Камерон Стелла. Во власти желания

   — Никаких хлопот, ваша светлость. — Голос Гейл дрожал. — Для нас большая честь — принимать вас в своем доме.
   Но принимать в своем доме дочь стало для них позором.
   Пока что родители не сказали ей ни слова.
   Макс откашлялся и, взглянув на девушку, проговорил:
   — Должен вам сообщить, что Керсти прекрасно справляется со своими новыми обязанностями. Я ею очень доволен.
   Мерсеры промолчали:
   — Ваша дочь быстро усваивает новое и много читает, — продолжил Макс. — Скоро она станет незаменимой помощницей.
   Еще ниже опустив голову, Керсти принялась закреплять повязку маркиза.
   — Она уже взяла на себя всю мою корреспонденцию. — Макс попытался улыбнуться. — К тому же она прекрасно разбирается в бухгалтерии. Вы должны гордиться своей дочерью.
   Мерсеры по-прежнему молчали. Керсти наконец-таки подняла голову и робко взглянула на маркиза. Тот улыбнулся и спросил:
   — Теперь все, не так ли?
   Керсти молча кивнула, и маркиз, похлопав ее по плечу свободной рукой, проговорил:
   — Спасибо, ты замечательная девушка.
   Керсти встала и отступила к стене. Родители не удостоили ее даже взглядом.
   Они решила обезопасить себя, вычеркнув ее из своей жизни. Ей хотелось кричать и умолять их, чтобы они поняли: она любит их всей душой, но любит и Макса Россмара.
   Виконт, взглянув на брата, в смущении проговорил:
   — Что ж, наверное, придется отложить нашу поездку на завтра.
   — Ничего подобного! — запротестовал маркиз. — Я могу и одной рукой держать поводья.
   — Отсюда мы поедем в замок, — заявил виконт. — Ты , поедешь в повозке, мы уже послали за ней людей. Тебе нельзя садиться в седло, пока не срастутся ребра. Мистер Мерсер, мы надеялись успокоить вас… Мой сын прав: Керсти действительно прекрасно справляется со своими обязанностями.
   Керсти взглянула на отца и тут же отвела глаза. Она еще никогда не видела его таким замкнутым и отчужденным.
   Макс проговорил:
   — Поверьте, ваша дочь очень способная, она многого добьется.
   У Керсти засосало под ложечкой.
   — Некоторые из нас вполне довольны своим положением и не собираются ничего добиваться, — пробурчал Роберт.
   — Я, наверное, не так выразился, — смутился Макс. — Я хотел сказать, что Керсти могла бы многому научиться. У нее есть для этого все возможности. Надеюсь, вы не будете возражать.
   Гейл взяла кочергу и подошла к очагу. Керсти робко приблизилась к ней.
   — Мама, — прошептала она, — я люблю тебя.
   Гейл молча ворошила поленья.
   — Я всегда буду любить тебя, мама, что бы ни случилось.
   Пожалуйста, не прогоняй меня. Ты разбиваешь мне сердце.
   — Отец не хочет, чтобы я с тобой разговаривала. Ты же знаешь, какой он строгий.
   Керсти взглянула на маркиза и виконта, потом на Макса.
   Эти богатые и со вкусом одетые люди совершенно не походили на таких, как ее отец. Тощий, с редеющими светлыми волосами, Роберт Мерсер уже много лет работал на земле, и годы тяжкого труда не прошли для него даром — он выглядел гораздо старше своих лет. Он носил рубашку из грубой ткани и тяжелые стоптанные сапоги. Впрочем, тяжелый физический труд был ему в радость. Об иной жизни Роберт не мечтал.
   — Мама, почему вы меня осуждаете? — спросила Керсти. — Я решила воспользоваться способностями, которыми меня одарил Господь. Что же в этом плохого?
   — Разве тебя интересует наше мнение? Ведь ты ушла от нас.
   — Мне двадцать пять лет, а вы обращаетесь со мной как с маленькой девочкой.
   Гейл окинула взглядом изящный костюм для верховой езды — его по заказу Макса сшила для Керсти модистка.
   — Нет, дочь, ты уже не маленькая. И вообще ты очень изменилась.
