Страница:
Золий непонимающе взглянул на магессу, а она, все в той же вуали, улыбнулась в ответ. Вернее, он не мог видеть ее улыбки, но понял это по искрящимся весельем глазам.
– Мальчик чувствует магию вещей, – сказала Уломара. – Я это поняла еще днем, в пекарне. Послушайте, я клянусь вам, что не обижу его! Ну, подумайте, разве вы не хотите, чтобы у вашего сына было блестящее и обеспеченное будущее? Маги сейчас в цене, а лет через десять, когда нелюди расплодится еще больше, магические навыки станут залогом достатка.
– Он мой приемный сын, – чуть запоздало поправила Тама, – его матушку убили на севере… А что ты скажешь, Золюшка?
И, улыбаясь, посмотрела на него.
А Золий ощутил острое желание сделаться маленькой мышкой и ускользнуть прочь из этой комнаты.
– Подумай хорошенько, – голос Уломары был мягким, как пух, – и не торопись отказываться. Этого не нужно бояться, этим нужно гордиться. Ты сможешь приходить к родным в гости, я не буду препятствовать.
«Но я не хочу этого! – едва не сказал Золий, – я в я самом деле не хочу…»
И вовремя прикусил язык, вспомнив Ильверса. А что, если, став магом, он сможет помочь своему другу?
– Ну, что ты решил? – Тама выбралась из-за стола, подошла и взъерошила ему волосы на макушке, – мне кажется, госпожа Уломара предлагает тебе хорошее дело. Вырастешь, станешь ученым… И все у тебя будет, малыш. Золий упрямо тряхнул головой.
– Я… я готов учиться.
И посмотрел прямо в темные глаза магессы. Они больше не пугали; Золий увидел в них что-то далекое, но знакомое, словно Уломара была, ему такой же родственницей, как и Тама.
Утром следующего дня за ним прибыла повозка и без лишней кутерьмы и прощаний увезла из тетушкиного дома.
Сад Великого Магистра медленно просыпался, нежась в первых лучах весеннего солнца. Казалось, еще не уползла зима в подземные чертоги, но уже весело трещали пташки, а из черной мокрой земли несмело проглядывали первые травинки.
В это раннее время Варна уже был на ногах; этикет настоятельно рекомендовал утренние прогулки, и маг решил четко следовать предписаниям. Потому он ежедневно встречал восход солнца в саду, бродя по аккуратным дорожкам и любуясь на черные, еще дремлющие кусты роз. Ведь пройдет совсем немного времени – и они оденутся шелковистыми листочками, а потом и порадуют взор крупными белоснежными цветками…
Прогуливаясь, Великий Магистр Дэйлорона вовсе не проводил время праздно, как могло бы показаться непосвященному. Этот час тишины и покоя Варна отводил размышлениям, как правило, мрачным – ибо Магистр уже давно переступил ту черту прожитого, когда что-то радует и изумляет. Остались только заботы о Дэйлороне, от которых случалась только головная боль.
Варна шагал по хрустким дорожкам и размышлял. К слову, предмет его тяжких размышлений не менялся вот уже на протяжении двух лунных кругов…
«Что бы мне предпринять? – Мысли ворочались тяжело, словно еще не проснулись. – Что? Сейчас от Ильверса нет большого вреда. Можно даже сказать, вовсе никакого вреда, но кто может предугадать, какое озарение на него найдет? А может, он и вовсе лишится рассудка? Что тогда?»
Варна качал головой. Все было слишком сложно – даже для него, лучшего ученика Великого Магистра. Особенно учитывая то обстоятельство, что и в личной библиотеке своего предшественника маг не нашел ни единого толкового описания Закрытого города и того, что именно представлял собой Черный Магистр. Все хронисты, словно сговорившись, ограничились смутными упоминаниями о том, что-де был такой город Избранных и что правил им несколько столетий один и тот же переродившийся дэйлор, вернувшийся из долины предков. Пару раз встретились намеки на то, что и все желающие получить в распоряжение запретную Силу, должны были проделать путь Магистра. То есть сперва умереть. И все. Маги Закрытого города слишком хорошо хранили свои тайны… Разве только Ильверс сболтнул, что по-прежнему не видит той Силы, что порождается взаимодействием вещей. Но, Великие предки, как же было этого мало, чтобы понять и докопаться до истины!
Само существование Черного Магистра ставило под угрозу спокойствие Дэйлорона; и в самом деле, Варне казалось, что он каждую ночь ложится спать на тонкой корочке застывшей вулканической лавы. Если бы от Ильверса можно было избавиться! Но снова возникал вопрос: а как это сделать? Магию Дэйлорона он чувствовал и видел, ибо сам был дэйлор. Потому нападение лучших магов на древнюю цитадель, скорее всего, обернулось бы полным провалом. Старший дал понять, что не собирается принимать участие в склоках магов – и, ах, как жаль! Варна хмыкнул. Ведь как бы пришлись к месту его куницы, да и сам Норл д'Эвери с его нынешней вампирской сущностью! Но – чего нет, того нет. Придется выкручиваться самому и при этом умудриться выйти сухим из воды, ежели что пойдет наперекосяк.
Маг подышал на пальцы, чтобы их согреть. Нет, он просто должен был что-то предпринять, но что?
Ему вдруг захотелось отломить веточку розы, но стоило только неловко взяться – и на пальце выступила алая капля. Варна быстро слизнул ее и вспомнил старого Магистра.
«А что бы ты делал на моем месте, а, Учитель?»
В памяти всплыла их последняя игра в хат-мо, магистр, парламентер… Маг усмехнулся.
«Просчитался ты, Учитель. Не всякий магистр будет слушать парламентера, ох, не всякий… Твоя тактика сработала только на игровой доске, а не в жизни…»
И тут же перед глазами всплыла еще одна картина: алые подушки, алые покрывала, и среди них – истощенный, умирающий старик.
Знаешь, почему говорят, что меня никто не обыгрывал в хат-мо?
– Ты был старым, хитрющим лисом, – проворчал Варна. И вдруг, осененный любопытнейшей мыслью, остановился.
То, что пришло ему в голову вместе с воспоминаниями о старом Учителе, казалось занятным и многообещающим. И Варна ухватился за эту идею.
Он почти бегом вернулся в дом, уселся в кабинете и стал думать, думать… Собственно, почему он собирался самолично избавиться от Ильверса?!! Ведь это куда как с большим успехом могут сделать и другие, да так, что никто и ничего не поймет, не распутает… Хвала предкам, Черный Магистр пока не умеет читать мысли – вот и славненько. А если план потерпит крах, то, разумеется, должны будут пострадать исполнители, что тоже на руку. И не только ему, Варне, но и всему Дэйлорону!
