Страница:
Таллия пошла в указанное ей Бластардом место и переговорила там с человеком, повторив в точности все, что ей было сказано. Она заплатила положенное вознаграждение – тар. Этот человек провел ее по улицам туда, где она дала женщине еще один тар; женщина посмотрела на Таллию остекленевшими глазами, обменялась взглядом с мужчиной и повела ее дальше по проулкам. «Он отправился прямым путем, – подумала Таллия, – чтобы предупредить С'Корси о моем приходе».
Они еще долго шли и наконец очутились в каменном здании, поднялись на шесть пролетов лестницы, спустились в холл, большую комнату без отделки, разделенную ширмами на несколько помещений меньшего размера. На стенах виднелись пятна сырости, окон не было, и воздух был спертый и тяжелый. Таллию провели за перегородку, в довольно просторную комнату, где на полу лежали ковры, а в центре стояла массивная кровать с позолоченными столбиками и балдахином из цветного, хотя и заметно потускневшего шелка. Посредине балдахина красовалась дыра. На кровати лежал человек. Именно ради встречи с ним Таллия пришла сюда.
Маленькая голова и тонкие руки и ноги выглядели удивительно неестественно на очень толстом туловище. «Если бы у него было вдвое больше рук и ног, он был бы очень похож на паука, – подумала Таллия. – Нет, он вовсе не толстый, просто тело распухло от болезни». Губы на мертвенно-бледном лице человека были поджаты, а его блестящие глаза буравили ее.
– Таллия бель Сун! Правая рука Мендарка! Я С'Корси. Добро пожаловать! Дай посмотреть на тебя!
Голос у него был тихий и свистящий, но чувствовалось, что его владелец легко может стать злобным, если кто-нибудь вздумал бы ему перечить. Хватило одного взмаха руки хозяина, похожей на веточку, чтобы слуга принял у Таллии плащ. Откинув назад копну черных волос, Таллия шагнула к С'Корси, протянув руку. Он скривил губы. И Таллия сразу же остановилась.
– Я не дотрагиваюсь, – пояснил он. – Да, ты действительно красива, еще красивее, чем говорят. – (Она склонила голову.) – И весьма искусна в единоборствах без оружия, как я слышал. Пожалуйста, не обижайся, но лучше держись подальше. – Голос С'Корси сделался хриплым, и он зашелся кашлем. Приступ долго не прекращался. Наконец С'Корси отдышался. – Это конец Магистров в Туркаде, я думаю. Мы все должны искать новое пристанище.
– Ситуация опасная, – ответила Таллия.
– Но ты же пришла сюда не для того, чтобы говорить о войне. Каким образом я могу помочь Магистру? Наверно, тебе нужно кого-то найти?
– Уличную девчонку. Ее зовут Лилиса. Она болтается у порта.
С'Корси сделал знак слуге.
– Выясни насчет этого ребенка, – приказал он, и тот, поклонившись, выбежал из комнаты. – А зачем она тебе нужна?
– Мы думаем, что вчера вечером она кое-что видела.
– Кое-что видела? – Его глаза мгновенно прикрылись, затем он посмотрел на свои руки.
Таллия знала, о чем он думает. Быть может, за это «кое-что» заплатит Иггур. Возможно, он заплатит больше, чем Мендарк. Вероятно, в такие времена, как теперь, лучше оказать услугу завоевателю. Ситуация выглядела безнадежной для Мендарка. И все же он был Магистром так долго и был невероятно коварен. К тому же, говорят, что Иггур – законодатель, честный человек. И скорее всего с ним каши не сваришь.
Слуга вернулся и, отвесив поклон, стоял в ожидании. С'Корси посмотрел на него.
– Это та девчонка, что пришла вчера из крепости незадолго до рассвета, – сказал слуга.
– А! Та, которая в сохранности доставила Совет из Большого Зала. Цена повышается.
– Где она? И что за цена?
– Цена. Это нужно обсудить. – И он устремил на нее испытующий взгляд.
«Размышляет, насколько у нас отчаянное положение, – подумала Таллия. – Он знает, что у нас мало времени. И за помощь попросит огромную сумму».
– Моя цена – сто золотых теллей.
Еще больше, чем она себе представляла, – целое состояние. Но не повела и бровью.
– Сотня!Да такой суммы мне бы хватило, чтобы заплатить годовое жалованье ста шпионам. Не одна она могла вчера что-то увидеть.
– Да, верно. Но и сто шпионов сегодня не могут сказать то, что тебе хочется знать.
– Десять теллей, – отрывисто произнесла Таллия, – и она нужна мне сейчас. Где она?
– Неподалеку. Мы инструктируем девчонку относительно ее обязанностей. Возможно, мы пойдем на компромисс. Пятьдесят теллей.
Таллия прищурилась. От его слов у нее пробежал холодок по коже.
– Двадцать теллей, если она в добром здравии. Иначе оставьте ее себе.
– Нужно немножко подождать. Присядь в это кресло. Позволь предложить тебе какое-нибудь угощение. – Он махнул слуге, но Таллия покачала головой:
– Я постою, спасибо.
Она слегка отступила назад, повернувшись таким образом, чтобы никто не смог оказаться у нее за спиной. Два стражника замерли в дверях, и взгляд их не отрывался от Таллии.
– Как угодно.
Слуги входили и выходили; С'Корси занялся своими гроссбухами, во время работы его мучили частые приступы кашля, после которых он бледнел и громко хрипел. Наконец вернулся первый слуга. Он коротко переговорил со своим хозяином-пауком.
– Ее ведут, – объявил С'Корси. – Она... немного покалечена. Пожалуй, я скину небольшую сумму. Двадцать пять теллей. – Его губы растянулись во что-то отдаленно похожее на улыбку. – Остановимся на этой цене?
– Сначала я должна ее увидеть, – холодно возразила Таллия, уже не уверенная, что у нее есть выбор и что ей удастся выйти отсюда живой.
Появился еще один слуга, который нес узел окровавленных тряпок, откуда свисали тонкие руки и ноги. Он швырнул узел на пол перед Таллией. Она опустилась на колени и отвела волосы с узкого личика ребенка. Это была Лилиса, ее жестоко избили: тело девочки было покрыто кровоподтеками, на ногах – свежие следы от ударов. Один глаз подбит. Лилиса лежала без сознания.
Таллия выпрямилась и смерила С'Корси ледяным взглядом:
– Инструктировали относительно ее обязанностей?
