Страница:
Не дослушав, Варна оторвал ей голову. В вечернее небо плеснула черная жижа, поплыл запах тлена… Маг сжег тело n'tahe, несколько мгновений постоял над кучкой пепла, раздумывая…
Все-таки то, что он предпринял, было единственно верным. Теперь Черный Магистр показал себя, и следует знать, на что он способен.
– Великий Магистр…
Опомнившись, Варна обернулся. И понял, что позади собрались все его ученики. Акки трусливо прятался за спинами молодых и не очень магов.
– Великий Магистр, больше никого не осталось. Битва закончилась.
Он так и не понял, кто именно это сказал. Тяжело переводя дух, процедил:
– Вы все… понесете наказание. Каждый из вас, да! То, что случилось… Вы могли предотвратить гибель многих, если бы не ждали моего приказа.
И, не оборачиваясь более, он пошел прочь, но не открывая портал в Дом Великого Магистра – а к тихим озерцам, ставшим свидетелями бойни.
На сердце было горько; магу не хотелось видеть ни свой приторно-уютный кабинет, ни подобострастно склоняющихся учеников. С особенной силой, как никогда раньше, проснулось желание вновь побывать в том месте, где молодой Варна д'Кташин впервые узрил Силу и смог дотянуться до ее чистых солнечных струн. Как же давно это было! Великий Магистр нахмурился, попробовал вспомнить… Да, сейчас его возраст приблизился к столетию, это хорошие, зрелые годы, когда разум и опыт прожитых лет прекрасно дополняют друг друга. А тогда – о тогда, он был совсем юным, после выхода из кокона не прошло и семи лет. Кровь горячо бурлила в жилах, и в голову лезли самые безумные мысли, какие только и бывают у молодых и не обремененных трудом высокорожденных.
Варна без труда нашел памятное озерцо; оно пряталось среди папоротников, спокойное, питаемое ключевой водой. Здесь он задремал как-то с книгой и, пока спал, ощущал на лице чьи-то мягкие, ласкающие прикосновения. В миг пробуждения молодой дэйлор увидел столб солнечного света, уходящий в темную воду, прищурился и взглянул на мир как-то по-особенному. Тогда он даже не мог объяснить как. От горячего солнца в землю уходили тугие, искрящиеся струны света, они звали, манили…
И Варна, будучи не в силах противиться вечному зову Силы, мысленно коснулся их.
Маг прищурился, глядя на застывшее зеркало водоема. Сквозь разросшиеся кроны деревьев-стражей на темную воду падали невесомые снопы света, почти так же, как и в тот памятный день… Варна ощутил легкое и, казалось бы, совершенно беспричинное беспокойство.
Все так, как и раньше… Или все-таки нет?
Он посмотрел на озерцо другим, магическим взглядом. И внезапно ощутил, как холодная волна подкатила к самому сердцу.
Предчувствие не обманывало; теперь… и вправду все изменилось. То, что раньше было прекрасным, нынче увядало, ссыхалось на глазах, что-то невидимое подтачивало мощные деревья, и даже вода в озерце замутилась темно-багровыми сгустками. А струны Силы, так похожие на яркую радугу, искривились и поблекли.
Варна, с трудом веря собственным ощущениям, огляделся еще раз. Но ничего не изменилось – все таже отравленная земля, мертвая вода и медленно умирающий лес.
В голове пронеслась мысль о том, что просто смерть – это слишком мягкое наказание для Черного Магистра. Варна не отказался бы опробовать на Ильверсе весь арсенал мастеров дознания, но – увы. Об этом оставалось только мечтать.
Маги Алларена начали собираться к вечеру. Уломара ради такого важного совещания даже приказала подготовить Большой зал, который до этого стоял закрытым. В результате вся прислуга, да и Золий, весь остаток дня трудились не покладая рук: снимали пыльные чехлы с мебели, мыли окна, до блеска натирали полы, расставляли чеканные канделябры… А хозяйка дома все это время пропадала, запершись с магом дэйлор в кабинете.
Золюшка пару раз едва не поддался искушению подобраться к дверям и подслушать, о чем они там разговаривают, но каждый раз поспешно одергивал себя. В конце концов, если бы Эльмер – так назвался спасший его маг – почувствовал, что за ним и Уломарой шпионят, вряд ли он пришел бы в восторг. К тому же магессе наверняка стало бы стыдно – а Золию вовсе не хотелось, чтобы наставница из-за него краснела. Поэтому, насупившись, он тер полы, безуспешно пытаясь думать о красоте узора, выложенного разноцветными плитками.
Позже, когда все в зале засверкало чистотой и запылали маленькие жаркие звездочки свечей, пришла Уломара. На ней было умопомрачительное платье, каких Золию тоже еще не приходилось видеть; воротник, широкие манжеты – все горело золотым шитьем и мелкими самоцветами. Вуаль магесса больше не надела, и ее новое лицо, бледное, но с блестящими темными глазами, казалось весьма приятным и благородным. Впрочем, даже тогда, когда щека Уломары была обезображена шрамом, Золюшка не считал ее уродливой. Темные волосы женщина уложила в высокую прическу, напоминающую ракушку, и закрепила резным гребнем, в котором капельками сияли алмазы.
Эльмер тоже спустился; не говоря ни слова, уселся в огромное кресло в углу и замер, сцепив на коленях пальцы. Золий исподтишка поглядывал на дэйлор; все никак не мог понять, по душе ему этот маг или нет. Эльмер походил на Ильверса: те же черные глаза, брови, полосы и бледная кожа, гладкая, без изъянов, – такой не бывает у людей. Лоб – высокий, умный, прочерченный тонкими морщинками, нос – с горбинкой, изящных очертаний; подбородок решительный и тщательно выбритый, только черная борода все равно синевой просвечивает сквозь кожу… Золюшка вдруг перехватил взгляд, который Уломара бросила на мага – и отчего-то ему стало неловко и стыдно. Потому что была в этом взгляде непонятная жадность – так голодный человек смотрит на вожделенный, исходящий вкусным паром кусок мяса.
Уломара подошла к Золюшке, быстро прошептала:
– Посиди тут, в уголке, малыш. Ты – мой ученик, и тебе уже пора знать магов Алларена.
Он покорно кивнул, уселся на табуретку в уголке, рядом с камином, и приготовился к длительному ожиданию. Впрочем, ждал недолго.
…Первым прибыл красавец, с волосами почти белыми, но не седыми. Его бархатный кафтан был подобран в тон светло-голубым глазам и расшит мелким жемчугом. Он поклонился Уломаре, на мгновение задержал взгляд на ее лице – однако ни единым движением не выдал своего удивления. Затем посмотрел на замершего Эльмера и нахмурился.
– Великий Хаттар, Уломара! Хотелось бы мне знать, что ты задумала! Ты вообще представляешь себе, кого привела в свой дом?
