Ильин Андрей. Настоящий полковник

   Теперь за тылы можно было не беспокоиться. Теперь надо было уходить. Как можно быстрее. Пока к месту преступления не подъехала вызванная ресторанной обслугой милиция.
   Полковник толкнул дулом пистолета дверь. Подволакивая раненую ногу, побежал по коридору. Запасной выход должен был быть там, в конце коридора, слева.
   Официантки и какие-то люди в белых халатах и колпаках жались вдоль стен, испуганно отодвигаясь от идущего им навстречу человека с пистолетом, оставлявшего на полу густые капли крови.
   — С дороги! Все с дороги!..
   Высовывавшиеся из дверей головы мгновенно скрывались назад.
   — Убью! Кто встанет на моем пути — убью! Полковник шел медленно, неровно, качаясь от стены к стене. Из раны на ноге толчками выхлестывала на брюки, на ботинки, на пол кровь. В голове шумело. На глаза наплывала серая непроницаемая темнота. Рассеивалась. И тогда полковник видел стены, пол. Видел лишенные четких очертаний, стоящие с поднятыми руками фигуры. Снова наплывала, и тогда полковник не видел ничего.
   — Убью… Кто шевельнется… "Кровь… Уходит кровь… Надо остановиться и перевязать ногу жгутом. Разорвать рубаху и перевязать», — думал он.
   Но останавливаться было нельзя. Некогда… Полковник шел, привалившись плечом к стене. Стена не давала ему упасть. И помогала выдерживать направление. К двери… К входной двери. Где в пятидесяти метрах, за забором, его ожидала машина.
 
   Но полковник до двери не дошел. Упал, сполз по стене на пол. Секунду лежал. Потом встал на четвереньки и, передвигая руки и ноги, пошел.
   — Надо забрать у него пистолет, — крикнул кто-то сзади.
   — Стоять! — хрипло прошептал полковник. — Всем стоять!
   И, подняв пистолет, выстрелил.
   Гулким эхом выстрел прокатился по коридору. Испуганно завизжали женские голоса.
   — Вот… так… — сказал полковник. И пошел, пополз к уже видимой двери.
   — Сейчас… Сейчас… Но упал в трех шагах от порога, ударившись головой о пол.
   — Готов, — сказал кто-то.
   Работники ресторана приблизились. Вперед выдвинулся штатный ресторанный охранник.
   — Дайте что-нибудь длинное, — попросил он.
   — Что?
   — Ну что-нибудь, палку, метлу, швабру. Повара подали длинную поварешку.
   — Это подойдет?
   — Подойдет.
   Охранник дотянулся до лежащего тела поварешкой, ткнул его в бок.
   Полковник молчал. Он ничего не чувствовал.
   — Сейчас милиция приедет. Я вызвал, — сказал охранник. — Надо забрать у него пистолет. Пока он не очнулся.
   Сделал шаг вперед. Потянулся. Вырвал из безвольных пальцев пистолет. Сразу оживился.
   — Вот сволочь! В посетителей стрелял! Сейчас мы его.
   Пнул тело в бок.
   — Надо его перевернуть. Посмотреть в карманах документы. И перевязать, чтобы до милиции не помер.
   Сзади зазвучали быстрые уверенные шаги. Два молодых человека раздвинули подступившую толпу. На лица их, по самые подбородки, были натянуты шапочки с прорезями для глаз.
   — Не надо искать документы. И перевязывать не надо, — сказали они.
   — Как не надо? — удивился охранник.
   — Так не надо. Мы его сейчас в больницу отвезем. Там это лучше сделают.
   — На чем отвезете? — подозрительно спросил охранник.
   — На машине. У нас машина за углом.
   — А документы у вас есть? Чтобы личность удостоверить?
   — Есть, — успокоили парни.
   — А посмотреть можно?
   — Можно.
   Охранник оглянулся на замершую толпу и, изображая единственного знающего, что делать, человека, подошел к парням.
   — Прошу!
