Ильин Андрей. Настоящий полковник

   — Сумма окончательная?
   — Я же сказал — без торговли. Меньше нам ни к чему.
   — У меня нет таких денег.
   — Тогда до свидания.
   — Хорошо. Я согласен.
   — Когда деньги?
   — Когда скажете.
   — Скажем сейчас.
   — Сейчас невозможно.
   — А когда можно?
   — Послезавтра.
   — Ладно, мы согласны. Встретимся у нас в офисе.
   — Э, нет. Не пойдет. В вашем офисе не пойдет. Приезжайте лучше вы ко мне.
   — У тебя — мы не согласны.
   — Что будем делать?
   — Предлагаем нейтральный вариант.
   — Где?
   — Сосновый бор. Со стороны кладбища. Согласен?
   — Идет.
   — Послезавтра в пять вечера…

* * *

   На одной небольшой, затерянной в просторах российского Нечерноземья станции стояли вагоны. Десять штук. В тупике стояли. Уже больше недели.
   — Когда тупик освобождать будем? — испрашивал по телефону разрешения станционный диспетчер у начальника грузовой станции. — У меня места для отстоя не хватает. Я седьмой и девятый перегружаю. Из-за этих чертовых вагонов. Когда, спрашиваю, вагоны выводить будем?
   — Пусть постоят, — отвечал начальник станции. — Они никому не мешают.
   — Мешают. Они движению мешают.
   — Ладно, не кипятись. Завтра, если все нормально будет, отправим. В крайнем случае послезавтра… Ты лучше скажи, что там у тебя по третьему пути?
   — Нормально по третьему. Пропустил два состава… Вагоны стояли в тупике не просто так. И не за просто так. Эти вагоны попросили начальника станции отцепить и загнать в тупик два молодых шустрых парня, соскочивших с остановившегося на минуту скорого поезда.
   Они сказали номера вагонов, оставили на столе пухлый конверт и заскочили в следующий пассажирский.
   В конверте было десять тысяч долларов. По тысяче за каждый вагон. За каждый стоящий вагон…

Глава 4

   Полковник Зубанов стоял на ковре; Вернее сказать, на добротном ковровом покрытии. Причем даже не на генеральском. И даже не на хозяйском. А какого-то заместителя по кадрам, каких-то братьев Заикиных. Перед сугубо гражданской крысой стоял.
   — Вот. И вот. И вот еще, — сказал заместитель по кадрам, перебирая листы, исписанные разными почерками. — Это все от ваших подопечных. Все подали заявление об уходе. И все как один жалуются на грубое с вашей стороны отношение. Я с ними побеседовал. С каждым.
   — В нашем деле иначе быть не может. Наше дело военное.
   — Но сейчас не война.
   — У охранников всегда война. И поэтому они всегда должны действовать в условиях, приближенных к боевым.
   — Но, возможно, вы перегибаете палку.
   — Я ничего не перегибаю. Я воспитываю готовых к отражению агрессии бойцов. Учу так, как учили меня. Вернее, гораздо мягче учу. Понарошку.
   — Понарошку? Но они рассказывают, что вы заставляете их драться в полную силу! Что придумали какие-то резиновые патроны.
   — Не патроны, а пули. Резиновые имитационные пули.
   — Зачем резиновые?
   — Чтобы больно было. Чтобы они научились по-настоящему уворачиваться от выстрелов. И по-настоящему принимать их на себя. Боец не должен бояться боли!
   — Но это жестоко!
   — Маршал Жуков, когда был министром обороны, во время учений в каждый автомат каждый десятый патрон вкладывал боевой. Чтобы солдаты натуральней пригибались!
   — Но это бессмысленно!
   — Отнюдь. Он воспитывал привычку к посвисту пуль. Он приучал личный состав к настоящей войне.
   — Вы тоже приучаете?
   — Я тоже приучаю.
   — Боюсь, вам скоро будет некого приучать. Я принял шесть заявлений об уходе.
   — Слабые должны уйти. Останутся те, кто способен будет выполнять поставленные боевые задачи.
   — А если никто не останется?
   — Такого не может быть.
   — Извините, но я буду ставить перед вышестоящим руководством вопрос о вашем увольнении. Мы не можем позволить себе такую текучку кадров из-за одного человека.
   — Перед кем ставить? — переспросил Зубов.
   — Перед вышестоящим руководством.
   — Это перед брательниками, что ли? Так они вас с вашим вопросом пошлют куда подальше. Потому что больше моего заинтересованы в боеспособных кадрах. В бойцах! А не в графоманах, которые пишут вам заявления. Это им, а не вам, если не дай бог что, под пули подставляться. Что я им и постараюсь еще раз втолковать.
   — А что же мне прикажете делать с этими заявлениями?
   — Подписать. И пусть они катятся к… В сторожа в детские сады пусть идут. Так им и передайте… Достали Зубанова эти гражданские недоумки, которые ничего, кроме пишущих машинок и калькуляторов, не понимают. Не понимают, но в чужое дело тем не менее лезут.
   Крысы!
   Полковник прошел к себе в кабинет, заперся и стал пролистывать телекамеры. Не для того, чтобы отсмотреть территорию, — чтобы успокоиться.
   На пятнадцатой камере он увидел братьев Заикиных, направляющихся в сторону его кабинета.
   Капнул уже! Засранец!
   Братья открыли дверь и вошли внутрь.
   — Играй тревогу, полковник. Труба зовет.
   — Что-то случилось?
   — Случилось. Вернее, случится через день. Послезавтра. Готовься, полковник. Пришло время доказывать, что ты и твои кадры не зря жевали наш хлеб.

