Ильин Андрей. Настоящий полковник

   — На каком основании?
   — На основании своего желания.
   Ну что тут скажешь — вполне законное обоснование увольнения. С точки зрения частника, который хочет милует, хочет… Потому как никакой профсоюз ему не указ.
   — Можно подробней?
   — Зачем?
   — Затем, чтобы я учел свои ошибки на новой работе.
   — У вас не было ошибок.
   — У вас есть ко мне персональные претензии?
   — Нет.
   — Тогда почему?
   — Ну, скажем, вы не понравились новым моим компаньонам.
   — Каким?
   — Не важно каким.
   — Важно каким. Чрезвычайно важно.
   — Почему?
   — Потому что я не менеджер или секретарша Я начальник службы безопасности. И если я кому-то мешаю, значит, я, возможно, кому-то мешаю!
   — Я не понимаю вас.
   — Или не хотите понять?
   — Нет, не понимаю!
   — Кто просил вас убрать меня?
   — Это не имеет значения.
   — Имеет. Для меня. И для вас. Я не исключаю, что тот, кто убирает меня, расчищает подходы к вам. Кто?
   — Мне кажется, вы перебарщиваете в своих подозрениях.
   — Как хотите. Мне уйти — только подпоясаться. А вам оставаться. Одному.
   — Хочу поблагодарить вас за вашу работу.
   — Не за что. Теперь точно не за что. И боюсь, некому…

Глава 23

   — Все, Боров спекся!
   — Сдался?
   — Сдался! Пришел выторговывать почетную капитуляцию. Хотя считает, что это временное отступление. Не сегодня-завтра начнет сдавать свои куски. И уже не остановится. Нет больше Борова!
   — Не говори гоп. Он тип скользкий. Еще сто раз вывернется.
   — На этот раз не вывернется На этот раз он остался один против всех. И они не отступят от него, пока не свалят окончательно. Раненого вожака стая разрывает. А он не раненый, он почти убитый.
   — Он ни о чем не догадался?
   — Нет.
   — Уверен?
   — Уверен!
   — А полковник?
   — Тоже вряд ли. Чтобы понять подоплеку произошедших событий, чтобы раскрыть их взаимосвязь и через это всю комбинацию, надо знать ее цели. Или хотя бы знать, что эта комбинация существует.
   Они не знают ничего, кроме того, что им надлежит знать. И значит, ни о чем не догадываются. Они сделали свою работу и вышли в тираж. Они теперь безопасны.
   — А если они сопоставят информацию?
   — Как? Они разошлись. Полковник никогда не придет на поклон к Борову. Боров никогда не снизойдет до полковника. Они теперь врозь.
   — И все-таки я бы подстраховался.
   — Как?
   — Как обычно…

Глава 24

   Председатель городского общества предпринимателей Иван Степанович Боровицкий был вне себя. Он узнал, что приказом главы администрации отстранен от руководства городской общественной комиссией, изучающей эпидемиологическое состояние нарко — и токсикомании в регионе. Более того, другим приказом была назначена комиссия по расследованию деятельности означенной комиссии за истекший период. Рабочие документы комиссии были спрятаны в сейф, кабинет опечатан.
   Кабинет и документы волновали Боровицкого меньше всего. Больше всего подписи главы администрации под приказами. Значит, все-таки Бугор… Боровицкий направился в приемную, но не дошел. Потому что обычно радостно-любезные работники администрации при встрече отводили взгляды. А шедший навстречу третий зам головы сказал, что шеф в кабинете отсутствует и будет не раньше, чем через два дня.
   Бесконечные коридоры администрации перестали быть любезны глазу и сердцу. Коридоры администрации стали враждебны.
   Боровицкий выбежал на улицу и, сев в машину, набрал на мобильном известный ему номер.
   — Да! — коротко ответил глава администрации.
   — Это я.
   — Кто я?
   — Боровицкий.
   И долгое, томительное ожидание реакции на той, удаленной на метры или километры, трубке.
