— В Севастополе, — подтвердил Лаптев. — У новых родственников по линии супруги. Голубев не без зависти спросил:
   — Загорал, купался? Эх, мне бы в Крым…
   — Погода была не очень хорошая, — сказал Лаптев, не желая расстраивать начальство по пустякам. — Сплошные дожди. А в солнечные дни — вкалывал у Ленкиных родителей на плантации…
   — Куркули? — живо осведомился генерал. — Кулаки-мироеды?
   — Во-во, — признался Лаптев. — Те еще эксплуататоры. Так что отдохну уж в Москве. В кабинете.
   — Ну, и отлично, — кивнул Голубев. — Рад, что ты в форме. У нас тут в столице много интересных новостей. Может быть, слышал?
   — Кое-что, — осторожно произнес Лаптев. — То, что в газетах было… Например, что генерала Кондратова из МУРа убирают…
   — Туда ему и дорога, — равнодушно сказал Голубев. — Сам виноват, распустил уличную преступность… И пресса тут, конечно, помогла. «Листок» этот крикливый все лето капал на мозги президенту: отомстите за Машу, отомстите… Вот и отомстили.
   — Погодите, — с недоумением проговорил Лаптев. — Но Кондратов-то здесь при чем? Он же оргпреступностью занимался?
   Генерал пожал плечами:
   — Начальник всегда виноват. Прохлопал у себя под носом этого Маковкина — значит, отвечай. Кстати, ты про приговор читал?
   — Читал, — мрачно ответил Лаптев. — И суд этот, и приговор — просто маразм. Он ведь больной, Юлий, я же еще тогда написал в рапорте! Его не судить, его лечить надо было… Так нет — закрытый процесс и исключительная мера наказания…
   Генерал поморщился:
   — Знаю, Макс. Все понимаю. Только пойми и ты: политически было очень важно, чтобы такой опасный террорист получил по заслугам. В назидание, так сказать, другим. Народ наш любит, понимаешь, чтобы наказание было неотвратимо…
   — Народ? — хмуро переспросил Лаптев. — Ладно, допустим. Но ведь ему навесили еще и не меньше десятка ЧУЖИХ терактов! Уж я-то знаю, где в Москве взрывал Партизан, а где — кто-то другой…
   Генерал участливо поглядел на Лаптева:
   — Эх, Макс! Ты, как младенец, ей-богу. Как будто вчера родился. Есть статистика, а у нее — свои законы. Ты ведь не будешь спорить, что Ионесян, Джек-Чикатило, Рома Воронежец и прочие потрошители получили то, что заслужили? И правильно. А сколько чужих покойников на них списали, как ты думаешь? Так-то.
   — Гнусно все это, — заметил Лаптев.
   — Такова жизнь, — подтвердил Голубев, — гнусная.
   Нормальная, в общем, жизнь… Все, о мертвых мы с тобой поговорили. Давай-ка о живых. Про Лебедева твоего могу рассказать, если хочешь.
   — Хочу.
   — С ним все в полном порядке. Он теперь живет в Волынском-3, работает в закрытом НИИ. Всем обеспечен в лучшем виде.
   — Волынское-3… — Лаптев задумчиво потер лоб. — Да, слышал вроде. Но там режим, говорят, как в тюрьме?
   — Преувеличение, — твердо заверил Голубев. — Там самый настоящий санаторий. Кормят, как в раю. Родственники могут посещать раз в месяц. А охрана? Так его же безопасность охраняют. Зато теперь к нему никто не подберется, ни дикие, ни домашние… Кстати, о диких, — генерал сочно рассмеялся. — Вот уж Стекляшку-то из-за этого Сокольского и его гавриков так трясли! На Рязанском теперь проверка за проверкой. Ходят слухи, что их опять будут ужимать. Сокращение штатов, ха!
   — А сокращенных — куда? — поинтересовался Лаптев.
   — Не наше дело, Макс, — строго произнес генерал. — Пусть хоть в грузчики идут.
   — Но ведь не пойдут в грузчики-то, — возразил Лаптев. — В рэкетиры пойдут. Потом появится какой-нибудь новый Сокольский и тогда…
   — Тогда и будем разговаривать на эту тему, — генерал покачал головой. — Ох, любишь ты, Макс, паниковать раньше времени. Займись-ка лучше теми делами, что есть.
   — А что есть? — полюбопытствовал Лаптев.
   — Все то же самое, — обрадовал его генерал. — Депутат Безбородко написал еще три километра жалоб…
   Лаптев тихонько застонал.
   — Крепись, Макс, — продолжал генерал, — это еще не все. Твой Лабриола сейчас знаешь кто? Советник по делам нетрадиционных верований при… — Голубев по слогам назвал инстанцию, которую экс-официант решил облагодетельствовать своими советами.
