Страница:
– Вот ты мне и заплатишь, сука!
Тасунян вскочил. И достал пистолет раньше Петра. Все же профессионализм компенсировал даже многочисленные увечья.
Но шума в коридоре из-за звука телевизора не услышал.
– Па! – вбежал в кухню Тимофей. А за ним быстро вошла Ольга. Тасунян на мгновение отвлекся. И это дало возможность Петру выхватить пистолет из-под полотенца.
Выстрелы слились в один.
Они шли с Ольгой по красивому берегу моря. Белые скалы нависали над галечным пляжем. На скалах росли сосны.
– Правда, красиво? – сказал он.
– Да, чудесно, – чуть рассеяно ответила она.
– Чего-то ты задумчива сегодня, сладкая моя.
– Да, знаешь, я подумала, что мы как-то неправильно жили. Делали что-то вредное для других. И пользовались за это благами, другим недоступными.
– Чего тебя потянуло на философию? Раньше я за тобой такого не замечал.
– Раньше многое было другим, – она загадочно улыбнулась.
– Да ладно, Олюня. Все как было, так и осталось. А занимались мы войной. Да, войной. Но войну пока никто не отменял. Не мы ее начали. Да, собственно, половина народу в нашей стране занималась войной. Мы просто делали то же, что и все. Но более профессионально. За то и имели наши блага.
А потом, мы уже не занимаемся никакими войнами. Мы довольствуемся относительно малым, и просто растим наших детей.
– На деньги, заработанные на войнах.
– Да не наши это войны, не наши! И потом, война не разбой. Не преступление.
– Наверное, ты прав, но мне кажется, что и войны бывают разными. Есть те, которые не являются преступлением. Но мы занимались не такой войной. И поэтому ты перестал быть ученым. А у меня перестали получаться биорезонансные методики. Боги лишили нас нашего дара. Они всегда лишают дара того, кто использует его не так.
Знаешь, это называется «отрицательная работа». Запомни это волхв. И никогда не делай так. Иначе потеряешь свой дар окончательно.
– Но я не волхв, не чародей! Я ученый! Нет у меня никаких даров. Я учился и получал свои знания и навыки. И как я могу их потерять?
– Помнишь, что говорил почитаемый тобой Вернадский? Истину внушает нам Бог. А мы только формулируем ее так, чтобы ее поняли наши коллеги. Так что настоящий ученый это волхв. Не был бы ты волхв в душе, не смог бы выучить то, что выучил. А волхв немного Бог. Но одновременно и не Бог, а просто тварь. Жадная и подлая.
– Да что ты, в конце концов! Давай искупаемся, да займемся любовью. Черт с ними, с этими дарами, волхвами и еще незнамо чем.
– Сегодня не получится.
– Да почему, почему, черт побери!
– Потом поймешь.
Боль и чернота. Потом серый свет, который все усиливается. В этом сером свете проступают контуры человеческого лица.
– Валера, ты? Где я?
– Ты в палате. Очнулся. Был в коме.
Он медленно вспоминает случившееся.
– Что с Ольгой?!
– Убита.
– Сын?
– Жив и здоров.
– А этот черножопый орангутанг?!
– На этот раз убит окончательно. Я рад, что ты держишься.
– Это тебе только так кажется, Мефистофель.
Снова серое, переходящее в черное. А потом все тот же пляж. Она уходит за мыс.
– Олюня, родная, подожди!! Я люблю тебя!!! – орет он.
Она оборачивается. Грустно улыбается. Слегка приподнимает ладонь. И отрицательно качает головой.
Глава 16. «Я помогу тебе!»
ЧАСТЬ II
Глава 1. Сварог и Рыська
Глава 2. Мечты красавицы Яры
Глава 3. Приключения Волчьего Зева
Тасунян вскочил. И достал пистолет раньше Петра. Все же профессионализм компенсировал даже многочисленные увечья.
Но шума в коридоре из-за звука телевизора не услышал.
– Па! – вбежал в кухню Тимофей. А за ним быстро вошла Ольга. Тасунян на мгновение отвлекся. И это дало возможность Петру выхватить пистолет из-под полотенца.
Выстрелы слились в один.
Они шли с Ольгой по красивому берегу моря. Белые скалы нависали над галечным пляжем. На скалах росли сосны.
– Правда, красиво? – сказал он.
– Да, чудесно, – чуть рассеяно ответила она.
– Чего-то ты задумчива сегодня, сладкая моя.
– Да, знаешь, я подумала, что мы как-то неправильно жили. Делали что-то вредное для других. И пользовались за это благами, другим недоступными.
– Чего тебя потянуло на философию? Раньше я за тобой такого не замечал.
– Раньше многое было другим, – она загадочно улыбнулась.
– Да ладно, Олюня. Все как было, так и осталось. А занимались мы войной. Да, войной. Но войну пока никто не отменял. Не мы ее начали. Да, собственно, половина народу в нашей стране занималась войной. Мы просто делали то же, что и все. Но более профессионально. За то и имели наши блага.
А потом, мы уже не занимаемся никакими войнами. Мы довольствуемся относительно малым, и просто растим наших детей.
– На деньги, заработанные на войнах.
– Да не наши это войны, не наши! И потом, война не разбой. Не преступление.
– Наверное, ты прав, но мне кажется, что и войны бывают разными. Есть те, которые не являются преступлением. Но мы занимались не такой войной. И поэтому ты перестал быть ученым. А у меня перестали получаться биорезонансные методики. Боги лишили нас нашего дара. Они всегда лишают дара того, кто использует его не так.
Знаешь, это называется «отрицательная работа». Запомни это волхв. И никогда не делай так. Иначе потеряешь свой дар окончательно.
– Но я не волхв, не чародей! Я ученый! Нет у меня никаких даров. Я учился и получал свои знания и навыки. И как я могу их потерять?
– Помнишь, что говорил почитаемый тобой Вернадский? Истину внушает нам Бог. А мы только формулируем ее так, чтобы ее поняли наши коллеги. Так что настоящий ученый это волхв. Не был бы ты волхв в душе, не смог бы выучить то, что выучил. А волхв немного Бог. Но одновременно и не Бог, а просто тварь. Жадная и подлая.
– Да что ты, в конце концов! Давай искупаемся, да займемся любовью. Черт с ними, с этими дарами, волхвами и еще незнамо чем.
– Сегодня не получится.
– Да почему, почему, черт побери!
– Потом поймешь.
Боль и чернота. Потом серый свет, который все усиливается. В этом сером свете проступают контуры человеческого лица.
– Валера, ты? Где я?
– Ты в палате. Очнулся. Был в коме.
Он медленно вспоминает случившееся.
– Что с Ольгой?!