* * *

   Зубанов заранее съездил на место встречи. Вернее, сходил. Пешком сходил, чтобы не привлекать ничьего внимания. Собираясь проводить операцию, в первую очередь следует провести рекогносцировку местности, чтобы знать, где удобней наступать и куда безопасней отступать. Это любой курсант общевойскового пехотного училища знает. И Безопасность знает. На их жаргоне это называется «отсмотреть углы».
   Полковник под видом зеваки бродил по сосновому бору и прилегающему к нему кладбищу, отмечал и запоминал все подъезды, тропинки, неровности рельефа.
   Место было плохое и одновременно хорошее. Хорошее, если нападать, и плохое, если отбиваться. За каждой сосной мог укрыться стрелок, в каждой кроне засесть снайпер.
   Их стрелок. И их снайпер.
   С другой стороны, это место назначили не они, а братья. А те согласились. Отсюда можно надеяться, что второго дна в этом соглашении нет.
   Да и не похоже, чтобы кто-нибудь здесь до него бывал и готовился к возможному предстоящему бою. Трава на возвышенностях, где удобно было бы залечь, не примята. Кора на стволах сосен не потревожена. Не видно характерных царапин, которые оставляют «кошки», с помощью которых на деревья взбираются снайперы, чтобы заранее обустроить и замаскировать свое логово.
   На первый взгляд все чисто. Впрочем, надо будет сюда заглянуть еще раз. И потом, перед самой встречей. Еще бы лучше было оставить здесь постоянных наблюдателей, но его балбесы даже такого дела не осилят. Обязательно засветятся или в какую-нибудь историю вляпаются.
   Ладно, поживем — посмотрим.
   Зубанов еще раз прошел через бор, углубился в город и нашел ожидавшую его машину — Нашли что-нибудь? — спросил водитель — Ага. Грибы, — ответил Зубанов — Шутите? Сейчас не сезон.
   — Ладно, поехали.
   — Куда?
   — Домой поехали. Грибы жарить… Дома полковник развернул на столе лист ватмана и по памяти нарисовал план местности в месте предполагаемой встречи Здесь сосны, тут ложбинка, постепенно превращающаяся в овраг, дорога, еще одна дорога, две тропинки, возвышенности… На плане местности, в местах потенциальной опасности, Зубанов нарисовал крестики. Возле этой и этой группы сосен, удобных для снайпера. На овражке, по которому легко подобраться к самому месту встречи. На возвышенностях, с которых открывается прекрасный обзор. На ближних могилах, за которыми можно укрыть хоть полный пулеметный расчет… Крестиков получилось много. Чтобы перекрыть каждый, надо было поднимать весь личный состав. И еще мобилизовывать бухгалтеров и менеджеров.
   Нет, прямой страховкой здесь ничего не добиться. Разве только клиента спугнуть.
