Ильин Андрей. Настоящий полковник

   — Нет.
   — И тем не менее были уволены.
   — Был. По собственному желанию. Можете справиться в отделе кадров.
   — Чем было вызвано это ваше желание?
   — Нежеланием работать.
   — С Боровицким?
   — Нет, вообще работать. Устал я работать. Отдохнуть хочу.
   — Это звучит неубедительно.
   — Убийство за увольнение звучит тоже неубедительно.
   — Почему вы так считаете?
   — Потому что тогда в нашей стране не осталось бы руководителей. Одни исполнители.
   — Вы не желаете сделать следствию никаких заявлений?
   — Никаких. Кроме признания в своей невиновности.
   — Это не признание.
   — А что тогда признание?
   — Признание — это когда в виновности.
   — Тогда без заявлений.
   — У вас есть замечания по ведению следствия?
   — Нет. Я совершенно всем доволен.
   — А что с вашим лицом?
   — Упал с лестницы. Пять раз.
   — Лицом?
   — Как назло — лицом. Уж я тоже удивлялся — как будто нельзя каким-нибудь другим местом! Кроме лица. И печени. \ — Вы не желаете сделать по этому поводу заявление?
   — Желаю. Желаю, чтобы лестницы делали не такими крутыми. И ступеньки обили поролоном.
   — Прекратите юродствовать.
   — Я не юродствую. Я делаю заявление.
   — Хорошо. Прочитайте и распишитесь. Здесь, внизу страницы.
   "Полковник в отставке Зубанов», — написал Зубанов.
   — А зачем полковник?
   — Для солидности.
   — До свидания.
   — С вами лучше бы «прощай». Человек в штатском вышел. И тут же в кабинет вошли следователи.
   — Ну что?
   — Интересовался моим лицом.
   — Чем?!
   — Лицом. Спрашивал, отчего я так часто падаю с лестниц. И почему одним и тем же местом. Обещал заменить лестницы на более пологие.
   — Гад! — сказал один из следователей. И ударил. На этот раз не по лицу. На этот раз ногой — между ног. И другие тоже ударили.
   — Ты будешь говорить?
   — Будешь?
   — Или у тебе здоровья много? Будешь говорить?.. Ну достали совсем! До самых печенок достали!
   Своими бутсами.
   — Ну что, будешь давать показания?
   — Ладно, буду!
   Следователи быстро подняли, посадили заговорившего подследственного на стул и поставили перед ним микрофон.
   — Давай.
   — Здесь не буду.
   — А где будешь?
   — На месте.
   — На каком месте?
   — Преступления. Я хочу показать, откуда стрелял.
   — Значит, все-таки стрелял?!
   — Стрелял. Оттуда. Я там еще пистолет бросил.
   — Какой пистолет? Там только винтовка была.
   — Нет. Еще пистолет и нож. И две гранаты «Ф-1».
   — Где они? Быстро говори!
   — Рассказать не могу. Не помню. Могу показать. На месте.
   — Ну падла… — Тогда могу не показывать.
   — Ладно, не кипятись. В конце концов тебе это надо не меньше, чем нам. Тебе — даже больше.
   — Мне?
   — Конечно — тебе. Нам что, с нас разве что премию снимут. А с тебя… хвост… по самые уши.

Глава 27

   Полковнику застегнули браслеты. Ухватили с двух сторон за руки. И подтолкнули к двери.
   — Давай шевели костями!
   — Я не спешу.
   — Зато мы спешим. Сегодня в шесть футбол.
   — Кто с кем? — попытался установить контакт Зубанов.
   — Наши с ненашими. Топай давай. Толкнули вперед так, что полковник чуть не упал, вываливаясь в коридор.
   — Чего так долго? — недовольно спросил, высовываясь из дальней двери, майор. — Я тут уже минут десять парюсь.
   — Собирались.
   — Собираются на свидание. А у нас готовятся. К операции!
   — Ну значит, готовились… К крыльцу подъехал милицейский «уазик». Зубанов сделал шаг к задней двери, где располагался «ящик» для задержанных.