   — Вы сдали дела?
   — Я?.. Да… То есть пока еще нет.
   — Не затягивайте с этим делом, пожалуйста… И все!
   Твердь уходила из-под ног. Еще вчера она была неколебима. Потому что подпиралась тремя китами, обеспечивавшими стабильность и успех Деньгами Связями. И уверенностью в себе.
   Деньги остались.
   Связи рухнули.
   И уверенность вместе с ними.
   Денег было много, но они ничего не решали.
   Как бы ты ни был силен и сколько бы у тебя ни было золота, все решают все-таки связи. С сильными мира сего. Более сильными, чем ты.
   Именно они позволили Боровицкому подмять под себя центр и военный аэродром. И много чего еще подмять.
   Крыша первого человека города позволила!
   Теперь она рухнула.
   Или, что еще хуже, приютила под собой кого-нибудь другого. Не его. А он остался голым перед сонмом набросившихся на него врагов.
   Вначале — сходка.
   Потом — покушение.
   Затем — измена покровителя.
   Все разом. Одно к одному.
   И все — разом. Друг за другом! Шакалы!
   Но ничего, это еще не вечер! И даже не сумерки. Еще разгар дня! Его, Боровицкого Ивана Степановича, дня! Не для того он столько лет создавал свою империю, чтобы дать ее разрушить как карточный домик.
   Просто так он сдаваться не станет. Сдавать куски — да! Но сдаваться — нет!
   Он еще повоюет!
   На все сто повоюет, потому что терять ему теперь нечего.
   — Домой! — приказал Боровицкий. «Мерседес» сорвался с места. Сзади пристроился джип охраны. Бойцов уволенного полковника Зубанова.
   — Быстрее! Я сказал — быстрее!
   Игнорируя запрещающие знаки и обалдевшие взгляды растерявшихся гаишников, машины набирали ход.
   Боровицкий раскрыл мобильный телефон и набрал номер. Длинный номер. Междугородный номер.
   Гудки.
   Гудки.
   Гудки… — Слушаю вас.
   — Соедините меня с Петром Ивановичем.
   — Кто его спрашивает?
   — Передайте — Боровицкий.
   — Минуточку… Соединяю.
   — Здравствуйте, Петр Иванович!
   — Что у тебя стряслось?
   — У меня некоторые сложности. Так сказать, на местах.
   — С кем?
   — С администрацией. Меня по неизвестной причине выводят из состава общественных комиссий. И вообще… — Что ты хочешь?
   — Провентилировать, почему это стало возможным. Если бы вы позвонили главе, было бы проще… — Ладно, позвоню.
   — Если возможно, сейчас.
   — Ладно, сейчас.
   — Огромное вам спасибо… Буду обязан… И все такое прочее. Подкрепленное опять-таки не спасибо. Которого будет мало.
   Но это ничего. Главное, что согласился! Что перезвонит.
   Раз согласился, значит, ничего о заговоре не знает. Значит, заговор — местная инициатива.
   И тогда есть шанс… Если его не упустить. Если сразу после того, как Большой Бугор перезвонит местному Бугру, отчего тот насторожится, успеть… Иван Степанович Боровицкий напряженно размышлял о том, что следует предпринять немедленно, что завтра, что послезавтра. Прикидывал, на кого опереться. Подсчитывал наличие свободных средств, которые можно было использовать… Негромко зазуммерил звонок. Но, погруженный в свои мысли, Боровицкий его не услышал.
   — У вас мобильный, — сказал водитель.
   — Что?
   — Мобильный звонит.
   — А-а. Слушаю.
   В уши зазвучал напряженный голос главы администрации.
   Значит, не зря! Значит, сработало! Мгновенно сработало!
   — Вы еще не начали сдавать дела?
   — Нет. Когда бы я мог… — Тогда не спешите. До встречи со мной не спешите. Я бы хотел обсудить с вами ряд вопросов.
   — Когда?
   — Лучше теперь. Когда вы сможете быть?
