Клэнси Том. Медведь и Дракон

   И сегодня, в восьми тысячах миль отсюда, живёт новая жизнь, новый маленький ребёнок, который сейчас, по-видимому, спит. Этот ребёнок никогда не узнает о том, с какими трагическими последствиями он пришёл в мир, но с такими родителями, как у него, он узнает Слово Божье. И все это произошло потому, что трое бесстрашных мужчин, посвятивших свою жизнь служению Господу, вошли в больницу и двое из них погибли там, делая работу Бога.
   Скип был баптистом. Ренато — католиком.
   Скип был жёлтым. Я белый. Вы, собравшиеся здесь, чёрные.
   Но для Иисуса это не имеет значения. Мы все слышали Его слова. Мы все восприняли Его как своего Спасителя. Так поступил Скип. Так поступил Ренато. Эти мужественные люди пожертвовали своими жизнями за Правое Дело. Последними словами католика был вопрос — он спросил, жив ли ребёнок, и второй католик, германский священник, ответил «Да», и Ренато успел вымолвить «Бене» по-итальянски. Это означает «Хорошо, все в порядке». Он умер, зная, что совершил правильный поступок. Ведь это хорошо, правда?
   — Совершенно верно! — послышались голоса из глубины церкви.

* * *

   — Мы должны многому научиться на их примере, — сказал Исайя Джексон собравшейся пастве. — Мы должны понять прежде всего, что Слово Бога одно и то же для всех нас. Я чернокожий. Вы белые. Скип был китайцем. В этом все мы отличаемся друг от друга, но пред лицом Господа все мы одинаковы. Изо всего, что нам нужно узнать, изо всех вещей, которые мы должны держать у себя в сердце каждый день, пока мы живём, это самое главное. Иисус является Спасителем для всех нас, если только мы примем Его, если только мы найдём для Него место в наших сердцах, если только мы прислушаемся к тому, что Он говорит нам. Это первый урок, который мы должны извлечь из смерти двух мужественных людей.
   Второй урок, который мы должны понять, это то, что Сатана все ещё жив и, пока мы слушаем слово Господа, есть люди, которые предпочитают слушать слова Люцифера. Нам нужно научиться узнавать этих людей.
   Сорок лет назад некоторые из таких людей находились среди нас. Я помню это, и вы, наверно, тоже помните. Мы сумели преодолеть это. Причина нашей силы заключалась в том, что все мы услышали Слово Божье. Все мы вспомнили, что наш Бог — это Бог Милосердия, Бог Справедливости. Если мы помним это, то помним ещё многое другое.
   Бог меряет нас не по тому, противчего мы выступаем. Бог смотрит в наши сердца и меряет нас по тому, зачто мы выступаем. Но мы не можем выступать за справедливость, не выступая против несправедливости. Мы должны помнить Скипа и Ренато. Мы должны помнить мистера и миссис Янг и других, подобных им, помнить всех тех людей в Китае, которых лишили возможности услышать Слово Божье. Сыновья Люцифера боятся Святого Слова Божия. Сыновья Люцифера боятся нас. Сыновья Сатаны боятся Воли Господа, потому что их гибель заключается в Его Любви и в Его Страданиях. Они могут ненавидеть Бога. Они могут ненавидеть Слово Божье — но они боятся, они испуганыпоследствиями своих собственных действий. Они боятся проклятия, которое ждёт их.
   Они могут отрицать Бога, но они знают Его праведность, и они знают, что каждая человеческая душа молит о познании нашего Господа.
   Вот почему они боялись преподобного Ю Фа Ана. Вот почему они боялись кардинала ДиМило, и вот почему они боятся нас, боятся меня и вас, добрые люди. Эти сыновья Сатаны боятся нас, потому что понимают, что их слова и их ложные верования больше не могут противостоять Слову Божьему, подобно тому, как трейлер не может противостоять напору весеннего торнадо! И они знают, что все люди рождаются со знанием Святого Слова Господа. Вот почему они боятся нас. Вот и хорошо! — воскликнул преподобный Исайя Джексон. — Тогда пусть у них будет ещё одна причина бояться нас! Пусть верные Господу Нашему покажут им силу и убеждённость истинной веры!