Лихорадочно похрустывая пальцами, маг вскочил и принялся мерить шагами кабинет. Мысли, поутру так лениво ворочавшиеся в голове, теперь крутились, подпрыгивали, почти ощутимо распирая черепную коробку. И наконец в полном восторге от самого себя Варна затряс шнур звонка.
Через считанные мгновения в дверях появился раб, согнулся пополам в глубочайшем поклоне Великому Магистру.
– Ну-ка, беги к Эльмеру, да пусть спешит ко мне. Передай, что у Великого Магистра есть для него поручение.
Норлу д'Эвери, в отличие от Черного Магистра, не нужно было уметь читать мысли, для того чтобы понять: Варна не будет спать по ночам до тех пор, пока угроза благополучию Дэйлорона не упокоится в долине вечной тишины.
Благородный Норл д'Эвери мало что знал о Магистре Черного города; он родился много позже, чем тот воссоединился с предками. Но вот уже на протяжении двухсот с лишним лет n'tahe полагался на собственное восприятие происходящего в слоях Сущего – и оно еще ни разу его не подводило.
Так и на сей раз: вампир просто слушал возмущения Сил, а в особенности – Силы отражений, но, когда наконец последние кусочки мозаики легли по местам, Норл пришел к выводу, что ситуация складывается прямо-таки путающая. В памяти, само собой, всплыло старое и почти забытое предсказание о Последнем Магистре.
Происходящее могло показаться невероятным – но тем не менее так было. Магистр Черного города шутя поглощал нешуточную долю Силы отражения, он жил в ней и ею же питался, как какой-то зловредный паразит. Народу Зла перепадали только жалкие ее крохи – это Норл тоже очень хорошо чувствовал, будучи вампиром.
Оставалось только решить вопрос: а что будет, если Варна д'Кташин все-таки убьет Ильверса? Норл д'Эвери вздохнул. Знать бы, что за птица этот Черный Магистр на самом деле!
«Не узнаешь, пока сам все не увидишь».
Поразмыслив еще немного, он дернул за шнур, приводящий в действие систему зеркал. В пещере тускло засветился столб серого сумеречного света – там, вне тела горы, уже вечерело. Подкрадывалась на мягких лапках ночь, лучшее время для народа Зла.
– Ну что ж, пора и мне посетить новоиспеченного Магистра, – проворчал Норл.
Он крайне не любил ввязываться в такие вот дрязги, но все же… Было любопытно узнать, действительно ли опасен Ильверс для Дэйлорона – или исключительно в воображении Великого Магистра Варны.
Потому, ступив на камень портала, Норл сперва перенесся на южную границу Мелколесья, а оттуда, поднявшись в чистое небо, полетел на юг. Путь предстоял неблизкий; д'Эвери без устали махал крыльями до рассвета. Затем, когда восходящее солнце обожгло нежную кожу, спустился и зарылся в землю, чтобы с закатом двинуться дальше.
…Белые башни Алларена. Они тускло отливали перламутром в ярком свете двух лун и издалека были похожи на неровные кусочки раковины-жемчужницы, расставленные с присущей людям неуклюжестью. Город строился уже на памяти Норла; почему было решено возвести второе кольцо стен вокруг Черной, всеми покинутой цитадели – не знал никто. Лично Норл видел в этом злую иронию времени: большой город вырос как раз вокруг того места, где века тому назад сидел в башне дэйлор, людей уж по крайней мере не привечающий. Вот так всегда и бывает – живет себе зверь, живет, пожирает меньших своих братьев, а потом пройдут века, и на его скелете, присыпанном сухой листвой, появляется на свет потомство тех, кто был его добычей.
На башнях, на стенах поблескивали огоньки факелов, оживляя белый камень трепещущими в ночи багровыми бликами. От этого еще больше усиливалось сходство с кусочками перламутра. И при всей неуклюжести Алларен все-таки был красив – броской, грубоватой красотой неограненной драгоценности.
Норл сделал круг над городом. Вот и черная башня, похожая на костлявый перст, указующий в небо; вот и королевский дворец – восточнее Черного города, тает в сверкающей паутине лунного света, и вышиты серебром окружившие его пруды… А дальше – дома, их видимо-невидимо. Безвкусные, несуразные, на взгляд дэйлор, постройки – но все же дома.
Присмотрев улочку потемнее, Норл камнем упал вниз, на землю. Принюхался. Прислушался.
Тишина.
А потом, открывшись потокам Силы, зашагал в направлении черных стен. К немалому удивлению, Норл чувствовал в городе других n'tahe; они бродили бесцельно по безлюдным улицам, в дома не пытались входить – но и покидать город не собирались. Поразмыслив немного, вампир понял, в чем тут дело, и улыбнулся. Бедолаги ждали, что тот, кто поглощает столько Силы, поделится ею с ними. Сила отражений, которая питала Черного Магистра, манила их, как дикий мед – ос.
Вампир даже столкнулся на перекрестке с болотной ночницей; это было довольно молодое, слабое создание, отощавшее и в грязных лохмотьях. Завидев сородича гораздо сильнее себя, она поспешила убраться прочь, юркнула куда-то в подворотню; Норл только ощутил характерный запах страха, замешанный на дыхании болот.
Он пошел дальше, настороженно всматриваясь в переплетение черных липких нитей. Вне всякого сомнения, они стремились к Черному городу… Похоже было на то, что Ильверс и впрямь стал средоточием отражений этого мира. Это пугало; под ребрами ворочалось недоброе предчувствие. Плохо, когда такие силы стекаются в одни руки, и еще ни разу это не кончалось добром. Хотя конечно же ничего подобного Норл и не видел на своем долгом веку.
И вот наконец ворота Черного города. Вампир невольно усмехнулся – чувствовалась здесь рука древних дэйлор, нечто едва уловимое, застывшее в каждой линии арки, каждом фрагменте барельефа… И весь Черный город блестел в серебристом свете лун, как нарядная, вычурная игрушка.
Норл подпрыгнул, развернул крылья и, не встретив на своем пути никаких препятствий, перелетел через стену. Но становиться на ноги не спешил, сперва осмотрелся, стараясь прочувствовать все скопления Силы, которые могли быть ловушками для нежданных гостей.
Разумеется, капканы были расставлены повсюду, щедро разбросанные по всему пространству внутри кольца стен. Магистр пытался защитить город от людей? Или от дэйлор?
В темноте тускло светилось единственное окно башни; помедлив, вампир легко скользнул к нему. Прислушался – тишина. И, кажется, ни одной ловушки.
А потому, не медля более, он нырнул внутрь. И увидел…
Тот, кто стал Магистром Черного города, сидел в старом, потрепанном кресле перед жарко пылающим камином вполоборота к Норлу и даже не пошевелился при виде столь неожиданного гостя.
