Крайтон Майкл. Разоблачение

   – Конечно, потому что секс – это основа всего. Фундаментальная движущая сила.
   – Я с этим не согласна. К сексу прибегают для достижения самых разных целей – с целью войти в семью, с целью подкупа, подхлестывания. Его используют как предложение, как оружие, как угрозу – да мало ли еще для чего. С этим-то ты согласна?
   Девушка скрестила на груди руки.
   – Нет, я так не считаю.
   Молодой человек впервые за все время разговора подал голос:
   – А что вы посоветовали тому парню? Не подавать в суд?
   – Нет, этого я ему не говорила, но предупредила о проблемах, с которыми ему предстоит столкнуться.
   – И как, по-вашему, он должен будет поступить?
   – Не знаю, – ответила Фернандес. – Зато я знаю, как он должен был поступить.
   – То есть?
   – Неприятно об этом говорить, – поморщилась она, – но, живя в нашем реальном мире, без свидетелей… Ему нужно было заткнуться и трахнуть ее. Потому что теперь этот бедолага не имеет никакого выбора. Один неверный шаг – и ему конец.

* * *

   Сандерс медленно шел по склону холма по направлению к Пайонир-сквер. Дождь прекратился, но день был сырой и серый. Мокрая мостовая под ногами круто шла вниз. Верхушки небоскребов скрывались в промозглом тумане.
   Сандерс и сам толком не знал, чего он ждал от разговора с Луизой Фернандес, но однозначно не ожидал услышать перечень возможностей быть уволенным, заложить свой дом и никогда вновь не найти работу.
   Он был ошеломлен внезапным поворотом в его жизни и осознанием непрочности своего нынешнего бытия. Всего два дня назад он был процветающим администратором с прочным положением и блестящим будущим. Сейчас он был поставлен перед перспективами быть униженным, обманутым и остаться без работы. Ощущение надежности своего положения исчезло напрочь.
   Он вновь возвращался в мыслях к вопросам, которые ему задавала Фернандес: почему он никому ничего не сказал; почему он ничего не написал; почему он не сказал Мередит прямо и недвусмысленно, что он не одобряет ее поведения. Фернандес оперировала понятиями, принятыми в мире правил и определений, которых он не знал и которые никогда не приходили ему в голову. Сейчас эти определения приобрели для него жизненно важное значение.
   «Ваше положение не из лучших, мистер Сандерс…»
   И еще… Как было избежать всего этого? Что он должен был делать? Сандерс попытался найти иной вариант поведения.
   Предположим, сразу после встречи с Мередит он бы позвонил Блэкберну и во всех подробностях расписал, как Мередит к нему приставала. Он мог позвонить с парома, опередив жалобу Мередит. Ну и что? Что бы тогда предпринял Блэкберн?
   Он покачал головой, подумав об этом, – маловероятно, что это что-либо изменило. Мередит была так тесно ввязана со структурами власти компании, что Сандерсу и не снилось: Мередит была человеком команды, у нее была власть, союзники. Это и стало бы решающим аргументом в ее пользу. Сандерс не в счет. Он всего лишь исполнитель, винтик в машине компании. Его обязанность – сработаться с новым боссом, а он с этой обязанностью не вправился. Теперь ему оставалось только скулить. Или еще хуже: настучать на начальника, поднять шум. Но стукачей никто не любит.
   Так что же ему делать?
   Тут Сандерс вспомнил, что если бы он и захотел позвонить Блэкберну сразу после инцидента, то все равно не смог бы этого сделать, потому что его телефон не работал из-за севшей батарейки.
   Внезапно в его мозгу почему-то возникла картина – женщина и мужчина едут в автомобиле на вечеринку… Кто-то рассказывал ему что-то… какую-то историю о людях в машине.
   Он никак не мог поймать ускользающую мысль, и это мучило его.
