– Вы ошибаетесь, Мэлокайн, – ответил патриарх Алзара. – Я вот о чем – сейчас идет обсуждение этого вопроса – нужно ли объявлять войну Черной стороне или стоит подождать. Ваш патриарх, конечно, вряд ли рассказывал вам о том, что за вопросы ставят на Совете.
   – Он говорил, – ответил ликвидатор. – Но еще он говорил, что законники никогда не начнут эту войну.
   Лоанаро задумчиво и с тревогой смотрел на собеседника.
   – Он так говорил? Ему известны какие-то факты?
   – Видимо, да, – уклончиво ответил Мэл. – Но, думаю, если уж хотите узнать, что ему известно, вам надо обсудить это с ним.
   – Я понимаю… Конечно. – Патриарх что-то обдумывал. – Я хочу признаться, что всегда испытывал не слишком приязненные чувства к вашему клану, но произошедшее, то есть нападение на вас и потом еще этот плен – просто редкостная мерзость, поступок, которому все мы, центриты, должны были сопротивляться вместе. И будем сопротивляться вместе, если что-то подобное повторится. Я собирался сообщить это вашему патриарху при первом же удобном случае, но у меня не было возможности.
   – Да, я слышал, Мэрлот говорил, что вы оказывали нам помощь, когда большая часть наших оставалась в плену.
   – Не я один. Это естественно. Вы же понимаете, Мэл.
   – Я понимаю. Прекрасно. Вам не по вкусу нападение черных магов, потому что неизвестно, какой клан станет следующим объектом атаки. А среди ваших потомков женщин, насколько я знаю, почти две трети.
   – Преувеличение, – рассмеялся Лоанаро. – Едва ли больше трех пятых. Но вы правы. Только единство даст кланам возможность выжить в любой ситуации. Впрочем, это звучит слишком громко. Можно было бы выразиться и проще. Но, думаю, вы меня поняли.
   Мэлокайн прекрасно понял его. Патриарх, как любой мудрый политик, пользовался любой возможностью, чтоб заключить новые союзы или наладить контакты, пусть даже и неофициально. Через одного из представителей клана он давал понять патриарху Мортимеров, что в случае очередной кризисной ситуации, связанной с черными, он может рассчитывать на помощь Алзара. Но это не было бездумной щедростью. Лоанаро, конечно, мог рассчитывать на ответный жест в том случае, если б в беде оказались его потомки.
   Он не знал и не мог знать о том, что за нападением на Мортимеров маячит чья-то еще рука, причем рука центрита. Какое-то мгновение ликвидатор колебался, сказать ли ему или нет, но совладал с собой. Он был уверен, что Алзара не только заинтересуется этой информацией (человек, находящийся у власти, очень быстро понимает, насколько ценны любые значимые сведения), но и оценит ее. Возможно, у него изменится отношение к Программе. Насколько Мэл знал, Лоанаро был одним из немногих патриархов, кто совершенно спокойно отнесся к Программе генетического преобразования, и его отпрыски женского пола, получив извещения, без возражений отправлялись знакомиться с претендентами на них и выбирали.
   Этому была своя причина. Женщины Алзара слыли покладистыми и мягкими настолько же, насколько мужчины их клана считались нервными и склочными. Конечно, большинство красавиц Алзара время от времени устраивали своим мужчинам самые изощренные скандалы, но не может считаться настоящей женщиной та представительница прекрасной половины человечества, что не довела до совершенства искусство ссор. Рыжеволосые девицы почему-то считались самыми завидными невестами Асгердана. Может, оттого, что в клане было огромное количество женщин с внешностью и характером на любой вкус – стройные и пухленькие, высокие и миниатюрные, фигуристые и по-мальчишески узкобедрые, спокойные и страстно-пылкие, невозмутимые и взрывные.
