Страница:
Есть было нечего. В его собственном проклятом холодильнике было пусто. Он с надеждой поднял крышку морозилки и нашел недоеденный бутерброд с ореховым маслом и желе. На бутерброде отпечатались маленькие зубки Элайзы. Сандерс повертел сандвич в руках, пытаясь определить, сколько тот лежал в холодильнике, и, не найдя, по крайней мере, следов плесени, счел его съедобным.
Вот зараза, думал он, стоя в футболке у открытого, освещенного изнутри холодильника и доедая остаток бутерброда. Заметив свое отражение в стеклянной дверце микроволновой печи, он вздрогнул. «Еще один почетный представитель патриархата, повелевающий своим поместьем».
Господи, подумал он, и что только женщины делают со всем этим хламом?
Доев бутерброд, он стряхнул с рук крошки. Настенные часы показывали пятнадцать минут десятого. Сюзен ложилась спать рано. Очевидно, она не собиралась идти мириться, как и всегда. Мириться – это была его обязанность. Он был штатным миротворцем. Сандерс распечатал пакет молока и, отпив из него, поставил обратно на проволочную полку. Закрыв дверцу, он снова очутился в темноте.
Добравшись до раковины, он вымыл руки и вытер их посудным полотенцем. Слегка утолив голод, он уже не чувствовал озлобления, только усталость. Выглянув в окно, он увидел сквозь ветви деревьев огни парома, плывущего на запад, в сторону Бремертона. Одной из причин, почему Сандерс любил этот дом, была его относительная изолированность. Участок вокруг дома был незастроенный. Это хорошо для детей – они должны иметь место для игр и беготни.
Сандерс зевнул. Нет, она не придет, хоть до утра здесь торчи. Он знал, как все будет происходить: он встанет первым, сварит ей кофе и принесет ей в постель. Потом попросит прощения, она тоже, они обнимутся, и он побежит одеваться. Вот так.
Он поднялся по темной лестнице на второй этаж и открыл дверь в спальню. Было слышно спокойное дыхание Сюзен.
Сандерс нырнул под одеяло и лег на бок.
И заснул.
Часть вторая
Вот зараза, думал он, стоя в футболке у открытого, освещенного изнутри холодильника и доедая остаток бутерброда. Заметив свое отражение в стеклянной дверце микроволновой печи, он вздрогнул. «Еще один почетный представитель патриархата, повелевающий своим поместьем».
Господи, подумал он, и что только женщины делают со всем этим хламом?
Доев бутерброд, он стряхнул с рук крошки. Настенные часы показывали пятнадцать минут десятого. Сюзен ложилась спать рано. Очевидно, она не собиралась идти мириться, как и всегда. Мириться – это была его обязанность. Он был штатным миротворцем. Сандерс распечатал пакет молока и, отпив из него, поставил обратно на проволочную полку. Закрыв дверцу, он снова очутился в темноте.
Добравшись до раковины, он вымыл руки и вытер их посудным полотенцем. Слегка утолив голод, он уже не чувствовал озлобления, только усталость. Выглянув в окно, он увидел сквозь ветви деревьев огни парома, плывущего на запад, в сторону Бремертона. Одной из причин, почему Сандерс любил этот дом, была его относительная изолированность. Участок вокруг дома был незастроенный. Это хорошо для детей – они должны иметь место для игр и беготни.
Сандерс зевнул. Нет, она не придет, хоть до утра здесь торчи. Он знал, как все будет происходить: он встанет первым, сварит ей кофе и принесет ей в постель. Потом попросит прощения, она тоже, они обнимутся, и он побежит одеваться. Вот так.
Он поднялся по темной лестнице на второй этаж и открыл дверь в спальню. Было слышно спокойное дыхание Сюзен.
Сандерс нырнул под одеяло и лег на бок.
И заснул.
Часть вторая
ВТОРНИК
…Дождь шел с самого утра, и косые струи барабанили по стеклам иллюминаторов парома. Сандерс стоял в очереди за своим кофе, прикидывая, что ему готовит наступающий день. Заметив уголком глаза приближавшегося Дэйва Бенедикта, он торопливо отвернулся, но было поздно. Бенедикт уже приветственно размахивал рукой.
– Привет, старик!
А Сандерсу так не хотелось портить утро разговорами о «ДиджиКом»…
В последний момент его спас телефонный звонок. Сандерс торопливо вытащил из кармана свой портативный аппарат и, отвернувшись, нажал кнопку.
– Так их мать, Томми! – Это был Эдди Ларсон из Осетина.
– Что стряслось, Эдди?
– Я тебе говорил о ревизоре, которого прислали из Купертино? Да? Ну, так их уже восемь! Независимая аудиторская фирма «Дженкинс и Маккей» из Далласа. Кишат, как тараканы, роются во всех книгах. Проверяют все расходные и приходные документы, активы и пассивы, даты – все. А теперь решили поднять все бухгалтерские книги от прошлого года до восемьдесят девятого включительно!
– Ну? Всю работу сбили?
– Да уж, можешь мне поверить. Дамочкам даже негде присесть, чтобы позвонить по телефону. К тому же все бумаги до девяносто первого года находятся в архиве в центре города. У нас есть микрофиши; так нет – им подавай подлинники! Бумага им нужна, видите ли. Гоняют всех, как хотят, и притом смотрят на нас, будто мы воры какие и только случайно еще ходим на свободе. Обидно!
– Не обращай внимания, – посоветовал Сандерс. – Но выполняй все их требования.
– Лишь одна вещь меня по-настоящему беспокоит, – пожаловался Эдди. – К вечеру должны приехать еще семь человек. Они ведь заодно проводят и полную инвентаризацию всего завода. Проверяют все – от мебели в конторе до пневмоприсосок и термопрессов на конвейере. Сейчас по линии ходит парень, который останавливается у каждого рабочего места и начинает выпытывать: «А что это такое? А как вы на этом работаете? Кто это производит? А какой номер модели? А как давно работает? А где выбит серийный номер?» Знаешь, мы спокойно можем останавливать конвейер – это не работа!
– Они проводят инвентаризацию? – озадаченно нахмурился Сандерс.