– Каждая монета, заработанная на улице, поступает сюда, – сказал С'Корси с отвратительной ухмылкой. – Ее должны были щедро вознаградить за то, что она сделала для Мендарка, однако она ничего не отдала. Мы же лишь научили ее выполнять долг, как поступили бы с любым, совершившим подобный проступок.
– Ей ничего не заплатили – если не считать нескольких медных монет, которые ей дали стражники, прежде чем выставить ее. Она еще ребенок.
– Не заплатили?Вот каков Совет, призванный защищать нас. Даже на улице мы отдаем свои долги. Да и что такое один ребенок, когда тысячи ей подобных бродят по городу? Ее жизнь стоит каких-нибудь полтара.
Таллии захотелось размазать С'Корси по стенке, и она бы так и сделала, несмотря на охрану. Но какой от этого прок?
– И это то, за что я должна тебе заплатить, – сказала она. – Но я тоже плачу мои долги. Поскольку девчонка изувечена из-за ваших побоев, я заплачу лишь ту сумму, которую предложила вначале.
Вытащив пригоршню монет из кармана, Таллия отсчитала десять теллей и бросила их на кровать. Затем вырвала свой плащ из рук поджидавшего слуги, завернула в него Лилису и перекинула ее через плечо. Она встретилась взглядом со С'Корси:
– Позволь мне предостеречь тебя. Мендарк в трудном положении, но он все еще могуществен, и он никогда не забывает оскорблений. Позаботься о том, чтобы мы вернулись в крепость, иначе в один прекрасный день, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, он сожжет лабиринт, так что от него останутся лишь кирпичная пыль да пепел.
Таллия круто обернулась и вышла из комнаты. «Мендарк даже не знает, куда я отправилась», – вдруг осознала она, спускаясь по лестнице. Она боялась, что ей воткнут нож в спину или сбросят сверху камень. Но стоило ей добраться до подножия лестницы, рядом с Таллией оказался один из слуг С'Корси и повел ее сквозь лабиринт. На уличном «дне» всем правил прагматизм. С'Корси получил десять теллей ни за что; так зачем же наживать себе врага без особой необходимости, когда ты сам столь уязвим!
И все же, лишь добравшись до ворот крепости и назвав пароль, Таллия смогла расслабиться. Со скрипом открылись ворота, ее лицо осветили фонарем, и она устало проскользнула внутрь.
Вскоре она уже поднималась по лестнице крепости. Мендарка она снова нашла в зале аудиенций, и он был так же безумно занят, как и прежде. Атмосфера стала менее мрачной, – очевидно, Иггур получил отпор. Это объясняло, почему ей удалось довольно легко добраться обратно.
– Избита! – резко объявила она Мендарку в ответ на его вопрошающий взгляд. – Она не отдала вознаграждениеза то, что спасла Совет. – Мендарк отвел взгляд. – Я заберу ее к себе в комнату. Ты можешь допросить ее позже, если она выживет. —Таллия зашагала прочь, раздвигая людей одной рукой и призывая на помощь сестру милосердия.
Наверху Таллия вместе с сестрой разрезали тряпье Лилисы, обтерли ее худенькое тело, вымыли волосы и перевязали раны. Они обнаружили, что левое плечо у девочки вывихнуто, а некоторые ребра сломаны. Медсестра Басия, самая морщинистая старушка в мире, проворная не по возрасту, быстро справилась с этими повреждениями и забинтовала девочке ребра. Наконец на Лилису надели ночную сорочку и укрыли ее одеялом Таллии. Девочка тяжело дышала, а ее кожу покрывал холодный пот.
– Как ты думаешь, Басия, – спросила Таллия, у которой сердце болело за девочку, – она будет жить?
Сестра, покинувшая свою качалку у домашнего очага, чтобы помогать раненым на войне, ответила:
– Если она переживет эту ночь. У нее бы все быстро прошло, будь она более крепкой, но она такая хрупкая. Слышишь шумы у нее в груди? Вот к чему приводит жизнь на улице. Правда, у меня есть кое-какие травы, которые могут ей помочь.
– Скажи, что ей нужно, и я за этим сбегаю.
– Сначала мне нужно приготовить лекарства, – пояснила Басия. – Я схожу. Но почему ты так расстраиваешься?
– Она ведь еще ребенок! – Таллия не понимала, что имеет в виду Басия.
– Я знаю и переживаю за нее, как и за всех своих пациентов. Но ты – одна из могущественных людей, на тебя возложена такая большая ответственность!.. Почему тытак переживаешь?
– Возможно, я пытаюсь компенсировать несправедливость, допущенную ранее, – прошептала Таллия. – Иди за лекарством. Я побуду с ней.
Пододвинув стул к кровати, Таллия села на него. Она очень устала. Время шло, пролетел целый час. Она взяла Лилису за руку, пощупала ее ноги. Кожа девочки была холодной, слишком холодной. Переодевшись в ночную сорочку, Таллия нырнула в постель и обняла Лилису, согревая ее теплом своего тела, утешая и черпая в ней утешение. Наконец она заснула так крепко, как не засыпала уже больше недели.
Когда рано утром вернулась Басия, Лилиса с безмятежным выражением лица мирно спала в объятиях Таллии. Басия несколько минут стояла, с улыбкой глядя на них, потом дотронулась до плеча Таллии. Та мгновенно проснулась.
– Уже утро, – сказала Басия. – Ребенку лучше.
В то же мгновение Таллия соскочила с постели и прошла в соседнюю комнату, откуда почти сразу донесся плеск воды. Потом Таллия вернулась и торопливо оделась. Она присела возле кровати, чтобы натянуть сапоги, и, когда заскрипел стул, Лилиса открыла глаза. На ее худеньком личике расцвела самая прекрасная солнечная улыбка, какую доводилось видеть Таллии.
– Мне снился сон о тебе, – хриплым голосом произнесла Лилиса. – Ты держала меня в своих объятиях и прогнала всю боль. Было так тепло, так чудесно, что я боялась просыпаться. Где я?
– Ты в крепости, дитя, – ответила Басия. – Таллия забрала тебя у этого мерзкого паука из лабиринта и принесла сюда. Ты обязана ей жизнью.
– Да, это так, – сказала Таллия, – но и ты мне тоже помогла, Лилиса. Давай не будем говорить о том, кто кому должен.
Лилиса очень долго смотрела на Таллию.
– Т-таллия, – наконец произнесла она. – Откуда ты родом?
Таллия улыбнулась:
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты не похожа ни на кого в Туркаде и говоришь иначе. И ты лучше...
