Страница:
– Глупцы, – процедил Ильверс, – какие глупцы… Если бы я не хотел этого…
Он улыбнулся и неторопливо двинулся вперед. К замершим, беззащитным фигуркам, окутанным серебристым сиянием лун.
…Шаг. Еще шаг. И еще, самый последний…
Ильверс постоял мгновение, подставляя лицо свежему, напоенному запахами весны ветру.
А затем, опустившись на колени, одновременно коснулся Тиннат и Золюшки.
Ничего не произошло. И чувство опасности, которое до сего момента буквально звенело в воздухе, пропало бесследно.
Ильверс вскинулся; разметались по разным сторонам плети Силы, ловя каждый образ, запечатлевая каждое движение…
Светловолосый маг в недоумении привстал. Затем, пробормотав проклятие, бросился прочь из комнаты, где сидел.
Два брата-близнеца хмуро покачали головами.
Старик испуганно ойкнул и, семеня, устремился по проулку, подальше от страшного Магистра.
И молодой маг, сидя на полу, молитвенно сложил руки, обращаясь к далекому и равнодушному божеству.
А Уломара, сидя на крыше, беззвучно смеялась, растирая по лицу слезы. Она прижимала к груди небольшую круглую подушку с непонятным содержимым… С компонентами взаимодействия вещей?!! Так, значит, вот кому он оказался обязан продолжением кошмара и жизнями двух невинных людей…
Те, кто хотел смерти Магистра, улепетывали со всех ног. Ильверс едва не рассмеялся – как же наивно с их стороны полагать, что можно уйти от возмездия!
Ведь сотворенное зло… всегда… возвращается…
Он не стал размениваться на яркие, шумные преобразования вроде стен огня или ветвящихся молний; закрыл глаза, возложил руки на голову Тиннат, позволяя великой черной реке пронести сквозь себя ее боль и страх.
Вслушиваясь в глубокую подсердечную боль, он выплеснул отражения в жалкие тела удиравших магов – они умерли почти мгновенно, даже не успев понять, что с ними происходит, и не почувствовав всего того, что выпало на долю их беззащитных жертв.
Уломара сидела на крыше, в недоумении уставившись на подушку, словно только очнулась от тяжкого забытья и не понимала, что происходит.
А на площадь из-за угла дома Альхейма медленно вышел Норл д'Эвери. Дышал он тяжело, с хрипом, и Ильверс – немного запоздало – пожалел о том, что оставил его в живых.
Не поднимаясь с колен, он кивнул вампиру.
– Ты, я вижу, добился своего. Так чего теперь ты ждешь от меня?
В сапфировых глазах n'tahe полыхнуло холодное презрение. И, указав на два бесчувственных тела, он сказал:
– Исцели этих людей. Ты ведь можешь… И они никогда не узнают, как ты предал их.
– Я хотел уйти вместе с ними, – пробормотал Ильверс, – почему ты вмешался? Почему?!! О, если бы ты знал, что я вижу… Ты бы не стал мешать, не стал…
– Ты слишком жалеешь себя, – процедил вампир, – твой предок, первый Магистр, был поистине великим, а ты – жалкое его подобие. Но тебе придется – так или иначе – нести на себе бремя отражений. Тебе придется переживать то, что переживают другие, и в этом пока спасение для всех ныне живущих.
– Для кого я обязан спасать эти земли и ради кого должен нести бремя? – Женщина на крыше все еще смеялась и плакала одновременно, и Ильверс начал понимать, в чем дело. Подушка в ее руках, разрушенное взаимодействие… Как, однако, хитер оказался этот двухсотлетний n'tahe!
– Для них, – белый палец вампира пронзил воздух в направлении Золюшки и Тиннат, – делай то, что должен, Ильверс. С самого начала эта судьба была твоей. А позже…
Я поделюсь с тобой знаниями, которые облегчат твою участь.
Магистр закрыл глаза. Ну почему, почему он должен все это терпеть? Словно от самого рождения на нем было проклятие…
А может быть, и прав Старший? В конце концов, эти двое любили его, а это большая редкость.
Подхватив черной сетью компоненту заклинания, спрятанную внутри Золюшки, он осторожно начал вскрывать пространство, чтобы вытолкнуть прочь все чуждое человеческому телу.
Уломара пришла в себя. И, совершенно не осознавая, где была последние полчаса и что делала, снова уставилась на круглую кожаную подушку в собственных руках.
Затем, вспомнив о том, что собиралась предпринять, до того как… как встретила Ильверса, хозяина Черного города, и вампира с замечательными сапфировыми глазами, огляделась. Поняв наконец, что все уже позади, отшвырнула подушку и ее взгляд упал на площадь перед домом Альхейма.
А там… происходило нечто любопытное.
Ильверс остался жив. Он стоял на коленях, положив руки на грудь Золюшке; вокруг его ладоней вспыхивали и гасли кровавые искры, впитываясь в тело мальчика. У магессы похолодело в груди – что еще этот нелюдь делает с ребенком?!! И она огляделась в поисках возможного пути вниз – но, на беду, никак не могла припомнить, как очутилась на крыше;
– Ах ты, проклятый ублюдок, – бормотала она, – только посмей что-нибудь сделать с Золюшкой! Я не посмотрю на то, что ты живешь в Черном городе, клянусь оком Хаттара!.. Да еще и Альхейма тебе припомню!
Наконец Уломаре удалось спуститься на карниз, и тут она поняла, что застряла. Не было никакой возможности спуститься на землю – и теперь уже ей не удалось бы вернуться обратно на крышу. Хорошо еще, что с площади ее не было видно – но, с другой стороны, и она не могла видеть того, что происходило с Золюшкой и Тиннат.
Уломара припомнила те словечки, что почерпнула из словарного запаса Тиннат, и помянула всю родню того, кто заставил ее невесть как влезть на крышу.
– Никогда не слышал, чтобы женщины так ругались. Она вздрогнула и судорожно вцепилась в мраморные зубцы. Сердце заколотилось о ребра, грозя выпрыгнуть; далекая мостовая закрутилась перед глазами… Чтобы не свалиться, Уломара крепко зажмурилась.
– Если вы дадите мне руку, я помогу вам спуститься, – заметили откуда-то сверху. О, этот голос… Похоже, он долго будет преследовать ее в кошмарных снах…
«Но я не покажу ему, что боюсь, – Уломара решительно сжала зубы, – в конце концов, я не простолюдинка какая-нибудь, а магесса. Да, магесса!»
И она, повернувшись, взглянула наверх.
На крыше сидел темный нелюдь, вампир. Тот самый, которого она приняла за раненого дэйлор, тот, что заставил ее спасти Ильверса… Легкий ветерок играл его седыми волосами, в лунном свете похожими на тончайшие нити перламутра. Ярко горели сапфировые глаза. И только пятна крови на рубахе тонкого полотна говорили о том, что он был тяжело ранен.
