Хомяков Петр Михайлович. Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ

   В конце концов, черт с ним, с этим мужиком «из простых инженеров». Да они могут творить любые чудеса. Ходу им все равно не будет. Сколько бы они не хамили и не хорохорились.
   Хозяева в этой стране они, номенклатурные детишки и племяннички.
   И Блохинов с нескрываемым превосходством посмотрел на Петра.
   – Прошу извинения у коллег за мою излишнюю эмоциональность. Действительно результат скорее успешен, чем неудачен. Но поймите и меня. В этой передряге чуть не пострадала моя жена. Еще раз извините.
   – Я думаю, вам не стоит извиняться, собственно никакого особого спора и не было, – заметил Симонов, выполняя роль лидера всего научного состава, участвующего в эксперименте.
   А Петру на ум пришел Высоцкий, его песня, где было: «Рано, видимо, плевать на королей».
   Кроме того, ему остро захотелось трахнуть Тамару.
   Однако переспать с красавицей Петру в этом сезоне больше не удалось. Следующим утром она с мужем уехала в Москву. Как только они расположились в купе СВ, Владислав захотел заняться любовью с женой.
   Но она отвергла его поползновения.
   – Извини, дорогой, много пережила и устала.
   – Понимаю, дорогая. Но, – он шутливо погрозил пальцем, – в Москве ты от меня не отвертишься.
   Тамара улыбнулась несколько натянуто. Но Владислав этого не заметил.
   Вообще, он относился к молодой красавице жене несколько снисходительно. Когда его пути, пути перспективного научного деятеля из высших слоев общества пересеклись с путями Тамары, она была третьекурсницей биофака, жившей в общежитии. Дочерью полковника из провинции.
   Красавица спортивного типа очаровала начавшего рано сдавать номенклатурного плейбоя. Но и Тамара была очарована теми перспективами, которые сулил брак с Владиславом.
   Они поженились, родилась дочь.
   Тамара, можно сказать, была счастлива. Но через четыре года отец стал генералом, а, главное, стал служить в Москве. Младшая сестра Тамары Ольга могла уже считать себя ровней Владиславу и первой подкинула ей идею о том, что та слишком много отдала в этом браке. И теперь может позволить себе «немного расслабиться».
   В конце концов, генеральская дочь, красивая, молодая (младше мужа на четырнадцать лет) не должна чувствовать всю жизнь себя чем-то обязанной ему. А если отбросить обязанности, обусловленные социальным положением, то не так уж много он и дал ей в этом браке.
   И теперь, глядя из окна купе СВ на проносящиеся мимо пейзажи русского лета, Тамара понимала, что Ольга права. Между тем, муж был склонен просто поболтать с ней. Расслабиться интеллектуально.
   – Знаешь, после этого успеха твоя диссертация уже не имеет смысла. Никакой биологии тут нет.
   Тамаре было плевать на диссертацию, но продолжать работу по этой теме было необходимо теперь уже для того, чтобы видеться с Петром.
   – Ошибаешься, дорогой. Вообще этот результат толком не обработан и не осознан. Так что рано говорить, есть там биология или нет. Но, совершенно очевидно, что растительность перед грозой была в какой-то аномальной активности. Еще не упало ни капли дождя, а запахи стояли такие, как будто все деревья и травы обдали не то, что теплой водой, но прямо-таки паром.
   – Ба, а ты умудрилась еще и замечать такие подробности, едва избежав удара молнии? Да ты прямо героиня!
   Он говорил несколько иронично. И был удивлен ее резкостью.
   – Я генеральская дочь, Влад. Прошу этого не забывать. Кстати, где там у тебя припасен коньяк. Хочется выпить.
   – Слушай, ты все больше меня поражаешь. После этого сезона ты стала настоящей экспедиционной львицей.
   Он достал коньяк, маленькие серебряные «охотничьи» рюмки и разломил плитку шоколада.