– Да, во всяком случае, так они это называют. Но на порядок серьезней всех инвентаризаций, о которых я когда-либо слышал. Эти ребята работали раньше в «Тексас Инструменте» или еще где-то вроде этого, потому что я могу точно сказать: свое дело они знают. Этим утром один из этих типов от «Дженкинса» подвалил ко мне и спрашивает, мол, не знаю ли я, какой тип стекла используется в потолочных светильниках? Я думал, что он хочет меня подколоть, и переспросил: «Какой такой тип стекла?» А он объясняет: «Ну, похоже, что это „Корнинг 2-47“ или „2-47/9“». Или что-то в этом духе. Это, видите ли, различные сорта кварцевого стекла, которое пропускает ультрафиолет, что плохо влияет на микросхемы, проходящие по конвейеру. Я, говорю, никогда не слышал о каком-либо таком влиянии на чипы. «А, ну да, – говорит этот тип, – это начинает оказывать заметное действие, только когда КСД превышает двести двадцать». Слыхал про такое? КСД – это количество солнечных дней в году.
Сандерс слушал вполуха. Он пытался понять, что может означать тот факт, что кто-то – неважно, Гарвин или кто-то из «Конли-Уайт» – отдал распоряжение провести инвентаризацию завода. Как правило, это делают, когда собираются продавать оборудование. Тогда результаты описи прилагают в момент сдачи имущества и…
– Том, ты слушаешь?
– Слушаю.
– Так вот, я и говорю тому парню: «В первый раз слышу». Ну, это я насчет ультрафиолета и чипов. Мы, говорю, эти микросхемы тыщу лет вставляем в телефоны, и до сих пор не было никаких жалоб. А он мне и отвечает: «А, ну да, на готовые микросхемы ультрафиолет не действует. Он оказывает вредное влияние при производстве микросхем»! Я говорю: «А мы их и не производим». А он мне: «Да, я знаю». Вот и объясни мне – какого черта он беспокоится о том, какой сорт стекла мы используем в светильниках? А, Томми? Ты слышишь? Что все это значит? К концу дня по нашему заводу будут ползать пятнадцать ревизоров! Ты только не говори, что это рутинная проверка!
– Да, на рутинную проверку это не похоже.
– А я тебе скажу, на что это похоже: на то, что они собираются продать завод кому-то, кто занимается производством микросхем. Вот на что это похоже! И все помимо нас.
– Я согласен с тобой – похоже на то.
– Чертово начальство, – ругнулся Эдди. – А я-то надеялся, что ты меня утешишь, пообещаешь, что этого не произойдет. Слушай, Том: люди возмущены, я, кстати, тоже.
– Понимаю.
– Ко мне пристают с расспросами – кто-то только что купил дом, у кого-то жена ждет ребенка, и все хотят знать правду. Что мне им говорить?
– Эдди, у меня нет никакой информации.
– Господи, Томми, но ты же начальник отдела!
– Я помню. Дай-ка я позвоню в Корк, спрошу, что там делали бухгалтеры, которые торчали у них на прошлой неделе.
– Я говорил с Колином еще час назад. Управление посылало к ним двух человек на один день. Все было очень корректно, не то что у нас.
– Никакой инвентаризации?
– Никакой инвентаризации.
– Ладно. – Сандерс вздохнул. – Дай мне время во всем разобраться.
– Томми, – сказал Эдди, – я и так тебе уже все сказал. Мне кажется странным, что ты еще ничего не знаешь.
– Мне тоже, – согласился Сандерс. – Мне тоже…
Повесив трубку, Сандерс набрал буквы К-А-П в буфере памяти, чтобы вызвать Стефани Каплан. Она могла знать, что происходит в Остине, и он надеялся, что она ему все расскажет. Но помощник Стефани сказал, что она еще не появлялась в своем кабинете. Сандерс позвонил Мери Энн, но ее тоже не было на месте. Тогда он попытался найти Макса Дорфмана в отеле «Четыре времени года», но телефонистка сказала, что его номер занят. Мысленно Сандерс пообещал себе отыскать Макса попозже, днем. Ведь если предположения Эдди верны, это значит, что его, Сандерса, выкинули из обоймы, а это уже скверно.
Но по приезде на работу он может поднять тему закрытия завода в разговоре с Мередит после утреннего совещания. Перспектива общения с Мередит не очень-то его привлекала, но это было лучшее, что он сейчас мог сделать. Все равно выбора у него не было.
Когда Сандерс поднялся на четвертый этаж, в конференц-зале никого не было. В дальнем конце комнаты на демонстрационной доске висел чертеж «мерцалки» в разрезе и схема сборочной линии завода в Малайзии. Кое-где на столе лежали листочки бумаги с набросками тезисов, а перед некоторыми стульями стояли раскрытые кейсы.
Совещание уже закончилось!
Сандерс почувствовал, как его прошиб пот. Это уже признак паники.
В зал вошла секретарша и пошла вдоль столов, собирая стаканы и бутылки с водой.
– А где все? – спросил Сандерс.
– О, они ушли минут пятнадцать назад, – ответила девушка.
– Пятнадцать минут назад? А во сколько же они начали?
– Совещание началось в восемь.
– В восемь? – переспросил Сандерс. – Но его назначили на полдевятого.
– Нет, на восемь.
Черт возьми!
– А где они сейчас?
– Мередит повела всех вниз показывать «Коридор» в действии.
Подняв голову, Николс увидел Сандерса.
– Это фантастика!
– Да, очень наглядно, – согласился Сандерс.
– Просто фантастика! Когда это увидят в Нью-Йорке, то напрочь отбросят весь свой скепсис. Мы тут спрашиваем Дона, сможет ли он прогнать эту систему на нашей базе данных.
– Никаких проблем, – сказал Черри. – Дайте нам только ключ к вашей базе данных, и мы подключим вас к ней в течение часа.
– А не можем ли мы отправить одну такую машинку в Нью-Йорк? – спросил Николс, показывая на очки.
– Конечно, – ответил Черри. – Сегодня же и пошлем. Где-нибудь в четверг получите. Я отправлю кого-нибудь из моих ребят, чтобы они все наладили.
– Это станет бестселлером, – сказал Николс, – просто бестселлером.
Он достал свои очки для чтения, которые в сложенном виде занимали совсем мало места – у них и оправа, и дужки имели по нескольку шарниров. Николс осторожно раскрыл их и нацепил на нос.
Остановившись на роликах дорожки, Джон Конли засмеялся и спросил:
– Ангел, а могу ли я открыть этот ящичек? – И, приподняв голову, прислушался.
– Он прибегнул к помощи Ангела, – объяснил Черри. – Ангел дает ему подсказку через наушники.
– И что же Ангел ему нашептывает? – спросил Николс.
– А это их интимное дело, – расхохотался Черри. Кивая головой, Конли протянул руку вперед, собрал пальцы щепотью, будто ухватив что-то, и потянул, делая вид, что выдвигает ящичек картотеки.