   А телефон мог не работать по тысяче причин. В этих новых моделях используются никелево-кадмиевые аккумуляторы, и, если они не получили между периодами интенсивного использования достаточной подзарядки, их емкость снижается, но невозможно определить, когда это проявится. Сандерсу надо было выбросить батарейки, потому что теперь они будут работать без подзарядки всего ничего.
   Он достал свой аппарат и включил его. Индикатор загорелся ярким светом – сегодня батарейки работали нормально…
   Но что-то во всем этом было… Что-то не давало ему покоя.
   Едут в машине…
   Что-то, о чем он прежде не думал…
   На вечеринку…
   Сандерс поморщился, он не мог ухватить мысль – она скользила где-то на задворках его памяти, слишком смутная, чтобы ухватиться за нее.
   Но это заставило его напряженно думать над тем, чего он еще не сделал. Снова и снова прокручивая всю ситуацию, он никак не мог отделаться от чувства, будто он что-то упустил. Что-то, что даже не всплыло в их разговоре. Что-то, что любой человек примет во внимание, даже если…
   Мередит.
   Это как-то связано с Мередит.
   Она обвинила его в преследовании. Она пошла на следующее утро к Блэкберну и пожаловалась на него, Сандерса. Зачем она это сделала? Несомненно, она чувствовала за собой вину во всем произошедшем накануне вечером. И, по-видимому, она боялась, что первый шаг сделает Сандерс, и поэтому нанесла превентивный удар. С такой позиции ее жалоба была вполне оправданна.
   Но поскольку Мередит обладала реальной властью, для нее не было особого смысла вообще поднимать вопрос о сексуальном преследовании. Она могла просто пойти к Блэкберну и просто сказать ему – так, мол, и так, я не могу сработаться с Томом, давай переведем его в другое место. И Блэкберн бы это сделал.
   Вместо этого она обвинила Сандерса в преследовании по сексуальным мотивам – не лучший для нее вариант, потому что это означает потерю контроля над ситуацией со стороны того, кого преследуют. Она не могла управиться со своим подчиненным во время деловой встречи! Даже если и произошло что-нибудь неприятное, умный начальник предпочтет это скрыть.
   Преследование связано с властью… Одно дело, если девушка-секретарь подвергается нажиму со стороны сильного, обладающего властью мужчины. Но в их случае Мередит была начальником; вся власть была у нее. Чего же ради она жалуется? Ведь подчиненные не пристают к начальникам. Не бывает такого! Только полный псих может приставать к своему начальнику. Преследование связано с властью – это незаконное использование власти.
   Для Мередит подача жалобы на сексуальное притеснение со стороны Сандерса была, тем самым, признанием того, что определенным образом она была его подчиненной, а не наоборот. Мередит никогда бы подобного не признала. Скорее, наоборот – будучи только что назначенной, она изо всех сил старалась бы доказать, что в состоянии держать власть в своих руках. Так что ее обвинение не имело смысла, если только она не использовала его как удобный способ уничтожить Сандерса. Обвинение в преследовании по сексуальным мотивам обладало тем преимуществом, что от него было очень трудно отмазаться. Ты считаешься заведомо виновным, пока тебе не удалось доказать обратного. Это порочит любого мужчину, какие бы шаткие улики против него ни выдвигались… В этом отношении сексуальное преследование было очень надежным обвинением. Самым надежным, к которому Мередит могла прибегнуть.
   Но ведь она сказала, что не собирается предъявлять ему официального обвинения.
   И возникает вопрос, а почему, собственно, нет?
   Сандерс застыл посреди улицы. Кажется, это то, что надо…
   «…Мередит заверила меня, что не собирается выдвигать против тебя обвинения…»
   Почему?
   С тех пор как Блэкберн сказал Сандерсу об этом, у Тома этот вопрос ни разу не возник. И у Луизы Фернандес тоже. Но факт оставался фактом: отказ Мередит от предъявления официального обвинения не имел ни малейшего смысла. Она уже обвинила его, так почему не сделать этого официально? Почему бы не вынести все на обсуждение?