– Мерзавец, – беззлобно сказала Уломара, – это из-за тебя я здесь очутилась?
– Нет, – он серьезно посмотрел на нее, – ты сама залезла сюда, потому как именно здесь ты могла испортить подготовленную ловушку.
– Но я вовсе не хотела спасать Ильверса. К тому же он убил моего старого Учителя, Альхейма…
– А теперь он расправился еще и с магами Алларена.
– Проклятие!..
– Но лучше не пытаться убить Ильверса. То, что вам это не удалось, просто прекрасно… Для вас же самих. К слову, как это вы умудрились так ловко вживить компоненты в тела женщины и ребенка, благодаря чему они еще некоторое время оставались живы? И кто надоумил построить именно ловушку, а не действовать чистыми преобразованиями Силы?
Уломара обреченно вздохнула. Похоже, вампир пользовался ее положением и решил устроить небольшой допрос.
– Это все Эльмер, из Дэйлорона, – зло бросила она, – он научил моих коллег…
– Ах, Эльмер! Да еще из Дэйлорона… – задумчиво протянул вампир, – что ж… все сходится… так ты дашь мне руку или будешь сидеть здесь до утра? Пока не прибежит кто-нибудь с длинной лестницей, чтобы снять единственную магессу этого города?
– Я наберу себе учеников, – огрызнулась Уломара, – и не буду единственной.
Но руку все же протянула, вздрогнув, когда запястья коснулись горячие пальцы нелюди. Раз – и она снова оказалась на крыше.
Уломара бросила взгляд на площадь: Ильверс уже исчез.
– Он отправился в башню, – тихо пояснил вампир, – и я скоро присоединюсь к нему, чтобы дать кое-какие рекомендации.
– А что с ними? – Магесса указала на два по-прежнему неподвижных тела, – они…
– Они живы и будут жить дальше. Вам троим следует покинуть Алларен – это воля Магистра.
– Какого еще Магистра? – хмуро поинтересовалась Уломара. Все-таки требовать, чтобы она бросила свой уютный дом и отправилась странствовать, это уже слишком…
– Ильверс – Магистр. Не состоявшийся этой ночью, предсказанный много веков назад Последний Магистр, – терпеливо разъяснял нелюдь, – это его воля. Он не желает вам ничего плохого, ни тебе, ни этим двоим. А потому хочет, чтобы вы убрались отсюда подальше и чтобы никто не помнил о вас.
Уломара вознамерилась было возразить, но вампир вдруг крепко обнял ее за талию и прижал к себе. Добавил:
– Да, и еще: больше не попадайся мне на глаза, а то в следующий раз я не удержусь от соблазна…
– Я умею постоять за себя, – заверила Уломара.
– О, безусловно.
И, с хрустом развернув серые крылья, он легко поднялся в воздух – чтобы опуститься уже рядом с домом.
– Госпожа. – Нелюдь отвесил ей шутливый поклон и, уже серьезно, повторил: – Вам нужно убраться из города. Так хочет Магистр, а ему лучше не перечить. Так будет лучше для всех.
…Она долго стояла и смотрела на быстро удаляющийся крылатый силуэт, тонущий в чистой темноте неба. Потом, когда обладатель волшебных сапфировых глаз растворился в ночи, поспешила к Золюшке и Тиннат. Они мирно спали, и дыхание их было глубоким и ровным – как у совершенно здоровых людей.
Желание обрести покой никуда не исчезло. Лишь пугливо съежилось, запряталось в самый темный закоулок души – чтобы затем вновь напомнить о себе пульсацией крови в висках, отмеряя каждый миг, каждый всплеск отражений.
Ильверс обернулся на легкий шорох крыльев за окном, молча наблюдал, пока в узкий проем втиснется внушительная фигура Норла д'Эвери… Следовало бы разозлиться на то, что хитрый вампир играючи лишил его столь прекрасной возможности воссоединиться с предками, но – увы, увы… Даже злость, самая обычная, живая, была теперь недоступна странному созданию, которым стал Ильверс.
Он лениво подумал о том, что еще не попробовал просто прыгнуть с балкона башни вниз, или вскрыть себе вены, или… Но тут же дрогнула завеса памяти предков, и далекий голос старого Магистра прошелестел, что, мол, ничего не выйдет. Само тело изменилось под воздействием Силы, и уничтожить его теперь куда сложнее, чем раньше… Разве что Ильверс сам себя разнесет в мелкие клочья и раскидает их на несколько лиг по округе.
Магистр Закрытого города хмуро посмотрел на n'tahe.
…На белоснежной рубахе вампира ярко алели пятна крови, и мелькнула безвкусная мысль о том, что, доведи он начатое там, в темном переулке, до конца – и был бы уже свободен, и погрузился бы в спокойную тишину слюдяного озера. А там… там его ждала мать, одинокая золотая искра в бесконечном мраке, такая маленькая, но способная согреть и утешить.
– Я не жалею о том, что с тобой сделал, – процедил Ильверс, – жалею, что оставил в живых.
Сапфировые глаза насмешливо блеснули.
– О, прими мои глубочайшие извинения, Ильверс. Но и я не жалею о том, что не дал сбыться старому пророчеству о Последнем Магистре…
– Только на этот раз. Никому не ведомо то, что грядет.
– Будем надеяться, что в ближайшее столетие тебя больше никто не побеспокоит. Настолько, чтобы ты добровольно положил голову под топор палача.
Лицо n'tahe вдруг стало очень серьезным.
– Я пришел не для того, чтобы тебя утешать, Магистр. Я пришел, потому что мне есть что сказать, и это может облегчить твою ношу. Скажи, отчего ты не прочел все хроники своего предшественника?
Ильверс устало опустился в кресло. Норл, не дожидаясь приглашения, последовал его примеру; совсем по-человечески протянул ладони к огню.
– Я начал их читать, – отозвался Ильверс, – и прочел достаточно для того, чтобы понять, что меня ждет. Вечное переживание отражений ради мелочных, самонадеянных, влюбленных в себя, эгоистичных…
Он мог бы перечислять еще долго, но вампир прервал его:
– Ты не успел да и не захотел прочесть самое главное – как одинокому старику удавалось нести это тяжкое бремя столько декад.
Магистр лишь пожал плечами. Крепкие пальцы д'Эвери отсвечивали красным, и Ильверсу пришло в голову, что вот поди ж ты, переродившийся в n'tahe дэйлор… А куда живее и счастливее его, Ильверса. Он даже запоздало пожалел о том, что придумал для Великого Магистра Дэйлорона слишком легкую и быструю смерть; надо было… Да! Надо было обречь его на вечное существование рядом с собой, в этих черных стенах, прикованным – а еще лучше – замурованным в каменную толщу…
– Если ты хочешь рассказать мне об этом, то говори, – прошептал Ильверс, – я выслушаю.