На экране монитора Сандерс увидел, как из стены «Коридора» выдвинулся ящичек, набитый папками.
– Ух ты, – восхитился Конли. – Класс! Ангел, а я могу заглянуть внутрь?.. Ага… Понятно.
Конли снова протянул руку и ткнул кончиком пальца в этикетку, прикрепленную к одной из папок. Папка немедленно вылетела из ящичка и, раскрывшись, повисла в воздухе.
– Иногда приходится отказываться от физического правдоподобия, – пожаловался Черри, – из-за того, что пользователи оперируют только одной рукой. Одной рукой папку не откроешь.
Стоя на резиновой дорожке, Конли несколько раз описал рукой в воздухе короткую дугу, как бы листая невидимые страницы. На экране, однако, было видно, что странички в папке на самом деле начали переворачиваться.
– Эй! – запротестовал Черри. – Скажите вашим ребятам, чтобы они не очень-то расходились – я забил в память все наши финансовые отчеты.
– А ну-ка, дай посмотреть! – вмешался Дейли, поворачиваясь.
– Да смотрите, что хотите! – весело засмеялся Черри. – Развлекайтесь пока. В окончательном варианте мы введем ограничения по доступу. Вы заметили, что некоторые числа – красные? Это значит, что на следующем уровне можно получить более подробную информацию. Дотроньтесь до одного такого числа.
Конли дотронулся до красного номера. Тот разросся, превратившись в новую информационную схему, повисшую в воздухе.
– Ух ты!..
– Многоуровневое представление информации, – объяснил Черри, – упорядоченность, я бы сказал.
Конли и Дейли, хихикая, развлекались, тыча пальцами в новые и новые красные числа, пока все пространство вокруг них не было увешано развернутыми листами.
– Эй, а как нам теперь от этого избавиться?
– Не можете найти самый первый лист?
– Да, он остался где-то внизу под всеми остальными.
– Наклонитесь и посмотрите – может, найдете. Конли нагнулся и, казалось, заглянул подо что-то.
Затем он, протянув руку, ткнул в воздух.
– Вот он.
– Так, а в углу есть маленькая зеленая стрелка – дотроньтесь до нее.
Конли дотронулся. Все листы съежились и втянулись под самый первый листок.
– Шикарно!
– Дайте, я сделаю, – сказал Дейли.
– Не дам: я сам сделаю. У вас не получится.
– Нет, я!
– Я!
Они хохотали, как расшалившиеся дети. Тут вмешался Блэкберн.
– Я понимаю, что это очень забавно, – сказал он Николсу, – но мы отстаем от графика. Нам, пожалуй, стоит вернуться в конференц-зал.
– Пожалуй, – согласился Николс с заметной неохотой и повернулся к Черри. – Так вы полагаете, что сможете передать нам одно из этих приспособлений?
– Считайте, что оно уже у вас, – пообещал Черри.
– Эй, почему ты не позвонил мне вчера вечером?
– Я звонил! – удивился Сандерс. Ливайн покачал головой.
– Весь вечер я был дома, и никто не звонил.
– Я передал для тебя сообщение на автоответчик около пятнадцати минут седьмого.
– Никакого сообщения я не получал, – сказал Ливайн, – а когда пришел утром, тебя не было. – Он понизил голос. – Боже, ну и каша. Я пришел на совещание по «мерцалкам», понятия не имея, какой линии придерживаться.
– Извини, – сказал Сандерс. – Не понимаю, как это получилось.
– Слава Богу, Мередит сама повела дискуссию, – вздохнул Ливайн, – а то бы я сидел по уши в дерьме. Я практически… Потом договорим, – быстро закончил он, заметив, что Джонсон направляется в их сторону, чтобы поговорить с Сандерсом.
– Где тебя черти носят? – спросила она.
– Я считал, что совещание начнется в 8.30…
– Я звонила тебе вчера вечером специально, чтобы сказать, что оно переносится на восемь. Гости хотят успеть на вечерний самолет до Остина.
– Я этого не знал.
– Я говорила с твоей женой. Она что, не передала тебе?
– Я считал, что совещание назначено на восемь тридцать.
Джонсон потрясла головой, как бы предлагая сменить тему, и сказала:
– Как бы то ни было, на совещании мне пришлось менять концепцию изложения наших проблем по «мерцалкам», и очень важно скоординировать наши действия свете…
– Мередит! – шедший впереди Гарвин оглянулся на рве. – Мередит, Джон хочет кое о чем тебя спросить!
– Никуда не уходи! – приказала Мередит и, бросив напоследок на Сандерса злой взгляд, заторопилась вперед.
Атмосфера всеобщей оживленности не рассеялась и в конференц-зале. Перешучиваясь, участники совещания рассаживались по своим местам.
Эд Николс открыл заседание, повернувшись к Сандерсу:
– Мередит уже ввела нас в курс дела по «мерцалкам». Теперь, поскольку вы здесь, мы хотели бы услышать и ваше мнение.
«…Мне пришлось менять концепцию изложения наших проблем…» – сказала ему Мередит.
– Мое мнение? – замялся Сандерс.
– Ну да, – подтвердил Николс. – Ведь вы курируете «мерцалки», не так ли?
Сандерс обвел глазами лица, в ожидании повернутые к нему, и бросил взгляд на Джонсон, но та рылась в своем кейсе, доставая из него раздутые манильские конверты.
– Ну, – начал Сандерс, – мы построили несколько опытных образцов и испытали их по всем параметрам. Нет никакого сомнения в том, что эти прототипы работают безукоризненно. Это лучшие дисководы в мире…
– Это я понимаю, – перебил его Николс. – Но ведь сейчас они запушены в производство, так?
– Так.
– Нам всем хотелось бы выслушать вашу оценку приборов с точки зрения производства.
Сандерс замялся. Что же она им наговорила?
В другом конце зала Мередит Джонсон закрыла свой чемоданчик и, сложив руки под подбородком, стала смотреть прямо на Сандерса, но выражения ее лица он разобрать не мог.
Что же она им сказала?
– …Мистер Сандерс?
– Ну, – протянул Сандерс, – мы до винтика перетряхиваем линию, устраняя проблемы, когда и если они возникают… Это общепринятая у нас практика. Пока мы еще в пусковом периоде…
– Прошу прощения, – снова перебил его Николс, – а я думал, что вы производите эти аппараты уже два месяца.
– Да, это так и есть.
– На мой взгляд, два месяца нельзя назвать «пусковым периодом» производства.
