Но теперь он вернулся в Пентагон, опять на государственное содержание, на этот раз как специальный помощник министра обороны. «Тони Бретано, — подумал Джош Пейнтер, — был блестящим инженером и менеджером инженеров. Он был склонен искать математические решения проблем вместо человеческих и перегружать работой подчинённых. Короче говоря, Бретано мог бы стать неплохим морским офицером, — подумал Пейнтер, — особенно на подводных лодках».
   Кабинет Пейнтера в Пентагоне был меньше того, который он занимал в должности ОР-05 — помощника командующего морскими операциями в области авианосных соединений — десять лет назад. С тех пор эту должность отменили. У Пейнтера был сейчас секретарь, энергичный молодой капитан третьего ранга, выполняющий его указания. Он решал, кого пропускать в кабинет министра обороны. Туда стремились многие, и, как ни странно, одним из них был вице-президент.
   — Сейчас с вами будет разговаривать вице-президент, — послышался голос телефонного оператора Белого дома по его личному каналу.
   — Жду, — ответил Пейнтер.
   — Джош, это Робби.
   — Доброе утро, сэр, — ответил Пейнтер. Это не понравилось Джексону, который некогда служил под командованием Пейнтера, но Джош Пейнтер не был человеком, способным называть вице-президента по имени. — Чем могу быть полезен?
   — У меня вопрос. Мы с президентом кое-что обсуждали сегодня утром, и я не смог ответить на этот вопрос. Может ли система «Иджис» перехватить и сбить баллистическую ракету?
   — Точно не знаю, но не думаю, что сможет. Мы рассматривали этот вопрос во время войны в Заливе и — о да, конечно, теперь припоминаю. Мы пришли к выводу, что ракеты «Иджиса», смогут, по-видимому, остановить одного из этих «Скадов» благодаря их относительно небольшой скорости, но это самое большее, на что они способны. Проблема заключается в программном обеспечении самой ракеты «корабль — воздух».
   Тут оба собеседника вспомнили, что то же самое относится к ракетам «Патриот».
   — Почему возник этот вопрос?
   — Президент беспокоится, что, если китайцы запустят баллистическую ракету на Тайвань, а в порту находится наш корабль, понимаешь, нам хочется, чтобы корабль смог защититься.
   — Я изучу этот вопрос, — пообещал Пейнтер. — Хотите, я поговорю об этом с Тони?
   — Да, пожалуйста, — согласился «Томкэт».
   — Понял, сэр. Позвоню вам через несколько часов.
   — Спасибо, Джош, — ответил Джексон и положил трубку.
   Пейнтер посмотрел на часы. Уже настало время навестить министра. Он прошёл по наполненному спешащими офицерами кольцевому коридору Е-ринг, затем снова повернул направо в офис министра обороны, прошёл мимо службы безопасности, многочисленных секретарей и адъютантов. Пейнтер пришёл точно вовремя, дверь во внутренний кабинет была открыта.
   — Доброе утро, Джош, — поздоровался Бретано.
   — Доброе утро, господин министр.
   — Что сегодня нового и интересного в мире?
   — Видите ли, сэр, к нам только что поступил запрос из Белого дома.
   — И в чём он заключается? — спросил «Гром». Пейнтер объяснил суть дела. — Хороший вопрос. А почему на него так трудно ответить?
   — Мы несколько раз касались этой проблемы, но дело в том, что система «Иджис» предназначена только для защиты от низколетящих крылатых ракет, а их предельная скорость не превышает трех Махов.
   — Но радиолокационная система «Иджиса» практически идеальна для такой защиты, не так ли? — Министр обороны отлично разбирался в работе компьютеризованного радиолокатора.
   — Действительно, это мощная радиолокационная система, сэр, — согласился Пейнтер.
   — И повышение способности системы «Иджис» защищаться от баллистических ракет всего лишь вопрос программного обеспечения?
   — В общем, да, сэр. Разумеется, проблема в программном обеспечении поисковых головок и, возможно, в модернизации радиолокационных систем «Спай» и «Спг». Вообще-то это не относится к моей специальности, сэр.