Вампир улыбнулся; влажно блеснули крепкие белые зубы.
– Тебе следует сделать то же, что сделал когда-то Магистр Закрытого города. Он позволил приходить сюда магам, и дэйлор, и даже людям. Над избранными им совершался весьма любопытный обряд… Думаю, ты догадываешься, какой именно. После чего он возлагал на них часть своего бремени, часть видений, что несет великая река и которые сводили его с ума – да и твой рассудок подтачивают. Дэйлор начинали видеть Силу отражений, могли – совсем чуть-чуть – использовать ее в своих заклинаниях. Людям и того не доставалось, они вообще ни к чему не способны, кроме как перья с жабьими головами мешать. Но как разделяющие бремя они вполне годились, хоть и не были столь долговечными, как маги Дэйлорона. Вот так. Набрав должное количество разделяющих Магистр может освободить себя от тревожащих видений – и останется только власть. Разве это не выход?
Ильверс смотрел в глубь камина, где бушевало, гудело пламя. Разумеется, магической природы.
– Никто не может жить вечно, – наконец пробормотал он, – когда-нибудь рассудок все равно помутится, и тогда…
– Ты обязан быть очень внимательным, Магистр, – Норл поднялся с кресла, прошелся по кабинету и остановился напротив окна, – ты должен либо сделать то, что сделал твой предшественник, либо… Либо сразу найти преемника, чтобы тот занял твое место. Надо полагать, ты сможешь помочь новому Магистру ступить на этот путь…
Ильверс только скривился. От откровений мудрого вампира не менялось ровным счетом ничего. По крайней мере для самого Ильверса…
– Может быть, ты еще и придумаешь, почему я должен следовать твоим советам? После того, что я видел в реке отражений…
Норл упрямо тряхнул головой.
– Все мои страдания после перерождения были ничтожны по сравнению с твоими, Ильверс, я это понимаю. Но – раз уж ты стал Магистром Закрытого города, толком и не прожив обычной жизни, придумай сам – во имя чего ты должен пройти этот тяжкий путь достойно. И не торопись становиться Последним Магистром. Я прошу тебя об этом, и королева болотных ночниц, это мудрое и древнее создание, и многие бы попросили – но они не знают о твоем существовании…
Ильверс усмехнулся. Потер подбородок. Ох, и до чего же гладко говорил вампир из Дома д'Эвери! Может быть, есть в его словах правда?
– Я подумаю, – обронил он, – подумаю…
Перед глазами стояла Тиннат, но не бледная, с опухшими и покрасневшими веками, когда в ее тело был вживлен компонент заклинания, а веселая, сияющая, в платьице вишневого цвета… Тогда, в таверне «Кружка мага», и позже, ночью в его спальне… А маленькие руки Золюшки крепко цеплялись за пояс, оттаскивая с дороги к дереву. «На вот, попей водички…» Может быть, и не стоило торопить их путешествие в небесные сады…
А ведь старый Магистр пребывал в долине тех, кто жил раньше, и теперь его память могла ожить в Ильверсе в любой момент?.. Вот уж у кого можно порасспросить и о ритуалах, и о разделяющих бремя… Вместо того чтобы ворошить запылившиеся фолианты.
Ильверс посмотрел на вампира: тот, казалось, был погружен в невеселые думы. Приказал коротко, властно – именно так, как и должен приказывать настоящий Магистр.
– Оставь меня. Близится рассвет, а тебе предстоит долгий путь.
Вампир согласно кивнул:
– Да, я уйду. Но прежде мне хочется, чтобы ты узнал еще кое-что…
НОВЫЕ ВРЕМЕНА
Он улыбнулся и неторопливо двинулся вперед. К замершим, беззащитным фигуркам, окутанным серебристым сиянием лун.
…Шаг. Еще шаг. И еще, самый последний…
Ильверс постоял мгновение, подставляя лицо свежему, напоенному запахами весны ветру.
А затем, опустившись на колени, одновременно коснулся Тиннат и Золюшки.
Ничего не произошло. И чувство опасности, которое до сего момента буквально звенело в воздухе, пропало бесследно.
Ильверс вскинулся; разметались по разным сторонам плети Силы, ловя каждый образ, запечатлевая каждое движение…
Светловолосый маг в недоумении привстал. Затем, пробормотав проклятие, бросился прочь из комнаты, где сидел.
Два брата-близнеца хмуро покачали головами.
Старик испуганно ойкнул и, семеня, устремился по проулку, подальше от страшного Магистра.
И молодой маг, сидя на полу, молитвенно сложил руки, обращаясь к далекому и равнодушному божеству.
А Уломара, сидя на крыше, беззвучно смеялась, растирая по лицу слезы. Она прижимала к груди небольшую круглую подушку с непонятным содержимым… С компонентами взаимодействия вещей?!! Так, значит, вот кому он оказался обязан продолжением кошмара и жизнями двух невинных людей…
Те, кто хотел смерти Магистра, улепетывали со всех ног. Ильверс едва не рассмеялся – как же наивно с их стороны полагать, что можно уйти от возмездия!
Ведь сотворенное зло… всегда… возвращается…
Он не стал размениваться на яркие, шумные преобразования вроде стен огня или ветвящихся молний; закрыл глаза, возложил руки на голову Тиннат, позволяя великой черной реке пронести сквозь себя ее боль и страх.
Вслушиваясь в глубокую подсердечную боль, он выплеснул отражения в жалкие тела удиравших магов – они умерли почти мгновенно, даже не успев понять, что с ними происходит, и не почувствовав всего того, что выпало на долю их беззащитных жертв.
Уломара сидела на крыше, в недоумении уставившись на подушку, словно только очнулась от тяжкого забытья и не понимала, что происходит.
А на площадь из-за угла дома Альхейма медленно вышел Норл д'Эвери. Дышал он тяжело, с хрипом, и Ильверс – немного запоздало – пожалел о том, что оставил его в живых.
Не поднимаясь с колен, он кивнул вампиру.
– Ты, я вижу, добился своего. Так чего теперь ты ждешь от меня?
В сапфировых глазах n'tahe полыхнуло холодное презрение. И, указав на два бесчувственных тела, он сказал:
– Исцели этих людей. Ты ведь можешь… И они никогда не узнают, как ты предал их.
– Я хотел уйти вместе с ними, – пробормотал Ильверс, – почему ты вмешался? Почему?!! О, если бы ты знал, что я вижу… Ты бы не стал мешать, не стал…
– Ты слишком жалеешь себя, – процедил вампир, – твой предок, первый Магистр, был поистине великим, а ты – жалкое его подобие. Но тебе придется – так или иначе – нести на себе бремя отражений. Тебе придется переживать то, что переживают другие, и в этом пока спасение для всех ныне живущих.
