— Но это была единственная акция… — Не суть важно, единственная или нет. Важно, что была. И что принесла пользу детям-сиротам, которым была предназначена большая часть этих товаров, и вашей, которая получила причитающиеся ей деньги, части.
   Так стоит ли прерывать так хорошо и так взаимовыгодно начавшееся сотрудничество… Полковник уперся взглядом в предлагаемую к подписи бумагу и заиграл желваками.
   За каким чертом он тогда согласился принять этот борт?! За каким… польстился на приличное, очень приличное долларовое вознаграждение? Теперь он оказался на крючке. Достаточно одного заявления дававшей стороны, чтобы началось служебное расследование. А это… На черта ему были эти доллары… — Что мне передать главе администрации? — спросил председатель комиссии.
   — Передайте… передайте, что я согласен… Сделал Хозяин командира! Красиво и очень быстро сделал. Вначале подсунул один-единственный самолет, чтобы потом заграбастать целый аэродром.
   Так вот в чем дело!
   В аэродроме дело… В дополнительных транспортных возможностях, которые он предоставляет. В возможности в любое мгновение доставлять в город дешевый, скоропортящийся груз, всякие там цветы, фрукты, овощи. Благодаря чему в какой-нибудь день ажиотажного спроса — например, Восьмого марта или под Новый год — можно сбросить в торговлю десятки тонн пользующегося спросом товара, сбить этим цены и разорить конкурентов, пользующихся наземным транспортом.
   Ну Хозяин! Ну голова! Прикрыться администрацией, чтобы подгрести под свои коммерческие цели целый военный аэродром. И под то у той же администрации вырвать золотой подряд на снабжение бюджетных организаций… Ну Хозяин! Ну волкодав!
   Так вот, оказывается, зачем был тот с азиатами самолет. Не для азиатов! Для далеко идущих планов был. Для коммерческого использования сугубо военного аэродрома… И опять полковник ошибся. Насчет самого главного ошибся. Насчет цели использования аэродрома…

Глава 15

   — На аэродром! — распорядился Хозяин. Поездки на аэродром стали очень часты. Каждый божий день, иногда по два раза на дню, Хозяин мотался на взлетно-посадочную полосу, принимающую очередной самолет. Пока дело не было налажено, он считал свое присутствие там обязательным. Потом, когда все детали и шестерни придуманного, разработанного и реализованного им механизма добычи денег притрутся и станут крутиться без задержки, он сможет позволить себе уйти в сторону и наблюдать за происходящим издалека.
   Но потом. Не сейчас. Не раньше, чем в этом, новом пока, деле будут устранены все мешающие деланью денег зазубрины и шероховатости.
   — Поехали!
   Водитель уже привычным маршрутом привел машину к аэродрому. Не покидая заднее сиденье, Хозяин набрал номер диспетчера полетов.
   — Когда будет пятьдесят второй борт? — спросил он.
   — Скоро.
   — Скоро в печке блины поспевают.
   — Через пять-шесть минут. Борт передает, что заходит на посадку.
   — Передай ему, пусть выруливает к ангарам.
   — Хорошо, передам.
   — Смотри не угробь мне этот борт. Посади его аккуратно, как бабочку на ладонь.
   — Сделаем! — радостно ответил диспетчер. Радостно, потому что с тех пор, как этот голос стал периодически звонить диспетчеру полетов, ему стали выплачивать зарплату. И начислять премиальные за каждый посаженный самолет. Равные половине переставшей задерживаться зарплате.
   — Давай к ангару, — приказал Хозяин. Уже привычный на аэродромном бетоне «Мерседес» развернулся в сторону ангаров. Которые вот уже почти шесть недель не использовались воинской частью по прямому назначению, а сдавались под товар обществу предпринимателей, доставлявшему в город по поручению администрации продукты и вещи для бюджетных организаций и неимущих граждан.
   Ангары были забиты под самые крыши, потому что самолеты садились часто, иногда по несколько раз в день. Но, с другой стороны, и малоимущих в городе и области было тоже немало. Если каждому дать, к примеру, хотя бы по одной паре обуви, футболке и по несколько килограммов продуктов, то это уже получаются десятки тонн. И совершенно огромные объемы.
   — Эх, нам бы вон те ангары к рукам прибрать, — мечтал вслух Хозяин, поглядывая на горбатые сооружения по другую сторону бетонной полосы.
   — А что там?
