Страница:
— Да, — подтвердил Стенхе, — и мне тоже.
— Я умею только печь печенье, — возразила Сава.
— Зато какое! — с воодушевлением воскликнул Стенхе.
Руттул покосился на него и обратился к Саве:
— Так зачем ты пришла — попросить что-то? — Да, — согласилась она.
Она пришла, чтобы просить разрешения съездить в Миттаур.
— Мне очень хочется побывать в Миттауре, — объяснила она чуть виновато. — Я придумала, как я могу туда поехать. Я переоденусь мальчиком, а Стенхе будет как бы мой отец…
— Ну что тебя туда тянет? — спросил неодобрительно Руттул.
— Хочется повидать мир, пока я еще имею возможность жить так, как мне того хочется, — ответила Сава. — Ведь когда я стану старше, у меня будет больше обязанностей.
«Ну вот, — подумал Стенхе. — Не надо голову ломать, как удалить Саву из Сургары. Чем он недоволен?» Руттул молчал.
— Мне очень жаль, — сказала Сава, приняв его молчание за отказ. — Я ведь не просила ничего запретного. Очень жаль, что тебе моя затея не нравится. Ты полагаешь, я опять придумала что-то глупое?
— Да нет, — ответил Руттул. — Может быть, и не глупое, но мне не нравится.
— Пусть съездит, — вступился Стенхе. — В Миттауре очень интересно. Я бы сам с удовольствием съездил.
— Думаешь, пойдет на пользу?
— Уж не во вред во всяком случае.
— Хорошо, Сава, поезжай, — разрешил Руттул. — Стенхе, как ты думаешь, когда ехать лучше?
— Чем скорее, тем лучше, — лениво сказал Стенхе. — Пока дожди не начались. В горах сейчас красиво.
— Так не мешкайте, — согласился Руттул. — Или будем ждать, пока тебе расхочется в Миттаур?
— Сегодня же начинаю собираться, — объявила Сава.
— Да нет, зачем сегодня, — пожал плечами Стенхе. — Завтра соберемся, послезавтра уедем. Госпожа, я и Маву — к чему большие сборы. Может, у тебя, государь, есть дела в Миттауре? Письма передать или что?
— Нет, — ответил Руттул. — Пару писем я вам дам на всякий случай, там у купца Павутро деньги возьмете, чтоб с собой не возить. В Миттауре ты, Сава, наверное, драгоценности будешь покупать, так деньги лишними не будут.
Сава поблагодарила, присела в церемонном поклоне и вышла.
За дверями ее поджидал Маву.
— Отказал, конечно? — спросил он.
— Разрешил, как ни странно, — ответила она, вытаскивая из волос цветы. — Уф, от шпилек голова болит! — Она с наслаждением распустила волосы, которые укладывала два часа.
…На следующий день ближе к вечеру, после того как в дорогу все было собрано, к Руттулу будто ненароком заглянул Стенхе.
— Я вот подумал… — сказал Стенхе. — Да что случится с госпожой, если она здесь останется ? Она же майярская принцесса, кто посмеет ее обидеть? Уж кого отсылать, так это Хаби.
— Хаби на следующей неделе, как обычно, уедет в верховья Ландры, — ответил Руттул. — Об этом я уже позаботился. А Саву непременно надо увезти. Ты представь, что здесь будет твориться…
Стенхе подумал, что Руттул может и ошибиться: в Сургаре было тихо, никто ничего не подозревал. Потом он сообразил, что потому-то и тихо, что Руттул молчит, — стоит ему слово сказать, и в Сургаре такое начнется, что никаких наводнений не надо: Руттулу в Сургаре верили. Но не лучше ли встряхнуть Сургару сейчас? Стенхе на этот вопрос ответить не мог.
— Очень хорошо, — сказал Руттул, — что Саве вдруг захотелось съездить в Миттаур. Попробуй удержать ее там подольше.
Стенхе пожал плечами:
— Как только она услышит, что творится в Сургаре, она тут же бросится обратно.
— Значит, она не должна об этом сразу узнать, — объяснил Руттул. — Разве это так уж трудно в чужой стране?
— Она понимает по-миттауски, — напомнил Стенхе. — Я сам ее учил.
— Придумаешь что-нибудь на месте.
Стенхе помолчал. Потом, решившись, отдал Руттулу небольшой мешочек, который держал за пазухой.
— Что это? — удивленно спросил Руттул, потянул за тесемочку и высыпал на ладонь. — О! Абак! — Он внимательно поглядел на хокарэма: — Так все это время он был у тебя?
Стенхе кивнул.
Руттул с особой нежностью провел пальцами по легким гладким бусинам:
— Мне их сильно не хватало… — Он поднял глаза на Стенхе: — Ты отдаешь их мне?
Стенхе кивнул.
— Спасибо, — сказал Руттул. — Тебе ведь они не нужны были?
— Я пользовался ими несколько раз, — ответил Стенхе. — Надеюсь, это не повредило их силе?
— Нет, конечно, — проговорил Руттул, поглаживая амулет.
— Так я пойду, государь… — произнес Стенхе, поворачиваясь к двери.
— Пришли ко мне Саву.
— Хорошо, — сказал Стенхе через плечо. — Только не показывай ей амулет, государь. Она его наверняка помнит.
— Помнит, — согласился Руттул. — Эту штуку невозможно забыть.
Стенхе с полупоклоном вышел.
Руттул убрал амулет в мешочек, но спрятать подальше сам мешочек у него не хватило сил. Пришедшая несколько минут спустя Сава увидела, что Руттул перебрасывает этот мешочек с ладони на ладонь.
— Добрый вечер, государь, — склонилась она в поклоне.
— Добрый вечер, — внимательно глядя на нее, ответил Руттул.
— Извини, что я в таком виде, государь, — снова поклонилась Сава. — Я решила показать тебе, в каком наряде уеду.
Руттул кивнул. Мальчик из Савы получился хорошенький; костюм был чуть великоват — на вырост; косу она уложила в длинном хвосте капюшона, и реденькая челочка падала на глаза.
— Ты обрезала волосы? — спросил Руттул, глядя на эту челочку.
— Только несколько прядей, — поспешно сказала Сава. — Они быстро отрастут.
Руттул кивнул:
— Что ты собираешься делать в Миттауре? Сава замешкалась с ответом.
— Ладно, — сказал Руттул. — Вообще-то это только твое дело, ты ведь уже взрослый человек… («Не хочешь говорить — не надо, главное, чтобы уехала!» — добавил он про себя.) Я бывал в Миттауре несколько раз. В болотах делать нечего — сущая глушь, а вот в Верхнем Миттауре много чего любопытного. Советую тебе обязательно побывать на празднике Атулитоки — очень красочное зрелище!
— Но Атулитоки еще очень и очень не скоро, — возразила Сава. — Я не собираюсь уезжать на такой срок.
— А тогда вообще нет смысла ехать в Миттаур, — объявил Руттул.