   — Через десять минут.
   — Хорошо. Через десять! Буду ждать… — Стой! — приказал Боровицкий. — Поворачивай обратно.
   — Куда?
   — Туда, откуда приехали! В администрацию. Давай быстрей!
   Машина перестроилась в левый ряд и, развернувшись на первом же светофоре, помчалась обратно.
   — Приехали.
   — Машину не глуши! — распорядился Боровицкий.
   — Можно заправиться? А то у меня горючка на нуле.
   — Нельзя! Сиди здесь и жди меня!
   — А как же?..
   — Слей у кого-нибудь! Ты мне сегодня нужен. Каждую минуту нужен! Понял?!
   — Да… Понял.
   — Все, я пошел!
   Боровицкий распахнул дверь, встал, но тут же сел обратно на место.
   — Что-то еще? — услужливо переспросил водитель. Хозяин молчал. Но как-то неестественно молчал.
   — Вы… — хотел что-то спросить водитель и осекся, заметив сползающие по стеклу полуоткрытой дверцы брызги красного.
   — Вы… В голове Хозяина, чуть выше правого виска, круглилась аккуратная дырка. За ним на обивке сиденья густо чернела кровь с серыми вкраплениями мозговых тканей и острыми щепками кости.
   Водитель, белея и лихорадочно и долго царапая ручку, не отрывая глаз от лица мертвого Хозяина, пытался открыть дверь. Но у него ничего не получалось.
   От джипа, почуяв неладное, бежали бойцы охраны.
   Охрана не слышала выстрела, но обратила внимание на неестественно осевшего обратно в машину Хозяина. Большая часть бойцов, веером разбежавшись в стороны и на ходу осматриваясь, залегла за случайные препятствия в ожидании возможного боя.
   Трое допрыгнули до «Мерседеса» и с ходу нырнули внутрь салона. Двое с двух сторон на заднее сиденье, один — на переднее, выбросив бесчувственное тело впавшего в прострацию водителя.
   — Ходу!
   "Мерседес» сорвался с места. За ним, прилипая к заднему бамперу, — джип, в распахнутые дверцы которого успели запрыгнуть несколько бойцов.
   — Ну что, что с ним? — не отрывая глаз от дороги, крикнул новый водитель «Мерседеса». — Что?
   — Готов! Пулей в голову!
   — Ранен?
   — Как же! Все мозги на сиденье, — показал один из бойцов измазанную кровью и мозгами ладонь.
   — Черт!
   — Давай в больницу!
   — Зачем, если он… — Затем, чтобы формальности соблюсти. Давай… «Мерседес» путался в улицах и переулках. Мертвый хозяин полусидел на заднем сиденье, между зажавших его своими телами бойцов. На каждом повороте его голова безвольно моталась из стороны в сторону.
   Владелец центра города, военного аэродрома, десятков магазинов и многих тысяч оборачиваемых им долларов проиграл свою игру вчистую. Потому что умер.

Глава 25

   — Сотый вызывает Десятого, — громко сказала радиостанция. — Как слышите меня?
   — Слышу тебя, Сотый. Погоди маленько… Один из оперативников выскочил из машины и побежал к кафе, где перекусывал командир группы захвата.
   — Сотка вызывает, — сказал он, наклонившись к самому его уху.
   — Что ему надо?
   — Не сказал.
   Командир с видимым сожалением отставил стакан с недопитым компотом, завернул в салфетку недоеденную сосиску и пошел к машине.
   — Десятый слушает. Что у тебя, Сотка?
   — Мне кажется, я вижу объект.
   — Кажется или видишь?
   — Я не могу как следует рассмотреть, но мне кажется… — Крестись, когда кажется! Куда он направляется?
   — В вашу сторону.
   — Ладно, понял. Отбой.
   — Идет сюда? — переспросили оперативники.
   — Может, идет, может, нет. Он сам не знает. Надо смотреть. Да перестань ты наконец жрать свой беляш!
