Ирвин Ян. Башня над пропастью

   Иггур попытался заговорить, но не смог. Вероятно, Феламора повредила ему связки. Он откашлялся, взглянул на эту маленькую хрупкую женщину, неподвижно лежавшую на полу, и решил попробовать добиться от нее ответа по-другому.
   – Мы с Магретой – любовники, – прошептал он, продолжая диалог, начавшийся до того, как Феламора вцепилась ему в горло.
   – Нет! – плюнула она. – Ты, возможно, ее и любишь, хотя я в этом сомневаюсь: ты слишком влюблен в себя и свои собственные страдания. Но для Магреты ты всего лишь промежуточная станция в пути. Она никогда тебя не полюбит.
   – Кто она? – повторил Иггур.
   – Этого тебе не узнать, мансер, – ответила Феламора. – Я никогда не скажу, а ей ничего не известно. А теперь оставь меня.
   – Я не успокоюсь, пока не выясню, – заявил он, хотя уже было понятно, что Феламора его победила.
   – Как угодно.
   – Тогда хотя бы скажи мне, что это за секрет у Караны, который не хочет мне открыть Магрета?
   Феламора смерила его взглядом, потом злобно улыбнулась.
   – Карана троекровница,– тихо произнесла она. Колени Иггура подогнулись, и он чуть не упал.
   – Что? Как это может быть?
   – Один из ее предков был феллемом. Его имя записано в регистрационной книге в Готриме, но его держат в тайне.
   – Троекровница! – повторил Иггур. – Значит, в ней течет кровь трех миров. Это действительно большая редкость. – Он задумчиво посмотрел на Феламору. – У нее, должно быть, великий талант. Так я и подумал, когда увидел ее впервые. Его нужно развивать. Ей будет грозить опасность, если о ее происхождении кому-нибудь станет известно.
   – Разумеется! Я хочу, чтобы Карана умерла. Теперь ступай!
   Иггур вышел из комнаты такой подавленный и униженный, что не мог видеть Магрету. Но, с другой стороны, он узнал нечто, и это могло ему пригодиться в будущем.
   «Итак, – решил он, – нужно сделать все, что в моих силах, чтобы привезти сюда Карану. Я немедленно разошлю по стране оставшихся скитов».
 
   Феламора неподвижно лежала в своей комнате неделями. Она ела то, что присылала ей Магрета, принимала лекарства, но почти не вставала с постели. Потеря силы оказалась для нее сокрушительным ударом. У нее почти не осталось желания жить и интереса к чему бы то ни было.
   Однако когда Магрета пришла навестить ее на следующий день после визита Иггура, Феламора, одетая, была на ногах, ее кожа опять приобрела розовый оттенок. Она расхаживала по комнате. Конфликт с Иггуром оживил ее, хотя Магрете не было об этом известно.
   – Пора действовать, – сказала Феламора. – Моя сила начинает возвращаться. Смотри!
   Щелкнув пальцами, она исчезла. Магрета была изумлена, хотя и знала, как это делается. Ей пришлось сосредоточиться, прежде чем удалось найти Феламору, которая сидела в кресле у камина.
   Феламора не щадила себя, чтобы обрести былую силу, и без устали упражнялась. Однажды ей удалось прийти прямо на встречу Иггура с марионеточной Ассамблеей, и даже Иггур не догадался о ее присутствии, хотя все в комнате испытывали беспокойство и разошлись очень рано. Феламора со смехом рассказала об этом Магрете, и хотя та провела со своей госпожой много лет, никогда еще не видела ее в таком восторге.
   Однажды поздно вечером Феламора появилась в комнате, где сидели Магрета с Иггуром, и объявила, что уходит.
   – Мне нужно многое наверстать, – обратилась она к Магрете так, словно Иггура не было в комнате. – Будь начеку с этим твоим любовником: он использует тебя в своих целях.
   Иггур задохнулся от ярости и заскрипел зубами. Как только Феламора ушла, он внезапно покинул Туркад, сказав только, что должен инспектировать свои войска, и не возвращался несколько недель.

