Ильин Андрей. Настоящий полковник

   — Бросай оружие!
   — Я буду стрелять! — поднял, сунул в лица пистолет. Щелкнул предохранителем, переводя его в положение стрельбы. Характерный щелчок предохранителя должен был отрезвить, испугать их. Должен был убедить в серьезности его намерения. В готовности стрелять… Но нет! Не испугал. Не убедил.
   — Да пошел ты!
   Не желали бойцы выполнять угрозы вооруженного шантажиста. Что-то мешало им отойти в сторону, чтобы пропустить Зубанова к двери.
   Что? Самолюбие. Чувство долга? Страх перед наказанием?..
   — Я буду стрелять! — тоже спокойно, уже не срываясь на крик, сказал полковник.
   Выхода у него не было. В таком деле на полпути не сворачивают. Идут до конца. Теперь, желал он того или нет, он должен был стрелять!
   Вначале в стоящую перед ним толпу. Чтобы прикрыться от встречных выстрелов телом удерживаемого им бойца. Потом — в бойца, если он станет упираться. И, подтаскивая его живое или уже мертвое тело к двери, попытаться выскочить на лестничную площадку. Добежать живым — один шанс из тысячи. Но использовать его надо. Другого выхода нет.
   Полковник сделал шаг в сторону двери. Толкнул, заставил идти за собой, пленника. Этот шаг был очень важен. Этот шаг на шаг приближал его к выходу. Без потерь приближал. Потому что потом, когда все начнется, его придется брать с боем, рискуя жизнью.
   Бойцы стояли недвижимо. Не приближаясь, не отходя, не пытаясь незаметно вытащить оружие.
   Еще шаг? Может быть, они позволят сделать еще один шаг? Второй шаг. К спасению.
   Полковник отставил ногу, внимательно наблюдая за замершим противником. Потянул пленника. Тот почти не сопротивлялся.
   Еще?!
   Может быть, они его отпускают?
   Зубанов сделал еще один шаг.
   — Все, полковник. Дальше нельзя! — сказал командир.
   — Хотите драки?
   — Не пугай нас. Драки не будет.
   Полковник скосил глаза на дверь, до которой оставалось всего три шага. Если открыть стрельбу и подбежать к двери, не отпуская пленника, есть шанс успеть. Успеть открыть первую и вторую двери, прикрывшись чужим телом от выстрелов. Потом бросить его поперек порога, чтобы о него спотыкались, и выскочить на лестницу. А там… Там по обстоятельствам.
   — Не двигаться! — крикнул Зубанов, поводя пистолетом вдоль лиц. И попытался сделать еще один шаг. Но ему навстречу двинулся командир.
   — Вы очень пожалеете… — Назад!
   — Брось оружие! Командир не останавливался! Ну и значит!..
   Полковник быстро перевел дуло пистолета на приближающуюся фигуру и нажал на спусковой крючок.
   Раз.
   Еще раз!
   Негромко бухнули выстрелы.
   Полковник мгновенно повернулся и повернул пистолет к ближнему к двери бойцу.
   Результатами стрельбы он не интересовался. Потому что был в них уверен. Слишком близко была мишень. В бою на поверженных противников внимания не обращают. Обращают на живых, гораздо более опасных.
   Мушка уперлась в грудь бойца у двери.
   Выстрел!
   И быстро, боком и спиной к двери, продолжая стрельбу в стоящие вдоль стены фигуры.
   Почему-то стоящие… Не важно, некогда. К двери!..
   Впереди мелькнула щель света. И с металлическим лязгом и скрежетом ключа в замке дверь закрылась.
   Закрылась!
   Там, на лестничной площадке, кто-то был! Они оставили там бойца!
   Полковник растерялся. Но стрелять не перестал. Снова нажал на спусковой крючок. Теперь уже все равно. Теперь надо продать жизнь подороже. Как можно дороже!
   Выстрел!
   Выстрел!
   И, отпустив, толкнув вперед пленника, из второго пистолета.