   – Извини, нет ничего лучшего, но сейчас пойдем в ресторан.
   – И так сойдет. Впрочем, ты сама любезность, дорогой.
   Она залпом выпила коньяк и заметила:
   – Рюмки маловаты.
   Муж посмотрел на нее с некоторым удивлением, но ничего не сказал.
   – Валерий, не находишь, что все уже сделано, и можно даже отодвинуть этих академических интеллектуалов от дальнейших разработок?
   Борис Петрович и Коваленко тоже пили коньяк. Но не в купе СВ фирменного поезда «Адлер-Москва», а в штабном домике на колесах – единственном уцелевшим после грозы.
   – Борис Петрович, о каких интеллектуалах вы говорите? Много надо интеллекта, чтобы тупо повторять американские опыты?
   – Согласен, не много. Но у американцев не получилось, а у нас вот вышло.
   – Вышло не у нас. Вышло у Петра Буробина, хама и антисоветчика, который, кстати, хочет увольняться.
   – Слава Богу! Наличие этого кадра в режимных исследованиях это головная боль для нас с тобой. Мало ли кто еще, помимо тебя и меня освещает политическое и моральное состояние участников проекта. И отмечает наш поразительный либерализм в кадровых вопросах.
   – А дальнейшие разработки?
   – То, что он орал записано?
   – Да.
   – Ну, и объясни, на кой черт он нам нужен? Пусть скажет спасибо, что увольняется без претензий с нашей стороны.
   Полковник расслабился и не считал нужным строить из себя этакую смесь западного джентльмена со сталинским чекистом.
   – Дело в том, что важно не только, что орать, хотя и тут есть вопросы. Но, когда орать.
   – Слушай, Валера, не делай из меня идиота. Я все же не только твой шеф, но и добрый знакомый, можно сказать, друг, твоего отца. Нашего с тобой коллеги. И то, что ты держишь меня за старого дурака, просто неприлично. Это не по джентльменски, дорогой Джеральд Бирс. Или вы в хлеву воспитывались?
   – Вы слишком строги ко мне, сэр.
   – Строг, но справедлив. Так вот, дорогой, я, прежде чем заняться этим проектом, кое-что почитал. И знаю, что метеорологическая ситуация характеризуется совершенно определенными объективными показателями. Эти показатели измерялись в течение всего срока опытов. И есть совершенно объективная характеристика того положения, которое было позавчера, и чем оно отличается от того, что было ранее.
   Или я не прав?
   – Формально правы. Но проблема в том, что согласно объективным данным вчерашняя ситуация отличается от предыдущих в пределах точности измерения этих самых объективных показателей.
   Полковник задумался.
   – Так, налей-ка еще по одной, – сказал он после паузы.
   Валерий разлил коньяк. Они выпили.
   – Так ты считаешь, что без него никак?
   – Никак. Причем, не только в этом проекте. У него есть еще идея насчет провоцирования землетрясений. И не только их. Вообще, некая общая теория провоцирования кризисов и каскадных катастроф. В социальных, технических и природных системах.
   Борис Петрович помолчал. А потом сказал:
   – Знаешь, с точки зрения наших работ, кстати, не только этих, дать возможность раскрыться этому питекантропу… – он задумался, – назовут же милые друзья студенты так точно и емко. Итак, дать этому питекантропу показать себя, было бы очень полезно.
   Но, ведь он же враг. И ты это прекрасно знаешь.
   – Разве он замечен в связях с диссидентами, с Западом или хотя бы с криминалом?
   – Не прикидывайся шлангом, майор. Он хуже всех тобою перечисленных вместе взятых. И, повторяю, ты это прекрасно знаешь.
   Полковник налил себе еще коньяка и выпил, не произнося тоста.