   Скорее надо организовать мобильные группы. Несколько подвижных, хорошо вооруженных групп, которые могли бы мгновенно перекрыть наиболее опасные направления. Одну поставить здесь, другую здесь. Тогда, если им рассыпаться, они блокируют этих и этих снайперов и противника, укрывшегося в овражке… Если, конечно, снайперы и противник будут.
   Впрочем, даже если их не будет, это ровным счетом ничего не меняет. Исходить надо из худшего — из того, что они будут. И даже из самого худшего, что их будет много, а в кустах будет спрятано 150-миллиметровое орудие, заряженное осколочным снарядом. Только так можно подготовиться к возможным неожиданностям и не попасть впросак.
   Вечером Зубанов собрал личный состав в спортзале и провел репетицию возможного боя. Вернее, десять репетиций по десяти сценариям наиболее возможных боев.
   — Ты, ты и ты. Выходите вот в эту точку. Не более чем за пять секунд выходите. Ты и ты, прикрываете их в этом направлении. Вы — блокируете овраг.
   — Где здесь овраг?
   — Вон он, овраг. Сколько можно повторять? — возмутился полковник. — Вон овраг, нарисован на полу мелом. Там, где баскетбольная корзина, одна сосна, где окна — другая… Уяснили наконец?
   — Вроде да.
   Зал был расчерчен десятками меловых линий, каждая из которых что-то обозначала — овраг, кусты, яму, камень или пень. Зал был разрисован в точных масштабах места встречи. Кроме удаленных, которые не вписывались в его размеры объектов.
   Полковнику было очень важно просчитать траектории передвижения личного состава по местности, рассчитать время, которое на это потребуется. Было важно заранее приучить их к возможным действиям. На мышечном уровне приучить. Потому что когда зазвучат выстрелы — думать будет поздно. Надо будет действовать. Быстро и уверенно. По заранее известной схеме.
   В импровиз полковник не верил. Даже раньше, когда имел в своем распоряжении бойцов, а не этот охранный сброд.
   — Начали.
   Охранники и телохранители сорвались с места и бросились к заранее указанным им местам. Там выставили вперед оружие и щелкнули курками.
   — Две секунды опоздания — вы. Три — вы. А вы вообще про все забыли. Вы должны были держать вон те сосны. А вы уперлись стволами в стену.
   А ну, давайте по новой!
   — Чудит полковник: Похоже, свихнулся на старости лет, — тихо возмущались охранники, расходясь по местам.
   — Приготовились. Пошли!
   Снова бег, мгновенное замирание и стрельба по воображаемому противнику.
   — Уже лучше. Но все равно медленно. Очень медленно! Если там будут настоящие бойцы, они перещелкают вас, как мишени в тире.
   — Да не будет там бойцов. Откуда им там взяться? — успокаивали измаявшиеся охранники полковника. — У него там сброд один. Хуже нас.
   — Разговорчики! Приготовиться!.. Начали!..
   — Три секунды опоздания. Повторить… Повторить… Повторить… Повторить…

