Крайтон Майкл. Разоблачение

   – Перед тем как мы продолжим, я хотела бы подчеркнуть одну вещь, – объясняла адвокатесса. – Вы поступили очень правильно, когда не сели в одну машину с Джонсон. Теперь вы ни в коем случае не должны оставаться с ней наедине. Ни на минуту! Ни при каких обстоятельствах! Это понятно?
   – Да.
   – Если вы это сделаете, то сорвете все дело.
   – Не сделаю.
   – Прекрасно, – сказала адвокат. – Дальше: у меня был длинный разговор с Блэкберном. Как вы справедливо полагали, на него страшно нажимают, чтобы он как-то разрешил эту проблему. Я пыталась передвинуть начало третейского суда на послеобеденное время, но он заявил, что компания уже готова и хочет начать совещание прямо сейчас. Он озабочен тем, как долго продлятся переговоры. Так что пришлось согласиться на завтра, на девять утра.
   – Ладно.
   – Херб и Алан добились некоторых успехов. Думаю, что завтра они нам здорово помогут. Эти статьи про Джонсон тоже пригодятся, – сказала Фернандес, глядя на ксерокопии «КомЛайн».
   – Зачем? Дорфман сказал, что от них не будет никакого толка.
   – Да, но в них документально зафиксирована история ее работы в фирме, а это дает нам ниточку. Над этим тоже надо поработать, как и над электронным посланием от вашего неизвестного друга. – Фернандес нахмурилась, присмотревшись к распечатке. – А адрес-то указан интернетовский…
   – Да, – подтвердил Сандерс, удивленный тем, как легко адвокат прочитала распечатку. – Нам довольно часто приходится иметь дело с технологическими компаниями, и я найду кого-нибудь, кто поможет разобраться с письмом. – Она отложила распечатку. – А теперь давайте подведем итоги: итак, вы не смогли прибрать свой стол, поскольку это уже кто-то сделал.
   – И вы не смогли стереть ваши файлы в компьютере потому что вам закрыли к ним доступ.
   – Точно…
   – А это значит, что вы не можете ничего изменить.
   – Да. Я не могу ничего изменить – возможностей меня не больше, чем у секретарши.
   – А вы считаете, было необходимо кое-что изменить? – осведомилась Фернандес.
   Сандерс помялся:
   – Нет, но, знаете ли, не помешало бы все просмотреть.
   – Но ничего конкретного?
   – Нет.
   – Мистер Сандерс, – предупредила адвокат. – Я хочу еще раз напомнить вам, что я не собираюсь выносить вам приговора, но хочу быть готова ко всему, что может всплыть завтра. Я хочу заранее знать обо всех сюрпризах, которые нам могут преподнести.
   Сандерс покачал головой:
   – В этих файлах нет ничего, что могло бы меня скомпрометировать.
   – Вы это хорошо помните?
   – Да.
   – Ладно, – сказала Фернандес. – Тогда, предвидя раннее начало совещания, я бы посоветовала вам ехать домой и лечь спать. Я бы хотела видеть вас завтра бодрым. Заснуть-то сможете?
   – Да Бог его знает…
   – Будет нужно – примите снотворное.
   – Ладно, посмотрим… Все будет нормально.
   – Так что поезжайте домой и ложитесь в постель. Завтра утром увидимся. Не забудьте надеть пиджак и галстук. У вас есть что-нибудь вроде синего пиджака?
   – Блейзер.
   – Отлично. Наденьте галстук консервативных расцветок и белую сорочку. Одеколоном не пользуйтесь.
   – Но я никогда так не одеваюсь, когда иду на работу!
   – Сейчас вы идете не на работу, мистер Сандерс. Так принято. – Она поднялась со стула и протянула Сандерсу руку. – Отправляйтесь домой спать. И не беспокойтесь, все будет прекрасно.
   – Держу пари, что вы говорите это всем своим клиентам…
   – Да, – согласилась она. – Но обычно так и получается на самом деле. Идите спать, Том. Завтра увидимся.