   Потому и среди них нашлись те, что без особого внутреннего напряжения согласились познакомиться и попытаться завести отношения с человеком, которого им указали. К тому же у этого было такое прекрасное оправдание – благо будущего ребенка. Многие женщины готовы были рожать от мужчины, способного подарить им здорового, красивого и умненького малыша, притом не испытывая к нему страстной любви, в особенности легко это происходит в том случае, если мужчина знаменит или просто известен. Слава, будто пламя, подогревает женское желание. Конечно, приводить всех представительниц прекрасного пола к общему знаменателю нельзя, и среди них встречаются всякие, в том числе и очень щепетильные в подобных вопросах. Как, например, Моргана.
   Мысль Мэла прервалась, когда Лоанаро остановился у одной из дверей и открыл ее ключом, извлеченным из-за пояса. Едва слышно скрипнули петли, и, заглянув внутрь, Мэл увидел богато и комфортно обставленную комнату, где шторы на окнах тщательно скрывали ажурные решетки, имелась дверь в соседние покои, видимо, в спальню, а в кресле, скукожившись, сидел уже знакомый ликвидатору рыжеволосый хмурый парень.
   – Ёлки-палки! – невольно произнес он.
   Понуро сидящий в кресле Рикардо вскочил, и глаза у него округлились – то ли от ужаса, то ли от изумления.
   – Ты? Ты?! Ликвидатор. – Он растерянно перевел взгляд на патриарха. – Ты пришел меня убить?
   – Рик, ты что, с ума сошел? – устало поинтересовался Мэлокайн.
   – Ну… Ликвидировать, да?
   – Не дури. – Ликвидатор подошел и не без труда – тот пытался вырваться и отскочить – взял Рикардо за руку. Помял ему запястья, провел указательным пальцем по его вискам. Повернувшись к Лоанаро, покачал головой. – Нет, не вырожденец. Никакого следа. Конечно, можно взять анализ крови на потенциальную возможность вырождения, но, как мне кажется, это не имеет особого смысла. Анализ покажет, склонен ли данный бессмертный к вырождению, но даже при положительном результате вырождение может начаться и через тысячу лет, и через три тысячи, и даже позже.
   – В таком случае действительно не имеет смысла, – согласился Лоанаро. – Спасибо, Мэлокайн. Можно пригласить вас пообедать?
   – Эй, а со мной что будет? – заволновался Рикардо.
   – Что с тобой будет, еще неизвестно, – с прохладцей, в которой, впрочем, чувствовалось некоторое сочувствие, ответил патриарх. – Не следовало тебе делать то, что ты сделал, Рик.
   – Да я…
   – Оставь. И самое главное, советую тебе готовиться к весьма неприятной процедуре.
   – То есть? – всполошился Рикардо.
   – Я собираюсь поменять тебе полярность.
   – Нет, ни за что.
   – Распоряжения патриарха по-прежнему не обсуждаются, хоть ты и стал черным магом. Гражданином Центра ты тем не менее остаешься, так что, как я считаю, тебе нужно снова стать белым магом.
   – Но я потеряю уровень!
   – В тот раз это тебя не беспокоило.
   – Но тогда у меня был пятый! Разница между четвертым и пятым не так велика. А теперь будет третий.
   – Радуйся, что не второй. – Лоанаро невольно покосился на ликвидатора, и тот почувствовал себя неуютно. Конечно, он присутствовал при разговоре, при котором ему вовсе не следовало присутствовать. Но и уйти не мог. Вывести его из метрополии должен кто-то из местных обитателей, в противном случае он не сможет даже отыскать дорогу назад. – Впрочем, об этом и говорить нечего. Решение принято, и довольно. Спасибо вам, Мэлокайн, вы мне вернули надежду. Я просто вне себя от этой выходки моего потомка. – Лоанаро аккуратно закрыл дверь, оставив яростные возражения потомка без ответа, и показал рукой на соседнюю дверь. – У меня к вам еще одна просьба. Не могли бы вы взглянуть на мальчишку, которого мне передали вместе с Риком? Рик сказал, что это его ученик. Хочу, чтоб вы проверили и его тоже на вырождение, прежде чем отправить его обратно на Черную сторону. Не хотелось бы увеличивать число вырожденцев, обитающих там. Их и так во Вселенной слишком много.