   Выстрел!
   Выстрел!
   Чтобы дороже… Клацнул отбитый назад затвор, выбросив гильзу последнего отстрелянного патрона.
   Тишина Кто-то, подошедший сбоку, обхватил пальцами ствол левого пистолета, наклонил, упер его в пол.
   Выстрел!
   Кто это? Кто успел… Полковник скосил глаза.
   Кто?!!
   Пистолет выворачивал и клонил книзу командир. Тот, в которого с расстояния двух метров были выпущены две пули.
   Командир?!
   — Бросай оружие, — сказал он.
   Подходили, приближались со всех сторон бойцы.
   Живые бойцы! Все живые! Все до одного!
   «Бронежилеты! — догадался полковник. — Они надели бронежилеты! Дурак! Как он не понял. Бронежилеты! Надо было стрелять в головы…»
   Но тут же заметил расстегнутую на одном из бойцов рубашку. Увидел голый торс. Без всякого бронежилета!
   Как же… Как же так?..
   Командир вырвал у него из рук пистолеты. Освободил пленника. Взглянул ему в лицо.
   — Жив?
   — Как будто.
   — Не помял он тебя?
   — Есть маленько. Но вообще-то, я думал, будет хуже.
   — А Петро?
   — Жив я, — подал голос поднявшийся с пола боец. Тот, что был нокаутирован возле туалета. Которому хватило одного удара. Хватило… Одного… Полковник внимательно оглядел командира, пытаясь найти на его теле следы пуль. Даже если бронежилет… Все равно должны быть следы! Рваная одежда, следы пороха… Должны! Но нет! Ни одного.
   — Как же… Если я… — думая про себя, вслух сказал Зубанов.
   — Дурак ты, полковник.
   Командир дослал последний, оставшийся в обойме пистолета патрон в ствол, поставил против него ладонь левой руки и нажал на спусковой крючок.
   Бухнул выстрел. Негромко. Как и все предыдущие. Не так, как по идее должен был ахнуть в замкнутом пространстве коридора.
   Не так. Тише.
   В ладонь вытянутой руки ударили порох и какие-то непонятные ошметки. Может быть, даже и больно ударили. Но не смертельно.
   — Все ясно? Патроны были холостые.
   Холостые… Именно поэтому, когда даже в упор… Холостые!
   Он не мог никого убить, потому что патроны в пистолетах были холостые!
   Но когда они могли? Когда успели подменить их? Ведь они не могли знать, когда он решит бежать. Как они догадались, что он?..
   А зачем им было догадываться? Им не надо было догадываться! Потому что они знали когда! Они сами запланировали его побег, создав для него идеальные предпосылки. На которые он клюнул. На которые попался, как последний идиот. Два человека… И один у телевизора… Верно сказал командир — дурак он. Непроходимый дурак!
   — Вы все поняли? — спросил командир. Полковник кивнул.
   — Да. Это была инсценировка. Мы ушли покурить во двор. Оставшиеся спровоцировали вас на нападение. Патроны были холостые. Остальное вы знаете. Так что вы ошиблись, полковник; Сильно ошиблись.
   — Ошибся.
   — Но все же успели натворить тут дел. Ребят чуть не покалечили. Вы понимаете, о чем я говорю? И к чему клоню?
   — Догадываюсь.
   — Тогда вы должны понять нас. Долг платежом красен. Петро!
   Вперед выдвинулся нокаутированный боец. Вернее, даже не нокаутированный, изобразивший нокаут. Но все же получивший в челюсть обидный удар. Неотомщенный удар.
   — Это я, полковник.
   — Вижу.
   — А ты не верил! Когда я тебя предупреждал. Когда говорил, что ты пожалеешь. Очень скоро пожалеешь. И очень сильно. Помнишь такое?
   — Помню.
   — Тогда — не обессудь.
   Боец подошел, снял, сбросил на пол пиджак.
   — Готовься, полковник.
   — Эй, погоди!
   — Что?
   — Только ты помни, что я тебя бил несильно.
