церемониться?
   Обдумывая эту нехитрую мысль, Роберт вдруг поймал взгляд Дины – жена незаметно ему сигналила, что им с Шелдоном надо уединиться.
   А почему бы и нет, решил он. Какая разница, сейчас или позже, тем более что от этих гусынь можно таким образом избавиться.
   Он слегка кивнул Шелдону, приглашая его отойти в сторону. Тот сразу повиновался, и Роберт, дружески обняв его за плечи, повел через зал.
   – Надо бы потолковать кое о чем, – сказал он тоном, каким говорят с приятелем в раздевалке. – Прогуляемся. А заодно и сигару выкурю, смерть как курить хочется.
   Фейри поморщился. Чего он терпеть не мог, так это сигарного дыма.
   Но благоразумно промолчал. Кто он такой, чтобы перечить новому боссу?
 
   Споттс ловко подхватил два бокала шампанского с подноса у остановившегося рядом с ними официанта и один предложил Кензи.
   – Прошу. – Он чокнулся с ней. – За ваше блестящее будущее!
   – Благодарю вас, мистер Споттс. Надеюсь, я оправдаю ваши ожидания.
   – Да бросьте, милочка. Теперь, когда я официально в отставке, чего нам цепляться за формальности? Пусть «мистер Споттс» и «мисс Тернер» останутся в прошлом. Друзьям пристало обращаться друг к другу по имени. – Он слегка запнулся. – То есть, конечно, если вы не имеете ничего против... Кензи.
   – Помилуйте... Дитрих, – улыбнулась Кензи. – Это честь для меня.
   – Ну и славно, – улыбнулся ответ Споттс. – А теперь, если не возражаете, пойду поищу Фейри. Хочу убедиться, что он все уладил с вашей новой должностью. А вы тем временем... – Споттс таинственно понизил голос: – Не оборачивайтесь, но позади вас, справа, стоит молодой человек...
   Кензи была заинтригована, но, не желая откровенно выказывать своего любопытства, выждала немного и лишь затем непринужденно повернулась и, обежав глазами зал, посмотрела в нужную сторону.
   У нее перехватило дыхание.
   Человек, о котором говорил мистер Споттс – если, конечно, о нем речь, а так оно скорее всего и есть, – являл собой абсолютно непревзойденный – по крайней мере по эту сторону Атлантики – образец мужчины.
   – Вы... – ее голос пресекся от волнения, – имеете в виду этого нордического героя? Светловолосого викинга?
   – Естественно. – Споттс вновь улыбнулся.
   – Ну и что же?
   – Последние полчаса он не сводит с вас глаз.
   – Что-о? – недоверчиво выдохнула Кензи. – С чего это вы взяли, Дитрих? Должно быть, просто кого-то ждет.
   – Видите ли, дорогая, – с присущей ему кротостью пояснил Споттс, – конечно, со времен моей давней молодости многое изменилось. Но к счастью, не все. Например, привлекательные молодые люди смотрят на красивых юных дам так же, как и прежде. Так что, пока я ищу Фейри, почему бы вам не обронить платок или... впрочем, не мне вас учить. Во всяком случае, я сильно подозреваю, что этот господин ждет от вас чего-то в таком роде.
   – Обронить платок? – тупо повторила Кензи.
   Но Споттс уже отошел.
   Кензи принялась отыскивать взглядом его долговязую фигуру, растворившуюся в толпе, и в этот момент позади нее раздался незнакомый мужской голос:
   – Салют!
   Кензи обернулась и чуть не прикусила язык. Он! О Боже, он! Светловолосый красавец.
   Кензи молча стояла, чувствуя, как у нее подгибаются колени, и вглядывалась в его горящие голубовато-зеленым пламенем глаза. Они были огромными и прекрасными, как озерная вода, нагретая августовским солнцем. В них так и хотелось утонуть!
   И еще кое-что заметила Кензи. Он не просто красив – мало ли на свете красавцев! – он красивее всех, кого ей приходилось встречать на своем веку.
