Страница:
– И сколько времени уйдет на решение всех вопросов? Неделя? Месяц? Сколько?
– Месяц, если дефект не в конструкции. Если в конструкции, то клади четыре месяца… Ну а если дело в чипе, то, может быть, и год.
– Чудесно, – вздохнул Сандерс.
– Вот такая ситуация. Штука не работает, и мы не знаем почему.
– Кому ты об этом говорил? – спросил Сандерс.
– Никому, кроме тебя, мой друг.
– Спасибо, дорогой. Кан кашлянул.
– Ты не выпустишь наружу эту информацию до окончания слияния, или как?
– Не знаю еще. Не уверен, что получится.
– Ну, от меня они ничего не узнают, обещаю. Если кто-нибудь спросит – я ничего не знаю, тем более что так оно и есть.
– Ладно. Спасибо, Артур. Попозже еще позвоню.
Сандерс дал отбой. «Мерцалки» определенно превратятся в политическую проблему при предстоящем слиянии с «Конли-Уайт», и Сандерс понятия не имел, с какого бока за нее взяться. А решать предстоит скоро – паром прогудел, и впереди уже показались черные контуры Колмановских доков и небоскребов делового центра Сиэтла.
Он поднялся на свой этаж ровно в девять утра и сразу почувствовал, что что-то не так. В коридорах слышалось шушуканье, в воздухе разлилось какое-то напряжение. Персонал кучковался у лазерных принтеров и перешептывался у кофеварок; когда Сандерс проходил мимо, люди замолкали или отворачивались.
«Ой-ой», – подумал он.
Как заведующий отделом, он не мог просто остановиться и выспросить у первого попавшегося ассистента, что стряслось. Мысленно ругаясь, он шел по коридору, кляня себя за то, что умудрился опоздать в такой важный день.
Сквозь стеклянную дверь конференц-зала он увидел Марка Ливайна, тридцатитрехлетнего заведующего конструкторским отделом, рассказывающего что-то людям из «Конли-Уайт». Это было забавное зрелище: молодой, симпатичный и целеустремленный Ливайн, одетый в черные джинсы и черную же футболку от Армани, расхаживал взад-вперед и вовсю распинался перед группой одетых в синие костюмы чиновников из «Конли-Уайт», неподвижно сидевших перед макетами приборов, производимых компанией, и чиркавших что-то в своих блокнотах.
Когда Ливайн заметил проходящего мимо Сандерса, он помахал ему рукой и, подойдя, высунул голову из двери конференц-зала.
– Привет, старик, – поздоровался Ливайн.
– Привет, Марк. Послушай…
– Я могу тебе сказать только одно, – перебил его Ливайн, – в задницу их всех; в задницу Гарвина, в задницу Фила. В гробу я видел ихнее слияние и их всех с ихней реорганизацией. Тут я на твоей стороне, старик.
– Слушай, Марк, ты не можешь?..
– У меня тут дела в самом разгаре, – Ливайн кивнул в сторону людей из «Конли-Уайт», – но я хочу, чтобы ты знал, как я ко всему этому отношусь. Они поступают неправильно. Поговорим попозже, ладно? Держи хвост пистолетом, старик, – сказал Ливайн, – а порох – сухим. – С этими словами он нырнул обратно в конференц-зал.
Чиновники из «Конли-Уайт» дружно уставились на Сандерса через стекло. Тот отвернулся и быстро пошел к своему кабинету, все больше проникаясь чувством тревоги. Ливайн всегда отличался склонностью к преувеличениям, но даже учитывая это…
«Они поступают неправильно…» – не выходили у него из головы слова Ливайна. Это могло означать только одно – Сандерс не получит повышения.
Он почувствовал, как его бросило в жар. Голова закружилась, и он на минутку прислонился к стене. Вытерев лоб рукой, быстро поморгав глазами, он глубоко вздохнул и потряс головой.
«Повышения не будет. О Господи!..» – Он снова глубоко вздохнул и пошел дальше.
Вместо ожидаемого повышения, похоже, предвидится что-то вроде реорганизации, которая наверняка связана со слиянием.
Всего каких-то девять месяцев назад техническому отделу уже пришлось пройти через радикальную реорганизацию, целью которой был пересмотр всех степеней подчиненности и ответственности и которая всех сбила с толку. Персонал не знал, кому теперь надо подавать заявки на бумагу для лазерного принтера и кто обязан размагничивать экраны мониторов. Последствия этой реорганизации сказывались на работе отдела долгие месяцы; только в последние несколько недель группам удалось наладить более или менее нормальное взаимодействие. И что же, проходить через все это еще раз? Какой в этом смысл?..
А ведь была еще прошлогодняя реорганизация, из-за которой, собственно, Сандерс и стал начальником отдела. Эта реорганизация предусматривала разделение Группы новой продукции на четыре подгруппы – конструкторской, программирования, телекоммуникаций данных и производственно-технической, – все это под руководством генерального менеджера, которого до сих пор не назначили. В последние месяцы таковым неофициально считали Тома Сандерса, поскольку как глава технического отдела он был наиболее заинтересован в скоординированной работе всех отделов.
Теперь, после очередной реорганизации… кто его знает, что еще может измениться? Сандерса могут понизить и сделать ответственным за все производственные мощности «ДиджиКом». А ведь может получиться и хуже – в последние недели поползли слухи, что штаб-квартира компании в Купертино собирается прикрыть филиал в Сиэтле, передав его функции отдельным менеджерам в Калифорнии. Сандерс на эти слухи особо не обращал внимания, поскольку смысла в них было маловато: у менеджеров хватало забот с проталкиванием продукции на рынок и без того, чтобы еще заботиться о производстве.
Но теперь приходилось смотреть на сплетни в другом свете. Если они верны, то для Сандерса разговор идет даже не о понижении в должности. Он может остаться без работы.
О Боже! Без работы?
Он невольно вспомнил свой разговор с Дэйвом Бенедиктом по дороге на работу. Бенедикт коллекционировал сплетни и, кажется, знал многое. Может даже, больше, чем говорил.
«Это правда, что ты единственный начальник отдела – не инженер? – пришли на память слова Дэйва. А дальше: – Кажется, это довольно необычно?..»