   Может, Блэкберн ее отговорил? Он всегда заботился о внешних приличиях.
   Но Сандерс не думал, что дело было в этом. Вовсе не обязательно было выносить сор из избы – можно было устроить расследование внутри компании.
   А с точки зрения Мередит, формальное разбирательство имело реальные преимущества. В «ДиджиКом» Сандерс пользовался популярностью, он работал в компании довольно долго. Если целью Джонсон было избавиться от него, загнав в Техас, то зачем же пренебрегать такой удобной возможностью избежать пересудов и кривотолков, которые неизбежно разнесутся по всей фирме? Почему не встать на официальный путь?
   Чем больше Сандерс над этим думал, тем яснее вырисовывался перед ним ответ: Мередит не зарегистрировала свою жалобу официально потому, что не могла этого сделать.
   Она не могла, потому что это поставило бы ее перед другой проблемой. Более неприятной.
   Что-то еще…
   «…все спустим на тормозах…»
   Перед Сандерсом постепенно все происшедшее начало рисоваться в ином свете. Сегодня утром Блэкберн не стал игнорировать его и пренебрегать встречей с ним. Ничего подобного – он еще и оправдывался.
   Блэкберн был напуган.
   «…Мы все спустим на тормозах, к полному удовлетворению всех заинтересованных лиц…»
   Что он имел в виду?
   Что у Мередит за проблемы?
   Какие у нее вообще могут быть проблемы?
   Чем больше Сандерс об этом думал, тем отчетливее понимал, что существует только одна возможная причина, почему она не стала регистрировать жалобу…
   Сандерс снова достал свой телефон, позвонил в «Юнайтед Эйрлайнз» и заказал три билета до Финикса и обратно.

* * *

   – Ты, чертов сукин сын, – сказала Сюзен.
   Они сидели за угловым столиком в «Иль Терраццо». Было два часа дня, и ресторан был почти пуст. Сюзен слушала мужа уже полчаса, не перебивая и не комментируя. Сандерс рассказал ей о встрече с Мередит и обо всем, что случилось после этого: о совещании с «Конли-Уайт»; о разговоре с Блэкберном; о беседе с Фернандес.
   – И как тебя после этого не презирать? Адель и Мери Энн разговаривали со мной по телефону, и они знали, а я нет? Как ты унизил меня, Том!
   – Ну, – оборонялся он, – ты же знаешь, что позже нам с тобой было не до этого разговора…
   – Брось, Том, – поморщилась жена. – Я не имею к этому никакого отношения. Ты не сказал мне потому, что не захотел.
   – Сюзен, это не…
   – Это так, Том. Я ведь тебя о ней спрашивала. Если бы ты хотел, ты бы мне все мог рассказать, но ты этого не сделал. – Сюзен покачала головой. – Сукин сын. Не могу поверить, что ты такой козел. Заварить такую кашу!.. Ты хоть понимаешь, во что влип?
   – Понимаю, – признался Том, повесив голову.
   – Только не надо мне здесь устраивать сцен раскаяния, скотина ты этакая!
   – Мне очень жаль, – сказал Сандерс.
   – Тебе жаль? Ему жаль! Господи, я не могу поверить, ну что за скотина! Ты провел ночь со своей чертовой любовницей…
   – Неправда! И она мне не любовница!
   – Какая разница! Она была твоей зазнобой.
   – Она не была моей зазнобой!
   – Да ну? А почему ты тогда ничего не сказал мне? – Сюзен потрясла головой. – Ответь мне только на один вопрос: ты ее трахнул или нет?
   – Нет.
   Она в упор посмотрела на мужа, помешивая свой кофе.
   – Ты говоришь мне правду?
   – Да.
   – Ничего не скрываешь? Никаких неудобных для тебя подробностей?
   – Нет, ничего.
   – Тогда почему она на тебя пожаловалась?
   – Что ты имеешь в виду? – спросил он.
   – Должна быть какая-нибудь причина, чтобы она на тебя пожаловалась. Ты должен был что-то сделать.