– Убита.
– Сын?
– Жив и здоров.
– А этот черножопый орангутанг?!
– На этот раз убит окончательно. Я рад, что ты держишься.
– Это тебе только так кажется, Мефистофель.
Снова серое, переходящее в черное. А потом все тот же пляж. Она уходит за мыс.
– Олюня, родная, подожди!! Я люблю тебя!!! – орет он.
Она оборачивается. Грустно улыбается. Слегка приподнимает ладонь. И отрицательно качает головой.
Глава 16. «Я помогу тебе!»
Их старшего сына забрала к себе в Америку Тамара.
– Тимофея не беру, – сказала она Петру. – Заике трудно будет осваивать чужой язык.
– Спасибо, Тамара, – ответил Петр вяло.
Как жить дальше, он не представлял.
Уже с месяц они целыми днями сидели с Тимофеем, обнявшись на диване. Иногда Петр начинал читать ему сказки. Изредка выходил в магазин и чего-то покупал. А потом приходил домой и варил еду. В основном, манную кашу. Которую потом ел вместе с сыном.
Как-то приехала генеральша, и, не говоря ни слова, забрала Тимошу. В последний момент, она обернулась и неожиданно сказала:
– Не убивайся так. Она была счастлива. Ты любил ее по-настоящему. И она тебя тоже. Это, поверь, не каждая женщина в жизни испытывает. – Она жестко усмехнулась, – как это вы говорили, лучше тридцать лет питаться живой кровью. Вот вы и питались. Не предавай памяти об этих светлых счастливых днях. Не черни их этим унынием.
Только потом Петр узнал, что Мария Павловна не приезжала раньше, потому что ухаживала за генералом, которого свалил тяжелейший инфаркт.
А страна в это время переживала бурную осень 1991 года.
Петр даже не понимал, откуда у него были какие-то деньги. Наверное, остались некие заначки. Но зима реформ напомнила ему, что надо зарабатывать на прожитье.
И именно в это время вновь раздался звонок в дверь.
Он открыл, стоя на пороге с пистолетом в руках. Высокий, худощавый джентльмен в светло-сером плаще и модной шляпе чуть иронично улыбался на пороге. С легким акцентом он произнес.
– Доктор Буробин, если не ошибаюсь?
– Он самый.
– Вы разрешите мне войти?
Он, казалось, не замечал пистолета в руке Петра.
– Прошу, – махнул рукой с этим самым пистолетом Петр, показывая вглубь квартиры.
Гость аккуратно снял плащ и шляпу. И прошел в комнату.
– Присаживайтесь. Извините, совершенно нечем вас угостить. Манную кашу вы вряд ли будете.
– Не беспокойтесь. И давайте сразу к делу. Мы хотим купить все имеющиеся у вас материалы о работах ВНИИСИ-2.
Петр не спросил, кто этого хочет. И откуда кому-то известно о ВНИИСИ-2. И то, что у него есть эти материалы. Ему было на все наплевать.
– Сколько? – коротко бросил он.
– Сто тысяч долларов.
– Сто пятьдесят.
– Сто двадцать пять.
– Согласен.
На участке, который они с Ольгой все-таки успели купить в конце восьмидесятых, он построил хороший просторный дом со всеми городскими удобствами. Участок был в деревне, которая примыкала к небольшому райцентру в ста с небольшим километрах от Москвы.
Потом он пришел в ближайшую школу и устроился там на работу. Это вызвало легкую панику в среде учителей. Не каждый день в провинциальную школу устраиваются работать члены-корреспонденты Академии наук.
– Почему вы хотите работать у нас? – осторожно спросил директор.
– Мой сын нуждается в особом присмотре и смене обстановки. Он заика. И мне бы хотелось, чтобы он учился рядом со мной. И чтобы авторитет и постоянное присутствие отца ограждали его от трудностей, сопровождающих адаптацию к школе детей с такими отклонениями.
– Но у нас очень мало платят. Должен вас предупредить. Мало и не регулярно.
– Я не нуждаюсь в деньгах.
– Ничего не получается, Петр, – сокрушался Юрий Тимофеевич. – Никак это заикание не проходит.
– А других отклонений нет? Чего врачи говорят?
– А, что они говорят! Так, надейтесь. Обеспечьте здоровый образ жизни.
– А наши биорезонансные чудеса?
– Да развалилось все! Никого и ничего не найдешь!
– Давайте попробуем на новом месте. Я специально для этого туда учителем устроился.
И он рассказал тестю все.
– Ну, попробуй, Петр, попробуй. Может, повезет.
Смена обстановки действительно немного благотворно повлияла на Тимофея. Но на учет к детскому невропатологу все равно надо было становиться.
Петр пришел с Тимофеем в местную детскую поликлинику. Прием вела врач, которая показалась Петру чем-то знакомой. Она внимательно осмотрела Тимошу.
Как она внимательна и добра, – подумал Петр. – Прямо-таки светится добротой. Она точно врач от Бога. Но где же я ее видел?
– Тимоша, подожди папу в коридоре, – ласково сказала докторша. И когда Тимофей вышел, спросила:
– От чего это у него?
– Маму убили на глазах, – деревянным голосом ответил Петр.
Сострадание судорогой боли пронзило ее. Она смотрела на Петра с такой теплотой и добротой, что ему стало не по себе.
– А вы не помните меня? – спросила она.
– Извините, нет – с сомнением произнес он.
Она расстегнула ворот и показала звездчатый сапфир на цепочке.
– Я помогу тебе дяденька волхв! Я вылечу твоего сына!!
Я помогу тебе!!!
– Тимофея не беру, – сказала она Петру. – Заике трудно будет осваивать чужой язык.
– Спасибо, Тамара, – ответил Петр вяло.
Как жить дальше, он не представлял.
Уже с месяц они целыми днями сидели с Тимофеем, обнявшись на диване. Иногда Петр начинал читать ему сказки. Изредка выходил в магазин и чего-то покупал. А потом приходил домой и варил еду. В основном, манную кашу. Которую потом ел вместе с сыном.
Как-то приехала генеральша, и, не говоря ни слова, забрала Тимошу. В последний момент, она обернулась и неожиданно сказала:
– Не убивайся так. Она была счастлива. Ты любил ее по-настоящему. И она тебя тоже. Это, поверь, не каждая женщина в жизни испытывает. – Она жестко усмехнулась, – как это вы говорили, лучше тридцать лет питаться живой кровью. Вот вы и питались. Не предавай памяти об этих светлых счастливых днях. Не черни их этим унынием.
Только потом Петр узнал, что Мария Павловна не приезжала раньше, потому что ухаживала за генералом, которого свалил тяжелейший инфаркт.