   — Пожалуйста, — сказал один из парней. И сунул руку во внутренний карман пиджака. Охранник приблизился. Проследил движение руки.
   — Ну.
   — На — бери, — сказал парень.
   И, вытащив руку, ударил охранника в удобно подставленное лицо. Охранник без звука сел на пол. Толпа ахнула.
   — Всем тихо! — сказал парень. Все затихли.
   — Бери!
   Парни подхватили бездвижное тело полковника под руки и быстро понесли к выходу. Возле крыльца стояла легковая машина. С закрытыми картоном, оторванным от упаковочных коробок, номерами.
   Полковника толкнули на заднее сиденье.
   Где-то недалеко зазвучали милицейские сирены.
   — Поехали! Скорее!
   Машина сорвалась с места. Через три квартала завернула во двор. Бывшие в ней люди не спеша вылезли и так же не спеша перешли через проходной подъезд к другой машине.
   — Ну ты где набрался так? Дядя Паша? Мы тебя ищем… — громко говорили парни, придерживая под руки потерявшего сознание немолодого мужчину. — Ну давай еще немного. Сейчас домой поедем… — Что случилось? — с тревогой спросил водитель, видя, как к машине подволакивают полковника.
   — Полковника ранили. Пришлось его выручать.
   — Раскрылись?
   — Раскрылись.
   — Плохо!
   — Знаем, что нехорошо.
   — Вы хоть в масках были?
   — В масках.
   — Ладно, поехали. Дома разберемся… Машина выехала со двора.
   Полковник лежал на заднем сиденье, привалившись головой к плечу одного из сопровождающих.
   Другой, согнувшись, перетягивал Полковнику импровизированным жгутом ногу выше раны.
   — Ну как он?
   — Плох. Крови много потерял.
   — А кость?
   — Не знаю. Обломков не видно. Но рана здоровая. Может, и задело.
   — Куда едем? В больницу? — спросил, оборачиваясь, водитель.
   — Ты что, с ума спятил?! В какую больницу? Если в больницу, то уж лучше сразу в милицию. Они же знают, что он ранен. И будут его по всем медпунктам разыскивать. Домой едем!
   — А если он помрет?
   — Ну значит, помрет!
   — А может, не помрет. Приедем, перевяжем, промедол вколем… Может, и выкарабкается… Полковник покачивался в такт машине, бился головой о чужое плечо. И ни о чем не думал. И ничего не чувствовал. Кроме вспышек боли, доходящих из внешнего мира сквозь пелену отключенного сознания.
   Кончилась война для полковника. Похоже, совсем кончилась…

Глава 48

   — Соедините меня с генералом Федоровым. Генерал Федоров?
   — Так точно!
   — К вам выезжает ревизор.
   — Какой ревизор?
   — Обыкновенный. Специального контрольно-ревизионного отдела Министерства обороны.
   — Зачем?..
   — Затем, зачем ездят ревизоры. Для проверки финансово-хозяйственной деятельности вашего подразделения за текущий и предшествующий период.
   — У нас была недавно проверка.
   — Вы боитесь ревизии?
   — Никак нет! Мне нечего бояться. Просто не люблю, когда моих людей отвлекают от дела.
   — Ничего. Потерпят.
   — Когда прибудет ревизор?
   — Он уже прибыл. Он находится на КПП. Уже десять минут. Позаботьтесь, чтобы дольше он не ждал.
   — А заранее предупредить было нельзя? Чтобы мы пропуск выписали.
   — О ревизорах заранее не предупреждают. До свидания.
   Генерал поднял трубку.
   — Семенов? Это ты? Генерал Федоров говорит.
   — Так точно, товарищ генерал.
   — У тебя там на КПП посторонние есть?
   — Так точно. Есть один в гражданском.
   — Что он делает?
   — Ничего. Сидит.
   — Просто сидит?
   — Просто. Зашел, сел и сидит.
   — А что сказал, когда зашел?
   — Сказал, что его должны пропустить через десять минут.