Глава 5

   Место для встречи было выбрано малосимпатичное — рядом с кладбищем. Невеселое, скажем прямо, место. Хотя и сосновый бор.
   Но Толстый особо по этому поводу не беспокоился. Он не верил, что братья способны на какую-нибудь каверзу. Братья сдулись. На этой последней сделке сдулись, вбабахав в нее всю взятую в кредит наличность. Теперь их можно было брать практически голыми руками. Братья превратились в банкротов, распродающих недвижимость. Которые могут только лаять, но по-настоящему кусать уже вряд ли.
   Давно он положил глаз на эти магазинчики, которые теперь они поднесут ему на блюдечке. Хорошие магазинчики. Особенно если ими умело распорядиться. Не так, как Заикины. «Аэлиту» можно будет переоборудовать под казино или ночной клуб. Слишком удачно она расположена, чтобы быть просто магазином. «Центральный» оставить как есть. Он и так, без переделки, неплохой доход обещает. А если потом, когда они совсем разорятся, прикупить их офис… Братья Заикины тоже вели свои подсчеты. Но они были не похожи на подсчеты Толстого. Диаметрально не похожи.
   Главное — урвать с Толстяка его полтора «лимона». Главное — выкрутиться сейчас. А там, глядишь, отданные магазины можно будет вернуть обратно. Если не перекупить, так взять силой. Толстый, конечно, богатый, но на драку хлипкий. Если как следует надавить, то он расколется как гнилой орех. Нет, не проглотить ему тех магазинов. Кишка тонка! Слишком много в них вложили братья, чтобы отдавать их насовсем! На время — ладно, насовсем — на-ка, выкуси!
   Толстый не кредитор, за которым стоит сила, помноженная на жестокость. Кредитор из другой, чем братья, весовой категории. Из более тяжелой весовой категории. Если сейчас с ним расплатиться, он успокоится. А потом можно будет взяться за Толстого. И вернуть магазины обратно. А повезет, так и ущипнуть кусочек от пирога Толстого…

* * *

   На встречу никто не опоздал. На встречи ценой полтора миллиона долларов не опаздывают. На встречи ценой в полтора миллиона долларов приезжают даже чуть раньше. Чтобы осмотреться по сторонам.
   — Вроде все чисто, — доложили Зубанову «прохожие», которым он приказал пройти через лес.
   — Вроде или чисто?
   — Мы ничего подозрительного не заметили. Ни людей, ни машин. Трава не примята. На соснах никого нет.
   — Ладно. Идите.
   Зубанов вытащил радиотелефон и передал условленную фразу.
   — Вход свободен. Как слышите меня?
   — Слышим. Вход свободный.
   Через двадцать минут прибыли «Мерседесы» и два джипа братьев. С другой стороны точно такие же «Мерседесы» и джипы Толстого. Ломая кусты и сминая траву, машины въехали в бор. Первыми, утаптывая и прокладывая дорогу, — джипы. Следом по проложенной колее «Мерседесы».
   Машины разъехались на поляне в разные стороны и встали друг против друга.
   Охрана осталась в джипах. Хозяева вышли на поляну.
   — Здорово! — приветствовали покупателя братья.
   — Привет.
   — Деньги привез?
   — Деньги в машине. Но вначале я хотел бы посмотреть документы.
   — Документы в порядке. Нотариус с печатью здесь, — кивнули братья на стоящего возле «Мерседесов» старичка.
   — Я имею право сомневаться.
   — Так же, как мы насчет денег.
   — Можете проверить, — показал Толстый на машину.
   Один из братьев отошел в сторону «Мерседеса» Толстого. И открыл дверцу. На заднем сиденье пустой машины лежал большой пластиковый «дипломат».
   — Смотри, смотри. Можешь даже пересчитать. Заикин открыл «дипломат», вытащил две пачки долларов — одну сверху, другую со дна. И вытащил из пачки банкноты.
   — Ну что, в порядке?
   — В порядке.
   — Тогда документы.
   Братья положили на протянутую ладонь заранее подготовленную купчую.
   — Надеюсь, я тоже могу посмотреть? — спросил Толстый.
   — Нет проблем.
   От второго «Мерседеса» Толстого подошел его личный юрист. Он взял документ и, никуда не отходя, внимательно изучил его.
   — Все в порядке. Не хватает только печати.
   — Печать будет, — подтолкнул один из братьев в спину нотариуса. — Когда будут деньги. Нотариус занес над договором печать.
   — Я могу быть уверенным в нотариусе? — на всякий случай спросил Толстый.
   — Можете проверить. Нотариальная контора номер семнадцать. Нотариус Кузнецов.
   Покажи им паспорт и свидетельство. Нотариус показал паспорт и свидетельство.
   — Ну что?
   — Я готов.
   Нотариус шлепнул на договор печатку.
   — Можете забирать деньги, — предложил Толстый. — Они ваши.
   Один из братьев вытащил из «Мерседеса» «дипломат» с долларами и бросил его в свою машину.
   — Минуточку, — протянул руку к «дипломату» Зубанов.
   — Что такое?
   — Надо проверить.
   — Я проверял. Нормальные доллары.
   — Все-таки лучше проверить.
   — Да брось ты. Он не станет. Он понимает, что, если что, мы ему глотку перегрызем.
   — И тем не менее… Зубанов вытащил прибор для проверки банкнот. Серьезный прибор. Не такой, как продают в магазинах.
   Он включил подсветку и сунул в прорезь первый доллар. Доллар был фальшивый!