Вампир, в свою очередь, не без любопытства рассмотрел мага – и не приметил в нем ровным счетом ничего устрашающего. Перед ним был молодой дэйлор, очень бледный и как бы изможденный болезнью; его белые руки с тонкими, чувствительными пальцами неподвижно лежали на подлокотниках кресла. Голова устало откинута на спинку. Самый обычный дэйлор… Только волосы какого-то странного цвета – желто-серые. Такой цвет вампир видывал у белокурых людей, Когда те начинали седеть.
Молчание затягивалось; Магистр молча взирал на вампира, а тот – на Магистра. Чтобы разорвать эту напряженную тишину, Норл спрыгнул на пол и поклонился:
– Приветствую тебя, Магистр Закрытого города.
Ильверс приподнял бровь.
– И я приветствую тебя, достойнейший n'tahe. Я вижу, ты сильнее других, тех, что клянчат у меня Силу. Зачем ты здесь? И откуда знаешь, что город этот называли Закрытым – за много декад до того, как ты появился на свет?
Норл мысленно поздравил себя с маленькой победой. Магистр заглотил наживку, теперь главное – не упустить!
– Все просто, Высочайший, – ответил он, – я здесь для того, чтобы понять, что ты такое… А о том, что город этот звался Закрытым, я читал в одной из старых книг. Воистину это место для Избранных и закрыто для прочих.
Норл не лгал: все это действительно узнал, копаясь в библиотеке Гнезда, когда пытался понять, чего же, собственно, стоит ждать от Ильверса д'Аштам.
Магистр устало повел рукой – напротив из полумрака вылилось второе кресло.
– Сегодня ты мой гость.
– Благодарю. – Вампир учтиво поклонился, хоть никогда не преклонял головы даже перед королем Дэйлорона. – Думаю, нам есть о чем потолковать, Магистр.
– Я тоже так думаю, – устало отозвался Ильверс.
Впервые за долгие дни, подернутые серым туманом, ему стало интересно; это чувство было хорошим, живым и оттого особенно приятным. К нему и раньше приходили n'tahe, но все они умоляли дать им только одно – Силу, великую Силу, что должна была сделать их сильнее. Впрочем, они всегда получали отказ. А этот вампир казался не таким, как прочие. В нем чувствовалось немалое могущество, приобретенное за долгие годы жизни после перехода и, кроме того, ум и воля. А еще было понятно, что он пришел не как проситель…
– Меня зовут Норл д'Эвери, – представился гость, складывая крылья и устраиваясь в кресле, – вероятно, ты не слышал обо мне, потому что рабам ничего не говорят о Гнезде куниц…
– Я смотрю, ты хорошо осведомлен, – только и заметил Ильверс. С каждой минутой ему становилось все интереснее, и это было приятно – словно возрождался прежний, вымытый Силой молодой дэйлор.
– Ко мне приходил Варна д'Кташин.
– Неужели? И как он находит титул Великого Магистра?
Вампир покачал головой.
– Он весьма обеспокоен твоим существованием, Ильверс, и тебе это должно быть хорошо известно. Ты можешь убить Варну… Но может случиться так, что он захочет убить тебя.
Ильверс задумался. Варна, Варна… Можно было догадаться, что маг начнет подумывать о чем-то подобном.
– Ему не войти в город, – заметил Магистр, – но даже если он и убьет меня – быть может, так будет лучше? Я не могу уйти сам, по своей воле – Сила не позволяет сделать это… Но, видишь ли, я уже устал. Смертельно устал. Мне кажется, я давно мертв, и эта жизнь, которую мне дает Сила отражений, еще хуже, чем пустота в царстве предков наших. Ты ведь понимаешь, что я вижу каждое мгновение?
Сапфировые глаза Норла загадочно блеснули, и он кивнул.
– Да, я понимаю. Но пришел сюда, магистр, не для того, чтобы умолять тебя проявить осторожность. Я пришел сюда, чтобы выяснить, что может произойти после того, как тебя вдруг не станет?
Ильверс пожал плечами.
– Иной раз я думаю, а должен ли существовать такой мир?
– Вот этого-то я и боюсь, – прошептал вампир, – мне нужно знать, Ильверс… Я должен это увидеть… Почувствовать, в конце концов.
– Если ты о Силе, я не знаю, куда именно она уходит из меня. Но, наверное, могу гордиться собой – то, что приходится на долю n'tahe, не так уж велико, чтобы сделать народ Зла слишком сильным и многочисленным. Получается, что я – эдакий отток отражений. Но когда-нибудь мой разум уснет, убаюканный кошмарными снами, и я не замечу этого. Вот тогда-то и начнется самое занятное.
– Позволь мне увидеть Силу, Магистр, – прошептал вампир, поднимаясь с кресла, – я должен знать, чтобы в нужный момент быть рядом.
Ильверс поморщился. Теперь… все казалось таким бесполезным, суетным. И уже никому не нужным. Почему раньше о нем никто не заботился так, как теперь? Ведь раньше он был куда как лучше, он был живым! А вовсе не этим странным и страшным созданием, стоящим на пороге смерти и переживающим в себе каждую каплю отражений.
– А стоит ли оно того, д'Эвери? Вот послушай… Я ведь не знал этого раньше… И взойдет на вершину горы Последний Магистр, страшный ликом. И будут слезы мира сего ему временем и пищей… Не правда ли, это обо мне? Мой предшественник не стал-таки Последним, но, видимо, именно это и есть моя судьба?
Ильверс устало прикрыл глаза.
– Впрочем, гляди. Если интересно.
Повисло напряженное молчание. Затем Ильверс ощутил уважительное, но твердое прикосновение к рукам; пальцы вампира оказались теплыми, сухими – почти как у живого дэйлор.
– Смотри, – повторил Магистр, не открывая глаз, – смотри, если тебе так любопытно. Только вот пророчества имеют обыкновение сбываться. Быть может, не сразу…
– Наверняка есть какой-то выход, – раздался над ухом шелестящий голос n'tahe, – и я полагаю, что старый Магистр знал, как облегчить себе жизнь.
– Но у меня больше нет желания читать книги, – сонно откликнулся Ильверс, – я уже почерпнул из них достаточно, чтобы понять, что я такое. Этого хватит…
…Уломара отвела Золию небольшую комнатку на первом этаже, рядом со странным помещением, которое она называла лабораторией.
