Хомяков Петр Михайлович. Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ

   Но, так или иначе, покорились все.
   Лишь одна земля оставалась неподвластна дорийцам. Аттика держалась. Так получилось, что сначала она осталась в строне от нашествия. Потом сюда собралась большая часть разгромленных. А потом всех их повела в бой сама Афина. Дочь громовержца Зевса. Божественная воительница, дева Паллада.
   Само появление олимпийской богини уже вдохновило защитников Аттики. Да и дорийцы уже порядком устали. Так что первые победы были определены вполне рациональными военными факторами.
   Но потом, Афина стала все чаще вмешиваться в бои сама. Она хоть и плохо, но умела летать. Сверху метала она отравленные стрелы, а один раз даже кинула копье.
   Несколько вождей дорийцев пали от ее небесных ударов. Ахейцы приободрились еще больше. Победы стали регулярными. Дорийцы все не могли прорваться к тому месту, где позже возникнет столица Эллады.
   Положение дорийцев осложнялось тем, что все они успели разбрестись по разным направлениям. Привычка к легким победам сыграла свою роль. Большинство уже не воевало, а делило добычу, или думало, куда пойти дальше.
   Аттику штурмовала меньшая часть войска Перуна.
   Чтобы окончательно отстоять последний островок старой Эллады оставалось сделать последнее усилие.
   В тот день Афина несколько раз пролетала над рядами сражающихся, и поразила большую часть вождей атакующих дорийцев. На этот раз воинов севера не спасли железные мечи.
   По ущелью в их тыл зашел большой отряд воинов Афины. В общей свалке длинные мечи не давали премуществ. И северян перкололи бронзовыми кинжалами.
   К несчастью для Афины, она не сумела одновременно летать и отводить глаза. И была ранена стрелой.
   – Помоги мне, Гера, – сказала она, едва добравшись до лагеря. Бывшая царица богов была там, не афишируя своего прошлого жены сгинувшего где-то громовержца.
   – Как получится, доченька, – на этот раз Гера ничуть не иронизировала, – сама знаешь, плохая из меня ведунья.
   Она начала напряженно волховать. Рана Афины подсохла и перестала сильно болеть. Но окончательно не затянулась.
   – Ничего, и так сойдет, – устало улыбнулась Афина. – Завтра последний бой. В окрестностях только один отряд твоих родичей. Уничтожим его, и нас оставят в покое.
   Гера пропустила мимо ушей упоминание о родичах. А сказала совершенно другое.
   – Афина, поостерегись. Либо воюй на земле, отводя глаза. Либо летай, но в броне.
   – Не взлечу я в броне.
   – Ну, так не летай.
   – Ладно, посмотрим.
   Похоже, Афина была права. Если эта, последняя волна нашествия будет отбита, их оставят в покое. Она металась по полю боя на своей колеснице. То появляясь перед своими, то вновь исчезая, отводя глаза противнику.
   Дорийцы начали отступать. Над полем боя сгустились тучи, и поднялся ветер. Нет, это не Зевс или Посейдон колдовали. Просто погода была такая.
   Эх, зайти бы им в тыл, или просто перестрелять сверху командиров, – подумала Афина.
   Ветер все усиливался.
   По такому ветру сумею взлететь и в броне, – подумала она и повернула колесницу в тыл.
   С высокого обрыва поле битвы было как на ладони. Дорийцев, оказавшихся в меньшинстве, с трудом, но теснили. Сыграло свою роль и то, что у многих эллинов были трофейные железные мечи. Много их скопилось после нескольких побед, обеспеченных Афиной.
   Она с радостью посмотрела на поле, где победа ее воинов становилась все очевиднее.
   Прицепив крылья, она взлетела.
   Вид проносившейся над их рядами богини в блестящих доспехах воодушевил ахейцев.
   – Дева Паллада с нами!
   Они усилили натиск. Над полем грянул гром.
   – Громовержец с нами!
   Дорийцы падали, захлестнутые половодьем воодушевленных врагов.
   Очередной сильный порыв ветра перевернул Афину. И она тяжело рухнула на камни. В последний миг увидев победу своих воинов.