   – А не кажется вам, Борис Петрович, что мы проигрываем именно потому, что такие люди как Буробин, что бы они не сделали для страны, всегда будут в загоне. Но они не ангелы, и в ответ они в душе будут эту страну ненавидеть. А когда поймут, что она далеко не так сильна, как хочет казаться, то и презирать? А процветать и быть в фаворе будут такие ничтожества как Блохинов. Которые даже если чего и захотят сделать, то все равно не смогут? Но страна, это женщина. И в итоге она предпочтет Буробина, как предпочла его Тамара Блохинова.
   – А ты философ, Валера. Но разве мы проигрываем?
   – А что, у нас нет никаких неудач и проблем?
   Полковник посмотрел на него задумчиво.
   – А знаешь, ведь и ты тоже враг. И мы не проигрываем, мы уже проиграли, ибо одного Буробина мы в качестве врага еще выдержали бы, а вот Буробина и Коваленко вместе вряд ли.
   Валерий рассмеялся.
   – Ну, вы и нашли главных врагов СССР. Не США, не НАТО, не афганские моджахеды, не китайские гегемонисты, а Коваленко с Буробиным.
   – Чего смеешься, знаешь же, что я прав. Но знай, то, что мы проиграли, еще не значит, что вы выиграли. Поэтому капитуляции от меня не дождешься.
   – Значит, пусть он катится к чертовой матери?
   – Нет, дорогой. Перед своей капитуляцией я еще хочу тряхнуть кое-кого управляемым землетрясением. Поэтому проект выходит на новый уровень. Давай, раскручивай своего питекантропа, если без него этого сделать нельзя.
   Но, откровенно, я не представляю, как мы сможем дать ему все необходимые возможности. Как мы обойдем уйму этих Блохиновых, Симоновых и иже с ними. Это не под силу даже КГБ.
   – Есть одна оперативная комбинация.
   – Тогда действуй.

Глава 6. Сестры

   Сестра Тамары Ольга была младше ее на восемь лет. Они были поразительно похожими и разными одновременно. Те же светлые глаза с легкой косинкой, которые так выразительно передают и яростный гнев и веселое лукавство. Похожие овалы лица, прямые, аккуратные носики. Схожие ладные фигуры.
   Во всем они отличались вроде бы на самую малость. Но именно эти такие малые различия делали их такими несхожими. Это были женщины, относящиеся к разным типажам.
   При этом вся внешняя разница состояла всего лишь в том, что Ольга была на три сантиметра повыше сестры, на размер крупнее в талии и бедрах, и совсем немного светлее цветом волос.
   Но в итоге Тамара была сухощавой шатенкой среднего роста. Женщиной спортивного склада. По большей части немного флегматичной, но при этом весьма собранной и энергичной. А Ольгу можно было назвать скорее крупной блондинкой. Вальяжной и несколько даже ленивой. Хотя эта внешняя пикантная плавная лень сочеталась в ней с душевным темпераментом и периодическими взрывами веселой беззаботной активности.
   Но главное их отличие состояло все же в другом. Тамара была дочерью полковника из отдаленного гарнизона, рвавшейся из провинциальной глуши в столицу и добившейся этого самостоятельно. А Ольга была дочерью генерала из Москвы. Не сказать, пресыщенной, но все же изрядно избалованной.
   Хотя этот полковник и генерал были одним и тем же человеком, Юрием Тимофеевичем Кузьминым.
   При всей своей несхожести сестры были дружны. Более того, их дружба с годами крепла. В чем-то они дополняли друг дружку и были по-человечески интересны одна другой.
   Вот и сейчас они сидели на кухне огромной генеральской квартиры (Ольга жила у родителей) пили кофе с коньяком и предавались тому виду общения, который можно назвать «трепом от души».
   – Знаешь, Томка, чего нам не хватает? – спросила Ольга.
   – Да много чего… – протянула Тамара.
   – Я не вообще, а вот в этом нашем обсуждении этих сволочей мужиков.
   – Олюня, что ты их так клянешь? У тебя что, уже есть немалый отрицательный опыт?
