* * *
   Наземная команда, занимающаяся поддержкой миссии, также была прислана из Москвы. Как только М-55 совершил посадку и остановился, касетты с плёнкой были сняты, их тут же отвезли в передвижную фотолабораторию для проявления, и затем, все ещё мокрые, плёнки передали специалистам по изучению наземных объектов. Они увидели всего несколько танков, но также огромное количество следов от гусениц на земле. Это было всё, что им требовалось.

Глава 49
Умиротворение

   — Я знаю, Олег. Насколько мне известно, мы обработали разведывательные данные в Вашингтоне и тут же передали их вашим людям, — сказал Райли своему другу.
   — Вы должны гордиться этим, — заметил Провалов.
   — Этим занималось не Бюро, — ответил Райли. Русские будут завидовать, что именно американцы предоставили им такую чувствительную информацию. Возможно, американцы реагировали бы таким же образом. — Ну и что вы собираетесь предпринять?
   — Мы пытаемся найти его электронных корреспондентов. У нас есть их адреса, и все они имеют русских провайдеров Интернета. ФСБ уже, наверно, знает о них все.
   — Когда вы собираетесь арестовать их?
   — Как только они встретятся с Суворовым. У нас достаточно инкриминирующей информации, чтобы арестовать их.
   Райли не был уверен в этом. Те, с кем собирался встретиться Суворов, всегда могут сказать, что они пришли сюда, приглашённые Суворовым, но не имеют ни малейшего представления о цели встречи, и самый неопытный американский адвокат без труда убедит присяжных заседателей, что существует «разумное сомнение». Лучше подождать, пока они совершат что-то уголовно наказуемое, и затем нажать на одного из них, заставив его превратиться из обвиняемого в свидетеля. Но в России другие правила и другие присяжные.
* * *
   — А что ты думаешь об этом? — спросил Головко.
   — Товарищ директор, я думаю, что Москва внезапно стала очень опасным местом для проживания, — ответил майор Шелепин. — Сама мысль о том, что бывшие спецназовцы собираются совершить государственную измену, внушает мне отвращение. Не сама угроза, а подлость этого. Эти люди были моими товарищами в армии, нас готовили как защитников, как опору государства. — Высокий молодой человек покачал головой.
   — Ничего не поделаешь, когда в этом здании размещался КГБ, такое тоже не раз происходило. Это неприятно, но такова действительность. Люди поддаются коррупции. Такова человеческая природа, — произнёс Головко успокаивающим голосом.
    К тому же опасность угрожает теперь не мне,— подумал он, но промолчал. Недостойная мысль, пожалуй, но такова человеческая натура.
   — Чем сейчас занимается охрана президента Грушевого?
   — Потеют от страха, полагаю. Кто знает, что это единственная угроза? Что, если этот мерзавец Конг имеет нескольких агентов в Москве? Нам нужно арестовать и его.
   — Мы так и сделаем, когда придёт время. За последнюю неделю его заметили, когда он закладывал письмо в одно место, и мы держим это место под наблюдением — да, я знаю, — добавил Головко, видя, что Анатолий собирается протестовать. — Он не единственный сотрудник китайского МГБ в Москве, но, вероятно, только он занимается этим делом. Соображения безопасности одинаковы во всех странах. Они должны беспокоиться о том, что один из их офицеров может работать на нас. Существует много колёс в таких операциях, и не все поворачиваются в одном направлении, мой молодой друг. Знаешь, чего мне не хватает?
   — Думаю, Второго Главного управления, работающего под одной крышей. Вот тогда операция проходила бы более гладко.
   Головко улыбнулся.
   — Правильно, Анатолий Иванович. А пока мы занимаемся только своей работой и надеемся, что другие справятся со своей. Это верно, ожидание никогда не является приятным способом проводить время. — После этого каждый из них вернулся к своим телефонам, ожидая, когда они зазвонят.
* * *
   Единственная причина, по которой наблюдение не сделали ещё более плотным, заключалась в том, что было слишком мало места для дополнительных агентов ФСБ.