А страна в это время переживала бурную осень 1991 года.
Петр даже не понимал, откуда у него были какие-то деньги. Наверное, остались некие заначки. Но зима реформ напомнила ему, что надо зарабатывать на прожитье.
И именно в это время вновь раздался звонок в дверь.
Он открыл, стоя на пороге с пистолетом в руках. Высокий, худощавый джентльмен в светло-сером плаще и модной шляпе чуть иронично улыбался на пороге. С легким акцентом он произнес.
– Доктор Буробин, если не ошибаюсь?
– Он самый.
– Вы разрешите мне войти?
Он, казалось, не замечал пистолета в руке Петра.
– Прошу, – махнул рукой с этим самым пистолетом Петр, показывая вглубь квартиры.
Гость аккуратно снял плащ и шляпу. И прошел в комнату.
– Присаживайтесь. Извините, совершенно нечем вас угостить. Манную кашу вы вряд ли будете.
– Не беспокойтесь. И давайте сразу к делу. Мы хотим купить все имеющиеся у вас материалы о работах ВНИИСИ-2.
Петр не спросил, кто этого хочет. И откуда кому-то известно о ВНИИСИ-2. И то, что у него есть эти материалы. Ему было на все наплевать.
– Сколько? – коротко бросил он.
– Сто тысяч долларов.
– Сто пятьдесят.
– Сто двадцать пять.
– Согласен.
На участке, который они с Ольгой все-таки успели купить в конце восьмидесятых, он построил хороший просторный дом со всеми городскими удобствами. Участок был в деревне, которая примыкала к небольшому райцентру в ста с небольшим километрах от Москвы.
Потом он пришел в ближайшую школу и устроился там на работу. Это вызвало легкую панику в среде учителей. Не каждый день в провинциальную школу устраиваются работать члены-корреспонденты Академии наук.
– Почему вы хотите работать у нас? – осторожно спросил директор.
– Мой сын нуждается в особом присмотре и смене обстановки. Он заика. И мне бы хотелось, чтобы он учился рядом со мной. И чтобы авторитет и постоянное присутствие отца ограждали его от трудностей, сопровождающих адаптацию к школе детей с такими отклонениями.
– Но у нас очень мало платят. Должен вас предупредить. Мало и не регулярно.
– Я не нуждаюсь в деньгах.
– Ничего не получается, Петр, – сокрушался Юрий Тимофеевич. – Никак это заикание не проходит.
– А других отклонений нет? Чего врачи говорят?
– А, что они говорят! Так, надейтесь. Обеспечьте здоровый образ жизни.
– А наши биорезонансные чудеса?
– Да развалилось все! Никого и ничего не найдешь!
– Давайте попробуем на новом месте. Я специально для этого туда учителем устроился.
И он рассказал тестю все.
– Ну, попробуй, Петр, попробуй. Может, повезет.
Смена обстановки действительно немного благотворно повлияла на Тимофея. Но на учет к детскому невропатологу все равно надо было становиться.
Петр пришел с Тимофеем в местную детскую поликлинику. Прием вела врач, которая показалась Петру чем-то знакомой. Она внимательно осмотрела Тимошу.
Как она внимательна и добра, – подумал Петр. – Прямо-таки светится добротой. Она точно врач от Бога. Но где же я ее видел?
– Тимоша, подожди папу в коридоре, – ласково сказала докторша. И когда Тимофей вышел, спросила:
– От чего это у него?
– Маму убили на глазах, – деревянным голосом ответил Петр.
Сострадание судорогой боли пронзило ее. Она смотрела на Петра с такой теплотой и добротой, что ему стало не по себе.
– А вы не помните меня? – спросила она.
– Извините, нет – с сомнением произнес он.
Она расстегнула ворот и показала звездчатый сапфир на цепочке.
– Я помогу тебе дяденька волхв! Я вылечу твоего сына!!
Я помогу тебе!!!
ЧАСТЬ II
ЛЫСАЯ ГОРА ОЛИМП
Глава 1. Сварог и Рыська
Волхвы всегда жили на отшибе. Нельзя волхву жить с родовичами. Это не удобно ни для них, ни для него. Хотя жить одному тоже не сахар. Скотину в загоне держать не с руки. И поэтому молочка не попьешь. Если, конечно, родовичи не принесут.
А молоко Сварог любил. Но не молоком одним. Дальние потомки скажут «не хлебом единым». Хотя, Сварог и слова-то такого не знал «хлеб».
Но, с другой стороны, к чему хлеб, когда рыба в реке идет такой стеной, что река из берегов выплескивается. И какая рыба! Стерлядка…
А в лесу грибов, ягод и орехов на любой вкус. Да еще меда полны дупла старых деревьев.
Да и не надо волхву много есть. Разжиреешь, не полетишь.
Жилище Сварога стояло на склоне глубокого оврага, который впадал в широкую речную долину. Река в этом месте текла почти строго с севера на юг. А овраг, разумеется, протянулся с востока на запад. На северном склоне оврага, открытом солнечным лучам с юга и стояла полуземлянка волхва. Ее торец был углублен в склон. И таким образом жилище было защищено от северных ветров. А вход был открыт солнечным лучам.
Внизу, как раз напротив входа, ручей делал петлю. И небольшое расширение днища было залито какой-то рыжевато-бурой жижей.
Тогда Сварог еще не знал, что это та самая естественная ржавчина, которая одарит его родовичей новым металлом. Вернее одарит их этим волшебным металлом Сварог.
Но, это, повторим, в будущем. А пока волхв и без того, мог гордиться многими умениями. Мог угадать, когда возможно вызвать грозу. Мог усилием воли снимать многие хвори наложением рук. Знал тайны целебных трав. Мог летать на огромном ажурном крыле, каркас которого был сплетен из гибких орешин, и обтянут тонкой кожей. Мог не заплутаться в лесу и на лугу, ориентируясь ночью по звездам.
Да много еще чего мог, чего не смогут даже его далекие потомки. А тем более, не могут родовичи, занятые борьбой за существование и выращиванием детей. Ибо только волхву с его умениями и одиночеством неплохо в таком изобилии. А когда на руках дети и старики, да женщины, по большей части беременные, изобилие уже не таким покажется.
И все же главное умение Сварога, как и всякого волхва, это умение работать с огнем и металлом. Металл этот потомки назовут бронзой. Его мало, очень мало. Он привозной. И поэтому его берегут. Изделия из него многократно чинят и переделывают.
А женщины, падкие на украшения, иную безделушку, от прабабки доставшуюся сто раз починят, а то и переделать попросят.