Сава, похоже, испугалась, что Руттул совсем не пустит ее в Миттаур, и согласилась побывать на празднике Атулитоки. Руттул еще четверть часа рассказывал о том, что следовало бы посмотреть в Верхнем Миттауре, и Сава вышла от него озадаченная.
На этом визиты не закончились.
Последним к Руттулу явился Маву.
— Сегодня у меня очень насыщенный день, — заметил Руттул. — Не помню случая, чтобы я принимал в Савитри столько посетителей…
В Савитри, все знали, Руттул приезжал, чтобы поразмыслить о делах, не отвлекаясь на повседневные пустяки, которыми — хочешь не хочешь — заполнен тавинский день принца. В Савитри же никто не смел его беспокоить, и Маву, извинившись, заявил, что дело довольно важное.
— Так уж и важное? — усомнился Руттул.
— Конечно, мелкое, — пожал плечами Маву, — если смотреть с высоты твоего сана, государь.
— Хм, — усмехнулся Руттул. — Ладно, выкладывай, с чем пришел.
— Государь, — сказал Маву, не глядя в лицо Руттулу. — Я полагаю, что меня необходимо удалить от ее высочества.
— Почему? — поинтересовался Руттул.
— Госпожа уже больше не ребенок… — проговорил Маву. — Не буду утверждать, что она красивая, но вид ее смущает меня…
— Ты что, влюбился в нее?
— Вовсе нет, — горячо возразил Маву. — Зачем же обязательно влюбляться? Просто я уже не могу вести себя с ней так легко, как раньше, и она скоро это почувствует.
Руттул молчал.
— Дело еще и в том, — объяснил Маву, — что госпожа привыкла обсуждать со мной интересующие ее вопросы.
— Ну и?..
— Сейчас ее интересует любовь.
— Только любовь?
— Слава богу, не только, — выдохнул Маву. — Но все же, знаешь, государь, я не могу говорить с ней на такие… э-э… не вполне пристойные темы. Вообще не понимаю, как о таком можно беседовать с особой женского пола.
— А о чем ты беседовал на днях с горничной Лавими? — не удержался от иронии Руттул.
— Ха! Беседовал! Скажешь тоже, государь, — возразил Маву. — Очень мне надо с ней беседовать…
Да уж, беседовать со своими подружками Маву в голову не приходило. Шепнет что-то ласковое, похвалит губки и щечки, подарит немудреный пустячок — та и тает.
Руттул рассматривал Маву.
— Странно, — заметил он. Маву поднял на него глаза.
— Странно, — продолжал Руттул, — что Сава до сих пор не заметила, что ты такой красивый парень.
— Вообще-то она заметила, — пожал плечами Маву. — Но только чисто, как это иногда выражается Стенхе, теоретически… Что ты улыбаешься, государь? Я переврал слово?
— Нет, все правильно, — ответил Руттул. — Так тебе больше не нравится общество Савы?
— Ну как ты мог подумать, государь? Я же госпожу с пеленок нянчу. Я просто думаю, что так будет лучше. Если ты скажешь ей, что тебе на время нужна охрана, она не откажет тебе, ты знаешь, государь.
Маву был прав, и в другое время Руттул прислушался бы к его словам, но сейчас Маву нужен был Руттулу рядом с Савой.
— Ты попросту не хочешь ехать, — сказал Руттул. — Неохота расставаться с Лавими?
Маву гордо выпрямился, хотя до того казался прямее некуда.
— Что встрепенулся? — переменил тон Руттул. — Я полагаю, ты забываешься. Как ты посмел глядеть на Саву нечистыми глазами, бабник? Следовало бы дать тебе плетей, да только Саве завтра нужен будет здоровый сопровождающий. Стенхе стар, а ты молод. Ты понадобишься во время путешествия. Когда вернешься из Миттаура, мы поговорим.
— Понятно, — съязвил Маву. — Плети я получу после Миттаура.
— Вон — сказал Руттул тихо. — А то получишь пеньковый ошейник — и прямо сейчас. Маву не испугался.
— Ты рискуешь, государь, — заявил он. — Я ведь могу убить тебя. Я это умею.
— Не сомневаюсь, — ответил Руттул. — А сам-то что после делать будешь? Болван ты и есть болван, совершенно о последствиях думать не умеешь. Уходи, — велел Руттул. — Ты нужен Саве.
Маву поклонился и ушел.
«А только вчера мы купались вместе, — вспомнил Руттул. — Нет, он все-таки глуп. Или это от молодости? Кровь горяча и бросается в голову?»
Утро следующего дня началось для Руттула еще затемно. Год уже клонился к осени, рассветы запаздывали с каждым днем, и Стенхе решил отправляться в путь как можно раньше, так чтобы миновать хорошо знакомые окрестности Савитри еще в темноте.
Руттул, как всегда одетый в свой неснашиваемый черный с золотом костюм, вышел попрощаться с Савой. Сава давно поборола сонливость, была немного взбудоражена; она стояла рядом с Хаби, а та, простоволосая, придерживая накинутую на плечи шаль, совала на дорогу Саве какие-то лакомства.
Сава слушала Хаби невнимательно, поглядывая по сторонам: на Маву, который подводил к крыльцу коней, на Стенхе, который стоял и поглядывал на затянутые облаками черные небеса, прикидывая, будет ли дождь.
Руттул позвал негромко:
— Сава…
Сава оглянулась, увидела его, оставила Хаби и бросилась к Руттулу.
— Спасибо, — проговорила она, — что ты пришел меня проводить. Ты не сердишься, что я захотела уехать?
— Нет, — качнул головой Руттул. — Каждый когда-нибудь становится взрослым…
— Я не взрослая, — перебила его Сава. — Мне стыдно признаться, но меня уже страшит эта поездка. Ты смеешься?
— Вот вы поедете, рассветет, и все пройдет, — усмехнулся Руттул. — А от всего опасного тебя уберегут хокарэмы.
— Я и сама кое-что умею. Но мне уже сейчас хочется вернуться.
— Так, может, ты не поедешь?
— Поеду. Благословите на дорогу, государь.
Благословить? Руттул не знал, как это делается.» Проговорить слова молитвы, поручить Саву покровительству богов, в которых он не верит?
Руттул неловко притянул к себе Саву, коснулся, склонившись, ее лба губами.
— Удачи, — сказал он. — Удачи тебе, девочка моя.
Он выпустил ее из объятий, и Сава, ошеломленная такой небывалой лаской, отступила на два шага, завороженно глядя на Руттула.
Руттул улыбнулся ей.
Сава отступила еще на шаг. Какая мысль промелькнула в ее глазах? Она оглянулась, ища совета. Стенхе стоял рядом, но Сава не верила, что он может что-нибудь ей посоветовать. Маву тоже был рядом, похлопывал по гладкой холке своего гнедого, шептал ему что-то. Ему и дела не было до того, что принцессе что-то взбрело в голову.
— Маву, — сказала тогда Сава громко, — ты не поедешь. Ты останешься и будешь охранять государя.