   — Куда разогнался? — дернули его провожатые. — Тебе на заднее сиденье. Вместе с нами.
   Втолкнули в салон. Сели с боков, не отпуская рук. «Исправно службу несут», — расстроился Зубанов. На переднее сиденье упал майор.
   — Поехали. А то до шести не управимся.
   — А что в шесть? — спросил водитель.
   — Заседание в шесть.
   Ехали недалеко, потому что в самый центр. К зданию городской администрации. Там, где недавно был убит предприниматель Боровицкий.
   Это место Зубанов знал. А вот откуда стреляли… Откуда он стрелял — он не знал. Хотя догадывался.
   Возле здания администрации машины не задержались. Завернули за угол.
   Все верно. Стреляли метров с восьмидесяти-ста. И значит, почти наверняка со стороны комплекса жилых, сталинской постройки, домов. Тех, что расположены через дорогу. Того. Или того.
   Машины въехали во двор ближнего дома и остановились.
   — Выходи.
   Полковника вытолкнули из салона. Оперативники, выскочившие из первой машины, взбежали на крыльцо, проверили подъезд, махнули остальным.
   — Топай.
   Зашли в подъезд. Стали подниматься по лестничным маршам.
   — Узнаешь?
   — Конечно, узнаю, — ответил полковник. Остановились перед надежно закрытой и опечатанной дверью, ведущей на чердак.
   — Замок подпилил заранее?
   — Естественно, заранее.
   Но замок оперативников сегодня не интересовал. Следственный эксперимент был впереди. Интересовали брошенные на месте преступления гранаты и пистолет. И фактическое доказательство вины подозреваемого, если они будут им найдены.
   Поднялись на чердак. В ноздри ударило запахом пыли и кошачьей мочи. Из какого-то из этих чердачных окон Зубанов, по мнению следственной бригады, стрелял в Боровицкого.
   Вот только из какого?
   Полковник внимательно наблюдал за оперативниками. Куда они пойдут? Куда посмотрят?
   Взгляды присутствующих концентрировались на крайнем слуховом окне. На самом крайнем. Ну значит, получается, стрелок лежал именно там. И снайперская винтовка была найдена там. Стрелок залег заранее, зная, что Боровицкий подъедет к парадному входу в администрацию. Дождался его. Произвел выстрел. Бросил винтовку. Спустился во двор через один из подъездов дома. Сел в машину. И был таков.
   С такой исключительно удобной позиции промахнуться он не мог. И не промахнулся.
   — Откуда ты стрелял? — спросил ближний оперативник.
   — Оттуда, — кивнул Зубанов.
   Все двинулись к крайнему слуховому окну.
   — Ну и где?
   — Что где?
   — Гранаты где?
   — Не здесь.
   — А где тогда?
   — На крыше.
   — Ты что, по крыше уходил?
   — Ну да. Через соседний дом.
   — А по-человечески, через подъезд, не мог?
   — Хотел. Но не мог. Там старухи сидели. Могли меня заметить.
   — Ну ты даешь! Борова хлопнул, а старух испугался!
   — Испугался… — Ты либо трус. Либо суперпрофессионал.
   — Давайте будем считать, что трус.
   — Ладно, говори, куда гранаты запрятал.
   — В вентиляционную трубу бросил.
   — В какую?
   — В первую попавшуюся.
   — Кончай темнить! Пока мы… В какую трубу? Говори точнее.
   — Соседнего дома. Как выйдете на крышу, повернете направо, перевалите конек, спуститесь на противоположный скат, пропустите три трубы… Нет, четыре трубы. Или пять? Кажется, все-таки пять. Снова повернетесь и… — Стой, стой. Так мы ни черта не поймем.
   — Как не поймете? Я же объясняю, как выйдете на крышу, повернете направо… — А труба третья или пятая?
   — Третья! Или пятая… Точно не помню. Не до того мне было, чтобы трубы пересчитывать.
   — А узнать можешь?
