– Я понимаю, что это неприятно, и постараюсь закончить как можно скорее, – понимающе сказала Фернандес. – Дальше?
   – А дальше она расстегнула мне брюки и залезла туда рукой.
   – Ваш член был обнажен?
   – Да.
   – Кто его обнажил?
   – Она сама его вытащила.
   – Итак, она обнажила ваш член и стала хватать его рукой, так? – Она посмотрела на Сандерса сквозь стекла очков, и он в смущении отвел глаза. Но когда он снова взглянул на нее, то увидел, что она нисколько не смутилась, что манера ее поведения более чем клиническая и более чем профессиональная – она абсолютно отстранена от него и очень холодна.
   – Да, – подтвердил он, – все так и происходило.
   – И как вы на это реагировали?
   – Ну, – смущенно пожал он плечами. – Это сработало.
   – Вы пришли в сексуальное возбуждение?
   – Да.
   – Говорили ли вы ей что-нибудь?
   – В смысле?
   – Я только спросила, разговаривали ли вы с ней?
   – В каком смысле? Я не понимаю.
   – Ну говорили вы хоть что-нибудь?
   – Вроде что-то говорил – не знаю… Я чувствовал себя очень неловко.
   – Помните ли вы, что говорили?
   – Кажется, я повторял «Мередит», пытаясь ее остановить, но она перебивала меня или целовала.
   – А что-нибудь кроме «Мередит» вы говорили?
   – Не помню.
   – Как вы относились к тому, что она делала?
   – Мне было очень неловко.
   – Почему?
   – Я боялся с ней связываться, потому что она – мой начальник и потому что я женат и не хочу никаких лишних сложностей в своей жизни. Сами знаете, эти служебные романы…
   – А почему бы и нет? – спросила Фернандес.
   – Что?! – обалдело переспросил Сандерс.
   – Вот именно. – Она смотрела на него холодным, оценивающим взглядом. – В конце концов, вы остались наедине с красивой женщиной. Почему бы и не отвлечься?
   – О Боже!..
   – Этот вопрос вам могут задать очень многие.
   – Я же женат!
   – Ну и что? Женатые люди сплошь и рядом заводят романы!
   – Ну, – добавил он, – еще и потому, что моя жена – юрист и к тому же очень подозрительна.
   – Я ее не могу знать?
   – Ее зовут Сюзен Хандлер. Работает в «Лаймен и Кинг».
   – Да, я слышала про нее, – кивнула Фернандес. – Итак, вы боялись, что ей все станет известно.
   – Ну да! Стоит завести служебный роман – и на работе все будут об этом знать. И нет никакой возможности избежать огласки и пересудов.
   – Стало быть, вы беспокоились, что это станет всем известно?
   – Да. Но это не главная причина.
   – И какова же главная причина?
   – Она мой начальник, и мне не нравилось положение, в котором я очутился. Понимаете, она была… Ну, одним словом, она могла уволить меня с работы, если бы захотела. Так что получалось, что я должен был это делать. Очень неприятно.
   – Вы ей это говорили?
   – Пытался.
   – Каким образом?
   – Ну, пытался…
   – То есть вы хотите сказать, что дали ей понять, что ее знаки внимания вам неприятны?
   – В конце концов да…
   – Как это?
   – Ну, в конце концов, мы продолжали это… ну, прелюдию, что ли… и она, оставшись без трусиков…
   – Прошу прощения. Как она осталась без трусиков?
   – Я их снял.
   – Она вас об этом попросила?
   – Нет, но к этому все шло, мне пришлось это сделать, по крайней мере, я думал, что так нужно…
   – Вы собирались произвести совокупление? – Ее голос снова стал ледяным. Перо продолжало скрипеть.
   – Да.
   – Вы являлись добровольным участником.
   – В какой-то момент да.
   – До какой степени вы были добровольным участником? – спросила она. – Я хочу знать, касались ли вы по своей инициативе, без ее просьбы, ее тела, груди, половых органов?
   – Не знаю… По-моему, она всем своим поведением просила…
   – Я хочу знать, делали ли вы это по своей воле или же на брала вашу руку, например, и помещала себе на…
   – Нет. Я делал это сам.
   – А как же ваши прежние опасения?
   – Ну, я уже очень возбудился и несколько потерял голову.
   – Понятно. Продолжайте.
   Сандерс вытер лоб рукой.
   – Я с вами полностью откровенен.