Магесса одарила его кривой улыбкой.
– Вечер добрый, Кхеон. Я понимаю, что ты удивлен, но наберись терпения, прошу, и твое любопытство будет полностью удовлетворено. Да, я хочу представить тебе своего ученика… Золий, подойди сюда.
Мальчишке ничего не оставалось, как покинуть свой тихий уголок. Кхеон лишь мельком взглянул в его сторону.
– А, так у тебя ученик… что ж, мои поздравления.
Он взял Уломару за локоть и, приблизив свои губы к ее уху, что-то зашептал, то и дело бросая настороженные взгляды в сторону дэйлор. Магесса скривилась.
– Оставь. Это мой дом, и я буду приводить сюда всех, кого пожелаю!
Маг потер подбородок.
– Что ж, поступай как знаешь.
И, ухмыльнувшись, устроился на одном из стульев, которые прислуга расставила вокруг большого стола.
Затем на порог шагнули двое совершенно одинаковых мужчин; Золий даже потер глаза – но ничего не изменилось.
«Близнецы!» – догадался он и стал с интересом наблюдать за тем, как они приветствовали Уломару.
Этих двоих звали Охоро и Ахоро, они были одинаково причесаны, их тусклые зеленоватые глаза с одинаковым интересом взглянули на Эльмера, кольнули Золюшку. Единственным их различием были шейные платки – у Охоро – алый, у Ахоро – золотистый.
– У нас сегодня званый ужин? – усмехнулся в смоляные усы Охоро, целуя руку Уломаре.
– У нас сегодня важный гость, – ответила магесса, чуть склонив голову. Даже Золюшка понял, что она с большим уважением относится к близнецам. Не то что к голубоглазому красавчику.
– Это любопытно, – Ахоро потер руки, – впрочем, я не удивлен. Последнее время что-то нехорошее происходит в Алларене… Темная нелюдь потянулась к человеческому жилью.
– Ну, мы скоро все узнаем, только надо подождать остальных, – прервал его Охоро. И, еще раз приложившись к руке Уломары, потащил брата к висящей на пене картине. До Золия донеслись обрывки их тихого разговора; маги с оживлением обсуждали манеру письма, в которой была выполнена картина.
Надо сказать, изображенный на картине вампир заинтересовал даже Золюшку. Нелюдь был запечатлен сидящим на выступе скалы, над самой пропастью. Его крылья свободно свисали вдоль тела, подобно длинному плащу, казалось, чудовище только присело отдохнуть; кривой меч – уж совсем ненужная штука для вампира – покоился на коленях. Голова нелюдя была расслабленно откинута назад, так, что нарисованный свет луны освещал бледное лицо; тот же лунный свет серебрил белоснежные полосы, развевающиеся на ветру. Но самое главное – художник подчеркнул глаза страшного нелюдя; ярко-голубые, как небо в ясный летний день, они выглядели живыми на мрачном полотне. И отчего-то – печальными.
Картина называлась «Застигнутый перерождением».
– Говорю тебе, это Уйзенахорр, автор «Плачущей ночницы»!
– Сомнительно… Уйзенахорр за всю свою жизнь только одну картину и написал… Может, какой его ученик?
Мазки-то небрежные, «Плачущая ночница» куда как аккуратнее выписана…
К ним подошел Кхеон; они завели ученую беседу, но тут одновременно в зал вошли три чародея, и Золий с интересом принялся их разглядывать. Эта стайка магов была замечательна прежде всего тем, что в ней присутствовала женщина. Ее черное бархатное платье с нескромным вырезом подчеркивало жемчужную белизну кожи, рыжие волосы, неприбранные, пламенеющим дождем рассыпались по обнаженным плечам. Она была молода, прекрасна – и знала об этом. Первый ее спутник годился ей в отцы (к удивлению Золюшки, именно так и оказалось) – сухопарый старик, седой как лунь, с жиденькой бородой. Он постоянно щурил выцветшие глаза, словно плохо видел, а его длинные желтоватые пальцы то и дело цеплялись за холеную руку дочери, отчего та едва заметно морщилась. Второй сопровождающий был молод, того же возраста, что и женщина; Золюшку немало удивила его внешность – кожа смуглая, со странным красноватым оттенком, узкие карие глаза, черные волосы…
– Я приветствую семью Кан-Тор, – сказала Уломара, – вечер добрый, Агелина… Вечер добрый, Мериодон… Солнечных дней тебе, Йирам… И твоему роду на побережье океана Дождей…
Каждый из вновь прибывших церемонно поклонился; краснокожий Йирам подвел Агелину к столу, а старый маг, прихрамывая на обе ноги, поплелся к близнецам.
– Вот все и в сборе, – хозяйка дома подняла руку, призывая к молчанию, – самое время начинать Совет.
– Было бы интересно услышать, зачем ты нас позвала, – проскрипел Мериодон, – мне-то, деточка, уже только на диване лежать да халву кушать.
И тут Эльмер бесшумно поднялся со своего места и вышел к столу.
– Вот те раз, – снова подал голос старик, – давненько я не встречал дэйлор… Да еще в Алларене!
Агелина с интересом принялась разглядывать нелюдь; Йирам же, казалось, ничуть не удивился. Сел за стол и положил острый подбородок на сцепленные пальцы рук.
Дэйлор поклонился собравшимся. Золий услышал, как в наступившей тишине перестукнулись друг о дружку фигурки зверушек, вплетенные в его косы.
– К сожалению, уважаемые и благородные маги Алларена, обстоятельства таковы, что я должен был предпринять это опасное путешествие. Невзирая на возможные последствия… Видите ли, в Алларене сейчас происходит то, что тревожит даже нас, дэйлор. О, я понимаю, звучит странно, тем более что пути наших народов давно разошлись…
– Это мягко сказано, – фыркнул Кхеон.
Эльмер одарил его уничтожающим взглядом и продолжил:
– Тем не менее живем мы в одном мире. И если погибнет мир, то не останется никого: ни людей, ни дэйлор, ни даже тех, кого вы зовете темной нелюдью – ибо их существование невозможно без нас. Посему я прошу, настаиваю, чтобы вы, уважаемые, прислушались к моим словам. Опасность существует, но вы можете задушить, раздавить ее в самом зародыше, пока еще не слишком поздно!
…Золий сидел, притаившись в своем уголке, слушал и с трудом верил своим ушам. Оказывается, его друг Ильверс (хотя никто и не знал, что это он!), поселившись в Черном городе, стал ужасной тварью, повелителем народа Зла. Оттого и потянулись в Алларен оборотни, зеркальники, болотные ночницы – они, излагал дэйлор, собираются в городе, потому как не могут противиться призыву Черного Магистра, а тот, в свою очередь, вынашивает зловещие планы по уничтожению всего живого.