Засмеявшись, Таллия чмокнула ее в нос:
– Я из Крандора, это очень далеко. Когда я была в твоем возрасте, Мендарк обнаружил, что я могу делать... разное. Он послал меня в специальную школу, а потом привез в Туркад отрабатывать мой долг.
– У тебя есть отец и мать?
– Да, они живут в Крандоре, но в последнее время я их редко вижу.
Тяжело вздохнув, Лилиса вновь откинулась на подушки.
– А теперь, – сказала Таллия, – я хочу, чтобы ты отдыхала и набиралась сил. Когда ты поправишься, сам Магистр задаст тебе несколько вопросов.
Таллия поднялась в кабинет Мендарка и собрала вещи Караны. Их было немного. Маленький ножик с рукояткой из простого мыльного камня и лезвием из хорошей, несколько потемневшей стали, со стершимся выгравированным узором. Побрякушка, как назвал ее Мендарк, представляющая собой шар, размером и формой походивший на крупную сливу. Он был сделан из какого-то отшлифованного минерала серого цвета, с серебряными листиками. Это было занятное украшение, пожалуй слишком большое, чтобы носить его на цепочке. Рассмотрев его повнимательнее, Таллия поняла, что это украшение не предназначено для такой цели: его не за что было бы прикрепить к цепочке. Затем она заметила нечто удивительное: в темной комнате ее пальцы оставляли на поверхности безделушки светящиеся следы, которые медленно исчезали. «Должно быть, это осветительный шар!» Таллия знала о существовании подобных предметов, но они перестали действовать уже очень давно. У Мендарка был осветительный шар, совсем непохожий на этот, и в последний раз он светился пятьсот лет тому назад. Странно, что Магистр не понял его назначения. Откуда у Караны такая вещь?
Отложив шар в сторону, Таллия взяла в руки маленькую пухлую, заботливо обернутую книжечку. Красивый дорогой томик, мягкая на ощупь рисовая бумага. Почерк на страницах был очень мелкий, бисерный. Текст насыщен датами, самая ранняя – более чем шестилетней давности. Это был дневник. Правда, промежутки между записями были неравномерны, от одного-двух дней до целых недель. Последняя запись была сделана две недели тому назад – как раз после того, как Карана добралась до Туркада.
Таллии не хотелось читать дневник Караны – ведь это записи личного характера. На внутренней стороне обложки была сделана надпись на неизвестном Таллии языке. Она заканчивалась словом «Раэль». Значит, это подарок; ценная книга; важные записи. Семья Караны, конечно, была бы рада ее иметь. Карана родом из Готрима – бедной области в гористом Баннадоре, вспомнила Таллия. Лиану тоже захочется взглянуть на этот дневник, если он когда-нибудь вернется. Тщательно завернув вещи, Таллия отправилась выполнять свою следующую задачу.
С каждого из семи выведенных Лилисой из Большого Зала людей Таллия взяла (в одном случае насильно) достойную плату за их спасение. Обратив ее в золото, она отложила деньги для Лилисы. Они понадобятся девочке в будущем – в случае, если они выживут. Правда, обстоятельства складывались так, что с каждым днем это становилось все менее вероятно.
3
Они еще долго шли и наконец очутились в каменном здании, поднялись на шесть пролетов лестницы, спустились в холл, большую комнату без отделки, разделенную ширмами на несколько помещений меньшего размера. На стенах виднелись пятна сырости, окон не было, и воздух был спертый и тяжелый. Таллию провели за перегородку, в довольно просторную комнату, где на полу лежали ковры, а в центре стояла массивная кровать с позолоченными столбиками и балдахином из цветного, хотя и заметно потускневшего шелка. Посредине балдахина красовалась дыра. На кровати лежал человек. Именно ради встречи с ним Таллия пришла сюда.
Маленькая голова и тонкие руки и ноги выглядели удивительно неестественно на очень толстом туловище. «Если бы у него было вдвое больше рук и ног, он был бы очень похож на паука, – подумала Таллия. – Нет, он вовсе не толстый, просто тело распухло от болезни». Губы на мертвенно-бледном лице человека были поджаты, а его блестящие глаза буравили ее.
– Таллия бель Сун! Правая рука Мендарка! Я С'Корси. Добро пожаловать! Дай посмотреть на тебя!
Голос у него был тихий и свистящий, но чувствовалось, что его владелец легко может стать злобным, если кто-нибудь вздумал бы ему перечить. Хватило одного взмаха руки хозяина, похожей на веточку, чтобы слуга принял у Таллии плащ. Откинув назад копну черных волос, Таллия шагнула к С'Корси, протянув руку. Он скривил губы. И Таллия сразу же остановилась.
– Я не дотрагиваюсь, – пояснил он. – Да, ты действительно красива, еще красивее, чем говорят. – (Она склонила голову.) – И весьма искусна в единоборствах без оружия, как я слышал. Пожалуйста, не обижайся, но лучше держись подальше. – Голос С'Корси сделался хриплым, и он зашелся кашлем. Приступ долго не прекращался. Наконец С'Корси отдышался. – Это конец Магистров в Туркаде, я думаю. Мы все должны искать новое пристанище.
– Ситуация опасная, – ответила Таллия.
– Но ты же пришла сюда не для того, чтобы говорить о войне. Каким образом я могу помочь Магистру? Наверно, тебе нужно кого-то найти?
– Уличную девчонку. Ее зовут Лилиса. Она болтается у порта.
С'Корси сделал знак слуге.
– Выясни насчет этого ребенка, – приказал он, и тот, поклонившись, выбежал из комнаты. – А зачем она тебе нужна?
– Мы думаем, что вчера вечером она кое-что видела.
– Кое-что видела? – Его глаза мгновенно прикрылись, затем он посмотрел на свои руки.
Таллия знала, о чем он думает. Быть может, за это «кое-что» заплатит Иггур. Возможно, он заплатит больше, чем Мендарк. Вероятно, в такие времена, как теперь, лучше оказать услугу завоевателю. Ситуация выглядела безнадежной для Мендарка. И все же он был Магистром так долго и был невероятно коварен. К тому же, говорят, что Иггур – законодатель, честный человек. И скорее всего с ним каши не сваришь.
Слуга вернулся и, отвесив поклон, стоял в ожидании. С'Корси посмотрел на него.
– Это та девчонка, что пришла вчера из крепости незадолго до рассвета, – сказал слуга.
– А! Та, которая в сохранности доставила Совет из Большого Зала. Цена повышается.
– Где она? И что за цена?
– Цена. Это нужно обсудить. – И он устремил на нее испытующий взгляд.
«Размышляет, насколько у нас отчаянное положение, – подумала Таллия. – Он знает, что у нас мало времени. И за помощь попросит огромную сумму».
