Хомяков Петр Михайлович. Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ

   – Дело, Юрий Тимофеевич в том, что очень многие процессы в природе часто развиваются с эффектами, которые можно назвать «эффектами спускового крючка». Вот нависла осыпь. Кинул камешек, маленький такой. И осыпь покатилась вниз. А в ней камней в миллионы раз больше, чем тот, что мы кинули.
   Да что там камешек. Вот снежная лавина. Тут и кидать ничего не надо. Просто крикнул, и она поехала.
   Но это примеры самые простые. Я пока понятно говорю?
   – Конечно, понятно. Чего тут сложного?
   – Юрий Тимофеевич, то что вам понятно, не вызывает у меня сомнений. Я о другом. Вашим собеседникам, о которых вы говорили, будет это понятно?
   – Ну, это же и ребенку понятно.
   – То, что понятно ребенку, не всегда понятно старому маразматику.
   – Ох, Петр, ну что бы ты делал без меня? Ну разве можно рассчитывать на успех в жизни и быть таким открытым врагом любого начальства?
   – Так я, Юрий Тимофеевич, и не рассчитывал на успех в жизни. Я смирился с тем, что его не будет.
   – А на кой ляд ты тогда получал второе высшее образование и защищал кандидатскую?
   – Знаете, для себя. Чтобы доказать себе, что могу. Это примерно, как и со спортом. Занимался, выступал, старался побеждать. Но знал, что максимум до чего дойду, так это до кандидата в мастера.
   – Это, конечно, черт знает что. Но я тебе верю. И говорю тебе, что жизнь не спорт. И я из тебя сделаю человека. Если не для тебя самого, то хотя бы для твоих детей, моих внуков. Которых ты хочешь иметь много. Насколько я понял, к этому-то ты относишься ответственно?
   Петр сразу посерьезнел, и коротко бросил:
   – Да.
   – Вот хотя бы один аспект в жизни есть, которым ты не играешься и не шутишь.
   – А разве можно этим шутить?
   – Да сейчас многие этим шутят.
   – Вымирающая популяция.
   – Опять фронда, опять революционные настроения. Да ты прямо какая-то смесь Марата с Робеспьером.
   – Да нет, Юрий Тимофеевич, скорее смесь Степана Разина и батьки Махно.
   Генерал вдруг рассмеялся.
   – А знаешь, я понял, от чего тебе нравится эта тематика, связанная с кризисами, катастрофами, всеми этими «эффектами спускового крючка». Ты изучаешь все это фанатично, не для научной карьеры, а для того, чтобы когда-нибудь взять, да и взорвать весь этот мир, который тебе так не нравится с помощью своих знаний.
   Я прав?
   Петр на миг задумался.
   – А знаете, черт побери, вы поняли меня лучше, чем я сам себя. Ведь верно, верно! Вот уж, никогда не догадывался.
   – Но, Петр, ты же муж и будущий отец, пора бы стать более спокойным. Пора бы упорядочить свою ярость. Тем более, что я же вижу, как ты любишь Ольгу. Подумай, хорошо ли вам будет во взорванном тобой мире?
   Генерал говорил в совершенно не свойственной для себя манере. Так мягко он не говорил даже с любимой младшей дочерью. И Петр оценил это. Впрочем, отнюдь не только сейчас. Он оценил отношение Кузьмина к себе гораздо раньше.
   – Буду стараться, Юрий Тимофеевич. Буду стараться. Но вы правы, все эти исследования действительно интересны для меня. А как направить успех этих исследований в нужное русло, как конвертировать его в успех социальный, вам виднее. И здесь я полностью в вашем распоряжении.
   – Ну, вот и славненько. А теперь продолжай. Итак, лавина и камнепад это самые простые примеры. И все гораздо сложнее.