– Дэйлорон уже пострадал от его темной воли, – бесцветным голосом вещал Эльмер, – сотни безвинных личинок были пожраны тварями, и сотни беззащитных дэйлор пали в неравной битве со злом. То же самое может случиться и с людскими землями, причем вопрос не в том, случится ли, а в том когда…
Речь гостя продолжила Уломара, и все помянули добрым словом погибшего в Черном городе Альхейма, одного из сильнейших магов Алларена.
– Мы должны избавиться от твари, – наконец проскрипел старый Мериодон, – но вот только как? Надеюсь, вы, благородный Эльмер, окажете нам содействие в этом трудном деле?
Дэйлор пожал плечами.
– Я не могу, многоуважаемые маги… И сейчас объясню почему. Дело в том, что тварь, засевшая в Черном городе, превосходно чует магию моего народа, в то время как сила наша – во внезапности. Вся надежда только на магию вещей и на умело подстроенную ловушку.
Йирам поднялся, отвесил короткий поклон в сторону Эльмера.
– Вы хотите сказать, что существо, засевшее в Черном городе, не видит магию вещей и не сможет ей противостоять?
Дэйлор кивнул.
– По нашим сведениям, именно, так, не видит. Единственное, что он может сделать, – это, пользуясь своей собственной магией, просто поубивать вас.
– Но, позвольте, позвольте, – низкий голос Агелины словно был пропитан медом, – выходит, что единственный для нас выход – заманить чудовище в ловушку, да еще и так, чтобы он ничего не заподозрил? Но разве не сможет он отразить пущенный в него шар огня, к примеру? Ведь это уже результат преобразования, а в соответствии с законом преобразования результаты преобразования любых сил идентичны!
Эльмер пожал плечами и одарил магессу скупой улыбкой.
– Упаси меня предки оспаривать закон преобразования, госпожа. Разумеется, если вы захотите забросать хозяина Черного города шарами огня, он наверняка сможет выставить зеркало, потому как закон преобразования един для всех, живущих под этим небом. Подтверждением тому могли служить схватки магов-людей и дэйлор. Но если попытаться сделать так, чтобы он сам очутился в фокусе Сил, порождаемых магией вещей, да еще и не знал бы об этом – тогда у вас есть все шансы разрушить его телесную оболочку. Иными словами, лишить жизни.
– Да, это, пожалуй, и есть выход, – Ахоро потер подбородок, – заклятие замедленного действия, вот что нам нужно. Примерно то же самое горожане, те, кто при деньгах, любят ставить себе на двери. На первый взгляд все спокойно, сунется вор отмычкой – и готово дело.
– Только здесь все должно быть стократ сильнее, – заметил Кхеон, – и все это, безусловно, должно сработать, мои почтенные. Остается только решить вопрос, где и как поставить капкан. И, кроме того, как выманить зверя из башни.
– Да он и так расхаживает по городу, – хмыкнула Агелина, – люди говорят… Люди много чего говорят об этом.
– А нельзя ли построить ловушку так, чтобы фокус находился на территории Черного города?
– Но мы не можем проникнуть туда, чтобы произвести нужные расчеты, – мягко возразила Уломара, – откуда вы, Охоро, знаете, где именно будет находиться тварь?
А не получится ли так, что он никогда не окажется в фокусе?
Охоро покачал головой.
– Именно это, Уломара, меня и беспокоит – как мы можем заставить его сделать это?
Магесса упрямо тряхнула головой, хрустнула суставами пальцев.
– Над этим придется подумать, Охоро… крепко подумать… Но, полагаю, все согласны с тем, что от новоявленного хозяина Черного города следует избавиться?
Потом разговор плавно перетек в русло, совершенно незнакомое Золию. Скорее всего, маги принялись обсуждать возможные варианты ловушки для страшной нелюди. Уломара сидела, молча слушала, но Золюшка заметил, что она о чем-то усиленно думает. Высокий лоб магессы прочертила тонкая морщинка; Уломара явно пыталась что-то вспомнить, сопоставить и связать воедино.
…Тиннат вздрогнула и обернулась. Нет… Ничего и никого – только безлунная ночь заглядывает в окно пустыми глазницами. Она передернула плечами, стараясь стряхнуть ощущение холода, и вернулась к своему занятию. На печи, в горшке, кипел мясной бульон, и Лисица крошила лук и коренья, собираясь сварить суп. Разумеется, она, вожак двора, могла переложить стряпню на плечи какой-нибудь молоденькой шлюшки – но брала свое тоска по давно покинутому отчему дому, по маленьким сестренкам и братишкам, коих уже не суждено увидеть. Тогда Тиннат, чтобы хотя бы на миг ощутить себя «дома», готовила суп из лука и ароматных корешков.
Лисица высыпала в задорно булькающий горшок измельченные корешки, помешала – и снова ощутила, как откуда-то повеяло неприятным, промозглым холодом. Тиннат опять повернулась к окну; ее не оставляло странное чувство, что кто-то подглядывает за ней.
– Ильверс? Это ты?
Молчание.
Тиннат покачала головой и принялась за луковицу. В тот раз, когда странное существо, которым стал дэйлор Ильверс, явилось к ней прямо в спальню, было страшно. Правда, Лисица всеми силами пыталась скрыть свой страх – и ведь получилось! А Ильверс… На него было больно смотреть. Как ни странно, Тиннат почти физически ощущала его страдание; казалось, чужая боль окутала его темным ореолом, стекала на пол, змеилась черным следом…
В ту ночь они просто сидели на полу. Тиннат – опершись спиной о стену, а Ильверс – положив голову ей на колени. Они сидели – и молчали. Тиннат – потому что не знала, чем можно утешить дэйлор, а он – потому что знал, что глупо просить о словах утешения и сочувствия. Они все равно были бесполезны.
«Интересно, он придет еще раз?» – подумала Лисица, стряхивая в горшок едкие колечки лука.
Она понимала, что заблудилась в собственных мыслях и чувствах.
«Он изменился. Он стал совсем другим, даже не дэйлор… Странное, очень темное существо… Так что забудь, забудь», – назойливо твердила себе Тиннат. Но, как и раньше, забыть не могла. И, как назло, постоянно ловила себя на том, что ждет – ждет, когда в самом темном углу из мрака выступит худощавый силуэт темного магистра.
– Тиннат.
Она подпрыгнула на месте и тут же обругала себя круглой дурой. Ты же ждала его, почему же теперь пугаешься?
– Проходи, Ильв.
Но слова, как ни странно, застревали в горле. Она откашлялась и повторила приглашение, теперь уже громче.
– Благодарю.
…Все произошло примерно так, как себе и представляла Тиннат: мрак в глубине комнаты загустел, стал почти осязаемым, затем полыхнул коротко – и вот он, хозяин Черного города, в своем неизменном кафтане, неподвижный, словно последние капли жизни уже покинули его тело.
