Костин Сергей. Подопечный

   Лежу и думаю, а когда же терпение у Мустафы кончиться. Да и Зинка должна уже не выдержать. На пару-то они быстренько должны с оборотнями справятся.
   А тут луна полным ликом обернулась, завыли оборотни, повыскакивали.
   Я глянь на Мустафу — белый, как снег в Антарктиде. На Зинаиду — вообще без сознания. Тут у меня чуть приступ не приключился. Понял, что облапошились ребята. У меня игривое настроение как рукой сняло.
   А оборотни на светило ночное головы задрали. Время настало. Для превращения.
   Дикий крик всколыхнул людскую толпу. Все повалились навзничь, даже старикан с бородой.
   В копошащейся куче я с трудом видел, как быстро растет шерсть на коже, как пальцы превращаются в когти, а лица в отвратительные оскаленные морды.
   Через минуту стая разномастных волков, с голодными глазами, порыкивающая, истекающая слюнями медленно двинулась к привязанным пленникам. Все ближе сверкающие клыки, все белее лицо ангела. А вот и глаза закрыл, отвернулся, чтобы не видеть приближающейся смерти своей.
   Дальнейшие свои действия я могу описать только, как проявление нестабильного дисбаланса расстроенного разума.
   Знаете, как в хороших боевиках? Вдруг откуда не возьмись, появилось черт знает что!
   Короткий разбег, сильный толчок и мягкое приземление в самой куче рассвирепевших оборотней. Это я про себя.
   По правде сказать все обстояло несколько иначе. На ногах я не удержался. Приземлился большей частью на руки, потом несколько секунд выбирался из складок плаща. Но замешательство быстро прошло и я, приняв самую что ни наесть величественную позу, замер перед остановившейся стаей. Эдакое таинственное существо, скрытое от посторонних глаз длинным черным плащом. Лица не видать из-за низко опущенного капюшона.
   На что я надеялся? Да ни на что. Все произошло так быстро, что я сам не смог дать реальную оценку своим действиям. Только на земле понял, какую глупость сморозил. Но жалеть о содеянном уже поздно. Что сделано, то сделано.
   Оборотни замерли, нервно подрагивая хвостами и удивленно порыкивая. Что такое? Кто посмел?
   Иногда в жизни встречаются ситуации, когда немаловажную роль при спасении человека играют ноги. Иногда, когда количество недовольных невелико — руки. И крайне редки моменты, когда все проблемы решает голос. Люди так редко прислушиваются к чужим мнениям.
   Я решил, что первый и второй случаи отпадают по известным причинам. Потому станем давить словом. Глупость, конечно, но в моем положении это могло сыграть.
   — Приветствую Вас, дети мои!
   Оборотни озадаченно присели на задние лапы, стали переглядываться, некоторые даже заскулили. Я понял, что первый выход на сцену произвел должный успех и решил развивать сыгранную личность дальше. Так сказать по образу и подобию. Только голос поглуше и пострашнее.
   — Вы звали меня, дети мои?
   Еще минута молчания. Потом слабое движение в стае голодных, и вожак стаи, я назову его так для удобства, старик с бородой прошел обратное превращение и предстал в нормальном человечьем обличии. То и дело озираясь на собратьев по шкуре, он осторожно приблизился ко мне, принюхался и спросил:
   — Ты кто?
   Ну что за люди? Им же нормальным языком все объяснили. Раз звали, я пришел. А кто может еще явиться? Только их покровитель, или кто он там у них,
   Повелитель Ночи. Я так и ответил.
   — Мои дети не узнают Повелителя Ночи? — вот так. Побольше нервозности и скрытой угрозы. Кажется, начинают верить.
   — Не очень то ты похож на Повелителя Ночи, — я б сказал, на кого похож, слепота деревенская. И решил рассердиться.
   — Повелитель Ночи сердиться! Много лун я наблюдал за вами с неба. Много лет охранял эту деревню. И теперь вы не узнаете, дети мои?