   — Я нисколько не изменилась! Просто нашла себе другое место. Я думала, вы будете мною гордиться.
   … Гейл положила в угол кочергу.
   — Ты считаешь нас дураками? Думаешь, мы не понимаем, что происходит? Ты потеряла наше уважение, потому что отвернулась от нас. — Она кивнула на гостей. — Ты ушла к ним, но ты никогда не станешь такой же, как они. Ты, Керсти, совсем другая.
   — Другая? Какая же я?
   — Ты дочь фермера, которая пожелала отречься от своей семьи. Тебе захотелось недозволенного.
   Керсти зажмурилась, чтобы не расплакаться.
   — Ты обвиняешь меня, даже не выслушав моих объяснений.
   — Не надо ничего объяснять. Мы и так все понимаем.
   Посмотри на себя. Ты водишь дружбу с важными, богатыми землевладельцами. Думаешь, им нужны твои замечательные способности? Ох, Керсти, ты погубила себя, и теперь нам приходится принимать соболезнования от наших друзей и соседей.
   — Мама…
   — А этот твой костюм?! Нам здесь и за год на такой не заработать. А лошадь? Ты приехала, чтобы похвастаться их подарками?
   Керсти вспыхнула.;
   — Нет, я приехала, чтобы услышать от вас слова любви. Я надеялась, что вы не отвернетесь от своей дочери. Каждый день я ждала, что вы позовете меня к себе, но вы слишком упрямы.
   Вы не желаете видеть, как меняется мир, поэтому отстаете от жизни. Мама, неужели ты не понимаешь, что я выбрала для себя наилучший путь?
   Гейл утерла лоб тыльной стороной ладони.
   — Мы не хотим ничего менять. Нам вполне хватает того, что у нас есть. А ты доказала, что тебе с нами неинтересно. Так думает твой отец.
   — А что думаешь ты, мама? — взволнованно прошептала Керсти.
   — Я знаю свое место И согласна с твоим отцом. Он всегда заботился о нас. Приехав сюда сегодня, ты еще больше нас опозорила. Все только и говорят о тебе и о твоих нарядах.
   Керсти протянула к матери руку, но та отпрянула от нее.
   — Из замка прибыла повозка за маркизом, — сообщил Нилл, заглядывая в комнату.
   — Пожалуйста, мама, давай помиримся! — взмолилась Керсти. ;
   Вместо ответа Гейл повернулась к дочери спиной.
   Со двора донесся топот копыт, сопровождаемый скрипом колес. Мужчины помогли маркизу подняться на ноги, и он вышел из дома.
   Керсти подошла к матери и прошептала:
   — Попроси меня остаться, мама. Скажи, что я вам нужна.
   Гейл молчала.
   В этот момент вернулся Макс.
   — Простите, что помешал. — Он взглянул на хозяйку.
   — Вы нам нисколько не помешали, — отозвалась миссис Мерсер.
   Керсти смотрела на Гейл с мольбой в глазах.
   — Мама… — прошептала она.
   Тут дверь снова отворилась, и на пороге появился виконт.
   — Макс, поторопись, — сказал он. — Не заставляй нас ждать. Мы еще сюда заедем.
   — Спасибо за гостеприимство, миссис Мерсер, — проговорил Макс. — Надеюсь, вы не станете возражать, если я заеду К вам еще раз. И пожалуйста, не сердитесь на Керсти.
   — До свидания, мистер Россмара. — Гейл присела в реверансе. — До свидания, ваша светлость. Будем ждать хороших вестей о маркизе. Он крепкий мужчина и наверняка скоро поправится.
   — До свидания, миссис Мерсер, — сказал виконт, выходя из дома; он тотчас же направился к повозке.
   Макс посмотрел в глаза Керсти.
   — Хочешь еще немного побыть с родителями? Ты можешь вернуться в замок попозже.
   Гейл вышла во двор и направилась к мужу. Керсти поспешила следом за матерью.
   — Мама, может, надо помочь? — спросила девушка.
   Нилл, стоявший чуть поодаль, поглядывал на повозку.