В новых апартаментах племянника булочницы прочно обосновались пыль и беспорядок кладовки, но в тот же день две молоденькие служанки вынесли все лишнее, выскребли полы, стены, широкое окно, да так, что все засверкало. Затем, задвинув в угол тяжелый шкаф, конюх магессы, кряхтя и отдуваясь, притащил кровать – большую и добротную, куда с легкостью поместилось бы пять таких мальчишек, как Золий. А простыни были такими, что он вообще усомнился, а можно ли спать на подобной роскоши. Происходящее все больше и больше походило на сказочно красивый сон.
Учеба началась на следующее утро, сразу после завтрака. И тут Золий выяснил одну очень неприятную для себя вещь: оказывается, он не знал и десятой доли того, что должен знать мальчик его возраста, собирающийся стать магом. Уломара повздыхала-повздыхала и начала втолковывать Золию правила чтения и письма. Засим последовала странная наука под названием «арифметика».
– Без этого – никуда, – строго изрекла магесса, – ты не сможешь организовать ни одного приличного взаимодействия, если останешься неграмотным деревенщиной.
Золюшка поначалу скуксился, но потом ему стало интересно; к тому же его подогревала мысль о том, что, пройдя путь от обычного мальчика до могущественного мага, он обязательно вызволит Ильверса из той переделки, в которую тот угодил.
Уломара оказалась мудрой наставницей: по прошествии нескольких дней она начала умело подогревать интерес Золия к магии вещей, и получалось это у нее весьма недурственно. Забывая о времени, Золюшка часами мог раскладывать перед собой компоненты заклятий, сравнивая порождаемые силы и порой недоумевая, почему сложенные вместе две лягушачьи лапки и кусочек лазурита начинали светиться голубым, а те же самые две лягушачьи лапки и два кусочка лазурита – уже лиловым.
– Читай больше – и я дам тебе книги, в которых обо всем этом написано, – только мурлыкала женщина, – настоящий маг должен уметь самостоятельно добывать знания. Иначе это не маг, а деревенский неуч!
И он опять забывал обо всем, с головой погружаясь в неведомые доселе глубины новых образов и ощущений. Так прошел целый круг Большой луны, двадцать дней.
…Беда нагрянула среди бела дня, когда ее меньше всего ждали.
В тот день Уломара и Золий отправились в портняжную лавку, чтобы заказать новое платье для магессы и пару сорочек для него самого. Стоял чудесный весенний денек; от нагретой солнцем земли на клумбах поднимался пар, и каждый булыжник мостовой с удовольствием подставлял округлую спинку горячим лучам. Почки деревьев полопались, выпуская на волю маленькие клейкие листочки, которым стало вдруг тесно; кое-где уже вспухли бутоны.
Пока хозяин лавки и Уломара были заняты снятием мерок, Золий сидел на лавочке и в окно глазел на прохожих. Вот прошагал тощий господин в сопровождении слуги (про себя мальчик обозвал его цаплей). А вот маленькая аккуратная старушка в белоснежном накрахмаленном чепце. Пронеслась стайка мальчишек-оборванцев.
Золий обернулся на скрип двери; в лавку медленно вошел невысокий мужчина. Одет он был бедно, и Золию показалось это странным – такие не ходят в портняжную лавку. Лицо посетителя мальчишке тоже не очень-то понравилось: вытянутое, похожее на крысиную морду, с глубоко посаженными глазками. Еще более странным выглядело поведение незнакомца: вместо того чтобы позвать кого-нибудь или ходить, разглядывая и щупая образцы тканей, он остановился посреди лавки и стал шумно нюхать воздух. Длинные костлявые руки беспорядочно то сгибались, то разгибались, словно и не живой это был человек, а кукла, которую кто-то дергает за веревочки.
Под грудиной зашевелился страх. Золий уже и не помнил, когда ему было в последний раз так страшно. Даже в ту ночь, когда погибла матушка, он чувствовал все по-иному. Тогда была горячая, рвущая душу на части боль – а сейчас… Он понял, что уже давно пора, позвать кого-нибудь на помощь, но не мог набрать в грудь побольше воздуха.
В этот миг подрагивающая, вся в проплешинах, голова мужчины повернулась; он уставился на Золия. По тонким губам скользнул черный язык, и…
– Мама! – завопил в ужасе Золюшка, но из горла выполз сдавленный шепот.
Потому что тело мужчины оплывало, вытягивалось, меняя форму. Удлинилось лицо, вылезли белоснежные зубы-кинжалы; искривился бугром позвоночник, с треском разрывая ветхую одежду. Руки, до сего момента судорожно подергивающиеся, стремительно теряли очертания, присущие рукам человека; теперь уже вместо пальцев прямо из кости лезли огромные когти. И все это время чудовище не мигая смотрело на Золия.
«Хаттар, спаси меня!» – взмолился он. Помогло.
По крайней мере, столбняк, овладевший им поначалу, ушел.
И Золий метнулся к проходу, куда незадолго до этого удалились портной и Уломара, вопя во все горло и зовя на помощь. Рыкнув, чудовище метнулось следом.
– Госпожа!!! Госпожа Уломара! – голос срывался на постыдный девчачий визг, но Золию было все равно. Не видя ничего перед собой, он налетел на нее, едва не сбил с ног.
– Там… там…
Но магесса довольно быстро и сама разобралась в происходящем. Рявкнула:
– Вниз!
И тут же дотронулась рукой до своего радужного ожерелья, с которым никогда не расставалась. Золий упал, вжался в холодный пол; в тот же миг над ним мелькнуло что-то большое и серое. Раздался треск, глухой удар падающего тела, исполненный боли рев… Затем последовала ослепительная вспышка – и все стихло. Мальчишка поднял голову.
Зверь все-таки успел добраться до женщины, наверное, как раз в тот миг, когда она пустила в него молнию. А на полу расползалась громадная черная лужа, и было непонятно, чья это кровь.
В первый миг Золию подумалось, что Уломара не дышит. Ее белая худая рука со скрюченными хищно пальцами безжизненно замерла на дощатом полу; глаза были закрыты. Казалось, неподвижная туша чудовища передавила ее пополам.
Потом магесса шевельнулась, открыла глаза – и судорожно попыталась освободиться.
– Госпожа Уломара!
Золий бросился к телу нелюди, ухватился за мохнатую ногу и потянул на себя, изо всех сил стараясь помочь. Но оборотень был на диво тяжелым, и, не вынырни откуда-то из потемок портной, он бы провозился еще долго.
Магесса наконец села на полу, Золий услышал, как с ее губ сорвался болезненный стон – и только теперь заметил, что она зажимает рукой правый бок, а на белоснежной сорочке, в которой Уломара выскочила из примерочной комнаты, стремительно расплывается ярко-красное пятно.
– Великий Хаттар! Да что ж это такое? – Хозяин заведения горестно воздел руки к небу. – Да вы тяжело ранены, моя госпожа!
Уломара, тяжело и хрипло дыша, окинула его раздраженным взглядом.
