Страница:
(А мы отметим, что мать у философа грамотная, а депутаты народного собрания — тупицы все, как один; также надо иметь в виду, что Диоген Лаэртский сочинял историю через 300 лет после смерти Пифагора, линия № 7, реальный XV век. Еще через несколько столетий великий казахский поэт Олжас Сулейменов изрек: «Одной из причин ненаучности историографии можно назвать и слепое доверие к письменным источникам… Принимая любое свидетельство древних хронистов на веру, мы получаем ложное представление о минувшем».)
Аполлоний. — …Пифагор поначалу усердно занимался математикой и числами, а впоследствии и Ферекидова чудотворства не чурался. Так однажды, когда в (гавань) Метапонта входил корабль, груженый товаром, а случившиеся (на берегу) молились, чтобы корабль вернулся невредимым, (опасаясь) за груз, Пифагор подошел и сказал: «Вот увидите: этот корабль везет покойника». В другой раз в Кавлонии, как говорит Аристотель, «он предвестил белого медведя». Тот же Аристотель в своей книге о Пифагоре сообщает еще много других (чудесных рассказов о нем) и среди прочего говорит: «Укусившую его в Тиррении смертельно-ядовитую змею он сам убил своим укусом». Пифагорейцам он предсказал восстание, которое действительно произошло, поэтому он и уехал (заранее) в Метапонт, никем не замеченный. Переходя с другими реку Каса, он услышал, как его окликнул глас громкий и сверхчеловеческий: «Привет, Пифагор!» — спутников же его объял ужас. Однажды его видели в Кротоне и Метапонте в один и тот же день и час. Сидя как-то в театре, говорит Аристотель, он встал и, обнажив собственное бедро, показал его сидящим — оно было золотым.
(Сообщение Аристотеля, жившего в IV веке, о «белых медведях», которые в VI веке, оказывается, были известны во всем мире, от Вавилонии и Индии до Египта, даже комментировать не хочется, оно явно относится к Средним векам; всё остальное сообщение — предвестие Нострадамуса.)
Порфирий. — Что касается того, где он учился, то большинство утверждает, что начала так называемых математических наук он усвоил от египтян, халдеев и финикийцев (так как геометрией с древних времен занимались египтяне, числами и вычислениями — финикийцы, а астрономическими теориями — халдеи), а всему, что относится к культу богов и прочим жизненным правилам, научился у магов и у них заимствовал. Первые (культовые правила), пожалуй, знакомы многим, поскольку они записаны в (исторических) записках, но прочие его обыкновения известны меньше. Известно только, как говорит Евдокс в седьмой книге «Землеописания», что он соблюдал такую (ритуальную) чистоту (святость) и так избегал убийств и убийц, что не только воздерживался от (вкушения) живого, но и никогда не приближался к мясникам и охотникам.
(Время жизни Порфирия приходится на ту же линию № 5–6, что и Евдокса, только не на 3-м, а на 2-м траке; на самом деле оба жили через 50–100 лет после Пифагора.)
Диоген Лаэртский. — Некоторые говорят, что Пифагор не оставил ни одного сочинения, но они ошибаются. Гераклит-физик едва ли не кричит (об обратном): «Пифагор, Мнесархов сын, занимался собиранием сведений больше всех людей на свете и, понадергав себе эти сочинения, выдал за свою собственную мудрость многознайство и мошенничество». Сказал он так потому, что Пифагор в начале своего сочинения «О природе» говорит: «Клянусь воздухом, которым дышу, клянусь водой, которую пью, не извергну я хулы на это учение (логос)». Написал же Пифагор три сочинения: «О воспитании», «О государстве», «О природе»… А то, что известно под именем Пифагора, принадлежит пифагорейцу Лисиду из Тарента, который бежал в Фивы и стал наставником Эпаминонда. Гераклид, сын Сарапиона, говорит в «Сокращении Сотиона», что еще он написал «О Вселенной» в гексаметрах, во-вторых — «Священное слово», которое начинается так: Юноши, свято блюдите в безмолвии все эти речи… в-третьих, «О душе», в-четвертых, «О благочестии», в-пятых, «Гелофалес», в-шестых, «Кротон» и другие (диалоги). «Тайное учение», по словам (Гераклида Лембоса), принадлежит не Пифагору, а Гиппасу, и написано с целью оклеветать Пифагора. Кроме того, Пифагору были приписаны многие сочинения, написанные Астоном Кротонским.
(Подтверждается то, о чем мы говорили уже не раз: в некие времена, при отсутствии понятия интеллектуального права, авторитетному лицу приписывали любые сочинения.)