   — Создание программного обеспечения не такая уж сложная задача, и стоит это тоже недорого. Черт побери, в ТРВ [57]у меня был первоклассный специалист в этой области, он занимался проблемами СОИ [58]. Алан Грегори, уволился из армии в звании подполковника. По-моему, он защитил диссертацию на звание доктора философии в Стоуни Брукс. Почему бы не пригласить его и не предложить заняться этой проблемой?
   Пейнтера удивило, что Бретано, стоявший во главе крупной корпорации и получивший предложение возглавить компанию «Локхид-Мартин» перед тем как его сумел перехватить Райан и предложить ему пост министра обороны, с такой небрежностью относился к вопросам процедуры.
   — Господин министр, для того чтобы сделать это, мы будем вынуждены…
   — Чепуха, — прервал его «Гром». — Мне дано право распоряжаться небольшими суммами денег, не так ли?
   — Совершенно верно, господин министр.
   — И я продал все свои акции в ТРВ, помнишь?
   — Да, сэр.
   — Значит, я не нарушу ни одного из этих гребаных законов этики, верно?
   — Нет, не нарушите, — был вынужден согласиться Пейнтер.
   — Отлично, тогда позвони в Саннивейл, найди Алана Грегори — насколько я помню, сейчас он является младшим вице-президентом компании — и передай ему, что он нужен нам. Пусть немедленно летит в Вашингтон и займётся этим делом. Ты увидишь, как легко повысить возможности системы «Иджис», чтобы она смогла перехватывать баллистические ракеты и защитить, таким образом, наши корабли.
   — Сэр, некоторым нашим подрядчикам это может не понравиться. — Включая,— промолчал Пейнтер, — и ТРВ.
   — Я занимаю пост министра обороны совсем не для того, чтобы кому-то нравиться, адмирал. Помню, кто-то сказал мне, что моя задача заключается в том, чтобы обеспечить эффективную оборону нашей страны.
   — Да, сэр. — Трудно не испытывать тёплые чувства к этому человеку, даже если у него бюрократическая чувствительность разъярённого носорога.
   — Таким образом, мы узнаем, есть ли у системы «Иджис» технические возможности делать своё дело.
   — Понятно, сэр.
   — Когда мне нужно ехать на Капитолийский холм? — спросил министр обороны.
   — Примерно через тридцать минут.
   Бретано что-то проворчал про себя. Ему казалось, что он тратит половину рабочего времени на объяснения конгрессу, обращаясь к людям, которые уже давно приняли решение и задают вопросы только для того, чтобы хорошо выглядеть на канале «C-SPAN». Для Тони Бретано, инженера из инженеров, это казалось чертовски непродуктивным способом тратить время. Но это называлось службой обществу. В немного другом контексте это называлось рабством, но Райану приходилось ещё хуже, так что «Грому» трудно жаловаться. К тому же он добровольно согласился на эту должность.
* * *
   Они с нетерпением ждали начала тренировок, эти молодые офицеры спецназа. Кларк вспомнил, что превратить молодых парней в элитное подразделение можно с помощью простого напоминания, что они являются членами элитного подразделения, и затем ждать, когда они сами захотят стать ими. Разумеется, одного этого было недостаточно. Спецназ представлял собой элитное подразделение из-за поставленных перед ним задач. В конечном итоге они станут копией Британской Специальной Авиадесантной службы. Как это часто происходит у военных, то, что изобретено в одной стране, другие страны склонны копировать. По этой причине Советская армия отобрала солдат на основе их высокой физической подготовки и подвергла их изнурительным испытаниям.
   Кроме того, в Советской армии от членов спецназа требовалась высокая политическая надёжность — Кларк так и не понял, чем руководствовались, отбирая солдат по этой характеристике, — и затем началась специальная тренировочная подготовка, целью которой было превратить солдат в суперменов. Первоначальная концепция потерпела неудачу по причине, очевидной для всех, кроме политического руководства Советского Союза: подавляющее большинство солдат были призывниками, служили в армии два года и потом отправлялись по домам. Рядовой член Британской SAS даже не считался кандидатом в члены этого элитного подразделения до тех пор, пока он не прослужит четыре года и не получит нашивки капрала. Причина была очевидной: требуется больше двух лет, чтобы научить солдата исполнять свои обычные обязанности, не говоря уже о том, чтобы он умел самостоятельно думать под огнём противника. Это было ещё одной трудноразрешимой проблемой для Советского Союза, где не поощрялось независимое мышление профессиональных военных, не говоря уж о призванных в армию бывших крестьянах и рабочих. Чтобы компенсировать этот недостаток, были придуманы изощрённые виды оружия. Одним из них был нож с пружиной, с которым Чавез играл сегодня утром. При нажатии на кнопку выстреливалось лезвие настоящего боевого ножа с неплохой точностью на расстояние пять-шесть метров. Однако придумавший это советский инженер смотрел слишком много кинофильмов, потому что только там люди, в грудь которых попадает такое лезвие, молча падают на землю и умирают. Для большинства такое попадание является только болезненным, но не смертельным, и они реагируют на внезапную боль стоном или криком. Когда Кларк был инструктором на Ферме, он всегда предупреждал своих учеников: никогда не перерезайте горло человека ножом. Они дёргаются после этого и создают шум.