   С этими словами патриарх клана Алзара открыл вторую дверь, по виду неотличимую от первой.
   Мэл успел отскочить лишь потому, что действовал он прежде, чем думал. Обрушившаяся на Лоанаро пирамида из скамейки, большой вазы, кувшина с водой и стенного бра не покалечила его лишь потому, что архимага не легче застать врасплох, чем хорошего воина. Вокруг изумленного до глубины души патриарха вспыхнула голубоватая аура магической защиты, а перед двумя мужчинами возникла фигура, действительно напоминающая обликом мальчишку, с большим канделябром наготове.
   – Вот тебе раз, – произнес Лоанаро. – Как ты умудрился укрепить всю эту груду вещей над дверью?
   – Не ваше дело! – немедленно и вызывающе отозвался вооруженный канделябром пленник. – И считаю своим долгом напомнить, что тыкать себе я не разрешал.
   – Э… Да, прошу у вас прощения. Может, вы позволите мне пройти и побеседовать с вами? – подчеркивая голосом и довольно искусно маскируя иронию, осведомился патриарх.
   – Не о чем нам говорить, пока вы не соизволите отпустить меня и моего учителя на свободу, – ответил тот с неменьшей иронией, и Мэлокайн с удивлением понял, что молодой человек весьма проницателен.
   Впрочем, он уже знал, с кем имеет дело.
   – Послушай, Спиногрыз, – начал он устало. – Тебя ведь так зовут, верно? Интересно, что ты здесь делаешь? Нашим велели доставить тебя к Мортимерам. Прохлопали, что ли?.. Руин рассказал мне о тебе. Послушай, к тебе этот человек не может иметь никаких претензий и лишь решает, как тебя удобнее вернуть обратно. Но я полагаю, ты не очень-то хочешь назад?
   – Без учителя – нет. – Спиногрыз надулся и опустил канделябр.
   – Нам надо поговорить. Можно войти?
   – Ну заваливай. И вы тоже. – Он отступил в глубь комнаты.
   Лоанаро с изумлением переводил взгляд со Спиногрыза на Мэлокайна и обратно. Потом медленно спросил:
   – А ты уверен, что он не…
   – Мой брат об этом думал, – оборвал ликвидатор, входя в комнату. – Слушай, Спиногрыз, может, хочешь пойти со мной?
   – Только с учителем.
   – Хм… Слушай, ты знаешь, что такое… м-м… семейная ответственность?
   – Конечно, знаю. Что ты меня, за дикаря принимаешь?
   – И не думаю. Ну так вот. Твой учитель сейчас находится в своей семье. Своей большой семье.
   – Да ладно. С ним же обращаются как с пленным!
   – Не совсем так. Рикардо провинился перед семьей, и этот вопрос будет решаться главой его рода. Понимаешь? В это нельзя вмешиваться, как нельзя вмешиваться в ссору мужа и жены…
   – Отличный образ, – вполголоса одобрил Лоанаро. – Во всяком случае, я уверяю вас, юноша, что мы не поступим с вашим учителем ни на йоту суровее, чем того требует справедливость.
   Надувшийся Спиногрыз переводил взгляд с Мэла на Лоанаро. Впрочем, в его взгляде не было и следа упрямства – чувствовалось, что он хотел понять.
   – Что же он наделал?
   – Сложно ответить, – улыбнулся Алзара. – И не хотелось бы говорить об этом до того, как будут исследованы все обстоятельства дела. Пока же Рикардо обвиняют в том, что можно назвать предательством.
   Юноша вздрогнул.
   – Я уверен, что учитель не мог…
   – Я понимаю вас. Разумеется, мне трудно поверить, и я уверен, что даже если подтвердится обвинение, найдутся и смягчающие обстоятельства, которые все объяснят. Но не стоит торопить расследование, вы же согласны, верно? – Теперь в его голосе не было ни следа иронии.
