Страница:
– Да. Я принадлежу к клану Мортимеров.
Наверное, не найдя, к чему придраться, она с разочарованным видом вернула ему документ и, поколебавшись еще пару мгновений, назвала номер квартиры, в которой жила Катрина Айнар, и этаж. Молодой человек вежливо кивнул ей и направился к лифту.
– Между прочим, она живет с родителями! – крикнула ему вслед консьержка, да таким тоном, что сомнений уже не оставалось – она уверена, что к Катрине он идет за нехорошим делом: то ли ограбить ее, то ли изнасиловать.
Не зная, как еще отреагировать, Руин в ответ обернулся и слегка поклонился. В лифте он расхохотался, как сумасшедший: с нее станется вызвать полицию, и хорош он тогда будет – в парадном костюме и с корзинкой цветов. У двери Катрины он остановился, успокоился и привел себя в порядок, поправил галстук. На нем был темно-серый костюм, на редкость элегантный, и белоснежная рубашка. Посмотрев утром в зеркало, он решил, что выглядит вполне пристойно, и, теперь вспомнив об этом, надавил на звонок.
Ему открыла Катрина. Девушка была одета во что-то простенькое, домашнее, и в этой одежде показалась ему намного ближе, чем тогда, в дорогом вечернем платье, которое к тому же не слишком хорошо на ней сидело. В первый момент она посмотрела на него отсутствующим взглядом, но потом глаза ее вспыхнули радостью, лицо просветлело – и тут же залилось краской. Она смущенно стянула на груди воротник платья, хотя оно было весьма скромным, но Руин не заметил этого – он видел только ее сияющие глаза.
– Руин, – вздохнула она, и молодой человек удивился, хоть и рассчитывал, что она его помнит. – Это вы…
– Добрый день. – Он смутился. Машинально коснулся галстука. – Я и не рассчитывал, что вы меня запомнили.
– Конечно, запомнила… Проходите. – Катрина посторонилась.
– Да, это вам. – Руин протянул ей корзинку, не трогаясь с места. Лицо девушки снова вспыхнуло, и она взглянула на него… Если бы Армана не терзало смущение, он понял бы, что в ее взгляде живет самая настоящая нежность и ласка.
– Спасибо… Какие красивые цветы. – Она взялась за ручку корзинки.
Букет и в самом деле был особенный – тщательно подобранные по оттенкам лилии, фиалки и мальвы создавали причудливое и очень гармоничное сочетание. Букет составляли в самом дорогом салоне столицы, две милые продавщицы с безупречным вкусом два часа подбирали оттенки цветов, листьев, зелени, величину полураскрывшихся бутонов, даже длину и толщину стебля. Но трудились они не зря – букет был подлинным произведением искусства.
– Вам нравится? – улыбнулся он.
Девушка растерянно и смущенно рассматривала подарок.
– Конечно. Только жалко, что в корзинке… – Она спохватилась, что вполне может огорчить и обидеть гостя. – Очень нравится, конечно же…
– Почему вам не нравится, что цветы в корзинке?
– Так они скорее завянут.
– Нет, ну что вы. В конце концов, их можно вынуть из корзинки и поставить в вазу. Я покажу…
– Ой… Проходите!
– Я не хотел бы мешать вашим родителям, да и вам, – отказался Руин. – Я… хотел бы пригласить вас на выставку. Вы ходите на выставки?
– Да… То есть, – она рассмеялась, – никогда не ходила. Проходите, Руин, моих родителей нет дома.
– Тем более. Я не хотел бы вас компрометировать.
– Какой вздор. Все соседи живут по принципу – не трогай меня, и тебя не стану трогать. Никого не интересует моя добродетельность. Проходите, я угощу вас чаем.
– Тогда… Спасибо. – Руин шагнул в маленький, тесный, хоть и аккуратный коридор, и разулся на коврике. – Нет, не надо тапочек. Лучше в носках.
– Проходите на кухню. Чаю?
– Если не трудно.
Он пил чай, примостившись на краю узкой табуретки в углу кухоньки, больше похожей на чулан. Семья Катрины жила небогато – сразу видно – хоть и не бедствовали. Хорошая, хоть и скромная мебель, немного бытовой техники, новая плита… На краю раковины была расставлена помытая посуда, а с высокого холодильника спускались зеленые ветки какого-то домашнего растения – такие разводят дома почти все женщины.
Катрина с деловитым видом копалась в холодильнике. Она мигом наделала бутербродов, нарезала ветчину и вынула половину торта, купленного, как видно, накануне. Робко посмотрела на Руина, который почти не ощущал вкуса напитка, хотя любил хороший чай – его больше занимала девушка.
– Больше нет ничего стоящего.
– Я совсем не голоден.
– Но законы гостеприимства требуют угощать гостя всем, чем только возможно…
– Вот вы и угощаете.
Они рассмеялись оба. Девушка смущенно опустила глаза.
– С вами все благополучно?
– Что вы имеете в виду?
– Там… В плену. Вы были в плену?
Руин задумчиво посмотрел на кусок бутерброда в своей руке.
– Вы знаете о том, что случилось с кланом Мортимеров?
– Конечно! – ахнула Катрина. – Я узнала об этом через день после бала у вас в метрополии. В понедельник Гларра Мортимер не явилась в свой офис, и тем же вечером в новостях по «Седьмому Домашнему» каналу я узнала о… о происшествии. Это ужасно… Неужели черные в самом деле решились так поступить? Но почему им на границах не оказали сопротивление?
– У них были какие-то свои проходы.
– Значит, они снова могут устроить такой же налет?
– Вряд ли. Однажды использованный путь уже известен, по нему не пройдешь еще раз.
Катрина хмурилась.
– Но то, что удалось однажды, может получиться и в другой раз.
Руин взглянул на нее вдумчиво, как частенько смотрел на своих собеседников, если хотел понять, что же кроется за их словами в действительности. Катрина посмотрела на него и тут же вспыхнула, уронила взгляд и торопливо поднесла к губам чашку с чаем.
– Возможно. По крайней мере, эту угрозу надо принимать во внимание.
– Здесь есть что-то еще, мне неизвестное, – проговорила Катрина. – На это намекали и на седьмом канале, и на других… На тех, где вообще говорили об этом.
– Катрина, этот вопрос пытаются решить очень многие из нашего клана.
– И смогли решить его?
– Возможно, – ответил Руин таким тоном, что девушка сразу поняла – больше расспрашивать не стоит. А он, заметив ее взгляд, порадовался, что имеет дело с умной и сообразительной девушкой.
– Вы были в плену? – мягко спросила она.
– Да.
– А ваша сестра?.. Ее зовут Моргана, если не ошибаюсь.