– Ничего… Бывало и хуже. Когтями-таки достал…
– Мальчик чувствует магию вещей, – сказала Уломара. – Я это поняла еще днем, в пекарне. Послушайте, я клянусь вам, что не обижу его! Ну, подумайте, разве вы не хотите, чтобы у вашего сына было блестящее и обеспеченное будущее? Маги сейчас в цене, а лет через десять, когда нелюди расплодится еще больше, магические навыки станут залогом достатка.
– Он мой приемный сын, – чуть запоздало поправила Тама, – его матушку убили на севере… А что ты скажешь, Золюшка?
И, улыбаясь, посмотрела на него.
А Золий ощутил острое желание сделаться маленькой мышкой и ускользнуть прочь из этой комнаты.
– Подумай хорошенько, – голос Уломары был мягким, как пух, – и не торопись отказываться. Этого не нужно бояться, этим нужно гордиться. Ты сможешь приходить к родным в гости, я не буду препятствовать.
«Но я не хочу этого! – едва не сказал Золий, – я в я самом деле не хочу…»
И вовремя прикусил язык, вспомнив Ильверса. А что, если, став магом, он сможет помочь своему другу?
– Ну, что ты решил? – Тама выбралась из-за стола, подошла и взъерошила ему волосы на макушке, – мне кажется, госпожа Уломара предлагает тебе хорошее дело. Вырастешь, станешь ученым… И все у тебя будет, малыш. Золий упрямо тряхнул головой.
– Я… я готов учиться.
И посмотрел прямо в темные глаза магессы. Они больше не пугали; Золий увидел в них что-то далекое, но знакомое, словно Уломара была, ему такой же родственницей, как и Тама.
Утром следующего дня за ним прибыла повозка и без лишней кутерьмы и прощаний увезла из тетушкиного дома.
Сад Великого Магистра медленно просыпался, нежась в первых лучах весеннего солнца. Казалось, еще не уползла зима в подземные чертоги, но уже весело трещали пташки, а из черной мокрой земли несмело проглядывали первые травинки.
В это раннее время Варна уже был на ногах; этикет настоятельно рекомендовал утренние прогулки, и маг решил четко следовать предписаниям. Потому он ежедневно встречал восход солнца в саду, бродя по аккуратным дорожкам и любуясь на черные, еще дремлющие кусты роз. Ведь пройдет совсем немного времени – и они оденутся шелковистыми листочками, а потом и порадуют взор крупными белоснежными цветками…
Прогуливаясь, Великий Магистр Дэйлорона вовсе не проводил время праздно, как могло бы показаться непосвященному. Этот час тишины и покоя Варна отводил размышлениям, как правило, мрачным – ибо Магистр уже давно переступил ту черту прожитого, когда что-то радует и изумляет. Остались только заботы о Дэйлороне, от которых случалась только головная боль.
Варна шагал по хрустким дорожкам и размышлял. К слову, предмет его тяжких размышлений не менялся вот уже на протяжении двух лунных кругов…
«Что бы мне предпринять? – Мысли ворочались тяжело, словно еще не проснулись. – Что? Сейчас от Ильверса нет большого вреда. Можно даже сказать, вовсе никакого вреда, но кто может предугадать, какое озарение на него найдет? А может, он и вовсе лишится рассудка? Что тогда?»
Варна качал головой. Все было слишком сложно – даже для него, лучшего ученика Великого Магистра. Особенно учитывая то обстоятельство, что и в личной библиотеке своего предшественника маг не нашел ни единого толкового описания Закрытого города и того, что именно представлял собой Черный Магистр. Все хронисты, словно сговорившись, ограничились смутными упоминаниями о том, что-де был такой город Избранных и что правил им несколько столетий один и тот же переродившийся дэйлор, вернувшийся из долины предков. Пару раз встретились намеки на то, что и все желающие получить в распоряжение запретную Силу, должны были проделать путь Магистра. То есть сперва умереть. И все. Маги Закрытого города слишком хорошо хранили свои тайны… Разве только Ильверс сболтнул, что по-прежнему не видит той Силы, что порождается взаимодействием вещей. Но, Великие предки, как же было этого мало, чтобы понять и докопаться до истины!
Само существование Черного Магистра ставило под угрозу спокойствие Дэйлорона; и в самом деле, Варне казалось, что он каждую ночь ложится спать на тонкой корочке застывшей вулканической лавы. Если бы от Ильверса можно было избавиться! Но снова возникал вопрос: а как это сделать? Магию Дэйлорона он чувствовал и видел, ибо сам был дэйлор. Потому нападение лучших магов на древнюю цитадель, скорее всего, обернулось бы полным провалом. Старший дал понять, что не собирается принимать участие в склоках магов – и, ах, как жаль! Варна хмыкнул. Ведь как бы пришлись к месту его куницы, да и сам Норл д'Эвери с его нынешней вампирской сущностью! Но – чего нет, того нет. Придется выкручиваться самому и при этом умудриться выйти сухим из воды, ежели что пойдет наперекосяк.
Маг подышал на пальцы, чтобы их согреть. Нет, он просто должен был что-то предпринять, но что?
Ему вдруг захотелось отломить веточку розы, но стоило только неловко взяться – и на пальце выступила алая капля. Варна быстро слизнул ее и вспомнил старого Магистра.
«А что бы ты делал на моем месте, а, Учитель?»
В памяти всплыла их последняя игра в хат-мо, магистр, парламентер… Маг усмехнулся.
«Просчитался ты, Учитель. Не всякий магистр будет слушать парламентера, ох, не всякий… Твоя тактика сработала только на игровой доске, а не в жизни…»
И тут же перед глазами всплыла еще одна картина: алые подушки, алые покрывала, и среди них – истощенный, умирающий старик.
Знаешь, почему говорят, что меня никто не обыгрывал в хат-мо?
– Ты был старым, хитрющим лисом, – проворчал Варна. И вдруг, осененный любопытнейшей мыслью, остановился.
То, что пришло ему в голову вместе с воспоминаниями о старом Учителе, казалось занятным и многообещающим. И Варна ухватился за эту идею.
Он почти бегом вернулся в дом, уселся в кабинете и стал думать, думать… Собственно, почему он собирался самолично избавиться от Ильверса?!! Ведь это куда как с большим успехом могут сделать и другие, да так, что никто и ничего не поймет, не распутает… Хвала предкам, Черный Магистр пока не умеет читать мысли – вот и славненько. А если план потерпит крах, то, разумеется, должны будут пострадать исполнители, что тоже на руку. И не только ему, Варне, но и всему Дэйлорону!