   В давке преследования и наступившей темноте начавшейся бури, падение богини не заметили. Ее тело затоптали. Поэтому никто не мог говорить, что она погибла.
   Да и разве может погибнуть бессмертная?!
   Просто она спасла свой народ и ушла.
   Ушла, уверенная, что дальше они сами справятся.
   И благодарные люди сделали ее главной богиней своего пантеона. И назвали в ее честь город. Единственный, не покоренный северными варварами.
   – Перун, не ходи дальше на закат! Поверни, завоюй город этой зевсовой потаскухи! – просила Афродита.
   – Хочешь увидеть ее на невольничьем рынке? – усмехнулся Перун. – Не надейся. Все за то, что она погибла. И ее дети достойны того, чтобы остаться теми, кто они есть. Умей быть великодушной.
   Афродита закусила губу.
   – У нее нет детей. Она не могла рожать.
   – Ну, будь же ты богиней, а не бабой!
   Она посмотрела на него из подлобья. Голубые глаза блеснули. Все, этот мальчишка ей надоел. Она не собирается быть его постоянной спутницей. Но назад в Элладу не хотелось. На север тем более. Пойду с ним дальше на закат, да и останусь там. Давно хотела посмотреть места, откуда родом был наш легендарный Вольфганг.
   Она так и сделала. И стала Фреей, богиней любви германского эпоса. Фрея, Афродита – есть в этом нечто созвучное. Впрочем, созвучно не только это. Созвучна и судьба.
   Фрея хотя и богиня любви, но постоянно вокруг нее битвы, войны, интриги. А в итоге, гибель богов.
   Такова, наверное, ее карма.
   Карма женщины, желающей любви, но не находящей ее в этом несовершенном мире, где мужчины или не достойны любви. Или любовью же втянуты в такие дела, которые не оставляют для нее ни времени, ни сил.
   Ох, вы мои дорогие. Усталые солдаты на пыльной дороге жизни. Но я все равно люблю вас. Люблю, мои вечные мальчики.
   – Ну, как тебе новая девочка, капитан?
   Хозяйка борделя была крупной женщиной неопределенного возраста. О ней можно было сказать, что она начинает увядать, и начинает полнеть. Но годы все летят, а она все лишь начинает увядать и полнеть. А пока остается все еще довольно привлекательной. Да, что там довольно! На иной вкус, такая женщина в самый раз. Сладкая, как слегка подвяленный, но все еще сочный плод.
   Тот, кого она назвала капитаном, был крепким полноватым мужчиной с обветренным лицом, щрамом над бровью и перебитым носом.
   – Великолепна! И где только тебе удается таких найти, Старая шлюха?
   Капитан называл так хозяйку борделя безо всякого уничижения. Просто так ее звали все. И она не обижалась. Странно, но капитану не приходило в голову, что еще его отец ходил в этот бордель и так же называл его хозяйку.
   Но вот отец давно в царстве Аида. Да и сам капитан далеко не молод. А хозяйка все та же. Все та же старая шлюха, только едва начинающая увядать и стареть.
   – Места знать надо! – она рассмеялась. – Выпьешь?
   – В другой раз. Спешу на свой корабль.
   – Ну, тогда пусть поможет тебе Посейдон.
   – До встречи, Старая шлюха.
   – До встречи, капитан.
   Гера отпила из кубка, в свое время подаренного ей Гефестом. Тяжелый, золотой. Хороша работа. Да и вино хорошо.
   Да, Гера, царица богов. Где те боги? Где Громовержец? Сгинувшая в боях Афина? Куколка Афродита? Сынок Гефест?
   А кто их знает.
   Остались статуями в своих храмах. Что говорить, похожи. Да и она похожа. Просто никому в голову не придет сравнить содержательницу портового борделя в городе, названном в честь ее дочери-подружки Афины и статую царицы богов Геры.
   Да и постарела она. Но, немного. Вот ведь загадка. Не омолаживается, пьет помногу, а не стареет.
   Может, нашла свою долю?
   Такую, которой так ей подходит, что Боги не хотят ее ухода?
   А что? Может, она все еще одна из них? Божественная хозяйка борделя, божественная старая шлюха?