   — Врешь, полковник. Ты бил, как хотел. А хотел — наповал. Это просто у меня челюсть крепкая, тренированная. Становись, полковник.
   Ну, становиться так становиться. Раз так просят… Удар.
   Темнота перед глазами и падение навзничь на пол там, где стоял.
   Нокаут. Действительно, нокаут. Без подыгрывания.
   — Ты его случайно не того, не убил?
   — Нет. Я вполсилы. Минут через пять очухается.
   Через пять минут полковник открыл глаза. И сел на полу.
   — Все? — с надеждой спросил он.
   — Нет. Претензии не исчерпаны. Есть еще желающие подать иск.
   — Кто?
   — Я.
   Ну правильно. Так и должно было быть. Одного бил. Другого душил и тыкал в рот пистолетом. Вот дурак! Знал бы… — Душить меня будешь?
   — Нет. Это лишнее.
   Удар!
   И снова непроглядная темнота нокаута.
   Потом полковника били и пинали ногами все прочие желающие. Били несильно, так, чтобы ничего не сломать. Но больно, чтобы впредь неповадно было.
   Потом окатили из помойного ведра холодной водой.
   — Готово. Очухался.
   — Ну что, дышишь, полковник?
   — Это все?
   — А что, ты еще хочешь? Если хочешь — мы с полным вашим удовольствием.
   — Нет, спасибо.
   — Ну, тогда — разойдись.
   Бойцы вышли из комнаты. Все вышли.
   — Вставайте, полковник, — подал руку командир. Снова перейдя на «вы».
   Ну, значит, точно — экзекуция закончена. Раз на «вы».
   Помог встать, помог смыть в ванной кровь.
   — Крепко вы меня.
   — Могло быть хуже. Вы ведь тоже… ребят обидели. Полковник вытерся. Взглянул на себя в зеркало. Били аккуратно, с учетом дальнейшего использования пострадавшего. Лицо почти не тронуто. Переломов нет. Даже ребра целы. А вот что касается не видных под одеждой синяков и кровоподтеков… — Зачем? Зачем вам все это надо было? — спросил полковник. — Провоцировать меня… — Надо было. Чтобы вы больше не помышляли о побеге.
   — Вы думаете, поможет?
   — Поможет. Ведь вы не будете знать, каким будет ваш следующий побег — настоящим или инсценировкой. И не будете знать, какие вам достанутся патроны.
   — И что, каждый новый побег вы будете бить меня сильнее?
   — Будем сильнее, — серьезно подтвердил командир. — С каждым разом все сильнее и сильнее. А если вы во время побега случайно кого-нибудь покалечите — переломаем все кости. И в конечном итоге убьем.
   "Эти выполнят свое обещание, — понял полковник. — Эти — убьют».
   Но не это страшно. Вернее, не только это. Не одни лишь переломанные кости, отбитые внутренности и смерть. Но еще и позор. Участие в разыгрываемой помимо твоей воли комедии. Когда ты играешь всерьез, а все вокруг тебя потешаются, потому что в отличие от тебя знают финал пьесы.
   Вот что обидно и страшно. Вот что удерживает на месте надежней любых кандалов и колодок! Невозможно готовить побег, подозревая, что это не побег, а водевиль, придуманный до тебя и за тебя. Водевиль, за игру в котором тебя будут жестоко бить и будут убивать.
   Ну чем не поводок для любителей бега на дальние дистанции?
   Идеальный поводок!
   Неодолимый поводок!..

* * *

   — Что у вас?
   — Дополнительная информация по операции «Полковник».
   — Что там приключилось?
   — Ничего особенного. Мы закончили профилактические мероприятия по психологическому подчинению агента Шакал.
   — Каков результат?
   — Положительный. Шакал получил серьезную прививку. Он готовился к побегу, мы организовали ему побег. Очень неудачный побег. Теперь мы гарантированы от сюрпризов с его стороны. Он стал ручной.
   — Надолго стал?