* * *

   — Но мы ничуть не сомневаемся, что Бог был там вместе со Скипом и с кардиналом ДиМило. Бог направил их мужественные руки, и с их помощью Он спас жизнь этого невинного маленького ребёнка, — сказал Паттерсон своей чёрной пастве. — И Господь прижал к Своей груди тех двух людей, которых послал исполнить свою работу, и теперь наш друг Скип и кардинал ДиМило стоят перед Господом Богом, эти смелые и преданные слуги его Святого Слова. Мои друзья, они исполнили свой долг. В тот день они сделали то, что Господь поручил им. Они спасли жизнь невинного ребёнка. Они показали всему миру, какой мощью обладает вера. Но как относительно нашего долга? — спросил Паттерсон.

* * *

   — Долг верующих заключается не в том, чтобы поощрять Сатану, — сказал преподобный Исайя Джексон прихожанам, собравшимся в церкви. Он захватил их внимание так же уверенно, как лорд Оливер в свой лучший день — и почему нет? Это не были слова Шекспира. Это были слова одного из проповедников Бога. — Когда Иисус смотрит в наши сердца, увидит ли он людей, которые поддерживают сыновей Люцифера? Увидит ли Иисус людей, которые жертвуют свои деньги на поддержку безбожных убийц невинных? Увидит ли Иисус людей, дающих деньги новому Гитлеру?
   — Нет! — закричал в ответ женский голос. — Нет!
   — Тогда кто мы, люди Бога, люди святой веры, — кого мы защищаем? Когда сыновья Люцифера убивают христиан, где мы стоим? Встанете ли вы на защиту справедливости? Подниметесь ли вы на защиту своей веры? Встанете ли вы рядом со святыми мучениками? Встанете ли вы рядом с Иисусом? — вопросил Джексон у собравшейся слушать его белой паствы.
   Как один человек, все дружно ответили:
   — Да!

* * *

   — Иисус Христос, — сказал Райан. Он прошёл в кабинет вице-президента, чтобы увидеть по телевидению проповедь преподобного Джексона.
   — Я говорил тебе, что мой папа отличный проповедник. Я вырос, слушая его за обеденным столом, и его голос все ещё проникает в моё сердце, — сказал Робби Джексон, думая о том, стоит ли ему позволить себе немного виски. — Паттерсон, наверно, тоже успешно справился со своей задачей. Папа говорит, что он неплохой пастор, но мой папа — настоящий чемпион в этом деле.
   — Он никогда не думал о том, чтобы стать иезуитом? — с усмешкой спросил Джек.
   — Папа — проповедник, но далеко не святой. Ему было бы трудно соблюдать обет безбрачия, — ответил Робби.
   Затем изображение на экране телевизора изменилось, появился международный аэропорт Леонардо да Винчи, недалеко от Рима, где только что совершил посадку «Боинг-747» «Алиталии» и теперь подъезжал к выдвинувшемуся коридору. Внизу стоял катафалк и рядом с ним несколько автомобилей служителей Ватикана. Уже было объявлено, что предстоят пышные государственные похороны кардинала Ренато ДиМило в базилике Святого Петра, и освещать это событие будут CNN, «Скай Ньюз», «Фокс» и все крупнейшие телевизионные компании.