– Моя цена – сто золотых теллей.
Еще больше, чем она себе представляла, – целое состояние. Но не повела и бровью.
– Сотня!Да такой суммы мне бы хватило, чтобы заплатить годовое жалованье ста шпионам. Не одна она могла вчера что-то увидеть.
– Да, верно. Но и сто шпионов сегодня не могут сказать то, что тебе хочется знать.
– Десять теллей, – отрывисто произнесла Таллия, – и она нужна мне сейчас. Где она?
– Неподалеку. Мы инструктируем девчонку относительно ее обязанностей. Возможно, мы пойдем на компромисс. Пятьдесят теллей.
Таллия прищурилась. От его слов у нее пробежал холодок по коже.
– Двадцать теллей, если она в добром здравии. Иначе оставьте ее себе.
– Нужно немножко подождать. Присядь в это кресло. Позволь предложить тебе какое-нибудь угощение. – Он махнул слуге, но Таллия покачала головой:
– Я постою, спасибо.
Она слегка отступила назад, повернувшись таким образом, чтобы никто не смог оказаться у нее за спиной. Два стражника замерли в дверях, и взгляд их не отрывался от Таллии.
– Как угодно.
Слуги входили и выходили; С'Корси занялся своими гроссбухами, во время работы его мучили частые приступы кашля, после которых он бледнел и громко хрипел. Наконец вернулся первый слуга. Он коротко переговорил со своим хозяином-пауком.
– Ее ведут, – объявил С'Корси. – Она... немного покалечена. Пожалуй, я скину небольшую сумму. Двадцать пять теллей. – Его губы растянулись во что-то отдаленно похожее на улыбку. – Остановимся на этой цене?
– Сначала я должна ее увидеть, – холодно возразила Таллия, уже не уверенная, что у нее есть выбор и что ей удастся выйти отсюда живой.
Появился еще один слуга, который нес узел окровавленных тряпок, откуда свисали тонкие руки и ноги. Он швырнул узел на пол перед Таллией. Она опустилась на колени и отвела волосы с узкого личика ребенка. Это была Лилиса, ее жестоко избили: тело девочки было покрыто кровоподтеками, на ногах – свежие следы от ударов. Один глаз подбит. Лилиса лежала без сознания.
Таллия выпрямилась и смерила С'Корси ледяным взглядом:
– Инструктировали относительно ее обязанностей?
– Каждая монета, заработанная на улице, поступает сюда, – сказал С'Корси с отвратительной ухмылкой. – Ее должны были щедро вознаградить за то, что она сделала для Мендарка, однако она ничего не отдала. Мы же лишь научили ее выполнять долг, как поступили бы с любым, совершившим подобный проступок.
– Ей ничего не заплатили – если не считать нескольких медных монет, которые ей дали стражники, прежде чем выставить ее. Она еще ребенок.
– Не заплатили?Вот каков Совет, призванный защищать нас. Даже на улице мы отдаем свои долги. Да и что такое один ребенок, когда тысячи ей подобных бродят по городу? Ее жизнь стоит каких-нибудь полтара.
Таллии захотелось размазать С'Корси по стенке, и она бы так и сделала, несмотря на охрану. Но какой от этого прок?
– И это то, за что я должна тебе заплатить, – сказала она. – Но я тоже плачу мои долги. Поскольку девчонка изувечена из-за ваших побоев, я заплачу лишь ту сумму, которую предложила вначале.
Вытащив пригоршню монет из кармана, Таллия отсчитала десять теллей и бросила их на кровать. Затем вырвала свой плащ из рук поджидавшего слуги, завернула в него Лилису и перекинула ее через плечо. Она встретилась взглядом со С'Корси:
– Позволь мне предостеречь тебя. Мендарк в трудном положении, но он все еще могуществен, и он никогда не забывает оскорблений. Позаботься о том, чтобы мы вернулись в крепость, иначе в один прекрасный день, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, он сожжет лабиринт, так что от него останутся лишь кирпичная пыль да пепел.
Таллия круто обернулась и вышла из комнаты. «Мендарк даже не знает, куда я отправилась», – вдруг осознала она, спускаясь по лестнице. Она боялась, что ей воткнут нож в спину или сбросят сверху камень. Но стоило ей добраться до подножия лестницы, рядом с Таллией оказался один из слуг С'Корси и повел ее сквозь лабиринт. На уличном «дне» всем правил прагматизм. С'Корси получил десять теллей ни за что; так зачем же наживать себе врага без особой необходимости, когда ты сам столь уязвим!
И все же, лишь добравшись до ворот крепости и назвав пароль, Таллия смогла расслабиться. Со скрипом открылись ворота, ее лицо осветили фонарем, и она устало проскользнула внутрь.
Вскоре она уже поднималась по лестнице крепости. Мендарка она снова нашла в зале аудиенций, и он был так же безумно занят, как и прежде. Атмосфера стала менее мрачной, – очевидно, Иггур получил отпор. Это объясняло, почему ей удалось довольно легко добраться обратно.
– Избита! – резко объявила она Мендарку в ответ на его вопрошающий взгляд. – Она не отдала вознаграждениеза то, что спасла Совет. – Мендарк отвел взгляд. – Я заберу ее к себе в комнату. Ты можешь допросить ее позже, если она выживет. —Таллия зашагала прочь, раздвигая людей одной рукой и призывая на помощь сестру милосердия.
Наверху Таллия вместе с сестрой разрезали тряпье Лилисы, обтерли ее худенькое тело, вымыли волосы и перевязали раны. Они обнаружили, что левое плечо у девочки вывихнуто, а некоторые ребра сломаны. Медсестра Басия, самая морщинистая старушка в мире, проворная не по возрасту, быстро справилась с этими повреждениями и забинтовала девочке ребра. Наконец на Лилису надели ночную сорочку и укрыли ее одеялом Таллии. Девочка тяжело дышала, а ее кожу покрывал холодный пот.
– Как ты думаешь, Басия, – спросила Таллия, у которой сердце болело за девочку, – она будет жить?
Сестра, покинувшая свою качалку у домашнего очага, чтобы помогать раненым на войне, ответила:
– Если она переживет эту ночь. У нее бы все быстро прошло, будь она более крепкой, но она такая хрупкая. Слышишь шумы у нее в груди? Вот к чему приводит жизнь на улице. Правда, у меня есть кое-какие травы, которые могут ей помочь.
– Скажи, что ей нужно, и я за этим сбегаю.
– Сначала мне нужно приготовить лекарства, – пояснила Басия. – Я схожу. Но почему ты так расстраиваешься?