– Она тоже. Но и с нею, и со мной все было хорошо. Мы попали к приличным людям.
– На Черной стороне бывают приличные люди? – засмеялась Катрина, всем своим видом показывая, что не сомневается – хорошие люди есть всюду.
– Еще как бывают.
– Я слышала, что некоторым вашим родичам пришлось нелегко.
– Да. Некоторым.
Девушка посмотрела сочувственно.
– Ваш клан будет мстить?
Арман взял ложечку и ковырнул кусочек торта. Тот уже подсох. Он не смотрел на собеседницу и, казалось, думал о постороннем, хотя на самом деле размышлял о том, начнет ли клан Мортимеров войну с черными магами, чтоб отомстить за своих родных.
– Думаю, нет. Вы знаете, если мстить, то надо уж начинать целую войну, а клан не может делать это самостоятельно. На подобный шаг имеет право лишь государство. Да и кому станет легче от мести?
Катрина опустила взгляд.
– Пожалуй, никому, – согласилась она.
– Я бы сказал, это не слишком приятная тема для разговора, – поколебавшись, сказал Руин. Он любовался ее полуопущенными ресницами, которые, будь в комнате не так светло, наверное, положили бы два глубоких полукружья теней на ее щеки.
– Я очень волновалась за вас.
Руин и сам не ожидал, что покраснеет.
– Так я хотел пригласить вас на выставку. Вы пойдете? – спросил он.
– Конечно, с удовольствием. – Катрина ласково улыбнулась ему. Потом спохватилась. – Что же за выставка?
– Породистых кошек.
– О, как замечательно. Я обожаю кошек.
– Когда за вами заехать? Выставка начинается в три, но можно подъехать и позже.
– Я заканчиваю работу в шесть. Правда, если госпожа Мортимер отпустит меня пораньше…
– Вы имеете в виду Гларру Мортимер? Это ведь ей принадлежит фирма, в которой вы работаете?
– Ей. Кстати, как у нее-то дела?
– Все отлично. С Гларрой все хорошо. Я думаю, что смогу договориться с ней. – Руин улыбнулся. – Я буду ждать вас у входа в офисное здание часов в пять.
– А если меня не отпустят?
– Я отлично могу подождать часок. Ничего со мной не случится.
Руин спохватился, что задержался в гостях, хотя сперва даже не собирался заходить к Катрине в квартиру. Он поблагодарил ее за угощение и поспешил из дома, не забыв вежливо поклониться консьержке. Та проводила его самым внимательным взглядом, но, поскольку в руках у Руина не было никаких вещей, только ключи от машины, то вопросов она задавать не стала и останавливать Мортимера не решилась.
То, что Руин занят ухаживаниями за девушкой из семейства Айнар, не так уж бросалось в глаза, чтоб другие Мортимеры стали обращать на это внимание. К тому же они не слишком любили лезть в чужие дела. Но Мэлокайн и Моргана, с которыми у Руина давным-давно сложились такие тесные отношения, что от них ничего нельзя было скрыть, встретили эту новость с недоумением.
– Ну ты даешь, – протянул ликвидатор. Он вел себя, как всегда, с женой был ласков и внимателен, но той все сказалось, что Мэл изменился. Он больше не смотрел на мир глазами развеселого подростка, который в глубине души твердо уверен, что с ним не может случиться ничего такого, с чем он не справится. Теперь в глубине его глаз то и дело появлялась растерянность вперемежку с холодной решимостью. Впервые за всю свою жизнь он заинтересовался политикой – читал все серьезные газеты и смотрел новости. И постоянно следил за Морганой – все ли у нее благополучно, действительно ли она в безопасности. – Нашел время.
– Не лезь в мои дела, ладно? – резковато потребовал Арман.
– Меня твои дела, знаешь ли, не так волнуют, как твоя безопасность. Мне казалось, что у тебя больше здравого смысла. Ты собираешься жениться?
Руин вспыхнул. У него на языке уже вертелся резкий ответ, но, подняв взгляд, он увидел в глазах ликвидатора настоящую тревогу и заботу. Мэлокайн разглядывал брата с таким вниманием, будто пытался просочиться в его мысли и всесторонне рассмотреть их – а не заведут ли, в самом деле, его желания и порывы в беду? И ругаться уже не хотелось. Как можно ругаться с родственником, в котором нет ни злости, ни любопытства – только желание помочь и оградить? Мэл – старший среди них, может, оттого у него замашки покровителя, подумал Арман.
– Я не знаю, захочет ли Катрина выйти за меня, – неохотно ответил он.
– То есть ты уже внутренне созрел. Понятно.
– Что тебе понятно? Ты что, возражаешь против моей женитьбы?
– Я возражаю против женитьбы прямо сейчас. Слушай, ну ты же понимаешь, какая заваривается каша.
– Какая каша?
– Все происходящее может закончиться чем угодно, в том числе и войной.
– Ты имеешь в виду клан Блюстителей Закона, конечно. Но, насколько я понял, патриарх нашего клана предпочитает тактику выжидания, а остальные – тем более.
– Ты понимаешь, что сейчас происходит? – негромко осведомился Мэл. – Патриархи могли, конечно, согласиться с Программой, она выглядит довольно красиво, и цели вроде бы благие. Но сейчас в метрополии законников сидит уже больше полусотни арестованных клановых, с которыми выделывают все то же самое, что и со мной.
– С тобой ничего особенного не выделывали.
– Потому что я струсил! Вот и все! – рявкнул ликвидатор. – Потому что я согласился сделать все, что от меня требовалось, лишь бы не быть обвиненном в изнасиловании. И я не парней имею в виду. Согласись, что подавляющему большинству ребят не так уж важно, с кем им там придется провести одну ночь. Я девушек имею в виду. В любой момент до патриархов может дойти, что на самом деле собираются сделать с их внучками-правнучками.
– Ты их считаешь недоумками? Ты считаешь, что они сами не понимают, что происходит?
– Я считаю, что они не хотят понимать. Ни один здравомыслящий патриарх не отдаст свою потомицу на насилие. Они сейчас, как страусы, прячут головы в песок и думают, что обойдется. Только ничего не обойдется. Поэтому мне кажется, что до гражданской войны в Центре остался один плевок.
