Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- Следующая »
- Последняя >>
— Ренегаты, установившие бандитское правление на Тайване, являются частью Китая в истории и наследии нашей страны, и Китайская Народная Республика не может равнодушно относиться к этому намеренному оскорблению нашей государственности режимом Райана.
— Господин министр Шен, правительство Соединённых Штатов Америки имеет продолжительную историю поддержки демократически избранных правительств во всем мире. Это было частью нашего нравственного облика на протяжении более двухсот лет. Я хочу напомнить Китайской Народной Республике, что правительство Соединённых Штатов Америки является самым долго существующим в мире. Мы жили в соответствии с нашей конституционной формой правления гораздо больше двухсот лет. Это немного, если сравнивать с историей Китая, но позвольте напомнить вам, что, когда Америка выбрала своего первого президента и свой первый конгресс, Китаем управляли наследные монархи. С тех пор ваше правительство менялось много раз, но правительство Соединённых Штатов Америки оставалось прежним. Таким образом, мы имеем неоспоримое право, являясь независимым государством, признанным международным законом и существующим в течение длительного времени с легитимной формой правления, поступать так, как мы считаем целесообразным, и оказывать помощь другим демократически избранным правительствам. Правительство Республики Китай было избрано с соблюдением всех демократических норм, и потому его уважают все государства с демократически избранными правительствами, как и наше. Как бы то ни было, господин министр, цель нашей встречи — обсуждение торговли. Так мы перейдём, наконец, к этой проблеме или будем и дальше тратить время на обсуждение вопросов, не относящихся к делу?
— Ничто не может быть так тесно связано с этим делом, как полное отсутствие уважения, продемонстрированное вашим правительством — точнее, режимом Райана — по отношению к правительству нашей страны. Вопрос Тайваня имеет огромное значение для… — Шен Танг продолжал говорить в том же ключе в течение ещё четырех минут.
— Господин министр, Соединённые Штаты Америки не являются каким-то «режимом». Это независимое государство с демократически избранным правительством. Мы предприняли этот эксперимент в области правления ещё в то время, когда вашей страной управляла Маньчжурская династия. Не исключено, что когда-нибудь вы тоже попытаетесь предпринять аналогичный эксперимент для блага своего народа. А теперь давайте вернёмся к вопросу, ради рассмотрения которого мы собрались, или вы желаете бессмысленно тратить своё и моё время, обсуждая тему, относительно которой у меня нет инструкций, да и желание тоже отсутствует?
— Мы не допустим, чтобы нас так бесцеремонно игнорировали, — отозвался Шен, завоевав краткое и не относящееся к делу уважение Ратледжа своим неожиданным знанием английского языка.
Главный американский дипломат поудобнее сел в кресле и вежливо посмотрел на министра иностранных дел, думая о планах жены сменить обои на кухне их Джорджтаунского дома. Будет ли зелёный и голубой хорошей цветовой гаммой? Сам он предпочитал земные тона, но понимал, что ему будет гораздо легче одержать верх на переговорах в Пекине, чем выиграть спор с женой. Целая жизнь, проведённая им на дипломатическом поприще, не подготовила его к поединкам с женой по таким вопросам, как смена обоев…
Переговоры продолжались таким образом в течение первых девяноста минут, затем подошло время первого перерыва. Подали чай и крошечные пирожки. Участники переговоров вышли через высокие двери в сад. «Странное место для таких дверей, которые во всем мире называются французскими», — подумал Гант. Он впервые участвовал в дипломатическом мероприятии и полагал, что скоро узнает, как на самом деле функционирует дипломатия. Все разбились на пары, американец с китайцем. Даже на расстоянии было видно, кто стоит рядом с кем. Каждый китаец курил — этот порок разделяли с ними только два американца. Оба выглядели благодарными за предоставленную им возможность предаваться пороку внутри помещения в этой стране.
«Китайцы, возможно, являются торговыми нацистами, — подумал сотрудник Министерства финансов, — но уж никак не нацистами по отношению к собственному здоровью».
— Какое у вас мнение относительно хода переговоров? — раздался голос за его спиной. Гант обернулся и увидел того же низенького китайца, который не давал ему покоя во время торжественного приёма. Его звали Хуэ Ма, вспомнил Гант, ростом пять футов и ничуть не больше, с непроницаемыми глазами игрока в покер и определёнными актёрскими способностями. Американец напомнил себе, что этот тип умнее, чем кажется на первый взгляд. Как ему теперь обращаться с ним? Когда возникают сомнения, решил Гант, надо полагаться на правду.
— Я впервые наблюдаю дипломатические переговоры. Они кажутся мне удивительно скучными, — ответил Гант, поднося к губам чашку с ужасным китайским кофе.
— Ничего не поделаешь, это нормально, — ответил Хуэ.
— Вот как? Деловые переговоры ведутся иначе. Каким образом удаётся достигнуть какого-нибудь результата?
— Для достижения каждой цели необходим свой путь, — сказал ему китаец.
— Пожалуй. Можно задать вам вопрос? — спросил «Телескоп».
— Попытаюсь ответить.
— Почему поднялся такой шум из-за Тайваня?
— Почему поднялся такой шум, когда началась ваша Гражданская война? — хитро ответил вопросом на вопрос китаец.
— Ну хорошо, но прошло пятьдесят лет, почему не попробовать объявить ничью и начать все сначала?
— Для нас это небольшой промежуток времени, — ответил Хуэ с высокомерной улыбкой.
— О'кей, а вот мы в Америке называем это жизнью в прошлом. — Вот тебе, мерзкий китаеза!
— Это наши соотечественники, — настаивал Хуэ.