   — Так и сказал?
   — Да, точно так.
   — Ну тогда пропусти его.
   — А пропуск?..
   — Пропуска пока нет.
   — Тогда нет, не могу. Не положено, товарищ генерал.
   — Да ладно тебе бюрократию разводить. Пропусти, я сказал. Проверь его документы — и веди ко мне. Я пропуск позже оформлю и подошлю тебе. Через десять минут ревизор был в кабинете.
   — Здравствуйте, — поздоровался он.
   — Здравия желаю! — ответил генерал подчеркнуто официальным тоном.
   — Я прислан к вам… — Я знаю зачем. Что вам требуется для работы?
   — Мне нужен отдельный кабинет. И нужна финансовая и материально-техническая документация за этот и прошлый год. В полном объеме.
   — Но это… Это было почти тридцать килограммов бумаги.
   — Спасибо, — поблагодарил ревизор. И открыл первую страницу первой папки… Чтобы через неделю закрыть последнюю страницу последней… — Мне нужно задать вам несколько вопросов по вновь открывшимся мне в результате проверки фактам. Вы не против? — спросил он генерала Федорова.
   — Против! — ответил тот. — Но от вас все равно не отвязаться. Так что давайте. Терзайте… — Тогда вопрос первый. Я обнаружил перерасход имущества по следующим позициям: питание на 25 процентов… — Мои люди на боевых есть должны.
   — Но существуют нормы отпуска продуктов питания, рассчитанные на одного бойца в сутки и утвержденные приказом министра обороны от… — Для кого утвержденные?
   — Для бойцов… — Для бойцов пехоты. А у меня спецы. Я не могу кормить разведчиков пехотным пайком! Пехота на бэтээрах ездит. А мои ребята на брюхе ползают. По полста километров в сутки. С полным боекомплектом. Они с такого пайка богу душу отдадут, до объекта не добравшись. А добравшись, не цветочки будут собирать. Драться будут! С противником, которого знаете как кормят? На убой кормят. Вот, полюбопытствуйте, меню солдата бундесвера… — Меня не интересует меню иностранных армий. Меня интересует перерасход по статье «питание личного состава».
   — Крючкотворы… — Что?
   — Ничего. Что там у вас еще?
   — Пункт два. Перерасход боеприпасов к стрелковому оружию. В том числе патронов калибром 7, 62 к автомату… — Опять по нормам моторизованного взвода?
   — Нет. По нормам разведроты.
   — Но мы не разведрота. Мы спецы!
   — В нормах отпуска материально-технических средств нет, как вы выражаетесь, спецов. Есть нормы, предусмотренные для разведвзводов, разведрот. Чем вызван перерасход боеприпасов?
   — Боевой работой вызван.
   — В каком смысле?
   — В прямом. Когда приходится стрелять больше, чем предписано вашими приказами.
   — Почему больше?
   — Потому что жить охота.
   — Но это не соответствует утвержденным нормам расхода боеприпасов, предусмотренных для… Ну и ревизия… Всем ревизиям — ревизия! Уж сколько их было на веку генерала Федорова, но ни разу никто его не расспрашивал по поводу перерасхода боеприпасов. И уж тем более перлового концентрата и тушенки.
   Странная ревизия. Очень странная… — Теперь по третьей позиции. Гранаты «РГД».
   И гранаты «Ф-1».
   — Тоже перерасход?
   — Перерасход. Который вам тоже предстоит объяснить.
   — Взорвались они. Гранаты.
   — Почему взорвались?
   — Потому что гранаты.
   — Это необходимо подтвердить.
   — Осколки принести? По весу? Я пошлю личный состав. В Африку.
   — Куда?!
   — В Африку. Гранаты взорвались в Африке. Но если очень надо, мы можем сбегать… — Вы меня неверно истолковываете. Я не говорю об осколках. Но должен быть акт на списание боевых гранат… — Что «должен быть»?