   — Точно сказать не могу. Знаю только, что те ангары к аэродрому прямого отношения не имеют. Просто дислоцируются на его территории. Летуны говорят, через них раньше перегоняли какую-то новую технику, используя в качестве транзитного аэродрома. А потом перестали. Все хозяйство передали летунам и фактически бросили. Теперь они стоят пустые и тихо ржавеют. Ангары ржавеют, а нам товар хранить негде. Просто какая-то собака на сене получается.
   — Так надо было с командиром переговорить.
   — Пробовал. Боится. На приказ ссылается. Говорит, что этими ангарами распоряжаться не имеет права.
   Ну ничего. Рано или поздно ему охранять их надоест, и он придет ко мне. А я любой металлолом к делу приспособить смогу. Как и вот этот, в котором тоже черт знает что хранилось.
   "Мерседес» замер у ангаров, возле которых туда-сюда мерила периметр забора из колючей проволоки нанятая Хозяином и по-быстрому натасканная Зубановым охрана. По-настоящему службу не несла, но изображать — изображала.
   — Пора бы уже, — в последний раз посмотрел Хозяин на часы.
   — А машины под товар где? И грузчики? — поинтересовался Зубанов.
   — Есть. И машины, и грузчики, — ответил Хозяин. — Вон он!
   Над аэродромом, приседая брюхом над взлетно-посадочной полосой, завис самолет. Очень небольшой самолет. Совсем не такой, как прилетали до того.
   — Этот? — переспросил Зубанов.
   — Этот. Этот самый.
   Самолет плюхнулся на выпущенные шасси и покатил по бетону, гася скорость. В середине слишком длинной для него полосы развернулся и малым ходом двинулся к хорошо видимым ангарам. Доехал и встал в отдалении, не выключая двигатель.
   Зубанов сделал шаг вперед.
   — Погоди, — остановил его Хозяин. — Я сам.
   — Один?
   — Один.
   — Но… — Я сказал — один, значит, один!
   Хозяин взял стоявший у его ног «дипломат», развернулся и не торопясь пошел к самолету. Один пошел. Что лишило охрану всякой возможности осуществлять ближнюю страховку.
   — Рассредоточиться и смотреть вокруг, — приказал Зубанов телохранителям. — И чтобы незамеченной муха не пролетела!
   Телохранители разделили всю прилегающую местность на сектора и стали внимательно отсматривать каждый свой. Но телохранителей на такую обширную, с многочисленными потенциальными укрытиями местность было явно недостаточно.
   — Эй вы! — крикнул Зубанов охране ангаров.
   — Мы?
   — Вы! Ну-ка быстро добежали вон до тех кустов и посмотрели, нет ли там кого, — распорядился Зубанов, которого они узнали.
   — Но мы… — Отставить разговоры! И — шагом марш!
   — Что смотреть?
   — Не что, а кого. Людей смотреть.
   — А если… — Если кого найдете — пристрелите. Ну! Быстро! Охранники, сжимая в руках смешные берданки, побежали к кустам. Пристрелить они, конечно, никого не пристрелят, но как минимум, чтобы не мешали, пристрелят их. Что позволит обнаружить затаившегося противника.
   Все, что можно было в этой ситуации сделать, Зубанов сделал. Расположенная сзади местность худо-бедно контролируется. А на аэродроме никаких, за которыми можно залечь с винтовкой, препятствий нет. Аэродром чист, как разглаженный лист бумаги.
   Осталась гипотетическая угроза, исходящая от самолета.
   Полковник повернул голову в сторону, куда ушел Хозяин. Тот стоял возле открытого люка и о чем-то разговаривал с высунувшимся оттуда человеком. Говорили они недолго. Потом голова человека скрылась в фюзеляже и буквально через минуту показалась снова. Он подтянул и выбросил на бетон один за другим четыре коробки. Хозяин в ответ закинул в самолет «дипломат». Самолет, взревев моторами, самым малым ходом стал отъезжать вперед.
   Хозяин что-то крикнул в незакрытый люк. Вновь появившаяся голова что-то ответила в ответ.
   Зубанов напряг слух. Но рев мотора заглушал все слова. В том числе наверняка Хозяину заглушал. Человек в самолете это понял и, подняв, растопырил пятерню правой руки. Затем присоединил к ней кулак левой и отставил два пальца.
   Семь. Цифра «семь».
   Что может обозначать цифра «семь»?
   Скорее всего семь часов или семь дней. Если разговор идет о встрече, то часов — вряд ли. Скорее дней. Семь дней. Или одна неделя.