– А не надо плеваться, – лениво сказал Руин. – И кстати, страусы головы в песок не прячут, это просто байка. Страусы очень быстро бегают. Я тебе хочу сказать вот что – в войне нет ничего хорошего, и главы домов понимают это куда лучше тебя и меня. Войну можно начинать лишь в самом крайнем случае, когда не останется другого выбора. Я понимаю твое отношение к Блюстителям Закона, и, пожалуй, даже в чем-то разделяю его. Понимаю, что, говоря о страусах, ты, конечно же, имеешь в виду Мэрлота…
– Я этого не говорил…
– Но подумал. Да это и неважно. На Мэрлоте – огромная ответственность, и в данном случае он принял то решение, которое только и мог принять. Другие кланы не хотят воевать. Поэтому если и будет какая-нибудь гражданская война, то втихую. Мы опять, как встарь, будем увертываться от выполнения законов. Да и кому владеть этим искусством лучше, чем прирожденным коммерсантам?
– Я твоей веселости не разделяю.
– Здесь не в веселости дело.
– Действительно так? А ты понимаешь, что законники не признают моего брака с Морганой? Уже подобрали ей пару. Ты об этом слышал?
– Слышал.
– Ну и что скажешь?
– То же, что и ты – облезут.
– Если мы убьем кого-нибудь из Блюстителей, патриарху либо придется отдать нас на растерзание, а это однозначно Звездные каторги, либо заступаться, отмазывать, и тогда война неизбежна.
– Ты впадаешь в крайности. Зачем убивать законников?
– Так как же, интересно?
Руин пожал плечами.
– Нет ничего проще, как спрятать Моргану в любом из клановых убежищ и в ответ на требования законников разводить руками и делать глупые физиономии – мол, знать не знаем, ведать не ведаем, загуляла…
– И долго ты предлагаешь ее так прятать?
– Ты же сам не веришь, что все происходящее продлится долго. О чем же спорить?
Мэлокайн понял, что за Руином преимущество в словесной схватке, и развел руками.
– Ладно. Насчет Морганы мы решили, но что ты решил насчет Айнар? Стоит ли впутывать ее в клановые разборки?
– Где ты только набрался этого блатного лексикона? Стыдился бы, ликвидатор. И потом, если следовать твоим представлением, то жениться нельзя большинству людей. В частности, нельзя было и тебе – при твоих-то отношениях с кланом Блюстителей Закона. Ты какого черта подставил мою сестру, а? Балбес безрогий?
– На себя посмотри, – отбивался Мэлокайн, но губы поневоле расползались в улыбку. Теперь было видно даже человеку, не слишком проницательному: ликвидатор – добродушный великан, который не обижается на мелкие подначки и, если ему доказать, что он не прав, способен согласиться.
Он больше не задавал брату неудобных вопросов, связанных с его романом, а Моргана, если и беспокоилась о чем-то, то лишь поднимала брови и смотрела на Руина столь недоумевающим взглядом, что тому отчего-то становилось стыдно. Хотелось подойти к сестре и объяснить ей, что, даже увлекшись девушкой, он не перестал любить ее, но это выглядело бы глупо. Ведь так можно разговаривать с маленькой девочкой, но не со взрослой женщиной. Руину, который почему-то видел в ее недоумении ревность, пришло в голову подойти и объяснить, что любовь к сестре и любовь к предполагаемой жене – разные вещи, но он тут же представил себе, как Моргана покраснеет, и даже понял, о чем она подумает, вернее, что вспомнит.
И не стал ни о чем с ней говорить.
За Катриной он ухаживал по-прежнему. На выставке она увлеченно рассматривала кошек всех цветов и размеров, но Арману все равно казалось, что общение с ним интересует ее куда больше. Она легко согласилась сходить с ним в театр, а потом и в ресторан. Он обычно заезжал за нею к офисному зданию и дожидался, пока она появится из стеклянных дверей, одетая всегда очень скромно и не всегда к лицу, но зато вся светящаяся, будто окутанная светом солнца. Глядя на нее, Руин всегда жалел, что не может проводить с нею столько времени, сколько хочется. Все-таки у него были дела.
Клан Мортимеров вернулся в свою метрополию и рассыпался по своим домам как-то разом. Вчера еще дома пустовали, а утром хозяева и их домочадцы на кухнях уже готовили себе завтраки. Метрополия наводнилась представителями клана, а не только людьми клана. Все вели себя так, будто ничего не произошло, и изумленные соседи тоже не задавали лишних вопросов. Из газет они знали, куда именно пропали Мортимеры, и раз они теперь вернулись, и все идет по-старому, значит, так оно и должно быть.
– Сказать по правде, я не пропустил ни одного заседания Совета, – сказал Руину Мэрлот. – А самым напряженным было то заседание, что собрали через полторы недели после пленения.
– Ты присутствовал там?
– Я же говорю – не пропустил ни одного.
– Я отдал бы все, что угодно, лишь бы увидеть выражение лица патриарха клана Блюстителей Закона.
– Его старшего сына. Бомэйн давно уже не появляется на Совете.
– Что же говорили его глаза?
– Я не смотрел ему в глаза, – проворчал Мэрлот. – Честно говоря, мне тогда было не до того. К тому же подобный шаг был опасен.
– Опасен?
– Ты знаешь, почему нельзя смотреть в глаза хищному зверю? Это знак, что ты вызываешь его на бой. В тот миг я не хотел вызвать на бой сыновей Бомэйна. Можно заставить его удивиться, можно даже обескуражить своим появлением на Совете – но нельзя дать повод думать, будто ты слишком силен.
– Я понимаю, – тихо произнес Руин. – Тебе нужно было время и возможность выручить потомков. Ты хотел дать понять, что тебя довольно связали по рукам и ногам и ты больше не опасен.
– Да, пожалуй. – Мэрлот фыркнул. – Всю жизнь пытался доказать, что безопасен, но мне никто не верил.
Арман рассмеялся, хоть и невесело.
– Думаю, ты давно мог бросить эти бесплодные попытки. Теперь ты уже никого не убедишь в своей безобидности.
– Да. Поэтому надо искать союзников. И я завтра же приступлю к решению этой задачи.
– Эндо еще не знает о том, что сын его потомка жив и почти здоров?
– Последнее заседание Совета перенесли. Нет, еще не знает. Илвар уже совсем здоров, регенерация у него, как у настоящего Мортимера. Он уже поверил, что и в самом деле принадлежит к клану Драконов Ночи, и завалил меня целой кучей вопросов, на которые я просто не знал, что ответить. Честно говоря, я рад, что Совет отложили, и я смогу передать Илвара Эндо со всем пакетом документов, которые мы выудили у того черного мага.
– Что же было в тех документах?
– Исследования, которым его подвергали. А также указание на тот интересный факт, что именно Блюстители Закона продали малыша на Черную сторону. Точно так же, как продали весь наш клан.
– Удивлюсь, если после такого известия патриарх одного из самых влиятельных кланов Центра не сорвется с цепи, как пес, которого раздразнили перцем.