   Суворов мог заметить тридцать человек, которые следуют за ним повсюду. В этот день он проснулся, как обычно, умылся, выпил кофе с булочкой на завтрак, в 9.15 вышел из дома и поехал на своём автомобиле в город, сопровождаемый несколькими офицерами ФСБ. Он поставил машину в двух кварталах от парка имени Горького и остальной путь прошёл пешком. Так же поступили и четверо других, за которыми тоже следили. Они встретились у киоска ровно в 9.45 и вместе пошли в кафе, оказавшееся переполненным.
   В такой обстановке ни один из офицеров не смог подойти поближе, чтобы услышать их разговор, хотя за лицами внимательно наблюдали. Говорил главным образом Суворов/Конев, остальные слушали и время от времени кивали.
   Майор Ефремов из ФСБ не подходил к ним близко. Он занимал достаточно важную должность и не мог гарантировать, что его лицо никому не известно. Поэтому ему приходилось полагаться на молодых сотрудников, которые старались подойти поближе. Наушники были извлечены из ушей, и крошечные рации выключены, офицерам оставалось жалеть о том, что они не могут читать разговор по губам, как это бывает в шпионских фильмах.
   Теперь перед Павлом Георгиевичем Ефремовым стоял вопрос — что делать дальше?
   Арестовать всех и рисковать положить конец расследованию — или просто продолжать слежку. В этом случае был риск того, что эти люди получат указания, примутся за дело… и, возможно, добьются успеха в своей миссии?
   Ответ на вопрос появился сам собой. Один из четверых — самый старший, около сорока лет, ветеран Афганистана, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, вытянул руку и потёр большим и указательным пальцами. Получив отрицательный ответ на свой вопрос, он покачал головой, встал и вышел из кафе. Никто не пытался остановить его, и два офицера последовали за ним к ближайшей станции метро. Остальные остались в кафе и продолжали разговор.
   Узнав об этом, Ефремов приказал арестовать его. Это сделали, когда он вышел из поезда в пяти километрах на станции рядом со своей квартирой, где он жил с женой и сыном. Мужчина не сопротивлялся, и у него не было оружия. Послушный как ягнёнок, он последовал за двумя офицерами в штаб-квартиру ФСБ.
   — Вас зовут Максимов, Игорь Ильич, — начал допрос Ефремов. — Вы встретились со своим другом Климентием Ивановичем Суворовым, для того чтобы обсудить подробности намеченного преступления. Мы хотим услышать от вас, о чём шёл разговор.
   — Товарищ Ефремов, сегодня утром я встретился со своими друзьями за чашкой кофе. Мы поговорили, вспомнили прошлое, и потом я ушёл. Мы ничего не обсуждали. Я не знаю, о чём вы говорите.
   — Да, конечно, — ответил майор ФСБ. — Скажите, вы знакомы с двумя бывшими спецназовцами вроде вас, Амальриком и Зимяниным?
   — Я слышал эти имена, но не знаю их в лицо.
   — Вот их лица. — Ефремов передал ему фотографии, присланные из ленинградской милиции. — Боюсь, что это зрелище не слишком приятно.
   Выражение на лице Максимова не изменилось, но он стал рассматривать фотографии с интересом.
   — Что с ними случилось?
   — Они выполнили задание вашего товарища, Суворова, но ему, по-видимому, не понравились результаты. По этой причине они отправились плавать в Неве. Максимов, мы знаем, что вы служили в спецназе. Нам известно, что вы зарабатываете на жизнь преступным путём, но сегодня это нас не интересует. Мы хотим точно знать, о чём вы говорили сегодня в кафе. Вы расскажете нам об этом добровольно или после применения принудительных мер. Выбирайте. — Когда это требовалось, Ефремов мог говорить со своими официальными гостями очень жёстким тоном. В данном случае этого не потребовалось. Насилие было знакомо Максимову, по крайней мере, когда оно исходило от него. Ему не хотелось познакомиться с насилием, применённым к нему.