   Хотя с таким же успехом это может быть семь недель, семь месяцев или семь лет. Больше едва ли. Больше — это уже семь столетий. В любом случае тот, кому надо знать, что это за семерка, знает. А кому не надо, бессмысленно догадывается.
   Моторы набрали обороты.
   Хозяин прикрыл лицо рукой от поднимаемого винтами ветра.
   Самолет вырулил на взлетную полосу и, набирая скорость, покатился по бетону. В середине полосы он оторвался от земли и очень быстро исчез из поля зрения.
   — Сюда, — показал Хозяин.
   Телохранители подбежали, взяли коробки и вместе с Хозяином, окружив его, пошли к машине.
   — Это весь груз? — спросил Зубанов.
   — Весь, — ответил Хозяин. — Можно ехать домой.
   — Что это? — все-таки не удержался, спросил полковник.
   — Товар, — сказал Хозяин.
   Сказал ровно столько, сколько хотел сказать.
   — Поехали. Здесь нам больше делать нечего.

Глава 16

   — Куда собираешься на ночь глядя? — спросил Зубанова уже у самой двери его «замок». По-армейскому «замок» — заместитель командира. А по-гражданскому гораздо скучнее — первый заместитель. То есть вместо емкого и привычного «замок» получается какой-то «перзам». Если не сказать в другой очередности и оттого еще хуже. Нет, уж лучше по старинке — по-армейскому.
   — Пойду прогуляюсь.
   — Под дождем?
   — А почему бы и нет? Чем дождь хуже солнца? «Замок» пожал плечами и скосил глаза на большой перекидной календарь, висевший на стене.
   — Ах, ну да! Сегодня же четверг, — вспомнил он. — Тогда конечно. Тогда можно и под дождем. Или, может, мне прогуляться вместе с тобой? Чтобы не так скучно.
   — Нет. Не надо. Ты же знаешь, я люблю гулять один.
   — Под дождем?
   — Под дождем… — Тогда — счастливо!
   В четверг командир всегда гулял. Вне зависимости от капризов погоды. Такая у него была привычка. И такой график. Ну может же человек иметь свои привычки.
   Зубанов вышел на улицу и открыл зонт. Погода была действительно мерзкая. Сильный, сбиваемый ветром дождь сек по лицу каплями, несмотря на выставленный вперед зонт. Порывы ветра выгибали спицы, норовя сломать и вывернуть наизнанку полукруглый купол. Лужи и грязь встречались на каждом шагу.
   Погода была ужасная.
   Что было очень кстати.
   Полчаса Зубанов бродил по улицам, скверам и переулкам, часто оглядываясь, проверяя, как завязаны ботинки и заглядывая в витрины. Когда он убедился, что других обожающих гулять в дождь «прохожих» нет, он стал искать подходящую новостройку или, наоборот, развалины, чтобы… ну то есть понятно, зачем долго гуляющие по городу люди вдруг начинают искать укромные места.
   Подходящие руины подвернулись очень скоро. И очень вовремя. Ровно в двадцать двадцать пять. Зубанов протиснулся в полуоткрытую дверь, поднялся по лестнице до первого этажа, спустился по лестнице и снова вышел на улицу. Но уже во двор дома. Там он огляделся и снова зашел в подъезд, парадный ход которого выходил на другую улицу.
   Полковник зашел в комнату и посмотрел на часы.
   В подъезде зашуршал сор, застучали обломки задетых ногой кирпичей. Полковник на всякий случай повернулся к стене и расстегнул ширинку. В комнату, тихо поругиваясь, зашел еще один, озабоченный поиском укромного места, гражданин.
   Он огляделся и тоже подошел к стене.
   — Здравствуй, — тихо сказал Зубанов.
   — Да погоди ты, — не очень вежливо ответил гражданин и сделал то, что должен был только изобразить. — Представляешь, по-настоящему прижало. Еле добежал.
   — Пошли в соседнюю комнату, — предложил Зубанов, глядя на мокрую, дымящуюся паром стену.
   Ох уже эти «шептуны», любое дело в прямом смысле обгадят!
   Переставшие быть озабоченными граждане прошли в соседнюю комнату и сели на обломки какой-то уже не узнаваемой мебели.
   — Что скажешь? — спросил Зубанов.
   — Скажу, что жить стало тяжелее. Все тяжелее и тяжелее. Нормально поесть не на что, не то что одеться. И еще погода… Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит… Зубанов расстегнул карман плаща и вытащил засунутый в полиэтиленовый мешок сверток. И из другого кармана — лист бумаги и ручку.