* * *

   В Миссисипи Исайя Джексон медленно спустился с кафедры после того, как смолкли звуки последнего гимна. Он шёл к выходу с достоинством, приветствуя всех прихожан по пути.
   Ему потребовалось гораздо больше времени, чем он ожидал. Казалось, что каждый прихожанин хотел пожать ему руку и поблагодарить за то, что он оказал им честь, придя к ним. Это была такая степень гостеприимства, которая намного превосходила все его ожидания, даже самые оптимистические. Не было ни малейших сомнений в искренности собравшихся. Некоторые прихожане хотели поговорить с ним хотя бы несколько секунд, до тех пор пока напор выходящей толпы не вытеснил их по ступеням на площадь, где стояли автомобили. Исайя получил шесть приглашений поужинать и десять вопросов о его церкви — не нуждается ли она в дополнительной помощи. Наконец рядом с ним остался один семидесятилетний мужчина со взлохмаченными седыми волосами и горбатым носом, выпивший в своё время немало виски. Он походил на человека, достигшего вершины своей карьеры в должности заместителя мастера на лесопилке.
   — Хелло, — приветливо произнёс Джексон.
   — Пастор, — нерешительно ответил мужчина, словно не решаясь продолжать. На его лице было выражение, которое Исайя видел много раз.
   — Чем я могу помочь вам, сэр? — спросил он.
   — Пастор… много лет назад… — Его голос прервался. — Пастор, — начал он снова. — Пастор, я согрешил…
   — Мой друг, мы все грешили. Бог знает это. Вот почему Он послал Своего Сына, чтобы он был с нами и помогал победить грехи. — Священнослужитель подхватил мужчину за плечо, когда тот пошатнулся.
   — Я был в Клане, пастор, я совершал… греховные поступки… я… причинял боль неграм, потому что ненавидел их, и я…
   — Как ваше имя? — мягко спросил Исайя.
   — Чарли Пиккет, — ответил мужчина. И затем Исайя все понял. У него была хорошая память на имена. Чарльз Уортингтон Пиккет был Великим Драконом местного Клана. Он никогда не совершал крупных преступлений, но его имя было на устах у всех негров.
   — Мистер Пиккет, все это было много лет назад, — напомнил он мужчине.
   — Я никогда, я хочу сказать, я никогда не убивал. Честно, пастор, я никогда не делал этого, — настаивал Пиккет, и в его голосе чувствовалось настоящее отчаяние. — Но я знал тех, кто делал это, и скрывал их имена от копов. Я никогда не удерживал их от таких поступков… клянусь Иисусом, я не знаю, кем я был тогда, пастор. Я был… это было…
   — Мистер Пиккет, вы раскаиваетесь в своих грехах?
   — О да, о Иисус, да, пастор, я молился о прощении, но…
   — Не бывает «но», мистер Пиккет. Бог простил вам ваши грехи, — сказал ему Джексон самым мягким голосом.
   — Вы уверены?
   Улыбка и кивок.
   — Да, я уверен.
   — Пастор, если вам понадобится помощь вашей церкви, перекрыть крышу и тому подобное, обратитесь ко мне, ладно? Это тоже дом Бога. Может быть, я не всегда понимал это, но зато понимаю теперь, сэр.
   Наверно, он ещё никогда не называл чернокожего «сэр», если только в руке у него не было пистолета. «Значит, — подумал пастор, — по крайней мере один человек выслушал его проповедь и извлёк из неё что-то для себя. А это совсем неплохо для человека, занимающегося такой работой».
   — Пастор, я должен извиниться за все дурные слова и мысли, которые у меня были. Ещё никогда не делал этого, но должен сделать это теперь. — Он схватил руку Исайи. — Пастор, я сожалею, так сожалею, как только может сожалеть человек, за все то, что делал раньше, и прошу вашего прощения.
   — И наш Господь Бог сказал: «Иди и не греши больше». Мистер Пиккет, в этой фразе заключено все Евангелие. Бог пришёл, чтобы простить наши грехи. Бог уже простил вас.
   Наконец их глаза встретились.
   — Спасибо, пастор. Благослови вас Бог, сэр.
   — И Господь благословит вас тоже. — Исайя смотрел вслед мужчине, идущему к своему пикапу, думая о том, сумел ли он сейчас спасти его душу. Если сумел, то Скип будет доволен своим чернокожим другом, которого он никогда не встречал.