— Ясно, — отозвался Маву. — Как прикажешь…
— Да зачем, Сава, — рассмеялся Руттул. — Зачем мне охрана?
— Маву, — продолжила Сава, не обращая внимания на слова Руттула, а это было невежливо, — Маву, будешь беречь государя, как… как…
— Как зеницу ока, — подсказал Маву. — Ясно, госпожа.
— Сава, мне не нужны телохранители, — сказал строго Руттул. Он хотел добавить: «Ты поедешь с Маву или не поедешь вовсе», но Сава опередила его:
— Иначе я не поеду.
— Сава, что за глупости…
— Или, если хочешь, оставь Стенхе, а я поеду с Маву. «Ну уж нет», — подумал Руттул.
— Маву так Маву, — согласился Руттул и снова улыбнулся. — Уезжай уж, балаболка.
Сава, встревоженная столь легким согласием, вскричала:
— Маву, если ты меня ослушаешься, пеняй на себя. Не вздумай подчиняться государю, если он пошлет тебя за мной. Слышишь?
— Слышу, — весело согласился Маву.
— До самого вечера спорить будем? — хмуро спросил
Стенхе.
— Все! — скомандовала Сава. Маву помог ей сесть на коня, Стенхе тоже вскочил в седло. Хаби шла за ними до ворот, махая им вслед.
Маву повел своего гнедого в конюшню. Руттул сказал ему в спину:
— Потом зайдешь ко мне.
— Да, государь, — не оборачиваясь, отозвался Маву.
Руттул поджидал его в кабинете. Маву постучал, вошел и остановился у дверей. Взгляд его был ясен и спокоен.
— Насколько я знаю законы, — сказал Руттул, — мое слово должно значить для тебя больше Савиного.
— Да, государь, пока госпожа — твоя жена, — отозвался Маву.
— Прекрасно, — сказал Руттул. — В таком случае ты отправишься за Савой в Миттаур.
Маву вскинул брови:
— У тебя есть какие-то сведения о готовящемся покушении, государь? Я полагаю, в спокойных условиях Стенхе более чем достаточно.
— Я согласен, — проговорил Руттул. — Но условия не кажутся мне спокойными.
— Слушаю тебя, государь, — насторожился Маву.
— Осенью или зимой я ожидаю в Сургаре некоторые события.
— В Сургаре? — переспросил Маву. — Но тогда охрана более нужна тебе, чем госпоже.
— Ты не понял, — отрицательно качнул головой Руттул. — Охрана не нужна ни мне, ни Саве.
— Она велела мне беречь тебя, государь, — заметил Маву.
— Что со мной может случиться? — усмехнулся Руттул. Он взял в правую ладонь бронзовую статуэтку, стоявшую у него на столе. — Посмотри, Маву…
Статуэтка смялась в его руке, как будто была из фольги.
— Сила — это еще не самое главное, — невозмутимо сказал Маву, но Руттулов трюк ему понравился. — Как ты это делаешь, государь?
Руттул пожал плечами:
— Ты что, допрашивать меня будешь?
— Прошу прощения, государь, — откликнулся Маву. Руттул помолчал.
— Я хочу, чтобы ты как можно дольше задержал Саву в Миттауре, — наконец сказал он.
— Зачем? — искренне удивился Маву.
— Чтобы она не путалась у меня под ногами. Разве не понятно?
— Понятно. Какие способы я могу применить?
— Любые, — сказал Руттул. — Можешь даже связать и держать ее в каком-нибудь сарае. Но надо выдумать предлог. Я не хочу, чтобы она знала, что ей нельзя возвращаться в Сургару.
— Я понял, — повторил Маву. — Запретный плод сладок. Стенхе знает?
— Да. Он тоже что-нибудь придумает. Если выдастся случай, посоветуйся с ним.
Маву кивнул. Испросив разрешение, он взял карту Майяра, Сургары и Миттаура. Вообще-то, он мог прикинуть план действий и без нее, но Маву показалось, что Руттулу следует знать, как он поступит. Он объяснил, что вовсе не собирается тут же отправляться в Миттаур: несколько дней он может провести в охране Руттула, а потом исчезнет.
В Миттаур он доберется как раз к началу осенних дождей, переодетый так, что его не узнает даже Сава; в Миттауре он найдет способ связаться со Стенхе, а затем, когда придут вести из Сургары, будет действовать по обстоятельствам.
— Хорошо, — сказал Руттул. — Хорошо. Но если вы ее там не удержите…
— В крайнем случае я ее украду, — заявил Маву. — Это очень легко, государь.
Глава 14
— Я умею только печь печенье, — возразила Сава.
— Зато какое! — с воодушевлением воскликнул Стенхе.
Руттул покосился на него и обратился к Саве:
— Так зачем ты пришла — попросить что-то? — Да, — согласилась она.
Она пришла, чтобы просить разрешения съездить в Миттаур.
— Мне очень хочется побывать в Миттауре, — объяснила она чуть виновато. — Я придумала, как я могу туда поехать. Я переоденусь мальчиком, а Стенхе будет как бы мой отец…
— Ну что тебя туда тянет? — спросил неодобрительно Руттул.
— Хочется повидать мир, пока я еще имею возможность жить так, как мне того хочется, — ответила Сава. — Ведь когда я стану старше, у меня будет больше обязанностей.
«Ну вот, — подумал Стенхе. — Не надо голову ломать, как удалить Саву из Сургары. Чем он недоволен?» Руттул молчал.
— Мне очень жаль, — сказала Сава, приняв его молчание за отказ. — Я ведь не просила ничего запретного. Очень жаль, что тебе моя затея не нравится. Ты полагаешь, я опять придумала что-то глупое?
— Да нет, — ответил Руттул. — Может быть, и не глупое, но мне не нравится.
— Пусть съездит, — вступился Стенхе. — В Миттауре очень интересно. Я бы сам с удовольствием съездил.
— Думаешь, пойдет на пользу?
— Уж не во вред во всяком случае.
— Хорошо, Сава, поезжай, — разрешил Руттул. — Стенхе, как ты думаешь, когда ехать лучше?
— Чем скорее, тем лучше, — лениво сказал Стенхе. — Пока дожди не начались. В горах сейчас красиво.
— Так не мешкайте, — согласился Руттул. — Или будем ждать, пока тебе расхочется в Миттаур?
— Сегодня же начинаю собираться, — объявила Сава.
— Да нет, зачем сегодня, — пожал плечами Стенхе. — Завтра соберемся, послезавтра уедем. Госпожа, я и Маву — к чему большие сборы. Может, у тебя, государь, есть дела в Миттауре? Письма передать или что?
— Нет, — ответил Руттул. — Пару писем я вам дам на всякий случай, там у купца Павутро деньги возьмете, чтоб с собой не возить. В Миттауре ты, Сава, наверное, драгоценности будешь покупать, так деньги лишними не будут.
Сава поблагодарила, присела в церемонном поклоне и вышла.
За дверями ее поджидал Маву.
— Отказал, конечно? — спросил он.