   — Акт списания материальных ценностей с указанием причины их утраты. Ну, допустим, износ, пожар или выход из строя в результате стихийных бедствий, небрежного обращения материально подотчетных лиц или иных обстоятельств.
   — С гранатами небрежного обращения?
   — В том числе с гранатами.
   — Тогда, извините, виновных подотчетных лиц не будет.
   — Я так понимаю, вы не хотите помочь проведению ревизии?
   — Напротив. Я хочу уяснить, каким образом я должен списывать взорванные гранаты. До взрыва? Или после взрыва?
   — После. Вы должны составить акт об утрате казенного имущества с указанием причины утраты. И завизировать акт подписями виновного лица и двух свидетелей, присутствовавших при факте утраты.
   — И все?
   — Да, все. Такого документа для принятия руководством решения о списании подотчетного имущества будет достаточно.
   — Слава богу!
   — Что — слава богу?
   — Что акт печатью заверять не надо. Противника. Который может подтвердить факт использования гранат.
   — Зря вы так.
   — И вы тоже зря. Так… Через два дня генерал Федоров был ознакомлен с приказом об отстранении генерала Федорова от должности в связи с «допущенными в вверенных ему подразделениях нарушениями норм отпуска и расхода боеприпасов и продуктов питания…».
   Так вот почему ревизия… Генерал вышел рапортом на непосредственное начальство.
   — Ничего не могу сделать, — развело руками начальство, — перерасход боеприпасов и продуктов питания. А с этим теперь строго.
   — С чем строго?
   — С перерасходом боеприпасов. Сам знаешь, оборонку развалили, и теперь каждый патрон в стране на счету. И каждая банка тушенки.
   — Почему же раньше их не считали?
   — Раньше не считали. А теперь — считают. Согласно распоряжению командования. Под кампанию ты попал, генерал. Под кампанию экономии материально-технических ресурсов Вооруженных Сил.
   — И что мне теперь делать?
   — Официально? Ждать оргвыводов. А неофициально… Неофициально, то есть по-дружески, советую тебе сегодня же подать рапорт об увольнении из Вооруженных Сил. И уйти по-тихому. Пока они не сделали из тебя козла отпущения национального масштаба. Пока не устроили образцово-показательный процесс… Так вот зачем нужна была эта ревизия… — Жаль, что так получилось. Но свои погоны, сам понимаешь, ближе к телу… Через час генерал написал рапорт об увольнении из рядов Вооруженных Сил по собственному желанию, в связи с резким ухудшением состояния здоровья.
   Через три часа рапорт был подписан и был согласован. Хотя обычно на это уходят недели.
   Еще через сутки генерал сдал дела, пропуска и числившееся за ним казенное имущество. Дал подписки о неразглашении. Получил выходное пособие. И… И стал сугубо штатским человеком.
   За неполные двое суток!
   Видно, кому-то очень надо было… Кому-то… Утром первого своего штатского дня генерал-отставник Федоров спал дольше, чем обычно. На пятнадцать минут. Потом, подчиняясь выработанной за много лет службы привычке, встал. И долго слонялся по квартире. Потому что идти ему было некуда.
   Решительно некуда.
   Он включил телевизор. И тут же выключил.
   Сел в кресло. И сразу же встал.
   Позвонил на службу своему заму.
   — Слушай, Коля. У меня в столе, в нижнем ящике, папка. Убери ее в сейф… Зам был немногословен. И был неразговорчив. С лишенным допусков к военным секретам гражданским генералом Федоровым.
   Черт! Что же теперь делать?
   Федоров снова набрал телефон. Рабочий телефон жены.
   — Не знаешь, что делать? — спросила жена. — В магазин сходи. Купи подсолнечного масла, капусты, хлеба… Деньги на холодильнике в вазе.
   — Зачем в вазе?
   — Затем, что всегда там были… Федоров нашел пакет, нашел деньги и пошел в магазин.