«Господи Иисусе», – подумал Том. Его снова прошиб пот. Стараясь дышать глубже, Сандерс наконец дошел до конца коридора к вошел в свой кабинет, ожидая увидеть здесь поджидающую его Стефани Каплан, финансового директора компании. Она-то и расскажет ему, что происходит. Но кабинет оказался пуст. Сандерс обратился к своей секретарше Синди Вулф, рывшейся в картотеке:
– А где Стефани?
– Она не пришла.
– Почему?
– Вашу встречу, назначенную на девять тридцать, отменили из-за изменений в расписании, – ответила Синди.
– Каких изменений? – спросил Сандерс. – Что происходит?
– Ожидается какая-то реорганизация, – ответила Синди и, стараясь не встретиться с начальником взглядом, опустила глаза на телефонный справочник, лежавший у нее на столе. – Они назначили на 12.30 дружеский ленч в главном конференц-зале с руководителями всех отделов, а к вам сейчас идет Фил Блэкберн. Он должен быть с минуты на минуту. Так, что еще? Ах да, Ди-Эйч-Эл во второй половине дня доставит дисководы из Куала-Лумпура, а в десять тридцать с вами хотел встретиться Гэри Босак. – Синди пробежала пальцем по записям в своем блокноте. – Дон Черри дважды звонил насчет «Коридора», и буквально минуту назад был срочный звонок от Эдди, из Остина.
– Перезвони ему.
Эдди Ларсон был контролером на заводе в Остине, производящем переносные радиотелефоны. Синди набрала номер, и почти сразу же Сандерс услыхал знакомый голос с гнусавым техасским акцентом.
– Здорово, Томми.
– Привет, Эдди. Что стряслось?
– Так, небольшие осложнения с конвейером. У тебя найдется пара минут?
– Да, конечно.
– Поздравления с новой должностью уже принимаешь?
– Пока ничего о ней не слышал, Эдди, – ответил Сандерс.
– А-а. Но дело-то на мази?
– Ничего не знаю.
– Правда, что завод в Остине остановят? От неожиданности Сандерс захохотал.
– Чего-о?
– Слушай, Томми, но здесь об этом только и говорят. «Конли-Уайт» купит фирму, а потом нас прикроют.
– Черт возьми, – сказал Сандерс. – Никто еще ничего не купил, и никто ничего не продает, Эдди. Конвейер в Остине – образец для всей индустрии. К тому же он очень выгоден.
Эдди помолчал.
– Но ты ведь скажешь мне, Томми, если что-нибудь узнаешь?
– Скажу, – пообещал Сандерс. – Но это просто сплетни, Эдди, так что забудь об этом. Ну а что у тебя там за проблемы на конвейере?
– С жиру бесятся. Девицы из сборочного потребовали, чтобы мы содрали все картинки с девками со стен мужского туалета. Говорят, что это пример сексуального преследования. Если хочешь знать мое мнение, это блажь, – заявил Ларсон, – потому что женщины все равно не заходят в мужской сортир.
– А откуда они тогда знают о картинках?
– В бригаде, которая убирается по вечерам, работают и женщины. И теперь работницы с конвейера хотят, чтобы картинки содрали.
Сандерс вздохнул.
– Не хватало нам еще неприятностей, связанных со взаимоотношениями полов. Уберите все картинки.
– Несмотря на то что их туалет весь обвешан картинками?
– Да, Эдди.
– Если хочешь знать мое мнение, это значит сдаться на милость всякого феминистского дерьма.
В дверь постучали. Сандерс поднял глаза и увидел, что в дверях стоит юрисконсульт компании Фил Блэкберн.
– Эдди, мне нужно идти.
– Ладно, – сказал Эдди, – но я хочу тебе сказать…
– Извини, Эдди, но мне срочно нужно идти. Позвони мне, если будет необходимо.
Сандерс положил трубку, и Блэкберн вошел в комнату. Сандерс сразу почувствовал, что адвокат улыбается слишком лучезарно и вообще имеет чересчур приветливый вид.
Это был дурной знак.
Много шутили о его манерах. Тщеславный, слишком заботящийся о своей внешности, Блэкберн всегда что-то на себе поправлял: приглаживал волосы, трогал лицо, детали костюма, ласкательными движениями расправлял складки на пиджаке… Все это, вкупе с его несчастной привычкой подергивать, поглаживать и теребить кончик носа, было неисчерпаемым источником шуточек. Но шутники здорово рисковали – Блэкберн был злопамятен и считался воинствующим моралистом.
В разговорах Блэкберн мог быть авторитетным и в частных беседах на короткий период мог показаться примером интеллектуальной честности, но в компании его считали тем, кем он был на самом деле: человеком без убеждений, ревностным исполнителем чужой воли и – благодаря таким качествам – идеальным человеком для претворения в жизнь карательных распоряжений Гарвина. В прежние годы Сандерс и Блэкберн были близкими приятелями, и не только потому, что росли вместе с компанией, но и потому, что их жизненные пути постоянно пересекались: когда Блэкберн в восемьдесят втором году прошел через мучительный развод, он некоторое время жил на холостяцкой квартире Сандерса в Саннивейле. А несколько лет спустя Блэкберн был свидетелем на свадьбе Сандерса и молоденькой сиэтлской адвокатессы Сюзен Хэндлер.
Но когда Блэкберн в восемьдесят девятом женился во второй раз, Сандерса даже не пригласили на свадьбу – настолько натянутыми стали их отношения. Многие сотрудники компании считали это естественным и неизбежным, поскольку Блэкберн остался частью правящей верхушки в Купертино, к которой живший в Сиэтле Сандерс больше не принадлежал. Кроме всего прочего, между двумя бывшими друзьями существовали острые разногласия по поводу заводов в Ирландии и Малайзии. Сандерс чувствовал, что Блэкберн игнорирует важные реалии, связанные с производством продукции за границей.
В качестве примера можно было бы привести категорическое требование Блэкберна, чтобы женщины составляли не меньше половины от списочного состава работников, занятых на конвейере в Куала-Лумпуре, причем; работать они должны на тех же должностях, что и мужчины. Местные же управляющие проводили политику половой сегрегации, разрешая женщинам работать только на определенных рабочих местах, да еще и отдельно от мужчин. Блэкберн страстно протестовал, а Сандерс тщетно объяснял ему: «Это же мусульманская страна, Фил!»