   Может, молодая, сильная как лосиха Яра, слишком статная, чтобы быть ведуньей, именно об этой доле, доле старой шлюхи, хозяйки борделя в южном городе у теплого моря мечтала всю жизнь?
   И вот мечта сбылась. И Боги не дают ей умереть. Ибо все любуются этой идеальной судьбой. Ибо редко бывает так, чтобы судьба столь точно совпадала с призванием.

Глава 2. Истоки свободы

   – Как ваши дела, Петр? – Юрий Петрович встретил Петра в коридоре университета в перерыве между занятиями.
   –Хорошо, спасибо.
   – Не хотите поучаствовать в одной работе?
   – Извините, Юрий Петрович, но ваш предмет я уже сдал, а лишнего времени нет.
   – Петр, я прекрасно понимаю нынешних студентов. И не предлагаю ничего безвозмездного. Просто я получил грант от одного фонда. Тема исследований «Исторические предпосылки формирования демократии».
   – Но я не специалист-гуманитарий.
   – У вас очень оригинальный взгляд на вещи. Не могли бы вы в рамках этой темы подвести, так сказать, итоги наших бесед о формировании античной цивилизации, Троянской войне и прочих вопросах.
   – А сколько, если не секрет, я смогу получить?
   – Смотря насколько включитесь в работу. Но если просто изложите систематизированно свои взгляды безо всякой дополнительной аргументации, это, как вы понимаете, минимальный вариант вашего участия, то долларов пятьсот я вам заплачу.
   – Согласен, – мгновенно откликнулся Петр, подумав, что фонд, должно быть, зарубежный.
   – Тогда заходите ко мне на кафедру, в гуманитарный корпус. Обсудим основные положения вашей записки.
   – Итак, Петр, – начал доцент, когда они встретились после занятий, – ваши основные мысли по этому поводу. Кратко, разумеется.
   – Я боюсь повториться.
   – Не бойтесь. Мы же не на занятиях. А заказчики работы не в курсе наших дискуссий.
   – Тогда мне кажется, что возникновение демократии и вообще принципов современной западной цивилизации вообще-то случайно. В самом деле, была отлаженная модель общественного устройства. Классическое деспотическое государство.
   Эта модель была жизнеспособна и конкурентоспособна. Внутри нее никакой альтернативы возникнуть не могло.
   Потом вдруг группа владеющих некоторыми экстрасенсорными, в наших терминах, технологиями лиц, захватывает власть в одной из окраинных провинций тогдашнего имперского мира – в Элладе. Эта провинция являлась политическими задворками, но, в силу природных обстоятельств, экономическим лидером тогдашнего мира.
   И так получается, что при захвате власти этим людям удобнее было предстать перед подданными не царями, а богами. Это было удобнее именно владеющим различными экстрасенсорными методиками.
   С одной стороны, такая модель оказалась конкурентоспособной. Но новоявленные властители были неопытными политиками. В результате, в силу некоторого стечения обстоятельств они или способствовали, или, как минимум, не воспрепятствовали началу некой масштабной войны, которая в итоге охватила большую часть тогдашнего мира.
   Война оказалась слишком тотальной. И все ее участники просто надорвались в ней.
   Все государства, причастные к Троянской войне рассыпались. И после этого распада восстановливались вновь. В значительной степени снизу.
   При этом восточные деспотии в итоге воссоздали свою политичкескую модель. А в Элладе возникло нечто принципиально новое.
   Демократия.
   – А почему именно здесь?
   – Во-первых, потому, что Эллада все же наиболее пострадала от войны. Ведь война велась прежде всего на землях эллинского мира – в Троаде и окрестностях, и силами, прежде всего Эллады, Троады и ближайших царств.
   – А во-вторых?
   – Во-вторых, потому, что распад властных структур был максимален именно в Элладе, привыкшей управляться без царей, которые отсутствовали. И это в условиях, когда народ оказался поголовно вооруженным, и, более того, привыкшим пускать оружие в ход.
   Но есть еще третья причина.
   – Какая?
   – Сама модель жреческого государства выдвигала на первый план иные принципы построения общества, где различные моральные и, говоря современным языком, интеллектуальные соображения, были выше писаных законов и произвола властей.
   – Не понял, почему?