– Удивлюсь, если окажется, что у Эндо не хватает здравого смысла давать волю своей ярости лишь тогда, когда это будет выгодно клану… Кстати, ко мне подходил Мэл. Вы действительно хотите спрятать Моргану в убежище?
– Я могу играть своей безопасностью, или безопасностью брата, или даже матери – она и сама отлично умеет за себя постоять. Но сестра – особая статья.
– Думаешь, она согласится пару лет, а то и больше, сидеть в подземелье и не высовывать носа?
– Предложи ей альтернативу ненароком оказаться под этим, как его, Оттаром Акула Ран, верно? Я наводил справки об этом типе. Бьюсь об заклад, парень не откажется от такой возможности. А я ему тогда оторву все, что отрывается. Дабы избежать неприятностей для себя и для нас, своих братьев, она согласится на многое.
Несколько мгновений Мэрлот разглядывал Руина испытующе, остро, будто стремился проникнуть в глубины его мыслей, идей и привычек. Под этим взором молодой человек вдруг ощутил себя совсем юным, и, хоть особой силы в глазах патриарха не чувствовалось, Арман снова почувствовал, что этот человек имеет над ним власть. Руин терпеть не мог подобного ощущения, он начинал бунтовать, совсем как подростки, но сейчас это ощущение почему-то не вызвало в нем волны гнева или отторжения.
Прошло всего двадцать лет – не такой уж большой срок для бессмертного – и молодой маг, прежде буквально помешанный на свободе, начинал понимать, что сама по себе свобода не имеет никакого смысла. Сперва он сделал уступку собственной душе, которая накладывала на его свободу вполне понятные ему ограничения, вроде чести и совести. А потом – семье. Впервые за свою жизнь он подумал, что власть главы дома может быть благом.
– Ты уже привык все решать за Моргану, – сказал патриарх. – Ты даже не спрашиваешь ее, что она думает по тому или иному поводу. Быть может, так лучше для нее, но мне кажется, тебе стоит по-иному взглянуть на твои с ней отношения. Стоило бы поучить девушку все свои проблемы решать самой. Эту жизнь предстоит прожить ей, и только ей. – И, сменив тон, Мэрлот добавил: – Загляни сегодня к Илвару. Он хотел перекинуться с тобой парой слов. Насколько я понимаю, ты пришелся ему по вкусу, как только может понравиться человек, который спас тебе жизнь.
И, отвернувшись, ушел.
После Совета, на котором решались весьма серьезные проблемы межмирового транспорта и недостатка энергоснабжения крупных телепортационных трейлеров-дальнобойщиков, работающих от государства, а не от частного капитала (у бизнесменов-то всегда всего хватает, как только умудряются устраиваться), к Эндо оказалось не так просто пробиться. Он беседовал сперва с Мустансиром Эшен Шема, причем весьма резко и так тихо, что Мэрлот ни слова не разобрал, потом раскланивался с Реохайдом Гэллатайном.
Реохайд всегда держался с достоинством, притом совершенно не чванно, но было в нем что-то такое, что не позволяло патриарху Мортимеров так вот просто подходить к нему и раскланиваться, обмениваться приветственными фразами и беседовать о мелочах. За все время своего патриаршества Мэрлот беседовал с главой древнейшего дома Центра «не по делу», пожалуй, всего раза три. Он вспомнил, как это нелегко. Реохайд благожелателен, но беседа с ним все время держит тебя в напряжении – как бы чего не ляпнуть.
Потом к Эндо Дракону Ночи подошла леди Играющий Оникс. Она совсем недавно получила жезл матриарха, ее клан был невелик, всего сорок один представитель, и этот маленький дом, едва вышедший из положения семейства, с благодарностью принял покровительство клана Драконов Ночи. Никто не мог понять, с чего это Эндо вздумалось распахивать свои крылья над леди Играющий Оникс и ее отпрысками, кто-то даже болтал, будто она – его любовница.
Как бы там ни было, но юному клану Алый Бархат повезло, как никому. И ничего удивительного, что его матриарх постоянно льнет к Эндо, то за советом, то еще с каким-нибудь делом. К кому же ей еще обратиться?
Мэрлот умел ждать. Он терпеливо стоял неподалеку, и когда леди Играющий Оникс закончила беседу с патриархом Драконов Ночи, передал свой жезл потомку, который на этот раз сопровождал его вместо секретаря, и заступил Эндо дорогу.
Глава дома Драконов Ночи считался лучшим воином Центра. Его давно уже не видели с мечом в руках; должно быть, он упражнялся лишь в метрополии и никогда не устраивал показательных выступлений – несолидно как-то; но, взглянув на него, трудно было поверить в его силу и мощь. Он был невысок, пожалуй, даже на пару сантиметров ниже, чем Мэрлот. Ни крепких мышц, ни широченных плеч – ничего такого, что могло бы произвести впечатление на толпу, у него не имелось. Эндо был щупл, довольно узкоплеч, хоть и правильно сложен, и даже взгляд ясно-синих глаз, которому по всем правилам полагалось быть холодным и непроницаемым, оказался мягок.
Но если бы на его движения кинул взгляд подлинный мастер боевых искусств, он, пожалуй, мигом бы отказался от смертельной схватки. В походке патриарха чувствовалась пластика опытного танцора, да и рассеянный взор не обманул бы понимающего человека. Встав лицом к лицу с Эндо, Мэрлот почувствовал, что сила этого человека никак не меньше его собственной. Скорее уж больше, и с ним ни в коем случае нельзя ссориться.
– Мои приветствия, Эндо Дракон Ночи, – произнес глава дома Мортимеров. Он отлично помнил, помимо того, что принято называть именами, у представителей клана есть еще и прозвища, и отбрасывать их, не произносить обязательно вместе с именем означало обидеть, обратиться запредельно фамильярно, даже нагло. Фамильярничать Мэрлот не хотел, но его собеседник – единственный представитель клана, у которого прозвища нет. Только имя. И, чтоб избежать неприятностей, он предпочел проговорить и фамилию. Были бы регалии, он озвучил бы и их – только б не обидеть собеседника.
Эндо взглянул на патриарха Мортимеров без особой приязни. Непонятно, почему он не любил представителей его клана. Дракон Ночи не производил впечатления чопорного блюстителя традиций, как Гэллатайн, или раздражительного и нервного человека, как Алзара, но факт оставался фактом. Впрочем, как бы там ни было, вежливость, основа воспитания, и здесь не подвела Эндо. Он любезно кивнул в ответ и, поскольку Мэрлот не собирался уходить с дороги, осведомился:
– И мои вам приветствия, Мэрлот Мортимер. Что вам угодно?
– Я хотел бы побеседовать с вами.
Лицо главы клана Драконов Ночи не дрогнуло, но его собеседнику почему-то показалось – Эндо поморщился.
