Костин Сергей. Подопечный

   Мы стояли на крохотной площадке, края которой резко уходили вниз. Где-то там, далеко внизу шумела горная река, разбивая свои воды об острые скалы.
   От площадки, в правую и левую сторону, отходили узенькие тропинки. Двоим не пройти, а одному можно. Если только он не законченный псих. Но наша команда состояла из именно таких психов.
   — Направо, или налево?
   — Направо, — уверенно сказала Зинаида.
   — Это почему именно направо?— возмутился ангел. Непонятно с чего. Когда дело касается выбора направления, у нас постоянно возникают разногласия.
   — Ну так, — девушка пожала плечами, — Чутье подсказывает.
   — С каких это пор у тебя развилось чутье? — пробурчал хранитель.
   Не знаю почему, но в этот момент я посмотрел на Зинаиду и заметил, как зло блеснули ее глаза. А может быть мне показалось.
   — Если цветы из этого места, то найти их можно только внизу, — сам с собой посоветовался я. Остальные с этим мнением согласились молча.
   И мы потопали по правой тропинке.
   Понятие "топать" не совсем подходило к нашему способу передвижения. Прижавшись лицом к холодной скале, мелкими шашками, осторожно ощупывая тропинку под ногами, мы не двигались. Мы ползли.
   Никогда не думал, что передвижение по горным склонам такое занятное дело. Когда из под ноги выскальзывает камень и молча уноситься в бездну, сердце замирает, а потом начинает стучать так сильно, что кажется, сейчас раскачает и оттолкнет от спасительной стены. И вниз. Туда, где нет ничего, кроме острых камней.
   Я шел первым. Зинаида за мной. Караван замыкал Мустафа. Ему одному, казалось, все было нипочем. Всю дорогу он что-то бубнил. Про свою жизнь непутевую. И за то спасибо. Это отвлекало от ненужных мыслей.
   Понемногу тропинка стала спускаться вниз. Не скажу, что идти стало удобнее. Ноги соскальзывали, тело то и дело теряло равновесие. Пришлось заметно снизить скорость. Но на нашу удачу тропинка стала шире, пока не превратилась в совершенно безопасную дорожку.
   Весь спуск занял часа четыре. Много или мало, не могу судить. Но вымотался я основательно. И как только мы спустились на самый низ, опустился на рыжий мох и блаженно вытянул ноги. Ангел и девчонка расположились рядом.
   За бурной рекой расстилалась огромная равнина. Небольшие холмы, покрытые красной растительностью, низкая трава. Ни одного живого существа.
   — Замечательное место, — Мустафа опустился на корточки, зачерпнул воды из реки, попробовал, сплюнул, почмокал губами, — А водица дрянь. Медью так и прет. А что мы здесь жрать будем?
   — Задерживаться не стоит. Отыщем цветы и обратно. Не нравиться мне здесь, — что-то тяготило. Словно старые воспоминания из старых снов. Необъяснимо и непонятно.
   — У нас гости, — тихо произнесла Зинаида, — Только не оборачивайтесь резко. Кажется, оно нас боится.
   Хорошо. Резко не будем. Повернемся грустно и медленно.
   В полуметре над камнями парило маленькое привидение. Небольшое, я бы сказал, очень небольшое. Круглая голова, тельце, заканчивающаяся веретенообразным отростком, тонкие ручки, полнейшее отсутствие ног. И что самое интересное, никакой прозрачности. Совершенно нормальное тело. Чуть оранжевого цвета.
   — Привет, заморыш, — вежливо поздоровался ангел и тихонько помахал рукой.
   Заморыш ничего не ответил, лишь немного отплыл назад.
   — Ты б его еще алигофреном обозвал, — я неторопливо заступил вперед хранителя, — Эй, крошка, не бойся нас. Ты кто?
   Привидение чуть подумало, засунуло палец в рот, пососало и вместо ответа разразилось самым обыкновенным плачем. Тотчас же откуда-то из-за скал послышался сердитый крик, потом еще один. И они приближались.