Приведем кстати отрывок из «Золотых стихов» пифагорейцев, написанных во время Римской империи, причем сообщается, что стихи эти «издавались с комментариями Гиерокла». Хочется верить, что если издавал их сам Гиерокл, то не во время Римской империи, за отсутствием в то время издательств и типографий.
Дамаский. — Аристотель сообщает в «Учениях Архита», что (подобно Платону) и Пифагор также называл материю «Иное», как нечто текучее и постоянно становящееся иным.
Порфирий. — Пифагор, как говорит Ксенократ, открыл, что происхождение музыкальных интервалов также неразрывно связано с числом, так как они представляют собой сравнение количества с количеством. Он исследовал, в результате чего возникают консонирующие и диссонирующие интервалы и вообще гармония и дисгармония.
Климент. — Пифагор, по сообщению Гераклида Понтийского, учил, что счастье (эвдемония) заключается в знании совершенства чисел…
Один из Гераклитов, упомянутых здесь, а именно Гераклит Эфесский (ок. 520–460 до н. э.) первоначалом всего сущего считал, не воду(как Фалес), и не апейрон(как Анаксимандр), а огонь, который управляет мировым логосом. Развивал диалектику материализма. Сохранилось 150 фрагментов из его трудов, и несколько сотен свидетельств о его высказываниях, сделанных разными лицами, причем, конечно, и позже его жизни. Приведем некоторые из них.
Ориген. — Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что все рождается через распрю и по необходимости.
Ипполит. — Не понимают, как расходящееся с самим собой приходит в согласие, самовосстанавливающуюся гармонию лука и лиры… Вечность — дитя, переставляющее шашки, царство ребенка… Скрытая гармония сильнее явной.
Аристотель. — Противоречивость сближает, разнообразие порождает прекраснейшую гармонию, и все через распрю создается.
Порфирий. — Для бога все прекрасно, хорошо и справедливо, а люди одно приняли за справедливое, а другое — за несправедливое.
Теофраст. — Подобен беспорядочно рассыпанному сору самый прекрасный космос.
Стобей. — Из учений, в которые я вникал, ни одно не дошло до осознания, что мудрость отрешена от всего.
Арий Дидим у Евсевия. — И души из влаги испаряются… Зенон подобно Гераклиту называет душу одаренным способностью ощущения испарением.
Климент. — Душам смерть — воде рождение. Воде смерть — земле рождение. Из земли ведь вода рождается, а из воды — душа.
Стобей. — Сияющая, сухая душа мудрейшая и наилучшая… Всякий раз, как человек опьянеет, (его) ведет ребенок, а он шатается и не видит, куда идет, имея влажную душу.
Нумений. — Для душ наслаждение или смерть стать влажными.
Климент. — Человек, (умирая) в ночи, сам себе огонь зажигает: хотя его глаза померкли, жив он… Людей после смерти то ожидает, на что они не надеются и чего себе не представляют.
Стобей. — Душе присущ самообогащающийся логос… Размышление всем свойственно.
Секст. — И по мнению Гераклита, кажется, человек обладает двумя средствами познания истины: чувственным восприятием и логосом.
Ипполит. Чему нас учат зрение и слух, то я ценю выше всего… Признак мудрости — согласиться, не мне, но логосу внемля, что все едино.
Полибий. — Глаза более точные свидетели, чем уши.
Секст. — Глаза и уши — плохие свидетели для людей, имеющих грубые души.
Диоген Лаэртский. — Идя к пределам души, их не найдешь, даже если пройдешь весь путь: таким глубоким она обладает логосом… Ведь существует единственная мудрость: познать замысел, устроивший все через все… Многознание уму не научает, иначе оно научило бы Гесиода и Пифагора, а также Ксенофана и Гекатея.
Секст. — Так вот, этот общий и божественный разум, через участие в котором мы становимся разумными, Гераклит называет критерием истины. Отсюда заслуживает доверия то, что является всем вообще (ибо это воспринимается общим и божественным разумом), а то, что является кому-либо одному, то неверно по противоположной причине… Хотя этот логос существует вечно, недоступен он пониманию людей ни раньше, чем они услышат его, ни тогда, когда впервые коснется он их слуха. Ведь все свершается по этому логосу, и тем не менее они (люди) оказываются незнающими всякий раз, когда они приступают к таким словам и делам, каковы те, которые я излагаю, разъясняя каждую вещь согласно ее природе и показывая, какова она. Остальные же люди (сами) не знают, что они, бодрствуя, делают, подобно тому как они забывают то, что происходит с ними во сне.
Ямвлих. — Право, насколько лучше мнение Гераклита, называвшего человеческие мысли детскими забавами.
Прокл. — Что у них за ум, что за разум? Они верят народным певцам и считают своим учителем толпу, не зная, что большинство плохо, а меньшинство хорошо.