   – Да. Во-первых, лавина и камнепад это примеры, когда процесс может идти только в одну сторону. Камни падают вниз. Но в природе есть масса процессов, когда, условно говоря, можно и столкнуть лавину вниз, и вызвать ее взлет вверх. Это, конечно же, неудачное сравнение, но в целом должно быть понятно, что есть ситуации, когда малыми воздействиями можно толкнуть развитие событий по крайней мере в две стороны.
   – В общем, это тоже понятно. Но что же во-вторых?
   – Во вторых, сложнее. Уж извините. Дело в том, что мы пока рассмотрели некие статические состояния. На самом деле, все в природе колеблется. И эффекты спускового крючка по большей части не легкие толчки в ту или другую сторону неких лавин. А столь же слабые, но раскачивания ситуации. Систему раскачивают, входя в резонанс с некоторыми ее собственными колебаниями.
   И от частоты этих качаний, от того, с какими процессами внутри самой системы достигнут резонанс, зависит, куда понесет систему. В какую сторону она сама сперва раскачается, а потом и понесется, как лавина.
   – Пример можешь привести?
   – Да вся гомеопатия пример именно таких сверхмалых воздействий.
   – А где здесь качания?
   – Папан, поверь неандертальцу на слово. Вся жизнь организма, это масса ритмических процессов. И любое терапевтическое вмешательство это по большому счету изменение ритма этих процессов. Говорю тебе это, как дипломированный врач.
   Ольга появилась в дверях кабинета неожиданно тихо.
   Петр сразу вскочил.
   – Олюня, как себя чувствуешь? Чего ты встала?
   Ольга была на девятом месяце беременности.
   – А мне не надо лежать, мне надо двигаться. Хотя бы по квартире. А пришла я сказать вам мужики, чай пить будете? А то мне одной скучно.
   – Будем, конечно, – с энтузиазмом воскликнул Петр.
   Когда Ольга была на шестом месяце, Петр решительно сказал:
   – Все, пора заканчивать выпендреж. Переезжаем к твоим родителям. Тебе там сейчас будет лучше и удобнее.
   – А как же наша неуемная гордость? – лукаво спросила она.
   – Когда речь идет о здоровье жены и будущего ребенка, я реалист и циник.
   – Да, циник-романтик, тот еще коктейль.
   – Считай, что это фирменный напиток в нашей таверне.
   – Ну, тогда поехали.
   Так они оказались в квартире Кузьмина.
   Они прошли на кухню. Ольга шла впереди, утиной походкой беременной женщины. Впрочем, беременность ее не портила. Она переносила ее поразительно легко.
   – Знаешь, временами мне кажется, что ты стала еще сексуальнее в этом положении, – сказал ей как-то Петр.
   – Так зачем дело стало, неандерталец? Вперед и с песнями.
   – А можно?
   – Если осторожно и в неклассической позе. И потом, ты стал со мной поразительно робок. Я ценю твою заботу, но мне иногда кажется, что когда ты смотришь на меня, у тебя начинают трястись руки, и ты бледнеешь. Ну, не бойся ты так за меня. Это перебор, дружище.
   – Заметано, подруга. В ознаменование исполнения твоих пожеланий, можно тебя по заднице хлопнуть?
   – Хлопнуть нельзя, погладить можно.
   Он погладил ее по бокам и бедрам, а потом они начали целоваться прямо в коридоре. Видевшая это генеральша, подумала про себя, что они сумасшедшие.
   Разумеется, все это было в прошлом. А сейчас Ольга шла на кухню по длинному коридору огромной генеральской квартиры и, оглянувшись, шутя прикрикнула:
   – Не отставать, мужики!
   Когда они сели за стол, генерал спросил:
   – Как назовете?
   – Извини, папан, – ответила Ольга, – но Юрием мы назовем второго. Первого я хочу назвать в честь своего несравненного неандертальца, Петром.
   Она не сомневалась, что будет сын.
   – А знаешь, Олюня, – сказал вдруг генерал. Юрием назовешь третьего. А второго давай-ка в честь моего отца, Тимофеем.