   – Томка, ты зануда, но я тебя все равно люблю. Поэтому на твое ехидство внимания не обращаю. Так вот, нам не хватает братика. Был бы у нас брат, мы бы у него сейчас распросили, что же они, сволочи думают о нас, когда в ответ на нашу доброту и ласку ведут себя как последние свиньи.
   – Олюнь, не вижу логики в твоих словах. Очень нам надо знать, что они о нас думают. Они примитивны, их желания поверхностны и понятны. Надо просто использовать эти желания в своих интересах. И не обращать внимания на их интересы тогда, когда нам это потребуется.
   – Легко сказать.
   – Знаешь, надо не говорить, а действовать.
   – Как же ты намерена действовать, верная супруга и добродетельная мать?
   Тамара промолчала, а потом сказала:
   – Уже не верная и не добродетельная.
   – Ой, Томка, ну, пожалуйста, расскажи! Не будь врединой!
   Тамара загадочно посмотрела на сестру и сказала:
   – Ладно, наливай еще по одной. Для такого рассказа надо быть в ударе.
   Ей самой хотелось поговорить о своих приключениях, чтобы хотя бы мысленно пережить их еще раз. И младшая сестра была для этой цели лучшей напарницей.
   Был уже одиннадцатый час ночи. Генерал Кузьмин только что вернулся с ответственного совещания. Он устал, но хотел перед сном выпить хотя бы чашку чая. Жена была на даче. И он не рассчитывал застать любительницу поспать Ольгу бодрствующей. Но был нимало удивлен, услышав оживленный разговор, доносящийся из глубины огромной генеральской квартиры.
   Кузьмин прошел на кухню.
   – Здравствуй, папа, – сказала, поднимаясь со стула, Тамара.
   – Здравия желаю, экселенц! – махнула рукой Ольга.
   Под потолком плавали клубы табачного дыма. На столе стояла пустая бутылка из-под коньяка и полупустая бутылка ликера.
   – Девки, что за безобразие вы тут развели! – рявкнул генерал, сверкнув своими широко расставленными светлыми глазами. Которые были неотъемлемой частью «кузьминской породы», как он не раз говаривал сам. И которые были так милы на личиках его дочерей, но смотрелись весьма грозно на его собственном лице.
   – Не сердись, папа, чай будешь? – спокойно сказала Тамара.
   А Ольга во все той же дурашливой манере заявила:
   – Папан, не злись. Когда еще старшая сестренка выберется поболтать и поучить жизни младшую.
   Генерал обожал свою младшую дочь и откровенно баловал ее. Но считал, что демонстрировать это, вернее даже не демонстрировать, а просто признаваться в этом себе и другим неприлично.
   Поэтому он с деланной строгостью и грубостью рявкнул:
   – Тебя Ольга надо драть ремнем по твоей толстой жопе, чтобы научилась себя прилично вести.
   Ольга не обиделась, она вообще не обращала внимания на тон отца, но, тем не менее, картинно надулась и сказала:
   – И вовсе даже не толстая, а в самый раз. Самого аппетитного размера. Правда, Томка? – И продолжила не дожидаясь ответа, – а драть меня, папан поздно. Вернее, я имею в виду драть ремнем. А так, всегда пожалуйста.
   Генерал покраснел от ярости.
   – Ну, ты у меня когда-нибудь дождешься!
   – Не сердись, папан, – Ольга неожиданно легко вскочила из-за стола и, подойдя к отцу, поцеловала его.
   Генерал сразу отмяк.
   – Замуж тебе надо, – устало сказал он.
   – Согласна, но только не за твоих подчиненных, которым по фигу мои несравненные прелести, а важно лишь то, что я дочь их начальника.
   Эх, мне бы какого-нибудь простого душой, грубого варвара. Но варвара с блестящим интеллектом. Это так пикантно! Правда, Томка? – стрельнула глазами Ольга на старшую сестру.
   Тамара на ее шутку не отреагировала.