– Для кого я обязан спасать эти земли и ради кого должен нести бремя? – Женщина на крыше все еще смеялась и плакала одновременно, и Ильверс начал понимать, в чем дело. Подушка в ее руках, разрушенное взаимодействие… Как, однако, хитер оказался этот двухсотлетний n'tahe!
– Для них, – белый палец вампира пронзил воздух в направлении Золюшки и Тиннат, – делай то, что должен, Ильверс. С самого начала эта судьба была твоей. А позже…
Я поделюсь с тобой знаниями, которые облегчат твою участь.
Магистр закрыл глаза. Ну почему, почему он должен все это терпеть? Словно от самого рождения на нем было проклятие…
А может быть, и прав Старший? В конце концов, эти двое любили его, а это большая редкость.
Подхватив черной сетью компоненту заклинания, спрятанную внутри Золюшки, он осторожно начал вскрывать пространство, чтобы вытолкнуть прочь все чуждое человеческому телу.
Уломара пришла в себя. И, совершенно не осознавая, где была последние полчаса и что делала, снова уставилась на круглую кожаную подушку в собственных руках.
Затем, вспомнив о том, что собиралась предпринять, до того как… как встретила Ильверса, хозяина Черного города, и вампира с замечательными сапфировыми глазами, огляделась. Поняв наконец, что все уже позади, отшвырнула подушку и ее взгляд упал на площадь перед домом Альхейма.
А там… происходило нечто любопытное.
Ильверс остался жив. Он стоял на коленях, положив руки на грудь Золюшке; вокруг его ладоней вспыхивали и гасли кровавые искры, впитываясь в тело мальчика. У магессы похолодело в груди – что еще этот нелюдь делает с ребенком?!! И она огляделась в поисках возможного пути вниз – но, на беду, никак не могла припомнить, как очутилась на крыше;
– Ах ты, проклятый ублюдок, – бормотала она, – только посмей что-нибудь сделать с Золюшкой! Я не посмотрю на то, что ты живешь в Черном городе, клянусь оком Хаттара!.. Да еще и Альхейма тебе припомню!
Наконец Уломаре удалось спуститься на карниз, и тут она поняла, что застряла. Не было никакой возможности спуститься на землю – и теперь уже ей не удалось бы вернуться обратно на крышу. Хорошо еще, что с площади ее не было видно – но, с другой стороны, и она не могла видеть того, что происходило с Золюшкой и Тиннат.
Уломара припомнила те словечки, что почерпнула из словарного запаса Тиннат, и помянула всю родню того, кто заставил ее невесть как влезть на крышу.
– Никогда не слышал, чтобы женщины так ругались. Она вздрогнула и судорожно вцепилась в мраморные зубцы. Сердце заколотилось о ребра, грозя выпрыгнуть; далекая мостовая закрутилась перед глазами… Чтобы не свалиться, Уломара крепко зажмурилась.
– Если вы дадите мне руку, я помогу вам спуститься, – заметили откуда-то сверху. О, этот голос… Похоже, он долго будет преследовать ее в кошмарных снах…
«Но я не покажу ему, что боюсь, – Уломара решительно сжала зубы, – в конце концов, я не простолюдинка какая-нибудь, а магесса. Да, магесса!»
И она, повернувшись, взглянула наверх.
На крыше сидел темный нелюдь, вампир. Тот самый, которого она приняла за раненого дэйлор, тот, что заставил ее спасти Ильверса… Легкий ветерок играл его седыми волосами, в лунном свете похожими на тончайшие нити перламутра. Ярко горели сапфировые глаза. И только пятна крови на рубахе тонкого полотна говорили о том, что он был тяжело ранен.
– Мерзавец, – беззлобно сказала Уломара, – это из-за тебя я здесь очутилась?
– Нет, – он серьезно посмотрел на нее, – ты сама залезла сюда, потому как именно здесь ты могла испортить подготовленную ловушку.
– Но я вовсе не хотела спасать Ильверса. К тому же он убил моего старого Учителя, Альхейма…
– А теперь он расправился еще и с магами Алларена.
– Проклятие!..
– Но лучше не пытаться убить Ильверса. То, что вам это не удалось, просто прекрасно… Для вас же самих. К слову, как это вы умудрились так ловко вживить компоненты в тела женщины и ребенка, благодаря чему они еще некоторое время оставались живы? И кто надоумил построить именно ловушку, а не действовать чистыми преобразованиями Силы?
Уломара обреченно вздохнула. Похоже, вампир пользовался ее положением и решил устроить небольшой допрос.
– Это все Эльмер, из Дэйлорона, – зло бросила она, – он научил моих коллег…
– Ах, Эльмер! Да еще из Дэйлорона… – задумчиво протянул вампир, – что ж… все сходится… так ты дашь мне руку или будешь сидеть здесь до утра? Пока не прибежит кто-нибудь с длинной лестницей, чтобы снять единственную магессу этого города?
– Я наберу себе учеников, – огрызнулась Уломара, – и не буду единственной.
Но руку все же протянула, вздрогнув, когда запястья коснулись горячие пальцы нелюди. Раз – и она снова оказалась на крыше.
Уломара бросила взгляд на площадь: Ильверс уже исчез.
– Он отправился в башню, – тихо пояснил вампир, – и я скоро присоединюсь к нему, чтобы дать кое-какие рекомендации.
– А что с ними? – Магесса указала на два по-прежнему неподвижных тела, – они…
– Они живы и будут жить дальше. Вам троим следует покинуть Алларен – это воля Магистра.
– Какого еще Магистра? – хмуро поинтересовалась Уломара. Все-таки требовать, чтобы она бросила свой уютный дом и отправилась странствовать, это уже слишком…
– Ильверс – Магистр. Не состоявшийся этой ночью, предсказанный много веков назад Последний Магистр, – терпеливо разъяснял нелюдь, – это его воля. Он не желает вам ничего плохого, ни тебе, ни этим двоим. А потому хочет, чтобы вы убрались отсюда подальше и чтобы никто не помнил о вас.
Уломара вознамерилась было возразить, но вампир вдруг крепко обнял ее за талию и прижал к себе. Добавил:
– Да, и еще: больше не попадайся мне на глаза, а то в следующий раз я не удержусь от соблазна…
– Я умею постоять за себя, – заверила Уломара.
– О, безусловно.
И, с хрустом развернув серые крылья, он легко поднялся в воздух – чтобы опуститься уже рядом с домом.
– Госпожа. – Нелюдь отвесил ей шутливый поклон и, уже серьезно, повторил: – Вам нужно убраться из города. Так хочет Магистр, а ему лучше не перечить. Так будет лучше для всех.
…Она долго стояла и смотрела на быстро удаляющийся крылатый силуэт, тонущий в чистой темноте неба. Потом, когда обладатель волшебных сапфировых глаз растворился в ночи, поспешила к Золюшке и Тиннат. Они мирно спали, и дыхание их было глубоким и ровным – как у совершенно здоровых людей.