   Дожил, генерал! С авоськой ходит! Вместо «кедра» или «узи». Как какая-нибудь домохозяйка… Генерал вышел во двор. Секунду постоял, вспоминая, где находится магазин, и повернул направо. В булочную.
   В булочной, стоя в очереди в кассу, он от нечего делать смотрел в витрину. Где за хлебом и булочками просматривалась улица.
   Странно, вон того мужчину он уже видел. Сегодня или вчера… Точно. Вчера. Вечером. Возле дома.
   Генерал расплатился и вышел из булочной. Мужчина пошел за ним. Не сразу. Выждав минуты полторы. Если бы сразу, было бы понятно. Но он пошел не сразу.
   Что за ерунда?
   Генерал остановился, вытащил кошелек, пересчитал деньги и, резко развернувшись, побежал назад в булочную.
   — Вы мне сдачу не правильно сдали! — возмутился генерал, не отрывая глаз от витрины.
   Мужчина, шедший за ним, остановился. Постоял в нерешительности несколько секунд и, изменив направление, пошел в сторону.
   — Да как же не правильно, когда правильно! — возмутилась кассирша. — Булка серого. Плюс батон. Плюс.
   Ушел. Совсем ушел. Значит, случайность. Помноженная на издержки профессии. Если бы это была слежка, на место ушедшего шпика пришел бы другой.
   — Ну, значит, я ошибся, — извинился генерал. — Везде ошибся.
   — Смотреть надо! — заорала вдогонку возмущенная до глубины души кассирша.
   "Смотреть надо, — повторил про себя генерал. — Смотреть никогда не вредно. Даже на пенсии».
   На улице было пусто.
   Но генерал решил провериться. Просто так, на всякий случай. В качестве тренинга былых навыков. В качестве игры. И пошел не к дому. Пошел совсем в другую сторону.
   Если кто-то следит за ним, то следить издалека они не смогут.
   Генерал свернул к гаражам, где заметил узкий, на одного человека, проход, ведущий в соседний двор.
   Если они ведут его, то им придется повторить его путь через эту щель. Или потерять его.
   Сзади затопали быстрые шаги. Молодой человек стремглав бежал к проходу в гаражах. Он очень спешил. Он почему-то очень спешил.
   Молодой человек, обогнав генерала, проскочил в соседний двор.
   Похоже. Очень похоже… Пробежать вперед, заскочить в какой-нибудь подъезд и наблюдать за ним из окна, пока основные силы найдут способ легально проникнуть во двор.
   Так?
   Или это бред мании преследования на почве приближающегося постпенсионного маразма?
   Во двор, со стороны улицы, въехала легковая машина. И остановилась у одного из дальних подъездов.
   «Жигули» — «шестерка», красный цвет, номер… — на всякий случай запомнил Федоров.
   И, развернувшись, пошел обратно к гаражам, краем глаза заметив тронувшуюся с места машину.
   Нет, не бред. Похоже, не бред… В течение двух последующих суток генерал Федоров гулял по улицам. Гулял долго и много. И чем больше гулял, тем более увлекался этим занятием.
   Топтун сзади. Уже хорошо знакомый топтун. Поменявший пиджак, но не поменявший лицо… Еще один. Кажется, уже тоже мелькавший. Позавчера… А вот и красные «Жигули» шестой модели, номерной знак… Правда, номерной знак другой, но «Жигули» те же. Те же, что стояли во дворе… Слабая слежка. Организованная абы как.
   Но все-таки слежка!
   Зачем?
   Зачем за ним, пенсионером, следить? Причем следить так небрежно? Экономя на личном составе и машинах.
   Он же свой. Он же в доску свой! А они с ним как с каким-нибудь шпионом… Или, может быть, именно потому, что он свой? Хоть и бывший — но свой.
   Но тогда… Тогда вопрос «зачем» не стоит. Тогда становится понятно зачем! И понятно, почему они так небрежны… Через два дня все стало очевидно, потому что генерала в отставке Федорова сбила машина. Сбила удачно, в смысле не до смерти. Потому что пострадавший был готов к наездам автотранспорта. Равно как к падающим на голову кирпичам, взрывам бытовых газовых баллонов и нападению пьяных хулиганов. Отчего вовремя сориентировался, когда грузовой «ЗИЛ» въехал правым колесом на тротуар.