Наверное, не найдя, к чему придраться, она с разочарованным видом вернула ему документ и, поколебавшись еще пару мгновений, назвала номер квартиры, в которой жила Катрина Айнар, и этаж. Молодой человек вежливо кивнул ей и направился к лифту.
– Между прочим, она живет с родителями! – крикнула ему вслед консьержка, да таким тоном, что сомнений уже не оставалось – она уверена, что к Катрине он идет за нехорошим делом: то ли ограбить ее, то ли изнасиловать.
Не зная, как еще отреагировать, Руин в ответ обернулся и слегка поклонился. В лифте он расхохотался, как сумасшедший: с нее станется вызвать полицию, и хорош он тогда будет – в парадном костюме и с корзинкой цветов. У двери Катрины он остановился, успокоился и привел себя в порядок, поправил галстук. На нем был темно-серый костюм, на редкость элегантный, и белоснежная рубашка. Посмотрев утром в зеркало, он решил, что выглядит вполне пристойно, и, теперь вспомнив об этом, надавил на звонок.
Ему открыла Катрина. Девушка была одета во что-то простенькое, домашнее, и в этой одежде показалась ему намного ближе, чем тогда, в дорогом вечернем платье, которое к тому же не слишком хорошо на ней сидело. В первый момент она посмотрела на него отсутствующим взглядом, но потом глаза ее вспыхнули радостью, лицо просветлело – и тут же залилось краской. Она смущенно стянула на груди воротник платья, хотя оно было весьма скромным, но Руин не заметил этого – он видел только ее сияющие глаза.
– Руин, – вздохнула она, и молодой человек удивился, хоть и рассчитывал, что она его помнит. – Это вы…
– Добрый день. – Он смутился. Машинально коснулся галстука. – Я и не рассчитывал, что вы меня запомнили.
– Конечно, запомнила… Проходите. – Катрина посторонилась.
– Да, это вам. – Руин протянул ей корзинку, не трогаясь с места. Лицо девушки снова вспыхнуло, и она взглянула на него… Если бы Армана не терзало смущение, он понял бы, что в ее взгляде живет самая настоящая нежность и ласка.
– Спасибо… Какие красивые цветы. – Она взялась за ручку корзинки.
Букет и в самом деле был особенный – тщательно подобранные по оттенкам лилии, фиалки и мальвы создавали причудливое и очень гармоничное сочетание. Букет составляли в самом дорогом салоне столицы, две милые продавщицы с безупречным вкусом два часа подбирали оттенки цветов, листьев, зелени, величину полураскрывшихся бутонов, даже длину и толщину стебля. Но трудились они не зря – букет был подлинным произведением искусства.
– Вам нравится? – улыбнулся он.
Девушка растерянно и смущенно рассматривала подарок.
– Конечно. Только жалко, что в корзинке… – Она спохватилась, что вполне может огорчить и обидеть гостя. – Очень нравится, конечно же…
– Почему вам не нравится, что цветы в корзинке?
– Так они скорее завянут.
– Нет, ну что вы. В конце концов, их можно вынуть из корзинки и поставить в вазу. Я покажу…
– Ой… Проходите!
– Я не хотел бы мешать вашим родителям, да и вам, – отказался Руин. – Я… хотел бы пригласить вас на выставку. Вы ходите на выставки?
– Да… То есть, – она рассмеялась, – никогда не ходила. Проходите, Руин, моих родителей нет дома.
– Тем более. Я не хотел бы вас компрометировать.
– Какой вздор. Все соседи живут по принципу – не трогай меня, и тебя не стану трогать. Никого не интересует моя добродетельность. Проходите, я угощу вас чаем.
– Тогда… Спасибо. – Руин шагнул в маленький, тесный, хоть и аккуратный коридор, и разулся на коврике. – Нет, не надо тапочек. Лучше в носках.
– Проходите на кухню. Чаю?
– Если не трудно.
Он пил чай, примостившись на краю узкой табуретки в углу кухоньки, больше похожей на чулан. Семья Катрины жила небогато – сразу видно – хоть и не бедствовали. Хорошая, хоть и скромная мебель, немного бытовой техники, новая плита… На краю раковины была расставлена помытая посуда, а с высокого холодильника спускались зеленые ветки какого-то домашнего растения – такие разводят дома почти все женщины.
Катрина с деловитым видом копалась в холодильнике. Она мигом наделала бутербродов, нарезала ветчину и вынула половину торта, купленного, как видно, накануне. Робко посмотрела на Руина, который почти не ощущал вкуса напитка, хотя любил хороший чай – его больше занимала девушка.
– Больше нет ничего стоящего.
– Я совсем не голоден.
– Но законы гостеприимства требуют угощать гостя всем, чем только возможно…
– Вот вы и угощаете.
Они рассмеялись оба. Девушка смущенно опустила глаза.
– С вами все благополучно?
– Что вы имеете в виду?
– Там… В плену. Вы были в плену?
Руин задумчиво посмотрел на кусок бутерброда в своей руке.
– Вы знаете о том, что случилось с кланом Мортимеров?
– Конечно! – ахнула Катрина. – Я узнала об этом через день после бала у вас в метрополии. В понедельник Гларра Мортимер не явилась в свой офис, и тем же вечером в новостях по «Седьмому Домашнему» каналу я узнала о… о происшествии. Это ужасно… Неужели черные в самом деле решились так поступить? Но почему им на границах не оказали сопротивление?
– У них были какие-то свои проходы.
– Значит, они снова могут устроить такой же налет?
– Вряд ли. Однажды использованный путь уже известен, по нему не пройдешь еще раз.
Катрина хмурилась.
– Но то, что удалось однажды, может получиться и в другой раз.
Руин взглянул на нее вдумчиво, как частенько смотрел на своих собеседников, если хотел понять, что же кроется за их словами в действительности. Катрина посмотрела на него и тут же вспыхнула, уронила взгляд и торопливо поднесла к губам чашку с чаем.
– Возможно. По крайней мере, эту угрозу надо принимать во внимание.
– Здесь есть что-то еще, мне неизвестное, – проговорила Катрина. – На это намекали и на седьмом канале, и на других… На тех, где вообще говорили об этом.
– Катрина, этот вопрос пытаются решить очень многие из нашего клана.
– И смогли решить его?
– Возможно, – ответил Руин таким тоном, что девушка сразу поняла – больше расспрашивать не стоит. А он, заметив ее взгляд, порадовался, что имеет дело с умной и сообразительной девушкой.
– Вы были в плену? – мягко спросила она.
– Да.
– А ваша сестра?.. Ее зовут Моргана, если не ошибаюсь.