   — Сколько здесь?
   — Как всегда. Пиши расписку.
   — Не буду я писать расписку.
   — Почему? Раньше ведь писал. А теперь почему-то не будешь.
   — Раньше писал, а теперь не буду.
   — Ну как хочешь, — сказал Зубанов и стал засовывать сверток в карман.
   — Ты это чего?
   — Ну ты же не будешь писать расписку? А без нее я тебе денег дать не могу. Мне отчет начальнику представлять надо. А то он подумает, что я его деньги пропил.
   — Ну ты же не пропил!
   — А он подумает, что я пропил! Как я докажу?
   — Я подтвержу.
   — Подтверждай, — сунул Зубанов в руки осведомителю бумагу и ручку. — Ну — или… — Ладно, черт с тобой, — согласился осведомитель, не отрывая глаз от свертка. — Но последний раз!
   — Там посмотрим.
   Осведомитель написал, отдал расписку и тут же, разорвав сверток, пересчитал деньги.
   Зубанов ему не мешал. У каждого свои привычки и свои дурные наклонности. У этого — никому не доверяя, пересчитывать деньги, не отходя от кассы. У другого тащить их домой и рассматривать при свете тусклого ночника.
   — Эта купюра сильно рваная. У меня ее в магазине не возьмут, — возмутился осведомитель. — Заменить бы надо.
   — Да пошел ты! — уже совершенно искренне возмутился Зубанов, потянувшись к деньгам. — Я такого дерьма, как ты, на эту сумму троих куплю! Тоже мне… — Да ладно ты. Чего разорался? — примирительно сказал осведомитель, засовывая деньги во внутренний карман. — Закурить не будет?
   Закурить было. Потому что Зубанов хорошо знал и помнил привычки своих стукачей. Конкретно этот всегда стрелял сигареты. И был очень доволен, когда получал их.
   — На, держи, — передал полковник пачку. — Можешь всю забирать.
   — Вот спасибочки, — обрадовался осведомитель.
   — А теперь рассказывай, что нового узнал.
   — Много чего. Узнал, кто у Сивого деньги слямзил. И знаешь кто… Кто слямзил у Сивого деньги, было совершенно не интересно. Но выслушивать пришлось. Потому что достаточно оборвать осведомителя раз-два, как он, стараясь угодить, начнет редактировать информацию и обязательно что-нибудь упустит.
   — Так, хорошо. Что еще? Я тебя по Северному рынку просил узнать.
   — С Северным рынком все то же самое. Братва грозится не сегодня-завтра спалить.
   — Кто конкретно грозится спалить?
   — Громко — Сивый и Рыжий. Но они, мне кажется, просто звонят. Выставляются друг перед другом.
   — А кто тихо?
   — Гундосый — тихо. Он говорил, что ему большие бабки за тот пожар забашляют.
   — Когда?
   — Не знаю. Он не говорил. Говорил, что скоро, а когда — молчок.
   — Узнай.
   — Как же я узнаю?
   — Как хочешь. Узнаешь — премию тебе выпишу. Конечно, не положено осведомителям премии раздавать, чтобы не развращать, но тут случай особый. Тут без материального поощрения не обойтись. Правда, если он войдет во вкус, то, считай, сексота нет. Стукачу-попрошайке — цена копейка. Так как он скоро, чтобы получить лишние деньги, начнет сочинять то, чего не было, но что от него хотят услышать.
   — Сколько дашь?
   — Половину того, что обычно. В следующий раз.
   — А если авансом? Тогда я… — Хрен тебе, а не аванс. Ты аванс пропьешь, а потом плакать будешь, что денег нет. Деньги против информации.
   — Ладно, узнаю.
   — Только смотри без фантазий! Я проверю.
   — Когда я вас подводил?
   — Пока не подводил. Но мало ли… Ладно, что еще?
   — Братва болтает про аэропорт.
   — Про гражданский, что ли?
   — Нет. Военный. Тот, что за городом. Говорят, кто-то на него лапу положил. Говорят, оттуда мануфактура по магазинам пошла.
   — Кто — знаешь?
   — Имя не знаю, а кличку слыхал. Боров кличка. Братва гутарит, боссы сильно на него в дыбы встали. Говорят, хотят войну.
   — Кто хочет?
   — Боссы.
   — Какие? Ты мне конкретные фамилии узнай. И что и когда они хотят делать.
   — Сколько?
   — Что сколько?
   — Сколько премия будет? За имена.