   – Заметано, экселенц. За нами не заржавеет.
   – И откуда у тебя такой жаргон?
   – Да все детство и юность по отдаленным гарнизонам, – с лукавым смирением потупила глаза Ольга.
   – Ну, что ты, Олька врешь, – вскинулся генерал. – Это Томка росла в отдаленных гарнизонах. А ты уже в областных центрах и в столице.
   – Папан, тебе никто не говорил, что беременным женщинам перечить нельзя? Вот обижусь сейчас, расстроюсь и рожу прямо на кухне. Что делать будете, мужики? А?
   Петр при этих словах побледнел.
   А Ольга рассмеялась.
   – Неандерталец, опять бледнеешь по пустякам. Шутка. Давайте лучше про умненькое. Чтобы неандерталец номер два был таким же интеллектуалом как неандерталец номер один. Итак, что вы там говорили про гомеопатию.
   – Да вот, Петр говорил про возможности малых воздействий. Его послушаешь, так все в природе можно переиначить по-своему, лишь слегка пошевелив пальцами.
   – В том-то и дело, что не все, Юрий Тимофеевич. Не все. И отнюдь не по-своему. Надо уметь видеть в сложных процессах эти моменты, когда все находится на грани. И тогда, пошевелив, как вы говорите, пальцами, можно сдвинуть ситуацию в одну или другую сторону. Но, опять же, в этом случае от вас зависит только время этого действия, и в какую из сторон пойдет процесс. Но он пойдет не куда угодно, а только туда, куда ему предопределено самой природой.
   – Поясни.
   – Ну, например, можно малыми воздействиями вызвать грозу.
   – Видел, отлично.
   – Но вызвать грозу можно не везде и не всегда. Это я уже объяснял много раз, и вашем присутствие тоже.
   – Ну, это уже все поняли.
   – Да, так вот, гром среди ясного неба вызвать можно, а вот чтобы яблоки моченые с неба посыпались, это нельзя. Тут ори, не ори, колдуй не, колдуй. Понятно?
   – Пожалуй, да. Яркий пример. Кстати, а почему ты все время упоминаешь колдунов, там, волхвов и прочую мистику?
   – Да потому, что большую часть того, что мы делаем, умели делать древние колдуны. Они занимались именно малыми воздействиями. Умели вызвать гром среди ясного неба, расколоть земную твердь спровоцированным землетрясением, вызвать массовый психоз, отвести глаза, вернуть молодость, остановить кровь. И много еще чего.
   Но вот сделать заклинанием некое рукотворное изделие, например, камзол, или чашу, не могли. Это действительно сказки. И надо в древних легендах уметь отличать упоминания о вполне допустимых и ныне объяснимых вещах от позднейших выдумок, составленных по мотивам реальных чудес.
   – Так то, что мы собираемся делать, умели, древние? Так что ли?
   – Да.
   – А чего же разучились?
   – Главное, они не имели соответствующей теории, которая помогла бы все это воспроизвести грамотно другими людьми. Все было на интуиции и личных сверхчувствительных способностях. Трудно было этому научить, и трудно это было воспроизвести.
   – Только это?
   – Нет, наверное. Мне кажется, был еще такой эффект. Умение, базирующееся только на личных способностях, могло уходить. Самый простой пример. Расколол вовремя землю под врагом, получил от короля много денег. Запил на них. И потерял, что называется, нюх. Потом не угадал ситуацию. И попал под раздачу, как враг народа.
   – Интересно. И все же.
   – Что все же?
   – Да тут должна быть еще причина, по которой все это исчезло.
   – Согласен. Думаю, все эти короли, князья и полководцы собрались как-то, и решили эти методы запретить. Слишком тогда все они зависели от своих колдунов. И это было им хуже, чем с помощью колдунов выиграть войну у какого-нибудь своего, социально близкого, как говорили при товарище Сталине.