Диоген Лаэртский. — Гомер заслуживает изгнания с состязаний и наказания розгами.
Полагают, что Аврелий Августин (354–430), известный как Блаженный Августин, «религиозный мыслитель раннего Средневековья», родился через 814 лет после смерти Гераклита. Поэтому не удивительно, что его духовная эволюция «в полной мере отражает борьбу христианской культуры с культурой античной». На своем пути к христианскому обращению, которое произошло весной 387 года, Августин увлекался многими «измами», среди которых назовем стоицизм, манихейство, скептицизм и неоплатонизм. После принятия христианства боролся с религиозной ересью манихеев, донатистов и пелагиан.
Однако в понимании мира Блаженный Августин проявил умственные способности в такой степени, что вполне может быть сравним с Гераклитом. Правда, все же писал он о Боге в христианском понимании, а не о «логосе». Возможно, по этой причине литературное наследие Августина сохранилось неплохо: оно насчитывает более 40 томов. Наиболее важные его работы — «Исповедь» (400), «О Граде Божьем» (413–426), «Пересмотры» (426). Другие работы: «Против академиков» (386), «О жизни блаженной» (386), «О порядке» (386), «Монологи» (387), «О количестве души» (388–389), «Об учителе» (388–389), «О бессмертии души» (387), «Об истинной религии» (390), «О свободной воле» (388–395).
В. Р. Скрыпник пишет:
Петр Дамиани (ок. 1007–1072, линия № 3), говорят, «забыл советы Августина, Иеронима и Кассиодора не пренебрегать светской наукой». Потому и «забыл», что жил до них! А выше линии № 4 влияние Августина долго проявляется, чему свидетельством слова Л. Н. Гумилева:
Л. Н. Гумилев считает:
Это было рассуждение автора VI века. Теперь —
Один из процитированных авторов явно продолжает другого, или же можно предположить, что они ведут свой диалог, однако между этими текстами на протяжении восьми столетий (!) других подобных текстов нет. Никто о душе не философствует. Конечно, нам тут могут возразить, что у арабских авторов можно найти более ранние (в рамках традиционной истории) рассуждения о душе. Например, об этом предмете писал Ибн-сина Абу Али Хусейн ибн Абдаллах (980–1037), выдающийся ученый, врач, философ Средневековья, известный в Европе под именем Авиценна. Он, говорят, в философии развивал традиции восточного аристотелизма и неоплатонизма. Но синусоида времен, созданная нами на основании анализа произведений изобразительного искусства, дает нам основание для того, чтобы арабских авторов датировать по «арабской» же волне нашей синусоиды, а в таком случае окажется, что Авиценна относится к линии № 7–8, то есть он творил значительно позже Аврелия Августина и Фомы Аквинского. Прочитав приведенный ниже отрывок из произведения Авиценны, вы сами убедитесь, что это творение никак не могло предшествовать текстам Аврелия и Фомы; напротив, арабский гений доводит их воззрения о душе до высшего совершенства.
Аполлоний. — …Пифагор поначалу усердно занимался математикой и числами, а впоследствии и Ферекидова чудотворства не чурался. Так однажды, когда в (гавань) Метапонта входил корабль, груженый товаром, а случившиеся (на берегу) молились, чтобы корабль вернулся невредимым, (опасаясь) за груз, Пифагор подошел и сказал: «Вот увидите: этот корабль везет покойника». В другой раз в Кавлонии, как говорит Аристотель, «он предвестил белого медведя». Тот же Аристотель в своей книге о Пифагоре сообщает еще много других (чудесных рассказов о нем) и среди прочего говорит: «Укусившую его в Тиррении смертельно-ядовитую змею он сам убил своим укусом». Пифагорейцам он предсказал восстание, которое действительно произошло, поэтому он и уехал (заранее) в Метапонт, никем не замеченный. Переходя с другими реку Каса, он услышал, как его окликнул глас громкий и сверхчеловеческий: «Привет, Пифагор!» — спутников же его объял ужас. Однажды его видели в Кротоне и Метапонте в один и тот же день и час. Сидя как-то в театре, говорит Аристотель, он встал и, обнажив собственное бедро, показал его сидящим — оно было золотым.
(Сообщение Аристотеля, жившего в IV веке, о «белых медведях», которые в VI веке, оказывается, были известны во всем мире, от Вавилонии и Индии до Египта, даже комментировать не хочется, оно явно относится к Средним векам; всё остальное сообщение — предвестие Нострадамуса.)