   Вздрогнувший от неожиданности оперативник с беляшом закашлялся.
   — Десятый вызывает Двадцатого. Двадцатый, ты слышишь меня? Ответь, Двадцатый! — несколько раз сказал в микрофон радиостанции командир. — Уснули они там, что ли? Ну-ка, погуди им.
   Водитель нажал на клаксон. Раз. Два. И даже приблизил лицо к ветровому стеклу, чтобы его было лучше видно из впереди стоящей машины.
   — Еще раз! Нажал еще раз.
   — Двадцатый слушает!
   — Вы что там, поумирали все?
   — Да нет, просто случайно… — Объект на подходах. Приготовиться.
   А чего готовиться, когда все и так давно и на все готовы.
   Мимо машин проходили прохожие, но не те, совсем другие, не похожие на объект прохожие.
   Минута.
   Вторая.
   Третья… — Вижу! — тихо сказал один из оперативников.
   — Где?
   — Вон он.
   — Да где?
   — За женщиной с сумкой.
   — Уверен?
   — По крайней мере, похож.
   — Ну-ка, дайте сюда фотографию. Командиру передали фотографию.
   — Действительно, похож.
   — Да он! Он! Собственной персоной.
   — Ладно, похож — не похож, там разберемся. Всем готовность. Начало — по моей команде.
   Милиционеры натянули на лица шерстяные шапочки с прорезями для глаз и вытащили пистолеты.
   — Да выбрось ты свой беляш! Похожий на фотографию прохожий прошел мимо машины. И оглянулся на машину.
   — Чует он, что ли?
   — Кончай болтать!
   — А ну, разом!
   Дверцы двух стоящих рядом машин распахнулись, на тротуар вывалились полдюжины человек в бронежилетах и натянутых по самые подбородки шапочках. Одновременно бросились к прохожему с пакетом. Резкими ударами ногами в бок и спину уронили его на асфальт.
   — Лежать! Руки!
   Еще один удар, каблуком по спине!
   — Руки! Я сказал! Руки!!
   Вывернули, заломили за спину руки. Защелкнули на них наручники. Тело подхватили и потащили к машине.
   Прохожие останавливались, недоуменно наблюдали за происходящим.
   — Ну чего встали? Чего вылупились?! — заорали люди в масках. — Шагайте куда шли! Пока мы… Ну, быстро! Я сказал!
   По тону прохожие поняли, что это или бандиты, или милиция, и поспешили удалиться. Пока они… Тело впихнули в салон. Утрамбовали. Втиснулись по бокам.
   — Только вякни! — предупредил старший. — Поехали!
   — За что?
   Командир, перегнувшись с переднего сиденья, резко ударил его в лицо.
   — Сам знаешь, за что! Гнида! Утереть кровь с разбитого лица задержанный не мог, и она каплями стекала ему на одежду. Ехали недолго. До горотдела милиции.
   — Выходи.
   — За что меня?
   На этот раз удара не последовало. Последовал только окрик.
   — Молчать!
   Задержанного втолкали в двери КПЗ, протащили по коридору, завели в зарешеченный кабинет, притиснули к стене, обшарили карманы, выбрасывая на стол все, что в них нашлось.
   — Фамилия? — грозно спросил один из присутствующих, с капитанскими звездами на погонах милицейского мундира.
   — Зубанов.
   — Точно, — кивнул он, рассматривая паспорт. — Москвич?
   — Бывший москвич.
   — Как же тебя занесло в нашу дыру?
   — Ветром.
   — Хохмишь?
   — Отвечаю на вопрос.
   — Смотри, доиграешься.
   — На каком основании меня задержали?
   — На законном.
   — Вы не предъявили мне никаких… — Где ты находился сегодня с одиннадцати до трех?
   — Вы.
   — Что?
   — Не ты, а вы.
   — Ну ты падла!
   — Вы — падла.
   — Падла не может быть вы. Падла может быть только падлой!
   И тут же последовал короткий, без замаха, удар в печень.
   — Ну так как — ты или вы?