– Проходи, – Тиннат через силу улыбнулась, – я тебя, пожалуй, даже ужином накормлю.
– Я не хотел тебя беспокоить, – прошептал Ильверс. Он шагнул в круг света, и сердце Тиннат сжалось в недобром предчувствии.
«Мертвец… Почти мертвец…»
– Все равно хорошо, что зашел, – она, стараясь придать голосу обыденность, мимоходом пожала ледяные пальцы, – располагайся.
И, подхватив тарелки, повернулась к исходящему ароматом горшку.
– Рассказывай, что нового творится в мире?
Ильверс пожал плечами и промолчал.
– Никак соскучился по мне, вот и забрел? – Она лукаво подмигнула, но дэйлор даже не смотрел на нее. Сидел, вперив взгляд в столешницу. В душе Тиннат снова зашевелился червячок дурного предчувствия. Не говоря больше ни слова, она поставила перед Ильверсом тарелку, полную дымящегося супа, положила ложку и ломоть хлеба. Сама села напротив, но супа наливать не стала: с появлением Ильверса весь аппетит бесследно испарился.
– Это суп, который я ела в детстве, – пояснила Тиннат, – попробуй ложечку. Тебе сразу станет легче.
Дэйлор вдруг посмотрел на нее так, словно спал до этого момента и вдруг проснулся.
– Попробовать? Но я… я уже давно… ничего… не ем. И замолчал. Будто смысл сказанного только что дошел до него и он сам удивился тому, что прекрасно обходится без пищи.
– Глупости, – сказала Лисица, – любое живое существо должно есть. Хоть что-нибудь.
Ильверс взял ложку, вяло помешал содержимое тарелки.
– Я должен тебе кое-что сказать, Тиннат.
– Вот и прекрасно. Поужинай, и поговорим.
Она внимательно следила за тем, как Ильверс поднес ложку ко рту и, едва смочив губы, положил ее обратно.
– Не нравится? Брось, это же свежий суп. Неужто в вашем Дэйлороне такое не едят?
Их взгляды встретились.
– Ты знаешь, какой вкус это имеет для меня? – едва слышно шепнул Ильверс – Нет, конечно же нет… словно пепел на губах… остывший и давно… мертвый…
Тиннат пробрала дрожь. Вскочив со стула, она сделала вид, что возится с горшками, хотя, разумеется, это была уловка. Только чтобы… не видеть его глаз, полных страдания… не чувствовать его страх и свой собственный.
– Прости, я не хотел тебя обидеть.
Голос неживого, давно перешагнувшего грань жизни существа. И все еще ее Ильверса, загадочного мага из далекого леса.
– Ничего страшного, я все понимаю.
Убедившись, что руки больше не дрожат, Тиннат вновь отважно заняла свое место за столом.
– Что ты хотел рассказать, Ильверс?
По белому лицу пробежала судорога.
– Я только… хотел вновь побыть личинкой, – Тиннат поймала его виноватый взгляд, – я забылся всего на несколько мгновений, но этого хватило… чтобы Сила, которой я отныне принадлежу, выплеснулась на мои земли. На Дэйлорон.
Тиннат мало что понимала в его странных и безумных рассуждениях. Правда, вполне ясно, что Ильверс сотворил нечто плохое, но против своей воли.
– Когда я не хочу видеть отражения, они выходят из-под контроля, – пробормотал он, судорожно стискивая кулаки, – но эти отражения, Тиннат… Порой я сомневаюсь, что этот мир должен жить! Понимаешь… Порой их совсем мало, этих отражений, они шлепаются каплями о пол в моем кабинете, выступают из земли… Порой меня словно захлестывает волна боли, страха… А я – я должен все это пережить. Ради чего? И почему именно я?..
Здесь Тиннат совершенно растерялась. Он говорил так чудно и так мудрено… То ли дело – драться на мечах в подворотнях Алларена…
Ильверс вдруг улыбнулся.
– Спасибо, что ты меня слушаешь. Иначе я просто сойду с ума. Видишь ли… Волею древних и непонятных мне сил, я опасен при жизни, но еще более опасен, если погибну от руки убийцы. Хотя… Я был бы не против. Если бы кто-то пришел – и освободил…
– Замолчи, замолчи, – Тиннат потянулась через стол и сжала в руке ледяные пальцы Магистра, – лучше приходи ко мне чаще. Ведь я знаю, что ты попал в беду, и знаю, что все это приключилось с тобой не по твоему желанию. Что бы ты ни делал, я верю, что помыслы твои чисты…
Дэйлор покачал головой.
– Если бы ты знала… как близка к истине! Вот уж действительно, я стал таким, как есть, – не по своей воле…
Он поднес ее руку к губам.
– Но что мне делать сейчас? Я все время задаюсь вопросом – ради кого я жертвую собой? И ради чего?
Лисица моргнула. Все-таки Ильверс здорово изменился; когда он жил с ночными братьями, то не выражался так мудрено.
– Нууу… – она, чтобы выиграть время, провела дрожащей рукой по волосам, – а разве у тебя нет знакомых, ради которых стоило бы жить?
– Мне пора, – вдруг сказал Ильверс, – пора… И исчез.
Вот они, мужчины. Когда им хочется сочувствия – будьте добры подать на тарелочке. Но когда дело доходит до откровенной беседы, то – фьюить – и нету их. Умчались по своим мужским делам.
Передернув плечами, Тиннат задумчиво глянула в окно. Стояла темная, безлунная ночь – в такую ночь хорошо пройтись по Алларену, осмотреть владения двора – а заодно и пощекотать клинком брюхо запоздалого путника.
Лисица вздохнула и начала собираться. Есть ей расхотелось совершенно.
Золюшка едва дождался окончания Совета. В голове, как проснувшаяся по весне муха, билась и зудела мысль: Ильверса хотят убить.
Ведь они ошибаются, считая его плохим! Ильверс просто не может быть таким на самом деле, иначе не привел бы он его, Золия, к тетке в Алларен и не спас бы от страшного зверя… Может быть, и стряслась с ним беда, но вовсе не он виноват в том, что по Алларену разгуливает нелюдь.
Так, подкрепляя свою решимость аргументами в пользу Ильверса, Золий пришел к выводу, что он должен предупредить друга о нависшей опасности. И, дождавшись наконец, когда господа маги удалились, а Уломара отправилась к себе наверх, почему-то в сопровождении Эльмера, Золий запер свою спаленку изнутри на щеколду, переоделся и, открыв окно, выбрался в сад.
В ноздри ударил запах молодой зелени, уже проснувшейся после зимней спячки и стремительно набирающей силу. Свежий ветер с тихим шорохом играл ветвями яблонь, где-то далеко беспокойно лаяла собака. С черного, безлунного неба, смотрели на мир застывшие капли звезд, слезы Хаттара.