   Он услышал рев приближающегося двигателя и, даже не оглядываясь назад, прыгнул к стене дома. Машина задела его вскользь, отбросив вперед и в сторону. Федоров машинально сунул руку под мышку и… нащупал провисшую резину подтяжки. Пистолета не было. Пистолет был сдан при уходе в отставку.
   Генерал встал на ноги, раскланялся со сбежавшимися со всех сторон прохожими и быстро исчез с места происшествия.
   «Сволочи! — думал он про себя. — Хороша благодарность за двадцать пять лет беспорочной службы…»
   Домой он не вернулся. Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что теперь, после неудачного покушения, на него откроют настоящую охоту.
   Генерал сел на электричку и вышел на неприметной, но с залом ожидания станции. Выбрал себе место понеприметней и стал думать.
   О «ЗИЛах», заезжающих на пешеходные тротуары.
   Интересно знать, за что на него ополчились? За что чистят?
   За служебные секреты? Которые он может предложить вероятному противнику?
   Вряд ли. Все эти секреты противник давно знает. И даже знает больше, чем знает генерал. Секреты в розницу враг покупать перестал. Потому что купил оптом.

* * *

   Тогда зачем?..
   Зачем его вначале убрали из рядов Вооруженных Сил, а теперь убирают совсем? Окончательно.
   Кому он мешает?
   И в чем мешает?
   Вот два главных вопроса, на которые он, если хочет остаться живым, должен ответить.
   Кому?
   И в чем?

Глава 49

   Госпиталь был новый. Хотя, как подозревал Зубанов, такой же, как тот, в котором он лежал несколько недель назад. Фальшивый. С одной палатой на пустом этаже не имеющего отношения к медицине здания. С автоматическим замком в ее двери, который все случайно захлопывают… — Как ваше самочувствие? — спросил врач, обходивший единственного пациента.

* * *

   — Спасибо. Хреновое.
   — Что так?
   — Скучно. Прошу перевести меня в общую палату.
   — Вы потому туда хотите, что там не были. А кабы побывали, сразу обратно запросились.
   — Чем там так плохо?
   — Тем, что больных много. И каждый из них со своими капризами. И со своими анализами… — И все равно я настаиваю на переводе меня в общую палату.
   — Обязательно. Но немного позже. Когда вы поправитесь.
   — Я уже поправился.
   — Вас подводят ваши субъективные ощущения. А объективно вы еще нездоровы. Поверьте нам на слово. Вам надо соблюдать постельный режим.
   — Здесь соблюдать?
   — Здесь.
   — Спасибо, доктор.
   — Ну что вы, это наш долг… Ну раз долг, то никуда не денешься. Придется находиться. В одиночной… палате… — Вот ваши лекарства.
   Медсестра была мила и хорошо вышколена.
   — Вот эти таблетки надо выпить до еды. Эти — после еды.
   — А когда еда?
   — Когда вы захотите.
   — Я сейчас хочу.
   — Хорошо. Я распоряжусь.
   Интересная больница. Напоминает ресторан. С отдельными кабинетами. Из которых не выпускают.
   — Только вы таблетки выпить не забудьте.
   — Не забуду.
   Таблетки полковник не выпил ни до еды, ни после еды. Таблетки в этой больнице он не пил. На всякий случай. На случай, если его захотят отравить недоброкачественной пищей.
   — Вот ваш завтрак.
   Таблетки полковник растворил в остатке чая. Чай вылил в остатки супа. В суп бросил недоеденное второе.
   — Что-нибудь еще?
   — Спасибо, я сыт.
   По горло.
   Но долго отлынивать от лечения полковнику не дали.