– Она ведь еще ребенок! – Таллия не понимала, что имеет в виду Басия.
– Я знаю и переживаю за нее, как и за всех своих пациентов. Но ты – одна из могущественных людей, на тебя возложена такая большая ответственность!.. Почему тытак переживаешь?
– Возможно, я пытаюсь компенсировать несправедливость, допущенную ранее, – прошептала Таллия. – Иди за лекарством. Я побуду с ней.
Пододвинув стул к кровати, Таллия села на него. Она очень устала. Время шло, пролетел целый час. Она взяла Лилису за руку, пощупала ее ноги. Кожа девочки была холодной, слишком холодной. Переодевшись в ночную сорочку, Таллия нырнула в постель и обняла Лилису, согревая ее теплом своего тела, утешая и черпая в ней утешение. Наконец она заснула так крепко, как не засыпала уже больше недели.
Когда рано утром вернулась Басия, Лилиса с безмятежным выражением лица мирно спала в объятиях Таллии. Басия несколько минут стояла, с улыбкой глядя на них, потом дотронулась до плеча Таллии. Та мгновенно проснулась.
– Уже утро, – сказала Басия. – Ребенку лучше.
В то же мгновение Таллия соскочила с постели и прошла в соседнюю комнату, откуда почти сразу донесся плеск воды. Потом Таллия вернулась и торопливо оделась. Она присела возле кровати, чтобы натянуть сапоги, и, когда заскрипел стул, Лилиса открыла глаза. На ее худеньком личике расцвела самая прекрасная солнечная улыбка, какую доводилось видеть Таллии.
– Мне снился сон о тебе, – хриплым голосом произнесла Лилиса. – Ты держала меня в своих объятиях и прогнала всю боль. Было так тепло, так чудесно, что я боялась просыпаться. Где я?
– Ты в крепости, дитя, – ответила Басия. – Таллия забрала тебя у этого мерзкого паука из лабиринта и принесла сюда. Ты обязана ей жизнью.
– Да, это так, – сказала Таллия, – но и ты мне тоже помогла, Лилиса. Давай не будем говорить о том, кто кому должен.
Лилиса очень долго смотрела на Таллию.
– Т-таллия, – наконец произнесла она. – Откуда ты родом?
Таллия улыбнулась:
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты не похожа ни на кого в Туркаде и говоришь иначе. И ты лучше...
Засмеявшись, Таллия чмокнула ее в нос:
– Я из Крандора, это очень далеко. Когда я была в твоем возрасте, Мендарк обнаружил, что я могу делать... разное. Он послал меня в специальную школу, а потом привез в Туркад отрабатывать мой долг.
– У тебя есть отец и мать?
– Да, они живут в Крандоре, но в последнее время я их редко вижу.
Тяжело вздохнув, Лилиса вновь откинулась на подушки.
– А теперь, – сказала Таллия, – я хочу, чтобы ты отдыхала и набиралась сил. Когда ты поправишься, сам Магистр задаст тебе несколько вопросов.
Таллия поднялась в кабинет Мендарка и собрала вещи Караны. Их было немного. Маленький ножик с рукояткой из простого мыльного камня и лезвием из хорошей, несколько потемневшей стали, со стершимся выгравированным узором. Побрякушка, как назвал ее Мендарк, представляющая собой шар, размером и формой походивший на крупную сливу. Он был сделан из какого-то отшлифованного минерала серого цвета, с серебряными листиками. Это было занятное украшение, пожалуй слишком большое, чтобы носить его на цепочке. Рассмотрев его повнимательнее, Таллия поняла, что это украшение не предназначено для такой цели: его не за что было бы прикрепить к цепочке. Затем она заметила нечто удивительное: в темной комнате ее пальцы оставляли на поверхности безделушки светящиеся следы, которые медленно исчезали. «Должно быть, это осветительный шар!» Таллия знала о существовании подобных предметов, но они перестали действовать уже очень давно. У Мендарка был осветительный шар, совсем непохожий на этот, и в последний раз он светился пятьсот лет тому назад. Странно, что Магистр не понял его назначения. Откуда у Караны такая вещь?
Отложив шар в сторону, Таллия взяла в руки маленькую пухлую, заботливо обернутую книжечку. Красивый дорогой томик, мягкая на ощупь рисовая бумага. Почерк на страницах был очень мелкий, бисерный. Текст насыщен датами, самая ранняя – более чем шестилетней давности. Это был дневник. Правда, промежутки между записями были неравномерны, от одного-двух дней до целых недель. Последняя запись была сделана две недели тому назад – как раз после того, как Карана добралась до Туркада.
Таллии не хотелось читать дневник Караны – ведь это записи личного характера. На внутренней стороне обложки была сделана надпись на неизвестном Таллии языке. Она заканчивалась словом «Раэль». Значит, это подарок; ценная книга; важные записи. Семья Караны, конечно, была бы рада ее иметь. Карана родом из Готрима – бедной области в гористом Баннадоре, вспомнила Таллия. Лиану тоже захочется взглянуть на этот дневник, если он когда-нибудь вернется. Тщательно завернув вещи, Таллия отправилась выполнять свою следующую задачу.
С каждого из семи выведенных Лилисой из Большого Зала людей Таллия взяла (в одном случае насильно) достойную плату за их спасение. Обратив ее в золото, она отложила деньги для Лилисы. Они понадобятся девочке в будущем – в случае, если они выживут. Правда, обстоятельства складывались так, что с каждым днем это становилось все менее вероятно.
3
Дурнота
Феламора попыталась сесть, но обнаружила, что не в состоянии это сделать: в руках совсем не было силы. Тензор, воспользовавшийся оружием, разрушающим мозг, нанес ей жестокий удар. И тем не менее ей нужно было найти Магрету. Феламора никогда не обладала большой физической силой, и усилие, потребовавшееся от нее, когда она ползла вверх по лестнице, окончательно ее вымотало. Она пролежала на полу около часа, прежде чем смогла приподнять голову. В этот миг кто-то зажег фонарь, и она услышала голоса. В тусклом свете Феламора различила Магрету.
Та не шевелилась. В свисавшей с балкона руке Магреты были зажаты очки. Феламора убрала с перил ее руку, чтобы никто не увидел ее случайно и не вспомнил о Магрете. Однако в зале царила неразбериха, все спешили, а снаружи раздавались вопли и звон оружия, так что никто не заметил двух женщин на балконе. Кто-то постучал в дверь черного хода, затем все стихло.