   – Да потому, что богам надо верить. А не просто бояться. А с другой стороны боги не могут без конца прямо приказывать. Их указания толкуют с учетом собственного разума.
   А потом был развал власти и, судя по всему, гибель богов.
   – Почему это произошло?
   – Потому что боги в процессе войны рассорились. Заметьте, после Троянской войны у нас практически нет легенд, где боги прямо бы вмешивались в дела людей, вступают с ними в диалоги, или, извините, интимные связи. Все, это время кончилось.
   – Пожалуй, вы правы. Но потом?
   – А что потом? Потом в отсутствие царей и богов вооруженные люди сами начали решать свои дела. Но при этом догосударственные порядки, порядки родового общества не восстановились. Люди нашли новые формы общественной жизни, с учетом своего знания об отрицательных и положительных чертах имперской государственности, разделения труда, цивилизации и культуры.
   – И все же, о государстве. Имперском государстве. Новая модель была повторением старых принципов в новых условиях, или все же, по большей части их отрицанием?
   – Разумеется, отрицанием.
   – Интерсно, интересно. Кстати, ведь если так, то тогда и развал царства хеттов, и государственный кризис в Египте – это следствия троянской войны.
   – Ее можно назвать Первой мировой.
   – Пожалуй. Но, тем не менее, получается именно так?
   – Да.
   – Но результатом этого кризиса стал исход евреев из Египта?
   – Да. С точки зрения не легенд, а политической логики это именно так.
   – Тогда все же, может быть истоки демократии в неких библейских принципах?
   – С какого, извините, боку? Ветхозаветные иудеи поклонники имперских моделей. Они-то как раз только слегка их модифицировали из прагматических соображений. При этом в мировой усобице они активного участия не принимали. Отсиживались, бродя по пустыне. Кстати, примерно так же, как Одиссей, якобы плутая по морям.
   Впрочем, по некоторым данным Одиссей был обрезанным. Так что этнические политические стереотипы налицо.
   – Вот этого, Петр не надо. Заказчики не поймут. Так что, оставьте ваши нацистские штучки при себе.
   – Понял. Хотя, для внутреннего, так сказать, пользования, получается интресная вещь. Если команда Зевса была выходцами с Русской равнины, то получается, что у истоков событий, результатом которых стало формирование современной демократии, стоят наши предки.
   Которых некоторые упорно записывают в, чуть ли не генетических, приверженцев имперской модели. Что совершенно не верно.
   – Ладно. Эти соображения оставим при себе.

Глава 3. Карма для волхвов

   Русские города пылали. Треть их была уничтожена. Треть городов и больше трети населения.
   Русь перестала быть цивилизованной страной. Перестала быть Гардарикой, страной городов. Русь перестали бояться и уважать степняки.
   Белая, вольная цивилизованная страна вступала на путь, который привел ее к роли азиатского урода, к роли деспотии. А ее белый народ к длительному периоду постепенной деградации, а потом, уже почти через тысячу лет, к вымиранию.
   Такова была цена принятия христианства. Религии мертвого семитского бога. Религии смерти, унижения и лицемерия.
   По рекам плыли сброшенные в воду статуи Перуна.
   Мне надо уйти, – думал он. – Надо уйти. Я не могу больше жить. Не могу, не должен.
   Нет, не просто уйти. Надо выйти к ним, и погибнуть в бою. И пусть мои раны будут ужасными. Я должен предсмертными мучениями искупить свои ошибки.
   Ведь меня предупреждали! Афродита тогда, и потом, отец, перед своим уходом. И мать.
   Господи! Творец Вселенной, прости меня! Прости, и дай умереть с честью!
   Он вышел из леса. На поляне перед стенами небольшого городка шел бой. Вооруженная топорами и копьями толпа поселян дралась с горсткой дружинников.
   Профессиональные, закованные в сталь бойцы методично, как машина вырубали ополченцев.
   – Покоритесь! Примите Христа! – заорал воевода.
   – Сами покоряйтесь своей распятой дохлятине! – заорали из толпы.
   – Руби их! – в ярости приказал воевода.
   И бойня возобновилась.
   Как коршун влетел Перун в ряды сражающихся. Меч в его руках превратился в сверкающий круг. Дружинники начали падать, как трава под косой.