— Разрешил, как ни странно, — ответила она, вытаскивая из волос цветы. — Уф, от шпилек голова болит! — Она с наслаждением распустила волосы, которые укладывала два часа.
…На следующий день ближе к вечеру, после того как в дорогу все было собрано, к Руттулу будто ненароком заглянул Стенхе.
— Я вот подумал… — сказал Стенхе. — Да что случится с госпожой, если она здесь останется ? Она же майярская принцесса, кто посмеет ее обидеть? Уж кого отсылать, так это Хаби.
— Хаби на следующей неделе, как обычно, уедет в верховья Ландры, — ответил Руттул. — Об этом я уже позаботился. А Саву непременно надо увезти. Ты представь, что здесь будет твориться…
Стенхе подумал, что Руттул может и ошибиться: в Сургаре было тихо, никто ничего не подозревал. Потом он сообразил, что потому-то и тихо, что Руттул молчит, — стоит ему слово сказать, и в Сургаре такое начнется, что никаких наводнений не надо: Руттулу в Сургаре верили. Но не лучше ли встряхнуть Сургару сейчас? Стенхе на этот вопрос ответить не мог.
— Очень хорошо, — сказал Руттул, — что Саве вдруг захотелось съездить в Миттаур. Попробуй удержать ее там подольше.
Стенхе пожал плечами:
— Как только она услышит, что творится в Сургаре, она тут же бросится обратно.
— Значит, она не должна об этом сразу узнать, — объяснил Руттул. — Разве это так уж трудно в чужой стране?
— Она понимает по-миттауски, — напомнил Стенхе. — Я сам ее учил.
— Придумаешь что-нибудь на месте.
Стенхе помолчал. Потом, решившись, отдал Руттулу небольшой мешочек, который держал за пазухой.
— Что это? — удивленно спросил Руттул, потянул за тесемочку и высыпал на ладонь. — О! Абак! — Он внимательно поглядел на хокарэма: — Так все это время он был у тебя?
Стенхе кивнул.
Руттул с особой нежностью провел пальцами по легким гладким бусинам:
— Мне их сильно не хватало… — Он поднял глаза на Стенхе: — Ты отдаешь их мне?
Стенхе кивнул.
— Спасибо, — сказал Руттул. — Тебе ведь они не нужны были?
— Я пользовался ими несколько раз, — ответил Стенхе. — Надеюсь, это не повредило их силе?
— Нет, конечно, — проговорил Руттул, поглаживая амулет.
— Так я пойду, государь… — произнес Стенхе, поворачиваясь к двери.
— Пришли ко мне Саву.
— Хорошо, — сказал Стенхе через плечо. — Только не показывай ей амулет, государь. Она его наверняка помнит.
— Помнит, — согласился Руттул. — Эту штуку невозможно забыть.
Стенхе с полупоклоном вышел.
Руттул убрал амулет в мешочек, но спрятать подальше сам мешочек у него не хватило сил. Пришедшая несколько минут спустя Сава увидела, что Руттул перебрасывает этот мешочек с ладони на ладонь.
— Добрый вечер, государь, — склонилась она в поклоне.
— Добрый вечер, — внимательно глядя на нее, ответил Руттул.
— Извини, что я в таком виде, государь, — снова поклонилась Сава. — Я решила показать тебе, в каком наряде уеду.
Руттул кивнул. Мальчик из Савы получился хорошенький; костюм был чуть великоват — на вырост; косу она уложила в длинном хвосте капюшона, и реденькая челочка падала на глаза.
— Ты обрезала волосы? — спросил Руттул, глядя на эту челочку.
— Только несколько прядей, — поспешно сказала Сава. — Они быстро отрастут.
Руттул кивнул:
— Что ты собираешься делать в Миттауре? Сава замешкалась с ответом.
— Ладно, — сказал Руттул. — Вообще-то это только твое дело, ты ведь уже взрослый человек… («Не хочешь говорить — не надо, главное, чтобы уехала!» — добавил он про себя.) Я бывал в Миттауре несколько раз. В болотах делать нечего — сущая глушь, а вот в Верхнем Миттауре много чего любопытного. Советую тебе обязательно побывать на празднике Атулитоки — очень красочное зрелище!
— Но Атулитоки еще очень и очень не скоро, — возразила Сава. — Я не собираюсь уезжать на такой срок.
— А тогда вообще нет смысла ехать в Миттаур, — объявил Руттул.
Сава, похоже, испугалась, что Руттул совсем не пустит ее в Миттаур, и согласилась побывать на празднике Атулитоки. Руттул еще четверть часа рассказывал о том, что следовало бы посмотреть в Верхнем Миттауре, и Сава вышла от него озадаченная.
На этом визиты не закончились.
Последним к Руттулу явился Маву.
— Сегодня у меня очень насыщенный день, — заметил Руттул. — Не помню случая, чтобы я принимал в Савитри столько посетителей…
В Савитри, все знали, Руттул приезжал, чтобы поразмыслить о делах, не отвлекаясь на повседневные пустяки, которыми — хочешь не хочешь — заполнен тавинский день принца. В Савитри же никто не смел его беспокоить, и Маву, извинившись, заявил, что дело довольно важное.
— Так уж и важное? — усомнился Руттул.
— Конечно, мелкое, — пожал плечами Маву, — если смотреть с высоты твоего сана, государь.
— Хм, — усмехнулся Руттул. — Ладно, выкладывай, с чем пришел.
— Государь, — сказал Маву, не глядя в лицо Руттулу. — Я полагаю, что меня необходимо удалить от ее высочества.
— Почему? — поинтересовался Руттул.
— Госпожа уже больше не ребенок… — проговорил Маву. — Не буду утверждать, что она красивая, но вид ее смущает меня…
— Ты что, влюбился в нее?
— Вовсе нет, — горячо возразил Маву. — Зачем же обязательно влюбляться? Просто я уже не могу вести себя с ней так легко, как раньше, и она скоро это почувствует.
Руттул молчал.
— Дело еще и в том, — объяснил Маву, — что госпожа привыкла обсуждать со мной интересующие ее вопросы.
— Ну и?..
— Сейчас ее интересует любовь.
— Только любовь?
— Слава богу, не только, — выдохнул Маву. — Но все же, знаешь, государь, я не могу говорить с ней на такие… э-э… не вполне пристойные темы. Вообще не понимаю, как о таком можно беседовать с особой женского пола.
— А о чем ты беседовал на днях с горничной Лавими? — не удержался от иронии Руттул.
— Ха! Беседовал! Скажешь тоже, государь, — возразил Маву. — Очень мне надо с ней беседовать…
Да уж, беседовать со своими подружками Маву в голову не приходило. Шепнет что-то ласковое, похвалит губки и щечки, подарит немудреный пустячок — та и тает.
Руттул рассматривал Маву.
— Странно, — заметил он. Маву поднял на него глаза.
— Странно, — продолжал Руттул, — что Сава до сих пор не заметила, что ты такой красивый парень.