   — До конца операции.
   — Вы в этом уверены?
   — Уверен. Он морально надломлен. Он не рискнет вновь оказаться в ситуации, которую пережил.
   — Но он может отказаться сотрудничать. Раз вы отняли у него надежду.
   — Надежду отнять невозможно. Особенно надежду на жизнь. Он будет работать. Так как будет продолжать надеяться. Я думаю теперь — еще больше, чем раньше.
   — Почему больше?
   — У него появились новые мотивы для сохранения жизни. Кроме инстинкта самосохранения.
   — Какие?
   — Месть! Он потерпел поражение и теперь жаждет реванша. Отказ от сотрудничества равен для него смерти. А смерть — отказу от мести.
   Он не откажется от мести. Он будет мстить. И, пока будет готовиться к мести, будет работать. Будет работать на нас.
   — Тогда форсируйте операцию. Мы должны закончить ее не позже, чем через две недели.
   — Но по плану — через три.
   — План пересмотрен. Вы должны завершить работу за две недели.
   — Но… — Повторите приказание.
   — Операция должна быть завершена в двухнедельный срок.
   — Вы все правильно поняли. Выполняйте.
   — Есть выполнять!

Глава 47

   — Торопитесь, полковник. У нас очень мало времени!
   — Когда выезжать?
   — Через сорок пять минут.
   — Почему вы предупредили меня так поздно?
   — Мы сами только четверть часа назад узнали.
   — Что узнали?
   — Что объект прибыл на место. Четверть часа назад.
   — Кто он?
   — Номер четыре.
   Четвертым в списке приговоренных был известный в городе бизнесмен. Как и все прочие, участвующий в дележе наследства покойного Боровицкого. И претендующий на немалую его часть.
   Ну вот и до него очередь дошла. Только почему-то не вовремя… — Почему сегодня? Мы должны были работать четвертого через два дня. Почему такая спешка?
   — Потому что погоняют.
   — Начальство?
   — Обстоятельства.
   Значит, начальство. В обстоятельства полковник не поверил. У мелких сошек, вроде этого командира, обстоятельств не бывает. Бывают только приказы. Разрешающие. Запрещающие. И погоняющие.
   В этом случае был, по всей видимости, погоняющий.
   А зачем начальству вдруг погонять исполнителей? К торжественной дате отрапортовать? Так вроде это теперь немодно. Красных дат не осталось. Кроме дней рождений непосредственных начальников.
   Тогда зачем? Непонятно. Совершенно непонятно… — Ну что же вы, собирайтесь. Собирайтесь, полковник, — поторопил командир.
   Что безработному полковнику собираться — только подпоясаться. Ременной сбруей через грудь и плечи, под кобуру скрытого ношения… Готов полковник! Как говорится, к труду и обороне! Особенно к обороне. В первую очередь к обороне.
   В соседней комнате шумно, топая и переговариваясь, собирались бойцы.
   Интересно, что будет на этот раз? Дело? Или инсценировка? С последующим воспитательным мордобоем. Если он поддастся на провокацию… В дверь заглянул командир.
   — Ну как вы?
   — Я почти готов.
   — Что значит — почти?
   — Осталось оружие.
   — Оружие — на месте. И не дай вам бог… Это понятно. Бог далеко, а его наместники здесь, на земле. Вот эти вот бравые ребята. Взявшие на себя право казнить и миловать. Вернее, только казнить, потому что миловать вряд ли… — На выход!
   Полковника обступили телохранители. Которые должны были его не столько хранить, сколько стеречь.
   — Быстрее!
   Сбежали по лестнице вниз, на первый этаж. На выходе приостановили бег, пошли неспешно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Изображая гуляющих приятелей, прошли в соседний двор. С интервалом в одну-две минуты на улицу вышли остальные бойцы.
   На этот раз все сели в один микроавтобус.
   — Куда едем? — спросил водитель.
   — В магазин.
   В какой магазин? При чем здесь магазин?.. Машина остановилась возле небольшого магазина одежды.