   — Что вы можете предложить мне за откровенность?
   — Я предлагаю вам свободу в обмен на сотрудничество. Вы покинули встречу до того, как было принято окончательное решение. Вот почему вы здесь. Итак, вы хотите говорить сейчас или вам нужно несколько часов для того, чтобы передумать?
   Максимов не был трусом — в спецназе таких немного, знал Ефремов, — но он был реалистом, и реализм говорил ему, что он ничего не выиграет, отказавшись сотрудничать.
   — Он предложил мне и остальным принять участие в убийстве. Полагаю, что это должна быть трудная операция, в противном случае зачем ему столько людей? Каждый из нас должен был получить двадцать тысяч евро. Я решил, что моё время стоит дороже.
   — Вы знаете, кого предполагалось убить?
   Максимов покачал головой.
   — Он не сказал, а я не спросил.
   — Это хорошо. Видите ли, целью покушения должен стать президент Грушевой.
   — Но это государственная измена, — выдохнул бывший сержант спецназа, стараясь создать впечатление, что он никогда бы не согласился принять участие в этом преступлении. Да, он быстро учился.
   — Верно. Скажите, двадцать тысяч евро — это хорошая цена за убийство?
   — Я не знаю. Если вы хотите, чтобы я сказал вам, что я убивал за деньги, — нет, товарищ Ефремов, я не скажу этого.
    Но ты убивал за деньги и, наверно, принял бы участие в этом покушении, если бы цена была достаточно велика.В России двадцать тысяч евро — это большая сумма.
   Но Ефремову нужно было поймать гораздо более крупную рыбу.
   — На совещании присутствовали трое других. Кто они?
   — Все ветераны спецназа. Илья Суслов и я служили вместе к востоку от Кандагара. Илья — великолепный снайпер. Об остальных я только слышал, но вместе мы не служили.
   Снайпер. Это полезные сведения, ведь президент Грушевой появляется на публике очень часто. Между прочим, он должен выступить на митинге уже на следующий день.
   Наступило время кончать с ними.
   — Значит, Суворов говорил о заказном убийстве?
   — Да, говорил.
   — Хорошо. Мы запишем ваши показания. Вы поступили умно, Игорь Ильич, согласившись сотрудничать с нами. — Ефремов подозвал младшего офицера, и Максимова увели. Затем он поднял телефонную трубку. — Арестуйте всех, — приказал он командиру группы слежения.
   — Их встреча закончилась, и они разошлись. Все находятся под наблюдением. Суворов едет к себе в квартиру с одним из троих.
   — Тогда соберите группу офицеров и арестуйте обоих.
* * *
   — Вы чувствуете себя лучше? — спросил полковник Алиев.
   — Сколько сейчас времени?
   — Пятнадцать сорок, товарищ генерал, — ответил полковник. — Вы спали тринадцать часов. Из Москвы прибыло несколько депеш.
   — Вы позволили мне спать так долго? — возмутился генерал, не скрывая гнева.
   — Война ещё не началась. Подготовка наших войск продолжается. Будить вас не было смысла. Кроме того, нам доставили первый набор разведывательных фотографий.
   Они лишь немного резче, чем те, которые мы получили от американцев по факсу. Разведка подтвердила их оценку. Ситуация не стала лучше. Теперь нас поддерживает американский самолёт электронной разведки, но они сообщили нам, что китайцы не пользуются радио и хранят молчание в эфире. В этом нет ничего удивительного.
   — Черт бы тебя побрал, Андрей! — ответил генерал, потирая своё небритое лицо обеими руками.
   — Тогда отдайте меня под трибунал после того, как выпьете кофе. Я тоже немного поспал. У вас есть подчинённые. У меня тоже есть подчинённые, и я решил дать им возможность заниматься работой, пока мы спали, — ответил начальник оперативного отдела.
   — Как дела со складом Невер?