   – Само собой, – ответил Спиногрыз. – Дело надо рассмотреть тщательно, убедиться, что все верно.
   – Пойдем, Спиногрыз?
   – Ну… Руин обещал, что найдет мою мать.
   – Если Руин обещал, он непременно выполнит. Но с ним надо поговорить. Должен же он знать хоть что-нибудь о твоем родном мире.
   – Раз так, то… Идем.
   – Отпускаете, Лоанаро?
   – Конечно. Спасибо за помощь. Сколько вы желаете за консультацию?
   – Нисколько.
   – В таком случае, если не возражаете, я переведу на ваш счет столько, сколько считаю необходимым? Прошу, не отказывайтесь, иначе у меня останется неприятный осадок.
   Мэлокайн развел руками и невольно улыбнулся в ответ.
   – Грех был бы отказаться от помощи ближнему, которая к тому же ничего ему не стоит. Идем, Спиногрыз.
   Бывшего пленника он посадил в свою машину и через три портала привел его к дому брата всего за десять минут, считая разгон и торможение. Все это время пассажир вертелся на переднем сиденье, и казалось, не уследи за ним, выскочит в окно или просочится в какую-нибудь щель. Он совершенно расплющил нос об стекло, разглядывая небоскребы, нарядных людей, автомобили и другие средства передвижения, которые встретились им по пути.
   – Свихнуться можно! – воскликнул Спиногрыз. – А как они будут прятаться, если налетят «песьи уши»? Разве можно собираться такими толпами? Это опасно.
   – У нас не водятся «песьи уши». Только те, что на головах у собак.
   – Они опасны?
   – Кто? Собаки?
   – Их уши.
   – Нет. Опасны только блохи, которые с них перепрыгивают. – Мэл покосился на своего спутника и убедился, что его не слушают. – В каждом мире существуют свои опасности, и потому в каждом мире люди живут по-своему. Если решишь остаться здесь, мы научим тебя всем правилам безопасности, которые здесь существуют. Вылезай.
   Спиногрыз выбрался из салона автомобиля с опаской и постоянно вертел головой, глядя то в небо, то по сторонам, в заросли жасмина и сирени, пока шел к дверям дома, и только за ними успокоился, стал посматривать вокруг с любопытством. Теперь он совершенно не напоминал дикаря, потому что в метрополии Алзара его, то ли насильно, то ли еще как-то, помыли, постригли и одели в приличную одежду. Кажется, он даже вполне освоился с необычной обстановкой.
   Дом Руина привели в порядок после достопамятного нападения черных магов, заменили панели, ковер и кое-какую мебель. Родственники хозяина дома воспользовались случаем, чтоб слегка подновить интерьер, и когда Арман появился на пороге своего дома, он первым делом досадливо поморщился. Родственникам он ничего не стал говорить – те действовали из лучших побуждений и, конечно, стремились доставить Руину удовольствие. Возможно, то, что они сделали, было весьма красиво, но нисколько не соответствовало представлению Армана об эстетизме.
   И потому первым делом он принялся за свой дом. Работы еще не были закончены, но то, что уже было сделано, могло поразить человека с тонким вкусом. Руин, как и его родичи, воспользовался случаем, чтоб улучшить свой дом, он вставил в узкие рамы окон прихожей цветные витражи, заказал новые резные перила, и прихожая приобрела поистине готический вид. Молодой человек выглянул из арки верхнего этажа, вытирая руки, и приветливо кивнул новоприбывшим.
   – А, Мэл. Рад тебя видеть, Спиногрыз. Мэл, похоже, Мэрлота не поняли даже люди клана, раз передали ученика Рикардо клану Алзара.
   – Возможно, просто не взяли на себя труд выслушать до конца.
   – Возможно. Но я рекомендовал бы патриарху обратить на это внимание.
   – Согласен. Спиногрыз, хочешь есть?
   – Я всегда хочу.
   – Тебя что, в плену не кормили? Сейчас скажу кухарке, чтоб она подавала на стол.