   Во всяком случае, внешне.

Глава 7. Оперативная комбинация

   Коваленко предложил Петру встретиться в пивной баре. Буробин не удивился этому предложению, ибо после этого лета между ними возникли странные отношения. Какая-то смесь дружбы и сотрудничества на ниве выполнения проекта.
   Если бы окружающие узнали об их отношениях, то подумали бы, что Петр примитивно «стучит» представителю всесильного КГБ. Но юмор состоял в том, что о делах кадровых скорее Коваленко информировал Буробина, а не наоборот.
   Сам Петр рассказывал майору исключительно о себе, любимом.
   Вот и теперь, он едва разговор зашел о планах на будущее, резко сказал:
   – Извини, Валера, но без меня. Все, я увольняюсь. Сил нет терпеть такую жизнь.
   – Чем тебя не устраивает твоя жизнь, и чем это она так изменилась к худшему?
   – Да не изменилась она к худшему. Но все эти годы я после Армии рвался, учился, пробивался, пытался завоевать некие позиции, которые позволили бы мне претендовать на что-то лучшее. Я жил надеждами, ожиданиями и мечтами.
   И вот все вроде бы осуществилось. А жизнь не изменилась. Ну, защитил я диссертацию. Ну, стал получать не сто пять, а сто семьдесят пять рублей. Но любой работяга в Москве получает не меньше двухсот. И я, в сущности, человек, скорее бедный, чем состоятельный.
   – Погоди, ну ты же всегда жил перспективами, проектами. И эти перспективы приоткрылись. Так подожди еще немного.
   – Перспектив нет. Если ты имеешь в виду нашу работу, то она снова пошла по совершенно тупому варианту развития. Ведь толком еще ни в чем не разобрались. А уже большую часть времени посвящают тому, как клепать генераторы, имитирующие мои заклинания тогда, под Воронежем.
   И никому не докажешь, что надо не клепать генераторы, а искать объективные признаки тех ситуаций, когда гром среди ясного неба получается. И эти признаки будут разными в разных природных условиях. Так что я вряд ли смог бы повторить свои чудеса в Африке, штатах, или Афганистане. Во всяком случае, вот так, с ходу. Тем более не повторят их эти долбанные генераторы звука.
   Но этого никто не понимает.
   – Поймут. Поверь мне, поймут.
   – Да когда поймут?! Когда я оху…ю от такой жизни?! Пойми, мне надоело каждую ночь лежать на раскладушке между пердящим дедом и храпящей бабкой. Надоело то, что фактически у меня нет дома, а есть только место для ночлега.
   Поэтому все. Я уезжаю.
   – Куда?
   – Да, на нефтянку. Один друг зовет в Казахстан. Там можно до четырехсот рублей в месяц зашибать.
   – И жить в вагончике среди бичей (чернорабочие, социально деградировавшие люди в СССР).
   – Знаешь, в вагончике все равно просторнее, чем в нашей квартире. Потом, на природе можно хотя бы с бичихами сексом заняться, а здесь в Москве остается только яйца гитарной струной перетянуть.
   – А Тамара?
   – А чего, Тамара? Где нам с ней встречаться? У нас что, можно куда-нибудь укрыться на ночь без штампа в паспорте?
   Вот, блядь, проблемы на ровном месте создает своим гражданам родное социалистическое отечество. И вот так походя клепает себе врагов. Врагов озверевших. Хотя бы от этого вынужденного сексуального воздержания. – зло подумал Коваленко. Но сказал совершенно другое.
   – Ладно, об этом потом. Но, почему, черт побери, вы не купите кооператив?
   – Да потому, что не имеем на это права. Дед с бабкой прописаны временно. А мы не можем «улучшить наши жилищные условия» даже за собственные деньги. Формально они у нас хорошие.
   – Знаешь, я тебя понимаю…
   – Сытый голодного не разумеет.