   — Наверное… Там что-то написано было. Углем. То ли «Петя», то ли «Коля».
   — Тогда пошли.
   — Куда?
   — На крышу! Трубу искать!
   — На крышу мы не договаривались.
   — Мы и Боровицкого стрелять не договаривались.
   Давай, давай! Не тормози.
   — Я не торможу. Я высоты боюсь.
   — Чего-чего боишься?!
   — Высоты. С детства боюсь.
   — А зачем тогда на крышу полез?
   — Деваться было некуда, вот и полез!
   — Ну ты… Зубанова приподняли, подтолкнули и вытащили на крышу. Где он тут же сел.
   — Ты чего?
   — Ну я же говорю — высоты боюсь.
   — Кончай выдрючиваться.
   Оперативники подхватили полковника под руки и потащили по крыше вверх.
   — А-а! — заорал полковник. И поджал ноги.
   — Ну ты гад!
   — Я не гад, я высоты боюсь!
   Тащить тяжелое, упирающееся тело по наклонной скользкой поверхности крыши было проблематично.
   И опасно.
   — Как же ты тогда шел?
   — Так и шел. На четвереньках.
   — На четвереньках?!
   — Ну да. На четвереньках опоры больше. И не так страшно.
   — Тогда и теперь давай — на карачках.
   — Как же я могу на карачках, когда у меня руки связаны?
   Оперативники переглянулись.
   — Да сними ты ему браслеты. Куда он тут денется?
   — А вдруг денется? Вдруг решит вниз башкой?
   — Ну пристегни его тогда к себе.
   — И тоже идти на карачках?
   — Тоже на карачках! Не тащить же его на себе! Наручники отстегнули и тут же пристегнули к левой руке Зубанова и другой стороной к правой сопровождавшего его оперативника.
   — Пошли. То есть поползли.
   Полковник встал на четвереньки и пополз вверх по крыше. Рядом с ним вначале пытался идти, а потом тоже встал на колени оперативник. Его друзья, наблюдая за передвижениями «сладкой парочки», покатывались со смеху.
   — Давай быстрее! — торопил оперативник Зубанова, желая как можно быстрее принять вертикальное положение.
   — Не торопи меня, а то я упаду.
   Полковник и сопровождающий достигли конька крыши и по нему все так же на четвереньках переползли на соседний дом.
   — Куда дальше?
   — Туда… Зубанов лихорадочно осматривал впервые увиденную им крышу. Трубы, слуховые окна, парапет ограждения, видимые куски двора и улицы… Играть комедию долго он не мог. Еще пять-шесть минут, еще тридцать-пятьдесят метров, и надо было находить вентиляционную трубу, в которую бросил несуществующие гранаты и пистолет.
   Кажется, вон там, где парапет сломан и согнут почти до поверхности крыши. Где его практически нет.
   — Теперь куда?
   — Сейчас, дай вспомнить. Кажется, туда. Полковник начал спускаться к парапету крыши.
   — Ты же говорил, что в вентиляционную трубу бросил?
   — Да — бросил. Но вначале шел по крыше. Вон там. И там. А уже оттуда поднялся к трубе.
   — Ну так и иди сразу к трубе.
   — Как же я могу к ней идти, если я не знаю к какой. Мне надо ее с той стороны увидеть, с какой тогда видел.
   — Черт с тобой, пошли.
   Полковник стал сползать к намеченной точке. Сзади него по жестяному покрытию крыши гулко топали каблуками оперативники. Пять человек. С подвешенными под левыми подмышками кобурами с табельными «ПМ». Которые готовы были пустить в ход.
   — Ну что, здесь, что ли?
   Тянуть дольше было невозможно… — Здесь.
   Полковник попытался встать, видимо, подрагивая коленями и локтями, демонстрируя свою боязнь высоты и аргументируя последующие, на которые он решился, действия.
   — Ну? Где?
   Зубанов выпрямился, попытался сделать шаг и вдруг, споткнувшись, скользнул подошвой к краю крыши.