30
Потоп

   «Что я наделал?» – подумал Шанд, пытаясь нащупать в темноте веревку. Отвязав ее, он спустился на выступ, где оставил свое снаряжение. У него под ногами была вода. Один из фонарей сломался, другой смыло в туннель, и он лежал на боку. Створка приоткрылась, и оттуда пробивался слабый луч света. Полностью расшторив его, Шанд попытался осмотреть пещеру. Он слышал, как где-то льется вода, но ничего не разглядел: в воздухе стоял густой туман.
   Шанд спустился по веревке вниз, туда, где несколько минут назад видел Карану в окружении гаршардов. Туман начал рассеиваться, и Шанд обнаружил, что в озере больше нет воды, а сталактит, расколовшийся на куски, лежит в центре бывшего озера. Со всех поверхностей в пещере сбегали струи воды. Основная часть потока, вероятно, ушла в другой туннель.
   Шанд заметил маленькую ножку, торчащую из-за камня, на котором лежала Карана. Подбежав туда, он увидел, что она висит на камне и ее держат веревки.
   – Карана! – закричал он, испугавшись, что девушка захлебнулась или ее убило каким-нибудь осколком, оторванным потоком от стены пещеры. Перерезав веревки, Шанд уложил Карану на камень. Она задрожала, выплюнула воду и открыла глаза.
   – Шанд, – прошептала она, – это ты сделал?
   – Я, – ответил он.
   – Что случилось с гаршардами? – спросила она.
   – Их смыло, наверно. Если бы ты не была привязана, тебя бы тоже смыло. Нам лучше уйти отсюда: не думаю, что все они погибли. Правда, у тех, кто выжил, вероятно, переломаны кости.
   Они поспешили выбраться оттуда, и пару часов спустя Карана с Шандом уже выходили из пещеры. Теперь Шанд тоже еле ковылял: он потерял сапоги во время потопа. Когда они направились в гостиницу, было не поздно, но уже стемнело. Шанд еще ничего не сказал Каране о ските, но перед тем, как войти в гостиницу, тихо произнес:
   – Думаю, нам лучше отбыть сегодня вечером. Я расплачусь.
   Карана безвольно ходила за Шандом, ощущая себя беспомощной. Гаршарды вновь явились за ней и будут преследовать, как и прошлой осенью. От них не скрыться. Так какой смысл бежать дальше?
   Недалеко от гостиницы они с Шандом заметили лавку, которая была еще открыта, и купили там сапоги взамен потерянных. Затем пошли в лавку, где продавались мехи для воды. Она была закрыта, и никто не вышел на их стук.
   – Нам нужно идти, – сказал встревоженный Шанд. – Мы обязательно найдем что-нибудь дальше.
   Забрав из гостиницы рюкзаки, они незадолго до наступления полуночи направились по тропинке, ведущей к утесам. Остаток ночи они провели в зарослях кустарника.
   Как только начало светать, они продолжили путь, поминутно оглядываясь. Вскоре началась дорога в виде широких ступеней, высеченных в скале. Даже в этот час по ней вверх и вниз спешило много народа.
   Погода была прекрасная, но из-за жары и тяжелых рюкзаков идти было трудно. У подножия утеса Шанд с Караной свернули на дорогу, которая вилась по склону, ведя к винограднику, – там на лозах начинали распускаться листья. За виноградником они увидели лимонную рощу. Деревья были покрыты темно-зеленой листвой и маленькими плодами.
   – Давай немного передохнем, – предложила Карана, сев на землю и прислонившись спиной к рюкзаку.
   Мимо прошла группа носильщиков, пошатываясь под тяжелой ношей.
   – Интересно, а почему ты не удалился на покой здесь, вместо того чтобы ехать в Туллин? – спросила Карана.
   – Удалился на покой! —Шанд в ярости запустил в нее мехом с водой. – Да я работаю по двенадцать часов в сутки в Туллине! Мне там нравится, несмотря на холод. В Туллине много геллонов.