   – Это именно то, что от вас требуется. Это самый правильный путь. Продолжайте, пожалуйста.
   – Она легла на кушетку, задрав свою юбку, и хотела, чтобы я вступил с ней в… и она стонала что-то вроде, ну, знаете, там, «нет, нет», и внезапно я понял, что не хочу этого делать, и сказал: «Нет так нет», – слез с кушетки и стал одеваться.
   – Вы сами прервали контакт?
   – Да.
   – Из-за того, что она говорила «нет»?
   – Это было просто поводом. А причина в том, что мне вообще все это не нравилось.
   – Угу… Итак, вы встали с кушетки и стали одеваться…
   – Да.
   – Говорили ли вы что-нибудь при этом? Объясняли ли как-нибудь свои действия?
   – Да. Я сказал, что это была не лучшая идея и что мне это не нравится.
   – И как она отреагировала?
   – Она страшно разозлилась – начала бросать в меня вещи, а потом стала меня бить и царапать.
   – У вас остались отметины?
   – Да.
   – В каких местах?
   – На шее и на груди.
   – Вы хотя бы их сфотографировали?
   – Нет.
   – Ладно. Как вы отреагировали на то, что она стала вас царапать?
   – Я просто старался поскорее одеться и убраться оттуда.
   – Отвечали ли вы как-нибудь непосредственно на ее нападение?
   – Ну, один раз я ее оттолкнул, она по инерции подалась назад и, зацепившись за столик, упала.
   – Вы говорите это так, будто толчок был произведен в состоянии самообороны.
   – А так оно и было! Она стала рвать на мне рубашку, и мне вовсе не хотелось, чтобы жена дома обратила внимание на оторванные пуговицы. Вот я и оттолкнул Джонсон.
   – Предпринимали ли вы что-нибудь, чего нельзя отнести к самозащите?
   – Нет.
   – Ударили ли вы ее хоть раз?
   – Нет.
   – Вы уверены в этом?
   – Да.
   – Хорошо. И что было после?
   – Она бросила в меня стакан. Правда, к тому времени я был уже почти полностью одет. Я тогда как раз подошел к окну, чтобы взять свой радиотелефон, а потом вышел…
   – Прошу прощения: вы взяли ваш телефон? Какой телефон?
   – Портативный радиотелефон. – Сандерс вынул из кармана телефон и показал адвокату. – Все сотрудники нашей фирмы носят с собой такие, потому что мы их и производим. Я как раз звонил из ее кабинета, когда она начала меня целовать…
   – То есть в ту минуту, когда она начала вас целовать, вы с кем-то разговаривали?
   – Да.
   – С кем вы разговаривали?
   – С автоответчиком.
   – А-а-а… – Фернандес была явно разочарована. – Продолжайте, пожалуйста.
   – Так вот, я подобрал телефон и вылетел оттуда. А она кричала мне вдогонку, что я не смею так с ней поступать, и что она меня убьет.
   – Что вы ей отвечали?
   – Ничего. Я просто ушел.
   – И в котором часу это было?
   – Приблизительно без пятнадцати семь.
   – Кто-нибудь видел, как вы уходили?
   – Да, уборщица.
   – Вы, случайно, не знаете ее имени?
   – Нет.
   – Видели ее раньше?
   – Нет.
   – Как вы думаете, она числится работником вашей компании?
   – На ней был надет фирменный халат. Это, знаете ли, контора, которая по найму занимается уборкой наших кабинетов.
   – Угу. И что дальше?
   – Я поехал домой, – пожал плечами Сандерс.
   – Вы рассказали жене о случившемся инциденте?
   – Нет.
   – А вообще рассказывали кому-нибудь?
   – Нет, никому.
   – А почему?
   – Ну… Я думаю, что происшедшее меня слишком шокировало.
   Фернандес замолчала и просмотрела свои записи.
   – Так. Вы сказали, что подверглись сексуальному преследованию. И вы описали весьма недвусмысленную увертюру, предпринятую этой женщиной. А поскольку она ваш начальник, то я полагаю, что вы понимали, как рискованно отвергать ее притязания?
   – Ну… Конечно, я был этим озабочен, но разве я не имею права отвергнуть ее? Что, не так?
   – Конечно, вы имеете такое право. Я спрашиваю вас, о чем вы при этом думали?
   – Я был очень расстроен.