   Ну вот, пожалуйста. Уже понял, что почем. И за что. Теперь забудет про оклад и станет работать за премии. Ну никак нельзя осведомителям дополнительное вознаграждение давать… — Ладно. Получишь. В размере обычного получишь.
   — Вот спасибочки.
   — Ты еще не узнал.
   — Теперь узнаю.
   — Что еще интересного болтают?
   — Разное болтают. Болтают, что братья Толстого на перо поставить хотят. За какое-то давнее дело.
   — А чего же не поставили? Раз хотят.
   — Так он трус. Из дома носа не кажет. Пера боится.
   — Еще.
   — Наркота в городе всплыла. Много наркоты.
   — Наркота всегда была.
   — Я же говорю — много наркоты. Столько раньше не было. Даже цены съехали.
   — Кто сбрасывает, знаешь?
   — Не знаю, И никто не знает. Я барыг спрашивал, они говорят, этот дурман идет не по их каналам. Толкуют, что наших кто-то специально валит.
   — Как так валит?
   — Сбрасывает наркоту по дешевке, чтобы клиента отбить. Если клиенты будут у него, оптовики тоже будут у него. И он тогда весь город заберет… Не понравилось Зубанову то, что сказал осведомитель. Еще не понял чем, но не понравилось. Что-то было в этой информации знакомое и тревожное. Только никак не вспомнить что.
   — Теперь все?
   — Все.
   — Ну тогда иди.
   Осведомитель собрался уходить, но вдруг вернулся.
   — Еще вспомнил. Братва болтает, что какое-то постановление по торговле вышло. И что его кто-то специально сделал. И что тот, кто сделал, за центр города воюет.
   — Это я знаю. Это постановление в газетах было напечатано. Так что ты… Стоп! Вот оно. Сошлось. Здесь партию товара завезти, чтобы цены сбросить и центр города под себя забрать. И там завезти и сбросить. Чтобы рынок под себя подмять.
   Неужели?..
   Ведь это не просто товар. Это «дурь»… Это… Но, с другой стороны, это очень выгодный товар. Может быть, самый выгодный товар. Потому что его можно наценить не вдвое-втрое. Его можно задрать гораздо круче… Неужели? И откуда? Ведь все операции на глазах… А самолет? Тот маленький самолет, который не надо было встречать грузчикам. Те четыре коробки… Что там могло быть? В таких небольших коробках? Ради которых гоняли целый самолет. И которые встречал сам Хозяин. Лично встречал!
   Что может иметь немалую цену при таких малых объемах?
   Только деньги. Например, валюта. Или..
   — Когда ты узнал про наркоту? — спросил Зубанов осведомителя. — Когда она пошла по городу?
   — Несколько дней назад.
   — Точнее вспомнить можешь9 — Могу. Сейчас. Мы как раз с Серым самогона перебрали. Который он из деревни привез. Это было… Это было… Воскресенье. Ну, значит, дурман во вторник пошел. Точно. Во вторник — А не раньше?
   — Нет. Не раньше. У меня барыги знакомые. Они точно знают Самый первый во вторник пошел. А потом уже много в среду и четверг.
   Вторник был через два дня после того, как улетел самолет… — Вот что… Я тебе сейчас скажу самое главное твое дело. Которое нужно обязательно узнать Те, которые были раньше, тоже нужны, но это самое главное. Понял?
   — Понял. Как не понять.
   — Узнай, откуда пошла наркота. Откуда конкретно. Кто ее распространял и откуда брал. Узнаешь — будет тебе премия. В три оклада будет.
   И еще. Следующая встреча будет не в четверг. В понедельник будет. Не здесь. В парке. На старом месте. К понедельнику узнаешь все про наркоту. Обязательно узнаешь. Потому что это для тебя теперь самое главное.
   Потому что для меня главное…

Глава 17

   Иван Степанович Боровицкий сидел за своим любимым наркомовским столом в огромном, тоже не иначе как из-под седалища наркома кресле и внимательно выслушивал отчет своего доверенного помощника.
   Сам он давно уже ничего не считал. Сам он мог позволить себе вместо калькулятора иметь штат бухгалтеров.
   — Что известно по новой партии?
   — Партия прошла удачно.
   — Оборот?
   — Три недели.
   — Остаток?
   — Без остатка.
   — Рекламации?
   — Рекламаций не поступало.
   — Прибыль?
   — Восемьсот пятьдесят процентов.