   Макс подошел к своей лошади. Как только он запрыгнул в седло, родители Керсти направились к дому.
   Она хотела пойти за ними, но Роберт, резко обернувшись, проговорил:
   — Желаем счастья в твоей новой жизни. До свидания.
 
   Розовые комнаты уже не вызывали восторга. Дорогая мебель, коллекция фарфоровых статуэток, серебряные туалетные принадлежности на столике и изящные часы в золоченом корпусе — все это утратило былое очарование.
   Родители не желают ее видеть.
   Когда Мерсеры вошли в дом, Макс уговорил Керсти сесть в седло — хотя ей нравилась эта маленькая смирная лошадка, но ездить верхом она не любила. В последний момент Нилл и Макс обменялись выразительными взглядами, но девушка не поняла их значения.
   Обратная дорога в замок показалась ей бесконечно долгой.
   Макс завел разговор о хозяйстве, но Керсти упорно молчала, и он тоже замолчал. Впрочем, чувствовалось, что поведение девушки очень его раздосадовало. В другое время она попыталась бы успокоить Макса, но сейчас у нее не было сил.
   У конюшни он спешился и направился к башне.
   Керсти молча смотрела ему вслед.
   Поднявшись в свои комнаты, она тотчас же переоделась и, усевшись в кресло, надолго задумалась…
   Наверное, ей не следовало принимать предложение Макса. Поселившись в замке, она надеялась обрести свободу, но в результате лишилась даже того, что имела, — возможности желать и верить, что желания эти исполнятся. Отныне ее ждет одиночество — она будет часами ждать любимого, которого никогда не сможет назвать своим.
   За окнами сгущались сумерки.
   Керсти грустно улыбнулась. С детских лет она любила темноту, сулившую уютный вечер в кругу семьи.
   Впрочем, почему же ей нельзя иметь желания? Она желает, чтобы любовь оказалась сильнее предрассудков и чтобы родители простили ее и позвали к себе.
   И все же надо кое-что забыть… Придется забыть сверкающие на солнце мыльные пузыри, улыбку Макса, его смеющиеся глаза… и глупые детские мечты про клуб для двоих…
   В дверь осторожно постучали. Она была так поглощена своими мыслями, что не услышала шаги в коридоре.
   В дверь снова постучали, на этот раз громче.
   — Керсти! — позвал Макс и повернул ручку — Керсти по привычке заперла дверь.
   Расставаясь с ней, он даже не взглянул на нее и не проронил ни слова. Так зачем же он сейчас явился? Чтобы поговорить?.. Или ему нужно что-то другое?
   Она по-прежнему сидела в кресле.
   — Керсти! Немедленно открой дверь!
   «Макс, конечно же, не уйдет. Здесь, у себя дома, он имеет право делать все, что хочет».
   Она со вздохом откинулась на спинку кресла. Интересно, разрешат ли ей вернуться на прежнюю должность? А если разрешат, то примут ли ее дома'.
   Нет, нет и нет!
   «Ты сделала свой выбор», — сказала мама.
   — Керсти, открой! — Макс принялся молотить в дверь кулаками. — Черт возьми, открой немедленно!
   Он пьян. Она поняла это по голосу.
   — Черт бы побрал всех женщин! Открой, тебе говорят! Я сейчас выломаю дверь, и ты пожалеешь, что не открыла!
   Керсти в ужасе замерла. Ей еще ни разу в жизни не приходилось сталкиваться с насилием.
   — Я знаю, что ты там, Керсти, впусти меня!
   Сделав над собой усилие, она проговорила:
   — Уходи, пожалуйста.
   — Что? Что ты сказала? Открой дверь!
   — Макс, пожалуйста, уходи! — сказала она гораздо громче. — Я устала.
   — Нам надо поговорить.
   — Ты пьян. Я боюсь тебя.
   — Боишься? — Он громко расхохотался. — Неужели боишься? Я твой лучший друг. Кроме меня, у тебя никого нет.
   Теперь я отвечаю за все, что с тобой происходит, так что не надо портить со мной отношения.
   Керсти промолчала.
   — Ведь ты сказала, что согласна стать моей любовницей? — спросил он неожиданно. — Да или нет?