– Она тоже. Но и с нею, и со мной все было хорошо. Мы попали к приличным людям.
– На Черной стороне бывают приличные люди? – засмеялась Катрина, всем своим видом показывая, что не сомневается – хорошие люди есть всюду.
– Еще как бывают.
– Я слышала, что некоторым вашим родичам пришлось нелегко.
– Да. Некоторым.
Девушка посмотрела сочувственно.
– Ваш клан будет мстить?
Арман взял ложечку и ковырнул кусочек торта. Тот уже подсох. Он не смотрел на собеседницу и, казалось, думал о постороннем, хотя на самом деле размышлял о том, начнет ли клан Мортимеров войну с черными магами, чтоб отомстить за своих родных.
– Думаю, нет. Вы знаете, если мстить, то надо уж начинать целую войну, а клан не может делать это самостоятельно. На подобный шаг имеет право лишь государство. Да и кому станет легче от мести?
Катрина опустила взгляд.
– Пожалуй, никому, – согласилась она.
– Я бы сказал, это не слишком приятная тема для разговора, – поколебавшись, сказал Руин. Он любовался ее полуопущенными ресницами, которые, будь в комнате не так светло, наверное, положили бы два глубоких полукружья теней на ее щеки.
– Я очень волновалась за вас.
Руин и сам не ожидал, что покраснеет.
– Так я хотел пригласить вас на выставку. Вы пойдете? – спросил он.
– Конечно, с удовольствием. – Катрина ласково улыбнулась ему. Потом спохватилась. – Что же за выставка?
– Породистых кошек.
– О, как замечательно. Я обожаю кошек.
– Когда за вами заехать? Выставка начинается в три, но можно подъехать и позже.
– Я заканчиваю работу в шесть. Правда, если госпожа Мортимер отпустит меня пораньше…
– Вы имеете в виду Гларру Мортимер? Это ведь ей принадлежит фирма, в которой вы работаете?
– Ей. Кстати, как у нее-то дела?
– Все отлично. С Гларрой все хорошо. Я думаю, что смогу договориться с ней. – Руин улыбнулся. – Я буду ждать вас у входа в офисное здание часов в пять.
– А если меня не отпустят?
– Я отлично могу подождать часок. Ничего со мной не случится.
Руин спохватился, что задержался в гостях, хотя сперва даже не собирался заходить к Катрине в квартиру. Он поблагодарил ее за угощение и поспешил из дома, не забыв вежливо поклониться консьержке. Та проводила его самым внимательным взглядом, но, поскольку в руках у Руина не было никаких вещей, только ключи от машины, то вопросов она задавать не стала и останавливать Мортимера не решилась.
То, что Руин занят ухаживаниями за девушкой из семейства Айнар, не так уж бросалось в глаза, чтоб другие Мортимеры стали обращать на это внимание. К тому же они не слишком любили лезть в чужие дела. Но Мэлокайн и Моргана, с которыми у Руина давным-давно сложились такие тесные отношения, что от них ничего нельзя было скрыть, встретили эту новость с недоумением.
– Ну ты даешь, – протянул ликвидатор. Он вел себя, как всегда, с женой был ласков и внимателен, но той все сказалось, что Мэл изменился. Он больше не смотрел на мир глазами развеселого подростка, который в глубине души твердо уверен, что с ним не может случиться ничего такого, с чем он не справится. Теперь в глубине его глаз то и дело появлялась растерянность вперемежку с холодной решимостью. Впервые за всю свою жизнь он заинтересовался политикой – читал все серьезные газеты и смотрел новости. И постоянно следил за Морганой – все ли у нее благополучно, действительно ли она в безопасности. – Нашел время.
– Не лезь в мои дела, ладно? – резковато потребовал Арман.
– Меня твои дела, знаешь ли, не так волнуют, как твоя безопасность. Мне казалось, что у тебя больше здравого смысла. Ты собираешься жениться?
Руин вспыхнул. У него на языке уже вертелся резкий ответ, но, подняв взгляд, он увидел в глазах ликвидатора настоящую тревогу и заботу. Мэлокайн разглядывал брата с таким вниманием, будто пытался просочиться в его мысли и всесторонне рассмотреть их – а не заведут ли, в самом деле, его желания и порывы в беду? И ругаться уже не хотелось. Как можно ругаться с родственником, в котором нет ни злости, ни любопытства – только желание помочь и оградить? Мэл – старший среди них, может, оттого у него замашки покровителя, подумал Арман.
– Я не знаю, захочет ли Катрина выйти за меня, – неохотно ответил он.
– То есть ты уже внутренне созрел. Понятно.
– Что тебе понятно? Ты что, возражаешь против моей женитьбы?
– Я возражаю против женитьбы прямо сейчас. Слушай, ну ты же понимаешь, какая заваривается каша.
– Какая каша?
– Все происходящее может закончиться чем угодно, в том числе и войной.
– Ты имеешь в виду клан Блюстителей Закона, конечно. Но, насколько я понял, патриарх нашего клана предпочитает тактику выжидания, а остальные – тем более.
– Ты понимаешь, что сейчас происходит? – негромко осведомился Мэл. – Патриархи могли, конечно, согласиться с Программой, она выглядит довольно красиво, и цели вроде бы благие. Но сейчас в метрополии законников сидит уже больше полусотни арестованных клановых, с которыми выделывают все то же самое, что и со мной.
– С тобой ничего особенного не выделывали.
– Потому что я струсил! Вот и все! – рявкнул ликвидатор. – Потому что я согласился сделать все, что от меня требовалось, лишь бы не быть обвиненном в изнасиловании. И я не парней имею в виду. Согласись, что подавляющему большинству ребят не так уж важно, с кем им там придется провести одну ночь. Я девушек имею в виду. В любой момент до патриархов может дойти, что на самом деле собираются сделать с их внучками-правнучками.
– Ты их считаешь недоумками? Ты считаешь, что они сами не понимают, что происходит?
– Я считаю, что они не хотят понимать. Ни один здравомыслящий патриарх не отдаст свою потомицу на насилие. Они сейчас, как страусы, прячут головы в песок и думают, что обойдется. Только ничего не обойдется. Поэтому мне кажется, что до гражданской войны в Центре остался один плевок.
– А не надо плеваться, – лениво сказал Руин. – И кстати, страусы головы в песок не прячут, это просто байка. Страусы очень быстро бегают. Я тебе хочу сказать вот что – в войне нет ничего хорошего, и главы домов понимают это куда лучше тебя и меня. Войну можно начинать лишь в самом крайнем случае, когда не останется другого выбора. Я понимаю твое отношение к Блюстителям Закона, и, пожалуй, даже в чем-то разделяю его. Понимаю, что, говоря о страусах, ты, конечно же, имеешь в виду Мэрлота…
– Я этого не говорил…
– Но подумал. Да это и неважно. На Мэрлоте – огромная ответственность, и в данном случае он принял то решение, которое только и мог принять. Другие кланы не хотят воевать. Поэтому если и будет какая-нибудь гражданская война, то втихую. Мы опять, как встарь, будем увертываться от выполнения законов. Да и кому владеть этим искусством лучше, чем прирожденным коммерсантам?