— Вообще-то она заметила, — пожал плечами Маву. — Но только чисто, как это иногда выражается Стенхе, теоретически… Что ты улыбаешься, государь? Я переврал слово?
— Нет, все правильно, — ответил Руттул. — Так тебе больше не нравится общество Савы?
— Ну как ты мог подумать, государь? Я же госпожу с пеленок нянчу. Я просто думаю, что так будет лучше. Если ты скажешь ей, что тебе на время нужна охрана, она не откажет тебе, ты знаешь, государь.
Маву был прав, и в другое время Руттул прислушался бы к его словам, но сейчас Маву нужен был Руттулу рядом с Савой.
— Ты попросту не хочешь ехать, — сказал Руттул. — Неохота расставаться с Лавими?
Маву гордо выпрямился, хотя до того казался прямее некуда.
— Что встрепенулся? — переменил тон Руттул. — Я полагаю, ты забываешься. Как ты посмел глядеть на Саву нечистыми глазами, бабник? Следовало бы дать тебе плетей, да только Саве завтра нужен будет здоровый сопровождающий. Стенхе стар, а ты молод. Ты понадобишься во время путешествия. Когда вернешься из Миттаура, мы поговорим.
— Понятно, — съязвил Маву. — Плети я получу после Миттаура.
— Вон — сказал Руттул тихо. — А то получишь пеньковый ошейник — и прямо сейчас. Маву не испугался.
— Ты рискуешь, государь, — заявил он. — Я ведь могу убить тебя. Я это умею.
— Не сомневаюсь, — ответил Руттул. — А сам-то что после делать будешь? Болван ты и есть болван, совершенно о последствиях думать не умеешь. Уходи, — велел Руттул. — Ты нужен Саве.
Маву поклонился и ушел.
«А только вчера мы купались вместе, — вспомнил Руттул. — Нет, он все-таки глуп. Или это от молодости? Кровь горяча и бросается в голову?»
Утро следующего дня началось для Руттула еще затемно. Год уже клонился к осени, рассветы запаздывали с каждым днем, и Стенхе решил отправляться в путь как можно раньше, так чтобы миновать хорошо знакомые окрестности Савитри еще в темноте.
Руттул, как всегда одетый в свой неснашиваемый черный с золотом костюм, вышел попрощаться с Савой. Сава давно поборола сонливость, была немного взбудоражена; она стояла рядом с Хаби, а та, простоволосая, придерживая накинутую на плечи шаль, совала на дорогу Саве какие-то лакомства.
Сава слушала Хаби невнимательно, поглядывая по сторонам: на Маву, который подводил к крыльцу коней, на Стенхе, который стоял и поглядывал на затянутые облаками черные небеса, прикидывая, будет ли дождь.
Руттул позвал негромко:
— Сава…
Сава оглянулась, увидела его, оставила Хаби и бросилась к Руттулу.
— Спасибо, — проговорила она, — что ты пришел меня проводить. Ты не сердишься, что я захотела уехать?
— Нет, — качнул головой Руттул. — Каждый когда-нибудь становится взрослым…
— Я не взрослая, — перебила его Сава. — Мне стыдно признаться, но меня уже страшит эта поездка. Ты смеешься?
— Вот вы поедете, рассветет, и все пройдет, — усмехнулся Руттул. — А от всего опасного тебя уберегут хокарэмы.
— Я и сама кое-что умею. Но мне уже сейчас хочется вернуться.
— Так, может, ты не поедешь?
— Поеду. Благословите на дорогу, государь.
Благословить? Руттул не знал, как это делается.» Проговорить слова молитвы, поручить Саву покровительству богов, в которых он не верит?
Руттул неловко притянул к себе Саву, коснулся, склонившись, ее лба губами.
— Удачи, — сказал он. — Удачи тебе, девочка моя.
Он выпустил ее из объятий, и Сава, ошеломленная такой небывалой лаской, отступила на два шага, завороженно глядя на Руттула.
Руттул улыбнулся ей.
Сава отступила еще на шаг. Какая мысль промелькнула в ее глазах? Она оглянулась, ища совета. Стенхе стоял рядом, но Сава не верила, что он может что-нибудь ей посоветовать. Маву тоже был рядом, похлопывал по гладкой холке своего гнедого, шептал ему что-то. Ему и дела не было до того, что принцессе что-то взбрело в голову.
— Маву, — сказала тогда Сава громко, — ты не поедешь. Ты останешься и будешь охранять государя.
— Ясно, — отозвался Маву. — Как прикажешь…
— Да зачем, Сава, — рассмеялся Руттул. — Зачем мне охрана?
— Маву, — продолжила Сава, не обращая внимания на слова Руттула, а это было невежливо, — Маву, будешь беречь государя, как… как…
— Как зеницу ока, — подсказал Маву. — Ясно, госпожа.
— Сава, мне не нужны телохранители, — сказал строго Руттул. Он хотел добавить: «Ты поедешь с Маву или не поедешь вовсе», но Сава опередила его:
— Иначе я не поеду.
— Сава, что за глупости…
— Или, если хочешь, оставь Стенхе, а я поеду с Маву. «Ну уж нет», — подумал Руттул.
— Маву так Маву, — согласился Руттул и снова улыбнулся. — Уезжай уж, балаболка.
Сава, встревоженная столь легким согласием, вскричала:
— Маву, если ты меня ослушаешься, пеняй на себя. Не вздумай подчиняться государю, если он пошлет тебя за мной. Слышишь?
— Слышу, — весело согласился Маву.
— До самого вечера спорить будем? — хмуро спросил
Стенхе.
— Все! — скомандовала Сава. Маву помог ей сесть на коня, Стенхе тоже вскочил в седло. Хаби шла за ними до ворот, махая им вслед.
Маву повел своего гнедого в конюшню. Руттул сказал ему в спину:
— Потом зайдешь ко мне.
— Да, государь, — не оборачиваясь, отозвался Маву.
Руттул поджидал его в кабинете. Маву постучал, вошел и остановился у дверей. Взгляд его был ясен и спокоен.
— Насколько я знаю законы, — сказал Руттул, — мое слово должно значить для тебя больше Савиного.
— Да, государь, пока госпожа — твоя жена, — отозвался Маву.
— Прекрасно, — сказал Руттул. — В таком случае ты отправишься за Савой в Миттаур.
Маву вскинул брови:
— У тебя есть какие-то сведения о готовящемся покушении, государь? Я полагаю, в спокойных условиях Стенхе более чем достаточно.
— Я согласен, — проговорил Руттул. — Но условия не кажутся мне спокойными.
— Слушаю тебя, государь, — насторожился Маву.
— Осенью или зимой я ожидаю в Сургаре некоторые события.
— В Сургаре? — переспросил Маву. — Но тогда охрана более нужна тебе, чем госпоже.
— Ты не понял, — отрицательно качнул головой Руттул. — Охрана не нужна ни мне, ни Саве.
— Она велела мне беречь тебя, государь, — заметил Маву.