Вот и сейчас, не иначе девчонка Рыська пришла. Она еще подросток, и у нее только маленькое такое колечко с какой-то фигуркой есть. Она таскает его на сыромятном шнурке, одетом на шею.
– Здравствуй, дяденька Сварог!
– Здравствуй, Рыська!
Рыська похожа на маленького рысенка. Быстрая, ловкая невеличка. С круглым румяным личиком, на котором ярко сверкают длинные узкие голубые глаза. Она постоянно улыбается. Глаза при этом лукаво щурит. Ну, точно, рысенок. Если бы только тот умел улыбаться.
– Дяденька Сварог, мое колечко не переделаешь? Смотри какой я камешек нашла, хочу его к колечку приделать.
Камешек потомки назовут гранатом. Выпал он должно быть из гранитного валуна, и попал на речную отмель.
Сварог посмотрел на камешек. Красивый и редкий. Повезло Рыське. Чутье у нее на камни и травы. И вообще чуткая она, трепетная. Хорошая ведунья будет. Надо бы со старшим родовичем поговорить, да к ведунье в обучение отдать.
Но колечко маленькое. Как к нему камень приделать?
– Трудно это, Рыська. А потом, чем больше металл жжешь, тем больше он теряется. Так и совсем без колечка останешься.
Рыська, кажется, готова заплакать от огорчения.
– Так не приделаешь, дяденька Сварог?
– Куда ж я денусь, приделаю. Камешек больно красивый.
– А я тебе творога принесла, – вспоминает Рыська. – Ты же его любишь.
– Люблю. Спасибо.
– А меня любишь?
Сварог, мужчина без возраста. Потомки бы сказали, вечно сорокалетний. Впрочем, родовичи в то время до такого возраста не доживали. Иное дело волхвы. Они друг друга лечат и бессмертными делают.
– Не спеши с любовью, Рыська. Успеешь еще.
– Да, ты эту лосиху Яру любишь. Я знаю.
– Эх, Рыська. Да не завидуй ты Яре. Она обычная смертная. А ты ведуньей стать можешь.
– А почему Яра ведуньей стать не сможет? Она ведь многое умеет из ваших дел?
– Да, многое умеет. Но надо дольше учиться. А для этого надо на наши сборы приходить.
– Да чего это, так трудно, до Волчьей горы добежать?
Волчья гора это высокий холм посреди древнего озера, ставшего болотом, где собираются ведуны-волхвы и ведуньи.
– До Волчьей горы добежит. Но этого мало. Надо и дальше уметь добраться. А тут без крыльев не обойтись.
– Ну, сделает ей крылья кто-нибудь из ваших. За любовь да ласку. Сладкая она, эта Яра.
Среди родовичей нет мужей и жен. Есть пары довольно длительно предпочитающие друг друга. Но отдельных семей все же нет. И любая женщина может одарить любовью любого родовича.
– Крылья-то сделать можно. Да не полетит Яра. Больно велика и пышнотела. А вот ты легко полетишь.
– Так я еще вырасту. И стану как Яра.
– Как Яра не станешь.
– Стану, дяденька Сварог! Стану!
– Глупая ты еще, Рыська. Станешь ты еще и взрослой и сладкой. Для этого не обязательно быть большой, как Яра. А когда полетишь, поймешь, что и мечтать об этом не надо было.
А потом слетаешь на Лысую гору. С другими такими же повидаешься, поговоришь, повеселишься. Останешься вечно молодой. Многому научишься. О Яре уже и думать забудут, а ведунья Рыська будет людям помогать, да все больше о мире нашем узнавать.
– А если упаду как-нибудь по дороге на Лысую гору?
– Упадешь, так мучиться и лежать на руках родовичей не будешь. Упадешь и сразу в страну Вечного Лета.
– А чего это, если ведуньи все могут, нет у них таких украшений, как у Яры?
– А зачем нам украшения, Рыська? Нас и так уважают, да и любят. И ты научишься так любить, что и через сто лет парни будут у тебя всю свою мужскую силу оставлять.
– Да когда это будет, – вздыхает Рыська.
– Не спеши, – смеется Сварог. – Нам, ведунам, спешить некуда.
– А камешек все же вставишь?
– Вставлю, вставлю. Все же ты сестренка моя будущая.
Рыська сверкнула голубыми щелочками своих глаз.
– Ну, до свидания, брат Сварог.
– До свидания, сестра Рыська.
Через много лет, народ, забывший своих Богов, благодаря чужому идолу под пятой чужих князей и царей, создаст сказки, где ведуньи, несущие только добро и любовь будут названы ведьмами. Чуть ли не пожирающими малых детей.
Это ведуньи! Ведуньи, благодаря которым были спасены сотни тысяч этих малых детей.
Как же гневался Сварог тогда на этих неразумных потомков. И отвернулся от них. Но это будет уже потом. Когда он станет одним из Богов. А пока от только волхв. И родовичи живут своими родами. Иногда скудно, но зато честно и свободно.
И женщины щедро дарят любовь мужчинам. А зачем лишнее богатство, когда есть любовь?
Ну, а если и бывает между родней непонимание, то оно быстро проходит.
Да и какая может быть между своими распря или зависть. Так, разве что иногда неразумная девчонка позавидует красивой молодухе. Но это до первого любовного праздника.
А если из парней кому очень уж скучно становится, то иди на все четыре стороны. Мир открыт. И никто никого не держит.
Вот только, если не дурак, стань для начала волхвом.
А молоко Сварог любил. Но не молоком одним. Дальние потомки скажут «не хлебом единым». Хотя, Сварог и слова-то такого не знал «хлеб».
Но, с другой стороны, к чему хлеб, когда рыба в реке идет такой стеной, что река из берегов выплескивается. И какая рыба! Стерлядка…
А в лесу грибов, ягод и орехов на любой вкус. Да еще меда полны дупла старых деревьев.
Да и не надо волхву много есть. Разжиреешь, не полетишь.
Жилище Сварога стояло на склоне глубокого оврага, который впадал в широкую речную долину. Река в этом месте текла почти строго с севера на юг. А овраг, разумеется, протянулся с востока на запад. На северном склоне оврага, открытом солнечным лучам с юга и стояла полуземлянка волхва. Ее торец был углублен в склон. И таким образом жилище было защищено от северных ветров. А вход был открыт солнечным лучам.
Внизу, как раз напротив входа, ручей делал петлю. И небольшое расширение днища было залито какой-то рыжевато-бурой жижей.
Тогда Сварог еще не знал, что это та самая естественная ржавчина, которая одарит его родовичей новым металлом. Вернее одарит их этим волшебным металлом Сварог.