   – Ничего я не делал. Наоборот, я отшил ее.
   – Угу, конечно. – Она хмуро посмотрела на Сандерса. – Знаешь, Том, это ведь касается не только тебя: это касается всей семьи – и меня, и детей.
   – Я понимаю.
   – Тогда почему не рассказал все сразу? Если бы ты рассказал мне правду вчера вечером, я бы смогла тебе помочь.
   – Тогда помоги мне сейчас.
   – А что мы сейчас можем предпринять? – спросила Сюзен, преисполнившись сарказма. – После того, как она пожаловалась Блэкберну. Сейчас ты человек конченый.
   – Я в этом не уверен.
   – Можешь мне поверить, теперь тебе некуда рыпаться, – сказала жена. – Если ты обратишься в суд, на ближайшие три года наша жизнь превратится в ад, и лично я совсем не уверена, что тебе удастся выиграть дело. Мужчина, жалующийся, что его преследует женщина! В суде все со смеху попадают.
   – Возможно.
   – Можешь не сомневаться. А раз ты не можешь обратиться в суд, что остается? Ехать в Остин. О Господи!..
   – А я все еще стараюсь понять, – сказал Сандерс, – ничему она обвинила меня в преследовании по сексуальным мотивам, но не зарегистрировала свое заявление. Что ее от этого удержало?
   – Да какая разница? – раздраженно махнула рукой Сюзен. – На это может быть миллион причин: нежелание выносить сор из избы, например. Или Фил ее отговорил. Или Гарвин. Кому это интересно? Взгляни в лицо фактам, Том: тебе некуда рыпаться. Некуда, глупый ты сукин сын!
   – Сюзен, успокойся, пожалуйста…
   – Так тебя распротак, Том. Ты бесчестный и безответственный…
   – Сюзен…
   – Мы женаты уже пять лет. Я не заслужила подобного отношения!
   – Можешь ты успокоиться? Послушай, что я хочу тебе сказать: я могу кое-что предпринять.
   – Том, ты не можешь.
   – А я думаю, что могу. Могу, потому что сложилась очень опасная ситуация. Опасная для всех.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Примем на веру то, что Луиза Фернандес рассказала мне насчет судебного разбирательства…
   – Можешь быть в этом уверен. Она хороший адвокат.
   – Но она посмотрела на это дело со стороны истца, а не со стороны компании.
   – Еще бы, ведь ты – истец.
   – Вот и нет, – сказал он. – Я – потенциальный истец.
   На минуту над столиком повисло молчание.
   Сюзен смотрела на мужа, изучая его лицо. Сандерс видел, что она пытается понять, что у него на уме, но не может.
   – Ты шутишь?
   – Нет.
   – Ты, должно быть, сошел с ума.
   – Тоже нет. Суди сама: подготовка к слиянию «ДиджиКом» с очень консервативной компанией с Восточного побережья идет полным ходом. Эта компания уже отказалась от приобретения одной фирмы лишь из-за того, что в ней был какой-то скандал с одним сотрудником. Кажется, этот сотрудник не очень вежливо разговаривал с временно работавшей у них секретаршей, и это стало известно. Так «Конли-Уайт» отменили сделку, поскольку они очень щепетильны в отношении гласности. А из этого можно сделать вывод, что меньше всего «ДиджиКом» заинтересован в том, чтобы против нового вице-президента-женщины проводилось судебное разбирательство.
   – Том, ты понимаешь, что говоришь?
   – Да, – сказал Сандерс.
   – Если ты попытаешься это сделать, они взбесятся; да они тебя уничтожат!
   – Я это предусмотрел.
   – Ты говорил об этом с Максом? По-моему, стоит.
   – Черт с ним, с этим Максом – он сумасшедший старик.
   – А я его спрошу, потому что это не только твое дело, Том. Ты никогда не имел склонности к сутяжничеству. Не думаю, что у тебя что-либо получится.