— Что со мной может случиться? — усмехнулся Руттул. Он взял в правую ладонь бронзовую статуэтку, стоявшую у него на столе. — Посмотри, Маву…
Статуэтка смялась в его руке, как будто была из фольги.
— Сила — это еще не самое главное, — невозмутимо сказал Маву, но Руттулов трюк ему понравился. — Как ты это делаешь, государь?
Руттул пожал плечами:
— Ты что, допрашивать меня будешь?
— Прошу прощения, государь, — откликнулся Маву. Руттул помолчал.
— Я хочу, чтобы ты как можно дольше задержал Саву в Миттауре, — наконец сказал он.
— Зачем? — искренне удивился Маву.
— Чтобы она не путалась у меня под ногами. Разве не понятно?
— Понятно. Какие способы я могу применить?
— Любые, — сказал Руттул. — Можешь даже связать и держать ее в каком-нибудь сарае. Но надо выдумать предлог. Я не хочу, чтобы она знала, что ей нельзя возвращаться в Сургару.
— Я понял, — повторил Маву. — Запретный плод сладок. Стенхе знает?
— Да. Он тоже что-нибудь придумает. Если выдастся случай, посоветуйся с ним.
Маву кивнул. Испросив разрешение, он взял карту Майяра, Сургары и Миттаура. Вообще-то, он мог прикинуть план действий и без нее, но Маву показалось, что Руттулу следует знать, как он поступит. Он объяснил, что вовсе не собирается тут же отправляться в Миттаур: несколько дней он может провести в охране Руттула, а потом исчезнет.
В Миттаур он доберется как раз к началу осенних дождей, переодетый так, что его не узнает даже Сава; в Миттауре он найдет способ связаться со Стенхе, а затем, когда придут вести из Сургары, будет действовать по обстоятельствам.
— Хорошо, — сказал Руттул. — Хорошо. Но если вы ее там не удержите…
— В крайнем случае я ее украду, — заявил Маву. — Это очень легко, государь.
Глава 14
— Стенхе, — сказала Сава, когда они отъехали от Савитри на две лиги, — я думаю, Руттул прикажет Маву следовать за мной.
— Может быть, — проговорил Стенхе. — Руттул не очень уверен в твоем благоразумии.
— А в благоразумии Маву?
— Маву — хокарэм, — ответил Стенхе. — Только характер у него нелегкий. И зачем Руттулу в нем сомневаться?
— Маву не любит Руттула.
— Руттул не девушка, чтобы его любить, — отозвался Стенхе. — Хокарэм может ненавидеть хозяина, но служить ему обязан. Если уж на то пошло, то и мне не очень нравится быть его слугой.
— Почему? — спросила Сава. — Ты же всегда такой доброжелательный.. .
Стенхе не ответил. Он не считал нужным посвящать Саву в свои предположения.
«…Потому что Руттул тоже хокарэм. Хокарэм на какой-то свой заморский лад, как будто не очень знакомый с боевыми искусствами, но обладающий другими качествами хокарэма.
Он свободен. Это самое главное качество хокарэма — внутренняя свобода, умение смотреть на обстоятельства не из-под чьей-то руки и не через очки суеверий. Он обладает уверенностью в себе. Это тоже одно из проявлений свободы, и, как ценящий свободу человек, он не дает своим чувствам одержать верх над собой.
Он ценит жизнь, причем не только свою. Как ни странно это для постороннего человека звучит, но хокарэмы тоже не любят убивать: любая смерть — это нарушение равновесия.
Взвесь все и действуй — гласит неписаная заповедь.
Согласно ей поступают многие, даже те, кто о ней не подозревает; и каждый взвешивает на свой лад: иные мгновенно, иные тянут время.
Руттул взвешивает по-хокарэмски: скоро, отметая сомнения, не боясь своих ошибок. О верности его решений Стенхе судить не брался, но, раз Сургара двадцать лет доводила до отчаяния соседних государей, что-то у Руттула получалось.
Такой результат мог бы быть простым везением, но сам Руттул в беседе наедине со Стенхе сказал, что человек он невезучий.
— Из грязи в князи, — напомнил тогда смело Стенхе.
— Наоборот, — хмуро возразил Руттул. — Говорил бы ты сейчас со мной, если б у меня джампер не сломался.
Стенхе запомнил незнакомое слово «джампер», а сам спросил:
— Сан принца низок для тебя, государь? Руттул не задумался:
— Не в этом дело, Стенхе. Просто у меня было бы совсем другое положение…
Именно тогда Стенхе и понял, что Руттул — чужеземный хокарэм.
А хокарэм не может быть слугой хокарэму — это против заповедей.
Поэтому-то Стенхе и не мог относиться к Руттулу с полным уважением. Не показывать настоящего своего происхождения на людях — это одно, а скрывать его от своих — это совсем другое.
— Стенхе, — сказала Сава, — мы незаметно вернемся и проследим, что Маву будет делать.
— Вот морока, — пробормотал Стенхе, боясь в душе, как бы Маву не сглупил да не отправился догонять Саву сегодня же.
В засаде они сидели четыре дня, Маву все это время как привязанный торчал в Савитри около Руттула — вид у него был, как обычно, легкомысленный донельзя.
— Не хватит ли, госпожа? — спросил Стенхе утром пятого дня.
Сава молчала, глядя в сторону Савитри.
— Не успеем до Миттаура добраться, госпожа, — продолжил Стенхе. — Дожди пойдут.
— Ладно, — решила Сава. — Седлай коней, Стенхе. Ехали они быстро, на перевале Твалли были через пять дней, но к тому времени Маву, спрятавшись в скалах, смотрел на них сверху. Он видел, как Сава оглянулась назад. Кого она искала там? Вероятно, его и искала.
«А я здесь! Ку-ку, милая госпожа, — думал Маву весело. — Значит, все-таки дня три пыталась меня перехитрить».
Стенхе, увидев на дороге выложенный камешками тайный знак, оглянулся, оценивая, где может скрываться Маву. «Хорошо, — одобрил Стенхе. — Вдвоем будет легче».
Он направил коня так, чтобы тот как бы невзначай ступил на знак и разрушил его.
— Что? — спросила Сава, настороженная таким странным маневром.
— Горный лев, — сказал Стенхе спокойно. — Видишь? Он указал на склон горы.
— Баран, — возразила Сава, приглядевшись.
— Баран в пятнышках? — сыронизировал Стенхе. — Что-то новенькое, госпожа.
— Вон то пятнистое? Это же камень! — удивилась Сава. — И вовсе не госпожа, а Карой. Тебя разве учить надо?
— Извини, Карой, забыл, — попросил прощения Стенхе. На его счастье, горный лев действительно появился на склоне, это позволило хокарэму ткнуть пальцем в гибкий кошачий силуэт среди камней: — Вон же он, Карой!
Сава проводила взглядом пятнистый, сливающийся с камнями силуэт.
— Может, поймаем? — предложила она. — Зачем? Тебе он мешает?
— Шкура красивая…
— Куплю я тебе шкуру в Миттауре. Или ты хочешь шкуру с приключениями?