   Старик еще раз принюхался, поморгал подслеповатыми глазами и компетентно заявил:
   — Ни хрена ты не похож на Повелителя Ночи, — немного подумал и добавил, — Самозванец.
   Вообще-то я и сам догадывался, что похож на кого угодно, но только не на вышеназванного. Но не в моем положении раскалываться на месте. Играть роль следует до конца, даже если вся сцена закидана гнилыми помидорами.
   — Ты не веришь, старик?! — гробовым голосом, от которого и у меня самого вздыбились волосы, протрубил я, — Кара небесная ждет тебя! Небо обрушиться на головы ваши. Солнце растопит мозги, а земля поглотит тела. Это говорю вам я, Повелитель Ночи. Всмотритесь, неверные. Признайте, непокорные. Иначе, ждет вас
   … эта… анафема.
   Последнее замечание, кажется, убедило старика. Он задумчиво почесал затылок. Посмотрел на небо, на луну, на бурлящий котел и привязанных пленников. Что двигало им, неизвестно, но после недолгого размышления, он повернулся к стае и протявкал что-то типа:
   — К нам спустился Повелитель Ночи.
   Из толпы голос:
   — А на кой он нам нужен. Тут и так жратвы мало?!
   Старик:
   — Покушаем, а потом и с Повелителем разберемся. Хрен его знает. Может и на самом деле это он.
   Вот такой слабенький, но вполне передающий смысл перевод. Но даже и эти результаты меня обрадовали. Сразу не растерзали, и ладно. А там что ни будь да придумаю. Вот только как ребятам помочь? Попробуй, заступись, вмиг расколют, волки поганые.
   Между тем, старик вытащил из кармана (!) микрокалькулятор. Я чуть было на задницу не сел. Что за жизнь? Что за народ?
   Покряхтев в бороду, дед быстренько посчитал присутствующих, меня в том числе, и разделил на количество съестных припасов. Имеется в виду Мустафу и Зинаиду. И возвестил радостным голосом:
   — На каждого причитается по шесть и шесть процента от живого веса пищи. По самым скромным подсчетам, — и по калькулятору — тырк, тырк, — По четыре тысячи калорией. Совсем неплохо!
   Оборотни радостно завыли, затявкали. А я подумал, а сколько калорией во мне? Но шутки шутками, а надо было что-то предпринимать. Подойдя к привязанным пленникам, я, не глядя на растопыренные от ужаса глаза Мустафы, обошел их, пофыркал носом и авторитетно заявил, обращаясь к волчьему племени.
   — Нельзя их кушать.
   — Это почему?— возмутился старик под неодобрительное ворчание стаи.
   — Отравленные они, — брякнул я, первое, что попалось в голову, — Пестицидов много. Пучить потом будет.
   Я ожидал, что мои слова окажутся последними в этой жизни. Но старик отнесся к ним совершенно равнодушно.
   — Да дьявол с ними, с пестицидами. Ныне экологически чистую еду и не найти. Жрем все, что попало. Привыкли давно. А то, что загадили земельку, это ты, Повелитель Тьмы, верно заметил. За то благодарны.
   Ну что я мог еще сказать? Подкованные оборотни попались. Начитанные. То что нельзя заниматься каннибализмом, они не знают. А о пестицидах в курсе. Я ж говорю, дурная планета. Не все как у людей.
   Старик достал небольшой ножичек, с локоть длиной и шириной с ладонь, раза два свистнул им перед носом Мустафы.
   Вот оно! Пришло время. Я было собрался скинуть лживую лучину и рвануться в драку, но не успел.
   Лезвие сверкнуло в лунных лучах и раздался дикий крик.
   Кричал я.
   Оборотни, как один воззрились на меня. Чего это он?
   Я бросил взгляд на пленников. Ничего страшного. Нож только перерезал веревки. Ложная тревога, которая могла стать началом моего провала. Мне оставалось только одно.
   Запрыгав на одной ноге, я дико завыл на Луну и принялся выскакивать по кругу. По замыслу это должно означать непомерную радость.