   – Геллонов? И это все?
   – Я обожаю теллоны. Это благороднейший из фруктов, и он вкусен в любом виде – зеленый, спелый, сушеный, маринованный, в виде варенья или приправы. А сок из геллона?! Даже соленый геллон хорош и помогает от морской болезни лучше, чем имбирь. У тебя бывает дурнота после того, как ты применяешь свой талант? Геллон и от этого помогает.
   – Да, он бы мне сейчас не помешал – у меня побаливает голова.
   – Ничего страшного. А когда мне надоедает есть все это, я пью ликер из геллона, который делаю сам. Этот ликер – лучший в Мельдорине, а возможно, и на всем Сантенаре. – Шанд пришел в лирическое настроение. – Какой еще причины надо искать, чтобы жить в Туллине, если самый прекрасный фрукт Мельдорина растет там? Я люблю мои деревья, дающие эти плоды, – я сам их сажал. Их корни уходят глубоко в каменистую почву. Им больше ста лет. Они любят холод, а я люблю их. Да, Туллин – это все, что мне нужно.
   Карана слушала этот монолог с нежной улыбкой, но вдруг что-то в последней фразе ее смутило.
   – Правда? Туллин – это все, что тебе нужно, старый друг? Кто же ты на самом деле, Шанд? Ты мансер, как Мендарк, раз прожил так долго, или в твоих жилах течет кровь других миров?
   Шанд повернулся к ней, хотя взгляд его все еще был устремлен куда-то вдаль.
   – Мои геллоновые деревья выдали меня, – сказал он. – Да, я стар. Да, я пережил свое время, хотя ни волшебство, ни родословная тут ни при чем. И все-таки ты права: Туллин – мое убежище, моя нора, где я прячусь от себя. Не спрашивай ни о чем. Такова цена за то, что я тебе помогаю. Не спрашивай меня.
   У Шанда был такой печальный вид, что Карана тоже загрустила.
   – Тогда пойдем.
   Она вскочила на ноги. Перед ними была еще одна лестница, но ее ступени были не такими крутыми.
   По склону было разбросано множество деревушек, и, пройдя часа три, Карана с Шандом увидели небольшой домик у тропинки, оказавшийся закусочной. За одну медную монету они напились чаю со сладкими булками, приготовленными из рисовой муки с изюмом.
   О делах Шанда больше не говорили, и вскоре снова отправились в путь. Еще не наступили сумерки, когда они остановились в какой-то деревне, где им понравилась крошечная гостиница. Они снова сидели на веранде за обедом, потягивая зеленое вино и любуясь закатом. Потом взошла полная луна – вторая за время их совместного путешествия. Карана пыталась вспомнить, где они находились в прошлый раз, когда луна была полной, но не смогла. Шанд не сводил взгляда с дороги, проходившей рядом с гостиницей. Карана часто замечала в пути, как он оглядывается через плечо, и забеспокоилась. Однако происшествие с гаршардами так вымотало девушку, что у нее больше не было сил, чтобы пугаться.
 
   Наступил тридцать третий день месяца тальмарда – последний день зимы и старого года. Карана и ее спутник предвкушали его конец и начало нового года. Было жарко, в небе ни облачка. Вскоре последняя деревушка исчезла из виду. Местами земля была покрыта коркой соли. Зеленый островок неподалеку говорил, что впереди путешественники найдут ручеек. Они наполнили мехи прохладной водой. Им не удалось купить новые, чтобы заменить прежние, из плохо очищенной кожи.
   – Нам предстоит долгий и трудный путь, а у меня уже сейчас дурное предчувствие относительно него, – признался Шанд. – Все наше снаряжение должно быть безупречным, а мы выступаем в поход с мехами, половина из которых никуда не годится.
   – Теперь уже ничего не поделаешь, – ответила Карана, разделявшая его беспокойство.
   Когда все было готово, Карана в испуге посмотрела на груду вещей. Запас продовольствия на тридцать пять дней представлял собой внушительную гору, хотя в основном это были сушеные продукты, компактно упакованные.