Глава 32
Столкновение коалиций

   Путь от аэропорта до Ватикана был длинным, и каждый ярд этого пути телекамеры сопровождали скоростной кортеж автомобилей, пока наконец они не въехали на Пьяцца Сан Пиетро, площадь Святого Петра. Там их уже ждал взвод швейцарских гвардейцев, одетых в пурпурно-золотые мундиры, спроектированные Микеланджело.
   Несколько гвардейцев извлекли из катафалка гроб с телом князя церкви, принявшего мученическую смерть далеко отсюда, и внесли его через высокие бронзовые двери внутрь огромного кафедрального собора, где на следующий день сам Папа Римский прочтёт заупокойную мессу.
   Но было ещё одно событие, которое ухудшило ситуацию. «ЗОРГЕ»прислал донесение этим утром, и оно прибыло в Белый дом с опозданием лишь потому, что Мэри Патриция Фоули хотела полностью удостовериться, что перевод сделан точно.
   Кроме президента, в Овальном кабинете находились Бен Гудли, Арни ван Дамм и вице-президент.
   — Итак? — спросил их Райан.
   — Гребаные ублюдки, — первым выразил своё мнение Робби. — Если они действительно так думают, мы не должны продавать им даже дерьмо в бумажном пакете. — Даже в баре «Топ Ган», после длинной ночи крепких коктейлей, морские лётчики не употребляют подобные выражения.
   — Это бессердечно, — согласился Бен Гудли.
   — Мне кажется, что совесть не является товаром, принадлежащим их политическим руководителям, — сказал ван Дамм, сделав мнение группы единодушным.
   — Как бы реагировал твой отец на подобную информацию, Робби? — спросил Райан.
   — Его первоначальная реакция была бы такой же, как и моя, — сбросить на них ядерную бомбу. Затем он вспомнит, что происходит на настоящей войне, и немного успокоится. Джек, нам нужно наказать их.
   Райан кивнул.
   — О'кей, но если мы прекратим торговые отношения с КНР, первыми пострадают несчастные работяги на их фабриках, разве не так?
   — Это верно, Джек, но кто держит их в заложниках, хорошие парни или плохие парни? Кто-нибудь обязательно повторит твои слова, и если опасение причинить вред простому народу лишает нас возможности предпринять какие-нибудь действия, ты только контролируешь ситуацию, при которой они никогда не будут жить лучше. Таким образом, ты не можешь позволить себе ограничивать из-за этого свои действия, — заключил «Томкэт», — или ты сам станешь заложником.
   Затем зазвонил телефон. Райан встал, недовольный тем, что его прервали.
   — На проводе Государственный секретарь Адлер, господин президент. Он говорит, это очень важно.
   Джек наклонился через стол и нажал на мигающую клавишу.
   — Слушаю тебя, Скотт.
   — Я получил донесение. В нем нет ничего неожиданного, и люди обычно говорят во время секретного совещания совсем не так, как за пределами кабинета, понимаешь.
   — Приятно слышать это, Скотт, а если они будут совещаться о том, чтобы отправить несколько тысяч евреев поездом на экскурсию в Освенцим, это тоже будет смешным, а?
   — Джек, я еврей, не забывай этого.
   Райан глубоко вздохнул и нажал на соседнюю клавишу.
   — О'кей, Скотт, я переключил тебя на громкую связь. Говори, — приказал президент Соединённых Штатов.
   — Так эти ублюдки говорят между собой. Да, они высокомерны, но мы уже знаем это. Послушай, Джек, если бы правительства других стран знали, как и о чём мы разговариваем внутри Белого дома, у нас было бы намного меньше союзников и куда больше войн. Иногда разведывательная информация бывает слишком хорошей.
   «Скотт действительно отличный Государственный секретарь, — подумал Райан. — Его работа заключается в том, чтобы искать простые и безопасные методы решения проблем, и он стремится к этому напряжённо и страстно».
   — О'кей, твои предложения?
   — Я поручу Карлу Хитчу обратиться к ним с нотой. Мы потребуем немедленного извинения за это трагическое происшествие и за разгон демонстрации.
   — А если они скажут, чтобы мы засунули эту ноту себе в задницу?
   — Тогда мы отзовём Ратледжа и Хитча для консультаций и дадим китайским правителям возможность подумать.
   — Нота, Скотт?
   — Да, господин президент.
   — Напиши её на листе асбеста и подпиши кровью, — холодно сказал Джек.
   — Хорошо, сэр, — согласился Государственный секретарь, и связь прервалась.