– Ну…
– Насколько я знаю, для некоторых ваших моделей срок от запуска до снятия с производства составляет не более девяти месяцев?
– Да, от девяти до восемнадцати месяцев.
– В таком случае после двух месяцев работы производство должно идти полным ходом. Как вы оцениваете сложившееся положение с точки зрения руководителя, ответственного за производство?
– Ну я бы сказал, что возникшие проблемы не выходят за пределы среднестатистических отклонений, с которыми нам приходилось сталкиваться…
– Очень интересно услышать это от вас, – заявил Николс, – особенно после того, как утром Мередит объяснила нам, что проблемы очень серьезные и дефект аппаратов может отбросить их производство до стадии чертежной доски.
Вот дерьмо!
Как теперь выкручиваться? Ведь он уже сказал, что ничего серьезного не происходит… И назад дороги нет!
Сандерс вздохнул и заговорил:
– Надеюсь, мои слова не бросают тени на компетентность Мередит, но лично я абсолютно убежден в нашей способности производить дисководы «Мерцалка».
– В вашей убежденности никто не сомневается, – сказал Николс. – Но нам предстоит вступить в конкурентную борьбу с «Сони» и «Филипсом», и я не уверен, что простого выражения вашей уверенности будет достаточно. Сколько дисководов, сходящих с конвейера, соответствуют спецификации?
– У меня нет этих данных.
– Хотя бы приблизительно.
– Я не хотел бы отвечать на этот вопрос, не зная точных цифр.
– А точные цифры имеются?
– Да, просто я ими сейчас не располагаю.
Николс нахмурился; на его лице отчетливо читался очевидный вопрос: а какого черта ты не принес точных данных, если знал, о чем пойдет разговор?
Конли откашлялся.
– Мередит сказала, что сборочная линия работает на двадцать девять процентов расчетной мощности и только пять процентов продукции соответствует спецификации. Это так?
– Более или менее.
Вокруг стола воцарилось короткое молчание. Внезапно Николс подтянулся и сел прямее.
– Боюсь, я чего-то недопонимаю, – сказал он. – Если эти цифры верны, то на чем же основывается ваша вера в дисководы «Мерцалка»?
– На учете прошлого опыта, на том, что с подобным мы сталкивались и раньше, – ответил Сандерс. – У нас были проблемы, которые на первый взгляд казались неразрешимыми и тем не менее благополучно разрешались.
– Так. И вы думаете, что так окажется и в этом случае?
– Совершенно верно.
Николс откинулся на спинку стула, скрестив с недовольным видом руки на груди.
Тощий банкир Джим Дейли наклонился вперед и спросил:
– Вы только не поймите нас превратно, Том. Мы не стараемся на вас давить. Для нас давно ясно, что мы купим вашу фирму независимо от положения дел с «мерцалками». Я не думаю, что вопрос с ними окажет влияние на наше решение. Мы просто хотим знать реальное положение дел и просим вас быть как можно более откровенным.
– Но я же не говорю, что проблем нет, – признал Сандерс. – Мы как раз с ними разбираемся. У нас уже есть несколько идей. И если некоторые из них подтвердится, то да, нам придется вернуться к конструкторской стадии.
– Опишите нам худший вариант, – попросил Дейли.
– Худший вариант? Мы останавливаем линию, меняем корпуса приборов и, возможно, микросхему и после этого снова запускаем конвейер.
– И на сколько это задержит производство?
«От девяти до двенадцати месяцев», – вспомнил Сандерс и сказал вслух:
– До шести месяцев.
Кто-то из присутствующих охнул.
– Джонсон предполагает, что максимальная задержка не превысит шести недель, – сказал Дейли. – Надеюсь, что это так. Но вы просили худший вариант.
– И вы на самом деле считаете, что ликвидация причин плохого функционирования аппаратов может занять шесть месяцев?
– Вы же просили самый худший вариант; я думаю, что это маловероятно.
– Но возможно?
– Да, возможно.
Николс глубоко вздохнул и снова подался вперед.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь. Если проблемы с дисководами вызваны конструкторскими недоработками, то правильно ли будет утверждать, что эти недоработки имели место при вашем непосредственном руководстве?
– Да, это так.
Николс качнул головой.
– Но тогда на каком основании вы полагаете, что, втянув нас в эту историю, вы в состоянии сами же с ней и разобраться?
Сандерс с трудом подавил приступ гнева.
– Да, – сказал он. – Да, я считаю, что я – единственный подходящий для этого человек. Как я уже говорил, мы не раз сталкивались с подобными трудностями и всегда успешно преодолевали их. Я сработался со всеми людьми, которые принимают участие как в проектировании, так и в производстве. И я уверен, что мы в состоянии справиться с этим делом!
Продолжая говорить, Сандерс не представлял, как можно описать этим «белым воротничкам» реалии настоящего производства.
– В цикле производства, – продолжал он, – возвращение к стадии конструирования не всегда так трагично, как представляется на первый взгляд. Конечно, этого никто не любит, но в этом возвращении есть и определенные преимущества. В прежнее время мы каждый год создавали принципиально новое поколение приборов. А сейчас все большее значение приобретает модификация аппаратов одного поколения. Если уж нам придется перерабатывать микросхему, мы сможем применить новейшие алгоритмы сжатия, которых еще не существовало, когда мы передали «мерцалки» в цех. А это дополнительно увеличит скорость считывания по сравнению с прототипом. Мы уже не будем тогда производить стомиллисекундный дисковод, а сразу перейдем к дисководу на восемьдесят миллисекунд.
– Но, – сказал Николс, – сейчас вам выходить на рынок не с чем.
– Да, это так.
– А это значит, что вы не сможете забить торговую марку и не сможете занять должное место на рынке. Вы не сможете развернуть дилерскую сеть или вашу OEM, не сможете начать рекламную кампанию, потому что у вас не будет производственной линии, которая эту кампанию поддержит. Да, вы сможете иметь лучший дисковод, но это будет никому не известный дисковод. Вам придется начинать с нуля.
– Все так, но рынок быстро реагирует на такие вещи…
– Конкуренты тоже. Что будет иметь «Сони», когда вы выйдете на рынок? Может, они тоже добьются восьмидесяти миллисекунд?
– Я не знаю, – признал Сандерс.
– А я бы хотел большей убежденности в этом отношении, – вздохнул Николс. – Не говоря уже о том, в состоянии ли мы вообще исправить допущенные ошибки.
Наконец подала голос и Мередит.