   — За камни, — приказал я. Называйте это шестым чувством, но я печенкой почувствовал, сейчас появятся аборигены.
   Огромными скачками мы достигли ближайших валунов и скрылись за ними.
   Как я и ожидал, вскоре появились другие. Не такие маленькие и не такие беззащитные. Если точнее, совсем не маленькие. Трехметрового роста, с более темной кожей и с еще более несимпатичными физиономиями.
   — Я так понимаю, это его родители, — хранитель прижался к земле и словно подлый шпион наблюдал за разворачивающимися событиями, — А этот малец, их ребенок. Как думаешь, он не нажалуется, что я обозвал его заморышем?
   — Думаю, что да, — приободрил я друга, — лично я в детстве всегда жаловался.
   Как в воду глядел. Подлетевшие к пацану веретена покружили вокруг него. Что-то спросили, погладили по голове, похлопали по попе, а потом направились в нашу сторону, оживленно переговариваясь. Наверняка, что-то типа: — Надо заниматься воспитанием ребенка, а не шляться где попало, пока у родного чада видения появляются.
   Прятаться далее не имело смысла. Я сказал, что выхожу, и вылез из-за камней на свет божий.
   Кто бы видел, как сиганули вверх веретена. Их лица перекосило так, словно они увидели нечто ужасное и безобразное. Круто развернувшись, они подхватили кричащего малыша и быстро скрылись за поворотом реки.
   — По моему, они тебя испугались, — предположила Зинка.
   — Наверно это из-за щетины, — предположил я, — Скоро у нас начнутся неприятности. Думаю, что следует последовать за привидениями и уж если на то пошло, опередить их. А заодно и не забывать о настоящей цели нашего визита. Зин, что скажешь про планетку?
   — Мало чего, — Зинка за неимением расчески, разгребла волосы пятерней и завязала их здоровым конским хвостом, — Планета неизвестная. Природные свойства сами видите. Живые существа имеются. Может быть это только высокоразвитые звери. Но могут обитать и более цивилизованные виды.
   — Я вот о чем думаю, — я подошел в плотную к девушке, — Ты создала себя из мощного мозга. Неужели нельзя было заложить в себя самые элементарные знания? Ведь у большого мозга имелось куча достоинств. В отличии от тебя. Что скажешь?
   Зинка недовольно скривила губки.
   — Прежде всего я создавала настоящую женщину. Красивую и сильную. Это большая масса информации. На остальное места не хватило.
   — В таком случае, было бы лучше, если б ты была толстой, некрасивой, но достаточно умной, чтобы помогать нам в этом странствии.
   Честное слово, не хотел я ее обижать, но в самом то деле! Во всех книгах искусственные интеллекты обладают хотя бы минимум способностей. А Зинка? Только романы с ангелом крутить, да о красоте своей заботиться?
   — Ух ты! — до нас донесся восхищенный возглас Мустафы, успевшего порядком опередить нас. Мы подошли ближе.
   Мустафа мастер первым отыскивать аномальные явления природы. Это у него в генах заложено. Ни дня без открытия.
   Но все по порядку.
   Равнина. Плоская, словно блин. Огромный такой блин. Красный. Со всех сторон, прячущиеся в дымке желтого цвета горы. И по всей равнине огни. Понатыканы, словно иголки у ежика.
   Но это не самое интересное. Огня мы видали достаточно. Большого и маленького. Яркого и не очень.
   Стон стоял над равниной. Полный боли и нечеловеческого страдания.
   Он проникал во все клетки тела, заставляя его дрожать и сливаться в одном желании побыстрее избавиться от нестерпимого отчаяния. Волосы дыбом поднимаются.
   — Если я не посмотрю, что там делается, то не прощу себе этого никогда.
   С каких это пор ангелы стали такими смелыми?