   – А сейчас что изменилось?
   – Противоборство стало тотальнее. Тут и колдунов вспомнишь.
   – Разве это только сейчас так думают? Вот Клаузевиц говорил, что пожелание к ограничению силы на войне так и останется пожеланием. Почему же этому не следовали раньше?
   – Так то Клаузевиц. Это уже новое время. Буржуазная, в сущности, мораль. В Средневековье на это смотрели иначе. Могли и отказаться от победы, лишь бы политес соблюсти.
   – А ты бы не отказался?
   – От чего?
   – Да от всего.
   – Нет, не отказался. Если воюешь, надо побеждать. Вопрос об ограничениях здесь неуместен.
   – Да, рафинированные интеллектуалы в иных вопросах свирепее кадровых военных.
   – Мужики, хватит о вашей войне, – сказала Ольга. – Давайте, про то, что мне интересно.
   – Слушаюсь, моя королева, – сказал Петр с неподдельным чувством почтения. Ему, казалось, нравилось потакать прихотям жены. Подыгрывать ее капризам. – Вернемся к гомеопатии. Можно человека вылечить малыми воздействиями, можно его убить. Но нельзя никакими воздействиями превратить его в тигра, или слона.
   – Понятно, понятно. А знаешь, эта медицинская часть твоих теорий…
   – Да не мои они.
   – Не перебивай старших по возрасту и званию. Итак, медицинская часть может очень многих заинтересовать. Как ты считаешь, стоит развивать эти теории в таком направлении?
   – Разумеется, стоит! Но тут есть масса профессионалов. Я просто привел некие аналогии с нашими грозами и землетрясениями и проблемами здоровья.
   – Лучше, чтобы эти работы курировал свой человек. Поэтому не спорь.
   – Но тут уже набирается на несколько институтов работ разных. Кто этот свой человек, что будет все это курировать?!
   – Да ты же, Петр, ты.
   – Но где? Не в Институте же геофизики?!
   – Разумеется, не там. Сначала создадим отдел во Всесоюзном институте системных исследований. А потом этот отдел преобразуем в этакое закрытое ВНИИСИ-2.
   – Но я же еще не могу возглавить даже отдел! Я же не доктор наук.
   – А ты поторопись. Как у тебя с диссертацией?
   – Да в целом готова. Но хотелось бы еще кое-что прояснить…
   – Прояснять будешь во ВНИИСИ-2. А сейчас быстро подбивай бабки и оформляй то, что есть. Сколько тебе для этого надо?
   Петр немного подумал и сказал:
   – Месяца три. Но такой темп беспрецедентен. Коллеги от зависти сожрут с потрохами.
   – Не сожрут. Об этом уж я позабочусь. Да, чуть не забыл. Пора тебе вступать в партию. Это надо для пользы дела.
   Видя, что зять опять хочет что-то возразить, генерал вдруг не сдержавшись, рявкнул.
   – Отставить разговоры! Это приказ.
   Петр тяжело задумался. Казалось он всецело ушел в себя, и не воспринимает окружающее.
   – Чего голову повесил, неандерталец? – весело воскликнула Ольга. – Это и есть твои малые воздействия, это и есть твой резонанс. А по-простому, попал в струю, так несись в ней. А то о камни расшибет.
   Она погладила себя по животу.
   – А нам расшибленных папашек не надо. Правда, неандерталец номер два?

Глава 10. Бессмертие Кащея

   – Не плохо, Валера, не плохо, – Борис Петрович откинулся в кресле. Разговор происходил в его кабинете.
   – Вот и первый практический результат всех этих работ, – продолжал генерал. – Кстати, у американцев такого пока нет.
   Генерал имел в виду первую спецоперацию с использованием грозы среди ясного неба. Начавший заигрывать с ЮАР и США президент Мозамбика забыл, кому обязан своим постом и победой своих никчемных толп в так называемом «национально-освободительном» движении. И вот, надо же, сразу разбился в авиакатастрофе.