   – Я слышала, – раздалось из кухни. Оттуда выглянула полная смертная женщина в белоснежном фартуке. – Только, сударь, если вы изволите назвать меня своей кухаркой, то я не премину заниматься только готовкой, а уж с беспорядком как-нибудь справляйтесь сами.
   – Как же вам угодно, чтоб вас называли? – улыбаясь, осведомился Руин и перегнулся через перила.
   – Служанка или домработница, уж как вам больше нравится, сударь. Не выношу, когда лгут.
   – Это была неточность…
   – Неточности – тоже некрасиво, – проворчала служанка, неспешно исчезая в кухне. – Обед будет на столе через пятнадцать минут.
   – Она прекрасно готовит и очень пунктуальна, – заметил Руин и махнул рукой. – Поднимайся, Спиногрыз и постарайся напрячь свою память. Если ты сможешь вспомнить какие-нибудь особенности расположения звезд на небе твоей родины, у меня будет больше шансов найти ее. Я прибрал к рукам кое-какие записи Рикардо, но, похоже, он и сам не знал наверняка, в какой части Белой Вселенной он нашел тебя.
   – Я постараюсь. Хотя смотреть на звезды в моем родном мире опасно.
   – Любознательность не может победить никакая опасность. Мэл, не торопись в столовую. Моя куха… служанка терпеть не может, когда кто-нибудь присутствует при этом священнодействии. Она позовет.
   – У тебя отличный стол, Руин.
   – Хочешь сказать, Моргана готовит хуже?
   – Она почти совсем не умеет готовить. Да я и не пущу ее на кухню, пока мою любимую устраивает моя стряпня. Зачем ей портить свои прелестные ручки?.. Руин, у тебя есть идея, где можно найти мир этого молодого человека?
   – Есть. Что-то ты разволновался. Что за повод?
   – Есть повод. Уверен, когда ты найдешь его родной мир, поймешь и то, каков повод.
   Руин ответил ему сосредоточенным взглядом.
   – Я постараюсь.
   Они пообедали в столовой, затененной роскошными ткаными шторами, за длинным столом, покрытым белоснежной крахмальной скатертью, с сервизных тарелок, окруженных целым веером приборов – ложек, ложечек, вилок, вилочек и маленьких ножичков различных форм. Оглядев весь этот арсенал, Мэлокайн перевел взгляд на Спиногрыза – тот, ловко управляясь самым тонким ножом, ловил жужжащую перед лицом муху – и поинтересовался у брата:
   – Ты что, хочешь поиздеваться? Я, по-твоему, должен знать применение всех этих крючков?
   – Не должен, конечно. Можешь применять их как угодно, вот хоть как Спиногрыз… Молодец, Спиногрыз, – отметил Руин, заметив, что тот рассек муху в полете почти надвое. – Смахни ее на пол. Молодец и Белинда, которая точит столовые ножи. Мэл, можешь применять приборы так же, как воспитанник Рика, или вовсе их игнорировать. Я привык есть так, как ел при дворе Провала, да и Белинде очень нравится накрывать на стол, будто лорду.
   – Ты и есть лорд. Так что она недалека от истины.
   – Мы оба довольны, так что еще нужно для полного счастья… Спиногрыз, отложи свой мухобойный нож, не ковыряйся им в мясе, возьми другой. Я не могу на это смотреть. – Арман аккуратно свернул салфетку, которая была заткнута за воротник его рубашки, и поднялся. – Ну пойдем ко мне в кабинет? Без атласа звездного неба я не могу работать.
   Чтоб вычислить координаты мира, который и Спиногрыз и Рикардо Алзара называли Ладжером, Руину потребовалось несколько часов. Несмотря на свое заявление, юный ладжерец смог вспомнить картину звездного неба над своей родной деревней в таких подробностях, что когда Арман поставил портал, трое мужчин, прошедших его, лишь ахнули. Перед ними тянулась загаженная отходами равнина, чуть расчищенная в центре, и на более или менее чистом месте высилось около двух десятков странных холмиков, в которых двое центритов не сразу признали хижины.