   Восемьсот пятьдесят процентов значили накрут изначально запущенной в дело суммы в восемь с половиной раз.
   В восемь с половиной! За три недели!
   Ни один другой товар такого навара не обещал. Правда, никакой другой товар не обещал и таких неприятностей, как этот. Но риск — не цена за восемьсот пятьдесят процентов… На этот товар Иван Степанович вышел сознательно. В отличие от других торговцев, которые к нему сползали постепенно, Иван Степанович всегда отличался тем, что лучше других чувствовал конъюнктуру рынка. И знал, какой товар теперь пойдет лучше всего и дороже всего.
   Теперь лучше всего шел этот товар. Потому что другой — хуже. Времена, когда можно было каждую тряпку продавать втрое, закончились. По той простой причине, что у покупателей, которые были населением, закончились деньги. На смену многообразного дефицита товаров пришел однообразный до скуки дефицит денег. Товар появился, покупать его стало не на что.
   Иван Степанович один из первых уловил наметившееся падение покупательского спроса и потому стал бороться за монополию в торговле и одновременно стал расширять ассортимент товара.
   В том числе и такого. Потому что он тоже товар, раз покупается.
   Принесшая восьмикратный доход сделка на фоне прочих оборотов выглядела мелко Но выглядела перспективно.
   А что касается характера товара… то Иван Степанович был совершенно согласен с Марксом и Энгельсом, которые утверждали, что за двести процентов капиталист продаст родную маму А тут не двести Тут — восемьсот пятьдесят!
   И значит, хочешь не хочешь… — Сколько товара способны проглотить посредники?
   — Раз в десять больше — минимум — Я заказываю в двадцать.
   — В двадцать — много.
   — В двадцать — нормально, если продавать в два раза дешевле.
   — Сбрасывать цены?
   — Да, сбрасывать. Пока вдвое. Мы должны взять этот рынок. А потом, когда станем монополистами, сможем поднять цены вчетверо.
   — Такое количество товара, объявившееся разом, может навести на нас.
   — Удлини цепочку посредников. Тогда никто ни в чем не разберется.
   Помощник сделал отметки в электронной записной книжке.
   — Да, вот что еще… Необходимо выяснить перспективный спрос на товар в городе и регионе. Найми специалистов, которые сведущи в этой проблематике. Привлеки социологов, медиков. Пусть просчитают тенденцию роста числа наших потенциальных потребителей. Сегодняшний день меня не интересует. Мне нужно знать, что будет завтра. А еще лучше послезавтра.
   — Им понадобится статистика.
   — Будет тебе статистика.
   Через несколько дней председатель правления городского общества предпринимателей и глава комиссии городской администрации выступил с инициативой, заключающейся в концентрации усилий городских учреждений и частного бизнеса в деле борьбы с наркоманией.
   Почти тут же под патронажем главы администрации был сформирован общественный комитет, куда вошли представители администрации, руководители городского здравоохранения, милиции, ФСБ и ряда других организаций. Общество предпринимателей в качестве благотворительного взноса выделило средства на широкомасштабные научные исследования, целью которых являлось выяснение масштабов наркоэпидемии среди населения, просчета склонных к употреблению наркотиков групп риска и организации среди них профилактических мероприятий.
   Городское управление здравоохранения представило исчерпывающую информацию по числу хронических больных, динамике распространения заболевания и прогнозах развития эпидемии в ближайшие годы.
   Городской отдел внутренних дел доложил состояние дел в подпольной торговле наркосодержащими веществами, рассказал о мерах, предпринимаемых милицией для борьбы с наркоторговлей, и используемых ими методах.
   ФСБ поделилась своими наработками в части путей проникновения наркотиков в город и взаимоотношений с международной мафией.
   Итогом работы общественной комиссии явилось создание постоянно действующей группы специалистов, которой надлежало отслеживать и контролировать состояние дел…

Глава 18

   — Куда едем? — спросил полковник Зубанов.
   — В баню.
   — Куда?!
   — Туда, куда поедем.
   Машины сорвались с места. «Мерседес» Хозяина и микроавтобус с телохранителями.
   Зачем Хозяину понадобилась баня при наличии в его доме двух саун, бассейна и навороченных, как космические корабли, гидромассажных ванн, полковник не знал. И не хотел знать.
   Впрочем, нет, теперь хотел. После той памятной встречи с сексотом хотел. Хотя как начальник охраны — не должен был. Начальник охраны, который лезет в дела хозяина, уже не охранник, уже враг. Особенно опасный тем, что приближен к информации.