– Это меня не волнует, – отвечал Фил. – «Диджи-Ком» стоит за равноправие.
– Фил, это же их страна, и они мусульмане.
– Ну и что? Завод-то наш!
В другой раз разногласие возникло, по сути, по противоположному поводу: малайзийские чиновники не хотели принимать на работу в качестве бригадиров местных китайцев, хотя они и были намного более квалифицированны – политика правительства состояла в том, чтобы предоставлять руководящие должности только малайцам. Сандерс оспаривал такую дискриминацию, поскольку хотел иметь на заводе грамотный персонал. Но Фил, будучи непреклонным обличителем дискриминации в Америке, немедленно и безоговорочно согласился с политикой местных властей, обвиняя Сандерса, что тот не хочет следовать курсу «ДиджиКом», направленному на охват всех реалий межнациональной политики. И в последнюю минуту Сандерс полетел в Куала-Лумпур на встречу с султанами Селангора и Паханга, чтобы согласиться на их условия. Фил тогда заявил, что Сандерс «потакает экстремистам».
Подобным разногласиям за период руководства Томом новым заводом в Малайзии не было конца.
Сейчас Сандерс и Блэкберн приветствовали друг друга с осторожностью бывших друзей, давно забывших о своей дружбе, но преувеличенно сердечно.
– Как жизнь, Фил? – спросил Сандерс, пожимая руку Блэкберну.
– Великий день, – сказал Блэкберн, скользнув на стул перед столом Сандерса. – Куча новостей. Не знаю, какие ты уже слышал.
– Я слышал, что у Гарвина созрело решение провести Реорганизацию.
– Точно. Даже несколько решений.
Пауза, Блэкберн пошевелился в кресле и уставился на свои руки.
– Насколько я знаю, Боб сам хотел ввести тебя в курс дела. Он еще утром прошел по этажу и переговорил со всеми.
– Меня не было.
– Угу. Мы были слегка удивлены, что ты именно сегодня опоздал.
Том не стал оправдываться и продолжал выжидательно смотреть на Блэкберна.
– Ну, в любом случае, Том, – сказал Блэкберн, – дело вот в чем: в соответствии с планом общего слияния Боб решил поставить во главе отдела человека, не работающего в Группе новой продукции.
Вот и все. Теперь все понятно. Сандерс вдохнул поглубже, чувствуя, как стеснило грудь. Все его тело напряглось, но он постарался не показать этого.
– Я понимаю, что это для тебя удар, – сказал Блэкберн.
– Ну, – пожал плечами Сандерс, – я уже слышал что-то…
Когда он говорил, мысли его разбегались. Ясное дело – теперь не будет повышения, и он не будет иметь возможности для…
– Ну да. Так вот, – продолжал Блэкберн, прочистив горло, – Боб решил поставить начальником всего отдела Мередит Джонсон.
– Мередит Джонсон? – нахмурился Сандерс.
– Ну да. Она работает в головной конторе в Купертино. Я думаю, ты ее знаешь.
– Знаю, но… – Сандерс помотал головой. Бессмыслица какая-то. – Мередит занималась торговлей. И только торговлей.
– Ну, вообще-то, да. Но, как ты знаешь, Мередит последние года два работала в управлении.
– А если и так, Фил? ГНП – отдел инженерный.
– Ну, вот ты же не инженер, а справляешься прекрасно.
– Я был с этим связан много лет, еще когда занимался маркетингом. Слушай, ГНП в основном занимается линиями по производству вычислительной техники и программированием. Как она с этим справится?
– Боб и не рассчитывает, что она непосредственно будет всем заправлять, – она будет координировать работу начальников отделов, входящих в ГНП. Официально ее должность будет называться так: вице-президент по передовым технологиям и планированию. Это новая структура, которая будет включать в себя ГНП, маркетинговую службу и отдел телекоммуникаций.
– Господи, – сказал Сандерс, откинувшись на спинку кресла. – Как много всего.
Блэкберн медленно кивнул. Сандерс помолчал, задумавшись.
– Похоже на то, – сказал он, наконец, – что Мередит Джонсон будет управлять всей фирмой.
– Я бы так далеко не заходил, – сказал Блэкберн. – Она не будет непосредственно управлять сбытом, или финансами, или развитием новых проектов. Но я полагаю, что, вне всякого сомнения, Боб сделает ее своей преемницей, когда уйдет в отставку, а это случится в ближайшие два года. – Блэкберн переменил позу. – Но это все в будущем, А сейчас…
– Подожди минуту. Она будет принимать доклады от четырех начальников отделов?
– А кто будет этими начальниками? Это уже решено?
– Ну… – Фил кашлянул. Затем он пробежал руками по груди и подергал платочек в нагрудном кармане. – Окончательное решение будет принимать Мередит.
– Значит, я могу остаться без работы.
– Черт возьми, Том! – воскликнул Блэкберн. – Да ничего подобного! Боб хочет, чтобы все остались на своих местах, включая тебя. Он очень не хочет тебя терять.
– Но это дело Мередит Джонсон – оставить меня на работе или нет.
– Номинально, – развел руками Блэкберн, – это так. Но лично я думаю, что это чистая проформа. Сандерс так не считал. Если бы Гарвин захотел, он назвал бы имена руководителей одновременно с назначением Мередит Джонсон руководителем ГНП. Если Гарвин решил передать фирму в руки какой-то дамочки из отдела сбыта, это его дело, но он мог бы, по крайней мере, дать всем понять, что он не собирается расставаться с прежними начальниками отделов – людьми, которые так долго служили ему и компании верой и правдой.
– Боже, – сказал Сандерс. – Я отдал этой фирме двенадцать лет.
– Я думаю, ты будешь с нами и дальше, – успокаивающе сказал Блэкберн. – Суди сам: все заинтересованы в том, чтобы команда работала без срывов, – я же сказал, она не сможет управлять ею сама.
– Ну да, ну да…
Блэкберн поправил манжеты сорочки и пригладил волосы.
– Слушай, Том. Я понимаю, тебе неприятно, что начальником поставили не тебя. Но не думай, что Мередит будет производить какие-либо перемещения по службе – у нее нет таких намерений вообще. Так что твое положение незыблемо. – Он сделал паузу. – Ну, ты же знаешь Мередит, Том.