   Ополченцы приободрились. И навалились на растерявшихся княжеских слуг.
   Отведи им глаза! – прошелестело в голове.
   Я воин! Я буду честен в бою с былыми товарищами, – ответил мысленно Перун.
   Под лопаткой похолодело. И он стал проваливаться куда-то.
   Очнулся он у костра. Была ночь. Кругом стоял лес.
   – Очнулся, – услышал он голос откуда-то сбоку.
   – Где я? Что случилось?
   – Ты здорово помог нам в бою с княжескими слугами, молодец. Но вслед за ними придут новые. Поэтому мы, побив их, ушли в лес.
   – Что дальше будете делать?
   – Не знаем.
   – Покоритесь, и примите крещение! – раздался голос сбоку.
   – Помогите мне подняться, – сказал Перун.
   Ему помогли, и он стал, прислонившись к дереву. У костра он увидел связанного человека. Это был воевода.
   – Ты старый дружинник, воин, – сказал Перун.
   – Да! – вызывающе ответил пленник. – И не попал бы к вам, если бы меня не оглушили сзади.
   – Честный, – усмехнулся Перун. – Меня тоже твои сзади подкололи.
   – Нет вам чести, поганые!
   – А вам, значит, есть? Где же твоя честь, воин?! Где твоя перунова клятва?!
   Он сосредоточился. Эх, если бы сейчас кто-нибудь из наших был рядом! Помог бы восстановиться. Но, ничего, и так сойдет.
   Рана, стала болеть немного слабее. Он глубоко вздохнул, и встал, отойдя от дерева.
   – Ну, где она?!! – ставшим громовым голосом произнес Перун.
   Все на поляне затихли. Было видно, что у воеводы в ужасе расширились глаза.
   – Перун?!
   – Ты давал мне клятву, пес. И ты ее нарушил.
   – Бог, Перун! Но я воин! Я выполнял приказ князя! Приказ свят для воина. Разве не в этом мы клялись тебе?!
   – Бог выше князя, отступник! Живой бог выше вашего смердящего мертвеца. Ты нарушил клятву. И с тобой поступят, как с клятвопреступником.
   Выньте у него язык, которым он лгал, клянясь. Выньте у него сердце, которое изменило. Сожгите их в костре. А голову наденьте на копье, и выставьте на перекрестке дорог.
   Его голос гремел. А сам он вновь погружался в темноту.
   Хорошо, – подумал он. – Хорошо. Вот так уйти. Так уйти. Так уйти…
   Отец смотрел на него своими глазами цвета стали.
   – Я уже в стране Вечного лета, отец?
   – Много хочешь, мальчишка!
   – Прости, отец. Я виноват. Но что же, ты гонишь меня?
   – Гоню, но не туда, куда ты думаешь! Ты вернешься на землю. И будешь жить. Долго. Слышишь, щенок, долго! И ты дождешься наших. Дождешься. Они придут! И ты поможешь им. А пока не теряй своих умений. И приобретай новые.
   – Долго ли ждать, отец?
   – Сколько надо, столько и будешь ждать! Да не повторяй былых ошибок. Не надейся на этих, воинов. Холопы они, холопы и рабы. Как этот воевода, голова котрого висит на копье у дороги. Он давал клятву тебе. А убивал тех, кто остался верен тебе, мне, Веде. Кто был верен, не давая никаких клятв. А он давал клятву, но… выполнил приказ. Пес, раб, холоп. Вот они, твои воины.
   Ты понял, наконец, кому надо верить, и кому помогать?!! Понял, мальчишка?!!! Понял, ради кого я вручил тебе в руки меч из волшебного металла?!!!
   – Понял, отец.
   – Не будь к нему так суров, Сварог, – мать вышла откуда-то сбоку. – Он все понял. Он выполнит твой наказ.
   – Верю, Рысье сердце, верю и надеюсь.
   – Я не Рысье сердце, Сварог. Я Рыська. Твоя Рыська. А это наш сынок. И он будет достоин нас. Не сомневайся.
   – Буду, отец! Буду, матушка! Верьте мне. Верьте!
   – Вот и хорошо. А теперь спи, спи, сынок. Все будет хорошо.