Лихорадочно похрустывая пальцами, маг вскочил и принялся мерить шагами кабинет. Мысли, поутру так лениво ворочавшиеся в голове, теперь крутились, подпрыгивали, почти ощутимо распирая черепную коробку. И наконец в полном восторге от самого себя Варна затряс шнур звонка.
Через считанные мгновения в дверях появился раб, согнулся пополам в глубочайшем поклоне Великому Магистру.
– Ну-ка, беги к Эльмеру, да пусть спешит ко мне. Передай, что у Великого Магистра есть для него поручение.
Норлу д'Эвери, в отличие от Черного Магистра, не нужно было уметь читать мысли, для того чтобы понять: Варна не будет спать по ночам до тех пор, пока угроза благополучию Дэйлорона не упокоится в долине вечной тишины.
Благородный Норл д'Эвери мало что знал о Магистре Черного города; он родился много позже, чем тот воссоединился с предками. Но вот уже на протяжении двухсот с лишним лет n'tahe полагался на собственное восприятие происходящего в слоях Сущего – и оно еще ни разу его не подводило.
Так и на сей раз: вампир просто слушал возмущения Сил, а в особенности – Силы отражений, но, когда наконец последние кусочки мозаики легли по местам, Норл пришел к выводу, что ситуация складывается прямо-таки путающая. В памяти, само собой, всплыло старое и почти забытое предсказание о Последнем Магистре.
Происходящее могло показаться невероятным – но тем не менее так было. Магистр Черного города шутя поглощал нешуточную долю Силы отражения, он жил в ней и ею же питался, как какой-то зловредный паразит. Народу Зла перепадали только жалкие ее крохи – это Норл тоже очень хорошо чувствовал, будучи вампиром.
Оставалось только решить вопрос: а что будет, если Варна д'Кташин все-таки убьет Ильверса? Норл д'Эвери вздохнул. Знать бы, что за птица этот Черный Магистр на самом деле!
«Не узнаешь, пока сам все не увидишь».
Поразмыслив еще немного, он дернул за шнур, приводящий в действие систему зеркал. В пещере тускло засветился столб серого сумеречного света – там, вне тела горы, уже вечерело. Подкрадывалась на мягких лапках ночь, лучшее время для народа Зла.
– Ну что ж, пора и мне посетить новоиспеченного Магистра, – проворчал Норл.
Он крайне не любил ввязываться в такие вот дрязги, но все же… Было любопытно узнать, действительно ли опасен Ильверс для Дэйлорона – или исключительно в воображении Великого Магистра Варны.
Потому, ступив на камень портала, Норл сперва перенесся на южную границу Мелколесья, а оттуда, поднявшись в чистое небо, полетел на юг. Путь предстоял неблизкий; д'Эвери без устали махал крыльями до рассвета. Затем, когда восходящее солнце обожгло нежную кожу, спустился и зарылся в землю, чтобы с закатом двинуться дальше.
…Белые башни Алларена. Они тускло отливали перламутром в ярком свете двух лун и издалека были похожи на неровные кусочки раковины-жемчужницы, расставленные с присущей людям неуклюжестью. Город строился уже на памяти Норла; почему было решено возвести второе кольцо стен вокруг Черной, всеми покинутой цитадели – не знал никто. Лично Норл видел в этом злую иронию времени: большой город вырос как раз вокруг того места, где века тому назад сидел в башне дэйлор, людей уж по крайней мере не привечающий. Вот так всегда и бывает – живет себе зверь, живет, пожирает меньших своих братьев, а потом пройдут века, и на его скелете, присыпанном сухой листвой, появляется на свет потомство тех, кто был его добычей.
На башнях, на стенах поблескивали огоньки факелов, оживляя белый камень трепещущими в ночи багровыми бликами. От этого еще больше усиливалось сходство с кусочками перламутра. И при всей неуклюжести Алларен все-таки был красив – броской, грубоватой красотой неограненной драгоценности.
Норл сделал круг над городом. Вот и черная башня, похожая на костлявый перст, указующий в небо; вот и королевский дворец – восточнее Черного города, тает в сверкающей паутине лунного света, и вышиты серебром окружившие его пруды… А дальше – дома, их видимо-невидимо. Безвкусные, несуразные, на взгляд дэйлор, постройки – но все же дома.
Присмотрев улочку потемнее, Норл камнем упал вниз, на землю. Принюхался. Прислушался.
Тишина.
А потом, открывшись потокам Силы, зашагал в направлении черных стен. К немалому удивлению, Норл чувствовал в городе других n'tahe; они бродили бесцельно по безлюдным улицам, в дома не пытались входить – но и покидать город не собирались. Поразмыслив немного, вампир понял, в чем тут дело, и улыбнулся. Бедолаги ждали, что тот, кто поглощает столько Силы, поделится ею с ними. Сила отражений, которая питала Черного Магистра, манила их, как дикий мед – ос.
Вампир даже столкнулся на перекрестке с болотной ночницей; это было довольно молодое, слабое создание, отощавшее и в грязных лохмотьях. Завидев сородича гораздо сильнее себя, она поспешила убраться прочь, юркнула куда-то в подворотню; Норл только ощутил характерный запах страха, замешанный на дыхании болот.
Он пошел дальше, настороженно всматриваясь в переплетение черных липких нитей. Вне всякого сомнения, они стремились к Черному городу… Похоже было на то, что Ильверс и впрямь стал средоточием отражений этого мира. Это пугало; под ребрами ворочалось недоброе предчувствие. Плохо, когда такие силы стекаются в одни руки, и еще ни разу это не кончалось добром. Хотя конечно же ничего подобного Норл и не видел на своем долгом веку.
И вот наконец ворота Черного города. Вампир невольно усмехнулся – чувствовалась здесь рука древних дэйлор, нечто едва уловимое, застывшее в каждой линии арки, каждом фрагменте барельефа… И весь Черный город блестел в серебристом свете лун, как нарядная, вычурная игрушка.
Норл подпрыгнул, развернул крылья и, не встретив на своем пути никаких препятствий, перелетел через стену. Но становиться на ноги не спешил, сперва осмотрелся, стараясь прочувствовать все скопления Силы, которые могли быть ловушками для нежданных гостей.
Разумеется, капканы были расставлены повсюду, щедро разбросанные по всему пространству внутри кольца стен. Магистр пытался защитить город от людей? Или от дэйлор?
В темноте тускло светилось единственное окно башни; помедлив, вампир легко скользнул к нему. Прислушался – тишина. И, кажется, ни одной ловушки.
А потому, не медля более, он нырнул внутрь. И увидел…
Тот, кто стал Магистром Черного города, сидел в старом, потрепанном кресле перед жарко пылающим камином вполоборота к Норлу и даже не пошевелился при виде столь неожиданного гостя.