   После того как вся изобретательская мысль была потрачена на искусное изготовление пружинного ножа, глушители для советских (теперь российских) пистолетов оказались дерьмом. Они представляли собой банки, набитые металлической стружкой, и после десяти выстрелов уже ни на что не годились. Кларку это казалось странным, потому что даже не самому искусному токарю требовалось всего полчаса, чтобы изготовить приличный глушитель. Джон вздохнул. Этих русских трудно понять.
   Однако сами бойцы были намного лучше. Он наблюдал за тем, как эти ребята совершали пятимильную пробежку вместе с Группой-2 Динга, и ни один русский не отстал, не вышел из состава группы. Отчасти это объяснялось, конечно, гордостью, но главной причиной была способность переносить физическую боль. Стрельбы произвели не такое хорошее впечатление. Русские не были подготовлены так хорошо, как парни из Герефорда, да и снаряжение у них было намного хуже. Выстрелы их оружия с глушителями сопровождались таким грохотом, что Джон и Динг вначале едва не подпрыгивали на месте… но, несмотря ни на что, стремление овладеть мастерством настоящего представителя элитного подразделения производило большое впечатление. Каждый русский спецназовец имел звание старшего лейтенанта, и все до одного прошли тщательную парашютную подготовку. Все русские отлично владели лёгким оружием, а их снайперы ничем не уступали Гомеру Джонстону и Дитеру Веберу, что немало изумило последних. Русские снайперские винтовки выглядели немного неуклюжими, но стреляли они удивительно хорошо — по крайней мере, до восьмисот метров.
   — Мистер К., им ещё нужно многому научиться, но у них есть желание и боевой дух. Через две недели они достигнут нашего уровня, — заявил Чавез, скептически глядя на стакан с водкой. Они сидели в русском офицерском клубе, и этого крепкого напитка здесь было вдоволь.
   — Всего две недели? — недоверчиво спросил Кларк.
   — Да, через две недели они овладеют всеми навыками и привыкнут к новому оружию. — «Радуга» передала русскому спецназу пять полных комплектов оружия: автоматы МР-10, пистолеты «беретта» калибра 0,45 и, что было ещё более важным, рации, с помощью которых они могли общаться между собой даже во время боя. Русские решили оставить у себя снайперские винтовки Драгунова. Отчасти это была их гордость, но винтовки были действительно хорошими, и этого было достаточно для данной миссии. — В остальном, нужен всего лишь опыт, но мы не можем передать им наш опыт. Все, что от нас теперь требуется, это разработать для них хорошую схему подготовки, с остальным они справятся самостоятельно.
   — Ну что ж, никто не утверждал, что Иван плохой воин. — Кларк опрокинул стакан.
   — Жаль, что у них в стране такой беспорядок, — заметил Чавез.
   — С ним они должны справиться сами, Доминго. И они справятся, если им не будут мешать. — Возможно,— подумал Джон, но промолчал. Самым трудным для него было думать о них не как о врагах. Он был здесь в Старые Плохие Дни, несколько раз участвовал в непродолжительных операциях в Москве в качестве «нелегала». Когда он оглядывался назад, то думал, что это было всё равно как если бы он шёл по Пятой авеню в Нью-Йорке совершенно голым, держа в руках плакат, гласящий, что он ненавидит евреев, негров и копов из Нью-йоркского полицейского управления. В то время все это казалось ему частью работы, вспомнил Джон. Но теперь он был старше, стал дедушкой и, по всей вероятности, далеко не таким смелым, каким он был в семидесятых и восьмидесятых годах. Господи, как он рисковал в то время! А недавно он был в штаб-квартире КГБ — для него это здание всегда будет КГБ, дом 2 на площади Дзержинского — в качестве гостя директора.