   – Ну, не хами, ладно? Послушай лучше.
   – Слушаю, Мефистофель.
   – Ну, какой я Мефистофель. Так, стажер. Итак, диспозиция следующая.
   Ваши результаты будут представлены на Государственную премию по закрытой тематике. Разумеется, во главе будут стоять Блохинов и Симонов. Но мы с Борисом Петровичем отстояли твое присутствие в списке. И проследим, чтобы тебя не выкинули…
   – Спасибо, родные!
   – Слушай, ты все же когда-нибудь получишь пизд…ей.
   – Где ваша чекистская выдержка майор?!
   – Подполковник, к вашему сведению.
   – Да, ну?! Поздравляю!
   – Рано поздравляешь. С тобой я решил стать полковником. Говорю, чтобы ты не юродствовал, а цинично понял, что я имею со всего этого свой интерес. Тем более, что сообщая тебе о новом звании, выдаю государственную тайну. Так что, пойми, наконец, что у нас с Борисом Петровичем в отношении тебя большие планы.
   Петр вдруг посерьезнел, и сказал:
   – А знаешь, это действительно меняет дело. Я весь внимание.
   – Тогда слушай и не перебивай. Все вопросы потом.
   – Слушаю.
   – Итак, ты становишься лауреатом Госпремии. На этой волне становишься старшим научным сотрудником. А, кроме того, тема твоей докторской утверждается на ученом совете.
   С Тамарой будешь встречаться. Я найду, где. Но изредка. Так, чтобы она тебя хотела. Не пресытилась тобой. А тебе этого хватит, чтобы не свихнуться на почве сексуального голода.
   Ну, как, на первое время хватит?
   – Да, – коротко кивнул Буробин.
   – Тогда продолжаю. Спортом занимайся интенсивно. Ты с год, как закончил мех-мат, и только месяца четыре, как защитился. У тебя сейчас появилось больше времени. Все дополнительное лишнее время спорту. Ты ведь сам этого хочешь?
   – Да, – все так же кратко бросил Петр. Он не иронизировал, а слушал с напряжением.
   – Вижу, что хочешь спросить, при чем здесь спорт? Но, дав слово быть сдержанным, не делаешь этого. Молодец! Итак, спорт тебе нужен, чтобы твой варварский питекантропский имидж не поблек, а наоборот заиграл новыми красками.
   Ибо этот имидж весьма пригодится тебе летом. Вот погляди.
   Он протянул Петру цветное фото, на котором была изображена девушка в купальнике где-то на южном курорте. Девушка была чем-то неуловимо похожа на Тамару, но несколько покрупнее фигурой и посветлее волосами. Она была весьма сексапильна.
   – Ну, как, нравится? – спросил Валера.
   – Супер! – не смог скрыть своего восхищения Петр.
   – Знакомься, твоя будущая жена.
   – Что-о-о???
   – Что слышал. Или чем-то не подходит?
   Петр снова впился глазами в фотографию.
   – Сейчас в самый раз, но с годами ее явно разнесет.
   – Вот когда разнесет, тогда и будешь думать, что делать. Давай решать проблемы по мере их поступления. Кстати, она медичка. В этом году заканчивает второй мед. Ты же всегда мечтал о медичке в качестве спутницы жизни?
   Петр в этом не признавался никому. Только один раз матери. Да, был у него такой пунктик. Он не выдержал уговора и удивленно воскликнул:
   – Откуда ты знаешь?!
   – Не считай КГБ пропащей конторой. Мы еще оч-ч-чень многое умеем.
   Петр подавлено молчал. Но потом тряхнул головой, как усталый конь, и спросил.
   – И все же, что дальше?
   – Хороший вопрос. А дальше ты становишься заведующим отделом Всесоюзного института системных исследований. Ориентировочное название отдела – «Отдел прикладных исследований каскадных процессов». Ваш отдел будет головным и по проблеме грозы среди ясного неба, и по проблемам провоцирования землетрясений, и по проблемам биоповреждений, а также исследованию спонтанных социальных кризисов.