* * *

   Дома было темно и пусто. Элайзина кукла Барби неопрятной кучкой лежала на кухонном столе. Там же, ближе к раковине, валялся перепачканный зеленоватой кашкой фартучек сынишки. Сандерс установил таймер кофеварки на утро и поднялся по лестнице. Проходя мимо автоответчика, Сандерс не заметил, что сигнальная лампочка на его панели мигает.
   Наверху, уже раздеваясь в ванной, он увидел, что Сюзен приклеила скотчем к зеркалу записку: «Прости меня за ленч. Я верю тебе. Я люблю тебя. С».
   Это было обычным делом для Сюзен – разозлиться, а потом извиниться, но Сандерсу было приятно обнаружить такую записку, и он решил было позвонить ей прямо сейчас, но вспомнил, что в Финиксе уже почти полночь и Сюзен, должно быть, уже спит.
   Впрочем, по здравом размышлении Сандерс обнаружил, что не очень-то и хочет звонить. Как сказала недавно в ресторане сама Сюзен, к ней проблемы Сандерса отношения не имели. Он один был виноват в происшедшем. И сейчас он остался один.
   В одних трусах Сандерс прошел в свой маленький кабинетик. Факсов не поступало. Он включил компьютер и подождал, пока загрузится система. Пиктограмма электронной почты замигала. Сандерс нажал клавишу. На экране появилась надпись:

   НИКОМУ НЕ ДОВЕРЯЙ.

ЭФРЕНД.

   Сандерс вырубил компьютер и отправился спать.

Часть третья
СРЕДА

   Утром Сандерс, находя утешение в заведенном порядке, быстро одевался и слушал телевизионные новости, включив звук на максимум, чтобы как-то заполнить тишину пустого дома. В город он выехал в половине седьмого, притормозив у булочной, чтобы перехватить чашечку каппучино и рогалик перед поездкой на пароме.
   Когда паром отчалил от Уинслоу, Сандерс сел лицом к корме, не желая смотреть на приближающийся Сиэтл. Погрузившись в свои мысли, он смотрел на низкие серые тучи, повисшие над темной водой залива. Похоже, сегодня тоже будет дождливый день.
   – Дрянной день, а? – раздался женский голос.
   Посмотрев вверх, Сандерс увидел хорошенькую и миниатюрную Мери Энн Хантер, стоявшую, уперев руки в бедра и озабоченно глядящую на него. Мери Энн тоже жила на Бейнбридже. Ее муж работал в университете морским биологом. Мери Энн и Сюзен были подругами и часто вместе бегали трусцой. Но Сандерс сталкивался с ней на пароме нечасто, поскольку она, как правило, выходила из дома намного раньше, чем он.
   – Доброе утро, Мери Энн.
   – Чего я не могу понять, так это как они обо всем пронюхали, – сказала она вместо приветствия.
   – Ты о ком? – спросил Сандерс.
   – Ты что, хочешь сказать, что еще не читал этого? О Господи… Тут о тебе в газете напечатано, Том.
   И Мери Энн передала ему газету, которая торчала у нее под мышкой.
   – Ты шутишь?
   – Нисколько. Опять Конни Уэлш воюет.
   Сандерс посмотрел на первую полосу и, не обнаружил ничего для себя интересного, стал искать дальше.
   – Это в разделе «Метро», – подсказала Мери Энн. – Первая колонка на второй странице. Читай и плачь, а я пока схожу за кофе.
   Мери Энн отошла, а Сандерс раскрыл газету на второй полосе.

   КАК Я ЭТО ВИЖУ
   Констанс Уэлш

Мистер Свинтус за работой

   Мужская страсть подавлять женщин проявилась на этот в местной компании, развивающей высокоточные технологии; назовем ее компанией X. В этой компании на высоки административный пост назначили компетентнейшую женщину выдающихся способностей, и многие мужчины решили сделать все возможное, чтобы избавиться от нее.
   Особенно мстительным оказался один мужчина – назовем его мистером Свинтусом. Этот мистер Свинтус не мог смириться с тем, что его начальником станет женщина, и уже за несколько недель до ее назначения развернул целую кампанию, чиня различные инсинуации, чтобы этого не произошло. Когда же он в этом не преуспел, мистер Свинтус явил, что его новый босс совершила на него нападение чуть не изнасиловала его в своем кабинете. Открытая враждебность подобного заявления может сравниться только полнейшей его абсурдностью!
   Вы, конечно, тут же зададитесь вопросом: а может ли вообще женщина изнасиловать мужчину? Не сомневаюсь, ответом будет однозначным: конечно нет! Изнасилование, как видя из самого термина, основано на насилии, а следственно, является исключительно прерогативой мужчин, которые сплошь и рядом используют его в качестве последней меры, которая может «поставить женщин на место». Это извечная истина нашего общества – впрочем, как и всех социумов, существовавших до нашего.
   Со своей стороны, женщины просто не могут притеснять мужчин. Женщины бессильны в их лапах, и утверждение, что женщина может изнасиловать, просто абсурдно. Но мистера Свинтуса это не остановило! Ему нужно было только любой ценой замарать репутацию своего нового начальника. Он даже не постеснялся написать и подать Официальную жалобу на эту женщину!..
   Короче говоря, мистер Свинтус продемонстрировал гнусные замашки современного самца. Как вы и сами могли бы догадаться, он всю свою жизнь то и дело их показывал. Хотя жена мистера Свинтуса – выдающийся адвокат, он непрерывно жмет на нее, чтобы она оставила свою любимую работу и сидела взаперти дома, воспитывая детей. Еще одна причина для этого – наш мистер Свинтус боится, как бы жена не прослышала о его грязных делишках с молодыми женщинами и о его пьянстве. Возможно, он понимает и то, что новая начальница-женщина тоже не одобрит подобного поведения. К тому же ей могут не понравиться и его постоянные опоздания на работу.
   Так что мистер Свинтус сделал исподтишка свое дело, и карьера еще одной одаренной женщины оказалась под угрозой. Сможет ли она сдержать свиней в загоне фирмы X? Будем следить за дальнейшим развитием событий.