   — Иван Сергеевич! — послышался голос. Это был генерал-лейтенант Юрий Кириллин, недавно назначенный на должность командующего специальными войсками России, — человек, сам определяющий, чем будет заниматься, по мере продвижения по служебной лестнице, что являлось необычным в этой части мира.
   — Привет, Юрий Андреевич, — отозвался Кларк. В России он сохранил свои имя и отчество, присвоенные ему в ЦРУ в качестве прикрытия, потому что это было удобно, да и русские, не сомневался он, знали об этом. Так что никакого вреда. Он поднял бутылку водки. Это была яблочная водка, аромат которой придавали кусочки яблочной кожицы, лежащие на дне, и совсем неплохая на вкус. Как бы то ни было, водка являлась горючим для всех деловых встреч в России, а поскольку Кларк, как говорится, был в Риме, он поступал как римлянин.
   Кириллин опрокинул свой первый стакан с такой быстротой, словно ждал повода весь день. Он тут же опять наполнил стакан и поднял его в качестве тоста спутнику Джона:
   — Ваше здоровье, Доминго Степанович, — что было достаточно близким именем и отчеством. Чавез поднял свой стакан в ответном жесте.
   — Ваши парни великолепны, товарищи. Мы многому научимся у них.
    Товарищи, —подумал Джон. — Вот сукин сын!
   — Ваши ребята очень стараются, Юрий, и удивительно трудолюбивы.
   — Сколько времени им потребуется? — спросил Кириллин. В его глазах не отражалось ни малейшего влияния алкоголя.
    "Может быть, у них иммунитет к водке,— подумал Чавез. — Мне нужно пить поменьше, иначе Джону придётся вести меня домой".
   — Две недели, — ответил Кларк. — Таково мнение Доминго.
   — Так быстро? — удивился Кириллин, не скрывая удовольствия от такой оценки.
   — Это хорошие бойцы, генерал, — сказал Динг. — Они уже владеют основными навыками, у них великолепная физическая подготовка, и они все схватывают на лету. Теперь им нужно привыкнуть к новому оружию и освоить новую программу подготовки, которую мы разработали для них. Насколько я понимаю, затем они станут инструкторами для ваших остальных подразделений?
   — Совершенно верно, майор. Мы создаём региональные части для проведения специальных операций и антитеррористические подразделения по всей стране. Военнослужащие, с которыми вы занимаетесь на этой неделе, через несколько месяцев будут готовить остальных бойцов. Проблема, возникшая в нашей войне с чеченами, оказалась для нас сюрпризом, и теперь нам нужно обратить серьёзное внимание на терроризм как на угрозу нашей безопасности.
   Кларк не завидовал Кириллину в осуществлении этой задачи. Россия — большая страна, в ней осталось слишком много национальностей от Советского Союза — точнее, ещё от царского времени, — и многим из них не нравилось быть частью России. Когда-то у Америки была такая же проблема, но она никогда не достигала такого размаха, как в России, а здесь её вряд ли удастся решить в ближайшее время. Единственным правильным решением этой проблемы будет экономическое процветание — богатые народы не ссорятся между собой, это слишком сильно отражается на фарфоре и столовых приборах, — но до процветания было ещё далеко.
   — Так что, сэр, — продолжал Чавез, — через год у вас будут серьёзные и надёжные войска, при условии, что вам выделят необходимые ассигнования.
   Кириллин поморщился.
   — У нас это трудный вопрос, да и, наверно, у вас тоже?
   — Да. — Кларк засмеялся. — Он решается легче, если вы нравитесь конгрессу.
   — В вашей группе много разных национальностей, — заметил русский генерал.
   — Да, но эта группа составлена из членов Вооружённых сил НАТО. Тем не менее мы привыкли работать вместе. Наш лучший стрелок, например, итальянец.
   — Я видел его, но он такой крупный…
   Чавез прервал его:
   — Генерал, в своей прошлой жизни Этторе был Джеймсом Батлером Хикоком — извините меня, вам он больше известен под именем Дикого Билла Хикока. Этот сукин сын может написать своё имя пулями.