   – Настолько, что не захотели поделиться с кем-нибудь вашими впечатлениями? Вам не хотелось посоветоваться с коллегами? С другом? С кем-нибудь из членов семьи, например, с братом? Хоть с кем-нибудь?
   – Нет, это мне даже не пришло в голову. Я понятия не имел, как нужно поступать в таких случаях, – думаю, я был в шоке. Я просто хотел, чтобы все на этом закончилось. Мне хотелось думать, будто этого никогда не было.
   – Вы делали какие-либо записи в связи с этим событием?
   – Нет.
   – Ладно. Дальше, вы упомянули, что ничего не сказали жене; следует ли это понимать так, что вы скрыли от шее происшедшее?
   Сандерс подумал.
   – Да.
   – Много ли у вас от нее секретов?
   – Нет. Но в этом случае, учитывая, что в инциденте была замешана моя прежняя любовница, вряд ли жена отнеслась бы ко всему с пониманием, мне не хотелось все ней объяснять.
   – Есть ли у вас другие связи на стороне?
   – Вчера тоже не было связи!
   – Я задала общий вопрос относительно вашей семейной жизни.
   – Нет. У меня никогда не было связей на стороне.
   – Хорошо. Я бы посоветовала вам все рассказать жене. Откройтесь ей целиком и полностью. Я могу вам гарантировать, что ей рано или поздно станет все известно – если не известно уже сейчас. Как бы трудно это ни было, лучшая возможность сохранить ваши добрые отношения – это абсолютная честность по отношению к жене.
   – Ладно.
   – Так, теперь вернемся к прошлому вечеру. Что было дальше?
   – Мередит Джонсон позвонила ко мне домой и поговорила с моей женой.
   Брови Фернандес поползли вверх.
   – Даже так? Вы ожидали, что подобное может произойти?
   – Господи, конечно нет! Я испугался до чертиков. Но она разговаривала вполне дружелюбно и звонила только для того, чтобы сказать, что утреннее совещание переносится на восемь тридцать. Сегодняшнее совещание.
   – Я поняла.
   – Но, придя сегодня на работу, я узнал, что на самом деле совещание было перенесено ровно на восемь.
   – То есть вы опоздали, вам влетело – и так далее?
   – Да.
   – И вы полагаете, что это была ловушка?
   – Да.
   Фернандес посмотрела на часы.
   – Боюсь, что у меня выходит время. Быстро введите меня в курс того, что произошло сегодня утром, если можно.
   Не упоминая о «Конли-Уайт», Сандерс вкратце описал утренние события и унижение, через которое ему пришлось пройти; рассказал о неприятном разговоре с Мередит, о беседе с Филом Блэкберном, о предложении перевести его на другое место работы, о том, что такой перевод значит для него потерю льгот при возможном акционировании, и о своем решении искать помощи.
   Фернандес исправно все записала, почти не задавая вопросов. Наконец она отодвинула желтый блокнот в сторону.
   – Так. Думаю, что рассказанного вами достаточно, чтобы составить четкую картину происшедшего. Вы чувствуете себя обманутым и отвергнутым. И вы хотите знать, можно ли рассматривать происшедшее с вами как преследование по сексуальным мотивам?
   – Да, – кивнул Сандерс.
   – Так вот. Формально – да. Но ваш случай подлежит суду присяжных, и мы не можем знать, что случится, если мы пойдем в суд. Но, основываясь на том, что вы мне сейчас рассказали, я должна предупредить вас, что ваша позиция не из сильных.
   – О Боже! – ошеломленно воскликнул Сандерс.
   – Я законов не пишу. Я просто разговариваю с вами совершенно откровенно, чтобы вы могли принять обдуманное решение. Ваша позиция не из сильных, мистер Сандерс.
   Фернандес отодвинула стул от стола и начала собирать свои бумаги в чемоданчик.
   – У меня есть всего пять минут, но я постараюсь объяснить вам, что, в соответствии с законом, считается случаем притеснения по сексуальным мотивам, поскольку многие клиенты не вполне отчетливо себе это представляет. Статья седьмая Акта о гражданских правах шестьдесят четвертого года провозглашает дискриминацию по половым признакам незаконной, но на практике юристы много лет не знали толком, что же называть сексуальным преследованием. Только с середины восьмидесятых годов Комиссия по равным правам для поступающих на работу, руководствуясь статьей седьмой, наметила рамки, определяющие понятие «преследование по сексуальным мотивам». В последующие годы эти рамки были еще более четко обозначены, по рассмотрении судебных прецедентов, так что сейчас они достаточно определенны. Согласно закону, для того, чтобы жалобы рассматривались как случай сексуального преследования, в поведении ответчика должны быть в наличии три основных момента. Во-первых, нарушение должно быть связано с сексом. Это значит, что неприличная шутка не является сексуальным преследованием, даже если истец нашел ее оскорбительной. Поведение ответчика должно быть сексуальным по своей природе. В вашем случае из того, что вы мне рассказали, однозначно следует, что первый момент наличествует.