Желание обрести покой никуда не исчезло. Лишь пугливо съежилось, запряталось в самый темный закоулок души – чтобы затем вновь напомнить о себе пульсацией крови в висках, отмеряя каждый миг, каждый всплеск отражений.
Ильверс обернулся на легкий шорох крыльев за окном, молча наблюдал, пока в узкий проем втиснется внушительная фигура Норла д'Эвери… Следовало бы разозлиться на то, что хитрый вампир играючи лишил его столь прекрасной возможности воссоединиться с предками, но – увы, увы… Даже злость, самая обычная, живая, была теперь недоступна странному созданию, которым стал Ильверс.
Он лениво подумал о том, что еще не попробовал просто прыгнуть с балкона башни вниз, или вскрыть себе вены, или… Но тут же дрогнула завеса памяти предков, и далекий голос старого Магистра прошелестел, что, мол, ничего не выйдет. Само тело изменилось под воздействием Силы, и уничтожить его теперь куда сложнее, чем раньше… Разве что Ильверс сам себя разнесет в мелкие клочья и раскидает их на несколько лиг по округе.
Магистр Закрытого города хмуро посмотрел на n'tahe.
…На белоснежной рубахе вампира ярко алели пятна крови, и мелькнула безвкусная мысль о том, что, доведи он начатое там, в темном переулке, до конца – и был бы уже свободен, и погрузился бы в спокойную тишину слюдяного озера. А там… там его ждала мать, одинокая золотая искра в бесконечном мраке, такая маленькая, но способная согреть и утешить.
– Я не жалею о том, что с тобой сделал, – процедил Ильверс, – жалею, что оставил в живых.
Сапфировые глаза насмешливо блеснули.
– О, прими мои глубочайшие извинения, Ильверс. Но и я не жалею о том, что не дал сбыться старому пророчеству о Последнем Магистре…
– Только на этот раз. Никому не ведомо то, что грядет.
– Будем надеяться, что в ближайшее столетие тебя больше никто не побеспокоит. Настолько, чтобы ты добровольно положил голову под топор палача.
Лицо n'tahe вдруг стало очень серьезным.
– Я пришел не для того, чтобы тебя утешать, Магистр. Я пришел, потому что мне есть что сказать, и это может облегчить твою ношу. Скажи, отчего ты не прочел все хроники своего предшественника?
Ильверс устало опустился в кресло. Норл, не дожидаясь приглашения, последовал его примеру; совсем по-человечески протянул ладони к огню.
– Я начал их читать, – отозвался Ильверс, – и прочел достаточно для того, чтобы понять, что меня ждет. Вечное переживание отражений ради мелочных, самонадеянных, влюбленных в себя, эгоистичных…
Он мог бы перечислять еще долго, но вампир прервал его:
– Ты не успел да и не захотел прочесть самое главное – как одинокому старику удавалось нести это тяжкое бремя столько декад.
Магистр лишь пожал плечами. Крепкие пальцы д'Эвери отсвечивали красным, и Ильверсу пришло в голову, что вот поди ж ты, переродившийся в n'tahe дэйлор… А куда живее и счастливее его, Ильверса. Он даже запоздало пожалел о том, что придумал для Великого Магистра Дэйлорона слишком легкую и быструю смерть; надо было… Да! Надо было обречь его на вечное существование рядом с собой, в этих черных стенах, прикованным – а еще лучше – замурованным в каменную толщу…
– Если ты хочешь рассказать мне об этом, то говори, – прошептал Ильверс, – я выслушаю.
Вампир улыбнулся; влажно блеснули крепкие белые зубы.
– Тебе следует сделать то же, что сделал когда-то Магистр Закрытого города. Он позволил приходить сюда магам, и дэйлор, и даже людям. Над избранными им совершался весьма любопытный обряд… Думаю, ты догадываешься, какой именно. После чего он возлагал на них часть своего бремени, часть видений, что несет великая река и которые сводили его с ума – да и твой рассудок подтачивают. Дэйлор начинали видеть Силу отражений, могли – совсем чуть-чуть – использовать ее в своих заклинаниях. Людям и того не доставалось, они вообще ни к чему не способны, кроме как перья с жабьими головами мешать. Но как разделяющие бремя они вполне годились, хоть и не были столь долговечными, как маги Дэйлорона. Вот так. Набрав должное количество разделяющих Магистр может освободить себя от тревожащих видений – и останется только власть. Разве это не выход?
Ильверс смотрел в глубь камина, где бушевало, гудело пламя. Разумеется, магической природы.
– Никто не может жить вечно, – наконец пробормотал он, – когда-нибудь рассудок все равно помутится, и тогда…
– Ты обязан быть очень внимательным, Магистр, – Норл поднялся с кресла, прошелся по кабинету и остановился напротив окна, – ты должен либо сделать то, что сделал твой предшественник, либо… Либо сразу найти преемника, чтобы тот занял твое место. Надо полагать, ты сможешь помочь новому Магистру ступить на этот путь…
Ильверс только скривился. От откровений мудрого вампира не менялось ровным счетом ничего. По крайней мере для самого Ильверса…
– Может быть, ты еще и придумаешь, почему я должен следовать твоим советам? После того, что я видел в реке отражений…
Норл упрямо тряхнул головой.
– Все мои страдания после перерождения были ничтожны по сравнению с твоими, Ильверс, я это понимаю. Но – раз уж ты стал Магистром Закрытого города, толком и не прожив обычной жизни, придумай сам – во имя чего ты должен пройти этот тяжкий путь достойно. И не торопись становиться Последним Магистром. Я прошу тебя об этом, и королева болотных ночниц, это мудрое и древнее создание, и многие бы попросили – но они не знают о твоем существовании…
Ильверс усмехнулся. Потер подбородок. Ох, и до чего же гладко говорил вампир из Дома д'Эвери! Может быть, есть в его словах правда?
– Я подумаю, – обронил он, – подумаю…
Перед глазами стояла Тиннат, но не бледная, с опухшими и покрасневшими веками, когда в ее тело был вживлен компонент заклинания, а веселая, сияющая, в платьице вишневого цвета… Тогда, в таверне «Кружка мага», и позже, ночью в его спальне… А маленькие руки Золюшки крепко цеплялись за пояс, оттаскивая с дороги к дереву. «На вот, попей водички…» Может быть, и не стоило торопить их путешествие в небесные сады…
А ведь старый Магистр пребывал в долине тех, кто жил раньше, и теперь его память могла ожить в Ильверсе в любой момент?.. Вот уж у кого можно порасспросить и о ритуалах, и о разделяющих бремя… Вместо того чтобы ворошить запылившиеся фолианты.