   — Валера.
   — Я! — привстал Валера с сиденья.
   — Сходи. Ты на него вроде похож.
   — Как я? Я в этих модах вообще ни фига не соображаю.
   — Мы все не соображаем. А ты похож. Вот деньги. Да смотри там не увлекайся.
   — Может, лучше мне сходить? — предложил свои услуги Зубанов. — Я могу. И тоже похож… — Нет, вам нельзя. Это дело наше. Вон — Валеры. Чего смотришь? А ну — шагом марш!
   Валера взял деньги. Прошел в магазин. Вернулся быстро. Буквально через несколько минут.
   — Вот, — протянул сверток.
   — Ты как его выбирал?
   — По цене. Этот — самый дорогой.
   — Я же говорил — не увлекайся.
   — А как я иначе выберу? Кабы это камуфляж… — Эх, Валера!
   — Ну… — Ты его хоть примерял?
   — Я? Нет. Зачем мне мерить? Я же носить его не буду.
   — А как же?… — Я попросил костюм для себя. Продавцы принесли. Сказали, что этот будет впору.
   — Ну Валера… — Чего Валера? Я же сказал, что не понимаю в гражданском обмундировании. Кабы вы меня послали пистолет купить… — Примерьте, — протянул командир сверток полковнику.
   В свертке был костюм. Вполне приличный костюм.
   — Зачем мне? У меня свой есть.
   — Ваш не подойдет. В вашем вас туда не пустят.
   — Куда не пустят?
   — Туда, где вам предстоит работать. В ресторан. В ресторан «Вечерний», где в настоящий момент находится Четвертый номер. И где вы, попав туда в своем нынешнем виде, привлечете всеобщее внимание. Что ни вам, ни нам ни к чему.
   — В сценарии о ресторане речь не шла.
   — Значит, нам придется работать без сценария.
   — Почему?
   — Он съехал с квартиры, под которую писался сценарий. Не исключено, что по соображениям безопасности.
   — Почему вы так считаете?
   — Он съехал оттуда сразу после гибели братьев Заикиных.
   — Куда?
   — В загородный коттедж. Где достать его будет затруднительно. В отличие от ресторана. Так что поторапливайтесь. Он заказал уже второе.
   Полковник, задевая головой крышу микроавтобуса, снял пиджак и брюки.
   — Кобуру тоже снимите. Кобура вам не нужна.
   — А пистолет?
   — Я же сказал, пистолет будет на месте. Полковник надел новенький, только что принесенный из магазина, костюм.
   — Ну что, подошел? Менять не надо?
   — Не надо.
   Костюм был действительно впору.
   — Тогда поехали в ресторан. Объект занимает дальний от входа столик. Возле самой стены. Он не один, с дамой. Телохранители рядом, за соседними столиками, — инструктировал на ходу командир. — Вы расположитесь справа от него через проход. За седьмым от входа столиком.
   — Как я его узнаю?
   — На нем стоят две солонки.
   — Когда начинать работать?
   — Когда будет удобно. Это решать вам.
   — Я буду работать один?
   — Да. Но в зале будете не один. Там находятся наши люди. И у парадного и у служебного входов. Так что… Это понятно. Насчет людей у парадного и служебного входов. Непонятно, отчего они с таким маниакальным упорством заставляют его работать соло, толкая на чужие пистолеты. Могли бы помочь, раз все равно сидят в зале… Иначе зачем им быть там, где работают другие, а они палец о палец… Впрочем, это тоже понятно. Засвечивают его физиономию на месте преступления. Оставляя свои в тени. Чтобы показания случайно видевших его свидетелей увели официальное следствие и подозрения потенциальных жертв по ложному следу. От них увели.
   Создают образ мстителя-одиночки, который действует на свой страх и риск. И тем очень удобен всем. И друзьям. И врагам. И которого в конце пути непременно шлепнут. Те или другие Те — на месте последнего преступления. Другие — по дороге в КПЗ, даже не успев допросить.
   Так?