   – Так…
   – Второй момент: поведение ответчика должно носить нежелательный для истца характер. Суд проводит разделительную черту между согласием на связь и обоюдным желанием. Это значит, к примеру, что человек может иметь интимные отношения со своим начальником добровольно – ведь никто не приставляет пистолет к его виску, – но суд поймет, что у истца не было иного выхода, кроме как принять предложение начальника, и не признает поведение начальника правомочным.
   Чтобы определить, носило ли поведение ответчика нежелательный для истца характер, суд будет рассматривать его в достаточно широких границах. Например, позволял ли себе истец на работе фривольные шутки, поощряя тем самым окружающих к тому же? Принимал ли он участие в разговорах на сексуальные темы или в сексуальных розыгрышах над другими сотрудниками? И если истец был-таки вовлечен в интимную связь с начальником, то не приглашал ли он начальника к себе домой, не посещал ли его, скажем, в больнице? Не видели их вместе, когда в этом не было необходимости или принуждения? Не был ли истец вовлечен в иные виды деятельности, которые позволяют предположить, что его участие в интимной связи было не только добровольным, но и желаемым? Мало того, суд постарается выяснить, указывал ли истец своему начальнику на нежелательность его поведения, жаловался ли кому-либо или предпринимал иные действия, дабы избежать нежелательной ситуации. Все это имеет тем большее значение, чем более высокое положение занимает истец, поскольку высокое положение допускает и большую свободу действий.
   – Нет, я никому не жаловался.
   – Да. И не указывали ей на недопустимость ее поведения. Недвусмысленно, во всяком случае, насколько я могу судить.
   – А как я мог?
   – Я понимаю, это было трудно, но это лишь осложнило ваше положение. Ну и, наконец, третьим моментом является дискриминация на половой основе. Наиболее распространено принуждение по принципу quid pro quo[20] – вымогательство сексуальных услуг взамен на продвижение по службе или просто на не лишение работы; причем такое вымогательство может быть выражено недвусмысленно или намеком. Вы сказали, что знаете о том, что мисс Джонсон имеет достаточно власти, чтобы лишить вас работы?
   – Да.
   – Как вы пришли к подобному заключению?
   – Мне об этом сказал Фил Блэкберн.
   – Недвусмысленно?
   – Да.
   – А как насчет мисс Джонсон? Делала ли она какие-либо предложения, основанные на сексе? Ссылалась ли она на свою способность добиться вашего увольнения во время вашей вчерашней встречи?
   – Косвенно, да: это висело в воздухе.
   – Почему вы так решили?
   – Она говорила что-то вроде: «Пока мы работаем вместе, нам не мешает позабавиться…» И она говорила о своем желании вступить со мной в связь во время деловой поездки в Малайзию и прочее.
   – И вы расценили это как завуалированную угрозу оставить вас без работы?
   – Я понял, что, если хочу с ней ужиться, я должен с ней спать.
   – А вы не хотели этого делать?
   – Нет.
   – И вы так и сказали?
   – Я сказал, что женат и что характер наших отношений изменился.
   – Ну, при определенных обстоятельствах всего этого было бы достаточно для заведения дела. Если бы были свидетели.
   – Но их не было.
   – Да. Ну и последнее соображение, которое мы называем недружественным рабочим окружением. Обычно к нему прибегают в случаях, когда истца преследуют посредством инцидентов, каждый из которых в отдельности не может рассматриваться как преследование по половым мотивам. Я думаю, что в нашем конкретном случае этот вариант неприменим.
   – Да, пожалуй.
   – Так что, к несчастью, ваш случай, каким бы ясным он ни представлялся вам лично, не так однозначен, как хотелось бы. Нам придется обратиться к дополнительным свидетельствам. Например, в том случае, если вас уволят.
   – Я думаю, что практически меня уже уволили, – сказал Сандерс. – Поскольку меня переводят из отдела и я не буду принимать участие в акционировании.