   — С ума сойти, — Лаптев покрутил пальцем у виска. — Они соображают там, с кем имеют дело? Я подготовлю рапорт…
   — Рапорт, конечно, можно, — сказал Голубев без особого энтузиазма. — Почему бы, в самом деле, нам не отрапортовать… на свою голову?
   Лаптев насупился:
   — Ясно. Значит, мне опять разбирать только Безбородкину писанину?
   — Не только, — милостиво разрешил Голубев. — Можешь поднять еще дело «Мертвой головы». По оперативным данным, этих ребят сейчас приголубил некто Карташов. Вот и приглядись к ним ко всем. Тем более что и этот твой вернулся… группенфюрер. Тоже у Карташова околачивается.
   — То есть как это вернулся? — удивленно переспросил Лаптев. — Его ведь только недавно посадили, в Саратове. За хранение оружия.
   — Как видишь, выпустили. Условный срок — и свободен…
   — Весело, — пробормотал Лаптев. — Его, значит, выпустили, а мне — дисциплинарное взыскание. Так кто из нас преступник?
   — Не ершись, Макс, — сказал генерал. — Все в порядке. Говорю же, твой отпуск пошел тебе на пользу. Пока ты отдыхал, там — наверху — передумали. Дисциплинарное взыскание снято, а ты — герой и молодец. Даже ценный подарок для тебя имеется, от Моссовета. Что бы ты хотел больше — часы или чернильный прибор?
   — Лучше бы деньги, — буркнул Лаптев.
   — Бери часы, — широко улыбнулся генерал, сделав вид, что не расслышал лаптевского пожелания. — Вот они! Командирские. — Он вытащил часы из ящика стола и вручил их Лаптеву.
   Часы были точь-в-точь такие же, как у покойного Сокольского. Только поновее.
   — Поздравляю! — генерал пожал Лаптеву руку. — А теперь можешь идти работать. Все жалобы Безбородки — уже на твоем рабочем столе.
   Лаптев не уходил. Глядя своему начальнику прямо в лицо, он вдруг быстро спросил:
   — А с НЕЙ что сделали?
   — С кем?
   — С НЕЙ… Убрали ее из мавзолея?
   Генерал нахмурился. Потом вздохнул:
   — Любопытный ты, Макс. Сил нет. Я ведь не имею права тебе все рассказывать.
   — Не имеете, — спокойно согласился Лаптев. И по-прежнему ждал, не уходил.
   — Хорошо, — Голубев принял решение. — Поскольку ты все равно посвящен и давал подписку… Нет, Макс, не убрали.
   — Но почему?
   — Эксперты были против, — объяснил генерал. — Механизм старый, и они опасаются, что при транспортировке… По крайней мере, они не исключают. Это ведь не гроб из мавзолея выносить, сам понимаешь.
   — Ерунда какая-то, — тихо сказал Лаптев. — Абракадабра какая-то. Она так и будет себе лежать в самом центре Москвы?
   — А почему бы и нет? Корпус там прочный, утечки радиации пока не обнаружено. Пусть лежит, есть не просит.
   — Но как же… — начал было Лаптев.
   — А вот так же, — отрезал генерал. — Мало ли боеголовок хранится у нас на складах! Будет еще одна. Главное, чтобы газеты ничего не пронюхали, а они не пронюхали. И точка.
   — Я все-таки хотел бы… — произнес Лаптев жалобным голосом.
   Генерал смягчился. Он вышел из-за стола, подошел к капитану и по-отцовски потрепал его по плечу.
   — Все образуется, Макс, — участливым тоном проговорил он. — Со временем все придет в норму. Может, я, старик, не доживу до спокойных времен, а ты — обязательно…
   — Все образуется, — механически повторил Лаптев вслед за генералом, хотя до спокойных времен он тоже дожить не надеялся. В какой-то физической книжке он недавно вычитал, какой период полураспада урана-235. Примерно четыреста миллионов лет.
   Сентябрь 1993 — март 1994 Вашингтон
 
   Автор выражает глубокую благодарность
   Ребекке Оппенгеймер, Лесли Роуку, Нине Щербининой, Элайджу Каплану, а также всем сотрудникам Музея истории техники (Лос-Аламос, штат Нью-Мексико, США) — за ценные консультации;
   Чарльзу Виланду, автору монографии «Манхэттенский проект»;
   Саймону Коэну и Малькольму Таперу, историкам и советологам, подсказавшим автору основную идею романа;
   Катрин Доусон и Саре Фрост из отдела русской периодики Библиотеки Конгресса Соединенных Штатов Америки (Вашингтон, округ Колумбия, США);
   москвичам Наталье Зимяниной, Геннадию Пономареву и Всеволоду Ревичу.
   Особую благодарность автор выражает своим молодым саратовским друзьям, чьи советы и пожелания позволили автору сделать роман «Опасность», возможно, не таким скучным.