   — У нас сто восемьдесят танков с экипажами в полной боевой готовности. Хуже обстоят дела с пехотой и артиллерией, но резервисты, судя по всему, работают с энтузиазмом. 265-я мотострелковая дивизия впервые начинает функционировать как настоящая дивизия. — Алиев принёс генералу кружку кофе с молоком и сахаром, как любил Бондаренко. — Выпейте, Геннадий Иосифович. — Затем он показал на стол, где лежал нарезанный хлеб с беконом.
   — Если мы переживём войну, я позабочусь о том, чтобы вас произвели в следующее воинское звание, полковник.
   — Мне всегда хотелось стать генералом. Но я также хочу видеть, как мои дети поступят в университет. Так что давайте попытаемся остаться в живых.
   — Как обстоят дела с пограничными войсками?
   — Я выделил транспорт для каждой заставы — где была возможность, несколько машин. Я послал резервистов на БТРах, чтобы пограничники имели какую-то защиту от артиллерийского огня, когда им придётся отступать. Судя по фотографиям, у китайцев масса артиллерийских орудий и гребаные горы снарядов. Но пограничные войска хорошо защищены, и приказы им посланы, так что ребятам не придётся спрашивать разрешения оставить свои посты, когда ситуация станет невыносимой, — приказы отданы на уровне командиров рот, товарищ генерал, — добавил Алиев. Офицеры не проявят такого энтузиазма к отступлению, как рядовые и сержанты.
   — Неизвестно, когда начнётся наступление?
   Начальник оперативного отдела покачал головой:
   — От разведки не поступило ничего определённого. Китайцы все ещё гоняют свои грузовики и другие машины, насколько нам известно. Думаю, ещё один день, может быть даже три.
* * *
   — Какие новости? — спросил Райан.
   — Спутниковая фотосъёмка показывает, что они продолжают передвигать фигуры по шахматной доске, — ответил Фоули. — Но большинство фигур уже на месте.
   — Есть что-нибудь из Москвы?
   — Скоро они собираются арестовать всех подозреваемых. Наверно, хотят арестовать и китайского офицера, контролирующего операцию в Москве. Они заставят его попотеть, но у него дипломатический иммунитет, так что слишком давить на него не будут. — Эд Фоули вспомнил, как КГБ арестовал его жену в Москве. Это не было очень уж приятным для неё — и ещё меньше для него, — но они обращались с ней вежливо. Связываться с людьми, путешествующими с дипломатическими паспортами, приходится редко, несмотря на то, что они видели по телевидению несколько недель назад. Да и китайцы, наверно, жалели об этом, несмотря на высказывания, появляющиеся в донесениях «ЗОРГЕ».
   — Ничего оттуда, что могло бы поддержать нас?
   — Нет. — Директор ЦРУ покачал головой.
   — Надо начинать перебрасывать самолёты ВВС, — настаивал вице-президент Джексон.
   — Но тогда это могут рассматривать как провокацию, — возразил Государственный секретарь Адлер. — Мы не должны давать им такого повода.
   — Мы можем перебросить Первую бронетанковую в Россию, заявим, что это совместные учения с нашим новым союзником по НАТО, — сказал «Томкэт». — Этим мы сэкономим несколько дней.
   Райан взвесил это предложение и посмотрел на председателя Объединённого комитета начальников штабов.
   — Как вы считаете, генерал?
   — Это не причинит вреда. Они уже работают с «Дойче Рейл», готовясь к погрузке.
   — Тогда отдайте приказ, — распорядился Райан.
   — Слушаюсь, сэр. — Генерал Мур вышел, чтобы позвонить.
   Райан посмотрел на часы.
   — У меня назначена встреча с репортёром.
   — Желаю удачи, — сказал Робби своему другу.