   – Я это понимаю. Но то, что компания переводит вас на равноценную должность, а не понижает, осложняет дело. Ваше руководство будет доказывать – и с полным основанием, надо сказать, – что оно вам не должно ничего, если переводит вас по горизонтали. Никто вам никогда не обещал золотых гор, связанных с акционированием. Да и само акционирование – это дело столь отдаленного будущего, что и сам вопрос о его проведении еще не решен окончательно. И компания не обязана вам компенсировать ваши несбывшиеся надежды на смутное будущее. И, таким образом, предложение о переводе, сделанное вам компанией, абсолютно законно, и вы поступите неразумно, отказавшись от него. Никто вас не увольнял.
   – Это как-то странно…
   – Только на первый взгляд. Предположим, например, что у вас обнаружили последнюю стадию рака и вы умрете в ближайшие шесть месяцев. Заставят ли компанию выплатить льготы, связанные с акционированием, вашим наследникам? Нет, конечно. Если вы работаете в компании на момент акционирования, вы в нем участвуете. Если нет – то нет. Компания не принимает на себя более широких обязательств.
   – Но я же не болен раком.
   – Я просто хочу сказать, что вы рассержены и считаете, что компания должна вам то, на что ни один суд не признает ваших прав. Исходя из моего опыта, я могу сказать, что многие жалобы на преследование по сексуальным мотивам грешат этим: рассерженные и обиженные люди считают, что имеют права на то, на что они права не имеют.
   Сандерс вздохнул.
   – А если бы я был женщиной, все было бы по-другому?
   – В основном нет. Даже в наиболее явных случаях, в наиболее недвусмысленных ситуациях доказательства наличия сексуального преследования отличаются трудностью. Обычно все происходит, как с вами – при закрытых дверях и без свидетелей. Ваше слово против ее слова. В таких ситуациях, когда нет четкого подтверждения, к мужчинам часто относятся с предубеждением.
   – Вот как?..
   – Несмотря на это, четвертая часть всех жалоб на сексуальное преследование поступает от мужчин. Чаще жалуются на начальников-мужчин, но примерно – каждый пятый – на женщин. И это число постоянно растет по мере того, как все больше и больше женщин занимает руководящие посты.
   – Этого я не знал.
   – Это широко не обсуждается, – объяснила она, глядя поверх очков, – но это так. И я считаю, что этого и следовало ожидать.
   – Почему?
   – Принуждение всегда связано с властью – это незаконное использование власти начальника над подчиненным. Я знаю, что существует модное мнение, будто женщины в принципе отличны от мужчин и что женщины никогда не преследуют подчиненных. Но, основываясь на своем опыте, я знаю, что это не так: я видела и слышала все, что вы себе можете представить, и очень много такого, во что вы даже не сможете поверить. Так что я могу смотреть на ситуацию под другим углом зрения. Я лично не сильна в теории – мне приходится иметь дело с фактами. И, основываясь на фактах, я не вижу существенной разницы между поведением мужчин и женщин. Во всяком случае такой, о которой стоило бы упоминать.
   – Значит, вы верите моему рассказу?
   – Верю я или нет – не имеет значения. Значение имеет только то, имеете ли вы основание надеяться на благополучное разрешение вашего дела, и то, как вы должны поступить в таких обстоятельствах. Могу вам сказать, что такие рассказы я слышу не впервые. Вы не первый мужчина, который попросил меня представлять его в суде.
   – И что вы советуете мне делать?
   – Я не могу вам советовать, – быстро ответила Фернандес. – Вам предстоит принять весьма трудное решение. Я могу просто изложить ситуацию. – Она нажала кнопку интеркома: – Боб, скажи Ричарду и Эйлин, чтобы они подали автомобиль. Я встречу их перед зданием. – Она повернулась к Сандерсу. – Разрешите мне объяснить вам, с какими проблемами вам предстоит столкнуться, – сказала она и начала говорить, загибая пальцы: – Первое: вы жалуетесь на то, что попали в интимную ситуацию с более молодой, чем вы, очень привлекательной женщиной, которой вы, однако, пренебрегли. При отсутствии очевидцев или подтвержденных свидетельств эту историю будет трудновато преподнести суду присяжных.
   Второе: если вы подадите в суд, компания вас уволит. До того, как суд состоится, пройдет года три. Вам нужно подумать, на что вы будете жить все это время, как будете платить за дом и прочее. Я могу вести ваш случай за казенный счет, но вам тем не менее придется оплатить все прямые расходы, связанные с судом, а это составит по меньшей мере сто тысяч долларов. Не знаю, захотите ли вы закладывать свой дом, но сделать это придется.