   Кензи потеряла всякое представление о времени. Спроси ее потом, сколько они так простояли, молча глядя друг на друга, она бы не ответила. Странно, но она снова почувствовала себя голенастой девчонкой, которая от стеснения и слова вымолвить не может.
   Он взял инициативу в свои руки и сказал с едва заметным поклоном:
   – Позвольте представиться: Ханнес Хокерт. Но друзья зовут меня просто Ганс. – Улыбка у него была совершенно неотразимая. – Как Ганс Христиан Андерсен.
   Кензи протянула руку. Ладонь у него оказалась сильная и твердая, но пожатие неожиданно нежное. Точно так же, как и голос – мягкий, спокойный – и вместе с тем глубокий, густой.
   – Маккензи Тернер, – с трудом, даже откашливаясь, выговорила она. – Друзья зовут меня Кензи.
   – Кензи... Кензи... – повторял он, словно пробуя имя на вкус. – Необычное имя, но вам оно подходит. Но что это? – Он перевел взгляд на ее бокал. – Оказывается, вы уже допили свое шампанское?
   – Шампанское... – Кензи растерянно посмотрела на него.
   Он ловко выхватил из ее ослабевших пальцев бокал, запрокинул голову и одним глотком осушил собственный.
   – Теперь мы сравнялись, – обезоруживающе улыбнулся он. – Надо повторить. Я сейчас, мигом. Надеюсь, вы тем временем не исчезнете, как Золушка?
   «Я? Да ни за что на свете! – мгновенно напряглась Кензи. – От такого разве уйдешь?»
   – Ну что вы, – прошептала она, мечтательно глядя ему вслед.
   Двигался он с непринужденной грацией профессионального танцора или, скорее, дикой кошки.
   Лишь когда Ганс отошел, Кензи с удивлением подумала, как это ей, не прилагая ни малейших усилий, удалось обратить на себя внимание такого мужчины.
   О Господи! Ханнес Хокерт, или просто Ганс, – да он же для нее создан! Красив, как Аполлон. Мужественен, как Геракл. Одним словом, безупречный рыцарь.
   Кензи не удержалась от улыбки. Не требуется развитого воображения, чтобы представить его каким-нибудь отдаленным потомком Лейва Эрикссона – гордого викинга—покорителя морей, стоящего с развевающимися на ветру светлыми волосами у руля своего боевого корабля. Не мужчина, а настоящий идеал!
 
   Лекс Багг не ведал ни минуты покоя.
   Поначалу Зандру даже забавляло, с какой скоростью он перемещается от одной группы гостей к другой. Едва поспевая за ним, она обменивалась бесчисленными рукопожатиями, улыбалась, смеялась, когда нужно, и изо всех сил старалась запомнить имена и лица.
   Безнадежное, впрочем, дело: знакомств оказалось слишком много. Все лица сливались в одно.
   – Слушай, а здесь есть кто-нибудь, кого ты не знаешь? – добродушно осведомилась она.
   – Есть. Но они не в счет, – совершенно серьезно ответил Лекс, не переставая просвечивать своим взглядом-лазером густую толпу собравшихся.
   И вот тут-то Зандра сообразила, что ее просто используют. От недавнего добродушия не осталось и следа. Одно дело – когда тебя просто с кем-то знакомят, и совсем иное – когда представляют в качестве боевого трофея и, как флагом, размахивают именем и титулом. Этому надо немедленно положить конец.
   Заметив в толпе всемирно известного фотографа, Лекс потянул ее за руку.
   – Пошли, – возбужденно проговорил он, – это сам Франческо Скавульо.
   И Лекс заработал локтями. Но Зандра и с места не двинулась.
   – Ну же, пошли, чего стала! – нетерпеливо повторил он.
   Зандра обожгла его яростным взглядом.
   – К черту, Лекс! Знаешь, кто ты? Настоящее дерьмо!
   – Да в чем дело? – Эта вспышка потрясла Лекса.
   – В чем дело? – язвительно повторила Зандра. – Ты хочешь знать, в чем дело? Сейчас скажу. К твоему сведению, мне надоело служить приманкой! Ты просто меня используешь.