   — Мы здесь не для просмотра местной достопримечательности, — попробовал я остановить хранителя. Но бесполезно. Тот ломанулся вперед, словно скаковая лошадь на старте. Мне оставалось только бросить ему с спину о мерах предосторожности, — Если влипнешь в историю, мы тебе не помощники.
   — А мне тоже интересно, — Зинка поддалась тлетворному влиянию Мустафы и теперь подло бросала своего руководителя. То есть меня.
   — Ну и черт с вами! — закричал я им вслед, — Герои недоделанные!
   А собственно, что я бешусь? Мне и самому интересно. Не каждый день попадаешь на незнакомую планету. Вот только эти привидения… Да бог с ними с привидениями, да с чудовищами.
   И я поплелся догонять товарищей. Хотя по большому счету, никакие они мне не товарищи. Нахлебники, прихлебатели, изменники и предатели. Но в целом, ребята ничего. Лет через пятьдесят из них выйдет толк.
   Еще не дойдя до ближайших костров метров сто, я понял, что не все так на самом деле радужно, как казалось на первый взгляд.
   Хотя видимость на местности и не превышала двухсот метров, стало четко видно, что костер представляет из себя не просто сложенную, подожженную поленицу дров. Хуже.
   Прямо из каменных расщелин струилось вверх оранжевое пламя. Над каждым из огней стоял чан. Если я говорю, что чан, значит так оно и есть на самом деле. Не котелок, не кастрюля, а самый натуральный чан. Вместимость от пятисот и более стандартных колхозных ведер. Приличные размерчики.
   Но самое интересное, или наоборот, не интересное, заключалось в том, что тот раздирающий душу стон исходил от этих котлов.
   Образованные и интеллигентные люди сразу догадаются, какая мысль первой пришла мне в голову. И через несколько минут я полностью подтвердил свою догадку.
   Мы прошли через врата ада.
   Мустафа и Зинаида столпились в эдакую небольшую кучку из двух человек. Кучка волновалась и не знала, что ей предпринять дальше. Это потому, что они потеряли предводителя, на которого можно положиться.
   — Что столпились, — я остановился рядом с переминающимися друзьями и пристальным орлиным взглядом окинул окрестности, — У вас там на облаках, Мустафа, наверно, и слыхом не слыхивали, что существует подобная хренотень?
   — Мда, уж, — немногословен хранитель, немногословен. Как руками махать, да языком командира обсуждать, это он первый. А дело пришло, зубы в тряпочку?
   — Прошу любить и жаловать. Если догадки мои правильны, в чем мы убедимся через несколько секунд, то перед вами самый обыкновенный, я бы сказал даже, второсортный, благодаря освещению, ад. В котлах кипящая смола, а там в вечной муке грешные души. Что это вы так побледнели. Здесь вам крылышками райскими не помахать. Враз обкорнают. Кстати, поглядывайте по сторонам. Пока не видно ни одного истопника, но, думаю, они не заставят себя ждать.
   Подхватив слегка упирающихся ребят под руки, я подтащил их к чану.
   — Стоять здесь. Близко к огню не подходить. В случае непредвиденной опасности подать условный сигнал. А я посмотрю, что там, внутри. Вопросы, жалобы, пожелания?
   — Я свистеть не умею, — пробурчал хранитель.
   — Условный сигнал подавать голосом. Четко и внятно, — Ну до чего ангелы меня порой раздражают.
   Я размышлял более чем трезво. Если есть такие емкости, то естественно было бы предположить, что в них надо как-то забираться. А для этих целей должно служить некое приспособление. Подъемник, либо лифт. Через минуту, обходя вокруг чана, я нашел то, что искал. Обыкновенные скобы. Не слишком горячие, не слишком прочные. Как раз под человеческое тело.
   У меня кстати одна теория имеется. Ненаучная с точки зрения науки, и любительская, с точки зрения среднего сельского жителя. В чем она заключается:
   Из того что мне довелось повидать и из моих скромных размышления, я сделал вывод. Во всей вселенной, на всех ее необозримых просторах действует один непременный закон. Рост любого мыслящего существа, если оно, конечно не заколдовано, и не выродок какой-то, не должен выходить за рамки роста человеческого. Эдак от метра и до двух. Самое то.