— Но они приняли иное решение. Если вы хотите вернуть их обратно, сделайте это выгодным для них. Понимаете, постарайтесь достигнуть такого же высокого уровня жизни, как у них на острове. — Ты понял это, нищий коммунист?
— Если один из ваших детей убежал из дома, вы разве не будете стараться вернуть его?
— Возможно, но я буду звать его, а не угрожать, особенно если у меня нет возможности угрожать ему с достаточной эффективностью. — А ваши Вооружённые силы просто дерьмо.Это говорили ему во время инструктажа перед отъездом в Пекин.
— Но если посторонние люди убеждают его убежать из дома и не подчиняться отцу, разве вы не будете возражать?
— Послушай, приятель, — отозвался Гант, стараясь не показывать охватившую его внутреннюю ярость — или так ему казалось. — Если вы хотите заниматься бизнесом, то давайте заниматься бизнесом. Если хотите тратить время на пустую болтовню, будем болтать без конца. Но я ценю своё время и время своей страны, так что давайте отложим болтовню до следующего раза. — И тут Гант понял, что он не дипломат и не сможет одержать верх в такой игре. — Как видите, у меня нет таланта в подобных переговорах. У нас есть люди, умеющие заниматься этим, но я не принадлежу к их числу. Я один из тех американцев, которые работают по-настоящему и зарабатывают настоящие деньги. Если вам нравится такая игра, отлично, но это не моя игра. Думаю, что терпение — хорошая вещь, но не в том случае, когда оно мешает достигнуть цели. Мне представляется, что ваш министр упустил что-то из вида.
— Что именно, господин Гант?
— Все равно мы получим в результате этих переговоров то, что нам нужно, — сказал Гант маленькому китайцу и тут же понял, что этими словами засунул ногу себе в рот до самого колена.
Он поспешно допил кофе и направился в туалет безо всякой необходимости. Там он вымыл руки, перед тем как вернуться в сад. Гант нашёл одиноко стоящего Ратледжа, который рассматривал какие-то весенние цветы.
— Клифф, мне кажется, что я напортачил в разговоре с китайцем.
— Что именно? — спросил заместитель Государственного секретаря, затем выслушал признание. — Не переживай. Ты не сказал ему ничего, что я уже не передал им. Ты просто не понимаешь наш язык.
— Но они считают нас нетерпеливыми и потому мы уязвимы, верно?
— Ты не принимаешь во внимание то, что я сказал в зале, — ответил Ратледж с лёгкой улыбкой. — Здесь я Джимми Коннорс, играющий на открытом чемпионате США, Марк. Этим я и занимаюсь.
— Противная сторона тоже придерживается этого мнения.
— Верно, но у нас преимущество. Они нуждаются в нас больше, чем мы в них.
— Я думал, что тебе не нравится так говорить с этими людьми, — заметил Гант, удивлённый позицией Ратледжа.
— Не имеет значения, нравится мне это или нет. Я обязан исполнять полученную инструкцию, а выигрывать всегда приятно. — Он не добавил, что никогда раньше не встречал министра Шена и потому у него не было никаких личных чувств к китайскому министру, что нередко мешает дипломатам, иногда ставящим дружеские отношения выше интересов своей страны. Обычно они оправдывают такую позицию, убеждая себя, что в следующий раз этот сукин сын будет у него в долгу и это послужит интересам его страны. Дипломатия всегда была делом личностей, а наблюдатели часто не замечают этого, полагая, что эти многословные специалисты не что иное, как простые говорящие роботы.
Все это озадачивало Ганта, но он будет подыгрывать Ратледжу, потому что в этом состояло его поручение, и ещё потому, что заместитель Государственного секретаря по крайней мере вёл себя так, будто он знает, что делает. А вот действительно знает или нет… Гант ломал голову, пытаясь понять, сумеет ли он определить это. Затем наступило время возвращаться за стол переговоров.
Пепельницы были очищены и бутылки с водой расставлены обслуживающим персоналом, каждый из которых являлся, наверно, политически надёжным функционером того или иного ранга или, более вероятно, профессиональным офицером разведывательной службы. Они находились здесь потому, что правительство не желало рисковать ничем или, по крайней мере, пыталось действовать наверняка. По сути дела, это была напрасная трата подготовленного персонала, но коммунистов никогда не беспокоила проблема эффективного использования кадров.
Министр Шен закурил и предложил Ратледжу начинать. Американский дипломат вспомнил, что Бисмарк советовал пользоваться сигарой во время переговоров, потому что некоторых людей густой табачный дым раздражал и это давало курильщику преимущество.
— Господин министр, торговая политика Китайской Народной Республики определяется небольшим кругом людей, и эта политика осуществляется по идеологическим причинам. Мы в Америке понимаем это. Но вы никак не можете понять, что наше правительство является народным и наш народ требует, чтобы мы урегулировали торговый дисбаланс. Неспособность правительства Китайской Народной Республики открыть свои рынки для американских товаров лишает работы многих американских граждан. В нашей стране задача правительства заключается в том, чтобы служить народу, а не править им, и по этой причине мы обязаны эффективно заниматься решением проблемы торгового дисбаланса.