   – Я? – Он изобразил оскорбленную добродетель.
   – Вот именно ты! – гневно повысила голос Зандра.
   Лекс поежился. Только таких сцен ему не хватало. Кто бы мог подумать, что эта женщина способна вдруг превратиться в настоящую мегеру?
   – Ты что, всерьез? – Он пытался сохранить спокойствие.
   – Еще как всерьез! – Голос у нее звучал хрипло, но твердо, и что-то в выражении ее лица заставило Лекса подумать о закаленной стали.
   Он с силой втянул в себя воздух и, решив не заводиться, мирно проговорил:
   – Ладно, ладно, согласен, ты действительно имеешь полное право на меня злиться.
   Зандра подозрительно посмотрела на своего кавалера. Не так уж она наивна, чтобы не понять этой игры.
   Говорит он все правильно.
   И кается вроде чистосердечно.
   Так откуда же это ощущение, что ее просто водят за нос? И что его слова так же фальшивы, как и фарфоровые зубы?
   Заметив, что ему не верят, Лекс попытался пустить в ход все свое обаяние.
   – Ты права, – серьезно сказал он, твердо выдерживая ее взгляд. – Я действительно вел себя, как последний эгоист. Извини, ради Бога. А теперь, может, поцелуемся и обо всем забудем?
   Ответом ему послужило красноречивое молчание.
   «Вот сукина дочь!» – едва не взорвался Лекс, но вовремя остановился и послал Зандре самую невинную улыбку, на какую только был способен.
   – Право, Зандра, я ведь уже извинился. Ну что мне, на колени перед тобой встать? Могу.
   Зандра незаметно вздохнула. Да, искренности в его извинениях что-то не слышно, но что с того? Да и какое это имеет значение? Ибо извинение, чистосердечное или нет, это, что ни говори, извинение, и оно требует достойного ответа.
   Этикет превыше всего. А личные ощущения потом.
   – Ладно, ладно, извинения приняты. – Зандра повела плечами, словно сбрасывая с себя тайное наваждение, стараясь не замечать окружающую ее, бьющую в глаза роскошь. Ведь сегодня здесь собрался «весь Нью-Йорк».
 
   Они прошли в почти пустой Египетский зал. В огромных застекленных ящиках здесь хранились разнообразные образцы древних захоронений: ткани и саваны, бронза и известняковые стелы, мумии фараонов, раскрашенные погребальные маски, глиняные сосуды с крышками, изображающими священных животных, – святыни давно исчезнувших культур, сделавшиеся предметом праздного любопытства нынешней толпы.
   Голдсмит облокотился о саркофаг в центре зала, словно закрепляя таким образом право собственности на это сооружение седой древности. Плотно зажав в зубах сигару, он яростно выпускал изо рта клубы дыма, медленно уходящие вверх и рассеивающиеся где-то под потолком.
   Фейри, избегая непосредственного воздействия этой газовой атаки, отступил на несколько шагов в сторону. Могильная тишина, царящая в этом зале, его угнетала. Наделенный живым воображением, он остро ощущал на себе загадочные взгляды пленников этих хрупких стеклянных ящиков, расставленных вдоль стен.
   – Ну вот, хоть здесь можно поговорить спокойно, – проворчал Роберт. – За тем я вас сюда и привел. Дело деликатное. Иными словами, – он набычился, свирепо сверля собеседника налитыми кровью глазами питбуля, – этого разговора у нас не было. Ясно?
   Куда уж яснее, подумал Шелдон, скрывая тревогу за бесстрастным выражением лица. Фразы вроде «дело деликатное», «этого разговора у нас не было» и так далее всегда его смущали. Оно и понятно, ибо своей безупречной репутацией Шелдон был в немалой степени обязан тому, что всегда, как заразы, избегал любых подковерных интриг. И раньше это удавалось, с грустью подумал он. Но сейчас ему остается только принять условия игры.