* * *

   – Господи, – сказал Сандерс и перечитал статью еще раз.
   Хантер вернулась назад, неся два бумажных стаканчика с каппучино. Один она пододвинула Сандерсу:
   – Бери. Похоже, тебе глоточек кофе не помешает.
   – Откуда они узнали об этой истории? – спросил Сандерс.
   Хантер покачала головой:
   – Не знаю, но мне кажется, что где-то утечка информации происходит в самой компании.
   – Но кто мог?.. – Сандерс подумал, что, раз история попала в газету, редакции она должна была быть известна в три-четыре часа вчерашнего дня. Да в компании еще никто не знал, что он собирается подавать официальной заявление…
   – Представить себе не могу, кто мог проговориться, – сказала Хантер, – но попробую узнать.
   – А кто такая Констанс Уэлш?
   – Ты никогда ее не читал? Она постоянный обозреватель «Пост-Интеллидженсер», – ответила Мери Энн. – Перспективы феминистского движения и все такое прочее. – Она покачала головой. – А как там Сюзен? Я пробовала было ей позвонить сегодня утром, но никто ни поднял трубку.
   – Сюзен уехала на несколько дней. Вместе с детьми.
   Хантер медленно кивнула:
   – Да, по-видимому, это была хорошая идея.
   – Мы тоже так решили.
   – Она обо всем знает?
   – Да.
   – И это правда? Ну, насчет заявления о преследовании?
   – Да.
   – О Боже…
   – Да уж, – кивнул Сандерс.
   Некоторое время женщина молча смотрела на него, затем наконец произнесла:
   – Я давно тебя знаю… Надеюсь, что все обойдется.
   – Я тоже…
   Снова молчание… Наконец Мери Энн отодвинулась от столика и встала:
   – Позже увидимся, Том.
   – Конечно, Мери Энн.
   Сандерс знал, что она чувствовала. У него и у самого бывало такое чувство, когда кого-нибудь из знакомых обвиняли в преследовании по сексуальным мотивам. Между ними сразу возникала стена отчуждения. И неважно, как давно люди были знакомы, и неважно, что до этого они были друзьями. Слова обвинения были сказаны, и все начинали сторониться подозреваемого. Никто ведь с чистой совестью не мог утверждать, что знает, как все происходило на самом деле. Нельзя было безоговорочно принять чью-то сторону – даже сторону друга.
   Сандерс посмотрел вслед этой стройной, аккуратной женщине, одетой в спортивную форму и несшей в руке кожаный чемоданчик. В ней едва было пять футов роста. Все мужчины на этом пароме были такими огромными… Сандерс вспомнил, как когда-то Мери Энн сказала Сюзен, что занимается бегом из боязни быть изнасилованной. «Я просто обгоню их», – говорила она. Мужчинам этого не понять. Им не знаком подобный страх.
   Но был и другой страх, который свойственен только мужчинам. Сандерс с тревогой посмотрел на газетную статью. Некоторые слова и обороты так и бросались в глаза:

   «Особенно мстительным… открытая враждебность… инсинуаций… изнасилование… насилие… прерогатива мужчин… замарать репутацию начальника… грязные делишки с молодыми женщинами… пьянство… постоянные опоздания… сдержать свиней в загоне…»