Вампир, в свою очередь, не без любопытства рассмотрел мага – и не приметил в нем ровным счетом ничего устрашающего. Перед ним был молодой дэйлор, очень бледный и как бы изможденный болезнью; его белые руки с тонкими, чувствительными пальцами неподвижно лежали на подлокотниках кресла. Голова устало откинута на спинку. Самый обычный дэйлор… Только волосы какого-то странного цвета – желто-серые. Такой цвет вампир видывал у белокурых людей, Когда те начинали седеть.
Молчание затягивалось; Магистр молча взирал на вампира, а тот – на Магистра. Чтобы разорвать эту напряженную тишину, Норл спрыгнул на пол и поклонился:
– Приветствую тебя, Магистр Закрытого города.
Ильверс приподнял бровь.
– И я приветствую тебя, достойнейший n'tahe. Я вижу, ты сильнее других, тех, что клянчат у меня Силу. Зачем ты здесь? И откуда знаешь, что город этот называли Закрытым – за много декад до того, как ты появился на свет?
Норл мысленно поздравил себя с маленькой победой. Магистр заглотил наживку, теперь главное – не упустить!
– Все просто, Высочайший, – ответил он, – я здесь для того, чтобы понять, что ты такое… А о том, что город этот звался Закрытым, я читал в одной из старых книг. Воистину это место для Избранных и закрыто для прочих.
Норл не лгал: все это действительно узнал, копаясь в библиотеке Гнезда, когда пытался понять, чего же, собственно, стоит ждать от Ильверса д'Аштам.
Магистр устало повел рукой – напротив из полумрака вылилось второе кресло.
– Сегодня ты мой гость.
– Благодарю. – Вампир учтиво поклонился, хоть никогда не преклонял головы даже перед королем Дэйлорона. – Думаю, нам есть о чем потолковать, Магистр.
– Я тоже так думаю, – устало отозвался Ильверс.
Впервые за долгие дни, подернутые серым туманом, ему стало интересно; это чувство было хорошим, живым и оттого особенно приятным. К нему и раньше приходили n'tahe, но все они умоляли дать им только одно – Силу, великую Силу, что должна была сделать их сильнее. Впрочем, они всегда получали отказ. А этот вампир казался не таким, как прочие. В нем чувствовалось немалое могущество, приобретенное за долгие годы жизни после перехода и, кроме того, ум и воля. А еще было понятно, что он пришел не как проситель…
– Меня зовут Норл д'Эвери, – представился гость, складывая крылья и устраиваясь в кресле, – вероятно, ты не слышал обо мне, потому что рабам ничего не говорят о Гнезде куниц…
– Я смотрю, ты хорошо осведомлен, – только и заметил Ильверс. С каждой минутой ему становилось все интереснее, и это было приятно – словно возрождался прежний, вымытый Силой молодой дэйлор.
– Ко мне приходил Варна д'Кташин.
– Неужели? И как он находит титул Великого Магистра?
Вампир покачал головой.
– Он весьма обеспокоен твоим существованием, Ильверс, и тебе это должно быть хорошо известно. Ты можешь убить Варну… Но может случиться так, что он захочет убить тебя.
Ильверс задумался. Варна, Варна… Можно было догадаться, что маг начнет подумывать о чем-то подобном.
– Ему не войти в город, – заметил Магистр, – но даже если он и убьет меня – быть может, так будет лучше? Я не могу уйти сам, по своей воле – Сила не позволяет сделать это… Но, видишь ли, я уже устал. Смертельно устал. Мне кажется, я давно мертв, и эта жизнь, которую мне дает Сила отражений, еще хуже, чем пустота в царстве предков наших. Ты ведь понимаешь, что я вижу каждое мгновение?
Сапфировые глаза Норла загадочно блеснули, и он кивнул.
– Да, я понимаю. Но пришел сюда, магистр, не для того, чтобы умолять тебя проявить осторожность. Я пришел сюда, чтобы выяснить, что может произойти после того, как тебя вдруг не станет?
Ильверс пожал плечами.
– Иной раз я думаю, а должен ли существовать такой мир?
– Вот этого-то я и боюсь, – прошептал вампир, – мне нужно знать, Ильверс… Я должен это увидеть… Почувствовать, в конце концов.
– Если ты о Силе, я не знаю, куда именно она уходит из меня. Но, наверное, могу гордиться собой – то, что приходится на долю n'tahe, не так уж велико, чтобы сделать народ Зла слишком сильным и многочисленным. Получается, что я – эдакий отток отражений. Но когда-нибудь мой разум уснет, убаюканный кошмарными снами, и я не замечу этого. Вот тогда-то и начнется самое занятное.
– Позволь мне увидеть Силу, Магистр, – прошептал вампир, поднимаясь с кресла, – я должен знать, чтобы в нужный момент быть рядом.
Ильверс поморщился. Теперь… все казалось таким бесполезным, суетным. И уже никому не нужным. Почему раньше о нем никто не заботился так, как теперь? Ведь раньше он был куда как лучше, он был живым! А вовсе не этим странным и страшным созданием, стоящим на пороге смерти и переживающим в себе каждую каплю отражений.
– А стоит ли оно того, д'Эвери? Вот послушай… Я ведь не знал этого раньше… И взойдет на вершину горы Последний Магистр, страшный ликом. И будут слезы мира сего ему временем и пищей… Не правда ли, это обо мне? Мой предшественник не стал-таки Последним, но, видимо, именно это и есть моя судьба?
Ильверс устало прикрыл глаза.
– Впрочем, гляди. Если интересно.
Повисло напряженное молчание. Затем Ильверс ощутил уважительное, но твердое прикосновение к рукам; пальцы вампира оказались теплыми, сухими – почти как у живого дэйлор.
– Смотри, – повторил Магистр, не открывая глаз, – смотри, если тебе так любопытно. Только вот пророчества имеют обыкновение сбываться. Быть может, не сразу…
– Наверняка есть какой-то выход, – раздался над ухом шелестящий голос n'tahe, – и я полагаю, что старый Магистр знал, как облегчить себе жизнь.
– Но у меня больше нет желания читать книги, – сонно откликнулся Ильверс, – я уже почерпнул из них достаточно, чтобы понять, что я такое. Этого хватит…
…Уломара отвела Золию небольшую комнатку на первом этаже, рядом со странным помещением, которое она называла лабораторией.
В новых апартаментах племянника булочницы прочно обосновались пыль и беспорядок кладовки, но в тот же день две молоденькие служанки вынесли все лишнее, выскребли полы, стены, широкое окно, да так, что все засверкало. Затем, задвинув в угол тяжелый шкаф, конюх магессы, кряхтя и отдуваясь, притащил кровать – большую и добротную, куда с легкостью поместилось бы пять таких мальчишек, как Золий. А простыни были такими, что он вообще усомнился, а можно ли спать на подобной роскоши. Происходящее все больше и больше походило на сказочно красивый сон.