– Тут есть частичка и моей вины, – вмешалась она. – Когда мы с тобой, Том, говорили о «мерцалках», я так поняла, что дело обстоит весьма серьезно.
– Так оно и есть.
– И я не думаю, что нам стоит что-либо скрывать.
– Я ничего не скрываю! – воскликнул Сандерс настолько быстро, что, только услышав собственный высокий напряженный голос, понял, что сказал.
– Нет-нет, – успокаивающе сказала Мередит, – и я не предполагала этого. Просто для некоторых из нас с непривычки трудновато сразу воспринять все технические подробности. Неплохо было бы пересказать то же самое обычными словами, без профессиональной терминологии. Если ты, конечно, можешь.
– Но я же это и делал, – сказал Сандерс, понимая, что его голос звучит неубедительно, но уже не в состоянии что-либо изменить.
– Да, Том, я все понимаю, – по-прежнему успокаивающе сказала Мередит. – Но вот, например: если лазерная записывающе-воспроизводящая головка не синхронизирована с М-подуровнем контроллерного чипа, чем это обернется для нас в смысле задержки?
Она производила блестящее впечатление, демонстрируя свободное владение технической терминологией, но суть ее слов совсем сбила Сандерса с толку. Дело в том, что лазерные головки бывают только воспроизводящими и ни в коем случае не записывающими, и они не имели ни малейшего отношения к М-подуровням контроллерной микросхемы. Позиционное управление осуществлялось Х-подуровнем, а он, в свою очередь, являлся лицензированным кодом «Сони», частью кода драйвера, который используют все компании, производящие лазерные дисководы.
– Привет, старик!
А Сандерсу так не хотелось портить утро разговорами о «ДиджиКом»…
В последний момент его спас телефонный звонок. Сандерс торопливо вытащил из кармана свой портативный аппарат и, отвернувшись, нажал кнопку.
– Так их мать, Томми! – Это был Эдди Ларсон из Осетина.
– Что стряслось, Эдди?
– Я тебе говорил о ревизоре, которого прислали из Купертино? Да? Ну, так их уже восемь! Независимая аудиторская фирма «Дженкинс и Маккей» из Далласа. Кишат, как тараканы, роются во всех книгах. Проверяют все расходные и приходные документы, активы и пассивы, даты – все. А теперь решили поднять все бухгалтерские книги от прошлого года до восемьдесят девятого включительно!
– Ну? Всю работу сбили?
– Да уж, можешь мне поверить. Дамочкам даже негде присесть, чтобы позвонить по телефону. К тому же все бумаги до девяносто первого года находятся в архиве в центре города. У нас есть микрофиши; так нет – им подавай подлинники! Бумага им нужна, видите ли. Гоняют всех, как хотят, и притом смотрят на нас, будто мы воры какие и только случайно еще ходим на свободе. Обидно!
– Не обращай внимания, – посоветовал Сандерс. – Но выполняй все их требования.
– Лишь одна вещь меня по-настоящему беспокоит, – пожаловался Эдди. – К вечеру должны приехать еще семь человек. Они ведь заодно проводят и полную инвентаризацию всего завода. Проверяют все – от мебели в конторе до пневмоприсосок и термопрессов на конвейере. Сейчас по линии ходит парень, который останавливается у каждого рабочего места и начинает выпытывать: «А что это такое? А как вы на этом работаете? Кто это производит? А какой номер модели? А как давно работает? А где выбит серийный номер?» Знаешь, мы спокойно можем останавливать конвейер – это не работа!
– Они проводят инвентаризацию? – озадаченно нахмурился Сандерс.
– Да, во всяком случае, так они это называют. Но на порядок серьезней всех инвентаризаций, о которых я когда-либо слышал. Эти ребята работали раньше в «Тексас Инструменте» или еще где-то вроде этого, потому что я могу точно сказать: свое дело они знают. Этим утром один из этих типов от «Дженкинса» подвалил ко мне и спрашивает, мол, не знаю ли я, какой тип стекла используется в потолочных светильниках? Я думал, что он хочет меня подколоть, и переспросил: «Какой такой тип стекла?» А он объясняет: «Ну, похоже, что это „Корнинг 2-47“ или „2-47/9“». Или что-то в этом духе. Это, видите ли, различные сорта кварцевого стекла, которое пропускает ультрафиолет, что плохо влияет на микросхемы, проходящие по конвейеру. Я, говорю, никогда не слышал о каком-либо таком влиянии на чипы. «А, ну да, – говорит этот тип, – это начинает оказывать заметное действие, только когда КСД превышает двести двадцать». Слыхал про такое? КСД – это количество солнечных дней в году.
Сандерс слушал вполуха. Он пытался понять, что может означать тот факт, что кто-то – неважно, Гарвин или кто-то из «Конли-Уайт» – отдал распоряжение провести инвентаризацию завода. Как правило, это делают, когда собираются продавать оборудование. Тогда результаты описи прилагают в момент сдачи имущества и…
– Том, ты слушаешь?
– Слушаю.
– Так вот, я и говорю тому парню: «В первый раз слышу». Ну, это я насчет ультрафиолета и чипов. Мы, говорю, эти микросхемы тыщу лет вставляем в телефоны, и до сих пор не было никаких жалоб. А он мне и отвечает: «А, ну да, на готовые микросхемы ультрафиолет не действует. Он оказывает вредное влияние при производстве микросхем»! Я говорю: «А мы их и не производим». А он мне: «Да, я знаю». Вот и объясни мне – какого черта он беспокоится о том, какой сорт стекла мы используем в светильниках? А, Томми? Ты слышишь? Что все это значит? К концу дня по нашему заводу будут ползать пятнадцать ревизоров! Ты только не говори, что это рутинная проверка!
– Да, на рутинную проверку это не похоже.
– А я тебе скажу, на что это похоже: на то, что они собираются продать завод кому-то, кто занимается производством микросхем. Вот на что это похоже! И все помимо нас.
– Я согласен с тобой – похоже на то.
– Чертово начальство, – ругнулся Эдди. – А я-то надеялся, что ты меня утешишь, пообещаешь, что этого не произойдет. Слушай, Том: люди возмущены, я, кстати, тоже.
– Понимаю.
– Ко мне пристают с расспросами – кто-то только что купил дом, у кого-то жена ждет ребенка, и все хотят знать правду. Что мне им говорить?
– Эдди, у меня нет никакой информации.
– Господи, Томми, но ты же начальник отдела!
– Я помню. Дай-ка я позвоню в Корк, спрошу, что там делали бухгалтеры, которые торчали у них на прошлой неделе.