   Так! Совершенно так!
   Потому они и не боятся подставлять его под смерть. Раз после все равно… С каждым новым днем, с каждым новым покушением жалеть его будут все меньше и меньше. Теперь жалеют наполовину. Потому что свои функции он выполнил тоже примерно наполовину. Потом будут жалеть на треть. На четверть… Потом совсем не будут.
   Так что хочешь не хочешь, работать придется в одиночку. И умирать — в одиночку. Не сейчас. Но скоро. Возможно, очень скоро.
   — Все, можно идти.
   — А оружие?
   — Оружие на месте. В книге, лежащей на стуле. Идите, полковник. Времени осталось мало. Он уже ест второе… Полковник вышел из машины и, привыкая к новому своему обличью, двинулся к входу в ресторан. От двери ему приветливо улыбнулись два курящих на крыльце сигареты мужчины.
   Уже обложили. Как бешеного волка. Со всех сторон.
   Улыбнулся в ответ. Зашел в ресторан. Огляделся, как должен был бы оглядеться вновь вошедший посетитель. Который искал пустой столик. Этот сделал то же, хотя столик ему искать не надо было.
   Ах, ну да, вон и место свободное.
   Прошел до столика. На котором по недоразумению были выставлены две солонки. Отодвинул стул. Сел.
   Почувствовал, как на нем сошлись, сконцентрировались взгляды сидящих недалеко телохранителей. Скользнули по телу. Остановились на карманах брюк и пиджака, на подмышках, разыскивая утолщения, указывающие на наличие оружия.
   Бдительные. Пожалуй, надо их успокоить Полковник расстегнул, снял пиджак, повесил его на спинку стула. Повернулся и так и эдак, демонстрируя свое тело.
   Ну что, успокоились?
   Телохранители опустили взгляды в тарелки. Гражданский мужик в рубашке интересовать их перестал.
   Телохранители были любителями. Или просто ротозеями. За время многолетней спокойной жизни утратившими нюх на опасность. Они ограничились одним осмотром незнакомца и, убедившись, что у него не может быть оружия, успокоились Полковник брезгливо смахнул со скатерти несколько крошек и заметил на ближнем стуле забытую кем-то книгу. Дотянулся. Поднял ее. Книга была большого формата. Была толстая. И была тяжелая.
   Полковник из любопытства перелистнул несколько страниц.
   В начале второй главы он увидел вложенный в фигурно вырезанное углубление пистолет. И рядом точно так же углубленную в страницы запасную обойму.
   Вот и оружие. О котором не догадываются телохранители.
   Принесли еду. Какую — полковник даже не понял. Но, наверное, ту, что он заказал, ткнув пальцем в меню. Полковник ел, тыкая вилкой в тарелку, но вкуса не чувствовал.
   Объект заканчивал трапезу. Объект кушал десерт. Еще пять-десять минут — и он должен был уйти. Или не уйти… — Я хочу еще мороженого! — заявила дама.
   — Еще мороженого! — крикнул один из телохранителей. И тут же еще раз. Громче:
   — Слышь, ты, в белом, давай мороженого сюда! Быстро!
   Через минуту от кухни, пересекая зал, мелкой рысью побежал официант с подносом. Чтобы донести заказ до места, он должен был пройти мимо столика, где сидел полковник. Совсем рядом пройти.
   А что, если… В момент, когда он перекрывает… Тогда можно… Официант приближался. Полковник потянулся к книге. Теперь все должны были смотреть на официанта. Он в отличие от всех прочих двигался. Движение всегда привлекает внимание. Особенно внимание охраны. Движение таит в себе потенциальную угрозу.
   Сейчас все смотрят на официанта… И не смотрят на посетителя, увлеченно жующего котлету.
   Официант почти добежал до столика полковника. И на мгновение закрыл его от взгляда охранника, сидевшего в стороне, чуть ближе к двери.
   Теперь надо было действовать быстро. Очень быстро!