Феламора спустилась по лестнице вниз и обнаружила, что в зале было много живых людей, – правда, они не шевелились, когда она дотрагивалась до них. Она так устала! Она прилегла на минутку, потом с усилием заставила себя встать. При колеблющемся свете лампы, отбрасывающем тени, она увидела какой-то узел у стены. Оказалось, что это Карана, завернутая в плащ; веки девушки подергивались. Совсем недавно Феламора раскрыла ее тайну, которую не знала даже сама Карана: она троекровница, в жилах которой течет кровь обитателей трех разных миров. Троекровники встречались крайне редко и по большей части были безумны, однако могли обладать поразительными талантами. На что же способна эта? «Опасное, предательское существо!» – подумала Феламора. Она взяла Карану за горло, но ей не хватило духа придушить девушку.
Неожиданно Карана застонала – это был бесконечный жалобный вой, исполненный ужаса, прерываемый судорожными всхлипами. Ее голова моталась из стороны в сторону. У Феламоры волосы встали дыбом. Она невольно отпрянула вне себя от леденящего душу страха и не находила в себе мужества, чтобы снова приблизиться. Силы оставили ее. «О, я умру здесь, а вместе со мной – и надежды феллемов», – подумала Феламора в отчаянии.
Феллемы были одной из трех рас, оказавшихся пленниками Сантенара после возникновения Непреодолимой Преграды. Однако в отличие от аркимов и каронов они так и не привыкли к новой жизни. Они были так привязаны к своему собственному миру, возлюбленному Таллаламу, что любой другой мир представлялся им всего лишь бесплотной тенью. Здесь, на Сантенаре, они жили, а порой умирали, так и не создав себе дома. Они не могли. Они считали себя самой великой и благородной из четырех рас, и их не устраивало ничто, кроме Таллалама.
Сломанная дверь парадного входа со скрипом открылась. Офицер и двое солдат Иггура осторожно заглянули внутрь. Феламора попыталась создать иллюзию и отвести им глаза, но обнаружила, что ее силы иссякли. Ничего иного ей не оставалось, и поэтому она лежала на полу, как труп. Солдаты держали оружие наготове, в то время как офицер обследовал комнату, а затем сделал какие-то записи на листе бумаги.
– Здесь нет опасности, – сказал он с каким-то своеобразным акцентом. – Но что-то не так. Мы вернемся сюда, когда в квартале будет спокойно.
И они вышли. Снаружи раздался чей-то крик, затем все снова стихло.
«Мне нужна помощь», – подумала Феламора.
Она выползла из зала на влажные ступени. Никого не было видно. Воздух смешался с дымом, над крышами полыхало зарево пожаров. Вскоре послышались шаги: кто-то бежал. Появились двое мужчин, один – высокий и очень толстый, на бегу у него трясся обвислый живот, другой – с короткими ногами и широкой грудью, большой, как бочка.
– Помогите! – закричала Феламора, беспомощно лежавшая под дождем.
Они не замедлили шаг.
– Справляйся сама, – ответил высокий, у которого под насквозь промокшей рубахой колыхались груди, похожие на женские. Коротконогий не произнес ни слова и даже не взглянул в ее сторону.
Феламора попыталась наслать чары, чтобы они не могли сдвинуться с места, но ничего не произошло, и их сандалии с деревянной подошвой продолжали стучать по булыжникам.
«Я феллемка! – сказала она себе. – У меня естьволя!» Вскоре появился еще один человек. Он сильно хромал.
– Помоги! – снова крикнула Феламора.
– От меня нет никакого проку, – грустно заявил он.
– Ты поможешь мне, – выдохнула она, пытаясь вобрать в себя силы из воздуха.
Человек остановился. Это был стройный юноша невысокого роста; вокруг его правой ноги была намотана окровавленная тряпка. Половины уха не было. Его изорванная куртка была испачкана кровью.
– У меня есть золото, – прошептала она. О, как она беспомощна! Ей приходится просить гаха– так феллемы презрительно именовали древние человеческие расы.
– Золото! – сдавленно проговорил он. – Разве я могу его есть? Вернет ли оно моего отца? Или поможет сейчас моей матери?
– Ты жив! – возразила Феламора. – Золото потребуется тебе, чтобы залечить раны, купить еду, заплатить за жилье.
– Мне ничего не надо, – равнодушно ответил он, глядя куда-то словно сквозь нее.
Его жесткие черные волосы были спутаны, лицо широкое, скулы высокие. На подбородке – пушок. Не мужчина – совсем еще мальчик, только взгляд какой-то отрешенный.
Феламора попробовала уговорить его иначе.
– Я старше, чем твоя мать, – произнесла она. И действительно, лежа под дождем и беспомощно протягивая к юноше руку, она чувствовала себя совсем старой.
Взгляд серых глаз прояснился.
– В самом деле, – почтительно произнес он, и от этого Феламоре стало еще больнее. – Я отнесу тебя в дом моей матери. – Наклонившись, он усадил ее.
– Моей подруге нужна помощь еще больше, чем мне, – сказала Феламора. – Она внутри, на самом верху – на балконе.
– Она старше моей матери?
– Да, хотя по ее виду этого не поймешь. И захвати ее очки. Пожалуйста, ступай быстрее.
Прихрамывая, он пошел к двери, оставляя за собой на камнях кровавый след, который смывал дождь.
– Это ваша подруга? – осведомился юноша, появившись в дверях. Через плечо у него была перекинута Магрета. Поскользнувшись, он тяжело упал. Голова Магреты откинулась назад. Капли дождя падали на ее лицо. Веки девушки трепетали, но она не приходила в себя.
– Да. – Феламора почувствовала себя немного сильнее, хотя и очень замерзла.
– Она выглядит не такой старой, как моя мать, – горестно вымолвил юноша, не отрывая глаз от Магреты.
– Она старая, мальчик. А теперь сделай, как я тебе скажу. Отнеси ее в дом своей матери, а затем возвращайся за мной. – Феламора говорила с ним, как с ребенком.
– Хорошо! —ответил он, как ребенок отвечает на ворчание родителей.
Высвободившись из-под Магреты, юноша неловко поднял ее и, поудобнее пристроив на плече, побрел прочь, прихрамывая на раненую ногу. Феламора наблюдала за ним, пока он не скрылся из виду.
– Что я наделала? – произнесла она вслух. – Мальчик не в своем уме, да и я не лучше.
Дождь усилился. По улице разнесся звук марширующих ног. «Еще солдаты!» Феламора нашла в себе силы, чтобы подняться, но колени у нее подогнулись. Она с трудом вернулась в зал и спряталась за дверью. Там она лежала, словно в тумане, потеряв счет времени. Наконец она очнулась от жалобного голоса, звавшего снаружи:
– Старая мама? Куда ты ушла, старая мама?