– Я говорил с Колином еще час назад. Управление посылало к ним двух человек на один день. Все было очень корректно, не то что у нас.
– Никакой инвентаризации?
– Никакой инвентаризации.
– Ладно. – Сандерс вздохнул. – Дай мне время во всем разобраться.
– Томми, – сказал Эдди, – я и так тебе уже все сказал. Мне кажется странным, что ты еще ничего не знаешь.
– Мне тоже, – согласился Сандерс. – Мне тоже…
Повесив трубку, Сандерс набрал буквы К-А-П в буфере памяти, чтобы вызвать Стефани Каплан. Она могла знать, что происходит в Остине, и он надеялся, что она ему все расскажет. Но помощник Стефани сказал, что она еще не появлялась в своем кабинете. Сандерс позвонил Мери Энн, но ее тоже не было на месте. Тогда он попытался найти Макса Дорфмана в отеле «Четыре времени года», но телефонистка сказала, что его номер занят. Мысленно Сандерс пообещал себе отыскать Макса попозже, днем. Ведь если предположения Эдди верны, это значит, что его, Сандерса, выкинули из обоймы, а это уже скверно.
Но по приезде на работу он может поднять тему закрытия завода в разговоре с Мередит после утреннего совещания. Перспектива общения с Мередит не очень-то его привлекала, но это было лучшее, что он сейчас мог сделать. Все равно выбора у него не было.
Когда Сандерс поднялся на четвертый этаж, в конференц-зале никого не было. В дальнем конце комнаты на демонстрационной доске висел чертеж «мерцалки» в разрезе и схема сборочной линии завода в Малайзии. Кое-где на столе лежали листочки бумаги с набросками тезисов, а перед некоторыми стульями стояли раскрытые кейсы.
Совещание уже закончилось!
Сандерс почувствовал, как его прошиб пот. Это уже признак паники.
В зал вошла секретарша и пошла вдоль столов, собирая стаканы и бутылки с водой.
– А где все? – спросил Сандерс.
– О, они ушли минут пятнадцать назад, – ответила девушка.
– Пятнадцать минут назад? А во сколько же они начали?
– Совещание началось в восемь.
– В восемь? – переспросил Сандерс. – Но его назначили на полдевятого.
– Нет, на восемь.
Черт возьми!
– А где они сейчас?
– Мередит повела всех вниз показывать «Коридор» в действии.
* * *
Первым делом, войдя в помещение ВИС, Сандерс услышал хохот. Пройдя в лабораторию, он увидел, что команда Дона Черри использует двух чиновников из «Конли-Уайт» в качестве подопытных кроликов. Молодой юрист Джон Конли и банкир Джим Дейли, оба в очках-датчиках, расхаживали по беговой дорожке с широкими улыбками на лицах. Все остальные столпились вокруг них и тоже смеялись – даже финансовый директор «Конли-Уайт» Эд Николс, обычно хранящий на лице кислое выражение. Сейчас он стоял у монитора, на экране которого медленно двигалось изображение «Коридора» – такое, каким его видели пользователи. На лбу Николса еще виднелись красные пятна от очков.Подняв голову, Николс увидел Сандерса.
– Это фантастика!
– Да, очень наглядно, – согласился Сандерс.
– Просто фантастика! Когда это увидят в Нью-Йорке, то напрочь отбросят весь свой скепсис. Мы тут спрашиваем Дона, сможет ли он прогнать эту систему на нашей базе данных.
– Никаких проблем, – сказал Черри. – Дайте нам только ключ к вашей базе данных, и мы подключим вас к ней в течение часа.
– А не можем ли мы отправить одну такую машинку в Нью-Йорк? – спросил Николс, показывая на очки.
– Конечно, – ответил Черри. – Сегодня же и пошлем. Где-нибудь в четверг получите. Я отправлю кого-нибудь из моих ребят, чтобы они все наладили.
– Это станет бестселлером, – сказал Николс, – просто бестселлером.
Он достал свои очки для чтения, которые в сложенном виде занимали совсем мало места – у них и оправа, и дужки имели по нескольку шарниров. Николс осторожно раскрыл их и нацепил на нос.
Остановившись на роликах дорожки, Джон Конли засмеялся и спросил:
– Ангел, а могу ли я открыть этот ящичек? – И, приподняв голову, прислушался.
– Он прибегнул к помощи Ангела, – объяснил Черри. – Ангел дает ему подсказку через наушники.
– И что же Ангел ему нашептывает? – спросил Николс.
– А это их интимное дело, – расхохотался Черри. Кивая головой, Конли протянул руку вперед, собрал пальцы щепотью, будто ухватив что-то, и потянул, делая вид, что выдвигает ящичек картотеки.
На экране монитора Сандерс увидел, как из стены «Коридора» выдвинулся ящичек, набитый папками.
– Ух ты, – восхитился Конли. – Класс! Ангел, а я могу заглянуть внутрь?.. Ага… Понятно.
Конли снова протянул руку и ткнул кончиком пальца в этикетку, прикрепленную к одной из папок. Папка немедленно вылетела из ящичка и, раскрывшись, повисла в воздухе.
– Иногда приходится отказываться от физического правдоподобия, – пожаловался Черри, – из-за того, что пользователи оперируют только одной рукой. Одной рукой папку не откроешь.
Стоя на резиновой дорожке, Конли несколько раз описал рукой в воздухе короткую дугу, как бы листая невидимые страницы. На экране, однако, было видно, что странички в папке на самом деле начали переворачиваться.
– Эй! – запротестовал Черри. – Скажите вашим ребятам, чтобы они не очень-то расходились – я забил в память все наши финансовые отчеты.
– А ну-ка, дай посмотреть! – вмешался Дейли, поворачиваясь.
– Да смотрите, что хотите! – весело засмеялся Черри. – Развлекайтесь пока. В окончательном варианте мы введем ограничения по доступу. Вы заметили, что некоторые числа – красные? Это значит, что на следующем уровне можно получить более подробную информацию. Дотроньтесь до одного такого числа.
Конли дотронулся до красного номера. Тот разросся, превратившись в новую информационную схему, повисшую в воздухе.
– Ух ты!..
– Многоуровневое представление информации, – объяснил Черри, – упорядоченность, я бы сказал.
Конли и Дейли, хихикая, развлекались, тыча пальцами в новые и новые красные числа, пока все пространство вокруг них не было увешано развернутыми листами.
– Эй, а как нам теперь от этого избавиться?
– Не можете найти самый первый лист?