Но, это, повторим, в будущем. А пока волхв и без того, мог гордиться многими умениями. Мог угадать, когда возможно вызвать грозу. Мог усилием воли снимать многие хвори наложением рук. Знал тайны целебных трав. Мог летать на огромном ажурном крыле, каркас которого был сплетен из гибких орешин, и обтянут тонкой кожей. Мог не заплутаться в лесу и на лугу, ориентируясь ночью по звездам.
Да много еще чего мог, чего не смогут даже его далекие потомки. А тем более, не могут родовичи, занятые борьбой за существование и выращиванием детей. Ибо только волхву с его умениями и одиночеством неплохо в таком изобилии. А когда на руках дети и старики, да женщины, по большей части беременные, изобилие уже не таким покажется.
И все же главное умение Сварога, как и всякого волхва, это умение работать с огнем и металлом. Металл этот потомки назовут бронзой. Его мало, очень мало. Он привозной. И поэтому его берегут. Изделия из него многократно чинят и переделывают.
А женщины, падкие на украшения, иную безделушку, от прабабки доставшуюся сто раз починят, а то и переделать попросят.
Вот и сейчас, не иначе девчонка Рыська пришла. Она еще подросток, и у нее только маленькое такое колечко с какой-то фигуркой есть. Она таскает его на сыромятном шнурке, одетом на шею.
– Здравствуй, дяденька Сварог!
– Здравствуй, Рыська!
Рыська похожа на маленького рысенка. Быстрая, ловкая невеличка. С круглым румяным личиком, на котором ярко сверкают длинные узкие голубые глаза. Она постоянно улыбается. Глаза при этом лукаво щурит. Ну, точно, рысенок. Если бы только тот умел улыбаться.
– Дяденька Сварог, мое колечко не переделаешь? Смотри какой я камешек нашла, хочу его к колечку приделать.
Камешек потомки назовут гранатом. Выпал он должно быть из гранитного валуна, и попал на речную отмель.
Сварог посмотрел на камешек. Красивый и редкий. Повезло Рыське. Чутье у нее на камни и травы. И вообще чуткая она, трепетная. Хорошая ведунья будет. Надо бы со старшим родовичем поговорить, да к ведунье в обучение отдать.
Но колечко маленькое. Как к нему камень приделать?
– Трудно это, Рыська. А потом, чем больше металл жжешь, тем больше он теряется. Так и совсем без колечка останешься.
Рыська, кажется, готова заплакать от огорчения.
– Так не приделаешь, дяденька Сварог?
– Куда ж я денусь, приделаю. Камешек больно красивый.
– А я тебе творога принесла, – вспоминает Рыська. – Ты же его любишь.
– Люблю. Спасибо.
– А меня любишь?
Сварог, мужчина без возраста. Потомки бы сказали, вечно сорокалетний. Впрочем, родовичи в то время до такого возраста не доживали. Иное дело волхвы. Они друг друга лечат и бессмертными делают.
– Не спеши с любовью, Рыська. Успеешь еще.
– Да, ты эту лосиху Яру любишь. Я знаю.
– Эх, Рыська. Да не завидуй ты Яре. Она обычная смертная. А ты ведуньей стать можешь.
– А почему Яра ведуньей стать не сможет? Она ведь многое умеет из ваших дел?
– Да, многое умеет. Но надо дольше учиться. А для этого надо на наши сборы приходить.
– Да чего это, так трудно, до Волчьей горы добежать?
Волчья гора это высокий холм посреди древнего озера, ставшего болотом, где собираются ведуны-волхвы и ведуньи.
– До Волчьей горы добежит. Но этого мало. Надо и дальше уметь добраться. А тут без крыльев не обойтись.
– Ну, сделает ей крылья кто-нибудь из ваших. За любовь да ласку. Сладкая она, эта Яра.
Среди родовичей нет мужей и жен. Есть пары довольно длительно предпочитающие друг друга. Но отдельных семей все же нет. И любая женщина может одарить любовью любого родовича.
– Крылья-то сделать можно. Да не полетит Яра. Больно велика и пышнотела. А вот ты легко полетишь.
– Так я еще вырасту. И стану как Яра.
– Как Яра не станешь.
– Стану, дяденька Сварог! Стану!
– Глупая ты еще, Рыська. Станешь ты еще и взрослой и сладкой. Для этого не обязательно быть большой, как Яра. А когда полетишь, поймешь, что и мечтать об этом не надо было.
А потом слетаешь на Лысую гору. С другими такими же повидаешься, поговоришь, повеселишься. Останешься вечно молодой. Многому научишься. О Яре уже и думать забудут, а ведунья Рыська будет людям помогать, да все больше о мире нашем узнавать.
– А если упаду как-нибудь по дороге на Лысую гору?
– Упадешь, так мучиться и лежать на руках родовичей не будешь. Упадешь и сразу в страну Вечного Лета.
– А чего это, если ведуньи все могут, нет у них таких украшений, как у Яры?
– А зачем нам украшения, Рыська? Нас и так уважают, да и любят. И ты научишься так любить, что и через сто лет парни будут у тебя всю свою мужскую силу оставлять.
– Да когда это будет, – вздыхает Рыська.
– Не спеши, – смеется Сварог. – Нам, ведунам, спешить некуда.
– А камешек все же вставишь?
– Вставлю, вставлю. Все же ты сестренка моя будущая.
Рыська сверкнула голубыми щелочками своих глаз.
– Ну, до свидания, брат Сварог.
– До свидания, сестра Рыська.
Через много лет, народ, забывший своих Богов, благодаря чужому идолу под пятой чужих князей и царей, создаст сказки, где ведуньи, несущие только добро и любовь будут названы ведьмами. Чуть ли не пожирающими малых детей.
Это ведуньи! Ведуньи, благодаря которым были спасены сотни тысяч этих малых детей.
Как же гневался Сварог тогда на этих неразумных потомков. И отвернулся от них. Но это будет уже потом. Когда он станет одним из Богов. А пока от только волхв. И родовичи живут своими родами. Иногда скудно, но зато честно и свободно.
И женщины щедро дарят любовь мужчинам. А зачем лишнее богатство, когда есть любовь?
Ну, а если и бывает между родней непонимание, то оно быстро проходит.
Да и какая может быть между своими распря или зависть. Так, разве что иногда неразумная девчонка позавидует красивой молодухе. Но это до первого любовного праздника.
А если из парней кому очень уж скучно становится, то иди на все четыре стороны. Мир открыт. И никто никого не держит.
Вот только, если не дурак, стань для начала волхвом.
Глава 2. Мечты красавицы Яры
Яра была дочерью старшего родовича. Была она высокая и статная. Двигалась плавно. Но за этой плавностью чувствовалась внутренняя сила. Права была Рыська, порой Яра чем-то напоминала молодую лосиху в период гона.