Сава промолчала.
— И потом, — добавил Стенхе, — у этого льва шкура плохая будет. Лев старый, облезлый…
— Стенхе! — воскликнула Сава. — Ты не можешь видеть, что он облезлый!
— Я по повадке вижу, — объяснил Стенхе. — Видно же, что старый.
Маву, поглядывая сверху, забавлялся ситуацией: «Шкуру горного льва, госпожа, я тебе добуду, а вот попробуй-ка ты меня найди…»
Сава, похоже, поверила, что Маву остался при Руттуле, — во всяком случае, если она и оглядывалась, то совсем не так, как если бы хотела кого-то отыскать.
— Что ты вертишься, Карой? — спросил Стенхе.
— Мне кажется, кто-то смотрит на нас.
— Мне так не кажется, — возразил Стенхе.
…Город Интави, столица Миттаура, открылся перед Савой внезапно, за поворотом дороги. Она увидела перед собой сборище каменных башен, жмущихся одна к другой.
— Это Интави? — спросила Сава Стенхе.
— Интави, — кивнул он.
Интави ничуть не был похож на города, уже виденные Савой, да и бывалые путешественники, посетившие не одну страну, утверждали, что ничего подобного нигде нет.
— Здесь каждый дом — крепость! — восхищенно воскликнула Сава, но что иное она могла ожидать в Городе Тысячи Крепостей ?
Одной стороной Интави жался к пропасти, другую защищала каменная стена. Издали стена казалась не такой уж высокой, но когда Сава и Стенхе приблизились, они обнаружили, что стена буквально нависает над ними.
У городских ворот им пришлось подождать. Правда, Стенхе растолкал простолюдинов, но процедура пропуска чужестранцев оказалась в Интави довольно томительной: им полчаса пришлось просидеть на лавке в караулке, пока стража решала, может ли проехать седобородый ирауский купец.
— Я Стенхе из Лорцо, — когда подошла их очередь, сказал хокарэм, предъявляя поддельные подорожные, согласно которым он был служилым человеком гортуского наследника. — Прибыл по частным делам.
— С тобой должны следовать два сына, Маву и Карой, — прочитал чиновник в пергаменте.
— Карой — вот он, — показал Стенхе. Сава проворно вскочила с лавки и поклонилась. Чиновник поглядел на Саву и опять обратился к документам:
— Карой, четырнадцати лет, глаза голубые, волосы темные, аоликанское обличье. Да, похож. А старший где?
— Он заболел, и ему пришлось вернуться домой. — Какая болезнь? — осведомился чиновник.
— Рожа, — ответил Стенхе. — Совсем колено разнесло. Какой из него путешественник…
Чиновник согласился:
— Да, рожа — болезнь неприятная. Говорят, если прикладывать листья красного копытника, помогает…
— Лучше к шептуну сходить, — возразил Стенхе, хотя знахарство не признавал совершенно.
Чиновник начертал в пергаменте несколько знаков.
— Торговать чем-нибудь собираешься, Лорцовен Стенхе?
— Я не купец, — сдержанно ответил Стенхе.
— Разумеется, — кивнул чиновник. — Но это обязательный вопрос. Ты же знаешь, что в Миттауре чужеземец торговать не вправе.
— Да, конечно, — проговорил Стенхе.
— С тебя пошлина пол кроунто, — сказал чиновник. — И с твоего сына четверть.
— У меня нет миттауских денег. Сколько это в таннери? Чиновник обратился к счетам и ловко подсчитал:
— Три таннери с четвертью.
Стенхе вручил ему требуемую сумму, и они смогли проехать в город.
— Я забыл, — обратился Стенхе к чиновнику, — улица Сребрянщиков — это где?
Чиновник объяснил. Стенхе поблагодарил его и сел на коня.
— В Миттауре очень вежливые люди, — заметил Стенхе Саве, едущей рядом с ним.
— Да, — сказала Сава. — Но три четверти кроунто — это не три с четвертью таннери. Это таннери и три уттаэри. Меняльный процент шесть уттаэри. А где еще три уттаэри ?
— Так чиновник не обязан брать майярские деньги, — объяснил Стенхе. — Да и запомни, что в Миттауре на уттаэри никто не считает. Самая мелкая майярская монета здесь — четверть таннери. А если мелочь попадается, ее девушкам на мониста отдают. В Миттауре деньги дешевые. А ты хорошо разговор понял, Карой?
— Ага. Только они очень быстро говорят. Ты говоришь медленнее. И на улицах у них галдеж невероятный…
— Может быть, — проговорил Стенхе. — Руттул не очень уверен в твоем благоразумии.
— А в благоразумии Маву?
— Маву — хокарэм, — ответил Стенхе. — Только характер у него нелегкий. И зачем Руттулу в нем сомневаться?
— Маву не любит Руттула.
— Руттул не девушка, чтобы его любить, — отозвался Стенхе. — Хокарэм может ненавидеть хозяина, но служить ему обязан. Если уж на то пошло, то и мне не очень нравится быть его слугой.
— Почему? — спросила Сава. — Ты же всегда такой доброжелательный.. .
Стенхе не ответил. Он не считал нужным посвящать Саву в свои предположения.
«…Потому что Руттул тоже хокарэм. Хокарэм на какой-то свой заморский лад, как будто не очень знакомый с боевыми искусствами, но обладающий другими качествами хокарэма.
Он свободен. Это самое главное качество хокарэма — внутренняя свобода, умение смотреть на обстоятельства не из-под чьей-то руки и не через очки суеверий. Он обладает уверенностью в себе. Это тоже одно из проявлений свободы, и, как ценящий свободу человек, он не дает своим чувствам одержать верх над собой.
Он ценит жизнь, причем не только свою. Как ни странно это для постороннего человека звучит, но хокарэмы тоже не любят убивать: любая смерть — это нарушение равновесия.
Взвесь все и действуй — гласит неписаная заповедь.
Согласно ей поступают многие, даже те, кто о ней не подозревает; и каждый взвешивает на свой лад: иные мгновенно, иные тянут время.
Руттул взвешивает по-хокарэмски: скоро, отметая сомнения, не боясь своих ошибок. О верности его решений Стенхе судить не брался, но, раз Сургара двадцать лет доводила до отчаяния соседних государей, что-то у Руттула получалось.
Такой результат мог бы быть простым везением, но сам Руттул в беседе наедине со Стенхе сказал, что человек он невезучий.
— Из грязи в князи, — напомнил тогда смело Стенхе.
— Наоборот, — хмуро возразил Руттул. — Говорил бы ты сейчас со мной, если б у меня джампер не сломался.
Стенхе запомнил незнакомое слово «джампер», а сам спросил:
— Сан принца низок для тебя, государь? Руттул не задумался:
— Не в этом дело, Стенхе. Просто у меня было бы совсем другое положение…
Именно тогда Стенхе и понял, что Руттул — чужеземный хокарэм.
А хокарэм не может быть слугой хокарэму — это против заповедей.