— Я полностью согласен с тем, что задача правительства заключается в служении интересам народа, и по этой причине мы должны коснуться тех нравственных мук, которые испытывают наши граждане из-за проблемы Тайваня. Люди, которые должны быть нашими соотечественниками, отделились от нас, а Соединённые Штаты содействуют дальнейшему отчуждению наших соплеменников…
«Достойно изумления, — думал Ратледж, — что этот бормочущий старый пердун ещё не умер от курения этих проклятых сигарет». Они выглядели и пахли как американские «Лаки Страйк», от которых умер его дедушка в возрасте восьмидесяти лет. Но курение было лишь поводом, но отнюдь не причиной смерти деда. Дедушка Оуэнс вёз своего внука на Южную станцию в Бостоне, когда, закуривая сигарету, выронил её себе на колени. Пытаясь достать её, он не заметил, что выехал на полосу встречного движения. Дедушка не верил и в пояса безопасности… сукин сын фактически курил непрерывно, закуривая новую сигарету от окурка прежней, подобно Боги [51]в кинофильмах тридцатых годов. Впрочем, может быть, это один из способов, с помощью которых китайцы осуществляют контроль за количеством своего народонаселения… но это слишком уж безобразный способ…
— Господин министр иностранных дел, — начал Ратледж, когда пришла его очередь, — правительство Республики Китай избрано в ходе свободных и честных выборов народом, живущим в их стране. С точки зрения Америки, это делает правительство Республики Китай легитимным, — он не добавил, что правительство Китайской Народной Республики является поэтому не легитимным, но эта невысказанная мысль повисла в зале наподобие тёмного облака, — и потому данное правительство заслуживает международного признания, что происходило как вы могли заметить, в течение прошлого года. Политика нашего правительства заключается в том, что мы признаем такие правительства. Мы не изменим нашу политику, основанную на твёрдых принципах, только для того, чтобы удовлетворить желания других стран, которые не разделяют эти принципы. Мы можем продолжать подобный обмен мнениями до тех пор, пока у вас не кончатся сигареты, но в данном случае позиция моего правительства останется неизменной. Таким образом, вы можете признать этот факт, и тогда наши переговоры перейдут к более важным вопросам, или вы можете продолжать погонять мёртвую лошадь. Выбор за вами, разумеется, но разве не лучше заняться чем-то более продуктивным?
— Америка не может диктовать Китайской Народной Республике, какие вопросы являются для нас важными. Вы утверждаете, что у вас свои принципы, и мы, несомненно, имеем собственные. Один из наших принципов — это важность территориальной целостности нашей страны, — парировал китаец.
Самым трудном для Марка Ганта было сохранить невозмутимый вид. Ему приходилось притворяться, что все происходящее — здраво и разумно, хотя он предпочёл бы включить свой компьютер и ознакомиться с биржевыми сводками или даже просто почитать книжку, скрыв её под краем стола. Но он не мог так поступить. Он был вынужден делать вид, что с интересом следит за переговорами. Это, если ему удастся сохранить невозмутимый вид до конца, могло помочь ему получить номинацию на очередную церемонию присуждения наград Академии киноискусства как Лучшего актёра второго плана: за то, что он не заснул во время самого скучного события со дня проведения чемпионата Айовы по выращиванию травы, победителем объявляется… Он взял себя в руки и перестал ёрзать в кресле, но от этого его зад устал ещё больше, и к тому же эти кресла не были спроектированы для его зада.
Может быть, они годились для этих худосочных китайских задниц, но не для зада выросшего в Чикаго профессионала, который любил пиво и сэндвич с солониной во время ланча по крайней мере раз в неделю и не увлекался физическими упражнениями. Его зад требовал более широкого и мягкого сиденья для комфорта, но этого здесь не было. Гант попытался найти что-нибудь интересное. Он пришёл к выводу, что у министра Шена ужасная кожа, словно его лицо побывало когда-то в огне и друг попытался потушить пламя с помощью остроконечного клинка для колки льда из холодильника. Он попытался представить, как происходило это воображаемое событие, сдерживая улыбку. Затем он понял, что Шен курит слишком много, закуривая сигареты с помощью бумажных спичек вместо настоящей зажигалки, может быть, он принадлежал к тем людям, которые клали вещи и потом забывали, куда их положили.
Этим, возможно, и объясняется тот факт, что он пользовался дешёвыми одноразовыми шариковыми ручками вместо ручки, соответствующей его должности и статусу. Значит, у этого важного сукина сына лицо в детстве было в прыщах и всё валилось из рук?.. Такая мысль заслуживала внутренней улыбки, а тем временем министр продолжал бормотать на своём довольно приличном английском языке. Тут у Ганта появилась другая мысль. Перед ним лежали наушники для синхронного перевода… А нельзя ли настроить их на местную радиостанцию? У них ведь должна быть в Пекине радиостанция, по которой передают хоть какую-то музыку, не правда ли?
Когда пришла очередь Ратледжа, ситуация почти не изменилась. Заявленная американская позиция повторялась, как и китайская, она была, возможно, более разумной, но не менее скучной. Гант подумал, что адвокаты, обсуждающие условия развода, занимаются таким же дерьмом. У них, как и у дипломатов, почасовая плата, а не вознаграждение по достигнутым результатами. Дипломаты и адвокаты. «Эта пара стоит друг друга», — подумал Гант. Он даже не мог посмотреть на часы. Американская делегация должна представлять перед китайскими язычниками сомкнутый единый фронт, словно высеченный из камня, решил Гант, чтобы продемонстрировать коммунистам, что Силы Добра и Правды тверды в своей решимости. Или что-то вроде этого. «Интересно, — подумал он, — будут ли другими переговоры с британцами, например, ведь обе стороны говорят на одном языке, но переговоры между ними проводятся, по-видимому, по телефону или по электронной почте вместо этого формалистического дерьма».
Ланч запоздал на десять минут, потому что этот парень Шен никак не мог остановиться. Впрочем, этого следовало ожидать. Американская делегация дружно направилась в мужской туалет, где все молчали из-за страха перед установленными «жучками». Затем они снова вышли наружу, и Гант подошёл к Ратледжу.