   А вот Спиногрыз кинулся вперед с такой скоростью, что только пятки засверкали. Он что-то кричал – этого языка ни Мэл, ни Руин не знали, должно быть, какое-то местное наречие. На его крик из крайней хижины выглянула женщина в отрепьях, но такая изящная и маленькая, что сперва она показалась им девочкой. Она увидела бегущего к ней Спиногрыза, вскрикнула и кинулась ему на шею, принялась целовать. Подойдя поближе, Мэлокайн убедился, что она слишком юна – лег шестнадцать или меньше – и не может быть матерью этого парня. Даже ясное ощущение, что он имеет дело с бессмертными, его, так долго прожившего в Сером ордене, где бессмертные были редкостью, не поколебало.
   Юноша наконец оторвался от девушки и радостно представил ее своим спутникам:
   – Это моя мать. Ее тут называют Бешенкой.
   – Мадам, – церемонно поклонился Руин, потому что не знал, что еще сказать или сделать.
   Взгляд девушки был пронзительным и очень цепким Она взглянула и на Мэла – так же остро и так же проницательно – и протянула ему руку.
   – Бьюсь об заклад, – произнесла она на языке Асгердана. – Что уж ты-то принадлежишь к клану Мортимеров, хоть я тебя и не знаю. Наверное, ты родился уже после катастрофы.
   – Я так и знал! – воскликнул Мэлокайн, не обращая внимания на ошеломленное лицо своего младшего брата. – Я был уверен, что хоть кто-то из родителей этого парня – Мортимер, причем скорее всего мать, иначе бы он вряд ли выжил.
   – Ты слабо себе представляешь живучесть Мортимеров, – улыбаясь, ответила девушка. Несмотря на грязь, толстым слоем покрывающую тело и пропитавшую волосы, было заметно, как она белокожа и белокура. – Но ты прав. У этого парня из клана Мортимеров именно мать. То есть я. А тебя как зовут?
   – Мэлокайн. Я родился до катастрофы.
   – Да, я помню. Ты сын Мэльдора. – Она прикрыла лицо и рассмеялась. – Боже мой, неужели я наконец-то вернусь на родину? Неужели наконец-то увижу Центр, метрополию… И никогда больше не вернусь в эту гнусную помойку, где мне пришлось жить так долго…
   Спиногрыз покосился на мать с недоумением. На лице его разливалось выражение глубочайшего непонимания, и чем дальше, тем ближе сползались его пушистые брови. Он окинул мать тревожным взглядом – так родитель мог бы смотреть на своего больного отпрыска – и мягко похлопал ее по плечу.
   – Ну-ну, мама. Ты просто устала. Конечно, устала. Как ты можешь так говорить о нашем прекрасном мире?
   – Дурачок, – улыбнулась девушка сквозь слезы. – Если б ты видел мой родной Асгердан…
   – Ну видел я этот хваленый Асгердан. Красиво, ничего не скажешь. Пахнет хорошо. Безопасно жить. Но я все равно стоял на своем и буду стоять: Ладжер – самое прекрасное место во Вселенной.
 
   – Я очень быстро понял, что Спиногрыз – наш родственник, – сказал Руин, когда садился за руль своей машины. На соседнем сиденье расположился Мэлокайн (не слишком удобно, потому что его ногам было мало места), а сзади сидел Дэйн. Вернее, «сидел» – сильно сказано. Он подпрыгивал на месте, словно впервые в жизни очутился в автомобиле, хотя, прожив двадцать лет в Центре, успел сменить шесть машин. – Дэйн, сиди тихо. Ведешь себя так, будто тебе по-прежнему пятнадцать.
   – Да я вечно юн!
   – Оно и видно. Не разнеси мне машину.
   – Постараюсь.
   Руин мягко тронул с места автомобиль и покатил к ближайшему стационарному порталу. Он то и дело поглядывал на старшего брата, но тот вел себя совершенно спокойно, сидел развалясь и немного боком – должно быть, иначе ему было совсем неудобно. Своей макушкой он царапал кожаную мягкую отделку на потолке возле прозрачного люка, но держался спокойно.