Поэтому-то Стенхе и не мог относиться к Руттулу с полным уважением. Не показывать настоящего своего происхождения на людях — это одно, а скрывать его от своих — это совсем другое.
— Стенхе, — сказала Сава, — мы незаметно вернемся и проследим, что Маву будет делать.
— Вот морока, — пробормотал Стенхе, боясь в душе, как бы Маву не сглупил да не отправился догонять Саву сегодня же.
В засаде они сидели четыре дня, Маву все это время как привязанный торчал в Савитри около Руттула — вид у него был, как обычно, легкомысленный донельзя.
— Не хватит ли, госпожа? — спросил Стенхе утром пятого дня.
Сава молчала, глядя в сторону Савитри.
— Не успеем до Миттаура добраться, госпожа, — продолжил Стенхе. — Дожди пойдут.
— Ладно, — решила Сава. — Седлай коней, Стенхе. Ехали они быстро, на перевале Твалли были через пять дней, но к тому времени Маву, спрятавшись в скалах, смотрел на них сверху. Он видел, как Сава оглянулась назад. Кого она искала там? Вероятно, его и искала.
«А я здесь! Ку-ку, милая госпожа, — думал Маву весело. — Значит, все-таки дня три пыталась меня перехитрить».
Стенхе, увидев на дороге выложенный камешками тайный знак, оглянулся, оценивая, где может скрываться Маву. «Хорошо, — одобрил Стенхе. — Вдвоем будет легче».
Он направил коня так, чтобы тот как бы невзначай ступил на знак и разрушил его.
— Что? — спросила Сава, настороженная таким странным маневром.
— Горный лев, — сказал Стенхе спокойно. — Видишь? Он указал на склон горы.
— Баран, — возразила Сава, приглядевшись.
— Баран в пятнышках? — сыронизировал Стенхе. — Что-то новенькое, госпожа.
— Вон то пятнистое? Это же камень! — удивилась Сава. — И вовсе не госпожа, а Карой. Тебя разве учить надо?
— Извини, Карой, забыл, — попросил прощения Стенхе. На его счастье, горный лев действительно появился на склоне, это позволило хокарэму ткнуть пальцем в гибкий кошачий силуэт среди камней: — Вон же он, Карой!
Сава проводила взглядом пятнистый, сливающийся с камнями силуэт.
— Может, поймаем? — предложила она. — Зачем? Тебе он мешает?
— Шкура красивая…
— Куплю я тебе шкуру в Миттауре. Или ты хочешь шкуру с приключениями?
Сава промолчала.
— И потом, — добавил Стенхе, — у этого льва шкура плохая будет. Лев старый, облезлый…
— Стенхе! — воскликнула Сава. — Ты не можешь видеть, что он облезлый!
— Я по повадке вижу, — объяснил Стенхе. — Видно же, что старый.
Маву, поглядывая сверху, забавлялся ситуацией: «Шкуру горного льва, госпожа, я тебе добуду, а вот попробуй-ка ты меня найди…»
Сава, похоже, поверила, что Маву остался при Руттуле, — во всяком случае, если она и оглядывалась, то совсем не так, как если бы хотела кого-то отыскать.
— Что ты вертишься, Карой? — спросил Стенхе.
— Мне кажется, кто-то смотрит на нас.
— Мне так не кажется, — возразил Стенхе.
…Город Интави, столица Миттаура, открылся перед Савой внезапно, за поворотом дороги. Она увидела перед собой сборище каменных башен, жмущихся одна к другой.
— Это Интави? — спросила Сава Стенхе.
— Интави, — кивнул он.
Интави ничуть не был похож на города, уже виденные Савой, да и бывалые путешественники, посетившие не одну страну, утверждали, что ничего подобного нигде нет.
— Здесь каждый дом — крепость! — восхищенно воскликнула Сава, но что иное она могла ожидать в Городе Тысячи Крепостей ?
Одной стороной Интави жался к пропасти, другую защищала каменная стена. Издали стена казалась не такой уж высокой, но когда Сава и Стенхе приблизились, они обнаружили, что стена буквально нависает над ними.
У городских ворот им пришлось подождать. Правда, Стенхе растолкал простолюдинов, но процедура пропуска чужестранцев оказалась в Интави довольно томительной: им полчаса пришлось просидеть на лавке в караулке, пока стража решала, может ли проехать седобородый ирауский купец.
— Я Стенхе из Лорцо, — когда подошла их очередь, сказал хокарэм, предъявляя поддельные подорожные, согласно которым он был служилым человеком гортуского наследника. — Прибыл по частным делам.
— С тобой должны следовать два сына, Маву и Карой, — прочитал чиновник в пергаменте.
— Карой — вот он, — показал Стенхе. Сава проворно вскочила с лавки и поклонилась. Чиновник поглядел на Саву и опять обратился к документам:
— Карой, четырнадцати лет, глаза голубые, волосы темные, аоликанское обличье. Да, похож. А старший где?
— Он заболел, и ему пришлось вернуться домой. — Какая болезнь? — осведомился чиновник.
— Рожа, — ответил Стенхе. — Совсем колено разнесло. Какой из него путешественник…
Чиновник согласился:
— Да, рожа — болезнь неприятная. Говорят, если прикладывать листья красного копытника, помогает…
— Лучше к шептуну сходить, — возразил Стенхе, хотя знахарство не признавал совершенно.
Чиновник начертал в пергаменте несколько знаков.
— Торговать чем-нибудь собираешься, Лорцовен Стенхе?
— Я не купец, — сдержанно ответил Стенхе.
— Разумеется, — кивнул чиновник. — Но это обязательный вопрос. Ты же знаешь, что в Миттауре чужеземец торговать не вправе.
— Да, конечно, — проговорил Стенхе.
— С тебя пошлина пол кроунто, — сказал чиновник. — И с твоего сына четверть.
— У меня нет миттауских денег. Сколько это в таннери? Чиновник обратился к счетам и ловко подсчитал:
— Три таннери с четвертью.
Стенхе вручил ему требуемую сумму, и они смогли проехать в город.
— Я забыл, — обратился Стенхе к чиновнику, — улица Сребрянщиков — это где?
Чиновник объяснил. Стенхе поблагодарил его и сел на коня.
— В Миттауре очень вежливые люди, — заметил Стенхе Саве, едущей рядом с ним.
— Да, — сказала Сава. — Но три четверти кроунто — это не три с четвертью таннери. Это таннери и три уттаэри. Меняльный процент шесть уттаэри. А где еще три уттаэри ?
— Так чиновник не обязан брать майярские деньги, — объяснил Стенхе. — Да и запомни, что в Миттауре на уттаэри никто не считает. Самая мелкая майярская монета здесь — четверть таннери. А если мелочь попадается, ее девушкам на мониста отдают. В Миттауре деньги дешевые. А ты хорошо разговор понял, Карой?
— Ага. Только они очень быстро говорят. Ты говоришь медленнее. И на улицах у них галдеж невероятный…