   Третье: судебное разбирательство выставит вас на всеобщее обозрение: о вас будут печатать в газетах и рассказывать в вечерних теленовостях все эти годы до суда. Не берусь точно предсказать, как все это скажется на вас, на вашей жене и всей семье. Очень многие семьи не переживали досудебный период без коллизий – тут и разводы, и самоубийства, и болезни. Все это очень сложно. Четвертое: так как вам сделали предложение о переводе, неизвестно, сможем ли мы доказать, что вы понесли убытки. Компания заявит, что у вас нет оснований говорить об убытках, и нам придется это доказывать. Но даже в случае полной и сокрушительной победы после оплаты всех расходов вам достанется от силы пара сотен тысяч долларов – и это за три года жизни! Ну, кроме того, компания может, конечно, подать апелляцию и тем самым задержать выплату компенсации на еще больший срок.
   Пятое: если вы подадите в суд, вы никогда уже не сможете работать в этой отрасли. Конечно, теоретически никто не имеет права вас преследовать, но на практике вас никто не возьмет на работу. Одно дело, если бы вы были пожилым человеком; но вам только сорок один, и я не думаю, что вам, в ваши годы, улыбается подобная перспектива.
   – Господи! – Сандерс тяжело ссутулился в кресле.
   – Сожалею, но таковы реалии судебных тяжб.
   – Но это же несправедливо!..
   Фернандес надела свой плащ.
   – К несчастью, закон не имеет никакого отношения к справедливости, мистер Сандерс, – сказала она. – Это просто способ оспаривать решения. – Она щелкнула крышкой кейса и протянула ему руку: – Мне очень жаль, мистер Сандерс. Хотелось бы, чтобы все было иначе. Пожалуйста, не смущайтесь и звоните, если возникнут какие-либо вопросы.
   Фернандес торопливо вышла из кабинета, оставив Сандерса сидеть на стуле. Через минуту вошла секретарша.
   – Могу ли я чем-нибудь помочь вам?
   – Нет, – ответил Сандерс, медленно качая головой. – Нет, я уже ухожу.
* * *
   В автомобиле, по дороге в суд, Луиза Фернандес пересказала историю Сандерса двум своим помощникам, сопровождавшим ее. Один из ассистентов, женщина, спросила:
   – А на самом деле вы ему верите?
   – Кто его знает, – ответила Фернандес. – Все происходило за закрытыми дверями. Теперь точно уже никогда не узнаешь.
   Девушка потрясла головой.
   – Не могу поверить, чтобы женщина могла себя так вести. Так агрессивно.
   – А почему, собственно, нет? – не согласилась Фернандес. – Предположим, что это был случай несоблюдения деловых обязательств. Допустим, мужчина утверждает, что женщина за закрытыми дверями обещала ему крупную премию за выполненную работу, а женщина это наотрез отрицает. Будешь ли ты тогда утверждать, что мужчина лжет, только на том основании, что женщина не может так поступить?
   – Ну, в этом случае – нет.
   – Значит, такую ситуацию ты допускаешь.
   – Но здесь ведь не деловой конфликт, – возразила девушка, – а сексуальное преследование.
   – Значит, ты утверждаешь, что женщины непредсказуемы при соблюдении договорных обязательств, но стереотипны во всем, что касается сексуальных отношений?
   – «Стереотипны» – это не то слово, которое я бы хотела употребить, – сказала девушка.
   – Ты хотела просто сказать, что женщины не могут быть агрессивны в сексе. Это что, не стереотип?
   – Думаю, что нет, – возразила помощница. – Потому что это – правда. Женщины отличны от мужчин в вопросах секса.
   – «Все негры обладают чувством ритма, – процитировала Фернандес. – Все азиаты – трудоголики. Латино-американцы не противостоят…»
   – Но это же совсем другое дело! Я согласна с научными исследованиями, результаты которых подтверждают, что мужчины и женщины даже разговаривают друг с другом по-разному.
   – А! Ты согласна с исследованиями, результаты которых подтверждают то, что женщины уступают мужчинам в деловом и стратегическом мышлении?
   – Нет. Эти исследования неверны.
   – Ясно. Эти исследования неверны, а исследования, касающиеся различий в сексуальном поведении, верны?