* * *

   — Он левый! — тихо сказал полковник.
   — Ты что?! — даже с какой-то угрозой просипели братья. — Проверяй еще!
   Зубанов выдернул еще одну банкноту.
   — В порядке.
   Еще один.
   — Норма. Еще.
   — фальшивый. Еще.
   — Тоже фальшивый. Я так предполагаю, что от трети до половины долларов фальшивые. Кинул он вас, ребята.
   — Точно. Кинул!
   Машины Толстого выруливали с поляны.
   — Стой! — дико заорали братья, выскакивая им наперерез. — Стой, козел!
   — Назад! — закричал Зубанов, пытаясь их остановить, чтобы убрать с линии возможной перестрелки. Но было поздно.
   "Мерседесы» остановились. И джипы остановились. Из джипов высыпала охрана Толстого, держа на изготовку автоматы.
   — Что такое? — очень спокойно спросил из машины Толстый, слегка приспустив вниз стекло. — Что вы еще хотели меня спросить?
   — Там… Там… Фальшивые доллары!
   — Не все, — успокоил Толстый. — Только половина. Мы же цивилизованные бизнесмены.
   — Как половина?! Где остальные, ублюдок?
   — На сегодняшний день ваши магазины не стоят полтора миллиона долларов. Им красная цена семьсот пятьдесят. А я для ровного счета дал восемьсот. Больше в этом городе никто бы не дал. Так что вы в выигрыше.
   — Ублюдок! Гнида! — хором заорали братья, бросаясь на машину.
   Но Толстый закрыл бронированное стекло и стал недосягаем.
   — Убью!
   Дело было проиграно. Главарь противника укрылся в «Мерседесе», братья стояли на виду у всех. На виду автоматчиков Толстого.
   — Без глупостей, — предупредил командир автоматчиков. — Если что — мы будем стрелять. — И многозначительно повел стволом автомата в сторону братьев.
   "Мерседес» тронулся с места.
   — Сделай что-нибудь! — повернулись братья к Зубанову.
   — Будет кровь, — предупредил полковник.
   — Плевать. Нам без денег все равно не жить!
   — А ну-ка лицом на землю! — скомандовали заподозрившие неладное автоматчики.
   Подобный оборот дела, кроме, конечно, вылезших под самые стволы братьев, полковник предусматривал.
   Кроме, конечно, братьев… — Мы хотим кончить все миром! — громко крикнул условленную фразу Зубанов. Которая обозначала строго определенное и отрепетированное действие. Сейчас его бойцы должны были разобрать цели и по команде командира рассыпаться по сторонам, одновременно открыв ураганную стрельбу на поражение. Только так они могли спасти «объект» и себя. Через мгновение должен был начаться отрепетированный в зале бой.
   Кроме братьев, отрепетированный. Которых надлежало теперь спасать Зубанову и водителю. Потому что они к ним были ближе всех.
   Осталось одно малое мгновенье.
   Полковник нажал на кнопку микропередатчика, который прятал в руке и который был настроен на волну электронных взрывателей, вкрученных в торец заранее установленных на дороге радиоуправляемых мин.
   Сзади грохнул взрыв. Под днищем «Мерседеса».
   Или перед «Мерседесом». В любом случае дорога вперед ему была перекрыта. Потому что одна мина была зарыта под корни сосны, которая теперь должна была рухнуть поперек дороги.
   Мгновенно, в секунду прозвучавшего взрыва, Зубанов прыгнул и опрокинул на землю братьев, одновременно выдернув из кобуры и взведя пистолет.