   — Все-таки желательно вы! Новый удар.
   — Эй, ребята, вы так меня калекой сделаете.
   — Обязательно сделаем. Где ты находился сегодня с одиннадцати до трех?
   — Где бы я ни находился, это не повод отбивать мне печенку.
   Еще один удар.
   — Ладно. Уговорили. Я понял, что заблуждался, отказываясь сотрудничать с органами правопорядка. Я готов давать показания.
   — Давно бы так.
   — Но требую, чтобы допрос вел полковник Сидоренко.
   — Кто?!
   — Полковник Сидоренко. Лично.
   — Откуда ты знаешь фамилию полковника?
   — Мы родственники. Я на его первой жене женат… Полковник Сидоренко был хорошим приятелем Зубанова. Потому что получил от Зубанова не менее пятидесяти тысяч долларов за предоставленную им конфиденциальную информацию. За неоднократно предоставленную информацию. Многократно оплаченную.
   За такие деньги можно было рассчитывать на более мягкое отношение. На приятельское отношение.
   — Я требую пригласить сюда полковника Сидоренко!
   Следователи переглянулись.
   — Если вы не хотите иметь неприятности по службе. Или вы хотите иметь неприятности по службе?
   — Ну если ты соврал!..
   Капитан поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер.
   — Товарищ полковник, это капитан Мешков. Мы тут задержали одного подозреваемого. Он отказывается давать показания и требует встречи с вами. Мы на всякий случай… Фамилия? Зубанов фамилия. Да. Бывший начальник службы безопасности Боровицкого. Что вы говорите? Сейчас будете? Так точно!
   Следователь аккуратно положил трубку на рычаги.
   — Сказал, что сейчас будет. И приказал отставить допрос.
   Следователи загрустили. Вспомнив про примененные ими общепринятые методы ведения следствия.
   — Может, он точно — родственник?
   — Ну я же говорю — я новый муж его любимой жены.
   — Сволочь! — тихо сказал капитан.
   — Что? — переспросил Зубанов. — Кто?
   — Ну падла… Вы… Через минуты в кабинет вошел полковник Сидоренко.
   — Где он?
   — Вон сидит.
   — В связи с чем его задержали? — спросил полковник.
   — В качестве свидетеля по делу гражданина Боровицкого.
   — Свидетеля? Или подозреваемого?
   — Теперь — свидетеля.
   — Он что-нибудь сказал?
   — Ничего. Он сказал, что будет давать показания только вам.
   — О чем вы его спрашивали?
   — Мы пытались узнать, где он был сегодня с одиннадцати до трех.
   — Ладно, понял. Все свободны. На десять минут.
   Следователи, бочком обходя начальника, потянулись к двери. И зачем они, прежде чем спросить… Дверь закрылась.
   Полковник подошел к Зубанову. Тот приподнялся навстречу. И даже попытался изобразить на разбитом лице улыбку.
   — Я рад, что вы… — Где ты был сегодня с одиннадцати до трех? — спросил полковник. И резко ткнул Зубанова кулаком в печень.
   — Ты что?!
   — Не ты, а вы!
   — Ты что, Семеныч?!
   — Не Семеныч, а гражданин полковник. Гражданин! Полковник! Где ты был сегодня с одиннадцати до трех?
   — Тогда — вы!
   — Что?
   — Не ты, а вы! Гражданин полковник! К подследственному положено обращаться на «вы»! И не положено использовать меры физического воздействия. Особенно полковникам. И особенно к подследственным, с которыми они ранее были знакомы и вступали в финансовые взаимоотношения.
   И в связи с чем, если это станет известно вышестоящему начальству, полковникам могут разменять три большие звезды на три маленьких. Или… — Гнида!
   И снова удары. Уже не в печень, уже куда попало. Потому что не с целью установления следствием истины, а просто так, от души.
   — Ты что думаешь, если я тебе помогал, тебе все с рук сойдет?! Ты думаешь, на тебя управы не найдется?! Ты думаешь, повязал меня? Падла!