Учеба началась на следующее утро, сразу после завтрака. И тут Золий выяснил одну очень неприятную для себя вещь: оказывается, он не знал и десятой доли того, что должен знать мальчик его возраста, собирающийся стать магом. Уломара повздыхала-повздыхала и начала втолковывать Золию правила чтения и письма. Засим последовала странная наука под названием «арифметика».
– Без этого – никуда, – строго изрекла магесса, – ты не сможешь организовать ни одного приличного взаимодействия, если останешься неграмотным деревенщиной.
Золюшка поначалу скуксился, но потом ему стало интересно; к тому же его подогревала мысль о том, что, пройдя путь от обычного мальчика до могущественного мага, он обязательно вызволит Ильверса из той переделки, в которую тот угодил.
Уломара оказалась мудрой наставницей: по прошествии нескольких дней она начала умело подогревать интерес Золия к магии вещей, и получалось это у нее весьма недурственно. Забывая о времени, Золюшка часами мог раскладывать перед собой компоненты заклятий, сравнивая порождаемые силы и порой недоумевая, почему сложенные вместе две лягушачьи лапки и кусочек лазурита начинали светиться голубым, а те же самые две лягушачьи лапки и два кусочка лазурита – уже лиловым.
– Читай больше – и я дам тебе книги, в которых обо всем этом написано, – только мурлыкала женщина, – настоящий маг должен уметь самостоятельно добывать знания. Иначе это не маг, а деревенский неуч!
И он опять забывал обо всем, с головой погружаясь в неведомые доселе глубины новых образов и ощущений. Так прошел целый круг Большой луны, двадцать дней.
…Беда нагрянула среди бела дня, когда ее меньше всего ждали.
В тот день Уломара и Золий отправились в портняжную лавку, чтобы заказать новое платье для магессы и пару сорочек для него самого. Стоял чудесный весенний денек; от нагретой солнцем земли на клумбах поднимался пар, и каждый булыжник мостовой с удовольствием подставлял округлую спинку горячим лучам. Почки деревьев полопались, выпуская на волю маленькие клейкие листочки, которым стало вдруг тесно; кое-где уже вспухли бутоны.
Пока хозяин лавки и Уломара были заняты снятием мерок, Золий сидел на лавочке и в окно глазел на прохожих. Вот прошагал тощий господин в сопровождении слуги (про себя мальчик обозвал его цаплей). А вот маленькая аккуратная старушка в белоснежном накрахмаленном чепце. Пронеслась стайка мальчишек-оборванцев.
Золий обернулся на скрип двери; в лавку медленно вошел невысокий мужчина. Одет он был бедно, и Золию показалось это странным – такие не ходят в портняжную лавку. Лицо посетителя мальчишке тоже не очень-то понравилось: вытянутое, похожее на крысиную морду, с глубоко посаженными глазками. Еще более странным выглядело поведение незнакомца: вместо того чтобы позвать кого-нибудь или ходить, разглядывая и щупая образцы тканей, он остановился посреди лавки и стал шумно нюхать воздух. Длинные костлявые руки беспорядочно то сгибались, то разгибались, словно и не живой это был человек, а кукла, которую кто-то дергает за веревочки.
Под грудиной зашевелился страх. Золий уже и не помнил, когда ему было в последний раз так страшно. Даже в ту ночь, когда погибла матушка, он чувствовал все по-иному. Тогда была горячая, рвущая душу на части боль – а сейчас… Он понял, что уже давно пора, позвать кого-нибудь на помощь, но не мог набрать в грудь побольше воздуха.
В этот миг подрагивающая, вся в проплешинах, голова мужчины повернулась; он уставился на Золия. По тонким губам скользнул черный язык, и…
– Мама! – завопил в ужасе Золюшка, но из горла выполз сдавленный шепот.
Потому что тело мужчины оплывало, вытягивалось, меняя форму. Удлинилось лицо, вылезли белоснежные зубы-кинжалы; искривился бугром позвоночник, с треском разрывая ветхую одежду. Руки, до сего момента судорожно подергивающиеся, стремительно теряли очертания, присущие рукам человека; теперь уже вместо пальцев прямо из кости лезли огромные когти. И все это время чудовище не мигая смотрело на Золия.
«Хаттар, спаси меня!» – взмолился он. Помогло.
По крайней мере, столбняк, овладевший им поначалу, ушел.
И Золий метнулся к проходу, куда незадолго до этого удалились портной и Уломара, вопя во все горло и зовя на помощь. Рыкнув, чудовище метнулось следом.
– Госпожа!!! Госпожа Уломара! – голос срывался на постыдный девчачий визг, но Золию было все равно. Не видя ничего перед собой, он налетел на нее, едва не сбил с ног.
– Там… там…
Но магесса довольно быстро и сама разобралась в происходящем. Рявкнула:
– Вниз!
И тут же дотронулась рукой до своего радужного ожерелья, с которым никогда не расставалась. Золий упал, вжался в холодный пол; в тот же миг над ним мелькнуло что-то большое и серое. Раздался треск, глухой удар падающего тела, исполненный боли рев… Затем последовала ослепительная вспышка – и все стихло. Мальчишка поднял голову.
Зверь все-таки успел добраться до женщины, наверное, как раз в тот миг, когда она пустила в него молнию. А на полу расползалась громадная черная лужа, и было непонятно, чья это кровь.
В первый миг Золию подумалось, что Уломара не дышит. Ее белая худая рука со скрюченными хищно пальцами безжизненно замерла на дощатом полу; глаза были закрыты. Казалось, неподвижная туша чудовища передавила ее пополам.
Потом магесса шевельнулась, открыла глаза – и судорожно попыталась освободиться.
– Госпожа Уломара!
Золий бросился к телу нелюди, ухватился за мохнатую ногу и потянул на себя, изо всех сил стараясь помочь. Но оборотень был на диво тяжелым, и, не вынырни откуда-то из потемок портной, он бы провозился еще долго.
Магесса наконец села на полу, Золий услышал, как с ее губ сорвался болезненный стон – и только теперь заметил, что она зажимает рукой правый бок, а на белоснежной сорочке, в которой Уломара выскочила из примерочной комнаты, стремительно расплывается ярко-красное пятно.
– Великий Хаттар! Да что ж это такое? – Хозяин заведения горестно воздел руки к небу. – Да вы тяжело ранены, моя госпожа!
Уломара, тяжело и хрипло дыша, окинула его раздраженным взглядом.
– Ничего… Бывало и хуже. Когтями-таки достал…