Порфирий. — Что касается того, где он учился, то большинство утверждает, что начала так называемых математических наук он усвоил от египтян, халдеев и финикийцев (так как геометрией с древних времен занимались египтяне, числами и вычислениями — финикийцы, а астрономическими теориями — халдеи), а всему, что относится к культу богов и прочим жизненным правилам, научился у магов и у них заимствовал. Первые (культовые правила), пожалуй, знакомы многим, поскольку они записаны в (исторических) записках, но прочие его обыкновения известны меньше. Известно только, как говорит Евдокс в седьмой книге «Землеописания», что он соблюдал такую (ритуальную) чистоту (святость) и так избегал убийств и убийц, что не только воздерживался от (вкушения) живого, но и никогда не приближался к мясникам и охотникам.
(Время жизни Порфирия приходится на ту же линию № 5–6, что и Евдокса, только не на 3-м, а на 2-м траке; на самом деле оба жили через 50–100 лет после Пифагора.)
Диоген Лаэртский. — Некоторые говорят, что Пифагор не оставил ни одного сочинения, но они ошибаются. Гераклит-физик едва ли не кричит (об обратном): «Пифагор, Мнесархов сын, занимался собиранием сведений больше всех людей на свете и, понадергав себе эти сочинения, выдал за свою собственную мудрость многознайство и мошенничество». Сказал он так потому, что Пифагор в начале своего сочинения «О природе» говорит: «Клянусь воздухом, которым дышу, клянусь водой, которую пью, не извергну я хулы на это учение (логос)». Написал же Пифагор три сочинения: «О воспитании», «О государстве», «О природе»… А то, что известно под именем Пифагора, принадлежит пифагорейцу Лисиду из Тарента, который бежал в Фивы и стал наставником Эпаминонда. Гераклид, сын Сарапиона, говорит в «Сокращении Сотиона», что еще он написал «О Вселенной» в гексаметрах, во-вторых — «Священное слово», которое начинается так: Юноши, свято блюдите в безмолвии все эти речи… в-третьих, «О душе», в-четвертых, «О благочестии», в-пятых, «Гелофалес», в-шестых, «Кротон» и другие (диалоги). «Тайное учение», по словам (Гераклида Лембоса), принадлежит не Пифагору, а Гиппасу, и написано с целью оклеветать Пифагора. Кроме того, Пифагору были приписаны многие сочинения, написанные Астоном Кротонским.
(Подтверждается то, о чем мы говорили уже не раз: в некие времена, при отсутствии понятия интеллектуального права, авторитетному лицу приписывали любые сочинения.)
Приведем кстати отрывок из «Золотых стихов» пифагорейцев, написанных во время Римской империи, причем сообщается, что стихи эти «издавались с комментариями Гиерокла». Хочется верить, что если издавал их сам Гиерокл, то не во время Римской империи, за отсутствием в то время издательств и типографий.
Продолжим обзор мнений о Пифагоре.
Помни, что честные люди привержены меньше невзгодам.
Много люди слышат и добрых, и злых разговоров —
Веры слепой не питай, но не оставляй без вниманья,
Не раздражайся, узнав, что обман принимают за правду.
То же, что я говорю, всегда исполнить старайся:
Веры к тому не имей, чьи слова и дела ненадежны,
Сам же лишь то говори, что сочтешь из всего наилучшим.
Прежде, чем делать, — подумай, иначе получится глупо.
Бедные люди ведут себя порой неразумно,
Ты же делай лишь то, о чем сокрушаться не будешь.
Не занимайся тем делом, в котором ты не образован,
Но изучай то, что нужно, и жизнь твоя будет прекрасной.
Должно оставить беспечность, коль дело идет о здоровье.
Меру важно во всем соблюдать — в еде и в напитках
И упражненьях для тела, и мера есть то, что не в тягость.
Образ жизни старайся вести нероскошный и чистый.
Остерегайся деяний, которые вызовут зависть.
Не допускай непомерных расходов, как низкий душою,
Но и не слишком скупись. Основа всего — это мера.
Все дела сначала обдумай, чтоб не было худо.
В успокоительный сон не должно тебе погружаться,
Прежде чем снова не вспомнишь о каждом сегодняшнем деле:
В чем провинился? Что мог совершить? И чего не исполнил?
Перебери все в уме, начиная с начала и после.
Радуйся добрым делам и себя укоряй за дурные.
Так поступай и усвой, к чему ты должен стремиться,
Так ты найдешь пути достиженья божественных качеств.
Дамаский. — Аристотель сообщает в «Учениях Архита», что (подобно Платону) и Пифагор также называл материю «Иное», как нечто текучее и постоянно становящееся иным.
Порфирий. — Пифагор, как говорит Ксенократ, открыл, что происхождение музыкальных интервалов также неразрывно связано с числом, так как они представляют собой сравнение количества с количеством. Он исследовал, в результате чего возникают консонирующие и диссонирующие интервалы и вообще гармония и дисгармония.