– Да, он остался где-то внизу под всеми остальными.
– Наклонитесь и посмотрите – может, найдете. Конли нагнулся и, казалось, заглянул подо что-то.
Затем он, протянув руку, ткнул в воздух.
– Вот он.
– Так, а в углу есть маленькая зеленая стрелка – дотроньтесь до нее.
Конли дотронулся. Все листы съежились и втянулись под самый первый листок.
– Шикарно!
– Дайте, я сделаю, – сказал Дейли.
– Не дам: я сам сделаю. У вас не получится.
– Нет, я!
– Я!
Они хохотали, как расшалившиеся дети. Тут вмешался Блэкберн.
– Я понимаю, что это очень забавно, – сказал он Николсу, – но мы отстаем от графика. Нам, пожалуй, стоит вернуться в конференц-зал.
– Пожалуй, – согласился Николс с заметной неохотой и повернулся к Черри. – Так вы полагаете, что сможете передать нам одно из этих приспособлений?
– Считайте, что оно уже у вас, – пообещал Черри.
* * *
Представители «Конли-Уайт» возвращались в конференц-зал, оживленно переговариваясь и посмеиваясь, вспоминая недавний эксперимент. Сотрудники «Диджи-Ком» спокойно шли рядом, не желая портить им хорошее настроение. Воспользовавшись моментом, Марк Ливайн подобрался поближе к Сандерсу и шепотом спросил:– Эй, почему ты не позвонил мне вчера вечером?
– Я звонил! – удивился Сандерс. Ливайн покачал головой.
– Весь вечер я был дома, и никто не звонил.
– Я передал для тебя сообщение на автоответчик около пятнадцати минут седьмого.
– Никакого сообщения я не получал, – сказал Ливайн, – а когда пришел утром, тебя не было. – Он понизил голос. – Боже, ну и каша. Я пришел на совещание по «мерцалкам», понятия не имея, какой линии придерживаться.
– Извини, – сказал Сандерс. – Не понимаю, как это получилось.
– Слава Богу, Мередит сама повела дискуссию, – вздохнул Ливайн, – а то бы я сидел по уши в дерьме. Я практически… Потом договорим, – быстро закончил он, заметив, что Джонсон направляется в их сторону, чтобы поговорить с Сандерсом.
– Где тебя черти носят? – спросила она.
– Я считал, что совещание начнется в 8.30…
– Я звонила тебе вчера вечером специально, чтобы сказать, что оно переносится на восемь. Гости хотят успеть на вечерний самолет до Остина.
– Я этого не знал.
– Я говорила с твоей женой. Она что, не передала тебе?
– Я считал, что совещание назначено на восемь тридцать.
Джонсон потрясла головой, как бы предлагая сменить тему, и сказала:
– Как бы то ни было, на совещании мне пришлось менять концепцию изложения наших проблем по «мерцалкам», и очень важно скоординировать наши действия свете…
– Мередит! – шедший впереди Гарвин оглянулся на рве. – Мередит, Джон хочет кое о чем тебя спросить!
– Никуда не уходи! – приказала Мередит и, бросив напоследок на Сандерса злой взгляд, заторопилась вперед.
Атмосфера всеобщей оживленности не рассеялась и в конференц-зале. Перешучиваясь, участники совещания рассаживались по своим местам.
Эд Николс открыл заседание, повернувшись к Сандерсу:
– Мередит уже ввела нас в курс дела по «мерцалкам». Теперь, поскольку вы здесь, мы хотели бы услышать и ваше мнение.
«…Мне пришлось менять концепцию изложения наших проблем…» – сказала ему Мередит.
– Мое мнение? – замялся Сандерс.
– Ну да, – подтвердил Николс. – Ведь вы курируете «мерцалки», не так ли?
Сандерс обвел глазами лица, в ожидании повернутые к нему, и бросил взгляд на Джонсон, но та рылась в своем кейсе, доставая из него раздутые манильские конверты.
– Ну, – начал Сандерс, – мы построили несколько опытных образцов и испытали их по всем параметрам. Нет никакого сомнения в том, что эти прототипы работают безукоризненно. Это лучшие дисководы в мире…
– Это я понимаю, – перебил его Николс. – Но ведь сейчас они запушены в производство, так?
– Так.
– Нам всем хотелось бы выслушать вашу оценку приборов с точки зрения производства.
Сандерс замялся. Что же она им наговорила?
В другом конце зала Мередит Джонсон закрыла свой чемоданчик и, сложив руки под подбородком, стала смотреть прямо на Сандерса, но выражения ее лица он разобрать не мог.
Что же она им сказала?
– …Мистер Сандерс?
– Ну, – протянул Сандерс, – мы до винтика перетряхиваем линию, устраняя проблемы, когда и если они возникают… Это общепринятая у нас практика. Пока мы еще в пусковом периоде…
– Прошу прощения, – снова перебил его Николс, – а я думал, что вы производите эти аппараты уже два месяца.
– Да, это так и есть.
– На мой взгляд, два месяца нельзя назвать «пусковым периодом» производства.
– Ну…
– Насколько я знаю, для некоторых ваших моделей срок от запуска до снятия с производства составляет не более девяти месяцев?
– Да, от девяти до восемнадцати месяцев.
– В таком случае после двух месяцев работы производство должно идти полным ходом. Как вы оцениваете сложившееся положение с точки зрения руководителя, ответственного за производство?
– Ну я бы сказал, что возникшие проблемы не выходят за пределы среднестатистических отклонений, с которыми нам приходилось сталкиваться…
– Очень интересно услышать это от вас, – заявил Николс, – особенно после того, как утром Мередит объяснила нам, что проблемы очень серьезные и дефект аппаратов может отбросить их производство до стадии чертежной доски.
Вот дерьмо!
Как теперь выкручиваться? Ведь он уже сказал, что ничего серьезного не происходит… И назад дороги нет!
Сандерс вздохнул и заговорил:
– Надеюсь, мои слова не бросают тени на компетентность Мередит, но лично я абсолютно убежден в нашей способности производить дисководы «Мерцалка».
– В вашей убежденности никто не сомневается, – сказал Николс. – Но нам предстоит вступить в конкурентную борьбу с «Сони» и «Филипсом», и я не уверен, что простого выражения вашей уверенности будет достаточно. Сколько дисководов, сходящих с конвейера, соответствуют спецификации?
– У меня нет этих данных.
– Хотя бы приблизительно.
– Я не хотел бы отвечать на этот вопрос, не зная точных цифр.
– А точные цифры имеются?
– Да, просто я ими сейчас не располагаю.