– Я твоей веселости не разделяю.
– Здесь не в веселости дело.
– Действительно так? А ты понимаешь, что законники не признают моего брака с Морганой? Уже подобрали ей пару. Ты об этом слышал?
– Слышал.
– Ну и что скажешь?
– То же, что и ты – облезут.
– Если мы убьем кого-нибудь из Блюстителей, патриарху либо придется отдать нас на растерзание, а это однозначно Звездные каторги, либо заступаться, отмазывать, и тогда война неизбежна.
– Ты впадаешь в крайности. Зачем убивать законников?
– Так как же, интересно?
Руин пожал плечами.
– Нет ничего проще, как спрятать Моргану в любом из клановых убежищ и в ответ на требования законников разводить руками и делать глупые физиономии – мол, знать не знаем, ведать не ведаем, загуляла…
– И долго ты предлагаешь ее так прятать?
– Ты же сам не веришь, что все происходящее продлится долго. О чем же спорить?
Мэлокайн понял, что за Руином преимущество в словесной схватке, и развел руками.
– Ладно. Насчет Морганы мы решили, но что ты решил насчет Айнар? Стоит ли впутывать ее в клановые разборки?
– Где ты только набрался этого блатного лексикона? Стыдился бы, ликвидатор. И потом, если следовать твоим представлением, то жениться нельзя большинству людей. В частности, нельзя было и тебе – при твоих-то отношениях с кланом Блюстителей Закона. Ты какого черта подставил мою сестру, а? Балбес безрогий?
– На себя посмотри, – отбивался Мэлокайн, но губы поневоле расползались в улыбку. Теперь было видно даже человеку, не слишком проницательному: ликвидатор – добродушный великан, который не обижается на мелкие подначки и, если ему доказать, что он не прав, способен согласиться.
Он больше не задавал брату неудобных вопросов, связанных с его романом, а Моргана, если и беспокоилась о чем-то, то лишь поднимала брови и смотрела на Руина столь недоумевающим взглядом, что тому отчего-то становилось стыдно. Хотелось подойти к сестре и объяснить ей, что, даже увлекшись девушкой, он не перестал любить ее, но это выглядело бы глупо. Ведь так можно разговаривать с маленькой девочкой, но не со взрослой женщиной. Руину, который почему-то видел в ее недоумении ревность, пришло в голову подойти и объяснить, что любовь к сестре и любовь к предполагаемой жене – разные вещи, но он тут же представил себе, как Моргана покраснеет, и даже понял, о чем она подумает, вернее, что вспомнит.
И не стал ни о чем с ней говорить.
За Катриной он ухаживал по-прежнему. На выставке она увлеченно рассматривала кошек всех цветов и размеров, но Арману все равно казалось, что общение с ним интересует ее куда больше. Она легко согласилась сходить с ним в театр, а потом и в ресторан. Он обычно заезжал за нею к офисному зданию и дожидался, пока она появится из стеклянных дверей, одетая всегда очень скромно и не всегда к лицу, но зато вся светящаяся, будто окутанная светом солнца. Глядя на нее, Руин всегда жалел, что не может проводить с нею столько времени, сколько хочется. Все-таки у него были дела.
Клан Мортимеров вернулся в свою метрополию и рассыпался по своим домам как-то разом. Вчера еще дома пустовали, а утром хозяева и их домочадцы на кухнях уже готовили себе завтраки. Метрополия наводнилась представителями клана, а не только людьми клана. Все вели себя так, будто ничего не произошло, и изумленные соседи тоже не задавали лишних вопросов. Из газет они знали, куда именно пропали Мортимеры, и раз они теперь вернулись, и все идет по-старому, значит, так оно и должно быть.
– Сказать по правде, я не пропустил ни одного заседания Совета, – сказал Руину Мэрлот. – А самым напряженным было то заседание, что собрали через полторы недели после пленения.
– Ты присутствовал там?
– Я же говорю – не пропустил ни одного.
– Я отдал бы все, что угодно, лишь бы увидеть выражение лица патриарха клана Блюстителей Закона.
– Его старшего сына. Бомэйн давно уже не появляется на Совете.
– Что же говорили его глаза?
– Я не смотрел ему в глаза, – проворчал Мэрлот. – Честно говоря, мне тогда было не до того. К тому же подобный шаг был опасен.
– Опасен?
– Ты знаешь, почему нельзя смотреть в глаза хищному зверю? Это знак, что ты вызываешь его на бой. В тот миг я не хотел вызвать на бой сыновей Бомэйна. Можно заставить его удивиться, можно даже обескуражить своим появлением на Совете – но нельзя дать повод думать, будто ты слишком силен.
– Я понимаю, – тихо произнес Руин. – Тебе нужно было время и возможность выручить потомков. Ты хотел дать понять, что тебя довольно связали по рукам и ногам и ты больше не опасен.
– Да, пожалуй. – Мэрлот фыркнул. – Всю жизнь пытался доказать, что безопасен, но мне никто не верил.
Арман рассмеялся, хоть и невесело.
– Думаю, ты давно мог бросить эти бесплодные попытки. Теперь ты уже никого не убедишь в своей безобидности.
– Да. Поэтому надо искать союзников. И я завтра же приступлю к решению этой задачи.
– Эндо еще не знает о том, что сын его потомка жив и почти здоров?
– Последнее заседание Совета перенесли. Нет, еще не знает. Илвар уже совсем здоров, регенерация у него, как у настоящего Мортимера. Он уже поверил, что и в самом деле принадлежит к клану Драконов Ночи, и завалил меня целой кучей вопросов, на которые я просто не знал, что ответить. Честно говоря, я рад, что Совет отложили, и я смогу передать Илвара Эндо со всем пакетом документов, которые мы выудили у того черного мага.
– Что же было в тех документах?
– Исследования, которым его подвергали. А также указание на тот интересный факт, что именно Блюстители Закона продали малыша на Черную сторону. Точно так же, как продали весь наш клан.
– Удивлюсь, если после такого известия патриарх одного из самых влиятельных кланов Центра не сорвется с цепи, как пес, которого раздразнили перцем.
– Удивлюсь, если окажется, что у Эндо не хватает здравого смысла давать волю своей ярости лишь тогда, когда это будет выгодно клану… Кстати, ко мне подходил Мэл. Вы действительно хотите спрятать Моргану в убежище?