   Еще через мгновенье в дело должны были вступить его бойцы.
   Но не вступили. Потому что выстрелов слышно не было. Кроме одной, длинной, в полный рожок, автоматной очереди, которую рассыпал под ноги охранникам командир автоматчиков Толстого.
   — Стоять, су-ки! — бешено заорал он. — Убью-у!!! И бойцы встали, враз забыв, кто что должен делать. Бойцы предали своего командира.
   — Бросай оружие! Руки за голову! Первые пистолеты шлепнулись в траву.
   — Отставить! — заорал Зубанов, отползая и толкая под защиту случайного пня братьев.
   — Молчи, дурак, — очень спокойно и очень просто сказал автоматчик. — Если они дернутся, я их порешу. Всех!
   В траву упали остальные пистолеты.
   — Лежать!
   Охранники присели и, неуклюже опираясь на локти, потому что руки были сцеплены за головой, стали ложиться на землю.
   Бой был проигран, не начавшись. Бойцы развалились на траве, их командир в одиночку залег за пнем, глупо выставив единственный пистолет против нескольких автоматов. Теперь он тоже должен был встать, отбросить оружие, поднять руки и улечься носом в землю.
   Перед кем улечься?! Даже не перед бойцами. Перед какими-то любителями. Перед мелкоуголовной швалью!
   Не бывать такому! Полковники перед гражданскими на коленях не ползают.
   — Добро. Встаю, — согласился Зубанов, лихорадочно вспоминая топографию местности. Ну недаром же он ее здесь изучал.
   Ну… Должно быть какое-нибудь укрытие, которое… Есть! Там сбоку должна быть небольшая воронка. Скорее всего из-под поваленного ветром и убранного лесниками дерева. Точно, есть!
   А раз есть, ее можно использовать. Для чего отпрыгнуть вбок, перекатиться, отсидеться и перепрыгнуть в начинающийся там овраг. А по оврагу… Но прыгать в воронку полковник Зубанов почему-то не стал.
   — Оружие есть? — тихо спросил он, медленно поднимаясь.
   — Есть, — ответили братья.
   — Ну так стреляйте.
   — Куда?
   — Куда угодно. Главное стреляйте.
   Полковник встал. Что, по мнению автоматчиков, было совершенно естественно и иначе просто быть не могло. Они еще не видели человека, который способен был переть на стволы, имея возможность спокойно отлежаться на траве. Они не знали, что в природе могут существовать такие люди.
   — Вот он я, — спокойно сказал Зубанов, услышав, как под прикрытием его тела братья вытащили и взвели стволы.
   Многие автоматчики даже не смотрели на него, абсолютно уверовав в свою победу. Ну и хорошо, что не смотрели. Очень хорошо, что не смотрели.
   Не дожидаясь команды, Зубанов пошел навстречу автоматчикам. Ну же, ну же, когда?..
   — Эй, мужик, ты куда собрался? — захохотал кто-то. — Ну-ка стой, где стоишь.
   Но полковник успел шагнуть еще несколько шагов.
   — Стой, говорят! Встал.
   — Бросай оружие!
   Ну когда же?..
   Сзади бухнул выстрел. И тут же еще один. Автоматчики пригнулись и на мгновенье перенесли внимание на открывших беспорядочную стрельбу братьев. Они скосили в их сторону глаза. И скосили дуда автоматов.
   Теперь пора было действовать. Теперь было как раз. Через секунду было бы поздно.
   Зубанов сделал вид, что бросает пистолет, и, используя наклон, сделал быстрый прыжок вперед. И еще один.