   – Как вам будет угодно, сэр, – слегка поклонился Фейри. – Все останется между нами.
   – Хорошо. И смотрите, если просочится хоть слово, я с вас шкуру спущу!
   – Повторяю, вы можете рассчитывать на мою скромность, – с достоинством сказал Шелдон.
   Роберт, явно наслаждаясь чувством собственной власти над людьми, еще непринужденнее откинулся на стеклянную стенку и выпустил очередное, особенно густое облако дыма, после чего, вынув сигару изо рта, принялся с чем-то похожим на восхищение изучать туго скрученные – ручная работа – табачные листья.
   – Дело в том, – небрежно заговорил он, – что в Нью-Йорк на какое-то, возможно продолжительное, время приехала лучшая подруга моей жены. И ей нужна работа. – Роберт поднял голову и строго посмотрел на собеседника. – А также вид на жительство.
   – Ах вот как? – неопределенно промычал Шелдон. Ничего хорошего такое вступление ему не обещало.
   И без того красное лицо Роберта побагровело.
   – Если не ошибаюсь, вы в «Бергли» за главного? Неужели даже с такой ерундой не можете справиться?
   Словно защищаясь, Шелдон негромко откашлялся в кулак.
   – Э-э, разумеется, я займусь этим делом... Сделаю все, что в моих силах, – с запинкой сказал он.
   – Займетесь? – передразнил его Роберт. – Сделаете все, что в ваших силах?
   Шелдон отшатнулся, кровь зашумела у него в ушах, от злости он чуть было не вышел из себя. Однако, не давая себе сорваться, спокойно заметил:
   – Повторяю, я...
   – Не надо мне ничего повторять! – ледяным тоном отчеканил Роберт. – Похоже, вы меня не поняли. Я не прошу – я приказываю вам это сделать!
   Роберт с удовлетворением отметил, что его удар достиг цели. Шелдон сцепил пальцы и задрожал от бессильного гнева.
   – Короче, Фейри, – спокойно продолжал Роберт, – ваше дело —доложить мне о том, что все выполнено. То есть что эта подруга, будь она неладна, получила работу в отделе живописи старых мастеров, а вместе с работой и вид на жительство. – Роберт приложил ладонь к уху. – Ну, что еще там? Вы что, оглохли? Скажите хоть что-нибудь!
   У Фейри отвисла нижняя челюсть и даже клацнули зубы. Щеки у него разгорелись, казалось, бушующий внутри огонь вот-вот вырвется наружу и в его жарком пламени неподвижные стеклянные ящики и затаившиеся внутри них каменные фигуры растворятся, как мираж в пустыне Сахара. За все долгие годы своей карьеры Шелдон сталкивался только с подчеркнуто уважительным отношением.
   Пытаясь успокоиться, он несколько раз глубоко вздохнул. Больше всего сейчас ему хотелось заявить следующее: «Я подаю в отставку. А попугая можете найти себе где-нибудь в другом месте», – и с достоинством удалиться. Но врожденная осторожность не позволила так поступить.
   – Э-э, – откашлялся он, – вообще-то... как раз сейчас в отделе появилась вакансия.
   – Вот и чудесно! – Роберт буквально расцвел, и его раскатистый голос эхом разнесся по всему залу. – Это как раз то, что я хотел услышать! – Он откровенно наслаждался достигнутым успехом. – Так, с этим, стало быть, покончено. Теперь еще вот что.
   Вновь беззвучно загудели колокола тревоги. Шелдон напрягся, как струна. Что еще нужно этому ненасытному вепрю? Да нет, «нужно» – не то слово. Какой еще жертвы он потребует?
   Роберт с обманчивой безмятежностью разогнал облачко дыма и как бы между делом заметил:
   – Я слышал, заведующий отделом живописи старых мастеров ушел на пенсию?
   – Да, мистер Споттс нас покинул, – печально вздохнул Шелдон. – Это большая потеря, ведь Споттс один из ведущих...
   – Детали меня не интересуют, – отмахнулся Роберт. – Насколько я понимаю, это ваша работа.