– Я внутри! – выдавила из себя Феламора. Юноша, во мраке казавшийся тенью, шарил по полу, пока его рука не коснулась ее плеча.
– Это ты, старая мама?
– Я. Забери меня в дом твоей матери, да поскорей.
Юноша поднял ее, как пушинку, и вынес под непрекращающийся дождь. Путь был неблизкий, и походка его становилась все более неровной с каждым шагом. Феламора не знала, много прошло времени или мало. Один раз юноша запнулся, упал и уронил ее. Она больно ушиблась спиной, но даже боль не вывела ее из полузабытья.
– Прости, старая мама. Я очень виноват. – Это было последнее, что она услышала.
Магрета с трудом приоткрыла глаза. Она была измотана и чувствовала себя такой отупевшей, как будто проспала целую неделю. Щека у нее ныла, и она нащупала какую-то шишку – наверно, от падения, которого она не помнила. Взгляд ее был устремлен на потолок, расписанный разноцветными красками. Она лежала на огромной кровати из кедра, покрытой простынями кремового цвета; простыни были влажные, и одежда на ней тоже. Комната была длинная, с высоким потолком. На окнах висели портьеры из синего бархата, в дальнем конце комнаты в камине ярко горел огонь. Возле кровати на столике были кем-то оставлены для нее хлеб, фрукты и украшенная росписью фляжка с вином.
Магрета медленно приходила в себя, озадаченная провалами в памяти. Судьба играла с ней жестокие шутки, швыряя из одного кошмара в другой, отбирая друзей, как только она их находила, никогда не позволяя ей осознать, что происходит, и не давая ей управлять своей жизнью. Как только Магрете казалось, что она понимает мир, все снова летело вверх тормашками.
Девушка отломила кусочек хлеба. Кровь застучала в висках, и она застонала. Ее не покидало ощущение, что рука, сделавшая движение, ей не принадлежит. Из кресла у камина донесся чей-то голос.
– Феламора! – воскликнула Магрета. – Это ты принесла меня сюда?
– В некотором роде. – Голос звучал очень вяло. – Как ты? – Магрета села.
– У меня все болит, а голова – как у пьяной. Если мне плохо после применения Тайного Искусства, то так плохо мне еще не было. Я даже не могу вспомнить...
– Значит, мы страдаем от одного и того же.
Магрета взглянула на свою госпожу. Давным-давно Феламора привела феллемов на Сантенар в погоне за Золотой флейтой. Феллемы были миниатюрнее, чем представители других рас; под прозрачной кожей виднелась розовая плоть и отчетливо вырисовывались синие вены. Обычно феллемы скрывали эти различия с помощью косметики или иллюзий, но сейчас Магрета видела, как под кожей Феламоры течет кровь. Феламора была самой искусной мастерицей иллюзий на Сантенаре и умела изменять свой голос, как хотела. Но сейчас она говорила сдавленным шепотом.
Та не шевелилась. В свисавшей с балкона руке Магреты были зажаты очки. Феламора убрала с перил ее руку, чтобы никто не увидел ее случайно и не вспомнил о Магрете. Однако в зале царила неразбериха, все спешили, а снаружи раздавались вопли и звон оружия, так что никто не заметил двух женщин на балконе. Кто-то постучал в дверь черного хода, затем все стихло.
Феламора спустилась по лестнице вниз и обнаружила, что в зале было много живых людей, – правда, они не шевелились, когда она дотрагивалась до них. Она так устала! Она прилегла на минутку, потом с усилием заставила себя встать. При колеблющемся свете лампы, отбрасывающем тени, она увидела какой-то узел у стены. Оказалось, что это Карана, завернутая в плащ; веки девушки подергивались. Совсем недавно Феламора раскрыла ее тайну, которую не знала даже сама Карана: она троекровница, в жилах которой течет кровь обитателей трех разных миров. Троекровники встречались крайне редко и по большей части были безумны, однако могли обладать поразительными талантами. На что же способна эта? «Опасное, предательское существо!» – подумала Феламора. Она взяла Карану за горло, но ей не хватило духа придушить девушку.
Неожиданно Карана застонала – это был бесконечный жалобный вой, исполненный ужаса, прерываемый судорожными всхлипами. Ее голова моталась из стороны в сторону. У Феламоры волосы встали дыбом. Она невольно отпрянула вне себя от леденящего душу страха и не находила в себе мужества, чтобы снова приблизиться. Силы оставили ее. «О, я умру здесь, а вместе со мной – и надежды феллемов», – подумала Феламора в отчаянии.
Феллемы были одной из трех рас, оказавшихся пленниками Сантенара после возникновения Непреодолимой Преграды. Однако в отличие от аркимов и каронов они так и не привыкли к новой жизни. Они были так привязаны к своему собственному миру, возлюбленному Таллаламу, что любой другой мир представлялся им всего лишь бесплотной тенью. Здесь, на Сантенаре, они жили, а порой умирали, так и не создав себе дома. Они не могли. Они считали себя самой великой и благородной из четырех рас, и их не устраивало ничто, кроме Таллалама.
Сломанная дверь парадного входа со скрипом открылась. Офицер и двое солдат Иггура осторожно заглянули внутрь. Феламора попыталась создать иллюзию и отвести им глаза, но обнаружила, что ее силы иссякли. Ничего иного ей не оставалось, и поэтому она лежала на полу, как труп. Солдаты держали оружие наготове, в то время как офицер обследовал комнату, а затем сделал какие-то записи на листе бумаги.
– Здесь нет опасности, – сказал он с каким-то своеобразным акцентом. – Но что-то не так. Мы вернемся сюда, когда в квартале будет спокойно.
И они вышли. Снаружи раздался чей-то крик, затем все снова стихло.
«Мне нужна помощь», – подумала Феламора.
Она выползла из зала на влажные ступени. Никого не было видно. Воздух смешался с дымом, над крышами полыхало зарево пожаров. Вскоре послышались шаги: кто-то бежал. Появились двое мужчин, один – высокий и очень толстый, на бегу у него трясся обвислый живот, другой – с короткими ногами и широкой грудью, большой, как бочка.
– Помогите! – закричала Феламора, беспомощно лежавшая под дождем.
Они не замедлили шаг.
– Справляйся сама, – ответил высокий, у которого под насквозь промокшей рубахой колыхались груди, похожие на женские. Коротконогий не произнес ни слова и даже не взглянул в ее сторону.