Глава 4. Битва продолжается

   Стол стоял под яблоней на зеленой лужайке возле довольно большого, просторного дома.
   – А ты неплохо устроился, – сказала Тамара Петру.
   Она сидела за этим столом напротив Буробина. Сухощавая, подтянутая западная леди без возраста. Ее волосы были уложены в искуссную прическу. Прическа нравилась Петру, а вот цвет волос нет. Этакая лиловая седина.
   – Что ты так смотришь на меня, – спросила она.
   – Прическа твоя нравится. А вот цвет волос нет.
   Она рассмеялась.
   – До чего же ты бестактен, Буробин.
   – Ладно, не обижайся.
   К столу подбежала круглолицая девочка лет тринадцати.
   – Тетя Тамара, отпустите Петра с нами на озеро.
   – Он большой, Оля. И решает все сам.
   – Но он как бы стесняется. Я думала, что это вы его не пускаете.
   – Нет, – рассмеялась Тамара, – тебе показалось. Идите, гуляйте, где хотите.
   – Надо же, – сказала она, когда Ольга убежала, – вот оно тоталитапрное мышление. Как будто, взрослый парень должен спрашивать разрешения у старших. Да он уже машину водит.
   – Ладно, не придирайся. Ну, ошиблась девчонка.
   – Да. Кстати, прямо мистика, вылитая Ольга. И по фигуре и по лицу. А ведь она не похожа ни на тебя, ни на твою жену.
   – Значит, мистика.
   – А назвать Ольгой кто решил?
   – Жена. Она как будто даже влюблена в память Оли. Для меня это было странно.
   – Да, она у тебя просто чародейка. Я, откровенно говоря не надеялась, что Тимофея удастся вылечить. Такое даже у нас, в штатах с трудом получается.
   – Вот видишь, вылечила.
   – И теперь он зовет ее мамой и любит, похоже, как не всякий любит родную мать.
   – Да, моя Рыська просто чудо. И все дети это чувствуют. Потому она такой хороший детский врач.
   – Рыська? Почему ты ее так зовешь?
   – Так, она похожа на смеющегося рысенка.
   – Ты, сентементален, Буробин. Вот уж не ожидала от тебя.
   Тамара говорила доброжелательно, но несколько снисходительно.
   Как белая леди с вождем дикарей, – подумал Буробин. Но не обиделся. В конце концов, Тамара вырастила его старшего сына. И, как он понял, во многом помогла ему.
   – Слушай, пользуясь случаем, хочу спросить. Это твой Влад направил ко мне того джентльмена, что купив у меня секреты развалившегося Союза позволил нам жить безбедно?
   – Почему ты так думаешь? Утечек о вашей работе было достаточно и без Влада.
   – Не знаю.
   – Ладно, считай, что Влад.
   – Тогда поблагодари его.
   Она вдруг рассмеялась.
   – Уму непостижимо, дочь и зять генерала Кузьмина благодарят друг друга за передачу Америке секретов СССР.
   – Да, пропади он, этот СССР!
   – Он и так пропал. Но живое живым. Я приехала не только, чтобы повидать племяников и показать тебе сына.
   – Я понял.
   – Хорошо. Твой боевик, где ты рассказываешь о секретах спецлабораторий КГБ, и выдвигаешь гипотезу, что все это знали и умели еще олимпийские боги, может быть интересен. Кстати, чего это ты решил его написать?
   – Так, от скуки. Но почему может быть? Разве он не интресен сам по себе?
   – То, что сам по себе, это неважно. Важно, что он может быть использован как элемент большого пропагандистского проекта. И не только пропагандистского. Понимаешь?
   – Не дурак.
   – Ты согласен на такое его использование? Не бесплатно, конечно.
   – Разумеется, согласен.
   – Тогда подпиши некоторые бумаги. Я их привезла с собой. Они в доме.
   – Подпишу.
   Он задумался.
   – А знаешь, – сказал Буробин после паузы, – ведь многое невероятное оказывается реальным. И наши собственные работы, в которых мы участвовали подтверждение тому.
   – Конечно. И что из этого?
   – Но тогда, может быть, и то, что я написал о Троянской войне, Свароге и Перуне тоже правда?