   Шелдон и бровью не повел, но вновь почувствовал, как внутри у него все переворачивается. Его в очередной раз поставили, как мальчишку, на место.
   – Старые мастера... Это тот отдел, в котором работает... как ее, – словно пытаясь вспомнить, Роберт побарабанил пальцами по стеклу. – Ах да, мисс Паркер. Точно, она! Или я ошибаюсь?
   Шелдон озадаченно посмотрел на него. О Боже, неужели он имеет в виду Бэмби Паркер? Она-то здесь при чем?
   – Д-да, – неуверенно пробормотал он, – есть у нас такая...
   – Так вот, я хочу, чтобы ее повысили. – Роберт выпустил очередную струю дыма. – Назначьте ее заведующей отделом.
   – Что-о? – не удержался от изумленного восклицания Шелдон. – О Господи, надеюсь, вы шутите?
   – А что такое?
   – Э-э... видите ли... – розовые щеки Шелдона приобрели малиновый оттенок, – заменить мистера Споттса на мисс Паркер... – Он даже закашлялся. – Об этом просто не может быть и речи!
   – Это кто же так считает? – Глаза у Роберта сделались безжизненными, как у рептилии. – Вы, что ли?
   Шелдон внутренне содрогнулся. Похоже, ему оставалось только одно – признать свое поражение и капитулировать. Или того хуже – лечь под ноги победителю. Все же он попытался собрать остатки мужества и внутреннего достоинства:
   – Видите ли, мистер Голдсмит, мне неловко это говорить, – Шелдон даже удивился твердости собственного голоса, – но вам... нам... следует иметь в виду, что эта должность предполагает... как бы это сказать... определенный уровень знаний... квалификацию... опыт...
   Рептилия сонно моргнула.
   – Не подумайте, что я имею что-то против мисс Паркер лично, – поспешно добавил Шелдон. – Просто у нее явно не хватает навыков. Честно говоря... мне очень неприятно упоминать об этом... но несколько раз мы ее едва не...
   – Все? – нетерпеливо перебил его Роберт. – Мне казалось, я выразился достаточно ясно. Меня интересует только общая картина, а все остальное, всякое там штатное расписание, внутренние перестановки – это, грубо говоря, мышиная возня, до которой мне нет дела.
   – Ну нельзя же... нельзя этого делать! – прошептал Шелдон, нервно приглаживая свои и без того безупречно зачесанные волосы, и в этом жесте разом проступили охватившие его страх и отчаяние. – Неужели вы не понимаете, что мисс Паркер может запросто загубить отдел... а то и бросить тень на репутацию всей компании...
   Роберт наклонился к Шелдону и ткнул себе пальцем в губы:
   – Говорю по слогам. Мисс Паркер назначается руководителем отдела живописи старых мастеров. Ее прежнее место занимает подруга моей жены. Все! А теперь извольте ответить, собираетесь ли вы выполнить мое указание? – Роберт грозно насупил густые брови. – Да или нет? Больше мне от вас ничего не нужно.
   Шелдон подавил вздох. Сопротивляться бессмысленно, это очевидно. Если уж Голдсмит вбил себе в голову, что Бэмби Паркер надо повысить, то можно не сомневаться, своего он добьется, пусть все остальное, включая «Бергли», летит в тартарары.
   – Как вам будет угодно, сэр, – выдавил из себя Шелдон и изо всех сил стиснул зубы, чтобы унять охватившую все тело дрожь.
   Величественным кивком Роберт принял капитуляцию.
   – Ну что ж, коль скоро мы решили все свои проблемы, отчего бы не присоединиться к гостям? А заодно скрепим наше соглашение рюмочкой.
   Шелдон механически кивнул. Презрение к самому себе лишило его дара речи, он едва держался на ногах. Погруженный в невеселые мысли, он вяло поплелся за Голдсмитом. Впервые за все время своей безупречной профессиональной деятельности он совершил нечто немыслимое, даже невообразимое – сознательно пошел на компромисс и предал доверенное ему всеми уважаемое дело.