   Она закрыла лицо ладонями.
   — Ну что ж, моя милая Керсти, я пришел дать, тебе то, чего ты желаешь.
   — Уходи! — Она поднялась на ноги. — Уходи к себе! Угрожать слабой женщине — это подло! Убирайся!
   «Он ошибается, если думает, что я позволю ему воспользоваться ситуацией!»
   — Как ты смеешь так со мной разговаривать?
   Закрыв уши ладонями, она принялась раскачиваться и что-то бормотать себе под нос, как делала в детстве, когда не хотела слышать споры других детей.
   Керсти не знала, сколько времени так раскачивалась, но, когда она наконец-то успокоилась и опустила руки, за дверью царила тишина.
   Девушка на цыпочках подкралась к двери и прислушалась.
   Ни звука.
   «Наверное, Макс все-таки внял ее просьбе и ушел».
   В комнате было холодно. Холодно и тихо. Он сказал, что она одна, что, кроме него, у нее никого нет…
   Макс не мог ее обидеть. Он приходил, чтобы облегчить ее страдания.
   Как же он ей нужен!
   Дрожащими пальцами Керсти повернула ключ в замке и рывком распахнула дверь.
   — Макс!
   В коридоре никого не было.
   Она направилась к его покоям, но, пройдя всего несколько шагов, остановилась. Макс стоял в дверях своей библиотеки и смотрел на нее.
   — Прости меня! — закричала Керсти. — Я хочу с тобой поговорить.
   В какое-то мгновение ей показалось, что Макс сейчас скроется за дверью, оставив ее в одиночестве. Но вот он провел ладонью по волосам и, немного помедлив, все-таки направился к ней. Он шел очень медленно, чуть пошатываясь; наконец подошел к Керсти, и она увидела, что волосы его растрепаны, а ворот рубашки расстегнут.
   Неожиданно Макс покачнулся, но все же удержался на ногах. Взяв Керсти за руку, он взглянул на нее так, будто впервые увидел. Затем прошел в ее покои.
   Умная женщина на ее месте ушла бы… если бы было куда уйти.
   — Здесь холодно, — сказал Макс, когда она вошла в гостиную. — Что случилось с этим проклятым камином? — Плюхнувшись в кресло, он вытянул перед собой ноги.
   Керсти умела разжигать огонь. Опустившись на колени; девушка затопила камин. Она надеялась, что Макс заснет — а потом проснется прежним Максом…
   — Сапоги, — пробормотал он.
   Керсти посмотрела на него с удивлением.
   — Сапоги, — повторил Макс.
   Керсти подошла к креслу.
   — Сапоги на тебе, Макс.
   — Ха! — Он подался вперед. — Думаешь, я этого не знаю?
   Сними их!
   Она часто и охотно помогала отцу снимать сапоги.
   Но отец никогда не бывал пьяным и грубым.
   — Быстрее, черт бы тебя побрал!
   «Ты сделала свой выбор».
   Сапоги Макса снимались не так легко, как отцовские. Они плотно обтягивали ногу, подобно тому как перчатка обтягивает руку. Керсти пришлось повозиться, но в конце концов ей все же удалось стащить сапоги.
   — Ax… — выдохнул Макс и закрыл глаза.
   Стараясь не шуметь, Керсти села в кресло, стоявшее напротив. Она надеялась, что Макс спокойно заснет. Но он вдруг закашлялся и, мотая головой из стороны в сторону, стал что-то бормотать… «Наверное, ему сделалось нехорошо от выпитого, а может, снятся кошмары», — решила девушка.
   — О Господи! — Макс внезапно открыл глаза и уставился в огонь. — Неужели человек не имеет право быть свободным?
   Керсти поняла, что вопрос обращен не к ней.
   Выпрямившись в кресле, Макс долго молчал, пристально глядя на пламя, бушевавшее в камине. Когда он снова заговорил, его речь уже не казалась бессвязным бормотанием.
   — Ты думаешь, что плохо только тебе одной. Ты жалеешь себя, а для меня у тебя не остается жалости. Но ведь это из-за тебя мне уже никогда не проснуться с миром в душе.