   – Тебе нужно ездить в грузовиках, Мэл, – заметил Арман.
   Старший брат отрицательно качнул головой.
   – Вовсе нет. У грузовиков не такие уж большие кабины. Но теперь ты понимаешь, почему я никогда не езжу в спортивных машинах и предпочитаю джипы.
   – Даже в угоду тебе я не стану приобретать джип. Разве что самый особенный… Дэйн, не прыгай, будто у тебя в заднице пружина.
   – А ты смотрел? – не подумав, бросил парень, и у него тут же налились алым уши.
   – Дэйн, будешь вертеться – проверю. Ремнем.
   – Не корчи из себя папочку.
   – Избави меня Бог от такого отпрыска, как ты. Мэл, куда?
   – В Одзир. Остановись возле следующего телепорта и закажи служащему перенос в этот город. Телепорт зацентрован на главную площадь и на вход в метрополию. В метрополию Одзэро Неистовых нам ни к чему.
   – Значит, на площадь.
   – Да. Дальше я покажу. Думаю, Банга тебя заинтересует. Это удивительная и очень красивая женщина.
   – Она больше интересует меня как источник информации, недоступной никому, кроме патриархов. Откуда она все это знает?
   – Она знает все то же, что знает ее патриарх. Ее профессия накладывает определенный отпечаток на ее отношения с дедом.
   – Но с тобой-то она почему делится сведениями? – Руин покосился на Мэлокайна. – У вас очень хорошие отношения, верно? И когда-то были весьма тесными?
   – Я же не обсуждаю твои отношения с Реневерой.
   – Я не собираюсь ничего обсуждать. Просто… Ты не опасаешься такой вещи, как женская месть из ревности?
   – Банга не умеет ревновать, – улыбнулся ликвидатор. – Она из тех женщин, которым ни к чему ревновать – она влюблена и любима.
   – Ты не придаешь ей черты, которые хочешь в ней видеть?
   – А почему я должен подозревать Бангу в чем-то там?
   – Ты уверен, что она дает тебе верные сведения?
   – Уверен. – Мэлокайн смотрел твердо. – Я, знаешь ли, никак не хуже тебя разбираюсь в людях.
   – Охотно верю, – пробормотал Руин.
   Одзир произвел на него неизгладимое впечатление. Как он поделился со старшим братом, город показался ему похожим на грандиозный термитник, где каждому термиту пришла в голову идиотская мысль лепить себе не ячейку, а целый маленький домик. Глухие глинобитные стены (на самом деле их давно уже не лепили из глины, смешанной с рубленой соломой, а складывали из заводских цементных блоков, но отделывали по-старому), лишенные какого бы то ни было намека на окна, превращали улицы в ущелья, благо хоть, не слишком глубокие.
   Но стоило лишь шагнуть в ворота, которые указал Руину Мэл (а ворота эти больше напоминали короткий туннель), как перед глазами развернулся совсем другой мир. Проход вел во внутренний дворик дома, наполненный зеленью, как аквариум – водой, и уж здесь-то недостатка в окнах не было. Во дворе гостей встретила рослая темнокожая женщина в облегающем великолепную фигуру черном платье, она поклонилась, сложив руки на груди, и Арман, хоть уже не первый день пребывал в сладостном любовном забытье, едва удержался от того, чтоб не сглотнуть.
   Может быть, дело было в ее взгляде? Нет, она не обольщала, и глаза ее не сияли огнем, который обещает восхитительное приключение каждому мужчине, который удостоился их внимания. Но в каждой черте ее невозмутимого лица жила улыбка, и особенным был взгляд, который она кинула на Руина, прежде чем потупила его. Казалось, просто знак внимания, которым она дала понять, что видит и воспринимает нового гостя, но такая улыбка была вызовом, Руин мог поручиться за это. Уж мужчина-то это чувствует нутром.