   Ответить Зубанов не мог, так как руки его за спиной были стянуты браслетами. Он мог только пытаться уворачиваться от ударов. Но от такого количества ударов увернуться было невозможно.
   — На! Гнида! Получай, гнида!
   — Постой! Погоди! Давай поговорим! Давай договоримся! — кричал, сплевывая изо рта кровь, Зубанов. — Давай разойдемся миром!
   Но полковник не слушал его. Полковник пинал поверженное на пол тело.
   — Остановись! Стой! — орал Зубанов. — Стой, говорю!
   Напрасно орал.
   — Ну тогда сам виноват! Сам напросился! — просипел Зубанов, поняв, что договориться не удастся. Что полковник вошел в раж и не остановится, пока не забьет его до полусмерти. А может, и до смерти. Потому что до смерти — ему прямая выгода.
   — Все, будет! — сказал Зубанов. И, выбросив вперед ноги и подпрыгнув телом над полом, резко ударил каблуком ботинок полковника в челюсть.
   Полковник отлетел в сторону, спиной на стол, и, падая, потащил на пол телефон, лампу и что-то еще, громко лязгнувшее на всю комнату. Перелетел через стол и остановился затылком о дверцу сейфа.
   В дверь вломились ожидавшие в коридоре следователи.
   — Что?
   — Кто?
   Подбежали к поверженному полковнику. Тот был без сознания. И был с переломанной челюстью и разбитой о сейф головой.
   — Звони в «Скорую». Быстро!
   — А этот?
   — С этим сейчас разберемся! Следователи надвинулись на Зубанова.
   — Вы чего, мужики? Вы чего?! Упал он, — закричал тот. — Поскользнулся и упал. На моей крови поскользнулся. Вон ее тут сколько вы налили!
   Следователи подскочили, застучали носками ботинок по лежащему телу.
   — Да как бы я его?! В наручниках? — кричал, хрипел Зубанов. — Да убьете же!
 
   — Ладно. Хватит с него.
   Следовали отступили. Стерли листами газет с обуви кровь. Подняли, бросили Зубанова на стул. Тот осел, сполз на пол.
   Снова подняли, впечатали ударом в спинку.
   — Сидеть!
   — Сижу, сижу.
   — Ты почему его?
   — Да не я это! Сам он. Поскользнулся!
   — Через стол — башкой о сейф?
   — Ну да. Через стол башкой о сейф. Случайно.
   — От сволочь! Серия ударов по лицу.
   — Где ты был сегодня с одиннадцати до трех? Где?
   — В парке.
   — В каком парке?
   — В городском.
   — Что ты там делал?
   — Гулял.
   — Зачем ты гулял в парке?
   — Зачем гуляют в парке?
   Удар в разбитое, окровавленное лицо.
   — Воздухом дышал. Природой любовался.
   — Сколько ты был в парке?
   — Часа три. С одиннадцати до двух.
   — А после двух?
   — Шел домой.
   — Почему так долго?
   — Потому что пешком.
   — Кто может подтвердить, что ты был в парке?
   — Я могу подтвердить. Удар.
   — Кто может подтвердить, что ты был в парке?
   — Все, кто видел меня в парке.
   — Кто видел тебя в парке?
   — Все, кто был в парке.
   — Он же издевается над нами! Новая серия ударов.
   — Короче — нет у него алиби.
   — Эй нет, мужики, так не пойдет. Я же говорю — был в парке, меня видели его посетители и работники.
   Всего — сотни полторы свидетелей. Которые могут подтвердить мои показания.
   — Где они? Хоть один.
   — Откуда я знаю? Разошлись по домам. Ваше дело их найти.
   — Это твое дело! Если хочешь, чтобы мы тебе поверили.
   — А как же презумпция невиновности?
   — Чего?!
   — Презумпция моей невиновности.
   — Найдешь свидетелей — будет тебе презумпция.
   — Хорошо, найду. Если вы отпустите меня.