   — А-а-а! — дико заорал он, размахивая свободной рукой. И, потеряв равновесие, перевалился через почти лежащий на крыше парапет и рухнул вниз, увлекая за собой пристегнутого к его руке оперативника.
   — Спасите-е! — кричал он, сползая все ниже. И еще ниже, чтобы сверху невозможно было ухватить его за руку.
   — А-а-а! — в тон ему завопил оперативник, хватаясь за выступы на крыше, за парапет и сползая все дальше и дальше, за срез крыши.
   Его друзья ухватили его за туловище и ноги Еще секунда-другая — и они начнут вытягивать его наружу и вместе с ним пристегнутое к нему наручниками тело. Через секунду-другую.
   Полковник резко задвигал, закачался из стороны в сторону телом, с тем, чтобы наручники сильнее впились в кисть оперативника. Почувствовал, как на него сверху закапала кровь.
   — Отстегните, отстегните его! — кричал оперативник. Ему казалось, что его кисть вот-вот оторвется от руки. — Скоре-е-е!
   — Помогите! Вытащите меня! — в свою очередь вопил Зубанов, протягивая вверх свободную руку.
   — Отстегните-е!!
   — Тащи их! — скомандовал кто-то.
   Почувствовав рывок, полковник незаметно уперся свободной рукой в выступы украшений, предваряющих карниз крыши.
   — Тяните! Тяните! — просил он, одновременно всячески, рукой, ногами и плечом, упираясь движению, направленному вверх.
   — Ну что же вы?!
   — Не получается!
   Ну и слава богу!
   Полковник висел над пропастью пустоты, на неестественно вытянутой руке оперативника, лежащего на крыше.
   — Держите меня, я попробую ухватиться за наручники! — сказал кто-то.
   Это было опасно, потому что если они ухватятся за наручники, то гарантированно смогут вытянуть их и их пленника на крышу.
   Зубанов сильно дернул наручники вниз, и оперативники увидели, как из-под браслетов брызнула кровь и полезли клочья кожи.
   — Отстегните-е!
   Кто-то, свесившись телом с крыши, потянул к замку ключ.
   — Не отстегивайте! — закричал Зубанов.
   — Держись! — потянулись к нему сверху несколько рук.
   Он подтянулся на наручниках и вцепился в них. Рука дотянулась до замка, всунула в замочную скважину ключ.
   — Держись крепко, сейчас я открою наручники, — предупредил голос.
   Полковник вцепился в руки Замок щелкнул. Наручники раскрылись. Зубанов дернулся вниз и повис на нескольких удерживающих его руках.
   Его попытались подтянуть, но неудачно.
   — Левее, — попросил он. — Там выступ есть. Я за выступ зацеплюсь.
   Его снова попытались подтянуть, но он уперся в карниз.
   — Еще! Еще!
   — Не получается. Тяжелый ты!
   — Тогда левее! Левее!! Я зацеплюсь! Его сдвинули чуть левее. Под расположенный внизу балкон.
   — Тяните! Потянули.
   Полковник уцепился свободной рукой за чужие руки, подтянулся и вцепился в них зубами. Со всей силы. В одни. И другие.
   Наверху вскрикнули и разжали руки. Полковник рухнул вниз. На балкон. Упал, ломая какие-то полки, мгновенно вскочил на ноги, перепрыгнул через перила, спустился вниз, повис, зацепившись пальцами за срез балкона.
   — Стой! — заорали сверху сразу несколько голосов. — Стой! Стрелять буду!
   Полковник раскачался и прыгнул на нижний балкон. И сразу же на другой.
   Сверху бухнул предупредительный выстрел. Еще один. Возможно, уже не предупредительный.
   Следующий балкон был застеклен, и пришлось высаживать ногой стекло. И пришлось прыгать в осколки, что стоило нескольких глубоких порезов. Но это ничего. Это не пуля.
   С последнего балкона полковник прыгнул под самую стену и, пробежав вдоль нее, оказался на улице.