Феламора попыталась наслать чары, чтобы они не могли сдвинуться с места, но ничего не произошло, и их сандалии с деревянной подошвой продолжали стучать по булыжникам.
«Я феллемка! – сказала она себе. – У меня естьволя!» Вскоре появился еще один человек. Он сильно хромал.
– Помоги! – снова крикнула Феламора.
– От меня нет никакого проку, – грустно заявил он.
– Ты поможешь мне, – выдохнула она, пытаясь вобрать в себя силы из воздуха.
Человек остановился. Это был стройный юноша невысокого роста; вокруг его правой ноги была намотана окровавленная тряпка. Половины уха не было. Его изорванная куртка была испачкана кровью.
– У меня есть золото, – прошептала она. О, как она беспомощна! Ей приходится просить гаха– так феллемы презрительно именовали древние человеческие расы.
– Золото! – сдавленно проговорил он. – Разве я могу его есть? Вернет ли оно моего отца? Или поможет сейчас моей матери?
– Ты жив! – возразила Феламора. – Золото потребуется тебе, чтобы залечить раны, купить еду, заплатить за жилье.
– Мне ничего не надо, – равнодушно ответил он, глядя куда-то словно сквозь нее.
Его жесткие черные волосы были спутаны, лицо широкое, скулы высокие. На подбородке – пушок. Не мужчина – совсем еще мальчик, только взгляд какой-то отрешенный.
Феламора попробовала уговорить его иначе.
– Я старше, чем твоя мать, – произнесла она. И действительно, лежа под дождем и беспомощно протягивая к юноше руку, она чувствовала себя совсем старой.
Взгляд серых глаз прояснился.
– В самом деле, – почтительно произнес он, и от этого Феламоре стало еще больнее. – Я отнесу тебя в дом моей матери. – Наклонившись, он усадил ее.
– Моей подруге нужна помощь еще больше, чем мне, – сказала Феламора. – Она внутри, на самом верху – на балконе.
– Она старше моей матери?
– Да, хотя по ее виду этого не поймешь. И захвати ее очки. Пожалуйста, ступай быстрее.
Прихрамывая, он пошел к двери, оставляя за собой на камнях кровавый след, который смывал дождь.
– Это ваша подруга? – осведомился юноша, появившись в дверях. Через плечо у него была перекинута Магрета. Поскользнувшись, он тяжело упал. Голова Магреты откинулась назад. Капли дождя падали на ее лицо. Веки девушки трепетали, но она не приходила в себя.
– Да. – Феламора почувствовала себя немного сильнее, хотя и очень замерзла.
– Она выглядит не такой старой, как моя мать, – горестно вымолвил юноша, не отрывая глаз от Магреты.
– Она старая, мальчик. А теперь сделай, как я тебе скажу. Отнеси ее в дом своей матери, а затем возвращайся за мной. – Феламора говорила с ним, как с ребенком.
– Хорошо! —ответил он, как ребенок отвечает на ворчание родителей.
Высвободившись из-под Магреты, юноша неловко поднял ее и, поудобнее пристроив на плече, побрел прочь, прихрамывая на раненую ногу. Феламора наблюдала за ним, пока он не скрылся из виду.
– Что я наделала? – произнесла она вслух. – Мальчик не в своем уме, да и я не лучше.
Дождь усилился. По улице разнесся звук марширующих ног. «Еще солдаты!» Феламора нашла в себе силы, чтобы подняться, но колени у нее подогнулись. Она с трудом вернулась в зал и спряталась за дверью. Там она лежала, словно в тумане, потеряв счет времени. Наконец она очнулась от жалобного голоса, звавшего снаружи:
– Старая мама? Куда ты ушла, старая мама?
– Я внутри! – выдавила из себя Феламора. Юноша, во мраке казавшийся тенью, шарил по полу, пока его рука не коснулась ее плеча.
– Это ты, старая мама?
– Я. Забери меня в дом твоей матери, да поскорей.
Юноша поднял ее, как пушинку, и вынес под непрекращающийся дождь. Путь был неблизкий, и походка его становилась все более неровной с каждым шагом. Феламора не знала, много прошло времени или мало. Один раз юноша запнулся, упал и уронил ее. Она больно ушиблась спиной, но даже боль не вывела ее из полузабытья.
– Прости, старая мама. Я очень виноват. – Это было последнее, что она услышала.
Магрета с трудом приоткрыла глаза. Она была измотана и чувствовала себя такой отупевшей, как будто проспала целую неделю. Щека у нее ныла, и она нащупала какую-то шишку – наверно, от падения, которого она не помнила. Взгляд ее был устремлен на потолок, расписанный разноцветными красками. Она лежала на огромной кровати из кедра, покрытой простынями кремового цвета; простыни были влажные, и одежда на ней тоже. Комната была длинная, с высоким потолком. На окнах висели портьеры из синего бархата, в дальнем конце комнаты в камине ярко горел огонь. Возле кровати на столике были кем-то оставлены для нее хлеб, фрукты и украшенная росписью фляжка с вином.
Магрета медленно приходила в себя, озадаченная провалами в памяти. Судьба играла с ней жестокие шутки, швыряя из одного кошмара в другой, отбирая друзей, как только она их находила, никогда не позволяя ей осознать, что происходит, и не давая ей управлять своей жизнью. Как только Магрете казалось, что она понимает мир, все снова летело вверх тормашками.
Девушка отломила кусочек хлеба. Кровь застучала в висках, и она застонала. Ее не покидало ощущение, что рука, сделавшая движение, ей не принадлежит. Из кресла у камина донесся чей-то голос.
– Феламора! – воскликнула Магрета. – Это ты принесла меня сюда?
– В некотором роде. – Голос звучал очень вяло. – Как ты? – Магрета села.
– У меня все болит, а голова – как у пьяной. Если мне плохо после применения Тайного Искусства, то так плохо мне еще не было. Я даже не могу вспомнить...
– Значит, мы страдаем от одного и того же.
Магрета взглянула на свою госпожу. Давным-давно Феламора привела феллемов на Сантенар в погоне за Золотой флейтой. Феллемы были миниатюрнее, чем представители других рас; под прозрачной кожей виднелась розовая плоть и отчетливо вырисовывались синие вены. Обычно феллемы скрывали эти различия с помощью косметики или иллюзий, но сейчас Магрета видела, как под кожей Феламоры течет кровь. Феламора была самой искусной мастерицей иллюзий на Сантенаре и умела изменять свой голос, как хотела. Но сейчас она говорила сдавленным шепотом.