   При заходе самолета на посадку совершенно неожиданно разразилась гроза при совершенно ясном небе. Самолет потерял управление и, сбившись с курса, врезался в гору.
   – Да, в Африке методика Буробина дает поразительные результаты. То, что в свое время так поразило всех нас под Воронежем просто детский сад по сравнению с тем, как это реализуется в Африке. Сам Буробин говорит, что все это вполне объяснимо, энергетика атмосферных процессов в Африке помощнее. И все такое прочее. Но эти объяснения не снижают впечатления от увиденного. Совершенно внезапный катаклизм. Вот сияло солнце, и вдруг чернющее небо и такая гроза, от которой дух захватывает, – сказал Коваленко. – Да и эти самые условия для такого развития событий там практически повсеместно. Ничего не надо ждать и подгадывать, как у нас. Там грозы можно генерить почти по заказу, когда нам самим это потребуется.
   – Засиделся ты в подполковниках, Валера. За ликвидацию этого мозамбикского предателя буду добиваться твоего досрочного представления в полковники.
   – Служу Советскому Союзу!
   – Вольно. Не на плацу. Да, кстати, не все так просто. Мы своими простенькими методами лишаем работы массу разных воинов-спортсмэ…э…э…нов. – Генерал презрительно ухмыльнулся, утрированно искажая слово и явно подражая некоему общему знакомому. – И они нам за это благодарны не будут.
   – Что же делать?
   – Делать надо своих людей на самом верху. Чтобы страна не превратилась в балаган управляемый клиническими кретинами.
   – А не своих?
   – Поговори-ка ты об этом со своим Буробиным.
   – Нашим Буробиным, Борис Петрович. Нашим.
   – Ладно. Нашим. Но, надо сказать, семейка еще та. Ольга теперь после рождения сына поступила в ординатуру, и наверняка по окончании пойдет работать в Четвертое главное управление Минздрава (управление обслуживающее Кремль).
   – А там она сможет применить все методы, столь резво разрабатываемые под общим руководством ее муженька.
   – Разумеется! Ох, Валера, я вот о чем думаю. Силу мы с тобой заимели великую. Это гораздо больше, чем мы пока можем освоить.
   – Разве силы, как и денег, бывает слишком много?
   – Опять прикидываешься? Или действительно не понимаешь? Тогда почитай сказочки, которые так любит твой…
   – Наш.
   – Наш, наш, черт с тобой. Наш инфантил Буробин. А в этих сказочках почти у всех народов есть сюжетец, который повествует, что становится с теми, кто откусывает больше, чем может проглотить.
   – А вы стали интересоваться сказками и легендами?
   – С кем поведешься…
   – Николаич! Надо поговорить. – Голос Валерия в трубке был весел.
   – Всегда в вашем распоряжении, Мессир.
   – Ассистент Мессира. Но, надеюсь, с твоей помощью скоро стану Мессиром. И потом, что это за постоянные аллюзии с «Мастером и Маргаритой»? Похоже, вся Москва помешалась на этом романе. Все у нас Мессиры Воланды, Коровьевы, да Коты – Бегемоты. Впрочем, мы отвлеклись. Итак, не желаешь ли провести Вальпургиеву ночь на спецобъекте?
   – Какой же колдун откажется от Вальпургиевой ночи.
   Да, приличный колдун не откажется от Вальпургиевой ночи. И даже если этот колдун примерный супруг, то все равно, общество милых ведьм на спецобъекте «Лысая гора» он не сможет проигнорировать.
   Впрочем, название объекта вряд ли именно таково.
   Эйфория от отцовства захватила Буробина. Он был погружен в это чувство целиком. Часами таскал сына на руках. В первые недели сам вставал к нему ночью.