— Неужели вы зарабатываете себе на жизнь таким образом? — спросил биржевой маклер, не скрывая недоверия.
— Да, пытаюсь. Эти переговоры идут очень успешно, — ответил заместитель американского Государственного секретаря.
— Что?! — выпалил Гант голосом, преисполненным изумления.
— Да, понимаешь, их министр иностранных дел сам ведёт переговоры, так что мы играем со всей командой, — объяснил Ратледж. — Это означает, что нам удастся достигнуть настоящего соглашения вместо бесконечного обмена мнениями между чиновниками низшего класса и китайским Политбюро. Лишний слой дипломатов мог бы действительно запутать переговоры. Впрочем, без путаницы, разумеется, не обойтись. Шен будет обсуждать каждый вечер ход переговоров с членами Политбюро, может быть, занимается этим прямо сейчас — его нигде не видно. Интересно, кому он докладывает подробности переговоров. Я не думаю, что он облечён полномочными правами, более крупные фигуры постоянно подвергают сомнению его позицию. В прошлом так же поступали русские. В этом недостаток их системы. По сути дела, никто не доверяет никому.
— Ты серьёзно? — спросил «Телескоп».
— Да, конечно, именно так функционирует их система.
— Но это настоящее безумие, — заметил Гант.
— Разумеется. Почему, ты думаешь, Советский Союз перевернулся брюхом вверх? — спросил Ратледж, не скрывая насмешки. — Им никогда не удавалось координировать свои действия, потому что они не знали, каким образом применить власть, находящуюся в их руках. Вообще-то мне их жаль. Зато сейчас у них все получается гораздо лучше.
— Но как проходят наши переговоры, хорошо или плохо?
— Если всё, что они смогли бросить нам в лицо, это проблема Тайваня, то аргументы по вопросам торговли у них очень слабы. Проблема Тайваня решена, и они знают об этом. Не исключено, что мы заключим с Тайванем договор о взаимной обороне в ближайшие десять или одиннадцать месяцев. Континентальному Китаю это скорее всего уже известно. У них надёжные источники разведывательной информации в Тайбее.
— А откуда это известно нам? — удивился Гант.
— Потому что наши друзья в Тайбее приняли меры, чтобы китайцы в Пекине это узнали. Весьма желательно, чтобы твой противник знал много полезного. Это помогает достичь лучшего взаимопонимания, исключает ненужные ошибки и тому подобное. — Ратледж сделал паузу. — Интересно, что нам подадут на ланч?
Господи, подумал Гант. Затем он поблагодарил бога за то, что присутствует на переговорах только для того, чтобы снабжать этого дипломата экономической информацией. Здесь шла игра, настолько отличающаяся от всего, с чем ему приходилось сталкиваться раньше, что он чувствовал себя шофёром грузовика, занимающимся биржевыми операциями на своём лэптопе из будки придорожного телефона-автомата.
Репортёры тоже пришли на ланч, потому что им было нужно заснять дипломатов в тот момент, когда они дружески говорят о таких вещах, как погода и пища, — телезрители примут это, разумеется, за обсуждение важнейших государственных проблем, когда на самом деле по крайней мере половина обсуждаемых тем касалась таких вопросов, как воспитание детей или уничтожение сорняков на лужайке перед домом. Гант только сейчас начал понимать, что всё это является, по существу, игрой, не имеющей почти никаких параллелей в других областях человеческой деятельности. Он увидел, как Барри Вайс подошёл к Ратледжу без микрофона и без сопровождающей его камеры.
— Итак, господин секретарь, как продвигаются переговоры? — спросил репортёр.
— Очень хорошо. Между прочим, у нас только что закончилось весьма плодотворное вступительное заседание, — ответил Ратледж, и Гант услышал его слова. «Как жаль, — подумал „Телескоп“, — что люди не могут видеть того, что происходит на самом деле». Это было бы так смешно, превращать американский фильм «Лаверне и Ширли» в «Короля Лира» по своему безумию, а чемпионат мира по шахматам в нечто похожее на схватку боксёров-тяжеловесов за звание чемпиона мира, проявляющих полную апатию в последнем раунде. Однако у всякой области человеческой деятельности есть свои правила, а эти просто не такие, как остальные.
Провалов мобилизовал местную команду для слежки за «Мерседесом», и ему помогали сотрудники Федеральной службы безопасности, раньше именовавшейся Вторым Главным управлением бывшего КГБ, профессиональные охотники за шпионами, делавшие жизнь участников иностранных разведывательных операций в Москве такой трудной. Они были по-прежнему великолепно снаряжены, и, несмотря на то что их финансирование оставляло желать лучшего, подготовка оставалась на прежнем высоком уровне.
Проблема заключалась, разумеется, в том, что они все это отлично понимали и вели себя с профессиональным высокомерием, а это выводило из себя милиционеров, занимавшихся расследованием убийства. Несмотря на шероховатости, сотрудники ФСБ были полезными союзниками. В общей сложности семь автомобилей вели слежку за «Мерседесом». В Америке ФБР выделило бы для наблюдения ещё и вертолёт, но Майк Райли удержался и не сделал такого снисходительного замечания, к облегчению Провалова. Американец стал другом и талантливым учителем в деле расследования, но иногда сочувствие могло перейти определённые границы. В слежке участвовали пикапы с телевизионными камерами, готовые вести съёмку утренних событий, а в каждом автомобиле находилось по два человека, чтобы управление машиной не мешало наблюдению. Они последовали за Суворовым/Коневым в центр Москвы.