   Старик подошел ко мне вплотную и ненавязчиво подергал за рукав:
   — Слышь, Повелитель, ты это… не надо так… все-таки живых людей жрать будем. Неудобно радоваться. Детей бы постыдился.
   — Что?— глаза полезли на лоб. Наверно я никогда не пойму, в чем смысл жизни.
   — Я говорю, детей бы постыдился. Может у вас там принято радоваться по каждому поводу, а у нас по другому. Мы ж не совсем звери. Ну да ладно, Повелитель. Извини, может что и не так старик сказал. Не обессудь.
   Не, мне даже стыдно стало. Ничего себе! Они человечину кушают. Наносят, так сказать, непоправимый ущерб природному равновесию, поедая исчезающие виды, а мне стыдно должно быть? Не понимаю.
   Дед подошел к столбу с пленниками. Мустафа, кажется, потерял рассудок. Глаза его дико метались, он что-то бессвязно бормотал, явно не замечая или не узнавая меня. Зинаида сползла по столбу, так и сидела, прислонившись к нему.
   — Эй, парнишка! — дед ласково потрепал Мустафу за плечо, — Давай очухивайся. Вот так. Хорошо. А теперь с подружкой своей в котел лезьте. Водичка уж вскипеть должна.
   Милый старикан. Мне он нравиться. Но не нравиться то, что он делает.
   Мустафа, подхватив Зинку, на трясущихся ногах двинулся к котлу. Дед услужливо подставил ему табуретку и стал помогать закидывать девчонку в побулькивающий чан.
   В этом месте я не выдержал.
   Одним движение расстегнув на плаще бляхи, я откинул его в сторону и моментально обнажил меч.
   — Всем стоять! Служба охраны леса. Это засада! За неповиновение — от двух до пяти.
   Я уже представлял, как на меня кидаются разъяренные оборотни, как проливается кровь и падают тела. А если и мне суждено умереть, так я хоть буду знать, что погиб не зря, спасая жизни друзей.
   Но волки не торопились нападать. Они как-то вдруг понурили головы, жалобно заскулили и, поджав хвосты, стали отползать в стороны. Один старик смачно сплюнул в шипящий костер и, обращаясь сам к самому, пробурчал:
   — Ну вот. Приехали. Снова баланду без мяса жрать, — потом ко мне, — Ты что, не мог сразу сказать? Что за спектакли. Артист, блин! Ну что за молодежь пошла, никакого уважения к старикам.
   И отвалил вслед за стаей к домам.
   Я быстренько подбежал к ангелу, который с завидным упорством продолжал толкать в мягкое место Зинаиду, помогая ей перевалить через край котла.
   — Мустафа, это я. Странник. Василий это. Ага. Давай-ка твою подружку сюда.
   Спустив Зинаиду на землю, я раза два хлестанул по ее щекам и с удовлетворением заметил, как краска заливает девичье лицо. Жить будет. А это самое главное.
   — Да перестань ты дрожать, — ангела, действительно, трясло, словно осиновый лист, –Все кончено. Вас не скушают. Вы спасены.
   До хранителя слова доходили слишком долго. Но все же доходили. Сначала глаза приобрели осмысленное выражение, затем Мустафа узнал меня и, наконец, осознал где находиться.
   — Мы спасены? — Мустафа нервно засмеялся, поглядывая на засевшую в границах света костра стаю.
   — Спасены, спасены. Вот только не знаю, надолго ли. А как передумают оборотни? Надо сматываться, пока не поздно.
   Но уйти нам не позволили.
   Оборотни приняли человеческий вид и, угрюмые и недовольные, топтались небольшими кучками и замышляли тайные козни. Старик с бородой в сопровождении нескольких человек подошли к нам. Вид их не внушал ничего хорошего. Я их понимал. Приперся какой-то фрукт, испортил ночной пикничок, а теперь хочет смотаться.
   — Кхе, кхе! — вежливый папаша, ничего не скажешь, — Мы так понимаем, что вы собираетесь улизнуть?
   Что я мог ответить? Мол, мы хорошие парни, не трогайте нас?