   Полковник, не поворачиваясь и никак не привлекая к себе внимания, открыл книгу и выбросил на руку пистолет. Он был изготовлен в стрельбе… — Мороженое! — радостно заорала девица. Но мороженого не дождалась. Полковник выдвинул в проход ногу под ногу идущего официанта и сильно толкнул ее вперед.
   Тот споткнулся и, потеряв опору, полетел вперед, метнув поднос с мороженым на стол. Телохранители разом вскинулись, обернулись на рухнувшее в проход тело.
   Пора!
   Теперь его движение никого не насторожит. Теперь оно аргументировано испугом и желанием помочь упавшему официанту.
   Полковник, реагируя на звон падающего подноса, обернулся, встал, развернулся корпусом в сторону объекта.
   И, вскинув пистолет, выстрелил! Точно в лоб повернувшемуся в сторону официанта объекту. Просто объекту. Не человеку, не мужчине — объекту. Обезличенному, как киногерой на экране телевизора.
   Тот от страшного удара в лицо откинулся назад головой. Бывшая с ним дама открыла рот, но еще даже не закричала. Еще не закричала. Потому что должна была закричать через несколько мгновений.
   Полковник перевел пистолет в крайнего и потому наиболее опасного для него телохранителя и нажал на спусковой крючок.
   Выстрел!
   И тут же давящий на перепонки и на психику охраны крик:
   — Лежать! Убью!..
   Один телохранитель рухнул вниз, даже не попытавшись выхватить оружие. Он оказался слаб в коленках. Он хотел жить любой ценой. Даже ценой предательства охраняемого им лица.
   Двое других отпрыгнули в сторону и нырнули руками за отвороты пиджаков.
   Эти были профессионалами, хотя и расслабились за годы покоя. Хотя и проморгали подход убийцы. Эти были бойцами!
   Полковник выстрелил в одного и увидел, как пуля прошила ему плечо, вырвав сзади, на спине, клок ткани.
   Он отшатнулся и упал. Теперь он был безопасен. Раненые охранники выбывают из игры. Потому что работают не за совесть, а за деньги. Только за деньги, которых жизнь не стоит. Теперь он до приезда «Скорой помощи» будет лежать смирно.
   Второй телохранитель успел выхватить пистолет, но не успел его взвести, не успел дослать патрон в ствол. Они не ждали нападения. Уже много лет не ждали! И потому отвыкли носить оружие в положении «к бою».
   Второй телохранитель получил пулю в грудь. И упал, прикрывая рану руками.
   Дело было сделано. Путь назад свободен.
   Полковник, не убирая пистолета, попятился. Через несколько шагов, одной рукой прикрыв лицо, другой тыкая пистолетом в лица посетителей ресторана, повернулся и побежал к двери, ведущей на кухню.
   — Всем сидеть! Сидеть, я сказал! Или буду стрелять!
   Сидящая за столиками публика испуганно отводила глаза. Кое-кто сползал со стульев под столы.
   До двери осталось несколько метров, когда сзади раздался выстрел! И тут же еще один.
   Одна пуля впилась в стену, чуть левее бока полковника. Вторая горячо ударила сзади в ногу, чуть повыше колена. Зубанов схватился левой рукой за рану и повернулся.
   Стрелял раненный в плечо телохранитель. Который должен был лежать тихо до приезда «Скорой помощи». Но лежать не стал. Стал стрелять вслед убегающему киллеру, не боясь себя обнаружить. Ставя работу выше жизни.
   Полковник развернул пистолет и сделал три подряд выстрела в сторону телохранителя. Третья пуля достигла цели. Телохранитель выронил пистолет и тихо сполз на пол.
   Но до того он успел выпустить две пули. Одна взвизгнула у полковника возле правого уха, ударив в стену. Другая ожгла шею. Горячая кровь потекла на рубаху, на воротник пиджака. Судя по всему, телохранитель имел опыт боевых действий, потому что не боялся посвиста пуль. И, даже будучи раненным, он, открытый встречным пулям, продолжал стрелять!