   – А я думаю, что получится.
   – Это будет отвратительно. Через день-другой ты сам пожалеешь, что не принял предложения о переводе в Остин.
   – Плевать.
   – Но это так, Том. Ты потеряешь всех друзей.
   – Плевать.
   – Но все равно будь готов.
   – Я уже готов. – Сандерс взглянул на часы. – Сюзен, я хочу, чтобы ты взяла детей и съездила к своей матери на несколько дней. – Мать Сюзен жила в Финиксе. – Если ты сейчас поедешь домой и соберешь вещи, то успеешь на восьмичасовой рейс из Си-Так. Я забронировал для вас три места.
   Сюзен посмотрела на мужа, словно видя его впервые, медленно выговорила:
   – Ты… ты на самом деле решил сделать это…
   – Да. Решил.
   – Ну и ну… – Она наклонилась, подняла с пола свою сумочку и достала из нее блокнот-ежедневник.
   – Я не хочу, – объяснил Сандерс, – чтобы тебя или детей втянули в это дело. Я не хочу, чтобы кто-то лез к нам в дом с кинокамерой.
   – Подожди минуту… – Сюзен провела пальцем по списку назначенных дел. – Это можно отложить… Сюда позвоню… Так, – она подняла глаза, – я могу уехать на несколько дней. – Взглянув на часы, она заторопилась. – А сейчас я лучше пойду собирать вещи.
   Сандерс встал и вместе с женой пошел к выходу из ресторана. На улице шел дождь, было серо и мрачно.
   Сюзен взглянула на мужа и поцеловала его в щеку.
   – Удачи, Том. Будь осторожен.
   Сандерс видел, что она напугана. Ее испуг передался и ему.
   – Все будет хорошо.
   – Я люблю тебя, – сказала Сюзен и быстро вышла под дождь. Некоторое время Сандерс смотрел ей вслед, ожидая, не обернется ли она. Но она не обернулась.

* * *

   Возвращаясь на работу, Сандерс внезапно осознал, как он одинок. Сюзен вместе с детьми уехала, и он остался сам по себе. Он пробовал было убедить себя в том, что он должен только радоваться, что может действовать без оглядки на семью, но на самом деле он чувствовал себя брошенным и подвергающимся опасности. Озябнув, он поглубже засунул руки в карманы плаща.
   Он провел разговор с Сюзен не лучшим образом. Она ушла, ломая голову над его ответами.
   «Почему ты не сказал мне?..»
   Он так и не смог толком объяснить ей. Он не смог выразить противоречивые чувства, которые он испытывал прошлым вечером, – ощущение нечистоты происходящего, чувство вины и понимание того, что он делает что-то плохое, хотя ничего плохого он не делал.
   «Ты мог бы все рассказать мне…»
   Я не сделал ничего плохого, твердил себе Сандерс. Но почему же тогда он не рассказал все жене? И снова в его мысли вторглись образы из дальнего прошлого: белый пояс… коробка воздушной кукурузы… цветок, нарисованный на стеклянной двери его квартиры…
   «Брось, Том. Я не имею к этому никакого отношения…»
   …Кровь на белой фаянсовой раковине и смеющаяся по этому поводу Мередит. Почему она смеялась? Он никак не мог вспомнить – это был не связанный ни с чем образ… Стюардесса, принесшая ему поднос с едой… Чемодан на постели… Телевизор с отключенным звуком… Аляповатый цветок на стекле – пурпурный и оранжевый…
   «…Ты говорил с Максом?..»
   А ведь Сюзен права, подумал Сандерс. Он должен поговорить с Максом. И он сделает это – сразу после того, как сообщит Блэкберну неприятные новости.

* * *

   Сандерс вернулся в свой кабинет к половине третьего и был немало удивлен, обнаружив там Блэкберна, стоявшего у его стола и разговаривавшего по его же, Сандерса, телефону. Увидев Сандерса, Блэкберн виновато положил трубку.