– Знаю, – кивнул Сандерс. – Мы с ней некоторое время жили вместе, но я ее не видел черт знает сколько лет. Блэкберн выглядел удивленным.
– И вы даже не поддерживали контактов?
– Практически нет. Когда Мередит пришла на работу в компанию, я как раз переехал в Сиэтл, а она осталась Купертино. Я как-то наткнулся на нее во время командировки. Поздоровались, и все.
– Ну, значит, ты знаешь ее уже столько времени, – сказал Блэкберн, будто это имело какое-то значение. – Лет шесть-семь.
– Даже больше, – ответил Сандерс. – Я уже восемь лет в Сиэтле. Так что… – стал вспоминать Сандерс. – Когда мы познакомились, она работала в фирме «Новелл» в Маунтин-вью. Продавала компьютерные сети мелким местным бизнесменам. Когда же это было?
Хотя Сандерс хорошо помнил все события их с Мередит совместной жизни, даты он припомнить не мог. Он пытался нашарить в памяти какое-нибудь значительное событие – день рождения, продвижение по службе, переезд на новую квартиру – чтобы, отталкиваясь от него, точнее определить время. Наконец он припомнил, как они вместе смотрели по телевизору результаты выборов: воздушные шарики, летящие к потолку, радостные крики людей. Мередит пила пиво. Их знакомство тогда только состоялось.
– Боже, Фил. Это было десять лет назад!
– Да, давно, – сказал Блэкберн.
Когда Сандерс впервые встретил Мередит Джонсон, она была одной из тысяч хорошеньких девушек, работавших в Сан-Хосе в отделах сбыта компаний, – двадцатилетних красоток, только что окончивших колледж и начинавших с того, что демонстрировали на экране возможности компьютера, в то время как кто-нибудь более влиятельный вел переговоры с потенциальными покупателями, стоя рядом. Со временем многие девушки стали достаточно компетентны, чтобы продавать и сами. Когда Сандерс познакомился с Мередит, она знала достаточно, чтобы на техническом жаргоне поболтать о топологических сетях и базовых адресах. Серьезных знаний у нее не было, да она в них и не нуждалась. Она была симпатичная, сексуальная и умненькая; к тому же имела какое-то сверхъестественное самообладание, которое помогало ей выпутываться из самых неудобных ситуаций. В то время Сандерс был от нее без ума, но у него и в мыслях не было, что она имеет способности для того, чтобы когда-то занять высокий административный пост в крупной фирме. Блэкберн пожал плечами.
– За десять лет много воды утекло, Том. Мередит не просто администратор по сбыту. Она училась, получила степень, работала в «СиманТеке», затем в «Конраде» и только после пришла к нам. Последние два года она работает в тесном контакте с Гарвином. Она вроде как его протеже. Он ею доволен.
– И вот теперь она – мой босс, – качнул головой Сандерс.
– Это тебя беспокоит?
– Нет, просто забавно: бывшая подружка – мой босс.
– Так карты легли, – сказал Блэкберн. Он улыбался, но Сандерс чувствовал, как Фил исподволь исследует его реакцию. – Я вижу, тебе это не нравится, Том.
– Есть немного.
– Ну и что тебя смущает? Необходимость ходить на доклад к женщине?
– Ничего подобного. Я работал на Эйлин, когда она возглавляла HRI, и мы отлично сотрудничали. Не в этом дело. Мне странно думать, что именно Мередит Джонсон – мой босс.
– Она отличный, внушающий доверие работник, – сказал Фил, вставая и разглаживая галстук. – Я думаю, что, когда у вас будет возможность возобновить знакомство, она произведет на тебя хорошее впечатление. Дай ей шанс, Том.
– Конечно, – сказал Сандерс.
– Я верю, что все пойдет, как надо. Смотри в будущее: как бы там ни было, через годик или около того ты будешь богат.
– Следует понимать, что мы по-прежнему собираемся выделить Группу новой продукций?
– Ну да, точно так.
Это была вызывавшая самые ожесточенные споры часть плана слияния: после того как «Конли-Уайт» купит «ДиджиКом», Группа новой продукции отделяется и ее заявляют как самостоятельную фирму. Для всех, кто в ней работает, это означает огромную прибыль, потому что каждый будет иметь возможность приобрести задешево акции еще до того, как они появятся на рынке.
– Сейчас мы прорабатываем последние детали, – продолжал Блэкберн, – Но я думаю, что начальники отделов, как ты, например, получат бесплатно двадцать тысяч акций и возможность купить пятьдесят тысяч акций по цене двадцать пять центов за штуку, а кроме того, право ежегодно приобретать еще по пятьдесят тысяч акций в течение пяти лет.
– И это решенное дело, даже если Мередит будет управляющим?
– Поверь мне. Отделение произойдет в ближайшие восемнадцать месяцев – это формальная часть плана слияния.
– А нет опасности, что она может передумать?
– Ни малейшей, – улыбнулся Блэкберн. – Открою тебе маленький секрет: с самого начала акционирование было идеей Мередит.
– Гарвин слушает.
– Месяц, если дефект не в конструкции. Если в конструкции, то клади четыре месяца… Ну а если дело в чипе, то, может быть, и год.
– Чудесно, – вздохнул Сандерс.
– Вот такая ситуация. Штука не работает, и мы не знаем почему.
– Кому ты об этом говорил? – спросил Сандерс.
– Никому, кроме тебя, мой друг.
– Спасибо, дорогой. Кан кашлянул.
– Ты не выпустишь наружу эту информацию до окончания слияния, или как?
– Не знаю еще. Не уверен, что получится.
– Ну, от меня они ничего не узнают, обещаю. Если кто-нибудь спросит – я ничего не знаю, тем более что так оно и есть.
– Ладно. Спасибо, Артур. Попозже еще позвоню.
Сандерс дал отбой. «Мерцалки» определенно превратятся в политическую проблему при предстоящем слиянии с «Конли-Уайт», и Сандерс понятия не имел, с какого бока за нее взяться. А решать предстоит скоро – паром прогудел, и впереди уже показались черные контуры Колмановских доков и небоскребов делового центра Сиэтла.