   Из-за нее? Что он имеет в виду?
   — Я проклят, навеки проклят! И я не могу ничего изменить, не оскорбив своих благодетелей. Если б не они, меня, возможно, уже не было бы в живых.
   — Мне очень жаль. Могу ли я…
   — Помолчи! — При каждом вдохе грудь его вздымалась.
   Неожиданно он приподнялся и, окинув взглядом комнату, схватил фарфоровую статуэтку, стоявшую на столике. Запустив статуэтку в стену. Макс тотчас же схватился за вторую, а потом и за третью.
   Керсти в ужасе закрыла лицо ладонями — она боялась взглянуть на осколки у стены.
   Когда на столике ничего не осталось, Макс, тяжело дыша, снова опустился в кресло.
   Керсти обхватила себя руками за плечи и закусила губу.
   Макс же опять уставился в огонь.
   Минуту спустя, собравшись с духом, Керсти вопросительно взглянула на него. Было очевидно, что Макс ужасно страдал.
   — Я беседовал с отцом, — проговорил он. — Отец вызвал меня к себе — так он вызывал меня, когда я был мальчишкой.
   И тут Керсти поняла, что ей хочется утешить Макса, хочется бросится к нему и обнять его.
   — Он сказал мне, что я глупый романтик, — криво усмехнувшись, продолжил Макс. — Сказал, что я глупец, потому что не сумел отказаться от тебя. Отец заявил, что человек с таким детством, как мое, должен быть умнее.
   Керсти вдруг почувствовала, что во рту у нее пересохло.
   Сдержано сглотнув, она робко спросила:
   — А что он имел в виду, когда говорил о твоем детстве?
   Губы Макса по-прежнему кривились в усмешке.
   — Разве я тебе никогда не рассказывал о моем раннем детстве? Кажется, действительно не рассказывал, хотя и доверял тебе. Мы с сестрой вместе пережили те дни… Если я сейчас тебе все расскажу, это не приведет ни к чему хорошему.
   Так что не стоит рассказывать…
   Макс внезапно умолк и достал из кармана сюртука серебряную фляжку. Отвинтив крышку, он сделал глоток и снова уставился на пламя, пылавшее в камине. Его длинные пальцы стиснули фляжку с такой силой, что побелели костяшки.
   — Отец сердится на меня, — проговорил Макс каким-то странным голосом. — Он разочарован. Я не оправдал его доверия. Он требует, чтобы я отказался от твоих услуг и отправил тебя домой.
   — Родители меня не примут, — прошептала Керсти. — Я спросила маму, хотят ли они, чтобы я вернулась, и она ответила «нет». Я им больше не нужна. Они говорят, что я их опозорила.
   Макс ухмыльнулся.
   — Значит, мы с тобой оба в незавидном положении. Мы разочаровали дорогих нам людей. Какая ирония судьбы! При этом мы не сделали ничего предосудительного. Я так и сказал отцу. Он поверил, что ты не можешь вернуться домой, но не поверил, что я не спал с тобой… в полном смысле этого слова.
   Керсти невольно вздрогнула.
   Не глядя на нее. Макс продолжал:
   — Только помолчи, пожалуйста. Молчи — или я за себя не ручаюсь. — Он ненадолго умолк и вдруг выпалил:
   — Я ненавижу себя! Ненавижу себя нынешнего! Но стал я таким благодаря тебе.
   «При чем здесь я?» — подумала Керсти. Она провинилась лишь в том, что полюбила его, а это от нее не зависело. Но, даже любя его, она не сделала ни шага ему навстречу — он сам к ней пришел.
   Макс приподнялся, чтобы снять сюртук, но, очевидно, передумав, потом опять откинулся на спинку кресла. Керсти взглянула на него вопросительно, но он, казалось, о чем-то задумался.
   Одна… Да, Макс прав: она осталась одна. Если бы он обнял ее сейчас, если бы поделился своим теплом, своей силой…
   Похоже, он забыл о ее присутствии.