   Почему? А я сам не знаю. Я же сказал, что это мнение простого сельского обывателя. Маленьким не выжить в любой среде, а большим не прокормиться. Так что не верьте тем, кто говорит, что встречал когда-то инопланетян, или еще там кого под двухэтажный дом. Вранье и брехня.
   Осторожно поставив одну ногу на перекладину, я с удовольствием заметил, что сигнализация не сработала. Следовательно вопрос об охране того или тех, кто находиться в котлах решался слабо или не решался вовсе. А я всегда говорил, что в любом деле требуется прежде всего обеспечение безопасности.
   Стоны и душераздирающие крики настолько сильно проникали в душу, раздирали внутренности, что пришлось попросту отключиться от внешнего мира. Думать о постороннем. Хотя бы о родном колхозе. Все лучше.
   Край котла приближался с каждой секундой. Я мысленно поймал себя на мысли, что непроизвольно стараюсь оттянуть то мгновение, когда увижу, что находиться внутри. Но раз уж сказал "а", то следует довести дело до конца.
   Черный от многолетней, а может и многовековой копоти край появился на уровне глаз. Я проглотил тугой комок и с силой преодолел последнюю ступеньку.
   Мешанина тел, перемешанных невообразимо. Переплетение рук с растопыренными пальцами, лица, корчащиеся от боли, распахнутые в безумных криках рты. И глаза. Несколько десятков пар глаз устремлены на меня. Жутко. Невыносимо.
   Меня стошнило тут же.
   — Странник, ну что там? — ангел и девушка стояли внизу, задрав головы и ожидая услышать от меня последние новости.
   — Души. Человеческие души. Большие и маленькие.
   — Что? Мы не слышим?
   Несколько рук потянулось ко мне. Я невольно отшатнулся. Но в глазах этих несчастных, некогда живых людей светилась такая мольба, что пальцы мои непроизвольно потянулись навстречу. И ничего. То есть абсолютно. Я мог смотреть, видеть, слышать. Но не мог ощущать. Распухшие пальцы прошли сквозь мои, и мольба в глазах погасла.
   — Простите меня, — выдавил я, сквозь стиснутое тисками горло, — Я не могу. Простите. Но может быть я сумею что-то сделать здесь. Наверху. Я постараюсь.
   Руки людей опустились. Но что странно, они замолчали. Исчез надсадный плач и крик. А в глубине несчастных глаз зажглась надежда. Не весть какая, но надежда. Что нужно душе, находящемуся не то что на краю пропасти, в самом аду, в бесконечных муках? Надежда? Если я ее дал, то значит так тому и быть.
   И вдруг вокруг наступила тишина. Такая тишина, что я услышал, как лопаются пузырьки, как ударяются о землю солнечные лучи, как дышит земля.
   Я спрыгнул вниз. Ребята стояла с вытаращенными глазами.
   — Нам нужно что-то сделать. Мы не можем просто так уйти, — по правде говоря, я и сам не знал, что предпринять. Как можно освободить миллионы, а может и миллиарды пылающих душ на этой страшной планете? Но все равно, надо что-то делать.
   — Может найдем побыстрее чертовы цветы и уберемся? Сдались тебе эти грешники? — осторожно предложил ангел.
   И здесь я не выдержал. Я попросту сорвался. Зацепил хранителя за ворот, и влепил хороший удар. Потом еще и еще. Я не знаю, что на меня нашло. Сумасшествие или бешенство. А может что-то другое. Зинаида носилась вокруг нас и визжала, изредка пытаясь оторвать меня от ангела. За что ненароком и получила тоже.