Ильверс посмотрел на вампира: тот, казалось, был погружен в невеселые думы. Приказал коротко, властно – именно так, как и должен приказывать настоящий Магистр.
– Оставь меня. Близится рассвет, а тебе предстоит долгий путь.
Вампир согласно кивнул:
– Да, я уйду. Но прежде мне хочется, чтобы ты узнал еще кое-что…
НОВЫЕ ВРЕМЕНА
По лицу бесшабашно прыгал солнечный зайчик. Тиннат спросонья вскинула руку, прикрывая глаза от яркого света, зажмурилась… Но уже в следующий миг съежилась, ожидая, что под ребрами полоснет бритвой боль. Ничего не случилось. Лисица вдохнула поглубже – снова ничего. И осторожно, из-под ресниц, огляделась.
Последние воспоминания были связаны с черным магом из Дэйлорона. Еще над ней суетились люди, среди них – голубоглазый красавчик, который заманил ее в дом. Лисица не видела, что они с ней вытворяли, но ни мгновения не сомневалась в том, что кошмарные, выпивающие жизнь боли в животе – дело их рук. Тиннат вспомнила, как по щекам текли слезы, вспомнила, как звала хозяина Черного города, но тот не пришел. Тогда она поняла, что ее мага больше нет; надежда, единожды взмыв в небо белой птицей, рассыпалась обугленными головешками. Ведь тот, настоящий Ильверс из Дэйлорона, обязательно выхватил бы из безжалостных рук чародеев и ее, и Золюшку; Тиннат верила, что, останься он прежним, простил бы даже ее невольное предательство.
Позже… было темное небо над головой, гладкий, отполированный сотнями ног булыжник под щекой и ощущение, что неведомые твари вцепились во внутренности и тянут их в разные стороны. Боком Тиннат чувствовала маленькое, тщедушное тельце Золюшки, поначалу даже пыталась его подбодрить, но мальчонка потерял сознание; Лисица осталась одна. На самом последнем пороге жизни.
Ею все больше и больше овладевали мутные, как сумеречное небо, видения; Тиннат вновь увидела себя маленькой девочкой, затем – худым нескладным подростком. Мимолетом скользнула перед глазами первая драка, в которой она вышла победительницей. Учитель, бывший пиратом и оставивший свой промысел, потеряв правую руку. Маленькие сестрички тянули к ней тонкие, как соломинки, ручонки и просили есть; Тиннат тогда оказалась на перепутье: либо бордель, либо шайка отважных воров. Она предпочла второе, но сестричек это все равно не спасло, той же зимой они, слабенькие и беззащитные, тяжело заболели и отошли в сады небесные. И, наконец, Лисица увидела своих родителей. Они выглядели совсем не так, как в тот день, когда Тиннат отправилась на запад. Мать и отец были веселыми, молодыми и здоровыми, они раскрывали ей навстречу объятия. И на душе стало хорошо и спокойно; откуда-то пришла уверенность в том, что настала пора возвратиться домой.
Потом Тиннат шла к ним, медленно, по широкой и ровной дороге; ей было легко и радостно. Но каждый следующий шаг давался тяжелее, чем предыдущий – словно кто-то начал тащить ее назад. И вдруг все унеслось прочь, как легкое облако под порывом ветра; Лисица снова очутилась на мостовой, и вместо доброго, чуть тронутого морщинками лица матери над ней склонился бледный, как сама смерть, хозяин Черного города.
Тиннат стало тоскливо. Ведь только что она почти вернулась в свой давно покинутый дом, где ее так ждали, а Ильверс решил вмешаться. И зачем, спрашивается?
Он ведь давно отказался от нее, к чему бередить еще не зажившую рану?
Она хотела сказать ему об этом, но язык не слушался; из горла выползло сдавленное шипение. А потом вдруг Ильверс медленно и как бы торжественно приблизил свое неживое лицо к ее собственному и коснулся губами лба. Словно прощаясь и благословляя.
Больше Тиннат ничего не помнила.
И теперь…
Стояла тишина. Над головой – небесно-голубой потолок, расписанный по периметру виноградными лозами. Взгляд, торопливо брошенный вскользь, – а ну как следят за ней? – выхватил добротное бюро, стул с высокой резной спинкой и край пушистого ковра.
Значит, Ильверс все-таки пришел и помог. Но где в таком случае она находится? И где Золюшка? Да и жив ли?.. Уж ему-то, бедняге, досталось здорово…
Ее по-прежнему окружала тишина – спокойная и прозрачная, как воды лесного озера, что прячется среди папоротников. Лисица, решившись, открыла глаза и приподнялась на кровати.
Комната и вправду была светлой, уютной, с легкой претензией на роскошь. В широкое окно заглядывала яблоня, усыпанная нежно-розовыми цветками; покачивая ветвями в такт дуновению ветра, она мешала кусочки солнечной мозаики, раскиданные повсюду – по стенам, покрывалу, подушке…
Пальцы Тиннат с опаской легли на живот – тонкий, как от разреза ланцетом, шрам свидетельствовал о том, что весь этот кошмар не приснился.
Она задумалась. Тихо позвала Ильверса, надеясь, что распахнутся двери и он войдет к ней. Но затем, горько усмехнувшись, встала с постели и, завернувшись в простыню, на цыпочках подобралась к двери. Глупо думать, что Ильверс придет только потому, что она позвала… Ведь он приходит и уходит только тогда, когда ему нужно.
Лисица осторожно потянула за дверную ручку – оказалось незаперто. А когда дернула сильнее, намереваясь выйти из гостеприимной комнаты, то на пороге нос к носу столкнулась с Уломарой.
Несколько мгновений они безмолвно стояли, рассматривая друг дружку: Уломара – с недоумением, а Тиннат – с разочарованием. Потом магесса улыбнулась, мягко прикоснулась к запястью Лисицы, щупая пульс.
– Я рада, что ты пришла в себя.
Тиннат тряхнула головой.
– Уломара… Что со мной…
– О, милочка, давай-ка возвращайся в кровать, ты еще слишком слаба, чтобы вот так разгуливать. Я принесу тебе одежду. А заодно и расскажу обо всем. Слишком много всего случилось за одну-то ночь.
В темных волосах магессы белела седая прядка.
– Я думала… Ильверс… – пробормотала Тиннат и покорно поплелась в постель.
– Ты правильно думала. Но его здесь нет.
– А Золюшка? Что с ним? – Она в надежде посмотрела на Уломару. – Он жив?
– Вполне. Спит себе, как дитя… Да он и есть дитя.
…Потом Уломара принесла Тиннат платье, совсем новое и как раз по ней; а добродушная служанка с пышными формами – поднос, заставленный тарелками и чашками.
– У меня не получилось починить твое старое платье, – пояснила магесса, – пришлось порыться в своих сундуках. Думаю, тебе понравится.