   Труднее было с водой: даже если бы они передвигались только ночью, а днем спали, на первый переход им потребовалось бы по четыре меха на каждого на восемь дней.
   – Все это нам необходимо, – сказал Шанд, тоже глядевший на огромный груз.
   Они надели свои одеяния для пустыни с капюшонами и длинными рукавами. Карана вскинула мехи на плечи и почувствовала, что уже перегружена. Потянувшись за рюкзаком, она не смогла его поднять.
   Шанд помог ей надеть рюкзак. Зашатавшись, она уронила рюкзак на землю. Карана вытерла слезы досады:
   – Он слишком тяжелый!
   Шанд вынужден был согласиться. То, что Каране нужно было взвалить на себя, превышало ее собственный вес. Вытряхнув содержимое рюкзака на землю, девушка начала сортировать вещи, откладывая то, без чего можно было, по ее мнению, обойтись.
   – Да и воды у нас слишком много, – сердито заметила она. – Ты сказал, что первый переход займет пять дней, а у нас воды на восемь.
   Она вылила воду из плохих мехов на землю и так взглянула на Шанда, что он последовал ее примеру. Приободрившись, она избавилась от сковородок, своей тяжелой куртки и прочих ненужных предметов.
   – Весна только что наступила. Ночью в пустыне бывает очень холодно, – предостерег ее Шанд.
   – Я не могу это нести! – закричала Карана, сердясь на Шанда и на собственную слабость.
   – Тогда нам вообще не следует идти, – сказал он, еле сдерживаясь. – Но если мы идем, тебе нужно будет защищать тело и лицо от солнца и соленой пыли.
   – Но у меня же остается плащ с капюшоном и шляпа, – возразила она.
   – Я бы взял все, – посоветовал Шанд. – Пока мы не доберемся до Катадзы, не будет возможности вымыться. Твоя одежда покроется коркой соли, если кожу разъест, тебе будет не вылечиться.
   – Все равно слишком много. – Карана отбросила кое-что еще. – Я буду меньше есть, – яростно заявила она и отшвырнула четыре пакета с продуктами.
   Затем она тщательно упаковала все заново, надела свою шляпу из кожи оливкового цвета, с широкими полями, низко надвинув на брови, и без помощи Шанда взвалила рюкзак на спину. Он был очень тяжелый, но теперь она хотя бы могла с ним справиться.
   Посмотрев на пакеты с едой и вещи, выкинутые Караной, Шанд взвесил свой рюкзак, подержав в руках, потом сунул часть из них к себе. С минуту Карана пристально смотрела на него, рассерженная этим поступком.
   – Ты старый дурак, – сказала она, хотя и понимала, что он прав. Рискованно было пускаться в путь, не имея при себе все самое необходимое.
 
   Они медленно спускались по склону на дно моря. Тут и там попадались огромные глыбы серого известняка, скатившиеся сюда с утесов во время обвала. В середине дня путешественники заметили слева узкую полоску зелени на фоне возвышающегося горного массива. Это был каньон. Отвесные склоны нависших над ними скал были покрыты сверкающей солью, однако на песке росли деревья. Уже было так жарко, как летом у Караны дома, в Готриме.
   – А еще даже не полдень, – в отчаянии заметила девушка. Ей всегда было тяжело переносить сильную жару. – Что же будет в следующем месяце?
   – Что будет на обратном пути?
   К концу первого дня похода они шли по песку, покрытому коркой соли, который скрипел под ногами. Земля тут была бесплодна, и растительность попадалась лишь вблизи ручьев.
   – Думаю, наши друзья гаршарды от нас отстали, – сказал Шанд в тот вечер.
   – Они никогда от нас не отстанут, – мрачно ответила Карана.
   – Чего они от тебя хотели, Карана?
   Когда она ему объяснила, Шанд был потрясен.
   – Жаль, что ты мне не сказала раньше. Тогда я бы вообще сюда не пошел.