   Эти характеристики были не только несправедливыми и неприятными. Они были опасными. Примером могла служить история, происшедшая с Джоном Мастерсом, – история, которая смутила многих в Сиэтле…
   …Мастерс был пятидесятилетним менеджером по сбыту в фирме «МикроСайм». Надежный человек, солидный гражданин, женат двадцать пять лет, имел двоих детей – старшая дочь в колледже, младшая – в начальной школе. Так вот, у младшей пошли нелады в школе, ухудшились отметки, и родители решили показать ее детскому психоаналитику. Та выслушала девочку и заявила, что перед ней типичный случай ребенка, подвергавшегося сексуальной эксплуатации.
   – Скажи-ка, милая девочка, а не делали ли с тобой когда-либо то-то и то-то?
   – Да вроде бы нет, – отвечает ребенок.
   – А ты хорошенько подумай, – настаивает психоаналитик.
   Поначалу девочка сопротивлялась, но врач нажимала на нее, объясняя, что нужно вспомнить, и через некоторое время ребенок заявил, что вроде бы что-то смутно припоминает. Ничего конкретного, но теперь девочка говорила, что, возможно, что-то и было. Может быть, папа что-нибудь и делал нехорошее. Когда-то.
   Психоаналитик рассказала жене Мастерса о своих подозрениях. После двадцати пяти лет совместной жизни между супругами возникла ссора: жена потребовала от Мастерса, чтобы он все признал.
   Мастерс был как громом поражен и, конечно, все отрицал, не веря своим ушам. Жена на это ответила: ты врешь, я не желаю жить с тобой в одном доме. И выжила Мастерса из дома.
   Из колледжа прилетела старшая дочь. «Что за чушь? – вскричала она. – Вы же знаете, что папа ничего подобного не делал!» Она взывала к здравому смыслу матери, младшей сестры, но они уже вошли в раж, и, начавшись, события понеслись, как лавина.
   По закону психоаналитик была обязана о каждом случае сексуальной эксплуатации несовершеннолетних сообщать в соответствующие государственные инстанции. Она сообщила о деле Мастерса. Государство – тоже по закону – должно было предпринять расследование. И сотрудница социальной службы поговорила с дочерью, женой и с Мастерсом. Поговорила с семейным врачей. Со школьной медсестрой. Вскоре о происшедшем знал весь город.
   Слухи дошли и до «МикроСайма». До окончания следствия фирма отстранила Мастерса от работы, объяснив, что не хочет плохой рекламы.
   Мастерс видел, как его жизнь разваливается. Младшая дочь перестала с ним разговаривать. Жена тоже. Он жил один, снимая квартиру. Денег уже не было. Партнеры по бизнесу избегали его. Куда бы он ни повернулся, всюду видел обвиняющие лица. Ему посоветовали обратиться к адвокату. Мастерс был настолько выбит из колеи, настолько не уверен в своем будущем, что ему самому потребовалась помощь психиатра.
   А между тем его адвокат начал свое расследование, и вскоре всплыли интересные детали: например, именно у этого психоаналитика наблюдается подозрительно высокий процент обнаружения случаев сексуального преследования детей. Она настолько часто заявляла о таких случаях, что государственное агентство всерьез стало подумывать, нет ли у нее сдвига на этой почве. Впрочем, агентство все равно ничего не могло с ней поделать: по закону оно было обязано разбирать все поданные заявления. Далее – сотрудница социальной службы, которой было поручено разбирательство дела Мастерса, уже привлекалась к дисциплинарной ответственности за неуместное рвение, проявленное в расследовании деликатных дел, и считалась малокомпетентным работником, хотя по обычным причинам ее и не могли выгнать с работы.
   Конкретное обвинение – хотя и не предъявленное формально – гласило, что Мастерс гнусно приставал к собственной дочери летом, когда та перешла в четвертый класс. Мастерс напряг память, и у него родилась идея: он нашел в архиве свои старые погашенные чеки и раскопал свои отчеты, и обнаружилось, что все то лето его дочь провела в лагере в Монтане, а когда в августе вернулась домой, Мастерс был в командировке в Германии и вернулся из нее только после начала занятий в школе.