— Господин министр Шен, правительство Соединённых Штатов Америки имеет продолжительную историю поддержки демократически избранных правительств во всем мире. Это было частью нашего нравственного облика на протяжении более двухсот лет. Я хочу напомнить Китайской Народной Республике, что правительство Соединённых Штатов Америки является самым долго существующим в мире. Мы жили в соответствии с нашей конституционной формой правления гораздо больше двухсот лет. Это немного, если сравнивать с историей Китая, но позвольте напомнить вам, что, когда Америка выбрала своего первого президента и свой первый конгресс, Китаем управляли наследные монархи. С тех пор ваше правительство менялось много раз, но правительство Соединённых Штатов Америки оставалось прежним. Таким образом, мы имеем неоспоримое право, являясь независимым государством, признанным международным законом и существующим в течение длительного времени с легитимной формой правления, поступать так, как мы считаем целесообразным, и оказывать помощь другим демократически избранным правительствам. Правительство Республики Китай было избрано с соблюдением всех демократических норм, и потому его уважают все государства с демократически избранными правительствами, как и наше. Как бы то ни было, господин министр, цель нашей встречи — обсуждение торговли. Так мы перейдём, наконец, к этой проблеме или будем и дальше тратить время на обсуждение вопросов, не относящихся к делу?
— Ничто не может быть так тесно связано с этим делом, как полное отсутствие уважения, продемонстрированное вашим правительством — точнее, режимом Райана — по отношению к правительству нашей страны. Вопрос Тайваня имеет огромное значение для… — Шен Танг продолжал говорить в том же ключе в течение ещё четырех минут.
— Господин министр, Соединённые Штаты Америки не являются каким-то «режимом». Это независимое государство с демократически избранным правительством. Мы предприняли этот эксперимент в области правления ещё в то время, когда вашей страной управляла Маньчжурская династия. Не исключено, что когда-нибудь вы тоже попытаетесь предпринять аналогичный эксперимент для блага своего народа. А теперь давайте вернёмся к вопросу, ради рассмотрения которого мы собрались, или вы желаете бессмысленно тратить своё и моё время, обсуждая тему, относительно которой у меня нет инструкций, да и желание тоже отсутствует?
— Мы не допустим, чтобы нас так бесцеремонно игнорировали, — отозвался Шен, завоевав краткое и не относящееся к делу уважение Ратледжа своим неожиданным знанием английского языка.
Главный американский дипломат поудобнее сел в кресле и вежливо посмотрел на министра иностранных дел, думая о планах жены сменить обои на кухне их Джорджтаунского дома. Будет ли зелёный и голубой хорошей цветовой гаммой? Сам он предпочитал земные тона, но понимал, что ему будет гораздо легче одержать верх на переговорах в Пекине, чем выиграть спор с женой. Целая жизнь, проведённая им на дипломатическом поприще, не подготовила его к поединкам с женой по таким вопросам, как смена обоев…
Переговоры продолжались таким образом в течение первых девяноста минут, затем подошло время первого перерыва. Подали чай и крошечные пирожки. Участники переговоров вышли через высокие двери в сад. «Странное место для таких дверей, которые во всем мире называются французскими», — подумал Гант. Он впервые участвовал в дипломатическом мероприятии и полагал, что скоро узнает, как на самом деле функционирует дипломатия. Все разбились на пары, американец с китайцем. Даже на расстоянии было видно, кто стоит рядом с кем. Каждый китаец курил — этот порок разделяли с ними только два американца. Оба выглядели благодарными за предоставленную им возможность предаваться пороку внутри помещения в этой стране.
«Китайцы, возможно, являются торговыми нацистами, — подумал сотрудник Министерства финансов, — но уж никак не нацистами по отношению к собственному здоровью».
— Какое у вас мнение относительно хода переговоров? — раздался голос за его спиной. Гант обернулся и увидел того же низенького китайца, который не давал ему покоя во время торжественного приёма. Его звали Хуэ Ма, вспомнил Гант, ростом пять футов и ничуть не больше, с непроницаемыми глазами игрока в покер и определёнными актёрскими способностями. Американец напомнил себе, что этот тип умнее, чем кажется на первый взгляд. Как ему теперь обращаться с ним? Когда возникают сомнения, решил Гант, надо полагаться на правду.
— Я впервые наблюдаю дипломатические переговоры. Они кажутся мне удивительно скучными, — ответил Гант, поднося к губам чашку с ужасным китайским кофе.
— Ничего не поделаешь, это нормально, — ответил Хуэ.
— Вот как? Деловые переговоры ведутся иначе. Каким образом удаётся достигнуть какого-нибудь результата?
— Для достижения каждой цели необходим свой путь, — сказал ему китаец.
— Пожалуй. Можно задать вам вопрос? — спросил «Телескоп».
— Попытаюсь ответить.
— Почему поднялся такой шум из-за Тайваня?
— Почему поднялся такой шум, когда началась ваша Гражданская война? — хитро ответил вопросом на вопрос китаец.
— Ну хорошо, но прошло пятьдесят лет, почему не попробовать объявить ничью и начать все сначала?
— Для нас это небольшой промежуток времени, — ответил Хуэ с высокомерной улыбкой.
— О'кей, а вот мы в Америке называем это жизнью в прошлом. — Вот тебе, мерзкий китаеза!
— Это наши соотечественники, — настаивал Хуэ.
— Но они приняли иное решение. Если вы хотите вернуть их обратно, сделайте это выгодным для них. Понимаете, постарайтесь достигнуть такого же высокого уровня жизни, как у них на острове. — Ты понял это, нищий коммунист?