Тиннат кивнула с набитым ртом. Боль и страх ушли, а их место занял волчий голод.
– Скоро мы отправимся в путешествие.
Лисица едва не поперхнулась. Торопливо проглотила кусок сладкой булочки.
– В какое еще путешествие?!! Я… я никуда не собираюсь, Уломара. Ты что, забыла, что под моим началом целый двор ночных братьев?
Магесса пожала плечами.
– Боюсь, Ильверса это не слишком волнует, милочка.
Тиннат усиленно заморгала, пытаясь высушить вдруг набежавшие слезы. Ну надо же! А ведь никогда плаксой себя не считала…
– Так это он хочет, чтобы я отсюда убралась? – хмуро уточнила она.
– Да. Так, наверное, будет лучше для всех. И, если кто-нибудь захочет еще раз устроить ловушку для Магистра, тогда уже не будет под рукой тех, кто этому Магистру дорог…
– Был дорог, – поправила Тиннат, – скажи, как получилось, что мы с Золюшкой остались живы? Я… звала его. Но Магистр не пришел, когда они… проделывали со мной все это. Мне казалось, что он пришел в самом конце, однако я не уверена, что все это и вправду было.
Уломара вздохнула и, взяв с подноса яблоко, с хрустом откусила кусок.
– Ты хочешь от меня слишком много, Тиннат. Я и сама толком не знаю, как в действительности все произошло. Но в любом случае, думаю, нам следует начать сборы. Ты ешь, ешь…
Утром следующего дня они покинули Алларен в добротном крытом возке, запряженном парой гнедых. Тиннат взяла на себя обязанности кучера, а Золюшка с Уломарой сидели позади, обсуждая, что будут делать, если вдруг на них нападут разбойники. Слушая их болтовню, Тиннат усмехнулась – ибо не поздоровится тем горе-разбойникам, что по незнанию нападут на одну из лучших мечниц Алларена и могущественную магессу.
Дом свой магесса продала Агелине, чудом уцелевшей в ту страшную ночь – да и то исключительно благодаря стараниям все той же Уломары, которая со смехом пересказывала, как ее коллега была лишена чулок. Расставаясь, две магессы расцеловались, Агелина даже всплакнула, но было видно, что она не очень-то опечалена перспективой остаться единственной чародейкой на весь Алларен.
Уже проезжая под аркой городских ворот, Тиннат по недосмотру едва не подмяла под возок юношу. Его одежда была покрыта толстым слоем пыли, сам он казался худым, как тростинка, и, судя по всему, шел издалека. Тиннат соскочила на землю, помогла ему подняться.
– Я тебя не ушибла?
Он рассеянно взглянул на нее, отряхивая коленки. И Лисица невольно подумала: какое же у него доброе лицо.
– Нет, нет, все хорошо. Спасибо…
И, подобрав палку, пошел дальше.
Тиннат проводила его взглядом, вернулась на возок.
– Н-но, пошли, пошли, мои хорошие!
– А парень-то маг, – заметила со смехом Уломара, – недолго Агелина была одна, недолго… Алларен – хорошее место для магов…
– Как это ты догадалась?
Уломара взъерошила золотистые кудряшки Золия.
– Мы, маги, узнаем друг друга. Не спрашивай как.
– Хорошо, не буду.
И Тиннат сосредоточилась на дороге. Но, когда они уже отъехали от Алларена, натянула вожжи. Странное беспокойство шевельнулось под сердцем, словно она… забыла сделать что-то важное.
– Почему стоим? – поинтересовалась магесса.
– Погоди. Я хочу… попрощаться.
Лисица спрыгнула на землю и повернулась лицом к белым, как старая кость, башням города. Было видно, как крошечные фигурки людей снуют туда-сюда, то выползая из ворот, то исчезая в чреве большого города. А над зубчатыми стенами возвышался тонкий шпиль черной башни.
Последние воспоминания были связаны с черным магом из Дэйлорона. Еще над ней суетились люди, среди них – голубоглазый красавчик, который заманил ее в дом. Лисица не видела, что они с ней вытворяли, но ни мгновения не сомневалась в том, что кошмарные, выпивающие жизнь боли в животе – дело их рук. Тиннат вспомнила, как по щекам текли слезы, вспомнила, как звала хозяина Черного города, но тот не пришел. Тогда она поняла, что ее мага больше нет; надежда, единожды взмыв в небо белой птицей, рассыпалась обугленными головешками. Ведь тот, настоящий Ильверс из Дэйлорона, обязательно выхватил бы из безжалостных рук чародеев и ее, и Золюшку; Тиннат верила, что, останься он прежним, простил бы даже ее невольное предательство.
Позже… было темное небо над головой, гладкий, отполированный сотнями ног булыжник под щекой и ощущение, что неведомые твари вцепились во внутренности и тянут их в разные стороны. Боком Тиннат чувствовала маленькое, тщедушное тельце Золюшки, поначалу даже пыталась его подбодрить, но мальчонка потерял сознание; Лисица осталась одна. На самом последнем пороге жизни.
Ею все больше и больше овладевали мутные, как сумеречное небо, видения; Тиннат вновь увидела себя маленькой девочкой, затем – худым нескладным подростком. Мимолетом скользнула перед глазами первая драка, в которой она вышла победительницей. Учитель, бывший пиратом и оставивший свой промысел, потеряв правую руку. Маленькие сестрички тянули к ней тонкие, как соломинки, ручонки и просили есть; Тиннат тогда оказалась на перепутье: либо бордель, либо шайка отважных воров. Она предпочла второе, но сестричек это все равно не спасло, той же зимой они, слабенькие и беззащитные, тяжело заболели и отошли в сады небесные. И, наконец, Лисица увидела своих родителей. Они выглядели совсем не так, как в тот день, когда Тиннат отправилась на запад. Мать и отец были веселыми, молодыми и здоровыми, они раскрывали ей навстречу объятия. И на душе стало хорошо и спокойно; откуда-то пришла уверенность в том, что настала пора возвратиться домой.
Потом Тиннат шла к ним, медленно, по широкой и ровной дороге; ей было легко и радостно. Но каждый следующий шаг давался тяжелее, чем предыдущий – словно кто-то начал тащить ее назад. И вдруг все унеслось прочь, как легкое облако под порывом ветра; Лисица снова очутилась на мостовой, и вместо доброго, чуть тронутого морщинками лица матери над ней склонился бледный, как сама смерть, хозяин Черного города.
Тиннат стало тоскливо. Ведь только что она почти вернулась в свой давно покинутый дом, где ее так ждали, а Ильверс решил вмешаться. И зачем, спрашивается?
Он ведь давно отказался от нее, к чему бередить еще не зажившую рану?
Она хотела сказать ему об этом, но язык не слушался; из горла выползло сдавленное шипение. А потом вдруг Ильверс медленно и как бы торжественно приблизил свое неживое лицо к ее собственному и коснулся губами лба. Словно прощаясь и благословляя.