* * *
Офисы «ДиджиКом» располагались в трех отдельных зданиях, примыкающих к исторической Пайонир-сквер в центре Сиэтла. Пайонир-сквер в плане имела треугольную форму, а в центре этого треугольника был разбит маленький парк, в котором возвышалась беседка кованого железа со старинными часами наверху. По периметру площади стояли невысокие здания из красного кирпича, выстроенные в начале века и украшенные лепными фасадами с вырезанными на них датами; сейчас эти здания занимали фирмы, занимающиеся современной архитектурой, графическим дизайном, а также и целое созвездие компаний, специализирующихся на высоких технологиях, среди которых были «Алдус», «Эдванс Гологрэфикс» и «ДиджиКом». Поначалу «ДиджиКом» помещалась в одном здании – «Хаззард Билдинг» на южной стороне площади. По мере роста компания заняла три этажа в прилегающем к этому дому «Уэстерн Билдинге», а позднее и в «Горам Тауэре» на Джеймс-стрит. Но кабинеты руководства так и остались на верхних трех этажах «Хаззард Билдинга», прямо над площадью. Кабинет Сандерса располагался на четвертом этаже, хотя он очень рассчитывал не позже конца недели перебраться на пятый.Он поднялся на свой этаж ровно в девять утра и сразу почувствовал, что что-то не так. В коридорах слышалось шушуканье, в воздухе разлилось какое-то напряжение. Персонал кучковался у лазерных принтеров и перешептывался у кофеварок; когда Сандерс проходил мимо, люди замолкали или отворачивались.
«Ой-ой», – подумал он.
Как заведующий отделом, он не мог просто остановиться и выспросить у первого попавшегося ассистента, что стряслось. Мысленно ругаясь, он шел по коридору, кляня себя за то, что умудрился опоздать в такой важный день.
Сквозь стеклянную дверь конференц-зала он увидел Марка Ливайна, тридцатитрехлетнего заведующего конструкторским отделом, рассказывающего что-то людям из «Конли-Уайт». Это было забавное зрелище: молодой, симпатичный и целеустремленный Ливайн, одетый в черные джинсы и черную же футболку от Армани, расхаживал взад-вперед и вовсю распинался перед группой одетых в синие костюмы чиновников из «Конли-Уайт», неподвижно сидевших перед макетами приборов, производимых компанией, и чиркавших что-то в своих блокнотах.
Когда Ливайн заметил проходящего мимо Сандерса, он помахал ему рукой и, подойдя, высунул голову из двери конференц-зала.
– Привет, старик, – поздоровался Ливайн.
– Привет, Марк. Послушай…
– Я могу тебе сказать только одно, – перебил его Ливайн, – в задницу их всех; в задницу Гарвина, в задницу Фила. В гробу я видел ихнее слияние и их всех с ихней реорганизацией. Тут я на твоей стороне, старик.
– Слушай, Марк, ты не можешь?..
– У меня тут дела в самом разгаре, – Ливайн кивнул в сторону людей из «Конли-Уайт», – но я хочу, чтобы ты знал, как я ко всему этому отношусь. Они поступают неправильно. Поговорим попозже, ладно? Держи хвост пистолетом, старик, – сказал Ливайн, – а порох – сухим. – С этими словами он нырнул обратно в конференц-зал.
Чиновники из «Конли-Уайт» дружно уставились на Сандерса через стекло. Тот отвернулся и быстро пошел к своему кабинету, все больше проникаясь чувством тревоги. Ливайн всегда отличался склонностью к преувеличениям, но даже учитывая это…
«Они поступают неправильно…» – не выходили у него из головы слова Ливайна. Это могло означать только одно – Сандерс не получит повышения.
Он почувствовал, как его бросило в жар. Голова закружилась, и он на минутку прислонился к стене. Вытерев лоб рукой, быстро поморгав глазами, он глубоко вздохнул и потряс головой.
«Повышения не будет. О Господи!..» – Он снова глубоко вздохнул и пошел дальше.
Вместо ожидаемого повышения, похоже, предвидится что-то вроде реорганизации, которая наверняка связана со слиянием.
Всего каких-то девять месяцев назад техническому отделу уже пришлось пройти через радикальную реорганизацию, целью которой был пересмотр всех степеней подчиненности и ответственности и которая всех сбила с толку. Персонал не знал, кому теперь надо подавать заявки на бумагу для лазерного принтера и кто обязан размагничивать экраны мониторов. Последствия этой реорганизации сказывались на работе отдела долгие месяцы; только в последние несколько недель группам удалось наладить более или менее нормальное взаимодействие. И что же, проходить через все это еще раз? Какой в этом смысл?..
А ведь была еще прошлогодняя реорганизация, из-за которой, собственно, Сандерс и стал начальником отдела. Эта реорганизация предусматривала разделение Группы новой продукции на четыре подгруппы – конструкторской, программирования, телекоммуникаций данных и производственно-технической, – все это под руководством генерального менеджера, которого до сих пор не назначили. В последние месяцы таковым неофициально считали Тома Сандерса, поскольку как глава технического отдела он был наиболее заинтересован в скоординированной работе всех отделов.
Теперь, после очередной реорганизации… кто его знает, что еще может измениться? Сандерса могут понизить и сделать ответственным за все производственные мощности «ДиджиКом». А ведь может получиться и хуже – в последние недели поползли слухи, что штаб-квартира компании в Купертино собирается прикрыть филиал в Сиэтле, передав его функции отдельным менеджерам в Калифорнии. Сандерс на эти слухи особо не обращал внимания, поскольку смысла в них было маловато: у менеджеров хватало забот с проталкиванием продукции на рынок и без того, чтобы еще заботиться о производстве.
Но теперь приходилось смотреть на сплетни в другом свете. Если они верны, то для Сандерса разговор идет даже не о понижении в должности. Он может остаться без работы.
О Боже! Без работы?
Он невольно вспомнил свой разговор с Дэйвом Бенедиктом по дороге на работу. Бенедикт коллекционировал сплетни и, кажется, знал многое. Может даже, больше, чем говорил.
«Это правда, что ты единственный начальник отдела – не инженер? – пришли на память слова Дэйва. А дальше: – Кажется, это довольно необычно?..»