   Оперативники наверняка уже были на третьем или втором этаже. И наверняка передали водителям машин и в горотдел сигнал тревоги. И значит, на уход оставались буквально мгновения.
   Зубанов, изображая пьяного, выскочил на проезжую часть, под колеса надвинувшихся на него «Жигулей».
   — Ты чего? — возмущенно заорал выскочивший из машины водитель. — Тебе жить надоело?
   Полковник, лежа на асфальте, зажимал бок и демонстрировал окровавленную, с ранами, оставленными наручниками, руку.
   Водитель испуганно наклонился над ним.
   — Ты чего? Ты живой, что ли?
   — Мертвый, — тихо сказал полковник и коротко и сильно ударил водителя в солнечное сплетение. Тот кулем упал под колеса собственной машины.
   Зубанов сел на его место. На заднем сиденье испуганно жались друг к другу женщина и взрослая девочка. Скорее всего жена и дочь поверженного водителя.
   — А ну быстро из машины! — скомандовал полковник. — Ну!
   Женщина и девочка выбрались наружу. Полковник резко вывернул во второй ряд и, слившись с потоком машин, стал быстро удаляться от места своего побега.
   Теперь у него были колеса. По крайней мере, на ближайшие пять минут, пока погоня не добежит до дороги, не обнаружит лежащее на обочине тело и не сообщит об угоне в горотдел, где немедленно введут в действие план перехвата автомашины «Жигули» серого цвета, номерной знак… Пять минут.
   Четыре.
   Три… Зубанов повернул «Жигули» в ближайший двор и бросил, загнав на тротуар. Здесь их искать будут долго. Уходя, он прихватил из салона чужую, скорее всего нокаутированного им водителя, куртку.
   На улице он заступил на проезжую часть и поднял руку. И тут же опустил.
   "Жигули». Нет, «Жигули» ему не подходили.
   И эти тоже.
   "Москвич». То, что надо.
   — Куда вам?
   — Двенадцатый километр Восточного шоссе.
   — Нет, туда не могу. Мне в другую сторону.
   — Плачу тройной тариф.
   — Ладно. Садитесь.
   Дожидаться двенадцатого километра полковник не стал. Гораздо больше ему понравился десятый.
   — Притормозите здесь.
   — Где?
   — Вот здесь.
   — Но мы не доехали.
   — Все равно.
   Вокруг не было никаких населенных пунктов или сооружений. Был небольшой лесок и кусты вдоль обочины дороги.
   — Вон туда, на проселок. У меня тропинка до дачи.
   — Я могу довезти.
   — Нет. Я же говорю — тропинка. Там только пешком.
   Водитель съехал на грунтовую дорогу, остановился и вопросительно посмотрел на пассажира.
   — Ах, деньги? — понял тот. — Извини, но денег у меня и нет.
   — Как нет? — не понял водитель. — Ты же говорил втрое.
   — Да я бы и вчетверо, но денег нет! Поиздержался. Так что платить за машину мне нечем.
   — За какую машину? — опять не понял водитель. Совсем ничего не понял.
   — За твою машину, которую я у тебя забираю. Сейчас забираю.
   — Такты… Водитель потянулся за гаечным ключом, спрятанным за сиденьем. Но взять не успел, оглушенный хорошо поставленным ударом в висок.
   Полковник вытащил тело водителя из машины, связал ему руки и ноги и оттащил в кусты. Раньше чем через несколько часов он развязаться не мог. А больше чем на несколько часов машина была не нужна.
   Зубанов вырулил с грунтовки, доехал до кольцевой дороги и по ней вокруг города до противоположного его края. Здесь его будут искать меньше всего. И меньше всего на этой, не похожей на объявленную в перехват машине. На «Москвиче». Вместо «Жигулей».
   Полковник проезжал мимо постов ГАИ, с удовлетворением наблюдая, как инспектора выуживают из транспортного потока и останавливают все «Жигули» серого цвета. И не обращают никакого внимания на прочие марки проносящихся мимо автомобилей. В том числе «Москвичи». В том числе на «Москвич», в котором сидел он.