   – А, Том… Отлично. Я рад, что ты вернулся. – Он обошел стол Сандерса. – Ну и что ты решил?
   – Я все очень тщательно обдумал, – начал Сандерс, прикрывая дверь.
   – И?
   – Я решил пригласить Луизу Фернандес из «Мартин и Ховард» представлять мои интересы.
   Блэкберн не сразу понял.
   – Представлять твои интересы?
   – Ну да. Это необходимо, чтобы начать дело в суде.
   – В суде? – ошарашенно повторил за ним Блэкберн. – И на основании чего ты собираешься судиться, Том?
   – «Преследование по сексуальным мотивам», согласно статье седьмой, – ответил Сандерс.
   – Ох, Том, – сказал Блэкберн со скорбным видом. – Как это немудро! Очень немудро. Я настоятельно рекомендую тебе принять иное решение.
   – Я обдумывал это решение весь день, – сказал Сандерс, – и факт остается фактом: Мередит Джонсон приставала ко мне, и я отверг ее ухаживания. Сейчас она насмехается надо мной и стремится мне отомстить. Я намерен искать защиты в суде, если это не будет прекращено.
   – Том…
   – Все, Фил! Я так и поступлю, если меня переведут из отдела.
   Блэкберн картинно выбросил руки вверх.
   – Но что ты предлагаешь нам сделать? Перевести Мередит?
   – Да, – сказал Сандерс. – Или уволить ее. Именно так чаще всего и поступают со злоупотребившими своей властью руководителями.
   – Но ты забыл, что она тоже обвинила тебя в сексуальном преследовании!
   – Она лжет, – объяснил Сандерс.
   – Но свидетелей нет, Том. Ты и она – вам обоим доверяют. Кому, ты считаешь, мы должны отдать предпочтение?
   – Это ваши сложности, Фил. Я утверждаю, что я невиновен. И я готов подтвердить это в суде.
   Блэкберн, нахмурившись, стоял посреди комнаты.
   – Луиза Фернандес – опытный адвокат, и я не могу поверить в то, что она могла рекомендовать тебе подобный образ действий.
   – Она не рекомендовала, это мое личное решение.
   – Тем более это неумно, – сказал Блэкберн. – Ты ставишь компанию в очень неловкое положение.
   – Компания сама поставила меня в неловкое положение.
   – Даже не знаю, что сказать, – пожаловался Блэкберн. – Я надеюсь, что это не вынудит нас избавиться от тебя.
   Сандерс посмотрел ему прямо в глаза.
   – Я тоже на это надеюсь, – сказал он. – Но у меня нет уверенности, что компания примет мои угрозы всерьез. Поэтому мы с Биллом Эвертсом из отдела кадровой политики сегодня же вечером составим по всем правилам заявление о преследовании по сексуальным мотивам, и я попрошу Луизу Фернандес приготовить необходимые бумаги для предъявления в Комиссию по равным правам.
   – Господи…
   – Она зарегистрирует заявление завтра утром.
   – Не вижу причин для такой спешки…
   – Никакой спешки. Просто регистрация. Я должен это сделать.
   – Но это очень серьезно, Том.
   – Я знаю, Фил.
   – Я хочу просить тебя, как друга, об одной услуге.
   – Какой?
   – Воздержись от официального заявления. По крайней мере, не носи его в Комиссию по равным правам. Дай нам возможность провести свое местное расследование до того, как это выйдет наружу.
   – Но вы же не проводите местного расследования.
   – Проводим.
   – Ты даже не захотел сегодня утром меня выслушать; ты сказал, что это не имеет значения.
   – Это не так, – возразил Блэкберн. – Ты совершенно неверно меня понял. Конечно, это имеет значение. И, уверяю тебя, мы заслушаем твой рассказ как часть служебного расследования.
   – Не знаю, Фил, – ответил Сандерс. – Не представляю, как компания сможет быть беспристрастной в таком положении. Все говорит против меня. Все верят Мередит и не верят мне.