«Господи Иисусе», – подумал Том. Его снова прошиб пот. Стараясь дышать глубже, Сандерс наконец дошел до конца коридора к вошел в свой кабинет, ожидая увидеть здесь поджидающую его Стефани Каплан, финансового директора компании. Она-то и расскажет ему, что происходит. Но кабинет оказался пуст. Сандерс обратился к своей секретарше Синди Вулф, рывшейся в картотеке:
– А где Стефани?
– Она не пришла.
– Почему?
– Вашу встречу, назначенную на девять тридцать, отменили из-за изменений в расписании, – ответила Синди.
– Каких изменений? – спросил Сандерс. – Что происходит?
– Ожидается какая-то реорганизация, – ответила Синди и, стараясь не встретиться с начальником взглядом, опустила глаза на телефонный справочник, лежавший у нее на столе. – Они назначили на 12.30 дружеский ленч в главном конференц-зале с руководителями всех отделов, а к вам сейчас идет Фил Блэкберн. Он должен быть с минуты на минуту. Так, что еще? Ах да, Ди-Эйч-Эл во второй половине дня доставит дисководы из Куала-Лумпура, а в десять тридцать с вами хотел встретиться Гэри Босак. – Синди пробежала пальцем по записям в своем блокноте. – Дон Черри дважды звонил насчет «Коридора», и буквально минуту назад был срочный звонок от Эдди, из Остина.
– Перезвони ему.
Эдди Ларсон был контролером на заводе в Остине, производящем переносные радиотелефоны. Синди набрала номер, и почти сразу же Сандерс услыхал знакомый голос с гнусавым техасским акцентом.
– Здорово, Томми.
– Привет, Эдди. Что стряслось?
– Так, небольшие осложнения с конвейером. У тебя найдется пара минут?
– Да, конечно.
– Поздравления с новой должностью уже принимаешь?
– Пока ничего о ней не слышал, Эдди, – ответил Сандерс.
– А-а. Но дело-то на мази?
– Ничего не знаю.
– Правда, что завод в Остине остановят? От неожиданности Сандерс захохотал.
– Чего-о?
– Слушай, Томми, но здесь об этом только и говорят. «Конли-Уайт» купит фирму, а потом нас прикроют.
– Черт возьми, – сказал Сандерс. – Никто еще ничего не купил, и никто ничего не продает, Эдди. Конвейер в Остине – образец для всей индустрии. К тому же он очень выгоден.
Эдди помолчал.
– Но ты ведь скажешь мне, Томми, если что-нибудь узнаешь?
– Скажу, – пообещал Сандерс. – Но это просто сплетни, Эдди, так что забудь об этом. Ну а что у тебя там за проблемы на конвейере?
– С жиру бесятся. Девицы из сборочного потребовали, чтобы мы содрали все картинки с девками со стен мужского туалета. Говорят, что это пример сексуального преследования. Если хочешь знать мое мнение, это блажь, – заявил Ларсон, – потому что женщины все равно не заходят в мужской сортир.
– А откуда они тогда знают о картинках?
– В бригаде, которая убирается по вечерам, работают и женщины. И теперь работницы с конвейера хотят, чтобы картинки содрали.
Сандерс вздохнул.
– Не хватало нам еще неприятностей, связанных со взаимоотношениями полов. Уберите все картинки.
– Несмотря на то что их туалет весь обвешан картинками?
– Да, Эдди.
– Если хочешь знать мое мнение, это значит сдаться на милость всякого феминистского дерьма.
В дверь постучали. Сандерс поднял глаза и увидел, что в дверях стоит юрисконсульт компании Фил Блэкберн.
– Эдди, мне нужно идти.
– Ладно, – сказал Эдди, – но я хочу тебе сказать…
– Извини, Эдди, но мне срочно нужно идти. Позвони мне, если будет необходимо.
Сандерс положил трубку, и Блэкберн вошел в комнату. Сандерс сразу почувствовал, что адвокат улыбается слишком лучезарно и вообще имеет чересчур приветливый вид.
Это был дурной знак.
* * *
Главный юридический советник «ДиджиКом» Филип Блэкберн был стройным человеком сорока шести лет, одетым сейчас в темно-зеленый костюм от Хуго Босса. Как и Сандерс, Блэкберн работал на фирму более десяти лет, и это давало ему право принадлежать к «старой гвардии», к «тем, кто был у истоков». Когда Сандерс увидел его впервые, Блэкберн был молодым нахальным бородатым адвокатом по гражданскому праву из Беркли. Правда, с тех пор он пообтесался, перестал бороться за ограничение прибылей, сторонником которых он теперь стал, настойчиво, но осторожно проталкивал идеи проникновения в другие отрасли и равных возможностей. А корректность и следование последней моде в одежде сделали «тайного советника Фила» предметом насмешек в некоторых подразделениях компании. Как сказал один сотрудник: «От постоянного облизывания и держания на ветру палец у Фила уже покрылся цыпками». Он был первым, надевшим брюки-клеш, первым, срезавшим бачки, и первым сторонником разнообразия.Много шутили о его манерах. Тщеславный, слишком заботящийся о своей внешности, Блэкберн всегда что-то на себе поправлял: приглаживал волосы, трогал лицо, детали костюма, ласкательными движениями расправлял складки на пиджаке… Все это, вкупе с его несчастной привычкой подергивать, поглаживать и теребить кончик носа, было неисчерпаемым источником шуточек. Но шутники здорово рисковали – Блэкберн был злопамятен и считался воинствующим моралистом.
В разговорах Блэкберн мог быть авторитетным и в частных беседах на короткий период мог показаться примером интеллектуальной честности, но в компании его считали тем, кем он был на самом деле: человеком без убеждений, ревностным исполнителем чужой воли и – благодаря таким качествам – идеальным человеком для претворения в жизнь карательных распоряжений Гарвина. В прежние годы Сандерс и Блэкберн были близкими приятелями, и не только потому, что росли вместе с компанией, но и потому, что их жизненные пути постоянно пересекались: когда Блэкберн в восемьдесят втором году прошел через мучительный развод, он некоторое время жил на холостяцкой квартире Сандерса в Саннивейле. А несколько лет спустя Блэкберн был свидетелем на свадьбе Сандерса и молоденькой сиэтлской адвокатессы Сюзен Хэндлер.