* * *

   В Москве было намного позже, когда Павел Ефремов и Олег Провалов вошли в кабинет директора Службы внешней разведки.
   — Извините, что не мог принять вас раньше, — сказал Сергей Головко. — У нас возникло много проблем — отношения с китайцами, а теперь эта стрельба в Пекине. — Он относился к происшествию как любой другой человек в мире.
   — Тогда у вас сейчас возникнет ещё одна проблема с китайцами, товарищ директор.
   — Да?
   Ефремов передал ему расшифрованное донесение Суворова/Конева. Головко взял лист бумаги, поблагодарил майора со свойственной ему вежливостью, опустился в кресло и начал читать. Меньше чем через пять секунд его глаза расширились от удивления.
   — Но это невозможно, — прошептал он.
   — Может быть, но трудно найти другое объяснение.
   — Значит, это я был целью покушения?
   — Создаётся такое впечатление, — ответил Провалов.
   — Но почему?
   — Это нам неизвестно, — сказал Ефремов, — и вряд ли это знает кто-нибудь в Москве. Если приказ был отдан через сотрудника китайской разведывательной службы, значит, он исходил из Пекина, и человек, передавший этот приказ, тоже не знает, чем он вызван. Более того, операция была подготовлена таким образом, что китайцы могут отвергнуть своё участие в ней, поскольку мы не можем даже доказать, что этот человек служит в разведке, а не является внештатным помощником, или, как говорят американцы, «стрингером». Более того, этот человек был опознан американцем, — закончил офицер ФСБ.
   Головко посмотрел на гостей.
   — Как это произошло, черт побери?
   — Сотрудника китайской разведывательной службы вряд ли обеспокоило бы присутствие американца, тогда как в любом русском он мог бы заподозрить сотрудника российской контрразведки, — объяснил Провалов. — Майк Райли был в Москве и предложил нам свою помощь. А теперь у меня возник вопрос.
   — Что сказать этому американцу? — Головко понял, о чём хотел спросить его капитан милиции.
   Капитан кивнул.
   — Да, товарищ директор. Он много знает о расследовании убийства, потому что я посвятил его в подробности расследования, и он дал мне несколько полезных советов. Райли опытный полицейский следователь и далеко не дурак. Когда он спросит меня о ходе расследования, что я должен сказать ему?
   Первоначальная реакция Головко была такой же предсказуемой, как и автоматической.
    Ничего.Но он удержался. Если Провалов не скажет ему ничего, то американец сразу поймёт, что это ложь. С другой стороны, в интересах ли Головко — или России — сообщать Америке, что его жизнь в опасности? Этот вопрос был непростым и запутанным. Пока Головко раздумывал над ним, он решил пригласить в кабинет своего личного телохранителя. Он нажал на кнопку.
   — Да, товарищ директор, — сказал майор Шелепин, появившись в дверях.
   — У нас есть кое-что новое, вызывающее определённое беспокойство, Анатолий Иванович, — сказал Головко и протянул ему расшифрованное донесение. После первого предложения Шелепин побледнел.

* * *

   В Америке это началось с профсоюзов. Эти объединения рабочего класса, утратившие влияние за последние годы, были, в определённом смысле, самыми консервативными организациями в стране. Это объяснялось простой причиной. Потеряв часть влияния, они теперь стремились сохранить ту власть, которая у них ещё осталась. С этой целью они противились всяческим переменам, которые угрожали малейшим правам самых незаметных членов профсоюзов.
   Они всегда ненавидели Китай, потому что китайские рабочие получали за один день меньше, чем зарабатывали за утренний перерыв на кофе члены американского профсоюза рабочих автомобильных заводов. Это склоняло игровое поле в пользу азиатов, с чем никак не могла примириться АФТ-КПП (Американская федерация труда — Конгресс производственных профсоюзов).
   К счастью, правительство приняло решение, что боссы этих низкооплачиваемых рабочих не соблюдают прав человека. Теперь бороться с ними стало проще.
   Одним из достоинств американских профсоюзов является их хорошая организация, и поэтому каждый член Конгресса начал получать телефонные звонки. Большинство звонков принимали помощники конгрессменов, но руководители профсоюзов из тех штатов или округов, которые избирали своих представителей в Конгресс, обычно находили способ обойти помощников и секретарей, и люди говорили с самими конгрессменами, независимо от того, какую позицию занимали выборные представители народа. Профсоюзные деятели обращали их внимание на варварские действия этого безбожного государства, которому также, между прочим, наплевать на американских рабочих. Вдобавок оно, из-за своего несправедливого отношения к проблемам труда, лишает американцев рабочих мест и выбрасывает их на улицу. В каждом телефонном разговоре упоминалось пассивное сальдо Америки, что заставило бы членов Конгресса задуматься, а не является ли это хорошо организованной телефонной кампанией (которой она являлась), если бы они потрудились сравнить записи телефонных разговоров друг с другом (об этом они не подумали).
   Во второй половине дня начались демонстрации, и хотя они были такими же стихийными, как в Китайской Народной Республике, их подробно освещали местные и национальные средства массовой информации, потому что туда можно было послать команды с телевизионными камерами, да и сами репортёры тоже принадлежали к профсоюзам.
   Вслед за телефонными звонками и одновременно с телевизионным освещением демонстраций хлынул поток писем, как по обычной, так и по электронной почте. Все они подсчитывались и регистрировались.
   Некоторые конгрессмены звонили в Белый дом, давая знать президенту, что происходит на Капитолийском холме. Информация об этом поступала в офис Арнольда ван Дамма, персонал которого тщательно подсчитывал количество звонков, регистрировал абонентов и уровень их гнева, который был, как правило, весьма высоким.
   В дополнение ко всему поступали уведомления от религиозных сообществ, практически каждое из которых чувствовало себя оскорблённым.
   Ещё одно неожиданное событие этого дня не имело отношения ни к звонкам, ни к письмам, адресованным кому-нибудь из членов правительства. Все китайские промышленники, обитающие на острове Тайвань, имели в Америке своих лоббистов или агентства по связи с общественностью. У одного из них появилась идея, распространившаяся со скоростью зажжённого в ружейном патроне пороха. К полудню три разные типографии уже печатали самоклеящиеся стакеры с флагом Республики Китай и надписью: Мы хорошие парни. На следующее утро клерки предприятий, занимающихся розничной торговлей по всей Америке, прикрепляли их к товарам, произведённым на Тайване. Средства массовой информации узнали об этом ещё до того, как начался этот процесс, и, таким образом, помогли промышленникам Республики Китай на Тайване. С их помощью общественность узнала о кампании Тайваня «Они — это не мы» ещё до того, как она развернулась в полном объёме.
   В результате американский народ заново познакомился с тем, что в мире действительно существует две страны под названием Китай и что одна из них убила священников, а затем избила и разогнала христиан, собравшихся прочесть несколько молитв на улице перед домом покойного пастора. Во втором Китае не происходило ничего подобного, и там даже существовала маленькая Лига бейсбола.
   Не так уж часто происходило, что руководители профсоюзов и духовные лица выдвигали одинаковые требования, причём настолько громко и решительно. Агентства по опросу общественного мнения поспешно взялись за работу, и скоро вопросы, которые задавались людям на улицах, были сформулированы таким образом, что ответы на них были очевидны заранее.