Такая же сильная, стремительная и страстная. Глаза у Яры, как у большинства родовичей, голубые. Волосы густые, цвета меда. И вся она такая гладкая, белая.
Любит Яра всякие украшения. И их у нее довольно много. И от бабок-прабабок досталось. И добирающиеся до этих мест купцы с юга дарят. За что дарят, то не наше дело. Тем более, что еще не одна сотня лет пройдет, пока превратят дальних потомков Яры, Рыськи и Сварога в рабов под пятой царя и бога. И навяжут им мораль ханжескую, подлую, двуличную, лицемерную.
А пока этой проклятой морали, и этого проклятого бога нет, женщины дарят свою любовь щедро. И не стесняются щедрости ответной.
Умна Яра. И хочет стать ведуньей. Многому научилась у окрестных ведуний и волхвов. Не раз бывала и на Волчьей горе. Там собираются окрестные волхвы и ведуньи. Лечат друг друга, молодости уйти не дают. Поэтому и необходимо им собираться иногда вместе. Тут, как в жизни. Самого себя за волосы не поднимешь.
Но настоящей ведунье надо хоть изредка и на большие сборы прибывать. А туда без крыльев не долетишь. Хорошо мужчинам. Если летать не умеешь, то можно хотя бы посуху один раз за многие лета добраться.
А женщине одной это не по плечу. Разве что в пару к кому-нибудь напроситься. Был, кстати, один такой. Звали его Волчий Зев. Летал плохо. Но на Лысую гору упорно добирался посуху.
Зеву нравилась Яра. Она это чувствовала. И хотела как-то напроситься в попутчицы. Да сгинул куда-то Зев.
Яра все спрашивала у Купалы, который летает лучше всех, не слышно ли чего о Зеве.
Но и Купала ничего не слышал. А ведь он где только не бывал! Сварог говорил, что не только в наших краях, но и среди тех, кто собирается на Лысой горе, что над Большой рекой, Купала лучше всех летает.
Да что там, наша Лысая гора. Купала даже далеко на закат летает. Там тоже есть своя Лысая гора. Стоит она среди Черного леса. Так и там нашего Купалу знают.
Купала строен и легок. Хорошо играет на любой дудке. А когда однажды купцы с юга показали ему их «лиру», то он сразу и на лире начал играть.
Сварог говорит, что с таким даром Купала хорошо шепот неба слышит. И слышит, куда какой ветер дует. Высоко подняться может. Любой ветер поймать, и лететь куда надо. Хоть до нашей Лысой горы, хоть до той, что еще дальше на закат.
Нет, никогда Яре так не летать. Тем более, что с годами все круглее и глаже становится.
А мир так хочется повидать. Ведь не пропадет она. Она почти что ведунья. И глаз отвести может, и кровь остановить. Привораживать с ее то красой и учиться не надо. Лишнее это для нее. А что пока молодость сохранять не научилась, так с этим можно не спешить. Молода еще Яра.
И принимая очередное колечко или подвеску от очередного купца с юга, она все более жадно спрашивает их о том, что там, за краем их лесов, лежит.
И еще не много, и попросится с ними в путь. Тем более, что путь этот мимо Лысой горы на Большой реке. Может добрые купцы и подсобят до этой горы добраться.
И решилась бы давно на это Яра. Да уж больно невзрачны те купцы. Чернявы, кучерявы, горбоносы. Можно иной раз и пожалеть этих убогих, да подарить мимолетом любовь свою. Но как быть с ними долгие дни пути, пока до Лысой горы не доберутся?
Может все же Зев вернется?
Он волхв не из последних.
Со Сварогом в одной силе был.
Не может такой пропасть.
Такая же сильная, стремительная и страстная. Глаза у Яры, как у большинства родовичей, голубые. Волосы густые, цвета меда. И вся она такая гладкая, белая.
Любит Яра всякие украшения. И их у нее довольно много. И от бабок-прабабок досталось. И добирающиеся до этих мест купцы с юга дарят. За что дарят, то не наше дело. Тем более, что еще не одна сотня лет пройдет, пока превратят дальних потомков Яры, Рыськи и Сварога в рабов под пятой царя и бога. И навяжут им мораль ханжескую, подлую, двуличную, лицемерную.
А пока этой проклятой морали, и этого проклятого бога нет, женщины дарят свою любовь щедро. И не стесняются щедрости ответной.
Умна Яра. И хочет стать ведуньей. Многому научилась у окрестных ведуний и волхвов. Не раз бывала и на Волчьей горе. Там собираются окрестные волхвы и ведуньи. Лечат друг друга, молодости уйти не дают. Поэтому и необходимо им собираться иногда вместе. Тут, как в жизни. Самого себя за волосы не поднимешь.
Но настоящей ведунье надо хоть изредка и на большие сборы прибывать. А туда без крыльев не долетишь. Хорошо мужчинам. Если летать не умеешь, то можно хотя бы посуху один раз за многие лета добраться.
А женщине одной это не по плечу. Разве что в пару к кому-нибудь напроситься. Был, кстати, один такой. Звали его Волчий Зев. Летал плохо. Но на Лысую гору упорно добирался посуху.
Зеву нравилась Яра. Она это чувствовала. И хотела как-то напроситься в попутчицы. Да сгинул куда-то Зев.
Яра все спрашивала у Купалы, который летает лучше всех, не слышно ли чего о Зеве.
Но и Купала ничего не слышал. А ведь он где только не бывал! Сварог говорил, что не только в наших краях, но и среди тех, кто собирается на Лысой горе, что над Большой рекой, Купала лучше всех летает.
Да что там, наша Лысая гора. Купала даже далеко на закат летает. Там тоже есть своя Лысая гора. Стоит она среди Черного леса. Так и там нашего Купалу знают.
Купала строен и легок. Хорошо играет на любой дудке. А когда однажды купцы с юга показали ему их «лиру», то он сразу и на лире начал играть.
Сварог говорит, что с таким даром Купала хорошо шепот неба слышит. И слышит, куда какой ветер дует. Высоко подняться может. Любой ветер поймать, и лететь куда надо. Хоть до нашей Лысой горы, хоть до той, что еще дальше на закат.
Нет, никогда Яре так не летать. Тем более, что с годами все круглее и глаже становится.
А мир так хочется повидать. Ведь не пропадет она. Она почти что ведунья. И глаз отвести может, и кровь остановить. Привораживать с ее то красой и учиться не надо. Лишнее это для нее. А что пока молодость сохранять не научилась, так с этим можно не спешить. Молода еще Яра.
И принимая очередное колечко или подвеску от очередного купца с юга, она все более жадно спрашивает их о том, что там, за краем их лесов, лежит.