   – Прости. Когда я... отказалась от своего дара, должно быть, я подавила и память. Я ничего не помнила, пока они не взялись за меня в пещере. – Она взглянула в глаза Шанда, в которых отражалось пламя костра. – Я никогда не буду в безопасности, не так ли?
   – Я... да, не будешь, пока это не разрешится так или иначе. Наверно, способ, которым ты устанавливаешь контакт, уникален.
   Каране не хотелось это обсуждать.
   – Пошли – нам надо их опередить.
   Назавтра был первый день тэйса – начало весны и нового года. Правда, путешественникам не стало лучше, чем в старом году. Они добрались до каньона и два дня шли по нему, наслаждаясь тенью. На второй день, проведенный в каньоне, они увидели то, что показалось им миражом на этой выжженной земле: глубокое горное озеро со свежей водой. Карана поплавала, пока Шанд на другом конце озера удил рыбу. Попались одни лангусты.
   – Как жаль, что ты выбросила сковородки, – заметил он, когда Карана вышла из воды, вытирая свои кудри рубашкой.
   – Вполне достаточно костра, – улыбнулась она, поворачивая в сторону деревьев.
   Она вернулась с охапкой хвороста, и скоро запылал яркий огонь. Затем она уселась на плоский камень и принялась расчесывать своиогненно-рыжие волосы. Набросив на плечи плащ, Карана погрузилась в размышления.
   Стемнело. Они вкусно поужинали лангустами с овощами, испеченными на углях. Потом они сидели у костра с медными кружками чая. Шанд посмотрел на Карану.
   – Наконец-то ты выздоровела! – сказал он. – Я рад. – Встретившись с ним взглядом, Карана долго молчала, размышляя обо всем, что они вместе пережили, а также о своей прошлой жизни.
   – Да, – наконец выговорила она. – Думаю, я стала сильнее, чем когда-либо. Я больше не боюсь безумия. Моя бедная мать – все эти годы я ненавидела ее за то, что она оставила меня одну. Теперь я лучше ее понимаю. И всем этим я обязана тебе. Все, что у меня есть, – твое. Тебе стоит лишь сказать.
   Карана грациозно опустилась перед ним на колени и наклонила голову, коснувшись песка. Шанд был глубоко растроган. Воздавались ли ему когда-нибудь такие почести? Но одновременно он ощущал раздражение, зная, что сделал для девушки меньше, чем должен был.
   – Поднимись, дитя, – сурово произнес он, и Карана притихла, полагая, что жест ее отвергнут. Он обнял ее и провел рукой по кудрям. Она вернулась на свой камень.
   – Ты действительно обязана мне жизнью. В тот первый день я трижды вдыхал ее в тебя. Но дальше ты справилась сама.
   Карана помолчала, потом ее мысли снова вернулись к теме, постоянно ее занимавшей.
   – Ты действительно считаешь, что Лиан пошел по своей воле?
   – Не знаю, что и думать. Зачем было Тензору его уводить? Для чего Лиан ему нужен? Лиан – дзаинянин, а дзаинянам нельзя особенно доверять!
   Карана поморщилась.
   – Не говори так – они точно такие же, как мы с тобой. Он никогда не хотел Зеркало для себя: Лиан равнодушен к подобным вещам. Он одержим только Преданиями.
   Карана знала, что Лиан безумно желает создать новое Великое Сказание. Быть может, он решил, что с помощью Тензора ему удастся осуществить мечту, и потому увязался за ним, когда тот уходил из зала Тайного Совета? Могло ли так быть?
   – Неужели он бы тебя покинул в Туркаде после всего, что вы вместе пережили?
   – Вряд ли, – еле слышно ответила Карана.
   – Возможно, он увидел, как ты упала, и сбежал от ужаса и горя, подумав, что ты умерла. Или, быть может... Вы с Лианом причинили Тензору слишком много вреда. И Тензор...
   – Не говори так. Я не знаю, что правда, а что нет. – Она горестно умолкла.