   Но это не могло длиться долго. Через месяц с небольшим Петр уже был рад, что работа потребовала его постоянного присутствия. А потом и длительных командировок.
   Разумеется, это было отнюдь не задаром. Именно в этот момент его карьера прямо-таки взлетела вверх. Со скоростями почти космическими.
   И хотя Петр относился к себе самокритично, при этом осознавал, чего же он реально стоит. Он не сомневался, что его стремительный карьерный взлет по большому счету заслужен. Ибо и по профессиональным, и по деловым и личным качествам он намного превосходил большинство своих коллег и, чего скрывать, бывших руководителей.
   Однако, он понимал, что девяносто процентов его успеха обусловлены отнюдь не этим. Карьеру делал не блестящий профессионал, эрудит и человек вулканической энергии. Карьеру делал зять генерала Кузьмина.
   И профессионал и трудоголик Петр Буробин презирал блатного карьериста Петра Буробина. Такая вот коллизия.
   Подобное раздвоение души не проходит бесследно. И, как назло, оно совпало по времени с первым охлаждением в отношениях с Ольгой. Таких охлаждений в жизни даже внешне благополучных супругов бывает много. И успех брака не в том, что их нет. А в том, что они преодолеваются.
   Но, к сожалению, это понимание приходит с годами.
   Разумеется, Буробин и не думал делать далеко идущих выводов из первого охлаждения с женой. Такие мысли не приходили ему в голову даже, как он про себя говорил, «наедине с собой». Однако, склонный все осмысливать и рационализировать новоиспеченный доктор наук и зав отделом престижнейшего института прекрасно осознавал причины подобной «верности».
   На первом месте здесь стояли соображения прагматические. Он был заворожен масштабом своей деятельности, возможностями своей самореализации. Он уже не мог жить без этого феерического генерирования самых сумасшедших идей, где строгая математика сочеталась с самыми смелыми гипотезами из области геологических, географических, биологических и медицинских наук. Да еще в сочетании с мистикой и вполне рационалистическим изучением сказок и мифов.
   Чего стоили одни темы семинаров его отдела «Сравнительный анализ концепции времени в русских сказках и Библии», «Белый шум, как сжатый кодированный сигнал», «Прогнозирование государственных переворотов», «Организм как биорезонансная система».
   И это на фоне совершенной свободы от любых бытовых трудностей, преодоление которых занимало девяносто процентов времени подавляющего большинства подданных советской империи.
   В такой ситуации некоторое охлаждение с женой почти не волновало его. Да и потом, он был слишком большим теоретиком во всем. И твердо помнил, что, согласно теории, после рождения ребенка некоторое охлаждение между супругами вполне закономерно.
   Между тем, Ольга, хотя и была свободна от многих бытовых трудностей, которые одолевали советских молодых мам, была постоянно раздражена.
   Она легко и весело перенесла беременность и была уверена, что рождение ребенка это конец всех трудностей и неудобств. То, что она ошибалась, ее неприятно удивило.
   На этом фоне уход Петра в работу казался ей предательством. В голову стали заползать мысли о том, что он ее не любит по-настоящему. А может, и не любил никогда? А может, просто женился по расчету?!
   Ну, подлец такой! Я тебе покажу расчет!
   Она начала капризничать и скандалить. Но Петр на провокации не поддавался и все больше уходил в работу.
   Капризы Ольги становились все более иррациональными. И даже ее родители не могли не оценить выдержки Петра.
   – Знаешь, бабы все в это время такие, – как-то сказал ему Кузьмин наедине.
   – И даже ваша Марья Павловна была такой?
   Молчаливую и до предела сдержанную генеральшу просто невозможно было представить капризной, как Ольга.
   – Ну, моя Марья Павловна это отдельный разговор. Таких теперь нет. Но ты все равно не обижайся на Ольку.
   – Да что вы, Юрий Тимофеевич, как я могу на нее обижаться. Я ее прекрасно понимаю. А потом, на любимую женщину не обижаются.