   Кларк наполнил стаканы.
   — Юрий, он выиграл у нас массу денег на стрельбище. Даже у меня.
   — Вот как? — задумчиво спросил Кириллин, и у него в глазах появилось такое же выражение, какое было у Кларка несколько недель назад. Джон хлопнул его по плечу.
   — Я знаю, о чём ты думаешь. Принеси побольше денег, если ты собираешься бросить ему вызов, товарищ генерал, — посоветовал Кларк. — Тебе придётся расплачиваться за проигрыш.
   — Это мы ещё посмотрим, — заявил русский.
   — Эй, Эдди! — Чавез подозвал к себе заместителя.
   — Да, сэр?
   — Расскажи генералу, каким пистолетчиком является наш Этторе.
   — Этот гребаный итальянец! — выругался главный сержант Прайс. — Он выиграл двадцать фунтов даже у Дейва Вудса.
   — Дейв — смотритель нашего стрельбища в Герефорде, и он тоже отличный стрелок из пистолета, — объяснил Динг. — Вообще-то Этторе нужно послать на Олимпийские игры или какое-нибудь другое соревнование — скажем, Кэмп Перри, Джон?
   — Я уже думал об этом. Может быть, заявить его на соревнования за президентский кубок в будущем году… — задумчиво произнёс Кларк. Затем он повернулся. — Действуй, Юрий. Брось ему вызов. Может быть, тебе повезёт там, где все мы потерпели неудачу.
   — Все до одного, а?
   — Каждый сукин сын, — подтвердил Эдди Прайс. — Интересно, почему итальянское правительство прислало его к нам? Если мафия хочет прикончить его, желаю удачи этим ублюдкам.
   — Ничего, посмотрим, — настаивал Кириллин, зародив у своих гостей подозрение, насколько он действительно хороший стрелок.
   — Тогда вы это увидите, товарищ генерал, — пообещал Кларк.
   Кириллин, который входил в состав сборной команды Красной армии по стрельбе из пистолета, когда был лейтенантом и капитаном, не мог представить себе, что кто-то победит его в пистолетной стрельбе. Он пришёл к выводу, что эти парни из НАТО подшучивают над ним, как поступил бы он сам, если бы ситуация была обратной. Он подал знак бармену и заказал по стакану водки всем присутствующим. Несмотря ни на что, ему нравились эти парни из НАТО, а их репутация говорила сама за себя. Этот Чавез, майор — Кириллину было известно, что он служит в ЦРУ и является отличным оперативником, так говорилось в инструктивных материалах, полученных из СВР, — выглядит хорошим солдатом, уверенность которого завоёвана на поле боя, именно так должен завоёвывать уверенность в своих силах настоящий солдат. Кларк был таким же, говорилось в инструктивных материалах, и к тому же весьма способным солдатом и разведчиком, с огромным опытом оперативной работы. Его русский был совершенным и литературным, с питерским акцентом, где он мог сойти за уроженца этого города. По мнению Кириллина, Кларк наверняка не раз пользовался своими познаниями в русском. Как странно, что такие люди когда-то были злейшими врагами. Если бы началась война между ними и русскими, она была бы кровавой бойней, и её исход оказался бы очень печальным. Сам генерал провёл три года в Афганистане, так что знал не понаслышке, какой мерзостью является война. Он слышал рассказы о войне с фашистами от своего отца, заслуженного генерала, но рассказы — это совсем не то, что видишь сам. К тому же в таких рассказах всегда отсутствуют самые страшные подробности, потому что ты бессознательно заставляешь себя забыть их. Да разве можно говорить за стаканом водки в баре о том, что на твоих глазах лицо друга превратилось в густое месиво крови и костей после попадания разрывной пули? Это нельзя рассказать человеку, который не изведал ужаса боя, но не имеет смысла рассказывать и тому, кто изведал, — ничего нового всё равно не скажешь. Ты просто поднимаешь стакан, вспоминая погибшего Мишу, или Васю, или ещё кого-нибудь, — и этого достаточно. Поступают ли так же эти люди? Наверно. Однажды они тоже потеряли товарищей, когда ирландские террористы напали на их базу.
   В этом и заключалась суть военной профессии. Вы готовитесь, не жалея сил, чтобы шансы были на вашей стороне, но ещё никому не удавалось повернуть битву в том направлении, какое вам хочется.