Все-таки то, что он предпринял, было единственно верным. Теперь Черный Магистр показал себя, и следует знать, на что он способен.
– Великий Магистр…
Опомнившись, Варна обернулся. И понял, что позади собрались все его ученики. Акки трусливо прятался за спинами молодых и не очень магов.
– Великий Магистр, больше никого не осталось. Битва закончилась.
Он так и не понял, кто именно это сказал. Тяжело переводя дух, процедил:
– Вы все… понесете наказание. Каждый из вас, да! То, что случилось… Вы могли предотвратить гибель многих, если бы не ждали моего приказа.
И, не оборачиваясь более, он пошел прочь, но не открывая портал в Дом Великого Магистра – а к тихим озерцам, ставшим свидетелями бойни.
На сердце было горько; магу не хотелось видеть ни свой приторно-уютный кабинет, ни подобострастно склоняющихся учеников. С особенной силой, как никогда раньше, проснулось желание вновь побывать в том месте, где молодой Варна д'Кташин впервые узрил Силу и смог дотянуться до ее чистых солнечных струн. Как же давно это было! Великий Магистр нахмурился, попробовал вспомнить… Да, сейчас его возраст приблизился к столетию, это хорошие, зрелые годы, когда разум и опыт прожитых лет прекрасно дополняют друг друга. А тогда – о тогда, он был совсем юным, после выхода из кокона не прошло и семи лет. Кровь горячо бурлила в жилах, и в голову лезли самые безумные мысли, какие только и бывают у молодых и не обремененных трудом высокорожденных.
Варна без труда нашел памятное озерцо; оно пряталось среди папоротников, спокойное, питаемое ключевой водой. Здесь он задремал как-то с книгой и, пока спал, ощущал на лице чьи-то мягкие, ласкающие прикосновения. В миг пробуждения молодой дэйлор увидел столб солнечного света, уходящий в темную воду, прищурился и взглянул на мир как-то по-особенному. Тогда он даже не мог объяснить как. От горячего солнца в землю уходили тугие, искрящиеся струны света, они звали, манили…
И Варна, будучи не в силах противиться вечному зову Силы, мысленно коснулся их.
Маг прищурился, глядя на застывшее зеркало водоема. Сквозь разросшиеся кроны деревьев-стражей на темную воду падали невесомые снопы света, почти так же, как и в тот памятный день… Варна ощутил легкое и, казалось бы, совершенно беспричинное беспокойство.
Все так, как и раньше… Или все-таки нет?
Он посмотрел на озерцо другим, магическим взглядом. И внезапно ощутил, как холодная волна подкатила к самому сердцу.
Предчувствие не обманывало; теперь… и вправду все изменилось. То, что раньше было прекрасным, нынче увядало, ссыхалось на глазах, что-то невидимое подтачивало мощные деревья, и даже вода в озерце замутилась темно-багровыми сгустками. А струны Силы, так похожие на яркую радугу, искривились и поблекли.
Варна, с трудом веря собственным ощущениям, огляделся еще раз. Но ничего не изменилось – все таже отравленная земля, мертвая вода и медленно умирающий лес.
В голове пронеслась мысль о том, что просто смерть – это слишком мягкое наказание для Черного Магистра. Варна не отказался бы опробовать на Ильверсе весь арсенал мастеров дознания, но – увы. Об этом оставалось только мечтать.
Маги Алларена начали собираться к вечеру. Уломара ради такого важного совещания даже приказала подготовить Большой зал, который до этого стоял закрытым. В результате вся прислуга, да и Золий, весь остаток дня трудились не покладая рук: снимали пыльные чехлы с мебели, мыли окна, до блеска натирали полы, расставляли чеканные канделябры… А хозяйка дома все это время пропадала, запершись с магом дэйлор в кабинете.
Золюшка пару раз едва не поддался искушению подобраться к дверям и подслушать, о чем они там разговаривают, но каждый раз поспешно одергивал себя. В конце концов, если бы Эльмер – так назвался спасший его маг – почувствовал, что за ним и Уломарой шпионят, вряд ли он пришел бы в восторг. К тому же магессе наверняка стало бы стыдно – а Золию вовсе не хотелось, чтобы наставница из-за него краснела. Поэтому, насупившись, он тер полы, безуспешно пытаясь думать о красоте узора, выложенного разноцветными плитками.
Позже, когда все в зале засверкало чистотой и запылали маленькие жаркие звездочки свечей, пришла Уломара. На ней было умопомрачительное платье, каких Золию тоже еще не приходилось видеть; воротник, широкие манжеты – все горело золотым шитьем и мелкими самоцветами. Вуаль магесса больше не надела, и ее новое лицо, бледное, но с блестящими темными глазами, казалось весьма приятным и благородным. Впрочем, даже тогда, когда щека Уломары была обезображена шрамом, Золюшка не считал ее уродливой. Темные волосы женщина уложила в высокую прическу, напоминающую ракушку, и закрепила резным гребнем, в котором капельками сияли алмазы.
Эльмер тоже спустился; не говоря ни слова, уселся в огромное кресло в углу и замер, сцепив на коленях пальцы. Золий исподтишка поглядывал на дэйлор; все никак не мог понять, по душе ему этот маг или нет. Эльмер походил на Ильверса: те же черные глаза, брови, полосы и бледная кожа, гладкая, без изъянов, – такой не бывает у людей. Лоб – высокий, умный, прочерченный тонкими морщинками, нос – с горбинкой, изящных очертаний; подбородок решительный и тщательно выбритый, только черная борода все равно синевой просвечивает сквозь кожу… Золюшка вдруг перехватил взгляд, который Уломара бросила на мага – и отчего-то ему стало неловко и стыдно. Потому что была в этом взгляде непонятная жадность – так голодный человек смотрит на вожделенный, исходящий вкусным паром кусок мяса.
Уломара подошла к Золюшке, быстро прошептала:
– Посиди тут, в уголке, малыш. Ты – мой ученик, и тебе уже пора знать магов Алларена.
Он покорно кивнул, уселся на табуретку в уголке, рядом с камином, и приготовился к длительному ожиданию. Впрочем, ждал недолго.
…Первым прибыл красавец, с волосами почти белыми, но не седыми. Его бархатный кафтан был подобран в тон светло-голубым глазам и расшит мелким жемчугом. Он поклонился Уломаре, на мгновение задержал взгляд на ее лице – однако ни единым движением не выдал своего удивления. Затем посмотрел на замершего Эльмера и нахмурился.
– Великий Хаттар, Уломара! Хотелось бы мне знать, что ты задумала! Ты вообще представляешь себе, кого привела в свой дом?
Магесса одарила его кривой улыбкой.