   Ее глаза сверкнули, как будто он сказал нечто весьма значительное. О чем не знал, но что знала она. Тамара промолчала, как будто что-то приводя в порядок в себе.
   А потом сухо промолвила несколько глухим голосом.
   – Вполне возможно.
   Он не заметил смены ее настроения и продолжал.
   – Но тогда может и последние события, когда наши боссы, так резво попередохли, может быть дело рук наших Богов? Почему бы нет?
   – Богов, и тех, кто умеет то, что умели они.
   – Вот оно что… Интересно, интересно. И тогда моя книга это… – он затруднился с определением, – это…
   – Не стоит продолжать, мы поняли друг друга – твердо сказала она, прямо глядя на него.
   Ее голубые глаза горели ледяным огнем.
   И Буробин вдруг не кстати подумал, что серебристо-лиловый цвет ее волос весьма хорошо подходит к цвету ее глаз.

ЭПИЛОГ

   – Эй, дед, к тебе гости! Зарубежные! – раздалось с улицы.
   Старик вышел на крыльцо. Шофер из райцентра открывал дверь перед гостем. Из газика легко вышел подтянутый пожилой господин. Он был одет по-летнему, в серовато-оливковые рубашку и брюки и табачного цвета замшевые туфли на толстой подошве.
   – Еле добралсиь до тебя, – продолжал шофер, – в вашей деревне так путано объясняли все.
   Старик все так же молча стоял в дверях.
   Шофер выгрузил багаж гостя. Спортивную сумку средних размеров и что-то напоминающее небольшой старомодный саквояж.
   Гость протянул шоферу деньги. Несколько зеленых бумажек. Тот глянул на них, и несколько ошалело произнес
   – С-с-спасибо…
   – Как тебя зовут? – вдруг твердо спросил старик гостя по-немецки.
   – Ни х…я себе, – встрял уже садящийся в машину шофер. Никогда не думал, что наши старики по-иностранному шпарят.
   – Получил деньги, и езжай, – вдруг сказал ему старик с такой непререкаемой властностью, что шофер поежившись, мгновенно оказался за рулем. Взвизгнув покрышками, машина рванула с места.
   Гость проводил машину взглядом, и сказал по-русски с легким акцентом.
   – Вольфганг, сын Вольфганга.
   – Заходи, брат, – посторонился старик, пропуская гостя в дверь.
   Они сидели за столом в просторной избе, и пили чай с медом. Казалось, они вели безмолвный диалог. Но, наконец, Вольфганг произнес.
   – Пора действовать, Перун.
   – Пора, – скупо проронил старик.
   – Самолет твоих рук дело? – спросил Вольфганг.
   Перун усмехнулся и едва заметно кивнул. А потом спросил.
   – А приемник?
   – В том-то и дело, что не наших. Но кто-то действует в наших интересах.
   – Люди?
   – Возможно. Но тогда кто?
   – Не знаю.
   – И мы не знаем. Но надо узнать.
   – Согласен. Однако, чтобы узнать, надо объединить силы. И наши силы, и силы наших людей. Все, время этих кончилось. Наступает наша эра. Эра Водолея.
   – Да, пора подниматься на последнюю войну. Курьезно, но они о ней знали. И даже назвали это концом света.
   – Это конец света для них, поклонников распятого трупа, наследников этих южных семитских империй. А для нас начало возрождения.
   – Тогда, может, угостишь медовухой?
   – А что, о делах сегодня больше не будем?
   – Ты, прямо, как не русский, – он рассмеялся.
   Перун скупо улыбнулся.
   – А ты, прямо не как немец. Впрочем, ты прав, долой дела. Гуляем. Наши в городе.
   – Будут, Перун, будут. Но дела действительно можно оставить до завтра. Подождем новостей.
   – Согласен.
   Старик достал из старго шкафчика обвитую паутиной старую бутылку и две стопки. Открыл пробку. Волшебный аромат, в котором смешались запахи всех расцветающих после долгой зимы трав, разлился по комнате.
   – С нами Бог! – провозгласил Перун.
   – С нами Бог! – ответил ему Вольфганг, сын Вольфганга.
 
   Александров-Москва, 2006