Но когда Блэкберн в восемьдесят девятом женился во второй раз, Сандерса даже не пригласили на свадьбу – настолько натянутыми стали их отношения. Многие сотрудники компании считали это естественным и неизбежным, поскольку Блэкберн остался частью правящей верхушки в Купертино, к которой живший в Сиэтле Сандерс больше не принадлежал. Кроме всего прочего, между двумя бывшими друзьями существовали острые разногласия по поводу заводов в Ирландии и Малайзии. Сандерс чувствовал, что Блэкберн игнорирует важные реалии, связанные с производством продукции за границей.
В качестве примера можно было бы привести категорическое требование Блэкберна, чтобы женщины составляли не меньше половины от списочного состава работников, занятых на конвейере в Куала-Лумпуре, причем; работать они должны на тех же должностях, что и мужчины. Местные же управляющие проводили политику половой сегрегации, разрешая женщинам работать только на определенных рабочих местах, да еще и отдельно от мужчин. Блэкберн страстно протестовал, а Сандерс тщетно объяснял ему: «Это же мусульманская страна, Фил!»
– Это меня не волнует, – отвечал Фил. – «Диджи-Ком» стоит за равноправие.
– Фил, это же их страна, и они мусульмане.
– Ну и что? Завод-то наш!
В другой раз разногласие возникло, по сути, по противоположному поводу: малайзийские чиновники не хотели принимать на работу в качестве бригадиров местных китайцев, хотя они и были намного более квалифицированны – политика правительства состояла в том, чтобы предоставлять руководящие должности только малайцам. Сандерс оспаривал такую дискриминацию, поскольку хотел иметь на заводе грамотный персонал. Но Фил, будучи непреклонным обличителем дискриминации в Америке, немедленно и безоговорочно согласился с политикой местных властей, обвиняя Сандерса, что тот не хочет следовать курсу «ДиджиКом», направленному на охват всех реалий межнациональной политики. И в последнюю минуту Сандерс полетел в Куала-Лумпур на встречу с султанами Селангора и Паханга, чтобы согласиться на их условия. Фил тогда заявил, что Сандерс «потакает экстремистам».
Подобным разногласиям за период руководства Томом новым заводом в Малайзии не было конца.
Сейчас Сандерс и Блэкберн приветствовали друг друга с осторожностью бывших друзей, давно забывших о своей дружбе, но преувеличенно сердечно.
– Как жизнь, Фил? – спросил Сандерс, пожимая руку Блэкберну.
– Великий день, – сказал Блэкберн, скользнув на стул перед столом Сандерса. – Куча новостей. Не знаю, какие ты уже слышал.
– Я слышал, что у Гарвина созрело решение провести Реорганизацию.
– Точно. Даже несколько решений.
Пауза, Блэкберн пошевелился в кресле и уставился на свои руки.
– Насколько я знаю, Боб сам хотел ввести тебя в курс дела. Он еще утром прошел по этажу и переговорил со всеми.
– Меня не было.
– Угу. Мы были слегка удивлены, что ты именно сегодня опоздал.
Том не стал оправдываться и продолжал выжидательно смотреть на Блэкберна.
– Ну, в любом случае, Том, – сказал Блэкберн, – дело вот в чем: в соответствии с планом общего слияния Боб решил поставить во главе отдела человека, не работающего в Группе новой продукции.
Вот и все. Теперь все понятно. Сандерс вдохнул поглубже, чувствуя, как стеснило грудь. Все его тело напряглось, но он постарался не показать этого.
– Я понимаю, что это для тебя удар, – сказал Блэкберн.
– Ну, – пожал плечами Сандерс, – я уже слышал что-то…
Когда он говорил, мысли его разбегались. Ясное дело – теперь не будет повышения, и он не будет иметь возможности для…
– Ну да. Так вот, – продолжал Блэкберн, прочистив горло, – Боб решил поставить начальником всего отдела Мередит Джонсон.
– Мередит Джонсон? – нахмурился Сандерс.
– Ну да. Она работает в головной конторе в Купертино. Я думаю, ты ее знаешь.
– Знаю, но… – Сандерс помотал головой. Бессмыслица какая-то. – Мередит занималась торговлей. И только торговлей.
– Ну, вообще-то, да. Но, как ты знаешь, Мередит последние года два работала в управлении.
– А если и так, Фил? ГНП – отдел инженерный.
– Ну, вот ты же не инженер, а справляешься прекрасно.
– Я был с этим связан много лет, еще когда занимался маркетингом. Слушай, ГНП в основном занимается линиями по производству вычислительной техники и программированием. Как она с этим справится?
– Боб и не рассчитывает, что она непосредственно будет всем заправлять, – она будет координировать работу начальников отделов, входящих в ГНП. Официально ее должность будет называться так: вице-президент по передовым технологиям и планированию. Это новая структура, которая будет включать в себя ГНП, маркетинговую службу и отдел телекоммуникаций.
– Господи, – сказал Сандерс, откинувшись на спинку кресла. – Как много всего.
Блэкберн медленно кивнул. Сандерс помолчал, задумавшись.
– Похоже на то, – сказал он, наконец, – что Мередит Джонсон будет управлять всей фирмой.
– Я бы так далеко не заходил, – сказал Блэкберн. – Она не будет непосредственно управлять сбытом, или финансами, или развитием новых проектов. Но я полагаю, что, вне всякого сомнения, Боб сделает ее своей преемницей, когда уйдет в отставку, а это случится в ближайшие два года. – Блэкберн переменил позу. – Но это все в будущем, А сейчас…
– Подожди минуту. Она будет принимать доклады от четырех начальников отделов?
– А кто будет этими начальниками? Это уже решено?
– Ну… – Фил кашлянул. Затем он пробежал руками по груди и подергал платочек в нагрудном кармане. – Окончательное решение будет принимать Мередит.
– Значит, я могу остаться без работы.
– Черт возьми, Том! – воскликнул Блэкберн. – Да ничего подобного! Боб хочет, чтобы все остались на своих местах, включая тебя. Он очень не хочет тебя терять.
– Но это дело Мередит Джонсон – оставить меня на работе или нет.