Климент. — Пифагор, по сообщению Гераклида Понтийского, учил, что счастье (эвдемония) заключается в знании совершенства чисел…
Один из Гераклитов, упомянутых здесь, а именно Гераклит Эфесский (ок. 520–460 до н. э.) первоначалом всего сущего считал, не воду(как Фалес), и не апейрон(как Анаксимандр), а огонь, который управляет мировым логосом. Развивал диалектику материализма. Сохранилось 150 фрагментов из его трудов, и несколько сотен свидетельств о его высказываниях, сделанных разными лицами, причем, конечно, и позже его жизни. Приведем некоторые из них.
Ориген. — Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что все рождается через распрю и по необходимости.
Ипполит. — Не понимают, как расходящееся с самим собой приходит в согласие, самовосстанавливающуюся гармонию лука и лиры… Вечность — дитя, переставляющее шашки, царство ребенка… Скрытая гармония сильнее явной.
Аристотель. — Противоречивость сближает, разнообразие порождает прекраснейшую гармонию, и все через распрю создается.
Порфирий. — Для бога все прекрасно, хорошо и справедливо, а люди одно приняли за справедливое, а другое — за несправедливое.
Теофраст. — Подобен беспорядочно рассыпанному сору самый прекрасный космос.
Стобей. — Из учений, в которые я вникал, ни одно не дошло до осознания, что мудрость отрешена от всего.
Арий Дидим у Евсевия. — И души из влаги испаряются… Зенон подобно Гераклиту называет душу одаренным способностью ощущения испарением.
Климент. — Душам смерть — воде рождение. Воде смерть — земле рождение. Из земли ведь вода рождается, а из воды — душа.
Стобей. — Сияющая, сухая душа мудрейшая и наилучшая… Всякий раз, как человек опьянеет, (его) ведет ребенок, а он шатается и не видит, куда идет, имея влажную душу.
Нумений. — Для душ наслаждение или смерть стать влажными.
Климент. — Человек, (умирая) в ночи, сам себе огонь зажигает: хотя его глаза померкли, жив он… Людей после смерти то ожидает, на что они не надеются и чего себе не представляют.
Стобей. — Душе присущ самообогащающийся логос… Размышление всем свойственно.
Секст. — И по мнению Гераклита, кажется, человек обладает двумя средствами познания истины: чувственным восприятием и логосом.
Ипполит. Чему нас учат зрение и слух, то я ценю выше всего… Признак мудрости — согласиться, не мне, но логосу внемля, что все едино.
Полибий. — Глаза более точные свидетели, чем уши.
Секст. — Глаза и уши — плохие свидетели для людей, имеющих грубые души.
Диоген Лаэртский. — Идя к пределам души, их не найдешь, даже если пройдешь весь путь: таким глубоким она обладает логосом… Ведь существует единственная мудрость: познать замысел, устроивший все через все… Многознание уму не научает, иначе оно научило бы Гесиода и Пифагора, а также Ксенофана и Гекатея.
Секст. — Так вот, этот общий и божественный разум, через участие в котором мы становимся разумными, Гераклит называет критерием истины. Отсюда заслуживает доверия то, что является всем вообще (ибо это воспринимается общим и божественным разумом), а то, что является кому-либо одному, то неверно по противоположной причине… Хотя этот логос существует вечно, недоступен он пониманию людей ни раньше, чем они услышат его, ни тогда, когда впервые коснется он их слуха. Ведь все свершается по этому логосу, и тем не менее они (люди) оказываются незнающими всякий раз, когда они приступают к таким словам и делам, каковы те, которые я излагаю, разъясняя каждую вещь согласно ее природе и показывая, какова она. Остальные же люди (сами) не знают, что они, бодрствуя, делают, подобно тому как они забывают то, что происходит с ними во сне.
Ямвлих. — Право, насколько лучше мнение Гераклита, называвшего человеческие мысли детскими забавами.
Прокл. — Что у них за ум, что за разум? Они верят народным певцам и считают своим учителем толпу, не зная, что большинство плохо, а меньшинство хорошо.
Диоген Лаэртский. — Гомер заслуживает изгнания с состязаний и наказания розгами.
Полагают, что Аврелий Августин (354–430), известный как Блаженный Августин, «религиозный мыслитель раннего Средневековья», родился через 814 лет после смерти Гераклита. Поэтому не удивительно, что его духовная эволюция «в полной мере отражает борьбу христианской культуры с культурой античной». На своем пути к христианскому обращению, которое произошло весной 387 года, Августин увлекался многими «измами», среди которых назовем стоицизм, манихейство, скептицизм и неоплатонизм. После принятия христианства боролся с религиозной ересью манихеев, донатистов и пелагиан.