   — Мне показалось, что инцидент исчерпан? Я забираю этих людей и мы, дабы не беспокоить вас, сваливаем.
   — Не получиться.
   Я так и знал, что рано или поздно нам нахамят. Если дело дойдет до драки, то придется вновь обращаться к внутренней силе, будь она неладна.
   — Что значит не получиться? — вслух возмутился я, — Или не уважаете службу охраны леса?
   — Да вроде того… уважаем конечно, — дед замялся, но подбадриваемый спутниками, осмелел, — А кто, спрашивается, контрибуцию выплачивать будет? Неустоечку, так сказать?
   Ну народ, ну времечко!
   — Это за что неустойку то? Ты папаша говори, да не заговаривайся. Мне ж только свистнуть, как людишки мои из засады повыскакивают.
   То, что я сморозил глупость, я понял сразу, но слово не воробей.
   — Да одни вы здесь. Мы уж проверили. Так что сам поменьше языком молоти. Короче. Три картуза золотишка и, мы разойдемся, как в поле тараканы.
   Я посмотрел на Зинаиду. Она пришла в себя и теперь знаками показывала, что ей необходимо что-то сказать мне тет на тет.
   — Одну минуточку, товарищи. Думаю, проблем с выплатой не возникнет, — Я вежливо отвесил поклон, — Мне необходима консультация моего адвоката. Что Зин?
   — Ты хоть представляешь, что такое три картуза золота?
   — Да немного, наверное. А что, у нас нет золота? Мы, то есть ты не позаботилась об этом?
   — Позаботилась, но не настолько. Вот эта здоровая кастрюля, в которую нас чуть было не запихали и называется картузом.
   Ровно четыре с половиной секунды я стоял с опавшим лицом. Это как раз то состояние, когда глаза опадают на уровень щек, щеки на уровень подбородка, а последний находиться где-то в районе грудной клетки.
   — Не-е, братцы, так дела не делаются! Это ж что получается, вы нас чуть не слопали, а мы вам еще и деньги должны? Не пойдет. Значит будем драться.
   Меч, рассекая воздух, проделал несколько умопомрачительных пируэтов и элегантно вонзился перед ногами старика. Я даже сам не ожидал от себя такого виртуозного владения оружием. Что-то подсказывало мне, что на этом фокусы не кончаться.
   Мустафа, вполне оправившийся от последнего потрясения, смело шагнул вперед и пристроился плечом к плечу ко мне. Зинаида отставать не собиралась, и встав в позу пьяного китайского сансея, навострила кулачки прямо в рожу старика.
   -Ну, ну, ребята! Полегче, — дед быстренько спрятался за спинами сородичей.
   Я решил, что пора добивать.
   — Слышь, старик. Некогда мне тут с тобой сопли размазывать. Дел много. Слышал о Страннике?
   — О Великом Страннике, — грозно добавила Зинаида.
   Несколько секунд стояла гробовая тишина. Я уж подумывал о том, не сморозил ли очередную глупость.
   Оборотни как-то вмиг ожили, засуетились и шумящей толпой двинулись на нас. Только природное мужество и самообладание заставили меня не врезаться в приближающуюся толпу с разящим мечом и криком "Бей гадов".
   — Так это ж Странник…
   — Не узнали…
   — Долго жить будешь. .
   В одно мгновение меня обступила толпа, которая приятельски хлопала меня по плечам, ощупывала, а некоторые, особо рьяные представители, лезли целоваться.
   Отпихивался и отбрыкивался я как мог. Но силы оказались неравными, и через минуту меня подхватили на руки и, горланя хвалебные здравницы, стали подкидывать в ночное небо.
   Ангела и Зинаиду игнорировали полностью. Они скромно стояли в стороне от всей этой кутерьмы и наслаждались только что подаренной им жизни.
   Долго ли это продолжалось, не скажу. Не в моих интересах. Народ должен любить своих героев до бесконечности. И хотя бы половину этого промежутка времени носить их на руках. Иначе герои могут забыть, кем они являются и превратиться в обыкновенных, никем не признанных, сорви голов. А это, поверьте, менее интересно.