   Он не мог видеть дочь тем летом.
   Врач-психиатр, наблюдавший Мастерса, счел значительным фактом то, что его дочь определила сексуальное преследование тогда, когда его не было и быть не могло.
   Он сделал вывод, что ощущение покинутости и одиночества трансформировалось в ложное воспоминание о сексуальном унижении. Мастере объяснил это жене и дочери; они выслушали, согласились с тем, что, по-видимому, ошиблись в датах, но остались уверенными, что преследование имело место.
   Тем не менее факты несовпадения в летнем расписании вынудили государственные органы прекратить расследование, и «МикроСайм» восстановил Мастерса на работе. Но Мастерс пропустил очередное повышение, а у сотрудников осталось смутное предубеждение по отношению к нему. Его карьера была окончательно испорчена. О восстановлении семьи не могло быть и речи, жена уже подала на развод. Младшую дочь он больше никогда не видел. Старшая же дочь, оказавшись в собственной семье между двух враждующих групп, со временем стала приезжать все реже и реже. Мастерс жил один, пытаясь как-то наладить свою жизнь, пока с ним не случился инфаркт, чуть не уложивший его в могилу. После выхода из больницы он еще встречался с немногими друзьями, но стал нелюдимым, слишком много пил, был невнимателен к собеседнику. Его стали избегать. Никто не мог ответить на терзавший Мастерса вопрос: что ж он сделал не так, что нужно было сделать, чтобы избежать всего происшедшего?..
   Избежать этого, конечно, было невозможно. Во всяком случае, не в наше время, когда вина мужчины априори считалась доказанной, какого бы сорта ни было обвинение…
   Между собой мужчины частенько поговаривали, что неплохо бы разок привлечь ту или иную женщину к ответственности за фальшивое обвинение, за те неприятности, которые оно за собой повлекло. Но это были просто разговоры, и со временем мужчинам пришлось приноравливаться к новым нормам поведения. Каждый твердо знал несколько правил: не улыбайся детям на улице, если только рядом не идет жена; не прикасайся к незнакомому ребенку; ни на минуту не оставайся с ребенком наедине; если ребенок приглашает тебя в свою комнату, соглашайся только в том случае, если тебя будет сопровождать еще кто-нибудь из взрослых, лучше женщина; на вечеринках не позволяй маленьким девочкам залезать к тебе на колени; даже если она захочет это сделать, мягко отодвинь ее в сторону; если при каких-то обстоятельствах случайно увидишь обнаженного мальчика или девочку, немедленно отведи взгляд в сторону, а лучше всего поскорее уйди.
   Желательно соблюдать эти правила и при общении с собственными детьми, поскольку, если отношения почему-то испортятся, любое лыко пойдет в строку, и все ваше прошлое будет тщательно изучаться в невыгодном свете: «Ну, он всегда был таким нежным отцом – возможно, даже слишком нежным…» Или: «Он так много времени проводит с детьми… Постоянно ходит за ними по всему дому…»
   Этот мир ограничений и постоянной угрозы наказания совершенно незнаком женщинам. Если Сюзен увидит на улице плачущего малыша, она сразу возьмет его на руки – автоматически, не раздумывая. Сандерс никогда не посмеет этого сделать. Не в наше время.
   Ну и, конечно, подобные правила существовали и в бизнесе. Сандерс знавал мужчин, которые старались не ездить в командировки вместе с сотрудницами, а если не было выхода, то не садились рядом с ними в самолете. Многие никогда не подсаживались к женщинам-коллегам в баре, чтобы выпить по глотку после работы – если только не присутствовал кто-нибудь еще, кто мог бы впоследствии свидетельствовать в их пользу: Сандерс всегда считал, что подобное поведение граничит с паранойей. Сейчас он уже не был в этом уверен.
   Гудок парома отвлек Сандерса. Он поднял глаза и увидел черные контуры Колмановских доков. Темные тучи продолжали низко висеть над городом, обещая дождь. Сандерс встал, затянул пояс плаща потуже и пошел по трапу к своей машине.