* * *
   Для Ю Чунь это был очень трудный день. Она приехала в Тайбей, чтобы ухаживать за своей престарелой и серьёзно больной матерью, и вдруг ей срочно позвонила соседка, сказав, чтобы она включила телевизор. На экране Ю Чунь увидела собственными глазами, как застрелили её мужа. Это был первый сокрушительный удар, который ей нанесла судьба в этот день.
   Следующий удар постиг её, когда она попыталась вернуться в Пекин. Первые два рейса в Гонконг были переполнены, и ей пришлось провести четырнадцать одиноких несчастных часов в терминале, ещё одно анонимное лицо в море таких же анонимных лиц, наедине со своим страхом и одиночеством, пока ей не удалось наконец подняться на борт самолёта, направляющегося в столицу КНР. Авиалайнер бросало из стороны в сторону, женщина скорчилась на последнем ряду, надеясь, что никто не обратит внимания на её страдающее лицо, но спрятаться от соседей было невозможно, всё равно что скрыть землетрясение. Наконец авиалайнер совершил посадку, и ей удалось сравнительно быстро миновать иммиграционных и таможенных чиновников, потому что у неё не было ничего, в чём можно было бы спрятать контрабанду. Затем все началось снова, когда такси остановилось у её дома.
   Дом был окружён стеной полицейских. Она попыталась проскользнуть сквозь эту стену, но у полицейских был приказ никого не пускать внутрь дома, и этот приказ не делал исключения для людей, живущих в нём. К этому моменту она провела без сна двадцать шесть часов, и двадцать два из них ей пришлось стоять. Ничто не помогло ей, даже слезы, заливающие лицо. Наконец она побрела к соседнему дому, принадлежащему одному из прихожан её покойного мужа, Вен Зонгу, человеку, который владел маленьким рестораном прямо в его доме. Зонг был высоким и тучным человеком, обычно пребывающим в хорошем настроении, его любили все, кто его знал. Увидев жену убитого пастора, он обнял её и проводил в свой дом, нашёл для неё комнату, где она могла бы поспать, и заставил выпить стаканчик чего-то крепкого, после чего она сразу уснула. Вен знал, что теперь она будет спать несколько часов, и начал обдумывать свои дальнейшие действия. Единственными словами Чунь, перед тем как уснуть, было её желание отвезти тело мужа на родину, где его можно достойно похоронить. Вен не мог сделать это сам, но он сообщил нескольким прихожанам, что жена погибшего пастора в городе. Он понимал желание жены похоронить мужа там, где он родился, на острове Тайвань, но паства не могла расстаться со своим любимым духовным отцом без прощальной церемонии, и Вен постарался организовать поминальную службу в их небольшом молитвенном доме. Он не мог знать, что один из прихожан был осведомителем Министерства государственной безопасности и сообщил о намечавшейся службе своим шефам.
* * *
   Барри Вайс был очень доволен собой. Хотя он не получал столько денег, сколько получали его коллеги в других так называемых «крупных» телевизионных компаниях — у телевизионной службы новостей CNN не было отдела развлечений, она не показывала кинофильмы и не занималась рекламой, — он считал, что не менее известен телевизионной аудитории, чем другие (белые) «говорящие головы». Более того, Вайс отличался от них тем, что был серьёзным репортёром, сам отправлялся на поиски своих новостей и произносил собственный текст. Барри Вайс передавал новости, и этим сказано все. У него был пропуск в Белый дом, когда там проводились пресс-конференции, и почти в каждой столице мира его считали не просто репортёром, а честным источником информации. Его любили или ненавидели, в зависимости от правительства и менталитета той или иной страны. «Китайское правительство, — думал он, — не имеет особых оснований любить меня». Для Барри Вайса они были погаными варварами. У местной полиции была мания величия, которая, очевидно, исходила от начальства в центре города. Полицейские начальники считали себя настолько крутыми мужиками с такими мощными членами, что просто обязаны заставить простой народ плясать под их дудку. Для Вайса это означало, наоборот, что члены этих уродов совсем крохотные, но это им не говорили вслух, потому что, какие бы у них ни были члены, маленькие или нет, в их подчинении имелись копы с пистолетами, а пистолеты были, несомненно, достаточно большими.