Однако в понимании мира Блаженный Августин проявил умственные способности в такой степени, что вполне может быть сравним с Гераклитом. Правда, все же писал он о Боге в христианском понимании, а не о «логосе». Возможно, по этой причине литературное наследие Августина сохранилось неплохо: оно насчитывает более 40 томов. Наиболее важные его работы — «Исповедь» (400), «О Граде Божьем» (413–426), «Пересмотры» (426). Другие работы: «Против академиков» (386), «О жизни блаженной» (386), «О порядке» (386), «Монологи» (387), «О количестве души» (388–389), «Об учителе» (388–389), «О бессмертии души» (387), «Об истинной религии» (390), «О свободной воле» (388–395).
В. Р. Скрыпник пишет:
«Опираясь на неоплатонизм, Августин создал влиятельное религиозно-философское учение, служившее фундаментом христианской мысли вплоть до XIII века. Важнейшие темы его философского учения: проблема Бога и мира, веры и разума, истины и знания, добра и зла, свободы воли, вечности и времени, смысла истории».Обратим же внимание: учение, созданное философом линии № 4 (V век) не оказало влияния, например, на философскую мысль линий № 1–3 (VI–XI века), но служило фундаментом христианской мысли «вплоть до XIII века», то есть до линии № 5. Вот это — и логично, и правильно!
Петр Дамиани (ок. 1007–1072, линия № 3), говорят, «забыл советы Августина, Иеронима и Кассиодора не пренебрегать светской наукой». Потому и «забыл», что жил до них! А выше линии № 4 влияние Августина долго проявляется, чему свидетельством слова Л. Н. Гумилева:
«Вторая инквизиция, действовавшая в XVI–XVII вв., была хуже первой. Для оправдания, а также для регламентации совершенных преступлений инквизиторы создали теорию, опиравшуюся на идеи Блаженного Августина. По этой теории „Бог настолько сострадателен, что не допустил бы зла в своих творениях, если бы не был столь всемогущим и добрым, чтобы превращать зло в добро“». [81]Или:
«…Прошли Средние века, наступила Реформация, и Жан Кальвин воскресил идеи Августина. На них же была построена теория второй инквизиции. Примирение Бога с Сатаной устраивало всех злодеев Европы».Также напомним здесь, что Августин — современник неизвестного автора, написавшего так называемые Ареопагитики, о которых мы говорили несколькими страницами ранее.
Аврелий Августин. «БОГ И МИР»:
«Что же ты, Боже мой? Что, как не Господь Бог? „Кто Господь, кроме Господа? и кто Бог, кроме Бога нашего?“. Высочайший, Благостнейший, Могущественнейший, Всемогущий, Милосерднейший и Справедливейший: самый Далекий и самый Близкий, Прекраснейший и Сильнейший, Недвижный и Непостижимый; Неизменный, Изменяющий все, вечно Юный и вечно Старый, Ты обновляешь все и старишь гордых, а они того не ведают; вечно в действии, вечно в покое, собираешь и не нуждаешься, несешь, наполняешь и покрываешь; творишь, питаешь и совершенствуешь; ищешь, хотя у Тебя есть все.
Как абсолютно Твое бытие, так абсолютно и знание; неизменно Твое бытие, неизменно знание и неизменна воля. В бытии Твоем неизменны и знание и воля; в знании Твоем неизменны бытие и воля; в Твоей воле неизменны бытие и знание.
Вот предстает мне загадкой Троица, то есть Ты, Боже мой, ибо Ты, Отец, начало мудрости нашей — это Твоя Мудрость, от Тебя рожденная, равная Тебе и, как Ты, извечная, это Сын твой, через Которого создал Ты небо и землю… Вот Троица, Боже мой: Отец и Сын и Святой Дух, Создатель всякого создания.
От полноты благости Твоей возникла вся тварь: от нее Тебе никакой пользы; происходя от Тебя, она не равна Тебе, и, однако, должно быть место и ей, доброй, потому что от Тебя получила она существование.
Господь всемогущий, Ты создал нечто из „ничего“, Началом, которое от Тебя, Мудростью Твоей, рожденной от субстанции Твоей. Ты создал небо и землю не из Своей субстанции: иначе творение Твое было бы равно Единородному Сыну Твоему, а через Него и Тебе.
Я мысленно обратил взор свой и на другие предметы, которые ниже Тебя и увидел, что о них нельзя сказать ни того, что они существуют, ни того, что они не существуют: существуют потому, что получили свое бытие от Тебя; не существуют потому, что они не то, что Ты. Ибо то только действительно существует, что пребывает неизменно.