— Если один из ваших детей убежал из дома, вы разве не будете стараться вернуть его?
— Возможно, но я буду звать его, а не угрожать, особенно если у меня нет возможности угрожать ему с достаточной эффективностью. — А ваши Вооружённые силы просто дерьмо.Это говорили ему во время инструктажа перед отъездом в Пекин.
— Но если посторонние люди убеждают его убежать из дома и не подчиняться отцу, разве вы не будете возражать?
— Послушай, приятель, — отозвался Гант, стараясь не показывать охватившую его внутреннюю ярость — или так ему казалось. — Если вы хотите заниматься бизнесом, то давайте заниматься бизнесом. Если хотите тратить время на пустую болтовню, будем болтать без конца. Но я ценю своё время и время своей страны, так что давайте отложим болтовню до следующего раза. — И тут Гант понял, что он не дипломат и не сможет одержать верх в такой игре. — Как видите, у меня нет таланта в подобных переговорах. У нас есть люди, умеющие заниматься этим, но я не принадлежу к их числу. Я один из тех американцев, которые работают по-настоящему и зарабатывают настоящие деньги. Если вам нравится такая игра, отлично, но это не моя игра. Думаю, что терпение — хорошая вещь, но не в том случае, когда оно мешает достигнуть цели. Мне представляется, что ваш министр упустил что-то из вида.
— Что именно, господин Гант?
— Все равно мы получим в результате этих переговоров то, что нам нужно, — сказал Гант маленькому китайцу и тут же понял, что этими словами засунул ногу себе в рот до самого колена.
Он поспешно допил кофе и направился в туалет безо всякой необходимости. Там он вымыл руки, перед тем как вернуться в сад. Гант нашёл одиноко стоящего Ратледжа, который рассматривал какие-то весенние цветы.
— Клифф, мне кажется, что я напортачил в разговоре с китайцем.
— Что именно? — спросил заместитель Государственного секретаря, затем выслушал признание. — Не переживай. Ты не сказал ему ничего, что я уже не передал им. Ты просто не понимаешь наш язык.
— Но они считают нас нетерпеливыми и потому мы уязвимы, верно?
— Ты не принимаешь во внимание то, что я сказал в зале, — ответил Ратледж с лёгкой улыбкой. — Здесь я Джимми Коннорс, играющий на открытом чемпионате США, Марк. Этим я и занимаюсь.
— Противная сторона тоже придерживается этого мнения.
— Верно, но у нас преимущество. Они нуждаются в нас больше, чем мы в них.
— Я думал, что тебе не нравится так говорить с этими людьми, — заметил Гант, удивлённый позицией Ратледжа.
— Не имеет значения, нравится мне это или нет. Я обязан исполнять полученную инструкцию, а выигрывать всегда приятно. — Он не добавил, что никогда раньше не встречал министра Шена и потому у него не было никаких личных чувств к китайскому министру, что нередко мешает дипломатам, иногда ставящим дружеские отношения выше интересов своей страны. Обычно они оправдывают такую позицию, убеждая себя, что в следующий раз этот сукин сын будет у него в долгу и это послужит интересам его страны. Дипломатия всегда была делом личностей, а наблюдатели часто не замечают этого, полагая, что эти многословные специалисты не что иное, как простые говорящие роботы.
Все это озадачивало Ганта, но он будет подыгрывать Ратледжу, потому что в этом состояло его поручение, и ещё потому, что заместитель Государственного секретаря по крайней мере вёл себя так, будто он знает, что делает. А вот действительно знает или нет… Гант ломал голову, пытаясь понять, сумеет ли он определить это. Затем наступило время возвращаться за стол переговоров.
Пепельницы были очищены и бутылки с водой расставлены обслуживающим персоналом, каждый из которых являлся, наверно, политически надёжным функционером того или иного ранга или, более вероятно, профессиональным офицером разведывательной службы. Они находились здесь потому, что правительство не желало рисковать ничем или, по крайней мере, пыталось действовать наверняка. По сути дела, это была напрасная трата подготовленного персонала, но коммунистов никогда не беспокоила проблема эффективного использования кадров.
Министр Шен закурил и предложил Ратледжу начинать. Американский дипломат вспомнил, что Бисмарк советовал пользоваться сигарой во время переговоров, потому что некоторых людей густой табачный дым раздражал и это давало курильщику преимущество.
— Господин министр, торговая политика Китайской Народной Республики определяется небольшим кругом людей, и эта политика осуществляется по идеологическим причинам. Мы в Америке понимаем это. Но вы никак не можете понять, что наше правительство является народным и наш народ требует, чтобы мы урегулировали торговый дисбаланс. Неспособность правительства Китайской Народной Республики открыть свои рынки для американских товаров лишает работы многих американских граждан. В нашей стране задача правительства заключается в том, чтобы служить народу, а не править им, и по этой причине мы обязаны эффективно заниматься решением проблемы торгового дисбаланса.