   — Перевернитесь, пожалуйста, на живот, — радостно улыбаясь, попросила медсестра. Сопровождаемая медбратом.
   Это было серьезней. Ампулы, шприцы и медсестру в чае утопить было невозможно. Но и получать в нижнюю часть тела то, что до того растворял в чае, тоже невозможно.
   — Приспустите, пожалуйста, штаны.
   — Для вас? — многозначительно спросил Зубанов. — Для вас с превеликим удовольствием.
   — Не для меня. Для проведения медицинской процедуры.
   Нет, не обиделась. Не ушла. Не хлопнула дверью. Значит, придется действовать по-другому.
   — У меня аллергия на лекарства, — предупредил полковник.
   — На какие?
   — Я же говорю — на лекарства.
   — На все?
   — Ну да, на все. Кроме спирта.
   — Так не бывает!
   — Бывает. У меня бывает.
   — Больной! Немедленно перевернитесь на живот и приспустите штаны!
   — Уступаю насилию.
   — Полковник перевернулся и приспустил. И, спрятав лицо в подушку, усердно зажевал слюну, сбивая ее в пену.
   — Мне долго ждать?
   — Сейчас. Поудобней лягу.
   Холодные пальцы медсестры собрали валиком кожу. Вогнали в него иглу.
   — Ну как? — участливо спросила медсестра.
   — Все хорошо.
   — Ну вот, а вы говорили аллергия.
   — Ну, значит, ошибался, — улыбнулся полковник и, сказав «ой!», закатил глаза и закинул голову, ударившись затылком о дужку кровати. Очень сильно ударившись. Чтобы ему поверили. В уголках рта у него запузырилась пена… Фокус с пеной был, наверное, лишним. Но полковник посчитал, что кашу маслом не испортишь.
   — Что с вами? — испуганно закричала медсестра. Полковник еще несколько раз треснулся головой о спинку кровати и, упав на пол, стал изображать агонию.
   — Ты что сделала?! — заорал медбрат.
   Сестра бросилась в дверь за помощью. Вломившаяся в палату толпа людей в белых и пятнистых костюмах четверть часа суетилась над не желавшим принимать лекарства организмом.
   Когда дело дошло до новых вливаний, полковник очнулся.
   — Нет! — закричал он, увидев шприц. — Не подходите ко мне с этим! Я не хочу снова… — Но это совершенно безвредное лекарство.
   — Она тоже говорила, что безвредное! — показывая на медсестру, орал Зубанов. — Не буду! Уберите!
   И даже на всякий случай выбил два шприца из чужих рук.
   Вряд ли врачи поверили в его представление. Но цель была достигнута — он аргументировал свой отказ от приема лекарств, которые нельзя выплеснуть в чай… Аллергический шок для больного не прошел бесследно. Больной перестал спать. Ночами.
   С вечера до утра он лежал с открытыми глазами, вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Иногда он все же задремывал, но не больше чем на минуту и тут же просыпался.
   Он измучился, но все равно не спал.
   Наверное, он мог отдохнуть полноценно, если бы не кусал себя за пальцы. Больной кусал себя за указательный и большой пальцы, когда глаза его непроизвольно смыкались.
   "Не спать!» — приказывал он сам себе.
   Не спать!
   Потому что, если спать, можно не проснуться.
   Между бессонницей и вечным сном полковник выбирал бессонницу.
   Иллюзий он не испытывал. Эта палата должна была стать его последним прибежищем. После того, что было, в живых его не оставят. Его зачистят!
   Почему не зачистили до сих пор?
   А черт их знает!
   Раньше — потому, что он выполнял нужную им работу.
   Теперь?.. Теперь, возможно, потому, что они надеются продолжить его использовать в качестве киллера.
   Или, заметая следы, предложить следствию в качестве серийного убийцы. Естественно, в мертвом виде. Но в свежем виде, раз они тянут время.
   Не исключено, что они с его помощью хотят скомпрометировать Безопасность. И ждут удобного случая… Возможно, удумали что-нибудь еще.