   — Размечтался!
   — Тогда объясните, как можно найти людей, видевших меня, если вы их не ищете и мне не даете?
   — Как хочешь. А пока — извини. Алиби у тебя нет. И желания облегчить свою участь чистосердечным признанием, похоже, тоже.
   — В чем признанием?
   — В убийстве своего бывшего хозяина. Гражданина Боровицкого Ивана Степановича. Вот тебе и здрасьте.

Глава 26

   — Вы узнаете это оружие?
   — Нет.
   — Посмотрите внимательно.
   — Нет.
   — Но вы знакомы с данным типом оружия?
   — Конечно.
   — Что это?
   — Облегченная армейская снайперская винтовка, предназначенная для проведения спецопераций в тылу врага.
   — Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с данным типом оружия?
   — Во время службы.
   — Где вы служили?
   — В Федеральной службе безопасности.
   — Где конкретно?
   — Это не имеет значения.
   — И тем не менее?
   — Это не имеет значения!
   — Вы держали в руках подобное оружие?
   — Да. Случалось.
   — Значит, вы умеете пользоваться данным оружием?
   — Конечно. Раз держал в руках — Насколько хорошо вы им владеете?
   — В рамках зачетов по огневой подготовке. Наряду с другими типами стрелкового оружия.
   — Вы хорошо стреляете?
   — Смотря из чего.
   — Из данного типа оружия?
   — Я же говорил — в рамках зачета по огневой подготовке. То есть непрофессионально. Для результативной стрельбы из винтовок с оптическим прицелом требуется специальная снайперская подготовка.
   — Вы проходили снайперскую подготовку?
   — Нет, не проходил. В мои служебные обязанности не входило умение обращаться со снайперской винтовкой.
   — А что входило?
   — Это не имеет значения. По крайней мере, для этого дела.
   — Как вы считаете, нужна ли для того, чтобы попасть со ста метров в голову человеку, профессиональная подготовка?
   — Конечно, нужна.
   — Как вы думаете, какое оружие стал бы использовать снайпер, прошедший профессиональную армейскую подготовку? Случайное или привычное армейское?
   — Почти наверняка — привычное.
   — То есть, по вашему мнению, армейскую снайперскую винтовку скорее всего стал бы использовать преступник, ранее имевший отношение к армии или спецслужбам?
   — Не обязательно.
   — Скажите, вы могли бы попасть со ста метров в мишень размером с человеческую фигуру?
   — Сдуру — мог. Но не попадал. Если вас интересует не мишень, а покушение на моего шефа. Не попадал, потому что не стрелял, потому что в это время гулял в парке… — Откуда вы знаете о времени покушения?
   — Оттуда, что вы интересуетесь моим алиби с одиннадцати до трех!
   — Хорошо. Давайте изменим тему нашего разговора Скажите, в каких отношениях вы состояли с потерпевшим?
   — В рабочих.
   — Я имею в виду человеческие отношения?
   — В отличных. Мы любили друг друга, как братья.
   — Я бы просил вас выражаться точнее.
   — Как родной брат — родного брата.
   — А мы располагаем другой информацией. Вот показания одного из заместителей потерпевшего Боровицкого.
   Он утверждает, что отношения между вами и шефом в последнее время были недружелюбны. Что вы неоднократно ссорились с ним. Что в кулуарных беседах высказывались негативно о своем, как вы выразились, шефе.
   — Это ложь.
   — Тогда обращусь к показаниям другого заместителя. Он рассказывает о вашей с Боровицким ссоре, послужившей причиной вашего увольнения. Он утверждает, что слышал, как вы ругались и в процессе ругани угрожали Боровицкому. В том числе угрожали смертью.
   — Не было такого.
   — Водитель дает показания о том, что вы в разговоре с ним называли Боровицкого «зажившимся боровом, которого пора пускать на фарш». И что он несколько раз наблюдал ваши ссоры.
   — Опять ложь. Не было такого.
   — Но вы ссорились с Боровицким?