   – Хватит об этом, – сказал Шанд. – У меня для тебя подарок. – Он нащупал что-то на дне рюкзака. – Я собирался отдать это тебе в тот день в Эшмоде, но ты так непочтительно со мной обошлась. – Он нахмурился и бросил на нее злобный взгляд.
   Карана растерялась. У Шанда был такой вид, что она почувствовала себя пристыженной и смутилась.
   – Я шучу, – сказал Шанд. Он развернул небольшой ларец из кедрового дерева и протянул ей.
   Карана открыла ларец и увидела маленький флакончик из драгоценного хрусталя с пробкой из черного дерева и слоновой кости.
   – О, ты не должен дарить мне его, – возразила она. – Это такая красивая и дорогая вещь.
   – Открой его.
   Карана вынула пробку, и на нее повеяло чудесным ароматом лимонного цветения – любимых духов ее матери и самой Караны. Слезы потекли у нее по щекам. Она закрыла флакон и сидела не вытирая слез.
   – Спасибо. Но мне нечего подарить тебе взамен.
   – То, что ты мне подарила, гораздо ценнее, чем этот маленький подарок, – сказал он. – Ты вернула мне самоуважение.
   Карана не стала задавать вопросы. Она знала, что не получит на них ответы.
   – Где ты это раздобыл?
   – Флакон? Он у меня давным-давно. Очень старинный, и как раз правильно, что он попал к тебе: думаю, он сделан в Баннадоре. Мне его наполнили в Эшмоде. Там, на склонах моря, выращивают самые лучшие лимоны для духов.
   Карана снова открыла флакон, коснулась пробкой кожи за ушами и чуть-чуть надушила волосы. Потом, улыбаясь какой-то тайной мысли, спрятала это сокровище.
   – Еще не менее тридцати дней, – прошептала она. – Это ожидание невыносимо. А что если Лиан пошел по своей воле?
   Шанд обнял ее.
   – Если ты не уверена, всегда разумнее предполагать лучшее, а не худшее. Должно быть, Лиан зачем-то нужен Тензору. Конечно, он увел Лиана против его воли.
   Карана выпрямилась.
   – Ты действительно в это веришь?
   – Да, – ответил Шанд, лишь слегка покривив душой.
   Она немного помолчала.
   – Лиану я тоже обязана своей жизнью – да, я обязана ею многим. Я буду думать о нем самое лучшее и спасу его из беды, в которую он попал. А потом увезу его к себе домой. Он сможет писать свои несчастные Предания в библиотеке в Готриме. Я устала от зеркал, мансеров и дурацких игр в войну.
   Она направилась к озеру, глядя на звезды, отражавшиеся в нем. Поверхность воды была такая спокойная, словно из стекла.
   «Если бы только это было так просто, – подумал Шанд, – я бы с радостью присоединился к тебе. Но тебе, как и мне, не сбежать от этого дела, пока оно не закончится. Никто так не пытался избавиться от ответственности, как я».

31
Башни Катадзы

   Лиан наносил краску Малиены на лицо и руки, но замирал от ужаса каждый раз, когда кто-нибудь из аркимов смотрел в его сторону. Он все время ожидал, что его секрет раскроют.
   Следующие два дня отряд аркимов шел по опасному пути через овраги и каньоны и несколько раз попадал под обвалы.
   На второй день их спуска с гор Лиан стоял на краю утеса, как вдруг на землю у его ног легла тень. Другая тень появилась сбоку. Он оглянулся и увидел Баситора с каменным выражением лица, а рядом с ним – Хинтиса.
   – Что вам нужно? – спросил Лиан, которого начало трясти.
   – Мне нужно, чтобы ты умер, – ответил Хинтис, оскалившись. – Как те аркимы в Шазмаке, которых ты предал.
   Баситор с разведенными руками двинулся на Лиана.
   Лиан стоял спиной к обрыву. Хинтис схватил его за одну руку, Баситор – за другую, и, повернув, нагнули юношу над пропастью.
   – Что ты скажешь о том камне внизу? – спросил Хинтис, указывая на острый пик, покрытый белым слоем соли.