   Дело было сделано — побег состоялся и следы были заметены. Только что делать дальше? Куда податься удачливому беглецу? Куда приткнуться? Чтобы на преследователей не наткнуться?
   Дома, вернее, в той квартире, что заменяет дом, наверняка посадят засаду. На случай возвращения блудного сына в родные стены.
   К той женщине, с которой он жил как с женой, — тем более.
   Уехать из этого города куда глаза глядят? А куда они глядят? И где их ждут? Кому может быть нужен скрывающийся от правосудия беглый подследственный?
   Кроме того, для путешествий по стране как минимум нужны документы и деньги. Которые были изъяты во время ареста.
   Ну и что делать? К кому прийти за помощью?
   Только разве к своим друзьям-однополчанам. За которыми далеко ходить не надо. Которые все здесь. Если, конечно, здесь после гибели Хозяина, которому они служили. Если здесь, то вытащат. Потому что вытаскивали из гораздо более серьезных переделок.
   Полковник остановился у уличного телефона-автомата. И набрал номер своего телефона. На котором теперь, по идее, должен был находиться его зам.
   Гудки, гудки, гудки.
   Неужели?..
   Тогда дежурного. Дежурный всегда на месте.
   Гудки.
   Гудки… — Слушаю. Голос был знаком.
   — Петр, ты?
   — Какой Петр? Кто это говорит?
   — Гриша это говорит! Хорошо тебе знакомый Гриша.
   — Григорий Степанович! — радостно воскликнул дежурный.
   — Просто Петя.
   — Я слушаю вас. Петя.
   — У меня тут небольшие неприятности. Были. Ну да ты знаешь.
   — Знаю.
   — Теперь я один не справляюсь. Мне помочь надо.
   — Конечно.
   — Жду вас на одном известном тебе месте. Где мы сразу два колеса прокололи и, пока его ремонтировали, пиво пили. Помнишь?
   — Помню.
   — Тогда жду через пятьдесят пять минут. Когда поедете — смотрите по сторонам. Там пейзажи интересные.
   — Понял. Понял! — И тут же по внутренней трансляции:
   — Всем внимание. Полный сбор… Через десять минут из ворот выехали три машины, набитые бойцами полковника Зубанова. Специально три. Чтобы было удобней наблюдать окружающие пейзажи.
   — Разошлись, — коротко сказал в переносную радиостанцию «замок», сидевший в первой машине.
   Машины разъехались веером на ближайшем перекрестке. И сошлись еще через три.
   — Ну что?
   — У меня все чисто.
   — У меня непонятно.
   — Что значит непонятно?
   — Были одни подозрительные колеса. «Пятерка» — «Жигули».
   — Номер?..
   — 25-17.
   — Ну-ка еще раз проверились.
   Машины вновь разошлись. И вновь сошлись.
   — Точно — «хвост». Вначале «пятерка», потом «семерка». Которая мелькала раньше.
   — Мы тоже видели «семерку».
   — Отрываемся.
   Машины набрали ход и завертели по улицам и переулкам города сложную, но хорошо отрепетированную карусель.
   — Я ухожу, — сообщил «замок».
   — Добро, командир. Мы прикроем.
   Головная машина выскочила из карусели, предоставив возможность оставшимся таскать за собой возможные «хвосты» хоть до вечера.
   — Покрутись еще на всякий случай, — приказал «замок».
   — Вроде все чисто.
   — Тогда поехали на место… Машина сделала два десятка противоречащих друг другу поворотов и подкатила к пивному киоску, возле которого однажды были проколоты сразу два колеса.
   — Вон он!
   Зубанов сидел в стороне на деревянном ящике и держал в руках уже почти пустую кружку с пивом. Вторую, аргументирующую его здесь присутствие, кружку.
   — Погуди ему.
   Полковник услышал сигнал и оглянулся. Из машины ему радостно улыбался его заместитель. Не подвели его бойцы.
   Полковник поставил на землю кружку и пошел к машине.