   По его словам, он пришел дать ей то, чего она желает. Она не так уж наивна и понимает, что он имел в виду: Макс пришел, чтобы сделать ее своей любовницей. В другое время близость с ним стала бы чудеснейшим моментом ее жизни. Но не сейчас — сейчас он в ярости.
   Макс был дьявольски красив в своей белой льняной рубашке. В его растрепанных рыжеватых волосах вспыхивали яркие искры — отблески пламени, и такие же отблески плясали на темно-рыжей щетине, покрывавшей его щеки и подбородок.
   Она хорошо знала этого мужчину и нуждалась в его силе.
   О, если бы он обнял ее — крепко-крепко, чтобы стало трудно дышать!
   Керсти знала, что отступать ей некуда. Пусть ее поведение считают предосудительным, но она сумеет справиться со своими новыми обязанностями, а заодно научится не обращать внимания на косые взгляды слуг и знакомых. Конечно же, к ней будут относиться с презрением, но выбора у нее нет.
   Макс закрыл глаза; фляжку же по-прежнему держал в руке, у живота. Минуту спустя он заснул.
   Керсти с облегчением вздохнула и, осторожно поднявшись с кресла, прошла в спальню. Там она взяла свою лучшую ночную рубашку — из белого ситца, с маленькими розочками, вышитыми по вороту. Вырез горловины — довольно широкий, чтобы можно было надевать рубашку через голову, — завязывался на тесемки из той же материи. Рубашка была необъятной, со множеством мелких складочек под кокеткой и с кружевом на манжетах. Это кружево извлекли со дна сундука, стоявшего у кровати Гейл.
   Керсти сняла платье и надела ночную рубашку. Потом подошла к зеркалу, расплела косы и принялась расчесывать волосы, блестящими волнами рассыпавшиеся по плечам.
   Несколько минут спустя она отложила гребень и задумалась: что же теперь?.. Взглянула на кровать. Если сейчас лечь, то Макс просто-напросто проспит до утра в кресле, а потом уйдет — с непременной головной болью.
   Но она так нуждалась в утешении! Может, уговорить его лечь с ней, как в ту ночь? Он как следует выспится, а утром, если у него все же разболится голова, она за ним поухаживает.
   С замирающим сердцем Керсти вернулась в гостиную.
   Макс уже не спал.
   Она растерялась. Не уйти ли обратно в спальню?
   — Чем тебе помочь. Макс? Тебе плохо, ты должен отдохнуть.
   Он склонил голову к плечу и окинул ее оценивающим взглядом. Ее обдало волной жара.
   Керсти вспыхнула. «Может, соблазнить его?» — промелькнуло у нее неожиданно.
   При мысли об этом она почувствовала головокружение.
   Ей приходилось наблюдать, как женщины кокетничают с мужчинами, но она не решалась им подражать из страха показаться глупой.
   Керсти улыбнулась и подошла к Максу.
   — Пойдем, — сказала она, протягивая руку. — Ты разденешься и ляжешь в постель. У меня есть вода и мыло. Если хочешь, я тебя умою, а потом ты как следует выспишься.
   Макс поднял брови.
   — А ты, оказывается, соблазнительница! Даже в этой детской ночной рубашке и босиком! — Он подался вперед и приподнял подол ее рубашки, обнажив щиколотки. — Какие очаровательные ножки!
   Она замерла, затаила дыхание.
   Он еще выше приподнял рубашку.
   — Красивые и крепкие — именно то, что Надо. Когда же ты меня ими обхватишь?
   Керсти потупилась.
   Макс засмеялся и поднес к губам фляжку. Он хлебнув, откинулся на спинку кресла и снова окинул взглядом стоявшую перед ним девушку.
   — У тебя чудесные волосы, Керсти Мерсер, И ангельское личико. Невинная блондинка!
   — Я не такая уж и невинная.
   Это заявление еще больше развеселило Макса — он громко захохотал. Потом, сделав еще глоток, с отвращением посмотрел на фляжку — видимо, опустевшую. Отбросив ее в сторону, вопросительно посмотрел на девушку.