– Вечер добрый, Кхеон. Я понимаю, что ты удивлен, но наберись терпения, прошу, и твое любопытство будет полностью удовлетворено. Да, я хочу представить тебе своего ученика… Золий, подойди сюда.
Мальчишке ничего не оставалось, как покинуть свой тихий уголок. Кхеон лишь мельком взглянул в его сторону.
– А, так у тебя ученик… что ж, мои поздравления.
Он взял Уломару за локоть и, приблизив свои губы к ее уху, что-то зашептал, то и дело бросая настороженные взгляды в сторону дэйлор. Магесса скривилась.
– Оставь. Это мой дом, и я буду приводить сюда всех, кого пожелаю!
Маг потер подбородок.
– Что ж, поступай как знаешь.
И, ухмыльнувшись, устроился на одном из стульев, которые прислуга расставила вокруг большого стола.
Затем на порог шагнули двое совершенно одинаковых мужчин; Золий даже потер глаза – но ничего не изменилось.
«Близнецы!» – догадался он и стал с интересом наблюдать за тем, как они приветствовали Уломару.
Этих двоих звали Охоро и Ахоро, они были одинаково причесаны, их тусклые зеленоватые глаза с одинаковым интересом взглянули на Эльмера, кольнули Золюшку. Единственным их различием были шейные платки – у Охоро – алый, у Ахоро – золотистый.
– У нас сегодня званый ужин? – усмехнулся в смоляные усы Охоро, целуя руку Уломаре.
– У нас сегодня важный гость, – ответила магесса, чуть склонив голову. Даже Золюшка понял, что она с большим уважением относится к близнецам. Не то что к голубоглазому красавчику.
– Это любопытно, – Ахоро потер руки, – впрочем, я не удивлен. Последнее время что-то нехорошее происходит в Алларене… Темная нелюдь потянулась к человеческому жилью.
– Ну, мы скоро все узнаем, только надо подождать остальных, – прервал его Охоро. И, еще раз приложившись к руке Уломары, потащил брата к висящей на пене картине. До Золия донеслись обрывки их тихого разговора; маги с оживлением обсуждали манеру письма, в которой была выполнена картина.
Надо сказать, изображенный на картине вампир заинтересовал даже Золюшку. Нелюдь был запечатлен сидящим на выступе скалы, над самой пропастью. Его крылья свободно свисали вдоль тела, подобно длинному плащу, казалось, чудовище только присело отдохнуть; кривой меч – уж совсем ненужная штука для вампира – покоился на коленях. Голова нелюдя была расслабленно откинута назад, так, что нарисованный свет луны освещал бледное лицо; тот же лунный свет серебрил белоснежные полосы, развевающиеся на ветру. Но самое главное – художник подчеркнул глаза страшного нелюдя; ярко-голубые, как небо в ясный летний день, они выглядели живыми на мрачном полотне. И отчего-то – печальными.
Картина называлась «Застигнутый перерождением».
– Говорю тебе, это Уйзенахорр, автор «Плачущей ночницы»!
– Сомнительно… Уйзенахорр за всю свою жизнь только одну картину и написал… Может, какой его ученик?
Мазки-то небрежные, «Плачущая ночница» куда как аккуратнее выписана…
К ним подошел Кхеон; они завели ученую беседу, но тут одновременно в зал вошли три чародея, и Золий с интересом принялся их разглядывать. Эта стайка магов была замечательна прежде всего тем, что в ней присутствовала женщина. Ее черное бархатное платье с нескромным вырезом подчеркивало жемчужную белизну кожи, рыжие волосы, неприбранные, пламенеющим дождем рассыпались по обнаженным плечам. Она была молода, прекрасна – и знала об этом. Первый ее спутник годился ей в отцы (к удивлению Золюшки, именно так и оказалось) – сухопарый старик, седой как лунь, с жиденькой бородой. Он постоянно щурил выцветшие глаза, словно плохо видел, а его длинные желтоватые пальцы то и дело цеплялись за холеную руку дочери, отчего та едва заметно морщилась. Второй сопровождающий был молод, того же возраста, что и женщина; Золюшку немало удивила его внешность – кожа смуглая, со странным красноватым оттенком, узкие карие глаза, черные волосы…
– Я приветствую семью Кан-Тор, – сказала Уломара, – вечер добрый, Агелина… Вечер добрый, Мериодон… Солнечных дней тебе, Йирам… И твоему роду на побережье океана Дождей…
Каждый из вновь прибывших церемонно поклонился; краснокожий Йирам подвел Агелину к столу, а старый маг, прихрамывая на обе ноги, поплелся к близнецам.
– Вот все и в сборе, – хозяйка дома подняла руку, призывая к молчанию, – самое время начинать Совет.
– Было бы интересно услышать, зачем ты нас позвала, – проскрипел Мериодон, – мне-то, деточка, уже только на диване лежать да халву кушать.
И тут Эльмер бесшумно поднялся со своего места и вышел к столу.
– Вот те раз, – снова подал голос старик, – давненько я не встречал дэйлор… Да еще в Алларене!
Агелина с интересом принялась разглядывать нелюдь; Йирам же, казалось, ничуть не удивился. Сел за стол и положил острый подбородок на сцепленные пальцы рук.
Дэйлор поклонился собравшимся. Золий услышал, как в наступившей тишине перестукнулись друг о дружку фигурки зверушек, вплетенные в его косы.
– К сожалению, уважаемые и благородные маги Алларена, обстоятельства таковы, что я должен был предпринять это опасное путешествие. Невзирая на возможные последствия… Видите ли, в Алларене сейчас происходит то, что тревожит даже нас, дэйлор. О, я понимаю, звучит странно, тем более что пути наших народов давно разошлись…
– Это мягко сказано, – фыркнул Кхеон.
Эльмер одарил его уничтожающим взглядом и продолжил:
– Тем не менее живем мы в одном мире. И если погибнет мир, то не останется никого: ни людей, ни дэйлор, ни даже тех, кого вы зовете темной нелюдью – ибо их существование невозможно без нас. Посему я прошу, настаиваю, чтобы вы, уважаемые, прислушались к моим словам. Опасность существует, но вы можете задушить, раздавить ее в самом зародыше, пока еще не слишком поздно!
…Золий сидел, притаившись в своем уголке, слушал и с трудом верил своим ушам. Оказывается, его друг Ильверс (хотя никто и не знал, что это он!), поселившись в Черном городе, стал ужасной тварью, повелителем народа Зла. Оттого и потянулись в Алларен оборотни, зеркальники, болотные ночницы – они, излагал дэйлор, собираются в городе, потому как не могут противиться призыву Черного Магистра, а тот, в свою очередь, вынашивает зловещие планы по уничтожению всего живого.