* * *

   Нота прибыла в посольство США в Пекине ранним утром. После того как её расшифровал сотрудник Агентства национальной безопасности, её передали старшему дежурному офицеру посольства, которому удалось сдержать приступ рвоты. Он решил немедленно разбудить посла Хитча. Через полчаса Хитч был у себя в кабинете, сонный и раздражённый из-за того, что его разбудили на два часа раньше положенного времени. Содержание ноты ни в коей мере не улучшило его настроение. Скоро он звонил по телефону в Туманное Болото.
   — Да, это именно то, что мы поручаем тебе, — сказал Скотт Адлер по кодированному каналу связи.
   — Им это не понравится.
   — Это меня ничуть не удивляет, Карл.
   — О'кей, я просто хотел, чтобы ты знал об этом, — сообщил Хитч Государственному секретарю.
   — Карл, мы думали об этом, но президент серьёзно раздражён относительно…
   — Скотт, я живу здесь, понимаешь? Я знаю, что случилось.
   — Что они предпримут? — спросил «Орёл».
   — До того, как мне свернут шею, или после? — задал вопрос Хитч в ответ на вопрос Государственного секретаря. — Они предложат мне засунуть эту ноту в задницу — более дипломатическим языком, разумеется.
   — Ну что ж, пусть они поймут, что американский народ требует извинения. И что нельзя безнаказанно убивать дипломатов.
   — О'кей, Скотт, я знаю, как поступить. Я свяжусь с тобой позднее.
   — Я буду ждать, — пообещал Адлер, думая о долгом дне в кабинете, где ему приходится работать.
   — Жди звонка. — Хитч прервал разговор.

Глава 33
Исходная позиция

   — Вы не можете разговаривать с нами таким образом, — заметил Шен Танг.
   — Господин министр, моя страна имеет принципы, которые мы не нарушаем. Таковыми являются уважение прав человека, право свободно собираться, право молиться богу по собственному желанию, право свободно выражать свои мысли. Правительство Китайской Народной Республики сочло возможным нарушить эти принципы, и это вызвало ответную реакцию со стороны Америки. Все великие страны мира признают эти права. Китай тоже должен сделать это.
   — Должен? Вы говорите нам, что мы должныделать?
   — Господин министр, если Китай хочет стать членом сообщества наций, тогда должен.
   — Америка не имеет права диктовать нам. Вы не управляете миром!
   — Мы не утверждаем этого. Но мы можем выбирать те нации, с которыми мы имеем нормальные отношения, и предпочитаем, чтобы они признавали эти права, так же как и другие цивилизованные нации.
   — Теперь вы заявляете, что мы нецивилизованные? — возмутился Шен.