– Я могу играть своей безопасностью, или безопасностью брата, или даже матери – она и сама отлично умеет за себя постоять. Но сестра – особая статья.
– Думаешь, она согласится пару лет, а то и больше, сидеть в подземелье и не высовывать носа?
– Предложи ей альтернативу ненароком оказаться под этим, как его, Оттаром Акула Ран, верно? Я наводил справки об этом типе. Бьюсь об заклад, парень не откажется от такой возможности. А я ему тогда оторву все, что отрывается. Дабы избежать неприятностей для себя и для нас, своих братьев, она согласится на многое.
Несколько мгновений Мэрлот разглядывал Руина испытующе, остро, будто стремился проникнуть в глубины его мыслей, идей и привычек. Под этим взором молодой человек вдруг ощутил себя совсем юным, и, хоть особой силы в глазах патриарха не чувствовалось, Арман снова почувствовал, что этот человек имеет над ним власть. Руин терпеть не мог подобного ощущения, он начинал бунтовать, совсем как подростки, но сейчас это ощущение почему-то не вызвало в нем волны гнева или отторжения.
Прошло всего двадцать лет – не такой уж большой срок для бессмертного – и молодой маг, прежде буквально помешанный на свободе, начинал понимать, что сама по себе свобода не имеет никакого смысла. Сперва он сделал уступку собственной душе, которая накладывала на его свободу вполне понятные ему ограничения, вроде чести и совести. А потом – семье. Впервые за свою жизнь он подумал, что власть главы дома может быть благом.
– Ты уже привык все решать за Моргану, – сказал патриарх. – Ты даже не спрашиваешь ее, что она думает по тому или иному поводу. Быть может, так лучше для нее, но мне кажется, тебе стоит по-иному взглянуть на твои с ней отношения. Стоило бы поучить девушку все свои проблемы решать самой. Эту жизнь предстоит прожить ей, и только ей. – И, сменив тон, Мэрлот добавил: – Загляни сегодня к Илвару. Он хотел перекинуться с тобой парой слов. Насколько я понимаю, ты пришелся ему по вкусу, как только может понравиться человек, который спас тебе жизнь.
И, отвернувшись, ушел.
После Совета, на котором решались весьма серьезные проблемы межмирового транспорта и недостатка энергоснабжения крупных телепортационных трейлеров-дальнобойщиков, работающих от государства, а не от частного капитала (у бизнесменов-то всегда всего хватает, как только умудряются устраиваться), к Эндо оказалось не так просто пробиться. Он беседовал сперва с Мустансиром Эшен Шема, причем весьма резко и так тихо, что Мэрлот ни слова не разобрал, потом раскланивался с Реохайдом Гэллатайном.
Реохайд всегда держался с достоинством, притом совершенно не чванно, но было в нем что-то такое, что не позволяло патриарху Мортимеров так вот просто подходить к нему и раскланиваться, обмениваться приветственными фразами и беседовать о мелочах. За все время своего патриаршества Мэрлот беседовал с главой древнейшего дома Центра «не по делу», пожалуй, всего раза три. Он вспомнил, как это нелегко. Реохайд благожелателен, но беседа с ним все время держит тебя в напряжении – как бы чего не ляпнуть.
Потом к Эндо Дракону Ночи подошла леди Играющий Оникс. Она совсем недавно получила жезл матриарха, ее клан был невелик, всего сорок один представитель, и этот маленький дом, едва вышедший из положения семейства, с благодарностью принял покровительство клана Драконов Ночи. Никто не мог понять, с чего это Эндо вздумалось распахивать свои крылья над леди Играющий Оникс и ее отпрысками, кто-то даже болтал, будто она – его любовница.
Как бы там ни было, но юному клану Алый Бархат повезло, как никому. И ничего удивительного, что его матриарх постоянно льнет к Эндо, то за советом, то еще с каким-нибудь делом. К кому же ей еще обратиться?
Мэрлот умел ждать. Он терпеливо стоял неподалеку, и когда леди Играющий Оникс закончила беседу с патриархом Драконов Ночи, передал свой жезл потомку, который на этот раз сопровождал его вместо секретаря, и заступил Эндо дорогу.
Глава дома Драконов Ночи считался лучшим воином Центра. Его давно уже не видели с мечом в руках; должно быть, он упражнялся лишь в метрополии и никогда не устраивал показательных выступлений – несолидно как-то; но, взглянув на него, трудно было поверить в его силу и мощь. Он был невысок, пожалуй, даже на пару сантиметров ниже, чем Мэрлот. Ни крепких мышц, ни широченных плеч – ничего такого, что могло бы произвести впечатление на толпу, у него не имелось. Эндо был щупл, довольно узкоплеч, хоть и правильно сложен, и даже взгляд ясно-синих глаз, которому по всем правилам полагалось быть холодным и непроницаемым, оказался мягок.
Но если бы на его движения кинул взгляд подлинный мастер боевых искусств, он, пожалуй, мигом бы отказался от смертельной схватки. В походке патриарха чувствовалась пластика опытного танцора, да и рассеянный взор не обманул бы понимающего человека. Встав лицом к лицу с Эндо, Мэрлот почувствовал, что сила этого человека никак не меньше его собственной. Скорее уж больше, и с ним ни в коем случае нельзя ссориться.
– Мои приветствия, Эндо Дракон Ночи, – произнес глава дома Мортимеров. Он отлично помнил, помимо того, что принято называть именами, у представителей клана есть еще и прозвища, и отбрасывать их, не произносить обязательно вместе с именем означало обидеть, обратиться запредельно фамильярно, даже нагло. Фамильярничать Мэрлот не хотел, но его собеседник – единственный представитель клана, у которого прозвища нет. Только имя. И, чтоб избежать неприятностей, он предпочел проговорить и фамилию. Были бы регалии, он озвучил бы и их – только б не обидеть собеседника.
Эндо взглянул на патриарха Мортимеров без особой приязни. Непонятно, почему он не любил представителей его клана. Дракон Ночи не производил впечатления чопорного блюстителя традиций, как Гэллатайн, или раздражительного и нервного человека, как Алзара, но факт оставался фактом. Впрочем, как бы там ни было, вежливость, основа воспитания, и здесь не подвела Эндо. Он любезно кивнул в ответ и, поскольку Мэрлот не собирался уходить с дороги, осведомился:
– И мои вам приветствия, Мэрлот Мортимер. Что вам угодно?
– Я хотел бы побеседовать с вами.
Лицо главы клана Драконов Ночи не дрогнуло, но его собеседнику почему-то показалось – Эндо поморщился.