Николс нахмурился; на его лице отчетливо читался очевидный вопрос: а какого черта ты не принес точных данных, если знал, о чем пойдет разговор?
Конли откашлялся.
– Мередит сказала, что сборочная линия работает на двадцать девять процентов расчетной мощности и только пять процентов продукции соответствует спецификации. Это так?
– Более или менее.
Вокруг стола воцарилось короткое молчание. Внезапно Николс подтянулся и сел прямее.
– Боюсь, я чего-то недопонимаю, – сказал он. – Если эти цифры верны, то на чем же основывается ваша вера в дисководы «Мерцалка»?
– На учете прошлого опыта, на том, что с подобным мы сталкивались и раньше, – ответил Сандерс. – У нас были проблемы, которые на первый взгляд казались неразрешимыми и тем не менее благополучно разрешались.
– Так. И вы думаете, что так окажется и в этом случае?
– Совершенно верно.
Николс откинулся на спинку стула, скрестив с недовольным видом руки на груди.
Тощий банкир Джим Дейли наклонился вперед и спросил:
– Вы только не поймите нас превратно, Том. Мы не стараемся на вас давить. Для нас давно ясно, что мы купим вашу фирму независимо от положения дел с «мерцалками». Я не думаю, что вопрос с ними окажет влияние на наше решение. Мы просто хотим знать реальное положение дел и просим вас быть как можно более откровенным.
– Но я же не говорю, что проблем нет, – признал Сандерс. – Мы как раз с ними разбираемся. У нас уже есть несколько идей. И если некоторые из них подтвердится, то да, нам придется вернуться к конструкторской стадии.
– Опишите нам худший вариант, – попросил Дейли.
– Худший вариант? Мы останавливаем линию, меняем корпуса приборов и, возможно, микросхему и после этого снова запускаем конвейер.
– И на сколько это задержит производство?
«От девяти до двенадцати месяцев», – вспомнил Сандерс и сказал вслух:
– До шести месяцев.
Кто-то из присутствующих охнул.
– Джонсон предполагает, что максимальная задержка не превысит шести недель, – сказал Дейли. – Надеюсь, что это так. Но вы просили худший вариант.
– И вы на самом деле считаете, что ликвидация причин плохого функционирования аппаратов может занять шесть месяцев?
– Вы же просили самый худший вариант; я думаю, что это маловероятно.
– Но возможно?
– Да, возможно.
Николс глубоко вздохнул и снова подался вперед.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь. Если проблемы с дисководами вызваны конструкторскими недоработками, то правильно ли будет утверждать, что эти недоработки имели место при вашем непосредственном руководстве?
– Да, это так.
Николс качнул головой.
– Но тогда на каком основании вы полагаете, что, втянув нас в эту историю, вы в состоянии сами же с ней и разобраться?
Сандерс с трудом подавил приступ гнева.
– Да, – сказал он. – Да, я считаю, что я – единственный подходящий для этого человек. Как я уже говорил, мы не раз сталкивались с подобными трудностями и всегда успешно преодолевали их. Я сработался со всеми людьми, которые принимают участие как в проектировании, так и в производстве. И я уверен, что мы в состоянии справиться с этим делом!
Продолжая говорить, Сандерс не представлял, как можно описать этим «белым воротничкам» реалии настоящего производства.
– В цикле производства, – продолжал он, – возвращение к стадии конструирования не всегда так трагично, как представляется на первый взгляд. Конечно, этого никто не любит, но в этом возвращении есть и определенные преимущества. В прежнее время мы каждый год создавали принципиально новое поколение приборов. А сейчас все большее значение приобретает модификация аппаратов одного поколения. Если уж нам придется перерабатывать микросхему, мы сможем применить новейшие алгоритмы сжатия, которых еще не существовало, когда мы передали «мерцалки» в цех. А это дополнительно увеличит скорость считывания по сравнению с прототипом. Мы уже не будем тогда производить стомиллисекундный дисковод, а сразу перейдем к дисководу на восемьдесят миллисекунд.
– Но, – сказал Николс, – сейчас вам выходить на рынок не с чем.
– Да, это так.
– А это значит, что вы не сможете забить торговую марку и не сможете занять должное место на рынке. Вы не сможете развернуть дилерскую сеть или вашу OEM, не сможете начать рекламную кампанию, потому что у вас не будет производственной линии, которая эту кампанию поддержит. Да, вы сможете иметь лучший дисковод, но это будет никому не известный дисковод. Вам придется начинать с нуля.
– Все так, но рынок быстро реагирует на такие вещи…
– Конкуренты тоже. Что будет иметь «Сони», когда вы выйдете на рынок? Может, они тоже добьются восьмидесяти миллисекунд?
– Я не знаю, – признал Сандерс.
– А я бы хотел большей убежденности в этом отношении, – вздохнул Николс. – Не говоря уже о том, в состоянии ли мы вообще исправить допущенные ошибки.
Наконец подала голос и Мередит.
– Тут есть частичка и моей вины, – вмешалась она. – Когда мы с тобой, Том, говорили о «мерцалках», я так поняла, что дело обстоит весьма серьезно.
– Так оно и есть.
– И я не думаю, что нам стоит что-либо скрывать.
– Я ничего не скрываю! – воскликнул Сандерс настолько быстро, что, только услышав собственный высокий напряженный голос, понял, что сказал.
– Нет-нет, – успокаивающе сказала Мередит, – и я не предполагала этого. Просто для некоторых из нас с непривычки трудновато сразу воспринять все технические подробности. Неплохо было бы пересказать то же самое обычными словами, без профессиональной терминологии. Если ты, конечно, можешь.
– Но я же это и делал, – сказал Сандерс, понимая, что его голос звучит неубедительно, но уже не в состоянии что-либо изменить.
– Да, Том, я все понимаю, – по-прежнему успокаивающе сказала Мередит. – Но вот, например: если лазерная записывающе-воспроизводящая головка не синхронизирована с М-подуровнем контроллерного чипа, чем это обернется для нас в смысле задержки?
Она производила блестящее впечатление, демонстрируя свободное владение технической терминологией, но суть ее слов совсем сбила Сандерса с толку. Дело в том, что лазерные головки бывают только воспроизводящими и ни в коем случае не записывающими, и они не имели ни малейшего отношения к М-подуровням контроллерной микросхемы. Позиционное управление осуществлялось Х-подуровнем, а он, в свою очередь, являлся лицензированным кодом «Сони», частью кода драйвера, который используют все компании, производящие лазерные дисководы.