– Дэйлорон уже пострадал от его темной воли, – бесцветным голосом вещал Эльмер, – сотни безвинных личинок были пожраны тварями, и сотни беззащитных дэйлор пали в неравной битве со злом. То же самое может случиться и с людскими землями, причем вопрос не в том, случится ли, а в том когда…
Речь гостя продолжила Уломара, и все помянули добрым словом погибшего в Черном городе Альхейма, одного из сильнейших магов Алларена.
– Мы должны избавиться от твари, – наконец проскрипел старый Мериодон, – но вот только как? Надеюсь, вы, благородный Эльмер, окажете нам содействие в этом трудном деле?
Дэйлор пожал плечами.
– Я не могу, многоуважаемые маги… И сейчас объясню почему. Дело в том, что тварь, засевшая в Черном городе, превосходно чует магию моего народа, в то время как сила наша – во внезапности. Вся надежда только на магию вещей и на умело подстроенную ловушку.
Йирам поднялся, отвесил короткий поклон в сторону Эльмера.
– Вы хотите сказать, что существо, засевшее в Черном городе, не видит магию вещей и не сможет ей противостоять?
Дэйлор кивнул.
– По нашим сведениям, именно, так, не видит. Единственное, что он может сделать, – это, пользуясь своей собственной магией, просто поубивать вас.
– Но, позвольте, позвольте, – низкий голос Агелины словно был пропитан медом, – выходит, что единственный для нас выход – заманить чудовище в ловушку, да еще и так, чтобы он ничего не заподозрил? Но разве не сможет он отразить пущенный в него шар огня, к примеру? Ведь это уже результат преобразования, а в соответствии с законом преобразования результаты преобразования любых сил идентичны!
Эльмер пожал плечами и одарил магессу скупой улыбкой.
– Упаси меня предки оспаривать закон преобразования, госпожа. Разумеется, если вы захотите забросать хозяина Черного города шарами огня, он наверняка сможет выставить зеркало, потому как закон преобразования един для всех, живущих под этим небом. Подтверждением тому могли служить схватки магов-людей и дэйлор. Но если попытаться сделать так, чтобы он сам очутился в фокусе Сил, порождаемых магией вещей, да еще и не знал бы об этом – тогда у вас есть все шансы разрушить его телесную оболочку. Иными словами, лишить жизни.
– Да, это, пожалуй, и есть выход, – Ахоро потер подбородок, – заклятие замедленного действия, вот что нам нужно. Примерно то же самое горожане, те, кто при деньгах, любят ставить себе на двери. На первый взгляд все спокойно, сунется вор отмычкой – и готово дело.
– Только здесь все должно быть стократ сильнее, – заметил Кхеон, – и все это, безусловно, должно сработать, мои почтенные. Остается только решить вопрос, где и как поставить капкан. И, кроме того, как выманить зверя из башни.
– Да он и так расхаживает по городу, – хмыкнула Агелина, – люди говорят… Люди много чего говорят об этом.
– А нельзя ли построить ловушку так, чтобы фокус находился на территории Черного города?
– Но мы не можем проникнуть туда, чтобы произвести нужные расчеты, – мягко возразила Уломара, – откуда вы, Охоро, знаете, где именно будет находиться тварь?
А не получится ли так, что он никогда не окажется в фокусе?
Охоро покачал головой.
– Именно это, Уломара, меня и беспокоит – как мы можем заставить его сделать это?
Магесса упрямо тряхнула головой, хрустнула суставами пальцев.
– Над этим придется подумать, Охоро… крепко подумать… Но, полагаю, все согласны с тем, что от новоявленного хозяина Черного города следует избавиться?
Потом разговор плавно перетек в русло, совершенно незнакомое Золию. Скорее всего, маги принялись обсуждать возможные варианты ловушки для страшной нелюди. Уломара сидела, молча слушала, но Золюшка заметил, что она о чем-то усиленно думает. Высокий лоб магессы прочертила тонкая морщинка; Уломара явно пыталась что-то вспомнить, сопоставить и связать воедино.
…Тиннат вздрогнула и обернулась. Нет… Ничего и никого – только безлунная ночь заглядывает в окно пустыми глазницами. Она передернула плечами, стараясь стряхнуть ощущение холода, и вернулась к своему занятию. На печи, в горшке, кипел мясной бульон, и Лисица крошила лук и коренья, собираясь сварить суп. Разумеется, она, вожак двора, могла переложить стряпню на плечи какой-нибудь молоденькой шлюшки – но брала свое тоска по давно покинутому отчему дому, по маленьким сестренкам и братишкам, коих уже не суждено увидеть. Тогда Тиннат, чтобы хотя бы на миг ощутить себя «дома», готовила суп из лука и ароматных корешков.
Лисица высыпала в задорно булькающий горшок измельченные корешки, помешала – и снова ощутила, как откуда-то повеяло неприятным, промозглым холодом. Тиннат опять повернулась к окну; ее не оставляло странное чувство, что кто-то подглядывает за ней.
– Ильверс? Это ты?
Молчание.
Тиннат покачала головой и принялась за луковицу. В тот раз, когда странное существо, которым стал дэйлор Ильверс, явилось к ней прямо в спальню, было страшно. Правда, Лисица всеми силами пыталась скрыть свой страх – и ведь получилось! А Ильверс… На него было больно смотреть. Как ни странно, Тиннат почти физически ощущала его страдание; казалось, чужая боль окутала его темным ореолом, стекала на пол, змеилась черным следом…
В ту ночь они просто сидели на полу. Тиннат – опершись спиной о стену, а Ильверс – положив голову ей на колени. Они сидели – и молчали. Тиннат – потому что не знала, чем можно утешить дэйлор, а он – потому что знал, что глупо просить о словах утешения и сочувствия. Они все равно были бесполезны.
«Интересно, он придет еще раз?» – подумала Лисица, стряхивая в горшок едкие колечки лука.
Она понимала, что заблудилась в собственных мыслях и чувствах.
«Он изменился. Он стал совсем другим, даже не дэйлор… Странное, очень темное существо… Так что забудь, забудь», – назойливо твердила себе Тиннат. Но, как и раньше, забыть не могла. И, как назло, постоянно ловила себя на том, что ждет – ждет, когда в самом темном углу из мрака выступит худощавый силуэт темного магистра.
– Тиннат.
Она подпрыгнула на месте и тут же обругала себя круглой дурой. Ты же ждала его, почему же теперь пугаешься?
– Проходи, Ильв.
Но слова, как ни странно, застревали в горле. Она откашлялась и повторила приглашение, теперь уже громче.
– Благодарю.
…Все произошло примерно так, как себе и представляла Тиннат: мрак в глубине комнаты загустел, стал почти осязаемым, затем полыхнул коротко – и вот он, хозяин Черного города, в своем неизменном кафтане, неподвижный, словно последние капли жизни уже покинули его тело.