   Я продолжал безжалостно избивать совершенно не защищающегося Мустафу и сквозь слезы и невнятный хрип вылетели слова:
   — Это души, Мустафа! Души. Грешники? Ну и пусть. Кто дал вам, там наверху, право распоряжаться человеческими душами. Рай! Ад! А как называть тех, кто допустил подобное? Вы отбираете согрешивших и отдаете в этот безобразный мир. Кто дал вам право? И как не помочь им? Кем тогда окажусь я? Самым великим грешником? Нельзя так с нами. Нельзя.
   Мустафа уже хрипел. Катался по земле под моими ногами и исходился кровью. Наконец, я обессилено свалился на теплые камни, уткнулся в них носом и зашелся в диком, зверином вое.
   — Нельзя!…
   Красные облака пролетали над нами, красный ветер срывал с нас кожу, красные камни рассекали острыми краями лица. Весь мир сплошное пламя. Неугасимое и невыносимое. Мрачное и страшное.
   — Ну вы ребята, блин, даете! — Зинаида опустилась на колени, подняла на них окровавленное лицо Мустафы и принялась приводить его в порядок, — Ты ж его чуть не убил!
   Я молчал.
   — Зверь! Тиран! Деспот! Узурпатор!
   Ангел застонал, приподнял голову и, скривив рассеченные губы в улыбке, с трудом проговорил:
   — Я всегда думал, почему люди так дорожат своими телами. Непрочными и неудобными. Да убери ты свои тряпки. Я в порядке, — это он Зинке, — Так вот. Только сегодня я понял. Только сегодня испытал, что значит быть живым. Чувствовать боль и страх перед несовершенством, и в то же время ощущать радостное чувство жизни.
   — Прекрати говорить, — перебила его Зинка, старательно оттирая слюнями кровь из-под правого глаза хранителя, — Несешь всякую чушь. Тебя чуть жизни не лишили, а ты почти с благодарностями.
   — А ты попробуй, — посоветовал Мустафа, — Это же настоящий кайф. Жизнь — это… Такой кайф.
   Я посмотрел на озаренное счастьем лицо ангела, на эту, залитую кровью, почти ставшую родной рожу и, не знаю почему, рассеялся.
   Зинаида озабоченно взглянула в мою сторону. Не хватало, что бы к изувеченному прибавился еще и умалишенный, причем с агрессивно — расстроенной психикой.
   А я смеялся, не переставая. Ну не мог остановиться, и все. Мустафа долго смотрел подбитыми глазами, потом его тело стало вздрагивать, а через минуту он уже вторил моему переливистому смеху своим грубым ангельским хохотом. Зинаида покрутила пальцами сразу у двух висков, некоторое время угрюмо таращилась на двух, сотрясающихся от безудержного хохота мужиков, потом что-то там у нее щелкнуло и она, вначале несколько несмело, затем все сильнее захихикала, пока окончательно не присоединилась к нашему дружному мужскому коллективу.
   — Ну ладно, Мустафа Заде, ты уж извини, что так получилось, — Вытирая слезы, я подполз к ангелу, и мы вместе постарались подняться на ноги. Нам это удалось, конечно, не без помощи Зинки.
   — Ой! — вскрикнула девушка, — Послушайте.
   Я навострил ужи. Чуть слышно, затем все яснее я стал различать неуловимый, еле заметный смех. Он раздавался со всех сторон. И еще, кажется, кто-то хлопал в ладоши.
   -Души?— шепотом спросил хранитель.
   — Кажется, мы устроили им небольшой спектакль.
   Приятно делать людям добро.
   Но что-то продолжало тяготить меня. Что-то внутри. Я не мог разобраться. Только через несколько минут я, наконец, понял. Посреди общего фона веселого смеха раздавался лишь один, совершенно неподходящий к общему настрою, звук. Где-то в глубине невообразимого скопища котлов плакала одинокая душа. Заунывный, дергающий за самые тонкие струны сердца. Мне почему-то показалось особенно важным отыскать источник этого плача.