– Номинально, – развел руками Блэкберн, – это так. Но лично я думаю, что это чистая проформа. Сандерс так не считал. Если бы Гарвин захотел, он назвал бы имена руководителей одновременно с назначением Мередит Джонсон руководителем ГНП. Если Гарвин решил передать фирму в руки какой-то дамочки из отдела сбыта, это его дело, но он мог бы, по крайней мере, дать всем понять, что он не собирается расставаться с прежними начальниками отделов – людьми, которые так долго служили ему и компании верой и правдой.
– Боже, – сказал Сандерс. – Я отдал этой фирме двенадцать лет.
– Я думаю, ты будешь с нами и дальше, – успокаивающе сказал Блэкберн. – Суди сам: все заинтересованы в том, чтобы команда работала без срывов, – я же сказал, она не сможет управлять ею сама.
– Ну да, ну да…
Блэкберн поправил манжеты сорочки и пригладил волосы.
– Слушай, Том. Я понимаю, тебе неприятно, что начальником поставили не тебя. Но не думай, что Мередит будет производить какие-либо перемещения по службе – у нее нет таких намерений вообще. Так что твое положение незыблемо. – Он сделал паузу. – Ну, ты же знаешь Мередит, Том.
– Знаю, – кивнул Сандерс. – Мы с ней некоторое время жили вместе, но я ее не видел черт знает сколько лет. Блэкберн выглядел удивленным.
– И вы даже не поддерживали контактов?
– Практически нет. Когда Мередит пришла на работу в компанию, я как раз переехал в Сиэтл, а она осталась Купертино. Я как-то наткнулся на нее во время командировки. Поздоровались, и все.
– Ну, значит, ты знаешь ее уже столько времени, – сказал Блэкберн, будто это имело какое-то значение. – Лет шесть-семь.
– Даже больше, – ответил Сандерс. – Я уже восемь лет в Сиэтле. Так что… – стал вспоминать Сандерс. – Когда мы познакомились, она работала в фирме «Новелл» в Маунтин-вью. Продавала компьютерные сети мелким местным бизнесменам. Когда же это было?
Хотя Сандерс хорошо помнил все события их с Мередит совместной жизни, даты он припомнить не мог. Он пытался нашарить в памяти какое-нибудь значительное событие – день рождения, продвижение по службе, переезд на новую квартиру – чтобы, отталкиваясь от него, точнее определить время. Наконец он припомнил, как они вместе смотрели по телевизору результаты выборов: воздушные шарики, летящие к потолку, радостные крики людей. Мередит пила пиво. Их знакомство тогда только состоялось.
– Боже, Фил. Это было десять лет назад!
– Да, давно, – сказал Блэкберн.
Когда Сандерс впервые встретил Мередит Джонсон, она была одной из тысяч хорошеньких девушек, работавших в Сан-Хосе в отделах сбыта компаний, – двадцатилетних красоток, только что окончивших колледж и начинавших с того, что демонстрировали на экране возможности компьютера, в то время как кто-нибудь более влиятельный вел переговоры с потенциальными покупателями, стоя рядом. Со временем многие девушки стали достаточно компетентны, чтобы продавать и сами. Когда Сандерс познакомился с Мередит, она знала достаточно, чтобы на техническом жаргоне поболтать о топологических сетях и базовых адресах. Серьезных знаний у нее не было, да она в них и не нуждалась. Она была симпатичная, сексуальная и умненькая; к тому же имела какое-то сверхъестественное самообладание, которое помогало ей выпутываться из самых неудобных ситуаций. В то время Сандерс был от нее без ума, но у него и в мыслях не было, что она имеет способности для того, чтобы когда-то занять высокий административный пост в крупной фирме. Блэкберн пожал плечами.
– За десять лет много воды утекло, Том. Мередит не просто администратор по сбыту. Она училась, получила степень, работала в «СиманТеке», затем в «Конраде» и только после пришла к нам. Последние два года она работает в тесном контакте с Гарвином. Она вроде как его протеже. Он ею доволен.
– И вот теперь она – мой босс, – качнул головой Сандерс.
– Это тебя беспокоит?
– Нет, просто забавно: бывшая подружка – мой босс.
– Так карты легли, – сказал Блэкберн. Он улыбался, но Сандерс чувствовал, как Фил исподволь исследует его реакцию. – Я вижу, тебе это не нравится, Том.
– Есть немного.
– Ну и что тебя смущает? Необходимость ходить на доклад к женщине?
– Ничего подобного. Я работал на Эйлин, когда она возглавляла HRI, и мы отлично сотрудничали. Не в этом дело. Мне странно думать, что именно Мередит Джонсон – мой босс.
– Она отличный, внушающий доверие работник, – сказал Фил, вставая и разглаживая галстук. – Я думаю, что, когда у вас будет возможность возобновить знакомство, она произведет на тебя хорошее впечатление. Дай ей шанс, Том.
– Конечно, – сказал Сандерс.
– Я верю, что все пойдет, как надо. Смотри в будущее: как бы там ни было, через годик или около того ты будешь богат.
– Следует понимать, что мы по-прежнему собираемся выделить Группу новой продукций?
– Ну да, точно так.
Это была вызывавшая самые ожесточенные споры часть плана слияния: после того как «Конли-Уайт» купит «ДиджиКом», Группа новой продукции отделяется и ее заявляют как самостоятельную фирму. Для всех, кто в ней работает, это означает огромную прибыль, потому что каждый будет иметь возможность приобрести задешево акции еще до того, как они появятся на рынке.
– Сейчас мы прорабатываем последние детали, – продолжал Блэкберн, – Но я думаю, что начальники отделов, как ты, например, получат бесплатно двадцать тысяч акций и возможность купить пятьдесят тысяч акций по цене двадцать пять центов за штуку, а кроме того, право ежегодно приобретать еще по пятьдесят тысяч акций в течение пяти лет.
– И это решенное дело, даже если Мередит будет управляющим?
– Поверь мне. Отделение произойдет в ближайшие восемнадцать месяцев – это формальная часть плана слияния.
– А нет опасности, что она может передумать?
– Ни малейшей, – улыбнулся Блэкберн. – Открою тебе маленький секрет: с самого начала акционирование было идеей Мередит.
* * *
Выйдя от Сандерса, Блэкберн завернул в приемную пустого кабинета и позвонил Гарвину. В трубке послышалось знакомое рявканье:– Гарвин слушает.