– Проходи, – Тиннат через силу улыбнулась, – я тебя, пожалуй, даже ужином накормлю.
– Я не хотел тебя беспокоить, – прошептал Ильверс. Он шагнул в круг света, и сердце Тиннат сжалось в недобром предчувствии.
«Мертвец… Почти мертвец…»
– Все равно хорошо, что зашел, – она, стараясь придать голосу обыденность, мимоходом пожала ледяные пальцы, – располагайся.
И, подхватив тарелки, повернулась к исходящему ароматом горшку.
– Рассказывай, что нового творится в мире?
Ильверс пожал плечами и промолчал.
– Никак соскучился по мне, вот и забрел? – Она лукаво подмигнула, но дэйлор даже не смотрел на нее. Сидел, вперив взгляд в столешницу. В душе Тиннат снова зашевелился червячок дурного предчувствия. Не говоря больше ни слова, она поставила перед Ильверсом тарелку, полную дымящегося супа, положила ложку и ломоть хлеба. Сама села напротив, но супа наливать не стала: с появлением Ильверса весь аппетит бесследно испарился.
– Это суп, который я ела в детстве, – пояснила Тиннат, – попробуй ложечку. Тебе сразу станет легче.
Дэйлор вдруг посмотрел на нее так, словно спал до этого момента и вдруг проснулся.
– Попробовать? Но я… я уже давно… ничего… не ем. И замолчал. Будто смысл сказанного только что дошел до него и он сам удивился тому, что прекрасно обходится без пищи.
– Глупости, – сказала Лисица, – любое живое существо должно есть. Хоть что-нибудь.
Ильверс взял ложку, вяло помешал содержимое тарелки.
– Я должен тебе кое-что сказать, Тиннат.
– Вот и прекрасно. Поужинай, и поговорим.
Она внимательно следила за тем, как Ильверс поднес ложку ко рту и, едва смочив губы, положил ее обратно.
– Не нравится? Брось, это же свежий суп. Неужто в вашем Дэйлороне такое не едят?
Их взгляды встретились.
– Ты знаешь, какой вкус это имеет для меня? – едва слышно шепнул Ильверс – Нет, конечно же нет… словно пепел на губах… остывший и давно… мертвый…
Тиннат пробрала дрожь. Вскочив со стула, она сделала вид, что возится с горшками, хотя, разумеется, это была уловка. Только чтобы… не видеть его глаз, полных страдания… не чувствовать его страх и свой собственный.
– Прости, я не хотел тебя обидеть.
Голос неживого, давно перешагнувшего грань жизни существа. И все еще ее Ильверса, загадочного мага из далекого леса.
– Ничего страшного, я все понимаю.
Убедившись, что руки больше не дрожат, Тиннат вновь отважно заняла свое место за столом.
– Что ты хотел рассказать, Ильверс?
По белому лицу пробежала судорога.
– Я только… хотел вновь побыть личинкой, – Тиннат поймала его виноватый взгляд, – я забылся всего на несколько мгновений, но этого хватило… чтобы Сила, которой я отныне принадлежу, выплеснулась на мои земли. На Дэйлорон.
Тиннат мало что понимала в его странных и безумных рассуждениях. Правда, вполне ясно, что Ильверс сотворил нечто плохое, но против своей воли.
– Когда я не хочу видеть отражения, они выходят из-под контроля, – пробормотал он, судорожно стискивая кулаки, – но эти отражения, Тиннат… Порой я сомневаюсь, что этот мир должен жить! Понимаешь… Порой их совсем мало, этих отражений, они шлепаются каплями о пол в моем кабинете, выступают из земли… Порой меня словно захлестывает волна боли, страха… А я – я должен все это пережить. Ради чего? И почему именно я?..
Здесь Тиннат совершенно растерялась. Он говорил так чудно и так мудрено… То ли дело – драться на мечах в подворотнях Алларена…
Ильверс вдруг улыбнулся.
– Спасибо, что ты меня слушаешь. Иначе я просто сойду с ума. Видишь ли… Волею древних и непонятных мне сил, я опасен при жизни, но еще более опасен, если погибну от руки убийцы. Хотя… Я был бы не против. Если бы кто-то пришел – и освободил…
– Замолчи, замолчи, – Тиннат потянулась через стол и сжала в руке ледяные пальцы Магистра, – лучше приходи ко мне чаще. Ведь я знаю, что ты попал в беду, и знаю, что все это приключилось с тобой не по твоему желанию. Что бы ты ни делал, я верю, что помыслы твои чисты…
Дэйлор покачал головой.
– Если бы ты знала… как близка к истине! Вот уж действительно, я стал таким, как есть, – не по своей воле…
Он поднес ее руку к губам.
– Но что мне делать сейчас? Я все время задаюсь вопросом – ради кого я жертвую собой? И ради чего?
Лисица моргнула. Все-таки Ильверс здорово изменился; когда он жил с ночными братьями, то не выражался так мудрено.
– Нууу… – она, чтобы выиграть время, провела дрожащей рукой по волосам, – а разве у тебя нет знакомых, ради которых стоило бы жить?
– Мне пора, – вдруг сказал Ильверс, – пора… И исчез.
Вот они, мужчины. Когда им хочется сочувствия – будьте добры подать на тарелочке. Но когда дело доходит до откровенной беседы, то – фьюить – и нету их. Умчались по своим мужским делам.
Передернув плечами, Тиннат задумчиво глянула в окно. Стояла темная, безлунная ночь – в такую ночь хорошо пройтись по Алларену, осмотреть владения двора – а заодно и пощекотать клинком брюхо запоздалого путника.
Лисица вздохнула и начала собираться. Есть ей расхотелось совершенно.
Золюшка едва дождался окончания Совета. В голове, как проснувшаяся по весне муха, билась и зудела мысль: Ильверса хотят убить.
Ведь они ошибаются, считая его плохим! Ильверс просто не может быть таким на самом деле, иначе не привел бы он его, Золия, к тетке в Алларен и не спас бы от страшного зверя… Может быть, и стряслась с ним беда, но вовсе не он виноват в том, что по Алларену разгуливает нелюдь.
Так, подкрепляя свою решимость аргументами в пользу Ильверса, Золий пришел к выводу, что он должен предупредить друга о нависшей опасности. И, дождавшись наконец, когда господа маги удалились, а Уломара отправилась к себе наверх, почему-то в сопровождении Эльмера, Золий запер свою спаленку изнутри на щеколду, переоделся и, открыв окно, выбрался в сад.
В ноздри ударил запах молодой зелени, уже проснувшейся после зимней спячки и стремительно набирающей силу. Свежий ветер с тихим шорохом играл ветвями яблонь, где-то далеко беспокойно лаяла собака. С черного, безлунного неба, смотрели на мир застывшие капли звезд, слезы Хаттара.