   Мустафа, поддерживаемый Зинаидой, плелся следом. Покряхтывая, иногда не зло поругиваясь. Чем ангелы-хранители хороши, так тем, что в отличии от любимой женщины, от верного друга, от сурового врага никогда не покинут тебя. Даже если ты в самом пекле. Будь моя воля, пожелал бы всем ангелам являться к своим подопечным хоть изредка и давать надежду.
   Плач становился все отчетливей. Даже не плач, заунывный тоскливый стон человека, видящего во сне кошмары.
   — Это где-то здесь.
   Я подбегал то к одному, то к другому чану, прислушивался и перебегал к другому.
   Вот. Здесь. Именно здесь.
   В отличии от всех остальных котлов к которым были приварены скобы, к горлу этого вело целое сооружение из ярко красного, словно спекшаяся кровь, камня.
   — Мне страшно, — Зинаида спряталась за спиной ангела. У того самого тряслись коленки. Да и я чувствовал себя неважно. Скользкий червячок заполз в самую глубину тела и пожирал внутренности, заменяя их ростками непонятного страха.
   — Ерунда какая-то, — я встряхнул головой, пытаясь освободиться от зеленой вражины. Тщетно, — Вы поднимитесь? –спросил я у спутников.
   Получив их неохотное согласие, я поставил ногу на первую ступень.
   Диким криком, полным боли отозвалась душа за толстыми стенами котла.
   Вторая ступень.
   Еще крик. Мука и боль.
   Третья.
   Мука, боль и мольба о пощаде.
   Я закрыл ладонями уши, чтобы не слушать этот визг. В голове все смешалось. Тело, словно привязанное, тянуло назад. Но я закрыл глаза, наклонился вперед и прыжками достиг вершины.
   Крик враз затих.
   Не знаю, возможно ли это объяснить, но я никогда в жизни так не боялся открывать глаза. Где-то на подсознательном уровне я знал, что увижу нечто знакомое. Душу, которую когда-то знал в человеческом обличии. Вроде ничего страшного, но все-таки.
   Рука Мустафы зацепилась за мой рукав, и ангел поднялся ко мне. Сзади, в затылок дышала Зинаида.
   Она первая увидела То, Что В Котле. Девушка издала негромкий крик и свалилась без чувств.
   Ангел только охнул и крепче схватился за локоть.
   — Не стоит тебе смотреть на это. Давай уйдем.
   А я знал, что должен это сделать. Все существо мое яростно билось в теле, требуя развернуться и броситься прочь. Но я сам, сам должен решить. И я посмотрел.
   Грустные глаза. Только эти грустные глаза. Все остальное пространство котла занимала извивающаяся масса бледно-розовых червей. На лице, щеках, в спутанных волосах.
   Я узнал это лицо.
   — Ты?
   Нечто похожее на руку вынырнуло из воды и очистило ту часть лица, где должен был находиться рот.
   — Ты пришел.
   Тело мое передернулось от звука знакомого голоса.
   — Но почему? За что?
   — Все мы грешники. Кто меньше. Кто больше.
   — Но…
   — Ты прав. Здесь все по другому. И ты другой. Слишком многим ты встал поперек дороги. И на слишком многое замахнулся. Они не прощают таких, как ты.
 
   — Но я жив?
   — Ты давно мертв. По крайней мере на Земле. Тело твое изъедено червями. Также как и мое. Ты навеки стиснут крепкими объятиями гробовых досок. Так же как я. Наши судьбы похожи. А иначе не могло быть. Ведь я душа твоя.
   Кашеобразная масса червяков вдруг исчезла и на ее месте оказалась чистая, голубая вода.
   — Они иногда так поступают. Чтобы не привыкал и чтобы не отвыкал. Это ненадолго. Только успеешь возвратиться в мир старых снов, как тут же появляется гадость из всякой живности. А во общем здесь не так уж и плохо. Спокойно. Никто не мешает. А раньше!? Столько волнений, переживаний. Тело продолжает жить своим чередом, а я… я страдаю. Теперь все иначе.
   — Но как же я?
   — Ты? — моя душа помолчала, — Ты словно змея выросла из своей старой кожи. Ты живешь другой жизнью.