Вначале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1, 1). Как же Ты сотворил их? И какие средства, какие приготовления, какой механизм употребил Ты для этого громадного дела? Конечно, Ты действовал не как человек-художник, который образует какую-нибудь вещь из вещи же (тело из тела) по своему разумению, имея возможность дать ей такую форму, какую указывают ему соображения его ума… Этот художник-человек всем обязан Тебе: Ты устроил его тело так, что он посредством разных членов совершает разные действия, а чтобы эти члены были способны к деятельности, Ты вдунул в телесный состав его душу живую (Быт. 11, 7), которая движет и управляет ими; Ты доставил ему и материал для художественных работ; Ты даровал ему и способность ума, чтобы постигать тайны искусства и наперед обнимать мыслию то, что предполагает он произвесть…
Но как Ты творишь все это? Как сотворил Ты, всемогущий Боже, небо и землю? Конечно, не на небе и не на земле творил Ты небо и землю; ни в воздушных странах, ни во глубинах морских, потому что и воздух, и вода принадлежат к небу и земле; не могло это совершиться нигде и в целом мире, чтобы мир творился в мире, потому что мира не было до сотворения его и он никак не мог быть поприщем своего творения. Не было ли у Тебя под руками какой-нибудь материи, из которой мог Ты сотворить небо и землю? Но откуда взялась бы эта материя, не созданная Тобою, а между тем послужившая материалом для Твоего творчества? Допущением такой материи неизбежно ограничивалось бы Твое всемогущество… До творения Твоего ничего не было, кроме Тебя, и… все существующее зависит от Твоего бытия».
Л. Н. Гумилев считает:
«Аргументация Блаженного Августина сводилась к тому, что Адам согрешил и передал грех всем потомкам генетически как „первородный грех“… Бог предвечно и безусловно постановил некоторых спасти, прочие пусть гибнут… Он (Августин) был автором одного из трех направлений в схоластике — учении о предвечном предопределении людей либо к раю, либо к аду. Были, конечно, оговорки, но суть в этом».Мы не занимаемся «поисками Бога» или толкованиями религиозных текстов. Мы занимаемся хронологией, и здесь будет интересно сравнить рассуждения о душе — сначала Августина (IV–V век), затем философа позднего Средневековья Фомы Аквинского (1225/26–1274), оба — линия № 5.
Аврелий Августин. «ДУША, ПОЗНАНИЕ, ВЕРА И РАЗУМ»:
«Тогда я обратился к себе и сказал: „Ты кто?“ И ответил: „Человек“. Вот у меня тело и душа, готовые служить мне; одно находится во внешнем мире, другая — внутри меня. У кого из них спрашивать о Боге моем…? Лучше, конечно, то, что внутри меня. Все телесные вестники возвестили душе моей, судье и председательнице, об ответах неба, земли и всего, что на них; они гласили: „Мы не боги; Творец наш, вот Он“. Внутреннему человеку сообщил об этом состоящий у него в услужении внешний; я, внутренний, узнал об этом, — я, я душа, через свои телесные чувства.
Так раздельно и по родам сохраняется все, что внесли внешние чувства, каждое своим путем: глаза сообщили о свете, о всех красках и формах тел; уши — о всевозможных звуках; о всех запахах — ноздри; о всех вкусах — рот; все тело в силу своей общей чувствительности — о том, что твердо или мягко, что горячо или холодно, гладко или шероховато, тяжело или легко, находится вне или в самом теле. Все это память принимает для последующей, если она потребуется, переработки и обдумывания в свои обширные кладовые…
Входят, однако, не сами чувственные предметы, а образы их, сразу же предстающие перед умственным взором того, кто о них вспомнил.
Итак, мы находим следующее: познакомиться с тем, о чем мы узнаем не через образы, доставляемые органами чувств, а без образов, через внутреннее созерцание, представляющее нам созерцаемое в подлинном виде, — это значит не что иное, как подумать и как бы собрать то, что содержала память разбросано и в беспорядке, и внимательно расставить спрятанное в ней, но заброшенное и раскиданное, расставить так, чтобы оно находилось в самой памяти как бы под рукой и легко появлялось при обычном усилии ума.
Философией называется не самая мудрость, а любовь к мудрости; если ты к ней обратишься, то хотя и не будешь мудрым, пока живешь (ибо мудрость у Бога, и человеку доступна быть не может), однако если достаточно утвердишь себя в любви к ней и очистишь себя, то дух твой после этой жизни, т. е. когда перестанешь быть человеком, несомненно, будет владеть ею.