* * *

   По дороге в третейский суд Сандерс на пару минут заскочил к себе в кабинет, чтобы прихватить кое-какие документы, касающиеся работ над «мерцалками», полагая что они понадобятся ему для работы. Не без удивления он увидел у себя в приемной Джона Конли, о чем-то разговаривавшего с Синди. Было пятнадцать минут девятого.
   – А, Том! – сказал Конли. – Я как раз пробую назначить встречу с вами. Синди сказала, что вы сегодня очень заняты и что, возможно, вас не будет в кабинете большую часть дня.
   Сандерс посмотрел на Синди. Лицо секретарши было напряженным.
   – Да, – подтвердил он, – во всяком случае, утром.
   – Ну, мне достаточно пары минут…
   Сандерс жестом пригласил гостя в кабинет. Конли прошел вперед, и Сандерс прикрыл за ними дверь.
   – Я готовлюсь к завтрашнему совещанию с участием Джона Мердена, нашего директора, – сказал Конли. – Вы, конечно, тоже выступите?
   Сандерс неопределенно кивнул. Он ничего не знал о каком совещании. Да и будет ли оно, это завтра… Сандерс с большим трудом постарался сосредоточиться на словах Конли.
   – Нас попросят рассказать об отношении к некоторым пунктам повестки дня, – объяснял тот. – И я особенно озабочен Остином.
   – Остином?
   – Ну, я имею в виду продажу завода в Остине.
   – Понятно, – сказал Сандерс. – Значит, это правда.
   – Как вы знаете, Мередит Джонсон с самого начала твердо заняла позицию в пользу продажи, – продолжил Конли. – Это была одна из первых рекомендаций, которые она дала на самой ранней стадии наших переговоров. Мердена интересует источник поступления денег после приобретения вашей фирмы. Нам придется залезть в долги, и он беспокоится о финансировании перспективных разработок. Джонсон полагает, что мы можем облегчить бремя долгов, продав завод в Остине. Но я не чувствую себя достаточно компетентным, чтобы верно взвесить все «за» и «против». Хотелось бы знать ваше мнение.
   – О продаже завода в Остине?
   – Да. Очевидно, предполагается, что интерес к приобретению завода проявят «Хитачи» и «Моторола», так что за продажей дело не станет: Я думаю, именно это Мередит и имеет в виду. Она обсуждала эту проблему с вами?
   – Нет, – ответил Сандерс.
   – Ну, у нее сейчас очень много забот на новом месте, – сказал Конли, внимательно следя за Сандерсом. – Так что же вы думаете по поводу продажи завода?
   – Я не вижу для этого веских причин, – ответил Сандерс.
   – Даже не беря в расчет вопрос о покрытии наших расходов, Мередит имеет еще один довод в пользу продажи завода: она считает, что производство портативных телефонов уже достаточно развито, – пояснил Конли, – и прошло фазу роста. Теперь завод производит товары широкого потребления. Высокие прибыли закончились. Теперь возможны только локальные увеличения прибыли за счет сбыта, которые к тому же будут достигаться в суровой борьбе с иностранными конкурентами. Так что телефоны не представляют надежного источника доходов в будущем. Ну и, конечно, стоит вопрос о том, стоит ли вообще развивать производство в Штатах, в то время как уже сейчас многие производственные мощности «ДиджиКом» находятся за рубежом.
   – Все это так, – возразил Сандерс, – но утверждать так близоруко. Во-первых, производство портативных телефонов, может быть, и перекрывает потребности рынка, но вся отрасль беспроводной связи пока находится в эмбриональном состоянии. И рынок продолжает развиваться независимо от телефонов. Во-вторых, я берусь доказать, что беспроводные коммуникации являются важнейшей частью нашего будущего, поскольку информационные беспроводные сети получают все большее развитие. Единственный путь оставаться конкурентоспособными – это производить продукцию и продавать ее. Это, в свою очередь, вынуждает поддерживать постоянные контакты с потребителями и находиться в курсе их будущих интересов. Другого пути я не вижу. И если «Моторола» и «Хитачи» видят выгоду, то почему ее не видим мы? В-третьих, я полагаю, что у нас есть определенные обязательства – социальные обязательства, если хотите – сохранять высокооплачиваемые рабочие места для квалифицированных работников здесь, в США. Другие страны не экспортируют дорогие рабочие места. Почему это должны делать мы? Каждое из наших заграничных предприятий было создано по конкретной причине, и, как я лично надеюсь, со временем мы переведем их сюда, в Америку, потому что офшорное производство имеет множество скрытых расходных статей. Но основная причина – это то, что, имея целью развитие именно новейших технологий, мы нуждаемся, тем не менее, в производстве. Если прошедшие двадцать лет и научили нас чему-то, так это тому, что конструирование и производство – единый процесс. Отделите своих конструкторов от производственников – и окажетесь с никуда не годной продукцией. Окажетесь под «Дженерал моторз».
   Сандерс остановился. Конли тоже молчал. Сандер не хотел говорить так резко – просто как-то само выскочило.
   Конли задумчиво покачал головой:
   – Значит, вы считаете, что продажа завода в Остине нанесет ущерб развитию предприятия.
   – Безусловно. Ну и, в конце концов, производство – это дисциплина.