   Головным, значит курирующим и координирующим исследования многих институтов в интересах нашей службы по этой проблематике.
   Петр снова подобрался, деловито спросил.
   – Ну, и кто меня безродного сына простого инженера и воспитательницы детсада возьмет в этот самый престижный институт Академии наук СССР на такую должность?
   – А зять генерала Кузьмина, заместителя заведующего военно-политическим отделом ЦК не является безродным.
   – Ну, и как он на это отреагировал? – спросил Борис Петрович.
   – Очумел, и долго молчал. Потом начал хлебать пиво так, как будто заправлял бензобак. Пришлось остановить этот спонтанный процесс. И напомнить, что спортсменам, следящим за весом, не пристало так много пить пива. На что он вяло ответил, что после лета еще имеет резерв в пару килограммов.
   – И?
   – И продолжал пить. Я не торопил его. Наблюдал за реакциями. Мне кажется, что нормальный человек должен был бы уже или лопнуть, или позеленеть. Наконец, он остановился и сказал, что есть одна проблема морального характера.
   – Какая?
   – То, что это сестра Тамары его не смущает, но смущает то, что никто в его роду не женился на более богатых и социально успешных. И это нарушение родовых традиций приводит его в отчаяние. Тем более, что девушка ему очень понравилась.
   – А потом?
   – А потом он стал орать, что этот план есть предательство родовых традиций и предательство его огромной любви к Ольге, которую он уже боготворит. На что я разумно заметил, что женитьба по любви отнюдь не есть предательство этой любви. Тогда он начал как дятел, говорить, что я не понимаю чего-то там.
   – Как хочешь, Валера, но он кретин. Не смотря на два диплома МГУ и ученую степень.
   – А человек с паранормальными способностями и не может быть иным.
   – Ладно, и что в итоге?
   – В итоге он благополучно добрался до своего дома. А на следующий день начал тренироваться, как псих. Заявил мне, что намерен выступить на турнире на приз Бориса Лагутина и стать кандидатом в мастера спорта.
   Петр шел на ученый совет, где должна была быть утверждена тема его докторской диссертации со сломанным в очередной раз носом. Правда, он утешал себя тем, что на этот раз нос сломали «в другую сторону». И он выглядел теперь почти прямо. Правда, изрядно опух.
   Его внешний вид дополнял фонарь под глазом и рассеченная бровь. Турнир он не выиграл, и был зол донельзя. Вернулась злость более чем полугодовой давности. Когда после защиты кандидатской он вдруг почувствовал пустоту и отчаяние.
   Правда, сейчас причин для отчаяния вроде бы не было. Он был повышен в должности и являлся теперь старшим научным сотрудником. Кроме того, на лацкане его отлично пошитого на заказ, темно-синего костюма светилась медаль лауреата Госпремии. Тему докторской тоже утвердят без проблем. В этом он не сомневался.
   Но вот с Тамарой он не виделся уже очень давно. И был бы не против страстного свидания. Видимо именно это стало причиной его злости.
   Валера выскочил откуда-то из-за угла коридора, как черт из табакерки.
   – Чудесно выглядите, волхв! – засмеялся он. – А это тебе маленький подарок. – Он протянул ключ и листок бумаги с каким-то планом.
   – Квартира пятьдесят два, – сказал он, указывая на план. – В твоем распоряжении до завтрашнего утра.
   Петр мгновенно сориентировался и спросил:
   – Но Блохинов-то здесь?
   – После ученого совета сразу улетает вечерним рейсом в Австрию на международный конгресс.
   – А куда дочку денет?
   Он не пояснил кто и какую дочку. Все было ясно без этого.
   – Попросит сестру посидеть. Тем более, что та просто жаждет поучаствовать в приключениях обожаемой сестрицы в качестве ассистентки. Так что, смелее!