— Я полностью согласен с тем, что задача правительства заключается в служении интересам народа, и по этой причине мы должны коснуться тех нравственных мук, которые испытывают наши граждане из-за проблемы Тайваня. Люди, которые должны быть нашими соотечественниками, отделились от нас, а Соединённые Штаты содействуют дальнейшему отчуждению наших соплеменников…
«Достойно изумления, — думал Ратледж, — что этот бормочущий старый пердун ещё не умер от курения этих проклятых сигарет». Они выглядели и пахли как американские «Лаки Страйк», от которых умер его дедушка в возрасте восьмидесяти лет. Но курение было лишь поводом, но отнюдь не причиной смерти деда. Дедушка Оуэнс вёз своего внука на Южную станцию в Бостоне, когда, закуривая сигарету, выронил её себе на колени. Пытаясь достать её, он не заметил, что выехал на полосу встречного движения. Дедушка не верил и в пояса безопасности… сукин сын фактически курил непрерывно, закуривая новую сигарету от окурка прежней, подобно Боги [51]в кинофильмах тридцатых годов. Впрочем, может быть, это один из способов, с помощью которых китайцы осуществляют контроль за количеством своего народонаселения… но это слишком уж безобразный способ…
— Господин министр иностранных дел, — начал Ратледж, когда пришла его очередь, — правительство Республики Китай избрано в ходе свободных и честных выборов народом, живущим в их стране. С точки зрения Америки, это делает правительство Республики Китай легитимным, — он не добавил, что правительство Китайской Народной Республики является поэтому не легитимным, но эта невысказанная мысль повисла в зале наподобие тёмного облака, — и потому данное правительство заслуживает международного признания, что происходило как вы могли заметить, в течение прошлого года. Политика нашего правительства заключается в том, что мы признаем такие правительства. Мы не изменим нашу политику, основанную на твёрдых принципах, только для того, чтобы удовлетворить желания других стран, которые не разделяют эти принципы. Мы можем продолжать подобный обмен мнениями до тех пор, пока у вас не кончатся сигареты, но в данном случае позиция моего правительства останется неизменной. Таким образом, вы можете признать этот факт, и тогда наши переговоры перейдут к более важным вопросам, или вы можете продолжать погонять мёртвую лошадь. Выбор за вами, разумеется, но разве не лучше заняться чем-то более продуктивным?
— Америка не может диктовать Китайской Народной Республике, какие вопросы являются для нас важными. Вы утверждаете, что у вас свои принципы, и мы, несомненно, имеем собственные. Один из наших принципов — это важность территориальной целостности нашей страны, — парировал китаец.
Самым трудном для Марка Ганта было сохранить невозмутимый вид. Ему приходилось притворяться, что все происходящее — здраво и разумно, хотя он предпочёл бы включить свой компьютер и ознакомиться с биржевыми сводками или даже просто почитать книжку, скрыв её под краем стола. Но он не мог так поступить. Он был вынужден делать вид, что с интересом следит за переговорами. Это, если ему удастся сохранить невозмутимый вид до конца, могло помочь ему получить номинацию на очередную церемонию присуждения наград Академии киноискусства как Лучшего актёра второго плана: за то, что он не заснул во время самого скучного события со дня проведения чемпионата Айовы по выращиванию травы, победителем объявляется… Он взял себя в руки и перестал ёрзать в кресле, но от этого его зад устал ещё больше, и к тому же эти кресла не были спроектированы для его зада.
Может быть, они годились для этих худосочных китайских задниц, но не для зада выросшего в Чикаго профессионала, который любил пиво и сэндвич с солониной во время ланча по крайней мере раз в неделю и не увлекался физическими упражнениями. Его зад требовал более широкого и мягкого сиденья для комфорта, но этого здесь не было. Гант попытался найти что-нибудь интересное. Он пришёл к выводу, что у министра Шена ужасная кожа, словно его лицо побывало когда-то в огне и друг попытался потушить пламя с помощью остроконечного клинка для колки льда из холодильника. Он попытался представить, как происходило это воображаемое событие, сдерживая улыбку. Затем он понял, что Шен курит слишком много, закуривая сигареты с помощью бумажных спичек вместо настоящей зажигалки, может быть, он принадлежал к тем людям, которые клали вещи и потом забывали, куда их положили.
Этим, возможно, и объясняется тот факт, что он пользовался дешёвыми одноразовыми шариковыми ручками вместо ручки, соответствующей его должности и статусу. Значит, у этого важного сукина сына лицо в детстве было в прыщах и всё валилось из рук?.. Такая мысль заслуживала внутренней улыбки, а тем временем министр продолжал бормотать на своём довольно приличном английском языке. Тут у Ганта появилась другая мысль. Перед ним лежали наушники для синхронного перевода… А нельзя ли настроить их на местную радиостанцию? У них ведь должна быть в Пекине радиостанция, по которой передают хоть какую-то музыку, не правда ли?
Когда пришла очередь Ратледжа, ситуация почти не изменилась. Заявленная американская позиция повторялась, как и китайская, она была, возможно, более разумной, но не менее скучной. Гант подумал, что адвокаты, обсуждающие условия развода, занимаются таким же дерьмом. У них, как и у дипломатов, почасовая плата, а не вознаграждение по достигнутым результатами. Дипломаты и адвокаты. «Эта пара стоит друг друга», — подумал Гант. Он даже не мог посмотреть на часы. Американская делегация должна представлять перед китайскими язычниками сомкнутый единый фронт, словно высеченный из камня, решил Гант, чтобы продемонстрировать коммунистам, что Силы Добра и Правды тверды в своей решимости. Или что-то вроде этого. «Интересно, — подумал он, — будут ли другими переговоры с британцами, например, ведь обе стороны говорят на одном языке, но переговоры между ними проводятся, по-видимому, по телефону или по электронной почте вместо этого формалистического дерьма».
Ланч запоздал на десять минут, потому что этот парень Шен никак не мог остановиться. Впрочем, этого следовало ожидать. Американская делегация дружно направилась в мужской туалет, где все молчали из-за страха перед установленными «жучками». Затем они снова вышли наружу, и Гант подошёл к Ратледжу.
— Неужели вы зарабатываете себе на жизнь таким образом? — спросил биржевой маклер, не скрывая недоверия.