   – Я предпочитаю вон тот, круглый, – возразил Баситор. Лиан закричал, воображая, как летит вниз.
   – Эй! – воскликнул Аспер. – Что это вы там делаете с дзаинянином?
   – Он цел, – ответил Баситор, оттаскивая Лиана от края утеса.
   – Отпустите его!
   Они, ухмыляясь, освободили Лиана и вернулись к остальным аркимам. Спуск продолжался.
   Наконец отряд аркимов добрался до склона, ведущего прямо на дно моря, белое от соли, – до него было еще несколько лиг. Аркимы нашли ручеек, наполнили мехи водой и, снова взвалив огромные рюкзаки на спину, продолжили свой путь.
   Скоро стало ясно, что Лиану за ними не угнаться. Тогда аркимы распределили его ношу между собой. У юноши остался лишь маленький мешок с записной книжкой, личными вещами и вода. Наконец они сделали привал, разбили лагерь и, поев, легли спать. Около полудня Лиана разбудил спор между Тензором и Селиалой, и он был тем яростнее, что велся шепотом.
   – Нет, пока мы не узнаем, куда ты нас ведешь.
   – Я веду вас в убежище, – тихо ответил Тензор.
   – Не играй словами, – прошептала Селиала. – Ответь мне сейчас же, или дальше ты пойдешь один.
   Теперь Тензор заговорил примирительным тоном:
   – Селиала, вы нужны мне – все вы. Я забочусь лишь о том, чтобы выжил наш народ. Но мы должны вновь обрести былую гордость. Мы слишком долго прятались за свое славное прошлое.
   – Так давай воскресим гордость великими трудами, а не бесплодным мщением.
   – Я и замышляю великие труды, – ответил Тензор. – Величайшие! Но ты только посмотри, как наше прошлое разрушено Рульком. Какой смысл вновь строить, чтобы он все это опять сровнял с землей?
   – Ба! Ты все еще боишься фантомов, Тензор!
   – Селиала, в этом Зеркале скрыт секрет. Я знаю, что это так!И этот секрет поможет нам вновь подняться.
   – А как насчет дзаинянина?
   – Дзаинянин... очень важен. – Слова Тензора стали скользкими, как масло. – Не знаю почему – покане знаю, но непременно узнаю.
   – Тогда отзови своих собак, Тензор. Оставь его в покое.
   – Они не причинят ему вреда, – сказал Тензор. – Пусть позабавятся.
 
   В середине дня они добрались до соляного мыса, где земля потрескалась, как глазурь на пироге, образовав нечто напоминающее плиты. Кое-где эти плиты стояли вертикально, друг против друга, пространство между ними походило на палатку. Во время краткого привала Лиан уселся внутри такой «палатки», наслаждаясь тенью.
   – Будь осторожен, чтобы плита не рухнула на тебя, – с мрачной улыбкой предостерег его Тензор, проходя мимо.
   В этот момент Лиан почувствовал жужжание в голове, похожее на сигнал тревоги. Кто-то позвал его по имени: «Лиан!» Это слово прозвучало у него в мозгу, но юноша не узнал произнесший его голос. Подскочив, он попытался вернуть его, но не удалось.
   До него отчетливо донеслась реплика Хинтиса:
   – Как я ненавижу летописца, Баситор! Как только подумаю, что мы его принимали как Друга аркимов, а он все это время смеялся над нами и замышлял предательство! Что ты скажешь, если теперь, когда он там, внутри, мы захлопнем крышку его гроба? – Он ударил по плите кулаком, и она задрожала.
   – Я бы это сделал, – ответил Баситор, – если бы Тензор не запретил. Кажется, он готовит дзаинянину такую судьбу, что это компенсирует всю боль, которую он нам принес. – И он издал смешок.
   Нервы Лиана чуть не сдали. Ему захотелось закричать: «Что он собирается со мной сделать?» Дрожа, он выскользнул с другой стороны и в дальнейшем еще внимательнее, чем прежде, следил за тем, что происходит у него за спиной.