   Вода в котле покрылась маленькими пузырьками и от поверхности заструился легкий пар.
   — Вот что я люблю. Ты часто принимал горячие ванны из серной кислоты? А ты думал, что родниковая? — душа закатила глаза и засмеялась, — Здесь нет ничего нормального. Все направлено, чтобы растворить, разъесть, спалить человеческую душу. А теперь уходи. Сейчас придет боль и мне не хочется, чтобы ты видел самого себя корчащегося от невыносимых мучений.
   Душа поморщилась, а я заметил, как верхний слой кожи стал расползаться мелкими лоскутками, оголяя живое мясо.
   — Как мне помочь вам? Как спасти все эти кричащие души?
   — Просто вернись домой.
   В нос ударил запах соляной кислоты. Я отстранился от края котла.
   — И вот еще что, — лицо исказилось от боли, — Остерегайся. Даже здесь до нас доходят кой-какие слухи. Просто остерегайся. Все. Уходи. Нет больше сил терпеть. Уходи.
   Рот души широко раскрылся, и из самого чрева раздался визгливый, отчаянный крик, заставивший меня кубарем скатиться со ступенек. К ногам ангела и Зинаиды. При падении пришлось слегка приложиться головой о булыжник, а когда я немного пришел в себя, то почувствовал, как кто-то, нежно обхватив меня сзади руками, сжимает грудную клетку.
   — Эй, что происходит?
   Попечение Мустафы иногда принимает довольно своеобразные очертания.
   Дыхание, горячее, так что ухо покрылось корочкой, и вонючее обдало всю левую сторону лица.
   — Р-р-р…
   Не надо особо разбираться в языках, чтобы перевести данное выражение. Стой и не рыпайся, голубчик, если оказался лопухом.
   Стараясь сделать невозможное, я повернул лицо в одну сторону, а нос в другую. Дышать стало полегче, и я смог наконец-то разглядеть шутника. Радости моей не было предела.
   Сильные руки, состоящие преимущественно из накачанных мышц, сплошь покрытые короткими, жесткими волосками. Волевой подбородок, выдвигающийся вперед на две трети от основного элемента челюстедержателя. Я имею ввиду череп. Капельки беловатой жидкости, ориентировочно слюны, срывающихся с еще более выступающих передних клыков. Глазки… А ну их к бешенным собакам, эти глазки. Красненькие прыщи на голом месте. И все остальное. Слабо щетинистый качок.
   — Красавчик, ты б поосторожней меня обнимал, — посоветовал я и тут же получил более мощное объятие. Толи у парня в детстве оказался плохой учитель по иностранному, толи я ему тоже понравился.
   Скосив глаза еще на девяносто три градуса относительно общей человеческой оси, я разглядел барахтающихся в лапах других щетинистых Мустафу и Зинаиду. Ребятам повезло больше. Их держали аккуратно и бережно. За ноги, вниз головой.
   Я попробовал было возмутиться, напомнив парням, что несоблюдение правил содержания военнопленных не одобряется ни на одной планете вселенной, но вовремя сдержался. Это произошло только после того, как мне в рот со всего размаху влепили кусок какой то темной, вязкой гадости. Если я правильно разбираюсь в воинском вооружении, это являлось нечем иным, как кляпом. Неприятно пахнущим, и медленно тающим во рту.
   Вскоре тело мое приняло нормальное по отношению к спутникам положение. Схватив меня за лодыжку щетинистый осторожно перевернул то, чем обычно называется телом. Не беда, что парень оказался неуклюж и голова треснулась о тот же самый камень во второй раз. Я умею прощать незначительные обиды.
   Вот в таком положении нам и пришлось переговариваться с Зинкой. Естественно глазами. Посмотрел бы я на того ловкача, который сможет связать хоть два слова с полным ртом.
   — "Это что за уроды?" — мой вопрос.
   — "Я сама обалдела!" — Зинаида глазами мырг, мырг.