   — Смотри-ка! — настороженно крикнул кто-то. Но было уже поздно. Полковник был уже в гуще врагов, где автоматы бесполезны. Где любая самая короткая очередь положила бы своих. В первую очередь своих. Скорострельность автоматов в этой ситуации утратила решающее значение. В этой ситуации их бил более короткий и потому более маневренный пистолет. Который был в руках Зубанова.
   — Лежать!!! — что есть сил взревел Зубанов, давя на психику и одновременно на спусковой крючок.
   Пять выстрелов, прозвучавших с интервалом в мгновенье, ударили вниз — в ноги автоматчиков. Трое человек, дико вскричав, упали, обнимая разбитые тупой пээмовской пулей колени.
   Очень хорошо, что вскричав. Чужая боль и чужие крики очень хорошо действуют на воображение оставшихся целыми. Очень правильно действуют!
   — Лежать!!! — повторил свой приказ Зубанов, уставя дымящееся дуло пистолета в растерянные глаза автоматчиков.
   — Я подохну, но еще нескольких из вас прикончу точно, — уверенно заявил он. — Вы видели, как я стреляю! Бросай оружие.
   — Гад, — удивленно прошептал командир и дернул вверх дуло автомата.
   На что полковник прореагировал мгновенным встречным выстрелом. Пуля с близкого расстояния, отчего не утратив начальной скорости, ударила командира в плечо, развернув и отбросив назад.
   — Кто еще? — зловеще спросил полковник, переводя пистолет от одного лица к другому.
   Его перекошенное злобой и азартом боя лицо было страшно.
   — Ну? Кто?!
   Сзади подбегали, держа в вытянутых руках пистолеты, братья.
   Автоматчики отбросили оружие и сами, без команды, задрали руки к затылкам.
   — Что, гниды? Взяли? — злобно заорали братья, тыча во всех подряд свои «вальтеры». — Скушали, собаки?..
   — Договор, — попытался остановить их Зубанов.
   — Какой договор?
   — Ваш договор.
   — Ах, договор! Конечно же, договор! — вспомнили братья. — Где он?
   — Там, в машине, — показал пистолетом Зубанов. — Только осторожно… — Ну все! Кончим гниду! — злобно сказали братья и опрометью бросились в указанном направлении.
   — Только без мокрого, — крикнул им вслед полковник и устало опустился на удачно подвернувшийся пенек.
   — Всем руки за голову. Всем лечь….
   Дело было практически закончено.
   Полковник выиграл этот бой. Потому что один уложил мордой вниз десяток автоматчиков.
   Полковник проиграл этот бой, потому что его бойцы предали своего командира.
 
   Он выиграл проигранный им же бой!

Глава 6

   Толстый подводил итоги и подсчитывал убытки. Итоги были печальные, убытки катастрофические. В пассиве было восемьсот тысяч долларов, четверо покалеченных охранников, переломанные братьями Заикиными ребра и публичный позор. Самое главное — позор, который для современного бизнесмена тот же оборотный капитал. Но и деньги тоже. Он деньги не на дороге нашел. Ему за половину тех денег еще кредитору отрабатывать.
   Теперь активы. Что в активе? Ничего. Кроме сохраненной жизни. Его, Толстого, жизни. Но этот единственный в плюсе пункт перевешивал все остальные.
   Главное — что жив. А остальное приложится.
   Но жизнь — жизнью, а надо было думать о делах насущных.