   — У нас был ужасный день, — пробормотала она. — Сколько открытий… столько потерь…
   — Да, пожалуй. Мои отец утверждает, что я буду счастлив, женившись на леди Рашли. Он назвал меня неблагодарным щенком, безответственным юнцом. — Макс закрыл глаза, но тут же снова их открыл. — Это я-то безответственный?! Отец сказал, что я обязан выполнить свой долг перед тобой, потому что именно из-за меня ты попала в такое затруднительное положение. И долг этот состоит в том, чтобы с особой строгостью и пристрастием обучать тебя всему, что знаю я сам.
   — Да, я понимаю…
   — В самом деле, малышка?
   — Не сомневайся, я стану хорошей помощницей.
   — Да, разумеется. А как насчет остального? Сумею ли я сделать из тебя хорошую любовницу? Ты поможешь мне в этом?
   — Постараюсь.
   — Постараешься? — Макс улыбнулся и поднялся с кресла.
   Схватив девушку за руку, подвел ее к пылающему камину. — Свет и тень, — пробормотал он. — Как прекрасно!
   Ему хотелось обнимать ее всю ночь Напролет, отгоняя демонов одиночества.
   Она пристально взглянула на него.
   — Ты ляжешь со мной?
   Макс молча посмотрел ей в глаза, и Керсти показалось, что он читает ее мысли.
   — Ты уверена, что я этого хочу? А может, тебе надо пробудить во мне желание?
   О чем он? Уж не о том ли, чему ее научила вдова? Керсти сомневалась, что сможет это повторить — во всяком случае, так быстро.
   Максу нравится ее тело. Она читала это в его глазах, она чувствовала это.
   Вспомнив про ласки Макса, Керсти почувствовала, как груди ее наливаются жаром… Взявшись за плечики ночной рубашки, она сняла ее через голову и небрежно бросила на пол. Теперь она стояла перед Максом обнаженная.
   Он окинул ее восторженным взглядом.
   — Ты пойдешь со мной. Макс? — Керсти протянула ему руку. — Позволишь тебя утешить?
   Макс молча кивнул. Взяв девушку за руку, он привлек ее к себе. Потом обнял за талию и уткнулся лицом в ее живот. В следующее мгновение его руки медленно скользнули по бедрам Керсти, и она в ужасе вскрикнула. Вскрикнула — и тихонько простонала;
   — Не надо, Макс… Пожалуйста, не надо.
   Он отстранился и поднял голову. Потом снова привлек девушку к себе и принялся целовать ее груди, осторожно покусывая соски.
   Керсти схватила его за плечи, но он сбросил ее руки.
   Осознав, что находится в его власти, она с любовью в голосе прошептала:
   — Пожалуйста, Макс, не надо. Пойдем быстрее, в постели нам будет удобнее.
   Он взглянул на нее и улыбнулся.
   — А разве сейчас тебе неудобно?
   — Мне нужно чувствовал, тебя рядом.
   — Ах, прости, я отвлекся…
   Макс опустился на колени и принялся целовать бедра девушки Одновременно он поглаживал и пощипывал ее груди.
   Внезапно Макс выпрямился и подхватил Керсти на руки.
   Она вскрикнула и запустила пальцы в его густые волосы. В следующее мгновение он забросил ее ноги себе на плечи и уткнулся лицом в ее лоно.
   Девушка громко застонала — по всему телу растекался невыносимый жар.
   Внезапно она вскрикнула и затихла в изнеможении.
   Макс поставил ее на ноги, и Керсти, всплеснув руками, с трудом удержала равновесие.
   Но уже в следующее мгновение ноги ее подогнулись и она, беспомощная, со вздохом опустилась на колени.
   Макс внимательно посмотрел на нее и весело рассмеялся.
   — А ты страстная, — сказал он. — Из тебя получится хорошая ученица.
   — Обними меня, пожалуйста, — прошептала Керсти.
   Он молча смотрел ей в глаза. Его холодный оценивающий взгляд задел ее самолюбие.
   — Макс, ты ляжешь со мной в постель?
   — Моей малышке не терпится приступить к обязанностям любовницы? — проговорил он, отступая на шаг.
   — Прошу тебя, Макс!
   Он подхватил с поли свой сюртук, надел сапоги и направился к двери. Неожиданно обернувшись, проговорил;