   Меня отнесли в самый большой дом и усадили на самое почетное место. Дом отличался от свинарника только отсутствием свиней. Ни кроватей, ни стола, не было даже дрянненькой табуретки. Единственная грубая циновка, да и та оказалась подо мной.
   — Так вот ты какой, Страничек?! — не-то с удивлением, не-то с огромной душевной издевкой сказал старичок. В домашней обстановке он смотрелся куда приятнее, — Каким ветром к нам занесло?
   — Да вот, — также ласково ответил я, — шли, шли, да зашли. На огонек.
   Хрен щербатый, знает же, что сам виноват, а выкобениваеться.
   — Слышали, слышали о подвигах твоих, Великий Странник. О том как Прорву, ненавистную, одной рукой в прах превратил. Как города свои вотчинные в один день усмирил. И как мир от тучи бесчисленной чертей уберег. Все знаем, обо всем ведаем.
   Никогда! Никогда не опровергайте то, что о вас говорят. Если слишком много хорошего, ничего. От хорошего не убудет. А ежели плохого, тоже не беда. Значит враги ваши стараются, словом, а не делом уничтожить хотят. Так о чем это я?
   — Да-а! Бывали денечки кровавые да неспокойные, — я тяжело вздохнул, всем видом показывая, что смогу и не такие горы свернуть. Пусть знают, — А что это вы, милые, на людишек охотитесь? Иль зверья в лесу маловато?
   — Да нет. Живность имеется в достаточном количестве. Но нам по штату положено. Мы ж оборотни. Хошь не хошь, а раз в декаду человеченку подай. А то сразу ж и рождаемость падает, смертность повышается. Вот послушай, Страничек, какие у нас социологические опросы среди населения проводятся, и что люди говорят.
   Вот уж чего мне не интересно, так это сведения о влиянии вареного человеческого мяса на уровень потенции оборотней.
   — Ладно, батя, убедил, — я прослушал лекцию и мне даже понравилось. Особенно место, где рассказывалось об определении пола новорожденного по количеству съеденных обоими родителями мочек ушей, — Все это интересно. А, кстати, где дружки мои?
   — Да не беспокойся ты. Ничего плохого с ними не случиться. Покормят, попоят, и спать уложат. Так у вас, у Странников говаривают.
   С мудростью нельзя не согласиться.
   — А куда путь то держите? — просто обожаю любознательных старичков. Ему то, оборотню, зачем знать? Но раз просит…
   — Дело тут непростое. Известно нам, что где-то в дальних землях, а может быть и не в дальних, есть место, где храниться Сердце Тьмы-. Найти его нам надо.
   — И уничтожить?
   — И уничтожить.
   Старик задумчиво покрутил бороду, поскреб лысину.
   — Ты тут малехо посиди. Отдохни. Я скоро буду.
   И исчез. Я не имею ввиду, что просто исчез. Ушел. Оборотни к особому колдовству не обучены.
   Старик отсутствовал часа три. Я уж весь измаялся. Сидеть одному в хижине, где и прилечь то негде, да еще мучаться мыслями о друзьях — не всякому под силу. Но я, как настоящий Великий Странник, мужественно перенес и это испытания. Ровно через три часа дед вернулся в сопровождении еще более старых оборотней. То, что дедки именно таковыми являются становилось ясно, едва я заглянул в их глаза. Голодные до бескрайности.
   Прибывшие молча и чинно расселись по кругу и давешний дед представил:
   — Из соседних деревень старейшины. Матерые волки, Страничек. На их зубах не один человечишка смерть нашел.
   Я только кивнул. Приятного мало, когда вокруг сидит столько матерых. Тем более в полную луну. Того и гляди за бочок схватят, хоть я и расположился почти у самой стенки.
   Пока я здоровался, две обольстительно молодые (сейчас соображу) оборотнихи занесли в дом бокалы. Каждый из присутствующих, скромно потупясь, благодарил девушек-волчиц и брал с подноса свой сосуд. Когда очередь дошла до меня, то подносившая его девчонка озорно улыбнулась, обнажив белые ровные клыки и ущипнула меня за бок. Я только ойкнул. Старик сурово вскинул очи, и оборотнихи мгновенно испарились, оставив после себя запах раздавленных волчьих ягод. Стиль у них такой. От Шанеля.
   — Дело такое, почтенные, — дед держал перед собой стопарь и его глаза так и буравили содержимое, — Перед тем, как сообщить Вам дело, за которым я вас собрал, отведаем вот это великолепное питье. Урожай. . дцатого года. Лучшие образцы.
   Я скосил глаза на соседа. Я могу и ошибаться, но красная бурда в его бокале — кровь. Провалиться мне на месте. Меня аж передернуло.
   — А ты родимый, не трясись. Мы тебе молочка от наших доинушек нацедили, парного.
   И на том спасибо.
   Все разом гикнули, и, марая седые бороды, опрокинули содержимое внутрь желудков. Я последовал их примеру. Молочко, конечно не коровье, но градусов в нем намного больше, нежели в пивке. Хорошая вещь.
   А старик продолжал развивать тему. Так, мол и так, господа хорошие, то что Странник к нам заявился, вы все это знаете и видите. Дело у него нужное, да срочное. Надо помочь товарищу.
   Вот такие разговоры мне нравятся. Коротко и ясно.
   Старейшины сидели долго. Я даже вздремнуть успел. Старички думали, освежали молодые воспоминания, перешли на личное, но только неусыпная бдительность старика не давала потеряться нужному руслу. Наконец, почти под самое утро гости засуетились, да быстренько разбежались, на последок заглотнув еще по одной из раритетных запасов местного племени. Мы остались наедине с дедом.
   — Ну что? — спросил я.
   — Да ничего, — сказал, словно отрезал дед.
   Я вздохнул и пожалел просиженную даром задницу.
   — Ну коли так, то пойдем мы, батя. Спасибо за хлеб, за соль.
   Я уж было поднялся, как старик остановил меня рукой.
   — Подожди, Страничек, — помолчал, выводя меня из себя, продолжил, — Зря ты в это дело ввязался. Непутевое оно. Да ты не ерепенься, послушай. Понравился ты мне. Тут лет триста назад дядька твой, тож Странник, заявился. Половину стаи порубил, а остальных на деревья подвесил. А за что, спрашивается. Ему, видишь ли, не понравилось, как мы на светило ночное воем. А ты… совсем другое дело. В маменьку пошел, значит. Не кричал, не грубил, жизней не лишал. За то огромное волчье спасибо. А насчет дела… Не справиться тебе. Даже с друзьями своими непутевыми. Девка то хоть умна, а второй, словно пташка небесная. Все нипочем. До фени то есть.
   Справедливая характеристика. Я давно замечал, что Мустафа все больше в облаках летает.
   — Мы тут со стариками покумекали, подумали. Обсудили, так сказать, злободневность ситуации. И пришли к выводу, что помочь должны. И советом и делом. Если, как ты говоришь, погибнет мир, то нам и кровушки негде будет взять. А так… Во общем, чтоб не загонять тебя под флаги, дадим два совета и две вещи волшебные. А может и не волшебные, кто их знает.
   Старик вытащил из-за пазухи дудку деревянную, да мешочек грубенький.
   — Дудка, знамо дело для чего. Небось сам догадался. Поиграешь, явимся. Мож и поможем чем-то.
   — Точно?
   — Куда ж денемся. Дудка вроде старая, проверенная.
   — А это?— я показал на мешочек.
   — А рыло его знает. Эт тебе подарок из самого дальнего селения. Старейшина сказал, будто тоже волшебный, а как пользоваться, никто не знает. Валялся без дела, решили тебе отдать. Авось пригодиться. Держи. Да на солнце не выставляй. Вонять будет.
   — А советы?— поинтересовался я, запихивая подарки подальше.
   — А советы такие. Как от нас выйдешь, двигайся так, чтоб солнце в полдень в правое ухо светило. Старики говорят, что в десяти днях быстрого бега странности творятся. Непутевые, да шибко страшные. Даже мы побаиваемся туда соваться. От смерти подальше. А второй совет еще заковыристей. Есть у нас книги древние, да разумные. Вот в них-то и написано, что да, имеется в наличии Сердце Тьмы. И то, что его победить сможет только смелый и бесстрашный. Эт понятно и дуракам. Одно тревожит. Книги сказывают, что уничтожившего Сердце ждет беда неминучая. А какая не сказано. Ты сам подумай-то. Даром что Сердце, так ведь еще Тьмы.
   Дед закряхтел, поднялся, приглашая меня закончить приватную беседу.
   — Все что имели, то рассказали. Не обессудь, коли чего не так. И вот еще… Ты не обижайся, но… посматривай за своими. Что-то в них неприятное есть.
   Ясное дело. Одна железка бывшая, а второй кислород с мыслями.
   Я выбрался из дома и чуть не задохнулся свежим воздухом.
   Эх, хорошо-то как. Туман по травке стелется, солнышка дожидается. А где то за деревней соловушка поет. Прям как в деревне. Сейчас бы на озерко, да с удочкой. Задымить папироску и забыть обо всем на свете.
   Старик куда-то отлучился, оставив меня на попечение двум девушек, тех самых, которые разносили бокалы с кровью. Девчонки странно подмигивали глазами, и молча зазывали в лес, показывая то. что они от меня хотят, далеко не двусмысленными жестами.
   Как же, ждите. разбежался. Вас послушаешься, так потом по лесам будут носиться выводки маленьких Странников. Срам то какой.
   Послышался шум, при внимательной расшифровке который оказался нестройным хором. Горланили безграмотно, но с чувством.
   — А вот, новый поворот. Эх-ма. И мотор-р р-ревет, что, эх-ма, что он нам несет…
   Из-за угла показалась компания. Пьяные, в дупель, оборотни тащили под руки несопротивляющихся Мустафу и Зинаиду. Причем первый отличался от людей-волков только невообразимо мутными глазами, да широкой, на весь лес, счастливой улыбкой. А про Зинку и говорить нечего. Самая настоящая песня. Одни повороты. Полнейшая отключка.
   Мустафа свалился прямо в подставленные объятия и успел только сказать:
   — Класс! — и заснул.
   Зинка кое-как приоткрыла глаза, тупо посмотрела на меня, икнула и вырубилась.
   — Эт мои ребята с тормозов сорвались, — пояснил появившийся старик, — Своим-то я уже вставил по первую декаду, а с твоими сам разбирайся. Всю деревню споили. Ни одного трезвого.
   — Да как я сними пойду-то?— растерялся я.
   — Эт ничего, щас приведем в полнейший порядок. Станут, как свеженькие.
   Он отдал распоряжения, и несколько оборотней, продолжая подвывать до боли знакомую песню, поволокли ангела и Зинку к небольшому озерку. Потом, весело смеясь, дружно взяли за руки-ноги и также с юморком зашвырнули их подальше от берега.
   Толи вода оказалась слишком холодной, толь была целебной, но через пять минут на берег вышли трясущиеся, жалкие и беспомощные ребята.
   Их закидывали в озеро ровно десять раз. Сам считал. После последнего Мустафа сильно ругался, а Зинаида голосила и грозилась всем оборотням повырывать коренные клыки. На что волки — люди только дружно ржали.
   — Ну что, алкаши, протрезвели?— строго спросил я приплетшихся друзей.
   Ничего не сказали мне друзья. Только помахивали руками, пытаясь выразить ту неповторимую гамму чувств, которая их переполняла.
   Прощание со стаей было коротким, но донельзя трогательным. Роли по сравнению с ночной встречей немного поменялись, и теперь основная масса оборотней окружила Мустафу и Зинаиду. Стая провожала друзей. Стая теряла хороших приятелей. Стая оплакивала замечательных собутыльников.