И еще не много, и попросится с ними в путь. Тем более, что путь этот мимо Лысой горы на Большой реке. Может добрые купцы и подсобят до этой горы добраться.
И решилась бы давно на это Яра. Да уж больно невзрачны те купцы. Чернявы, кучерявы, горбоносы. Можно иной раз и пожалеть этих убогих, да подарить мимолетом любовь свою. Но как быть с ними долгие дни пути, пока до Лысой горы не доберутся?
Может все же Зев вернется?
Он волхв не из последних.
Со Сварогом в одной силе был.
Не может такой пропасть.
Глава 3. Приключения Волчьего Зева
Волчий Зев был волхвом и сыном волхва. А прозвище свое получил за то, что был к тому же удачливым и умелым охотником. И однажды перегрыз горло волку.
Во всех волховских делах был Зев искушен. Грозы умел вызывать лучше многих. Знал травы, камни, привороты. Был искусен в работе с металлом.
В одном Зев был неудачлив. Плохо летал. Ибо был для волхва слишком массивен. Но для мужчины ведуна этот недостаток преодолим. Плохой полет неутомимый Зев компенсировал упорством. И посещал большие сборы на Лысой горе, добираясь до нее по большей части посуху и по речкам, которые изучил лучше всех.
Нет, Зев совсем не отказывался от полетов. И старался, когда мог, пролететь поближе к Лысой горе. Но, кроме того, что он был слишком массивен, был он еще и не чуток. Неба не слышал, как Купала.
Вот и на этот раз, накрутил он спиралей в небе и забрался довольно высоко, да попал не в тот поток. И понесло его на юг.
Чуть не упал, да не разбился. Но приземлился жестко.
Кругом была степь. Место не знакомое. Разобрал Зев каркас своего крыла, свернул тонкую пленку, выбрал место посуше, рядом с небольшой рощицей, да и прилег отдохнуть.
Проснулся неожиданно. Солнце высоко. Парит, но на небе ни облачка. Огляделся вокруг и увидел, как окружают его полукругом незнакомые люди.
Верхом на конях. Одежда кожаная. Луки в колчанах, короткие кривые бронзовые мечи за поясом. Родовичи Зева плохо с путниками не поступали. Но волхв был не мальчиком, и кое-что знал о южных землях. Поэтому недобрые намерения случайных встречных не вызывали сомнений.
И не подденешь это зверье на рогатину. Тем более, что и рогатины нет.
Можно отвести глаза. Но есть идея и получше.
Парило изрядно. И небо и близкая рощица стонали в истоме. Отчетливо слышал этот стон волхв. И закричал, запел Зев «песню грозы». Никогда до того не пел он ее с такой страстью.
В недоумении застыли скифские охотники за людьми. А пока соображали, что и как, грянула гроза.
А гроза в степи ужасна. Было всадников восемь, осталось пять. Молнии ведь бьют куда повыше. А эти пятеро еле остановили обезумевших коней, которые долго несли их в разные стороны.
Едва кончилась гроза, добрались они до своего становища и рассказали все, как было, и кто больше никогда не вернется. А тут вдруг сам ужасный чародей идет.
Пали ниц скифы и попросили грозного бога их пощадить. Милостиво кивнул Зев и остался с ними.
Волхв быстро понял хищническую сущность степняков. И пару раз продемонстрировал им свои умения. Но понимал Зев, что долго так продолжаться не может. Нетерпеливые и жадные степные разбойники потребуют все новых и новых чудес. А их ведь по заказу не сотворишь.
Поэтому взял Зев у своих неофитов лучший кривой кинжал, который звался акинаком, и который потомки неверно назовут мечом. Взял и кошель с желтыми кругляшками, которые, как он понял, имеют здесь ценность.
А потом собрал свое крыло и заставил сплести в одну несколько длинных веревок, благо было их много у охотников за рабами. А потом подняли его на этой веревке как воздушного змея, которого тянули несколько всадников. И улетел Зев.
Разнеслась слава о нем по степи. Появлялся он еще несколько раз в разных становищах. То грозы вызывал, то вождей лечил. То, наоборот, порчу наводил на тех, кто пытался его славу и власть оспорить.
И сам стал немного скифом. Агрессивным, жестоким, жадным. Всегда готовым пустить в ход свой акинак.
Так попал Зев к царским скифам и стал придворным чародеем у их царя Мадая.
Уже состоя в свите Мадая, приехал Зев в свой первый греческий город Херсонес. Белые каменные дома, синее теплое море. Пестрое многолюдье торжищ. Все это понравилось Зеву. И когда он узнал, что есть города и побольше, то покинул он Мадая, и знатным богатым путником ступил на греческий корабль, идущий на юг.
Дальнейший путь Зева дальний потомок назвал бы стремительной карьерой. Но стремительности этой карьеры вряд ли стоило бы удивляться.
Ибо северный ведун совмещал в себе идеального колдуна и идеального воина. Две ипостаси тогдашней элиты. Иной читатель, согласившись с характеристикой Зева как сильного колдуна, мог бы усомниться в его качествах воина.
С точки зрения воинского искусства Зев был на первый взгляд полным неумехой. Но это только на первый взгляд. Ибо, стрелял из лука и бросал копье северный охотник лучше любого гвардейца. Был чудовищно выносливым, ловким, сильным. И владел методами самолечения и самовосстановления.
Что еще требовалось тогдашнему воину? Владеть коротким мечем, боевым топором, да скакать на лошади. Но это Зев с его то природной ловкостью и силой со временем освоил.
И стал Зев кочевать по дворам тогдашних царей и царьков, признанным магом, чародеем и, говоря словами его дальних потомков, самым авторитетным военным технократом.
Ибо против во время вызванной грозы среди ясного неба что могли поделать противники? Которые прозвали Зева Громовержцем.
Так бы и стал Зев, которого на местный манер стали звать Зевсом, со временем каким-нибудь царьком, отнявшим трон у иного зазевавшегося хозяина. Да что-то стал он чувствовать себя не важно. А однажды посмотрев в полированную гладь бронзового зеркала, понял опытный волхв, что пора ему приобщиться к общей силе волховского сбора. Иначе станет он вскоре простым смертным.
Не смог взлететь огрузневший придворный деятель. Да и говора местных небес не понимал. Шепот придворных интриг понимать научился. А о шепоте небес как-то позабыл.
И поплыл к Лысой горе через моря на собственном корабле. Знатным вельможей.
Но вельможа не волхв. Многое подзабыл Зевс Хорошо, хоть устье Большой реки не пропустил, не спутал с другими.