К изучению наук ведет нас двоякий путь — авторитет и разум. По отношению ко времени первенствует авторитет, а по отношению к существу дела — разум. Ибо первое предпочитается, когда нужно располагать, а другое наиболее ценится при достижении… Авторитет же бывает частью Божественный, частью человеческий; но истинный, прочный и высший авторитет 'тот, который называется Божественным.
Когда мы умозаключаем, то это бывает делом души. Ибо это дело лишь того, что мыслит; тело же не мыслит; да и душа мыслит без помощи тела…
Разум есть взор души, которым она сама собою, без посредства тела, созерцает истинное… Все, что мы созерцаем, мы схватываем мыслью или чувством и разумением. Но то, что мы схватываем чувством, мы чувствуем существующим вне нас и заключенным в пространстве…
Итак, что я разумею, тому и верю; но не все, чему я верю, то и разумею. Все, что я разумею, то я знаю; но не все то знаю, чему верю. Я знаю, как полезно верить многому и такому, чего не знаю.
Старайся дознать, что такое высшее согласие: вне себя не выходи, а сосредоточься в самом себе, ибо истина живет во внутреннем человеке…»
Это было рассуждение автора VI века. Теперь —
Фома Аквинский, XII век, «О ПРИРОДЕ ДУШИ»:
«…Душой называют первичное начало жизни во всем живущем в нашем мире… Только первичное начало жизни мы называем душой. И вот, хотя некоторое тело и может быть в своем роде началом жизни, как-то: сердце есть начало жизни для животного, однако никакое тело не может быть первичным началом жизни.
Начало интеллектуальной деятельности, которое мы именуем человеческой душой, есть некоторое бестелесное и самосущее начало. Ведь очевидно, что через посредство интеллекта человек способен познавать природы всех тел.
Необходимо сказать, что интеллект, который есть начало интеллектуального действования, есть форма человеческого тела… Следовательно, то начало, прежде всего благодаря которому мы мыслим, называть ли его интеллектом или мыслящей душой, есть форма тела.
…В человеке не присутствует никакой иной субстанциальной формы, помимо одной только субстанциальной души, и что последняя, коль скоро она виртуально содержит в себе душу чувственную и душу вегетативную, равным образом содержит в себе формы низшего порядка…
Коль скоро, однако, душа соединяется с телом в качестве его формы, необходимо, чтобы она пребывала во всем теле в целом и в каждой его части».
Один из процитированных авторов явно продолжает другого, или же можно предположить, что они ведут свой диалог, однако между этими текстами на протяжении восьми столетий (!) других подобных текстов нет. Никто о душе не философствует. Конечно, нам тут могут возразить, что у арабских авторов можно найти более ранние (в рамках традиционной истории) рассуждения о душе. Например, об этом предмете писал Ибн-сина Абу Али Хусейн ибн Абдаллах (980–1037), выдающийся ученый, врач, философ Средневековья, известный в Европе под именем Авиценна. Он, говорят, в философии развивал традиции восточного аристотелизма и неоплатонизма. Но синусоида времен, созданная нами на основании анализа произведений изобразительного искусства, дает нам основание для того, чтобы арабских авторов датировать по «арабской» же волне нашей синусоиды, а в таком случае окажется, что Авиценна относится к линии № 7–8, то есть он творил значительно позже Аврелия Августина и Фомы Аквинского. Прочитав приведенный ниже отрывок из произведения Авиценны, вы сами убедитесь, что это творение никак не могло предшествовать текстам Аврелия и Фомы; напротив, арабский гений доводит их воззрения о душе до высшего совершенства.
Авиценна. «О РАЗУМНОЙ ДУШЕ» из «Книги спасения»:
Что же касается разумной человеческой души, то она делится на практическую силу и умозрительную силу. Каждая из этих сил называется разумом по общности имени.
Практическая сила является началом движения человеческого тела, побуждающим его совершать единичные осмысленные, соответствующие тем или иным намерениям действия. Она имеет известную связь с животной вожделеющей силой, с животной воображающей силой и силой догадки и сама обладает двойственной природой. Ее связь с животной вожделеющей силой заключается в том, что в ней возникают свойственные человеку состояния, благодаря которым он расположен быстро действовать и претерпевать действия, как это, например, бывает со стыдом, застенчивостью, смехом, плачем и тому подобным. Ее связь с животной воображающей силой и силой догадки заключается в том, что она использует их, будучи занята рассмотрением порядка в возникающих и уничтожающихся вещах, а также изучением человеческих искусств. Ее двойственная природа заключается в том, что между практическим разумом и умозрительным разумом рождаются мнения, которые связаны с действиями и становятся распространенными и широко известными, как, например, то, что ложь и притеснение постыдные и тому подобные исходные посылки, кои в книгах по логике отчетливо отграничиваются от первых начал разума.