* * *
   Жиганск, расположенный на западном берегу Лены, был когда-то крупным региональным центром старой советской системы ПВО страны, командным пунктом русской ПВО. Здесь находился большой аэродром, превышающий по размерам обычный, с казармами и ангарами. Теперь новые русские войска почти покинули его, оставив здесь только небольшую группу, наблюдающую за состоянием аэродрома, на случай если он сможет когда-нибудь понадобиться. Это оказалось весьма предусмотрительным, потому что ВВС США начали перебрасывать сюда свои силы, главным образом транспортные самолёты из центральной части Америки. Они заправлялись на Аляске и затем летели через Северный полюс к Жиганску. Первый из тридцати транспортных самолётов С-5 «Гэлакси» приземлился в десять утра по местному времени. Он покатился к огромным, но сейчас пустым рампам, чтобы разгрузиться под руководством наземных членов экипажа, прилетевших в больших пассажирских помещениях, расположенных позади крыльев этих гигантских машин. Первым, что разгрузили с «Гэлакси», были беспилотные разведывательные самолёты «Тёмная звезда». Они походили на булки французского хлеба, сексуально прижавшиеся друг к другу на лёгких крыльях. Это были невидимые с земли разведывательные самолёты, способные оставаться в небе в течение длительного времени. Требовалось шесть часов на их сборку, прежде чем БПЛА можно запустить в небо. Механики немедленно принялись за работу, пользуясь передвижным оборудованием, доставленным на этом же самолёте.
   Истребители и штурмовики базировались в Шантаре, намного ближе к китайской границе. Самолёты-заправщики и другие самолёты поддержки, включая американские Е-3 АВАКС [79], совершили посадку в Мирном, к западу от Шантары. На этих двух авиабазах прибывшие американцы встретились с русскими коллегами, и различные группы сразу же начали работать вместе. Американские самолёты-заправщики не могли заправлять русские самолёты, но, к всеобщему облегчению, насадки шлангов для заправки на земле оказались одинаковыми. Теперь американские самолёты могли пользоваться горючим, предназначенным для реактивных самолётов, из русских топливохранилищ, которые, как выяснили американцы, были огромными и почти полностью скрытыми под землёй для защиты от воздушного взрыва ядерных бомб. Но самым важным элементом сотрудничества оказалось то, что русских диспетчеров приписали к американским АВАКСам, так что русские самолёты можно было контролировать с американских комплексов ДРЛО. Почти сразу несколько Е-3 взлетели для того, чтобы на практике испробовать такую возможность, пользуясь прибывающими американскими истребителями как учебными целями для контроля за перехватом. Они тут же обнаружили, что русские пилоты на своих истребителях отлично реагировали на указания с АВАКСов, к радостному изумлению американских контролёров.
   Они почти сразу поняли, что американские штурмовики и бомбардировщики не могут пользоваться русскими бомбами и другим боезапасом. Даже если бы точки подвески были одинаковыми (а они не были), русские бомбы имеют иную аэродинамику по сравнению с американскими. Таким образом, компьютерное программное обеспечение на американских самолётах не могло направить русские бомбы в цель. Это походило на попытку загнать чужой патрон в винтовку: даже если бы вы могли выстрелить из винтовки, прицел пошлёт пулю в другую точку. Поэтому американцам придётся летать за бомбами, предназначенными для сбрасывания. Но доставка бомб по воздуху будет так же эффективна, как доставка по воздуху гравия при строительстве дорог. Бомбы доставляют на авиабазы на кораблях, поездах или грузовиках, но не по воздуху. По этой причине бомбардировщики В-1 и другие тяжёлые самолёты были посланы на авиабазу Андерсен на Гуаме, где были запасы бомб, хотя они находились далеко от предполагаемых целей. Военно-воздушные силы обеих стран сразу установили дружеские отношения, и уже через несколько часов — после того как американские пилоты отдохнули, как это предписано уставом, — они начали планировать миссии и летать с относительной лёгкостью.
* * *
   Бронетехника «Квортерной лошади» грузилась первой. Под внимательным взглядом полковника Анжело Гиусти тяжёлые танки М1А2 и бронетранспортёры МЗ «Брэдли» въезжали на платформы «Дойче Рейл». За ними последовали автоцистерны и другие машины поддержки.