Больше Тиннат ничего не помнила.
И теперь…
Стояла тишина. Над головой – небесно-голубой потолок, расписанный по периметру виноградными лозами. Взгляд, торопливо брошенный вскользь, – а ну как следят за ней? – выхватил добротное бюро, стул с высокой резной спинкой и край пушистого ковра.
Значит, Ильверс все-таки пришел и помог. Но где в таком случае она находится? И где Золюшка? Да и жив ли?.. Уж ему-то, бедняге, досталось здорово…
Ее по-прежнему окружала тишина – спокойная и прозрачная, как воды лесного озера, что прячется среди папоротников. Лисица, решившись, открыла глаза и приподнялась на кровати.
Комната и вправду была светлой, уютной, с легкой претензией на роскошь. В широкое окно заглядывала яблоня, усыпанная нежно-розовыми цветками; покачивая ветвями в такт дуновению ветра, она мешала кусочки солнечной мозаики, раскиданные повсюду – по стенам, покрывалу, подушке…
Пальцы Тиннат с опаской легли на живот – тонкий, как от разреза ланцетом, шрам свидетельствовал о том, что весь этот кошмар не приснился.
Она задумалась. Тихо позвала Ильверса, надеясь, что распахнутся двери и он войдет к ней. Но затем, горько усмехнувшись, встала с постели и, завернувшись в простыню, на цыпочках подобралась к двери. Глупо думать, что Ильверс придет только потому, что она позвала… Ведь он приходит и уходит только тогда, когда ему нужно.
Лисица осторожно потянула за дверную ручку – оказалось незаперто. А когда дернула сильнее, намереваясь выйти из гостеприимной комнаты, то на пороге нос к носу столкнулась с Уломарой.
Несколько мгновений они безмолвно стояли, рассматривая друг дружку: Уломара – с недоумением, а Тиннат – с разочарованием. Потом магесса улыбнулась, мягко прикоснулась к запястью Лисицы, щупая пульс.
– Я рада, что ты пришла в себя.
Тиннат тряхнула головой.
– Уломара… Что со мной…
– О, милочка, давай-ка возвращайся в кровать, ты еще слишком слаба, чтобы вот так разгуливать. Я принесу тебе одежду. А заодно и расскажу обо всем. Слишком много всего случилось за одну-то ночь.
В темных волосах магессы белела седая прядка.
– Я думала… Ильверс… – пробормотала Тиннат и покорно поплелась в постель.
– Ты правильно думала. Но его здесь нет.
– А Золюшка? Что с ним? – Она в надежде посмотрела на Уломару. – Он жив?
– Вполне. Спит себе, как дитя… Да он и есть дитя.
…Потом Уломара принесла Тиннат платье, совсем новое и как раз по ней; а добродушная служанка с пышными формами – поднос, заставленный тарелками и чашками.
– У меня не получилось починить твое старое платье, – пояснила магесса, – пришлось порыться в своих сундуках. Думаю, тебе понравится.
Тиннат кивнула с набитым ртом. Боль и страх ушли, а их место занял волчий голод.
– Скоро мы отправимся в путешествие.
Лисица едва не поперхнулась. Торопливо проглотила кусок сладкой булочки.
– В какое еще путешествие?!! Я… я никуда не собираюсь, Уломара. Ты что, забыла, что под моим началом целый двор ночных братьев?
Магесса пожала плечами.
– Боюсь, Ильверса это не слишком волнует, милочка.
Тиннат усиленно заморгала, пытаясь высушить вдруг набежавшие слезы. Ну надо же! А ведь никогда плаксой себя не считала…
– Так это он хочет, чтобы я отсюда убралась? – хмуро уточнила она.
– Да. Так, наверное, будет лучше для всех. И, если кто-нибудь захочет еще раз устроить ловушку для Магистра, тогда уже не будет под рукой тех, кто этому Магистру дорог…
– Был дорог, – поправила Тиннат, – скажи, как получилось, что мы с Золюшкой остались живы? Я… звала его. Но Магистр не пришел, когда они… проделывали со мной все это. Мне казалось, что он пришел в самом конце, однако я не уверена, что все это и вправду было.
Уломара вздохнула и, взяв с подноса яблоко, с хрустом откусила кусок.
– Ты хочешь от меня слишком много, Тиннат. Я и сама толком не знаю, как в действительности все произошло. Но в любом случае, думаю, нам следует начать сборы. Ты ешь, ешь…
Утром следующего дня они покинули Алларен в добротном крытом возке, запряженном парой гнедых. Тиннат взяла на себя обязанности кучера, а Золюшка с Уломарой сидели позади, обсуждая, что будут делать, если вдруг на них нападут разбойники. Слушая их болтовню, Тиннат усмехнулась – ибо не поздоровится тем горе-разбойникам, что по незнанию нападут на одну из лучших мечниц Алларена и могущественную магессу.
Дом свой магесса продала Агелине, чудом уцелевшей в ту страшную ночь – да и то исключительно благодаря стараниям все той же Уломары, которая со смехом пересказывала, как ее коллега была лишена чулок. Расставаясь, две магессы расцеловались, Агелина даже всплакнула, но было видно, что она не очень-то опечалена перспективой остаться единственной чародейкой на весь Алларен.
Уже проезжая под аркой городских ворот, Тиннат по недосмотру едва не подмяла под возок юношу. Его одежда была покрыта толстым слоем пыли, сам он казался худым, как тростинка, и, судя по всему, шел издалека. Тиннат соскочила на землю, помогла ему подняться.
– Я тебя не ушибла?
Он рассеянно взглянул на нее, отряхивая коленки. И Лисица невольно подумала: какое же у него доброе лицо.
– Нет, нет, все хорошо. Спасибо…
И, подобрав палку, пошел дальше.
Тиннат проводила его взглядом, вернулась на возок.
– Н-но, пошли, пошли, мои хорошие!
– А парень-то маг, – заметила со смехом Уломара, – недолго Агелина была одна, недолго… Алларен – хорошее место для магов…
– Как это ты догадалась?
Уломара взъерошила золотистые кудряшки Золия.
– Мы, маги, узнаем друг друга. Не спрашивай как.
– Хорошо, не буду.
И Тиннат сосредоточилась на дороге. Но, когда они уже отъехали от Алларена, натянула вожжи. Странное беспокойство шевельнулось под сердцем, словно она… забыла сделать что-то важное.
– Почему стоим? – поинтересовалась магесса.
– Погоди. Я хочу… попрощаться.
Лисица спрыгнула на землю и повернулась лицом к белым, как старая кость, башням города. Было видно, как крошечные фигурки людей снуют туда-сюда, то выползая из ворот, то исчезая в чреве большого города. А над зубчатыми стенами возвышался тонкий шпиль черной башни.