Но, поднявшись немного вверх по реке и подойдя к большим порогам, задумался. Когда летишь, идешь налегке, или плывешь на легкой долбленке, таких преград и не замечаешь. А перетащить корабль волоком в обход порогов нелегкое дело.
Тут никакое колдовство не поможет. И хотя делают это многие купцы, но спутники жадно ждут, – ну, сотвори чудо, Громовержец! Нельзя разочаровывать их. Нельзя, чтобы слух пошел, Громовержец Зевс далеко не все может.
Во всех волховских делах был Зев искушен. Грозы умел вызывать лучше многих. Знал травы, камни, привороты. Был искусен в работе с металлом.
В одном Зев был неудачлив. Плохо летал. Ибо был для волхва слишком массивен. Но для мужчины ведуна этот недостаток преодолим. Плохой полет неутомимый Зев компенсировал упорством. И посещал большие сборы на Лысой горе, добираясь до нее по большей части посуху и по речкам, которые изучил лучше всех.
Нет, Зев совсем не отказывался от полетов. И старался, когда мог, пролететь поближе к Лысой горе. Но, кроме того, что он был слишком массивен, был он еще и не чуток. Неба не слышал, как Купала.
Вот и на этот раз, накрутил он спиралей в небе и забрался довольно высоко, да попал не в тот поток. И понесло его на юг.
Чуть не упал, да не разбился. Но приземлился жестко.
Кругом была степь. Место не знакомое. Разобрал Зев каркас своего крыла, свернул тонкую пленку, выбрал место посуше, рядом с небольшой рощицей, да и прилег отдохнуть.
Проснулся неожиданно. Солнце высоко. Парит, но на небе ни облачка. Огляделся вокруг и увидел, как окружают его полукругом незнакомые люди.
Верхом на конях. Одежда кожаная. Луки в колчанах, короткие кривые бронзовые мечи за поясом. Родовичи Зева плохо с путниками не поступали. Но волхв был не мальчиком, и кое-что знал о южных землях. Поэтому недобрые намерения случайных встречных не вызывали сомнений.
И не подденешь это зверье на рогатину. Тем более, что и рогатины нет.
Можно отвести глаза. Но есть идея и получше.
Парило изрядно. И небо и близкая рощица стонали в истоме. Отчетливо слышал этот стон волхв. И закричал, запел Зев «песню грозы». Никогда до того не пел он ее с такой страстью.
В недоумении застыли скифские охотники за людьми. А пока соображали, что и как, грянула гроза.
А гроза в степи ужасна. Было всадников восемь, осталось пять. Молнии ведь бьют куда повыше. А эти пятеро еле остановили обезумевших коней, которые долго несли их в разные стороны.
Едва кончилась гроза, добрались они до своего становища и рассказали все, как было, и кто больше никогда не вернется. А тут вдруг сам ужасный чародей идет.
Пали ниц скифы и попросили грозного бога их пощадить. Милостиво кивнул Зев и остался с ними.
Волхв быстро понял хищническую сущность степняков. И пару раз продемонстрировал им свои умения. Но понимал Зев, что долго так продолжаться не может. Нетерпеливые и жадные степные разбойники потребуют все новых и новых чудес. А их ведь по заказу не сотворишь.
Поэтому взял Зев у своих неофитов лучший кривой кинжал, который звался акинаком, и который потомки неверно назовут мечом. Взял и кошель с желтыми кругляшками, которые, как он понял, имеют здесь ценность.
А потом собрал свое крыло и заставил сплести в одну несколько длинных веревок, благо было их много у охотников за рабами. А потом подняли его на этой веревке как воздушного змея, которого тянули несколько всадников. И улетел Зев.
Разнеслась слава о нем по степи. Появлялся он еще несколько раз в разных становищах. То грозы вызывал, то вождей лечил. То, наоборот, порчу наводил на тех, кто пытался его славу и власть оспорить.
И сам стал немного скифом. Агрессивным, жестоким, жадным. Всегда готовым пустить в ход свой акинак.
Так попал Зев к царским скифам и стал придворным чародеем у их царя Мадая.
Уже состоя в свите Мадая, приехал Зев в свой первый греческий город Херсонес. Белые каменные дома, синее теплое море. Пестрое многолюдье торжищ. Все это понравилось Зеву. И когда он узнал, что есть города и побольше, то покинул он Мадая, и знатным богатым путником ступил на греческий корабль, идущий на юг.
Дальнейший путь Зева дальний потомок назвал бы стремительной карьерой. Но стремительности этой карьеры вряд ли стоило бы удивляться.
Ибо северный ведун совмещал в себе идеального колдуна и идеального воина. Две ипостаси тогдашней элиты. Иной читатель, согласившись с характеристикой Зева как сильного колдуна, мог бы усомниться в его качествах воина.
С точки зрения воинского искусства Зев был на первый взгляд полным неумехой. Но это только на первый взгляд. Ибо, стрелял из лука и бросал копье северный охотник лучше любого гвардейца. Был чудовищно выносливым, ловким, сильным. И владел методами самолечения и самовосстановления.
Что еще требовалось тогдашнему воину? Владеть коротким мечем, боевым топором, да скакать на лошади. Но это Зев с его то природной ловкостью и силой со временем освоил.
И стал Зев кочевать по дворам тогдашних царей и царьков, признанным магом, чародеем и, говоря словами его дальних потомков, самым авторитетным военным технократом.
Ибо против во время вызванной грозы среди ясного неба что могли поделать противники? Которые прозвали Зева Громовержцем.
Так бы и стал Зев, которого на местный манер стали звать Зевсом, со временем каким-нибудь царьком, отнявшим трон у иного зазевавшегося хозяина. Да что-то стал он чувствовать себя не важно. А однажды посмотрев в полированную гладь бронзового зеркала, понял опытный волхв, что пора ему приобщиться к общей силе волховского сбора. Иначе станет он вскоре простым смертным.
Не смог взлететь огрузневший придворный деятель. Да и говора местных небес не понимал. Шепот придворных интриг понимать научился. А о шепоте небес как-то позабыл.
И поплыл к Лысой горе через моря на собственном корабле. Знатным вельможей.
Но вельможа не волхв. Многое подзабыл Зевс Хорошо, хоть устье Большой реки не пропустил, не спутал с другими.
Но, поднявшись немного вверх по реке и подойдя к большим порогам, задумался. Когда летишь, идешь налегке, или плывешь на легкой долбленке, таких преград и не замечаешь. А перетащить корабль волоком в обход порогов нелегкое дело.
Тут никакое колдовство не поможет. И хотя делают это многие купцы, но спутники жадно ждут, – ну, сотвори чудо, Громовержец! Нельзя разочаровывать их. Нельзя, чтобы слух пошел, Громовержец Зевс далеко не все может.