— Да, пытаюсь. Эти переговоры идут очень успешно, — ответил заместитель американского Государственного секретаря.
— Что?! — выпалил Гант голосом, преисполненным изумления.
— Да, понимаешь, их министр иностранных дел сам ведёт переговоры, так что мы играем со всей командой, — объяснил Ратледж. — Это означает, что нам удастся достигнуть настоящего соглашения вместо бесконечного обмена мнениями между чиновниками низшего класса и китайским Политбюро. Лишний слой дипломатов мог бы действительно запутать переговоры. Впрочем, без путаницы, разумеется, не обойтись. Шен будет обсуждать каждый вечер ход переговоров с членами Политбюро, может быть, занимается этим прямо сейчас — его нигде не видно. Интересно, кому он докладывает подробности переговоров. Я не думаю, что он облечён полномочными правами, более крупные фигуры постоянно подвергают сомнению его позицию. В прошлом так же поступали русские. В этом недостаток их системы. По сути дела, никто не доверяет никому.
— Ты серьёзно? — спросил «Телескоп».
— Да, конечно, именно так функционирует их система.
— Но это настоящее безумие, — заметил Гант.
— Разумеется. Почему, ты думаешь, Советский Союз перевернулся брюхом вверх? — спросил Ратледж, не скрывая насмешки. — Им никогда не удавалось координировать свои действия, потому что они не знали, каким образом применить власть, находящуюся в их руках. Вообще-то мне их жаль. Зато сейчас у них все получается гораздо лучше.
— Но как проходят наши переговоры, хорошо или плохо?
— Если всё, что они смогли бросить нам в лицо, это проблема Тайваня, то аргументы по вопросам торговли у них очень слабы. Проблема Тайваня решена, и они знают об этом. Не исключено, что мы заключим с Тайванем договор о взаимной обороне в ближайшие десять или одиннадцать месяцев. Континентальному Китаю это скорее всего уже известно. У них надёжные источники разведывательной информации в Тайбее.
— А откуда это известно нам? — удивился Гант.
— Потому что наши друзья в Тайбее приняли меры, чтобы китайцы в Пекине это узнали. Весьма желательно, чтобы твой противник знал много полезного. Это помогает достичь лучшего взаимопонимания, исключает ненужные ошибки и тому подобное. — Ратледж сделал паузу. — Интересно, что нам подадут на ланч?
Господи, подумал Гант. Затем он поблагодарил бога за то, что присутствует на переговорах только для того, чтобы снабжать этого дипломата экономической информацией. Здесь шла игра, настолько отличающаяся от всего, с чем ему приходилось сталкиваться раньше, что он чувствовал себя шофёром грузовика, занимающимся биржевыми операциями на своём лэптопе из будки придорожного телефона-автомата.
Репортёры тоже пришли на ланч, потому что им было нужно заснять дипломатов в тот момент, когда они дружески говорят о таких вещах, как погода и пища, — телезрители примут это, разумеется, за обсуждение важнейших государственных проблем, когда на самом деле по крайней мере половина обсуждаемых тем касалась таких вопросов, как воспитание детей или уничтожение сорняков на лужайке перед домом. Гант только сейчас начал понимать, что всё это является, по существу, игрой, не имеющей почти никаких параллелей в других областях человеческой деятельности. Он увидел, как Барри Вайс подошёл к Ратледжу без микрофона и без сопровождающей его камеры.
— Итак, господин секретарь, как продвигаются переговоры? — спросил репортёр.
— Очень хорошо. Между прочим, у нас только что закончилось весьма плодотворное вступительное заседание, — ответил Ратледж, и Гант услышал его слова. «Как жаль, — подумал „Телескоп“, — что люди не могут видеть того, что происходит на самом деле». Это было бы так смешно, превращать американский фильм «Лаверне и Ширли» в «Короля Лира» по своему безумию, а чемпионат мира по шахматам в нечто похожее на схватку боксёров-тяжеловесов за звание чемпиона мира, проявляющих полную апатию в последнем раунде. Однако у всякой области человеческой деятельности есть свои правила, а эти просто не такие, как остальные.
* * *
— Вот наш друг, — заметил милиционер, когда автомобиль выехал на шоссе. Это был Суворов/Конев в своём «Мерседесе» класса С. Государственный регистрационный номер автомобиля и лицо, которое они увидели с помощью бинокля, принадлежали ему.Провалов мобилизовал местную команду для слежки за «Мерседесом», и ему помогали сотрудники Федеральной службы безопасности, раньше именовавшейся Вторым Главным управлением бывшего КГБ, профессиональные охотники за шпионами, делавшие жизнь участников иностранных разведывательных операций в Москве такой трудной. Они были по-прежнему великолепно снаряжены, и, несмотря на то что их финансирование оставляло желать лучшего, подготовка оставалась на прежнем высоком уровне.
Проблема заключалась, разумеется, в том, что они все это отлично понимали и вели себя с профессиональным высокомерием, а это выводило из себя милиционеров, занимавшихся расследованием убийства. Несмотря на шероховатости, сотрудники ФСБ были полезными союзниками. В общей сложности семь автомобилей вели слежку за «Мерседесом». В Америке ФБР выделило бы для наблюдения ещё и вертолёт, но Майк Райли удержался и не сделал такого снисходительного замечания, к облегчению Провалова. Американец стал другом и талантливым учителем в деле расследования, но иногда сочувствие могло перейти определённые границы. В слежке участвовали пикапы с телевизионными камерами, готовые вести съёмку утренних событий, а в каждом автомобиле находилось по два человека, чтобы управление машиной не мешало наблюдению. Они последовали за Суворовым/Коневым в центр Москвы.