   – Уверяю тебя, что это несущественно.
   – Мне так не кажется. Утром ты мне сказал, что у Мередит хорошие связи, что у нее много союзников. Ты упомянул это несколько раз.
   – Наше расследование будет скрупулезным и беспристрастным. Но в любом случае мне кажется разумным просить тебя до объявления его результатов воздержаться от подачи заявления в государственные органы.
   – И сколько я должен, по-вашему, ждать?
   – Тридцать дней.
   Сандерс засмеялся.
   – Но ведь это общепринятый срок для расследования случаев сексуального преследования. – Если вы захотите, то сможете во всем разобраться за один день.
   – Но ты же сам видишь, что со всеми этими совещаниями по слиянию мы все очень заняты!
   – Это ваша проблема, а у меня проблема своя. Я был оскорблен вышестоящим начальником, и я имею право как работник старшего звена с большим стажем на внеочередное рассмотрение моей жалобы.
   Блэкберн вздохнул.
   – Ладно. С твоего разрешения, я зайду позже, – сказал он и торопливо вышел из кабинета.
   Сандерс тяжело опустился на стул и уставился взглядом в пространство. Началось…

* * *

   Пятнадцать минут спустя Блэкберн встретился с Гарвином в конференц-зале на пятом этаже. Кроме них, здесь присутствовали Стефани Каплан и глава управления по соблюдению прав человека в «ДиджиКом» Билл Эвертс.
   Блэкберн начал совещание словами:
   – Том Сандерс нанял адвоката и угрожает судебной тяжбой с Мередит Джонсон.
   – О Господи!.. – воскликнул Гарвин.
   – Он жалуется на сексуальное преследование.
   – Вот сукин сын! – выругался Гарвин и пнул ножку стола.
   – И что, по его словам, произошло? – спросила Каплан.
   – Деталей я еще не знаю, – ответил Блэкберн. – Но суть его жалобы в том, что Мередит вчера вечером делала ему сексуальные закидоны у себя в кабинете, он ее отверг, и теперь она ему мстит.
   Гарвин тяжело вздохнул.
   – Вот дерьмо, – сказал он, – именно этого я и боялся. Это может стать опасным…
   – Я знаю, Боб.
   – А она это делала? – поинтересовалась Стефани Каплан.
   – Боже! – воскликнул Гарвин. – Да кто может в этом разобраться? – Он повернулся к Эвертсу. – Сандерс к тебе с этим подходил?
   – Еще нет, но думаю, что не заставит ждать.
   – Мы должны не допустить огласки, – сказал Гарвин. – Это крайне важно.
   – Да, это важно, – согласилась Каплан, кивнув. – Фил должен обеспечить гарантию того, чтобы это не вышло за стены фирмы.
   – Я уже пробовал, – сказал Блэкберн, – но Сандерс обещает обратиться завтра в Комиссию по правам человека.
   – Это значит официальную регистрацию жалобы?
   – Да.
   – Когда об этом станет широко известно?
   – Возможно, в течение ближайших сорока восьми часов. Это зависит от того, как скоро в Комиссии управляются с бумажной работой.
   – Господи! – воскликнул Гарвин. – Сорок восемь часов?.. Что с ним происходит? Он хоть понимает, что говорит?
   – Думаю, что понимает, – ответил Блэкберн. – Отлично понимает.
   – Шантаж?
   – Вроде того. Нажим.
   – Ты с Мередит говорил? – спросил Гарвин.
   – С утра еще не говорил.
   – Кому-то надо с ней поговорить. Я сам поговорю. Но как нам остановить Сандерса?
   – Я просил его подождать с подачей официального заявления в Комиссию по правам человека до окончания нашего внутреннего расследования – дней на тридцать. Он отказался – говорит, что мы вполне можем уложиться в один день, – доложил Блэкберн.
   – Ну, ладно, – зловеще сказал Гарвин, – у него есть на это право. Кстати, и у нас чертова гора причин, чтобы провести это расследование за один день.