   Персонал размещали в вагонах в передней части составов. Скоро поезд отправился на восток в Берлин, где они перейдут в вагоны с принятой в России шириной колеи для продолжения путешествия на восток. «Странно, что при отправке поездов не было репортёров с телевизионными камерами», — подумал Гиусти. Это не может продолжаться долго, но пока было одной неприятностью меньше для батальона, который считался глазами Первой бронетанковой. Вертолётная бригада дивизии находилась на собственной базе, ожидая прибытия транспортных самолётов, которые перебросят их на восток. Какой-то гений возразил против того, чтобы вертолёты летели сами. Они, по мнению Гиусти, вполне могли сделать это без посторонней помощи, но генерал Диггз сказал ему, чтобы Гиусти не беспокоился об этом. Гиусти будет беспокоиться об этом, но не вслух. Он разместился в удобном купе в переднем пассажирском вагоне, вместе со своим штабом, и принялся просматривать карты, только что отпечатанные картографическим подразделением дивизии, входящим в состав разведывательного управления. На картах была местность, за которую они будут сражаться. Они предсказывали главным образом, куда направятся китайцы, и это было не слишком трудно.
* * *
   — Итак, что мы собираемся предпринять? — спросил Боб Хольцман.
   — Мы начали развёртывать свои силы для поддержки наших союзников, — ответил Райан. — Мы надеемся, что КНР увидит это и прекратит свои действия, которые происходят сейчас.
   — Мы связывались с Пекином?
   — Да, — кивнул Райан. — Заместитель нашего посла в Пекине, Уильям Килмер, доставил нашу ноту китайскому правительству, и сейчас мы ожидаем официальный ответ.
   — Вы говорите нам, что, по вашему мнению, может начаться война между Россией и Китаем?
   — Боб, наше правительство приложило все силы, чтобы не допустить такой возможности, и мы призываем китайское правительство очень серьёзно обдумать своё положение и свои действия. Война больше не является продолжением политики в этом мире. Я полагаю, когда-то это было так, но не теперь. Война приносит смерть и разорение людям. Мир изменил свою позицию по этому вопросу. Человеческие жизни — включая жизни солдат — слишком драгоценны, чтобы разбрасываться ими. Боб, причина, в соответствии с которой у нас имеются правительства, заключается в служении потребностям и интересам народа, а не честолюбию правителей. Я надеюсь, что руководство КНР поймёт это. — Райан сделал паузу. — Пару дней назад я побывал в Освенциме. Боб, это зрелище заставляет задуматься. Ты чувствуешь там ужас. Ты слышишь крики и стоны людей, запах смерти, видишь длинные очереди несчастных, которых ведут под дулами автоматов к тому месту, где им предстоит умереть. Боб, неожиданно это перестало быть для меня похожим на черно-белое телевидение. Меня осенило, что нет никакого оправдания для правительства страны, любой страны, решившего заниматься убийством ради выгоды. Рядовые преступники грабят винные магазины ради денег. Страны грабят другие страны ради нефти или золота или территории. Гитлер вторгся в Польшу ради Lebensraum, чтобы расширить территорию Германии. Но, черт побери, там уже жили люди, и он пытался украсть землю у них. Вот и все. Никакая это не государственная политика, никакое не видение будущего. Гитлер был вором, перед тем как стал убийцей. Так вот Соединённые Штаты Америки не будут бездействовать и наблюдать, как нечто подобное произойдёт снова. — Райан замолчал и выпил голоток воды. — С течением жизни ты узнаешь, что есть только одна вещь, которую стоит иметь, — это любовь. Так вот, с другой стороны, есть только одна вещь, ради которой надо сражаться, — это справедливость. Боб, Америка готова воевать именно за это, и если Китай начнёт агрессивную войну — войну ради грабежа, — Америка станет рядом со своим союзником и положит ей конец.
   — Многие говорят, что ваша политика по отношению к Китаю помогла обострению отношений из-за того, что ваше дипломатическое признание Республики Китай…
   Райан резко прервал его: