Страница:
Не знаю, как остальным, а мне полученная информация нравилась. Впервые за много дней пребывания на планете движение приобрело цель. Не иллюзорную — что, где, когда? А вполне реальную. Зайти, увидеть, взять, выйти.
Вот только четвертый пунктик светился не так ярко, как остальные. Но наше дело нужное. А выход найдем.
Первого в щель дверей запихали, естественно, самого болтливого. Мустафу. Я хотел было пропустить вперед даму, но у демонов имелись свои представления о достоинстве. Зинаиду вежливо затолкали последней.
Дверь под сильными лапами монстров закрылась, оставив нас в полнейшей темноте.
— Свет! Дайте свет! — забарабанил ангел по полотну ногами.
Над головой что-то чиркнуло, свистнуло, мы разом бросились лицом вниз, но это оказалась ложная тревога.
У самого потолка вспыхнула искра и над головами засветился голубой язычок пламени из выступающей в стене трубки. В довершении раздался звук сломанной расчески, и голос очкарика, несомненно это был он, возвестил.
— Добро пожаловать в Клетку. То что вы видите вокруг не есть последняя. Это.., — небольшое замешательство, … шлюзовая камера. Забываю все время. Через несколько секунд откроется вторая дверь и вы попадете непосредственно в нужное место. Вашему вниманию будет предложена самая обширная программа.
Где то в стороне раздался приглушенный смех. Издеваются. А голос продолжал.
— На сегодняшний день клетка представляет всем желающим редчайшую возможность повстречаться с живым ужасом. У нас, только у нас и нигде больше — самый лучший ужас. Проверенный многовековыми испытаниями. Лучшие рекомендации. Если вам не понравиться, в чем мы весьма не уверены, деньги можете вернуть через кассу. И еще… щас, одну минутку.., — послышалось громкое бульканье, звонкий "ик" – … Мы никого еще не выпускали обратно. Это так, на всякий случай.
Вновь довольное ржание в две глотки, затем последовал, негромкий щелчок и настала очередь тишины.
Конечно. Тишина дело относительное. Шепот ветра, шелест крыла бабочки, перекатывание песчинок. Это почти тишина. А то, что окружало нас, хоть напрягай слух, хоть уши трубочкой закатывай, представляло собой нулевой уровень слышимости. Даже этого самого нуля я не слышал.
Хотя нет. Какое-то шипение с нарастающей амплитудой достигло ушей, а глаза увидели распахивающуюся дверь. Ту самую.
Я смело шагнул вперед.
Конечно я соврал. Мустафа и Зинаида попросту подтолкнули меня плечами с двух сторон и мне пришлось двинуться в глубину. Оба, и тот и другой, двигались строго следом за мной, не отрываясь, словно тройня сиамских близнецов.
Дверь за спиной ухнула, закрываясь, все мы здорово вздрогнули и из за синхронности данного действия никто, ничего. вроде бы и не заметил. Пришло время оглядеться, осмотреться. Мир разглядеть, и себя, так сказать, по хорошему показать.
Мы находились в самом начале длинного коридора из многочисленных клеток, расположенных непрерывными лентами по сторонам. Толстые, не сойти мне с этого места, с руку Мустафы, прутья, поднятые дверки в каждую отдельную клетушку. Ржавые, давно не смазываемые петли и толстый, толстый слой пыли.
— А может и нет здесь никого? — почему-то шепотом спросил ангел.
Надлежащего в подобных случаях эха не последовало.
— А может и нет никого, — чуть громче проверил я. Реакция отрицательная.
— Если нет следов, значит нет и тех, кто мог бы их оставить, — глубокомысленное выражение Зинаиды произнесенное почти во весь голос, заставило меня сжаться, и я еле удержался, чтобы не заткнуть болтливой девчонке рот.
Как бы то ни было, на нас никто не бросился, не зарычал и не закричал. Все выходило просто здорово.
— Пошли, — скорее попросил, чем приказал я.
Иных предложений не поступило, и мы ринулись мелкими шашками выполнять данное постановление.
Едва миновав створ первой клетки, Зинка глухо вскрикнула, зажала рот ладонью, а второй рукой указала в темноту.
Все, как в лучших традициях ночных кошмаров.
Из глубины клетки на нас внимательно взирала, не мигая, пара горящих, словно рубины, глаз.
— А-а.., — начал было Мустафа, но вспомнив, что помощи ждать неоткуда, заткнулся.
Словно в ответ на его не-то стон, не-то полу крик, под рубиновыми глазами образовалась узкая светящаяся щель. Она увеличилась в высоту и ширину до размеров приличного арбуза, обнажая два полумесяца пылающих треугольников.
"Зубы." — вяло промелькнуло у меня в голове, и мозг старательно дорисовал аналогичные глазки и зубки во всех соседних клетках.
— П-п-п.., — "Двигай вперед, пока оно нами не заинтересовалось", мысленно перевел я Зинкину речь и ответил тем же макаром.
— С-с-с…
Не знаю, правильно ли меня поняли ребята, но дальнейшие наши действия согласовывались и совпадали вплоть до мелочей. Мы начали движение с левой ноги, вздрагивали одновременно, смотрели в одну сторону. Приятно работать с таким коллективом.
Предчувствия меня не обманули. Каждая клетка таила в своей непроглядной глубине загорающиеся при нашем приближении ряды зубов и полыхающие глаза. Я постарался унять крупную дрожь. Представил, что прохожу мимо загонов с коровами. Получилось. Но мелкая, самая противная дрожь осталась.
Так мы дрожали и подрагивали еще минут десять, пока череда клеток не прервалась и мы, взмокшие и трясущиеся, не выбрались на какую— то круглую площадку. Метров эдак тридцать в диаметре. А если точнее, то тридцать и пять. Откуда знаю? Так Зинка все это время еле шевелящимися губами выдавала невесть откуда взявшиеся характеристики помещения. У нее, наверно, сдвиг в схемах произошел.
Как бы нам хотелось крикнуть во весь голос: — "Конец!", — но до него оказалось еще весьма далеко.
Площадка представляла центр пересечения нескольких ответвлений клеток. А в самом центре — круглый, на круглой ножке, массивный стол. На столе цветы. Гвоздики.
Мы стояли у края и таращили глаза на единственный зеленый цвет.
— Ой не нравиться мне все это. Слишком легко добрались, слишком легко нашли, — мое ухо согрело горячее дыхание хранителя.
— Как дошли, так и уйдем, — ничуть не сомневаясь в правоте своих слов, я ласково похлопал Мустафу по плечу, — Может этим тварям, которые по клеткам попрятались, мы и на хрен не нужны.
— А может они и сами нас бояться? — мысль у ангела работала в нужном направлении. Мы прекрасно поняли друг друга и рассмеялись. Правда не слишком громко. Зря.
Зинаида смотрела на нас, как на идиотов, потом выражение глаз остекленело, она двинулась к ближайшей клетке, бросив через плечо:
— А я проверю.
Мы еле успели схватить ее за руки. А я лишний раз убедился, что даже суперкомпьютерный мозг не в состоянии создать совершенного человеческого тела.
— Значит так, — в особо ответственные моменты я уже привык брать власть в свои руки и теперь бессовестным способом пользовался этим, — План такой. Берем цветы и двигаемся дальше по другому ряду. Идет?
Мустафа пробурчал, что-то насчет Индиана Джонса. Зинаида только мотнула, соглашаясь, головой. Кто бы возражал?
Мешкать не стали. Я быстро, а главное, вполне спокойно подошел к тумбочке на ножке, с достоинством собрал цветы и неторопливо двинулся к поджидавшим меня Мустафе и Зинаиде.
Третьей мировой войны не наступило. Попросту в один момент невероятная сила сорвала с вековых мест дверцы на решетках и с силой швырнуло их на нас. Эдакий металлический дверцепад. Просто чудо, что нас не пришибло и не переломало все кости. Но на этом представление не закончилось.
Тяжкий вздох накрыл нас со всех сторон. Краем глаза я заметил, как треугольники зубов в темноте прикрылись. Остались только глаза. И они, (что-то стало не по себе) начали приближаться. Не сказал бы что слишком быстро, но со скоростью достаточной, чтобы через пяток минут уткнуться глаз в глаз. И тогда придется честно и открыто заглянуть в них.
Дожидаться не стали. Пометавшись пару долгих секунд по сторонам и поняв, что это происходит со всех сторон, мы ломанулись на середину площадки. Откуда я только что спер, а другого слова не нахожу, цветы. И у меня закралось такое впечатление, что вся эта суета именно из-за них.
Сбившись тесненькой кучкой, посадив Зинку на стол, мы стали дожидаться приближения носителей горящих глаз. Конечно, мы не сидели без дела. Мы ругались. Причем по черному, обвиняя друг друга во всех грехах. Должен ради справедливости заметить, что обвинения в мой адрес носили явный провокационный характер. И сводились к следующему — иди и разбирайся.
Говорят, что в любых ситуациях всегда надо сохранять трезвость ума и холодный рассудок. Но тот, кто говорит так, никогда не бывал в подобных ситуациях. Когда вас со всех сторон окружает неизвестность, не до трезвости. Одно дело, когда точно известно, это враг, он имеет то-то и то-то. Есть недостатки и преимущества. А в нашем случае все обстояло иначе.
Я еще не видел ни одного из тех, чьи глазки так радостно сияли в темноте. Они только появлялись. И что там — неизвестно.
Напрягая до боли глаза, я всматривался в сумрак коридоров, пытаясь заранее представить, с чем же имею дело. Ка бы то ни было, а выкручиваться все равно придется. И в чем-то Мустафа прав. Я заварил всю кашу.
А потом появились они.
Светящиеся глазки не самое худшее, что может привидеться вам в незнакомом месте.
Темные, абсолютно непроницаемые для света силуэты, мелко вибрируя, двигались чуть приподнявшись над полом, постоянно меняясь в форме. Словно тени на кирпичной стене. Один за другим они заполняли коридорчики, иногда сливаясь друг с другом, и тогда становилось еще более жутко от вида горящих огоньков, блестящих рядом. Черные отростки то вырастали, то вновь втягивались, придавая всему происходящему еще более зловещий вид.
И наступила минута, когда нас со всех сторон окружала стена сплошного мрака, в глубине которой то и дело вспыхивали и гасли, словно ночные звездочки, красные огоньки глаз. Одна сплошная стена. Ни щелочки, ни дырочки.
Вся эта темная компания остановилась в трех шагах от нас и замерла. Было бы весьма интересно узнать, что думает она про нас? людей, столпившихся на последнем свободном клочке. Что думает зверь, глядя в глаза испуганного человека? Какие мысли у кобры, чувствующей дрожь жертвы?
Зинаида давно уже прекратила тщетные попытки позвать на помощь, теперь сидела на каменной тумбочке, поджав под себя ноги, тихо скуля и размазывая слезы по грязным щекам. Ангел все еще держался молодцом. Кулаки сжаты, глаза полны решимости, коленки трясутся. Обо мне говорить не стоит. Сила мужества покинула меня в тот момент, когда я понял, что на сей раз предстоит встретиться не с просто физическим существом, которого можно толкнуть, пихнуть, размазать, плюнуть в лицо. То, что стояло перед нами представляло совершенно другой вид материи, чуждый нам, непонятной, а оттого более грозной. Как бороться с ночью? Как справиться с темнотой?
Горящие глаза на темной живой стенке завибрировали, задвигались, и стали рассредоточиваться. Поначалу показалось, что они собираются разлетаться по своим местам. Но так только показалось. Произошло совсем непонятное. Глаза, эти горящие уголья без выражения, попрыгали туда — сюда и дружно выстроились четко по радиусу, образовывая светящийся обруч вокруг нас. Я бы сказал несколько иначе. Удавку. Петлю. Которая стала затягиваться.
В какой то момент ниже уровня наступающих глаз засветилась тоненькая ниточка. которая вскоре превратилась в одну большую, бесконечную по кругу пасть. Вот такая неприглядная картина. Сверху, как огонь, глаза. Ниже — острые треугольники. Еще ниже, еще ряд, остриями вверх. Одна большая пасть. Которая, к тому же имела свойство с каждой секундой раздвигаться, пока не достигла в высоту размеров с человеческий рост. А чего стесняться? Кушать, так все сразу.
Ротик приближался быстро. В какой то момент нам показалось, что стоит присоединиться к Зинаиде. И хотя места на столе оказалось не так уж и много, но мы каким то чудом уместились на крошечном пространстве столешницы.
— Да сделай что-нибудь.., — причитал Мустафа, аккуратно подтаскивая к центру стола массив своего тела, при этом нещадно отодвигая меня и Зинку далеко за его пределы.
— Ты ангел-спаситель, ты и делай, — стоял я на своем, стараясь вернуть законную территорию.
— Ой! — ойкнула Зинаида и беззастенчиво влезла в самое безопасное место.
Было от чего испугаться. Зубы в одном месте с силой сомкнулись, образовав, так сказать, в одном месте слияние двух параллельных линий. От этого места и началась волна. Как на стадионе, во время матча НХЛ.
Зубы сжимались и разжимались, подчиняясь каким то неведомым нам правилам. Звук не слишком приятный. Одна большая трель из аппетита и желания позавтракать.
Мустафа, уж не знаю, как ему удалось, отколол от стола приличный кусок камня и с криком, на самом деле оказавшимся обыденным ругательством, запустил его точненько в зубы. Как в тире. В яблочко.
Если бы снять про это фильм и пустить в замедленной съемке данный эпизод, то все выглядело примерно так.
Камень медленно — медленно приближается к окружности зубов, подлетает… Подлетает… Зубы переходят в рабочий режим работы, двигаются очень быстро и… Камень, словно морковка на мелкой терке быстро рассыпается в пыль. Челюстям, естественно, хоть бы хны.
Я на мгновение прикрыл глаза и представил, как в этой мясорубке вот так же перемалывается наше мясо, наши кости и наши… ну во общем все остальные части тела. Даже плохо стало.
А когда мне становиться плохо, то плохо становиться всем.
Не представляю, что у меня творится в голове. Маленький вулкан, который вспыхивает когда ему заблагорассудится. Может я и самом деле напичкан великими знаниями и требуется только усилие, чтобы вызволить мощь наружу? А может вся эта Зинкина ерунда, ни что иное как обман самого себя? В человеке и так достаточно сил. Если не сказать внутренней магии. Рано или поздно сила проявляется в любом человеке. У кого-то в минуту наивысшего отчаяния. А у кого-то и в последнюю минуту жизни. Чтобы совершить шаг туда. К смерти. Может это и есть самое обыкновенное чудо. Смерть. Есть она, и есть сила. Кто кого.
Зеленая пелена одним небрежным движением морской волны застлала глаза, я покачнулся, теряя ориентацию в пространстве, и только вовремя подставленное плечо ангела уберегло меня от неминуемого падения со стола.
Я зажмурил глаза, мотнул головой, но ничего не помогло. Словно тиной забило.
— Мустафа, со мной что-то происходит, — я нашел его руку и крепко сжал.
Кажется ангел и сам заметил необычность моего поведения. На что не слишком расстроился.
— Давай, Васильич, давай. Ведь ты у нас специалист по запасным выходам. Только прошу, поскорее, у нас не больше полуминуты. А потом…
В этот момент у меня пропал слух. Начисто.
Я никогда не плавал в море, но думаю ощущение примерно такое же. Кругом ярко зеленая вода, и ничего не слышно. Ко всем удовольствиям перестаешь ощущать тело. Сначала кончики пальцев на ногах, потом все выше и выше. Пока холод недвижимости не обжимает неугомонное сердце со всех сторон.
Холодные руки перебирают жадными пальцами вокруг горячего сердца, обволакивают его прочной паутиной и в какой то момент набрасывают на него каменный, холодный мешок. Сердце перестает сражаться. Сердце перестает вспоминать. Но не перестает надеяться.
Это не было сном. И в то же время воспринималось как некая нереальность. Белой струйкой, невидимой нитью, нежным покрывалом на меня опустилось прозрачное небо.
— "Ты?"
— "Я почувствовал, что возникли проблемы."
— "Да."
— "Я могу помочь, пока не поздно."
— "Как тебе удалось?"
— "Забытой душе всегда хочется вернуться. Даже если ее не очень ждут."
— "Я… я не знаю…"
— "Не надо. Не утруждай себя решением неразрешимого. Слишком все сложно и запутанно. Тебе нужна помощь. Я попробую. Иначе, зачем я вообще нужна."
То, что некогда называлось душой, а теперь вечной мученицей в аду, влилась в меня теплой струей, принося телу долгожданную радость. И еще сознание того, что не все истины забыты.
… И раскрылся небосвод, полный бесчисленного количества звезд. Не просто созвездий, а переплетение неисчислимых сверкающих искр. Они кружились надо мной, сводя с ума невиданной красотой. Потом где-то там образовалась воронка и меня, вместе с искрами звезд стало втягивать в бешено вращающуюся дыру. Я чувствовал, как некоторые искры подлетают ко мне, дотрагиваются до сердца, говорят со мной. И я отвечал в ответ. Что? Разве это так важно? Мы понимали друг друга, радовались друг другу. Любили друг друга.
Горло воронки сжалось и вместе с ней сжалось то, что в это мгновение представляло меня. Нет, не тело, и даже не сознание и не душа. Нечто более совершенное и прекрасное. И нет этому определения. Потому, что никто и никогда не узнает, что является сущностью души и сознания.
Я почувствовал себя сгустком безумно, невообразимо плотной материи. Словно весь воздух вселенной загнали в крошечную бутылку.
Я смотрел сверху на своих друзей, продолжающих метаться на крошечном кусочке жизни. Я видел свое тело, каменным изваянием застывшим в нескольких сантиметрах от наступающей Силы. И только сейчас понял, что представляет эта сила. Души бесчисленного количества людей, самая суть их пороков, вся чернота их мысли слились в единую массу, которая жила по своим законам и не желала ничего другого, как только уничтожать все живое.
То, что было мной, в единый момент скрутилось в жгут великой ненависти и бросилось вниз. Я рассыпался на миллионы маленьких, крошечных частичек и словно солнечная пыль опустился сверху на черную массу Силы.
Дикий, ни с чем не сравнимый крик пронесся по всей вселенной.
Каждая частица находила кусок Зла, рвала его на части, сопротивляющегося и не желающего так бесславно заканчивать свое существование. Великая битва, если сравнивать со вселенной. И такая маленькая, если заглянуть в глубину души.
Зло корчилось. Населяющие его загубленные душонки пытались сопротивляться. Иногда не без успеха. И как только они одерживали верх, я чувствовал, как от меня отделяется нечто такое, что уже никогда не вернуть. Даже с помощью памяти. Я осознал и это. Зло уничтожало мою память.
Самое трудное, если не невозможное, убить в человеке принадлежащую ему память. Можно заставить подчиняться тело, можно унизить разум, уничтожить желания. Но заставить забыть прошлое? Никогда и никому этого не удавалось. Память сильна. Память свободна от чужих желаний. Память — вот настоящая сила, заставляющая вращаться галактики, вынуждающая всходить солнца. Память — единственная сила способная поднять человека над самим собой.
Когда все закончилось, я опустился на пол, обхватил голову руками и сжал виски.
Голова нещадно раскалывалась, и спроси меня кто-нибудь, что случилось несколько мгновений назад, не вспомнил бы ни за что. Откуда то, словно из другого мира до меня доходили глухие голоса. Кто-то тряс мое тело и бил по щекам. А мне на все наплевать.
Мне необходимо проститься с той душой, которая пришла мне на помощь.
Недолгое прощание. Разорванная в клочья, израненная душа моего бывшего "я" еще пыталась что-то сказать, но уже было поздно. Только легкая улыбка. Прощай. Прощай… Я принял ее в себя и похоронил в закоулках своего сознания так, как подобает хоронить настоящих воинов.
Не забывайте. Души умирают за наши ошибки. Души умирают за наши грехи. За наши слабости.
Пелена спала с глаз, и я увидел Мустафу. Вернее не его самого, а довольную, улыбающуюся во всю ширину экрана харю.
— Ну ты, мать, перемать, даешь! Я ж говорил, что ты не простой подопечный. Ух и шума же будет, когда я вернусь и расскажу обо всем. Это же надо! Перейти даже не в третий, а в четвертый поток. Кто мог только подумать? Это же только теоретические разработки. А тут! Взял и замахнулся на самое святое. Шеф просто обалдеет.
Всем хорош ангел, но иногда на него находит болтушка. Я уже не говорю о такой мерзкой штуке, как его поэтические способности. Мне все еще было не слишком хорошо, поэтому я постарался остановить словесный блуд хранителя.
— У вас медали дают?
Пока ангел соображал, дадут ли ему медаль или нет, я постарался придти в себя. Но…
Что-то не так. Я чувствовал — чего-то не хватает. Весьма важного. Ах да. Память. Такое впечатление, что она превратилась в подобие сыра. Одни дырки. Результат обороны этой чертовой массы. Как там ее — Зло? Да не зло это вовсе, а всего лишь человеческая сущность. Во всех нас есть что-то звериное. А здесь был просто накопитель человеческой злобы. Да бог с ней.
Я встал, покрутил головой, вроде все в порядке. И тут замер.
— Мустафа! Это кто?
Передо мной стояла незнакомая девушка. Глаза… Какие злые глаза. А этот скривленный от бессильной злобы рот. Взлохмаченные, давно начесанные волосы. Кажется, когда то я уже видел ее. Или это только кажется.
Ангел смотрел на меня глазами иллюзиониста, у которого из шляпы вместо кролика выполз облизывающийся от удовольствия питон.
— Васильич, это ж наша Зинка!
— Зинка?
— Ну да. Зинаида по полному. Ты что?
Зинаида. Зинка. Имя казалось знакомым. Да. Я помню его. Но… Я не помню этого лица. Как быстро оно меняется. Зло, страх, удивление, робость. И что-то еще. Нет. Не могу…
— Не помню ее, — я отвернулся от девушки и записал данное присутствие, как факт, от которого никуда не деться. Раз ангел говорит, что она с нами, пусть так и будет. А Мустафа тем временем пыхтел, стараясь напомнить мне о днях былых. А зачем мне это надо? Я все прекрасно помню.
— Замолчи, — довольно бесцеремонно по отношению к ангелам. Ну ничего. Мустафа потерпит, — У нас есть все, что нужно. Мы возвращаемся, чтобы закончить дело.
— Хорошо сказал, — ничуть не смущаясь моим последним замечанием, продолжал болтать хранитель, — Мы теперь самые настоящие герои. Спасем там парочку миров. Что нам стоит. Вон какую гадость проклятущую осилили. И хоть бы хны. Эй! Эй, Василий, куда без нас то?
Мустафа подпрыгнул, подхватил за руку девушку со странным именем Зинка, и со скоростью спринтера догнал меня.
— Победа, победой, а вдруг здесь еще есть эта светящаяся сволочь.
— Нет больше никого. И в ближайшие десяток веков не появиться.
— Это почему?
— Я не знаю. Просто в голову пришло.
— Это хорошо, когда в голову умные мысли приходят.
Мы подошли к дверям шлюзовой камеры. Она была закрыта, но не заперта. Открыть, пара пустяков.
— Эге-гей! Мужики! — Мустафа задрал голову и заорал во всю глотку, — Открыть немедленно. ЧК прибыло.
Долго никто не отвечал.
— На работе наверно, — предположил ангел.
— Не надо. Сейчас открою.
Еще секунду назад у меня и в мыслях не было, что я могу открыть дверь. Просто в один момент в голове возникла мысль и все. Как сделать и что. Но воспользоваться предоставленной возможностью не пришлось.
С потолка послышался шорох и голос, слегка удивленный (даже не слегка, а очень даже сильно), прохрипел
— Кто тама?
— Это мы вернулись. Сельпо! — Мустафа повернулся спиной к металлическим дверям и издавая невероятный шум, принялся дубасить по железу ногами и руками, — Открывай вражина, пока мирно просим. Сами откроем, не обессудь. Первый труп твой. У нас знаешь какие длинные руки?
Дверь медленно отъехала в сторону.
Не знаю, видели ли демоны то, что происходило внутри клетки, или только догадывались, но так или иначе нас встречала торжественная делегация. Впереди знаменитая тройка. В лапах здоровенный кусок серого хлеба. На нем граненый стакан. За спинами демонов переминались с ноги на ногу целая свора истопников.
Все радостно улыбались.
Мустафа вошел во вкус.
— Почему не в парадной форме одежды. Почему без оркестра. Где знамена и цветы.
Иногда Мустафа переигрывает. Я отодвинул его в сторону, подошел к настороженному очкарику, отломил кусок хлеба, взял стакан, понюхал что внутри и опрокинул содержимое внутрь. Чтобы залечить раны старого солдата. Да и душа требовала отвлеченности от дел мирских.
Питье оказалось слишком крутым. Лицо мое в одно мгновение покраснело, уши запылали ярким костром. Я вытер губы рукой, обхватил очкарика за щеки и, притянув к себе, смачно поцеловал его троекратно.
Не советую никому повторять этот опыт. Одно из двух. Или вам попадется не тот демон. Или с вами случиться тоже самое, что и со мной. Только запиханный в рот здоровенный кусок почти сырого хлеба спас меня от дипломатического позора.
Но зато теперь с демонами можно говорить о чем угодно. Они до того обалдели, что не могли сказать ни слова. Что и требовалось.
— Значит так, трудяги, — я отобрал оставшуюся буханку, отломил половину и протянул ее поближе к распахнутому рту ангела. Потом снова перевел взгляд на демонов, — Дело тут такое. Проблемы у вас. Надо с вашим делом безобразным завязывать.
— Да, но.., — монстр попробовал было возмутиться, но мой суровый взгляд из-под насупленных бровей оборвал его начинающуюся речь. Я вам покажу всеобщую демократию!
— Никаких "но" не будет. Приказываю: — если есть бумага, можете записывать, — демоны отрицательно замахали мордами, — Ладно, и так запомните. Контору распустить. Всех освободить. Самим заняться общественно-полезным трудом.
— А-а?.., — очкарик меня определенно плохо понимает.
— Займетесь перевоспитанием душ. Но не теми методами, к которым прибегали ранее. Организуйте, ну я не знаю, факультеты там. Кружки по интересам. А всякие котлы, запретить. Понимаю, что сразу все не получиться. Постепенно. С нарастающими темпами. Это первое. Дальше. Нам обеспечить быструю доставку к выходу из вашего, погрязшего в злобе и муках, мира. Далее. Этого волосатого, из комнаты отдыха, вместе с его практикантами отправить осваивать целину. Пусть мандарины разводит. Что значит нет у вас условий? Создайте. На то вам и головы даны. А ежели начальство бестолковое имеется, передайте слова мои. Вернусь, все проверю. За неисполнение — наказывать крепко стану. Вопросы, жалобы, пожелания есть? Нет? Тогда два часа на отдых и решение основных вопросов, касающихся переустройства производства.
Вот только четвертый пунктик светился не так ярко, как остальные. Но наше дело нужное. А выход найдем.
Первого в щель дверей запихали, естественно, самого болтливого. Мустафу. Я хотел было пропустить вперед даму, но у демонов имелись свои представления о достоинстве. Зинаиду вежливо затолкали последней.
Дверь под сильными лапами монстров закрылась, оставив нас в полнейшей темноте.
— Свет! Дайте свет! — забарабанил ангел по полотну ногами.
Над головой что-то чиркнуло, свистнуло, мы разом бросились лицом вниз, но это оказалась ложная тревога.
У самого потолка вспыхнула искра и над головами засветился голубой язычок пламени из выступающей в стене трубки. В довершении раздался звук сломанной расчески, и голос очкарика, несомненно это был он, возвестил.
— Добро пожаловать в Клетку. То что вы видите вокруг не есть последняя. Это.., — небольшое замешательство, … шлюзовая камера. Забываю все время. Через несколько секунд откроется вторая дверь и вы попадете непосредственно в нужное место. Вашему вниманию будет предложена самая обширная программа.
Где то в стороне раздался приглушенный смех. Издеваются. А голос продолжал.
— На сегодняшний день клетка представляет всем желающим редчайшую возможность повстречаться с живым ужасом. У нас, только у нас и нигде больше — самый лучший ужас. Проверенный многовековыми испытаниями. Лучшие рекомендации. Если вам не понравиться, в чем мы весьма не уверены, деньги можете вернуть через кассу. И еще… щас, одну минутку.., — послышалось громкое бульканье, звонкий "ик" – … Мы никого еще не выпускали обратно. Это так, на всякий случай.
Вновь довольное ржание в две глотки, затем последовал, негромкий щелчок и настала очередь тишины.
Конечно. Тишина дело относительное. Шепот ветра, шелест крыла бабочки, перекатывание песчинок. Это почти тишина. А то, что окружало нас, хоть напрягай слух, хоть уши трубочкой закатывай, представляло собой нулевой уровень слышимости. Даже этого самого нуля я не слышал.
Хотя нет. Какое-то шипение с нарастающей амплитудой достигло ушей, а глаза увидели распахивающуюся дверь. Ту самую.
Я смело шагнул вперед.
Конечно я соврал. Мустафа и Зинаида попросту подтолкнули меня плечами с двух сторон и мне пришлось двинуться в глубину. Оба, и тот и другой, двигались строго следом за мной, не отрываясь, словно тройня сиамских близнецов.
Дверь за спиной ухнула, закрываясь, все мы здорово вздрогнули и из за синхронности данного действия никто, ничего. вроде бы и не заметил. Пришло время оглядеться, осмотреться. Мир разглядеть, и себя, так сказать, по хорошему показать.
Мы находились в самом начале длинного коридора из многочисленных клеток, расположенных непрерывными лентами по сторонам. Толстые, не сойти мне с этого места, с руку Мустафы, прутья, поднятые дверки в каждую отдельную клетушку. Ржавые, давно не смазываемые петли и толстый, толстый слой пыли.
— А может и нет здесь никого? — почему-то шепотом спросил ангел.
Надлежащего в подобных случаях эха не последовало.
— А может и нет никого, — чуть громче проверил я. Реакция отрицательная.
— Если нет следов, значит нет и тех, кто мог бы их оставить, — глубокомысленное выражение Зинаиды произнесенное почти во весь голос, заставило меня сжаться, и я еле удержался, чтобы не заткнуть болтливой девчонке рот.
Как бы то ни было, на нас никто не бросился, не зарычал и не закричал. Все выходило просто здорово.
— Пошли, — скорее попросил, чем приказал я.
Иных предложений не поступило, и мы ринулись мелкими шашками выполнять данное постановление.
Едва миновав створ первой клетки, Зинка глухо вскрикнула, зажала рот ладонью, а второй рукой указала в темноту.
Все, как в лучших традициях ночных кошмаров.
Из глубины клетки на нас внимательно взирала, не мигая, пара горящих, словно рубины, глаз.
— А-а.., — начал было Мустафа, но вспомнив, что помощи ждать неоткуда, заткнулся.
Словно в ответ на его не-то стон, не-то полу крик, под рубиновыми глазами образовалась узкая светящаяся щель. Она увеличилась в высоту и ширину до размеров приличного арбуза, обнажая два полумесяца пылающих треугольников.
"Зубы." — вяло промелькнуло у меня в голове, и мозг старательно дорисовал аналогичные глазки и зубки во всех соседних клетках.
— П-п-п.., — "Двигай вперед, пока оно нами не заинтересовалось", мысленно перевел я Зинкину речь и ответил тем же макаром.
— С-с-с…
Не знаю, правильно ли меня поняли ребята, но дальнейшие наши действия согласовывались и совпадали вплоть до мелочей. Мы начали движение с левой ноги, вздрагивали одновременно, смотрели в одну сторону. Приятно работать с таким коллективом.
Предчувствия меня не обманули. Каждая клетка таила в своей непроглядной глубине загорающиеся при нашем приближении ряды зубов и полыхающие глаза. Я постарался унять крупную дрожь. Представил, что прохожу мимо загонов с коровами. Получилось. Но мелкая, самая противная дрожь осталась.
Так мы дрожали и подрагивали еще минут десять, пока череда клеток не прервалась и мы, взмокшие и трясущиеся, не выбрались на какую— то круглую площадку. Метров эдак тридцать в диаметре. А если точнее, то тридцать и пять. Откуда знаю? Так Зинка все это время еле шевелящимися губами выдавала невесть откуда взявшиеся характеристики помещения. У нее, наверно, сдвиг в схемах произошел.
Как бы нам хотелось крикнуть во весь голос: — "Конец!", — но до него оказалось еще весьма далеко.
Площадка представляла центр пересечения нескольких ответвлений клеток. А в самом центре — круглый, на круглой ножке, массивный стол. На столе цветы. Гвоздики.
Мы стояли у края и таращили глаза на единственный зеленый цвет.
— Ой не нравиться мне все это. Слишком легко добрались, слишком легко нашли, — мое ухо согрело горячее дыхание хранителя.
— Как дошли, так и уйдем, — ничуть не сомневаясь в правоте своих слов, я ласково похлопал Мустафу по плечу, — Может этим тварям, которые по клеткам попрятались, мы и на хрен не нужны.
— А может они и сами нас бояться? — мысль у ангела работала в нужном направлении. Мы прекрасно поняли друг друга и рассмеялись. Правда не слишком громко. Зря.
Зинаида смотрела на нас, как на идиотов, потом выражение глаз остекленело, она двинулась к ближайшей клетке, бросив через плечо:
— А я проверю.
Мы еле успели схватить ее за руки. А я лишний раз убедился, что даже суперкомпьютерный мозг не в состоянии создать совершенного человеческого тела.
— Значит так, — в особо ответственные моменты я уже привык брать власть в свои руки и теперь бессовестным способом пользовался этим, — План такой. Берем цветы и двигаемся дальше по другому ряду. Идет?
Мустафа пробурчал, что-то насчет Индиана Джонса. Зинаида только мотнула, соглашаясь, головой. Кто бы возражал?
Мешкать не стали. Я быстро, а главное, вполне спокойно подошел к тумбочке на ножке, с достоинством собрал цветы и неторопливо двинулся к поджидавшим меня Мустафе и Зинаиде.
Третьей мировой войны не наступило. Попросту в один момент невероятная сила сорвала с вековых мест дверцы на решетках и с силой швырнуло их на нас. Эдакий металлический дверцепад. Просто чудо, что нас не пришибло и не переломало все кости. Но на этом представление не закончилось.
Тяжкий вздох накрыл нас со всех сторон. Краем глаза я заметил, как треугольники зубов в темноте прикрылись. Остались только глаза. И они, (что-то стало не по себе) начали приближаться. Не сказал бы что слишком быстро, но со скоростью достаточной, чтобы через пяток минут уткнуться глаз в глаз. И тогда придется честно и открыто заглянуть в них.
Дожидаться не стали. Пометавшись пару долгих секунд по сторонам и поняв, что это происходит со всех сторон, мы ломанулись на середину площадки. Откуда я только что спер, а другого слова не нахожу, цветы. И у меня закралось такое впечатление, что вся эта суета именно из-за них.
Сбившись тесненькой кучкой, посадив Зинку на стол, мы стали дожидаться приближения носителей горящих глаз. Конечно, мы не сидели без дела. Мы ругались. Причем по черному, обвиняя друг друга во всех грехах. Должен ради справедливости заметить, что обвинения в мой адрес носили явный провокационный характер. И сводились к следующему — иди и разбирайся.
Говорят, что в любых ситуациях всегда надо сохранять трезвость ума и холодный рассудок. Но тот, кто говорит так, никогда не бывал в подобных ситуациях. Когда вас со всех сторон окружает неизвестность, не до трезвости. Одно дело, когда точно известно, это враг, он имеет то-то и то-то. Есть недостатки и преимущества. А в нашем случае все обстояло иначе.
Я еще не видел ни одного из тех, чьи глазки так радостно сияли в темноте. Они только появлялись. И что там — неизвестно.
Напрягая до боли глаза, я всматривался в сумрак коридоров, пытаясь заранее представить, с чем же имею дело. Ка бы то ни было, а выкручиваться все равно придется. И в чем-то Мустафа прав. Я заварил всю кашу.
А потом появились они.
Светящиеся глазки не самое худшее, что может привидеться вам в незнакомом месте.
Темные, абсолютно непроницаемые для света силуэты, мелко вибрируя, двигались чуть приподнявшись над полом, постоянно меняясь в форме. Словно тени на кирпичной стене. Один за другим они заполняли коридорчики, иногда сливаясь друг с другом, и тогда становилось еще более жутко от вида горящих огоньков, блестящих рядом. Черные отростки то вырастали, то вновь втягивались, придавая всему происходящему еще более зловещий вид.
И наступила минута, когда нас со всех сторон окружала стена сплошного мрака, в глубине которой то и дело вспыхивали и гасли, словно ночные звездочки, красные огоньки глаз. Одна сплошная стена. Ни щелочки, ни дырочки.
Вся эта темная компания остановилась в трех шагах от нас и замерла. Было бы весьма интересно узнать, что думает она про нас? людей, столпившихся на последнем свободном клочке. Что думает зверь, глядя в глаза испуганного человека? Какие мысли у кобры, чувствующей дрожь жертвы?
Зинаида давно уже прекратила тщетные попытки позвать на помощь, теперь сидела на каменной тумбочке, поджав под себя ноги, тихо скуля и размазывая слезы по грязным щекам. Ангел все еще держался молодцом. Кулаки сжаты, глаза полны решимости, коленки трясутся. Обо мне говорить не стоит. Сила мужества покинула меня в тот момент, когда я понял, что на сей раз предстоит встретиться не с просто физическим существом, которого можно толкнуть, пихнуть, размазать, плюнуть в лицо. То, что стояло перед нами представляло совершенно другой вид материи, чуждый нам, непонятной, а оттого более грозной. Как бороться с ночью? Как справиться с темнотой?
Горящие глаза на темной живой стенке завибрировали, задвигались, и стали рассредоточиваться. Поначалу показалось, что они собираются разлетаться по своим местам. Но так только показалось. Произошло совсем непонятное. Глаза, эти горящие уголья без выражения, попрыгали туда — сюда и дружно выстроились четко по радиусу, образовывая светящийся обруч вокруг нас. Я бы сказал несколько иначе. Удавку. Петлю. Которая стала затягиваться.
В какой то момент ниже уровня наступающих глаз засветилась тоненькая ниточка. которая вскоре превратилась в одну большую, бесконечную по кругу пасть. Вот такая неприглядная картина. Сверху, как огонь, глаза. Ниже — острые треугольники. Еще ниже, еще ряд, остриями вверх. Одна большая пасть. Которая, к тому же имела свойство с каждой секундой раздвигаться, пока не достигла в высоту размеров с человеческий рост. А чего стесняться? Кушать, так все сразу.
Ротик приближался быстро. В какой то момент нам показалось, что стоит присоединиться к Зинаиде. И хотя места на столе оказалось не так уж и много, но мы каким то чудом уместились на крошечном пространстве столешницы.
— Да сделай что-нибудь.., — причитал Мустафа, аккуратно подтаскивая к центру стола массив своего тела, при этом нещадно отодвигая меня и Зинку далеко за его пределы.
— Ты ангел-спаситель, ты и делай, — стоял я на своем, стараясь вернуть законную территорию.
— Ой! — ойкнула Зинаида и беззастенчиво влезла в самое безопасное место.
Было от чего испугаться. Зубы в одном месте с силой сомкнулись, образовав, так сказать, в одном месте слияние двух параллельных линий. От этого места и началась волна. Как на стадионе, во время матча НХЛ.
Зубы сжимались и разжимались, подчиняясь каким то неведомым нам правилам. Звук не слишком приятный. Одна большая трель из аппетита и желания позавтракать.
Мустафа, уж не знаю, как ему удалось, отколол от стола приличный кусок камня и с криком, на самом деле оказавшимся обыденным ругательством, запустил его точненько в зубы. Как в тире. В яблочко.
Если бы снять про это фильм и пустить в замедленной съемке данный эпизод, то все выглядело примерно так.
Камень медленно — медленно приближается к окружности зубов, подлетает… Подлетает… Зубы переходят в рабочий режим работы, двигаются очень быстро и… Камень, словно морковка на мелкой терке быстро рассыпается в пыль. Челюстям, естественно, хоть бы хны.
Я на мгновение прикрыл глаза и представил, как в этой мясорубке вот так же перемалывается наше мясо, наши кости и наши… ну во общем все остальные части тела. Даже плохо стало.
А когда мне становиться плохо, то плохо становиться всем.
Не представляю, что у меня творится в голове. Маленький вулкан, который вспыхивает когда ему заблагорассудится. Может я и самом деле напичкан великими знаниями и требуется только усилие, чтобы вызволить мощь наружу? А может вся эта Зинкина ерунда, ни что иное как обман самого себя? В человеке и так достаточно сил. Если не сказать внутренней магии. Рано или поздно сила проявляется в любом человеке. У кого-то в минуту наивысшего отчаяния. А у кого-то и в последнюю минуту жизни. Чтобы совершить шаг туда. К смерти. Может это и есть самое обыкновенное чудо. Смерть. Есть она, и есть сила. Кто кого.
Зеленая пелена одним небрежным движением морской волны застлала глаза, я покачнулся, теряя ориентацию в пространстве, и только вовремя подставленное плечо ангела уберегло меня от неминуемого падения со стола.
Я зажмурил глаза, мотнул головой, но ничего не помогло. Словно тиной забило.
— Мустафа, со мной что-то происходит, — я нашел его руку и крепко сжал.
Кажется ангел и сам заметил необычность моего поведения. На что не слишком расстроился.
— Давай, Васильич, давай. Ведь ты у нас специалист по запасным выходам. Только прошу, поскорее, у нас не больше полуминуты. А потом…
В этот момент у меня пропал слух. Начисто.
Я никогда не плавал в море, но думаю ощущение примерно такое же. Кругом ярко зеленая вода, и ничего не слышно. Ко всем удовольствиям перестаешь ощущать тело. Сначала кончики пальцев на ногах, потом все выше и выше. Пока холод недвижимости не обжимает неугомонное сердце со всех сторон.
Холодные руки перебирают жадными пальцами вокруг горячего сердца, обволакивают его прочной паутиной и в какой то момент набрасывают на него каменный, холодный мешок. Сердце перестает сражаться. Сердце перестает вспоминать. Но не перестает надеяться.
Это не было сном. И в то же время воспринималось как некая нереальность. Белой струйкой, невидимой нитью, нежным покрывалом на меня опустилось прозрачное небо.
— "Ты?"
— "Я почувствовал, что возникли проблемы."
— "Да."
— "Я могу помочь, пока не поздно."
— "Как тебе удалось?"
— "Забытой душе всегда хочется вернуться. Даже если ее не очень ждут."
— "Я… я не знаю…"
— "Не надо. Не утруждай себя решением неразрешимого. Слишком все сложно и запутанно. Тебе нужна помощь. Я попробую. Иначе, зачем я вообще нужна."
То, что некогда называлось душой, а теперь вечной мученицей в аду, влилась в меня теплой струей, принося телу долгожданную радость. И еще сознание того, что не все истины забыты.
… И раскрылся небосвод, полный бесчисленного количества звезд. Не просто созвездий, а переплетение неисчислимых сверкающих искр. Они кружились надо мной, сводя с ума невиданной красотой. Потом где-то там образовалась воронка и меня, вместе с искрами звезд стало втягивать в бешено вращающуюся дыру. Я чувствовал, как некоторые искры подлетают ко мне, дотрагиваются до сердца, говорят со мной. И я отвечал в ответ. Что? Разве это так важно? Мы понимали друг друга, радовались друг другу. Любили друг друга.
Горло воронки сжалось и вместе с ней сжалось то, что в это мгновение представляло меня. Нет, не тело, и даже не сознание и не душа. Нечто более совершенное и прекрасное. И нет этому определения. Потому, что никто и никогда не узнает, что является сущностью души и сознания.
Я почувствовал себя сгустком безумно, невообразимо плотной материи. Словно весь воздух вселенной загнали в крошечную бутылку.
Я смотрел сверху на своих друзей, продолжающих метаться на крошечном кусочке жизни. Я видел свое тело, каменным изваянием застывшим в нескольких сантиметрах от наступающей Силы. И только сейчас понял, что представляет эта сила. Души бесчисленного количества людей, самая суть их пороков, вся чернота их мысли слились в единую массу, которая жила по своим законам и не желала ничего другого, как только уничтожать все живое.
То, что было мной, в единый момент скрутилось в жгут великой ненависти и бросилось вниз. Я рассыпался на миллионы маленьких, крошечных частичек и словно солнечная пыль опустился сверху на черную массу Силы.
Дикий, ни с чем не сравнимый крик пронесся по всей вселенной.
Каждая частица находила кусок Зла, рвала его на части, сопротивляющегося и не желающего так бесславно заканчивать свое существование. Великая битва, если сравнивать со вселенной. И такая маленькая, если заглянуть в глубину души.
Зло корчилось. Населяющие его загубленные душонки пытались сопротивляться. Иногда не без успеха. И как только они одерживали верх, я чувствовал, как от меня отделяется нечто такое, что уже никогда не вернуть. Даже с помощью памяти. Я осознал и это. Зло уничтожало мою память.
Самое трудное, если не невозможное, убить в человеке принадлежащую ему память. Можно заставить подчиняться тело, можно унизить разум, уничтожить желания. Но заставить забыть прошлое? Никогда и никому этого не удавалось. Память сильна. Память свободна от чужих желаний. Память — вот настоящая сила, заставляющая вращаться галактики, вынуждающая всходить солнца. Память — единственная сила способная поднять человека над самим собой.
Когда все закончилось, я опустился на пол, обхватил голову руками и сжал виски.
Голова нещадно раскалывалась, и спроси меня кто-нибудь, что случилось несколько мгновений назад, не вспомнил бы ни за что. Откуда то, словно из другого мира до меня доходили глухие голоса. Кто-то тряс мое тело и бил по щекам. А мне на все наплевать.
Мне необходимо проститься с той душой, которая пришла мне на помощь.
Недолгое прощание. Разорванная в клочья, израненная душа моего бывшего "я" еще пыталась что-то сказать, но уже было поздно. Только легкая улыбка. Прощай. Прощай… Я принял ее в себя и похоронил в закоулках своего сознания так, как подобает хоронить настоящих воинов.
Не забывайте. Души умирают за наши ошибки. Души умирают за наши грехи. За наши слабости.
Пелена спала с глаз, и я увидел Мустафу. Вернее не его самого, а довольную, улыбающуюся во всю ширину экрана харю.
— Ну ты, мать, перемать, даешь! Я ж говорил, что ты не простой подопечный. Ух и шума же будет, когда я вернусь и расскажу обо всем. Это же надо! Перейти даже не в третий, а в четвертый поток. Кто мог только подумать? Это же только теоретические разработки. А тут! Взял и замахнулся на самое святое. Шеф просто обалдеет.
Всем хорош ангел, но иногда на него находит болтушка. Я уже не говорю о такой мерзкой штуке, как его поэтические способности. Мне все еще было не слишком хорошо, поэтому я постарался остановить словесный блуд хранителя.
— У вас медали дают?
Пока ангел соображал, дадут ли ему медаль или нет, я постарался придти в себя. Но…
Что-то не так. Я чувствовал — чего-то не хватает. Весьма важного. Ах да. Память. Такое впечатление, что она превратилась в подобие сыра. Одни дырки. Результат обороны этой чертовой массы. Как там ее — Зло? Да не зло это вовсе, а всего лишь человеческая сущность. Во всех нас есть что-то звериное. А здесь был просто накопитель человеческой злобы. Да бог с ней.
Я встал, покрутил головой, вроде все в порядке. И тут замер.
— Мустафа! Это кто?
Передо мной стояла незнакомая девушка. Глаза… Какие злые глаза. А этот скривленный от бессильной злобы рот. Взлохмаченные, давно начесанные волосы. Кажется, когда то я уже видел ее. Или это только кажется.
Ангел смотрел на меня глазами иллюзиониста, у которого из шляпы вместо кролика выполз облизывающийся от удовольствия питон.
— Васильич, это ж наша Зинка!
— Зинка?
— Ну да. Зинаида по полному. Ты что?
Зинаида. Зинка. Имя казалось знакомым. Да. Я помню его. Но… Я не помню этого лица. Как быстро оно меняется. Зло, страх, удивление, робость. И что-то еще. Нет. Не могу…
— Не помню ее, — я отвернулся от девушки и записал данное присутствие, как факт, от которого никуда не деться. Раз ангел говорит, что она с нами, пусть так и будет. А Мустафа тем временем пыхтел, стараясь напомнить мне о днях былых. А зачем мне это надо? Я все прекрасно помню.
— Замолчи, — довольно бесцеремонно по отношению к ангелам. Ну ничего. Мустафа потерпит, — У нас есть все, что нужно. Мы возвращаемся, чтобы закончить дело.
— Хорошо сказал, — ничуть не смущаясь моим последним замечанием, продолжал болтать хранитель, — Мы теперь самые настоящие герои. Спасем там парочку миров. Что нам стоит. Вон какую гадость проклятущую осилили. И хоть бы хны. Эй! Эй, Василий, куда без нас то?
Мустафа подпрыгнул, подхватил за руку девушку со странным именем Зинка, и со скоростью спринтера догнал меня.
— Победа, победой, а вдруг здесь еще есть эта светящаяся сволочь.
— Нет больше никого. И в ближайшие десяток веков не появиться.
— Это почему?
— Я не знаю. Просто в голову пришло.
— Это хорошо, когда в голову умные мысли приходят.
Мы подошли к дверям шлюзовой камеры. Она была закрыта, но не заперта. Открыть, пара пустяков.
— Эге-гей! Мужики! — Мустафа задрал голову и заорал во всю глотку, — Открыть немедленно. ЧК прибыло.
Долго никто не отвечал.
— На работе наверно, — предположил ангел.
— Не надо. Сейчас открою.
Еще секунду назад у меня и в мыслях не было, что я могу открыть дверь. Просто в один момент в голове возникла мысль и все. Как сделать и что. Но воспользоваться предоставленной возможностью не пришлось.
С потолка послышался шорох и голос, слегка удивленный (даже не слегка, а очень даже сильно), прохрипел
— Кто тама?
— Это мы вернулись. Сельпо! — Мустафа повернулся спиной к металлическим дверям и издавая невероятный шум, принялся дубасить по железу ногами и руками, — Открывай вражина, пока мирно просим. Сами откроем, не обессудь. Первый труп твой. У нас знаешь какие длинные руки?
Дверь медленно отъехала в сторону.
Не знаю, видели ли демоны то, что происходило внутри клетки, или только догадывались, но так или иначе нас встречала торжественная делегация. Впереди знаменитая тройка. В лапах здоровенный кусок серого хлеба. На нем граненый стакан. За спинами демонов переминались с ноги на ногу целая свора истопников.
Все радостно улыбались.
Мустафа вошел во вкус.
— Почему не в парадной форме одежды. Почему без оркестра. Где знамена и цветы.
Иногда Мустафа переигрывает. Я отодвинул его в сторону, подошел к настороженному очкарику, отломил кусок хлеба, взял стакан, понюхал что внутри и опрокинул содержимое внутрь. Чтобы залечить раны старого солдата. Да и душа требовала отвлеченности от дел мирских.
Питье оказалось слишком крутым. Лицо мое в одно мгновение покраснело, уши запылали ярким костром. Я вытер губы рукой, обхватил очкарика за щеки и, притянув к себе, смачно поцеловал его троекратно.
Не советую никому повторять этот опыт. Одно из двух. Или вам попадется не тот демон. Или с вами случиться тоже самое, что и со мной. Только запиханный в рот здоровенный кусок почти сырого хлеба спас меня от дипломатического позора.
Но зато теперь с демонами можно говорить о чем угодно. Они до того обалдели, что не могли сказать ни слова. Что и требовалось.
— Значит так, трудяги, — я отобрал оставшуюся буханку, отломил половину и протянул ее поближе к распахнутому рту ангела. Потом снова перевел взгляд на демонов, — Дело тут такое. Проблемы у вас. Надо с вашим делом безобразным завязывать.
— Да, но.., — монстр попробовал было возмутиться, но мой суровый взгляд из-под насупленных бровей оборвал его начинающуюся речь. Я вам покажу всеобщую демократию!
— Никаких "но" не будет. Приказываю: — если есть бумага, можете записывать, — демоны отрицательно замахали мордами, — Ладно, и так запомните. Контору распустить. Всех освободить. Самим заняться общественно-полезным трудом.
— А-а?.., — очкарик меня определенно плохо понимает.
— Займетесь перевоспитанием душ. Но не теми методами, к которым прибегали ранее. Организуйте, ну я не знаю, факультеты там. Кружки по интересам. А всякие котлы, запретить. Понимаю, что сразу все не получиться. Постепенно. С нарастающими темпами. Это первое. Дальше. Нам обеспечить быструю доставку к выходу из вашего, погрязшего в злобе и муках, мира. Далее. Этого волосатого, из комнаты отдыха, вместе с его практикантами отправить осваивать целину. Пусть мандарины разводит. Что значит нет у вас условий? Создайте. На то вам и головы даны. А ежели начальство бестолковое имеется, передайте слова мои. Вернусь, все проверю. За неисполнение — наказывать крепко стану. Вопросы, жалобы, пожелания есть? Нет? Тогда два часа на отдых и решение основных вопросов, касающихся переустройства производства.