   — Прошу, командир, — широким жестом распахнул «замок» багажник с заботливо подстеленным на дно матрасом.
   — Плацкарта, говоришь?
   — Мягкая. И главное — безопасная. Полковник закинул в багажник ногу, другую и перевалился сам.
   — Бензином тут у тебя воняет, — недовольно сказал он.
   — Так ведь… — Ладно, поехали.
   "Замок» захлопнул багажник.
   Через четверть часа машина въехала в распахнутые ворота бывшего зубановского особняка. Сразу — в подземный гараж. А из гаража по узкой подземной галерее в схрон — вырытую на глубине десяти метров, обитую звукоизолирующим материалом, примитивно благоустроенную комнату. Изначально предназначенную для сокрытия заложников, а теперь вот… — Все, прибыли.
   Здесь полковника достать было невозможно. Здесь он был в безопасности. И даже не потому, что в зарытом глубоко под землю схроне. Потому что среди своих.

Глава 28

   В этой комнате было все — стол, стулья, кровать, шкаф для одежды, холодильник, плита для приготовления пищи, телевизор с видеомагнитофоном, книжные полки с книгами и журналами. За перегородкой унитаз, раковина и душ. В общем, все как в обычных квартирах или гостиничных номерах. Кроме отсутствующих окон и входной двери, которая представляла собой бронированный, с торчащими во все стороны рычагами люк. Вроде тех, что соединяют отсеки на подводных лодках.
   И кроме еще двух небольших помещений с обитыми толстой, пористой резиной стенами. Предназначенными для особо буйных клиентов.
   Полковник Зубанов лежал на вбетонированной ножками в пол койке. И ни о чем не думал. Наверное, впервые за многие месяцы. Просто лежал, тупо уставясь в потолок. Если можно назвать потолком бетонную плиту, покоящуюся на десять метров ниже уровня пола расположенного над ней здания.
   Он лежал так уже два дня, стараясь выключить назойливо скребущиеся в его голове мысли. Совсем исключить. Потому что изводить себя сомнениями и предположениями, не имея возможности ничего исправить, — глупо. И опасно. Тем более опасно, что находиться здесь самим с собой придется, возможно, несколько недель. Или даже месяцев. Придется столько, сколько потребуется для того, чтобы там, наверху, все успокоилось. Чтобы милиция нашла настоящего убийцу Хозяина. Или до покупки надежных ксив, если милиция никого не найдет.
   Полковник пододвинул к себе телефон и набрал двузначный номер. Трубку взяли. Значит, в помещении посторонних не было.
   — Что у тебя? — спросил Зубанов, не представляясь и никак не называя абонента, к которому он обращался.
   — Непонятно у меня.
   — Что такое?
   — Милиция была. С ордером на обыск.
   — Когда?
   — Утром. А ушли только сейчас. «Сейчас» было далеко за полдень.
   — Меня искали?
   — Тебя. Все, что возможно, перевернули. В том числе гараж.
   — Что говорят?
   — Говорят, ты убил своего работодателя. По мотивам мести за несправедливое увольнение.
   — Это старо. Что еще говорят?
   — Говорят, на винтовке обнаружены твои отпечатки пальцев.
   — Мои?!
   — Твои.
   А вот это было новостью. Причем пренеприятной. Если они пошли на искажение результатов экспертизы, то, значит, в заговоре против него замешаны высшие милицейские чины. Которым лично он ничего плохого не сделал. И которые просто так валить убийство на него не станут. Побоятся лишиться насиженных кресел.
   А раз так, то заказ спущен им с верхов. С самых верхов.
   Интересное кино получается! Вначале лишили Хозяина его главного охранника, потом, пользуясь его отсутствием, грохнули Хозяина, а теперь, прикрываясь его смертью, хотят подвести того охранника под расстрельную статью, отведя с его помощью подозрение от настоящего убийцы.
   Отчего вдруг и отыскались на металлических частях снайперской винтовки отпечатки пальцев, которых раньше не было.