   И он почти не кривил душой.
   Однако, время шло. И однажды вечером, придя с работы, Петр, увидев жену, вдруг почувствовал огромное желание. Хотя она и пополнела после родов, но была все равно ужасно сексапильной.
   В эту ночь сын спал спокойно. А супруги, не сказав ни слова, молча набросились друг на друга и занимались сексом до утра.
   После этого Ольга как-то сразу пришла в норму. Снова стала весела и задорна. А вскоре вернулась на работу.
   Однако, Буробин вдруг понял, что при случае не откажется от приключения на стороне.
   «Командировка» на спецобъект прошла великолепно. «Ведьмы» были что надо. Подтянутые, спортивные, гладкие и умелые. Соответствовала и обстановка. Баня, каминный зал, охотничий зал. Стилизованная под старину мебель. Головы лосей, кабанов и медведей на стенах. Холодное оружие на коврах.
   Романтика! Сказка!
   – Ну, как тебе наш сказочный домик? – спросил Валерий.
   – Супер!
   Они оказались вдвоем за столом в охотничьем зале. Подруги как-то очень вовремя исчезли.
   – Знаешь, я слышал о таких сказочных домиках, но думал, что это россказни злопыхателей.
   – Уж на какие грехи не пойдешь ради обеспечения интересов государства, – с комичным смирением произнес Валерий.
   И они рассмеялись.
   – Слушай, наверное, разговор слишком важен, если ради него ты вытащил меня сюда?
   – А у нас с тобой неважных разговоров не бывает. И не было с самого начала. Просто растет наш уровень. И твой и мой. Вот и места встречи становятся соответственными.
   – Я весь внимание. Как я понимаю, с грозами мы разобрались. Теперь на очереди землетрясения?
   – Землетрясения подождут. На очереди биорезонансные вещи.
   – Но в этих делах я всего лишь интересующийся дилетант.
   – Тем не менее, ты их курируешь. И являешься здесь оком генерала Кузьмина. Да и жена твоя, как говорят журналисты, «в теме».
   – Тогда конкретно, что от меня требуется?
   – Сначала требуется объяснить мне…
   – Так, чтобы я сам смог объяснить другим, – прервал его Буробин и засмеялся. – Боже, как стандартна эта ситуация.
   – Объяснял уже кому-то?
   – Его превосходительству великому и ужасному генералу Кузьмину.
   – Ну, а теперь объясни мне.
   – Извольте, Мессир. Итак, все, абсолютно все, составляющие организма работают в некотором ритме. То есть, это не просто обычное механическое сжатие и растяжение, как, например, у сердца или кишок.
   – А что, кишки тоже сжимаются и разжимаются? – спросил Валерий.
   – Что было у вас в восьмом классе по физиологии человека, Мессир?
   – Четверка.
   – Наверное, вы получили ее не за знания.
   – Вы правы, колдун. Биологичка была втайне люблена в меня. Этакая нимфоманка.
   – Врете, подполковник. В наши годы учителя такого себе не позволяли.
   – Для точности, полковник.
   – Ого!
   – Я же говорил, что мы с тобой растем вместе. Но продолжим.
   – Итак, в колебательном режиме идут абсолютно все биохимические процессы во всех клетках всех органов и тканей. И, кстати, не только их, но и бактерий, живущих в организме. А коль скоро так, то эти колебания вызывают и очень слабые электромагнитные колебания.
   У здоровых клеток они имеют одни амплитудно-частотные характеристики, у больных – другие. И в сущности любое лечение имеет итогом восстановление нормальных характеристик этих колебаний.
   Понятно?
   – Да. Но восстановление нормальных, здоровых колебаний это итог лечения. Где же здесь источник чуда?
   – Не только итог. Но и метод. Если найдешь возможным восстановить эти колебания в нормальном режиме, то они зададут нормальный ритм работе клетки и она «выздоровеет».