Кублицкая Инна. Карми

   Однажды его окликнул прохожий и спросил, как пройти к дому Аранри.
   — Я туда иду, — ответил Смирол, чуть покачивая на ходу развешанными на коромысло ведрами.
   Незнакомец пошел рядом. На Смироле была лишь грязная набедренная повязка, и прохожий принял его за раба. Идти же, пропуская вперед раба, для майярца унизительно, и незнакомец нетерпеливо поглядывал на неспешно шагающего Смирола. Смирол в свою очередь украдкой посматривал на чужестранца. Тот был невелик ростом и, судя по всему, придавал своей внешности большое значение. По виду казался он горожанином среднего достатка, очень аккуратным в одежде. Бородка и усы были тщательно подстрижены; волосы тоже были короткими. — по моде, принятой в южном Горту. Из оружия был при нем короткий меч. Но Смирол, оглядев незнакомца, решил, что перед ним хокарэм. Правда, в этом он был не очень уверен: если бы незнакомец не спрашивал дом Аранри, Смирол поостерегся бы в выводах.
   Двадцать шагов, которые оставались до калитки двора Аранри, Смирол перебирал имена хокарэмов. Этот, который был на добрый десяток лет старше Смирола, явно не был частым гостем в замке Ралло. Смирол припоминал почти забытые лица. «Если убрать бороду и усы… Маву, — понял Смирол. — Маву из Сургары. Давно сгинувший в невесть каких далях хокарэм принцессы Сургарской».
   — Ты не Маву ли? — спросил Смирол.
   — А! — посмотрел на него внимательнее путник. — Тоже волчья кровь?
   — Я Смирол из Байланто.
   — Не припоминаю, — равнодушно бросил Маву. — А зачем ты воду таскаешь?
   — Я здесь на поправке, — отозвался Смирол. — Воду таскать — неплохая тренировка.
   Маву пропустил Смирола в калитку и прошел следом. Аранри был занят — составлял раствор для крашения. Антуно ему помогала. Гостем занялись Аранри и Сэллик: принесли воды умыться с дороги, предложили поесть. Смирол с неудовольствием заметил, как Маву бесцеремонно привлек к себе девушку. Сэллик оглянулась на него с испугом. Когда же девушка вышла, Смирол сказал тихо:
   — Аранри не хочет, чтобы Сэллик обижали…
   — Разве я обижаю ее? — поднял брови Маву. Смирол оценил его, смерив взглядом, потом пошел к Аранри, встал у чана с краской и проговорил, оглядываясь на гостя:
   — Батюшка, почему бы тебе не отправить Сэллик домой? Аранри, не поднимая глаз от выкрашенной пятнами ткани, сказал глухо:
   — Как хочешь, сынок.
   Смирол вернулся к дому, нашел в пристройке, где размещалась летняя кухня, девушку и сказал ей:
   — Сегодня ты не нужна, можешь идти.
   — Но…
   — Иди, — повторил Смирол настойчиво.
   — Но обед…
   — Я все сделаю.
   Сэллик, пожав плечами, рассказала, что где, и ушла. Такие неожиданные выходные случались у нее довольно часто — не раз бывало, что Аранри отсылал ее, желая поговорить со своими гостями без помех.
   Готовил Смирол неважно, но был уверен, что стряпню его съедят; в кухне и застал его Картван, зашедший по обыкновению скоротать пару часов до вечера.
   — Ты мой неоплатный должник, — проговорил Смирол вместо приветствия. — У Аранри гость, очень опасный для юных девиц. Я отправил Сэллик домой.
   Картван пропустил его слова мимо ушей. Он с интересом следил за действиями Смирола, занятого приготовлением лапши.
   — Ты как заправская стряпуха, — объявил он, завороженный уверенными движениями Смирола.
   — Ты когда-нибудь пробовал хокарэмскую лапшу? — полюбопытствовал Смирол, деловито взмахивая в воздухе пучком нитей из теста.
   — Где ж я мог попробовать хокарэмскую лапшу? — засмеялся Картван.
   — Моя лапша — это еще не деликатес, — просветил его Смирол. — Попробовал бы ты лапшу Герхо из Кэйве — вот где объедение.
   Картван смеясь возразил, что он и Смироловой лапши еще не пробовал:
   — Ты бы не хвалился, вдруг не получится… — Он осекся. Из дома вышел мрачный Маву, с крыльца рассмотрел, чем занимается Смирол, спросил, нельзя ли затопить баню.
   — Отчего же, можно, — отозвался Смирол, не прекращая операции с тестом. — Тебе помочь?
   — Обойдусь, — бросил Маву, спустившись с крыльца.
   Картван, которого он не удостоил и взглядом, настороженно следил за ним, пока спина Маву не скрылась за кустами ягодника.
   — Это и есть опасный для девиц человек? — тихо осведомился он.
   — Да-а, — протянул Смирол, занятый укладкой на стол приготовленной лапши.
   Сверху он пристроил что-то наподобие навеса из льняного полотенца, чтобы на тесто не садились мухи и не попадала пыль. Тесту полагалось как следует подсохнуть, а Смирол пока занялся другими кухонными делами. Подошла Антуно, ахнула — как же так, дорогой гость стряпней занялся! — зачерпнула из ведра с мыльным раствором ковшиком, налила в медный таз, долго оттирала руки от въевшейся в кожу краски цвета «запыленного чертополоха». Пока она мылась, Смирол приготовил быстрый, «ленивый», соус и разделал трех куриц. Жарить их взялась Антуно, а Смирол, сходив на огород, приволок овощи и молниеносно накрошил их на салат. Картван с интересом следил за летающим лезвием ножа. Чтобы орудовать ножом так, как это делал Смирол, требовалась долгая тренировка, ведь нож был настолько острым, что мог бы отрубить палец.
   — Вот признают меня хэймом, — объявил Смирол, — пойду в повара. Хорошая работенка — всегда при еде…
   — Да как ты такие слова говоришь! — воскликнула Антуно. — Что ты, мальчик мой…
   — Какое большое несчастье — в Майяре быть хэймом! — разглагольствовал Смирол, решив наконец, что он сделал все необходимое. — Но горе мое в том, что я смогу заниматься механикой, только если стану хэймом…
   — Медом тебе механика намазана? — проворчал Аранри, подходя к пристройке. — Ну-ка, сынок, помоги отмыться.
   Аранри перепачкался куда больше Антуно. Руки были в краске по локоть, а все остальное грузное тело и набедренная повязка были покрыты брызгами и потеками.
   Смирол без слов взял щетку, макнул ее в мыльный раствор и с ожесточением принялся оттирать краску с названого папаши, время от времени окатывая его водой.
   — На этот год крашение окончено, — объявил Аранри, когда пятна на его коже заметно поблекли.
   Смирол вылил на него последнее ведро воды, и Аранри ушел в дом переодеваться. Вернулся он вдвоем с Маву. Смирол к тому времени священнодействовал над котлом, где варилась лапша.
   А Антуно разговаривала с Карми.
   Карми только что появилась, одета она была на байлантский лад — в келани с короткими рукавами и тонкую полотняную юбку почти до щиколоток. Голова, по местному обычаю, повязана скрученным в жгут платком, но, в нарушение правил, волосы были уж очень короткие — едва достигали лопаток. Правда, так же коротко стригут волосы и девушки из рыбачьих приморских поселений, но Карми внешностью мало напоминала рыбачку. Как только что выразился прохожий на улице, видно было, что в жилах у нее благородная кровь.
   Смирол не мог обернуться: как раз сейчас подошла, как он утверждал, ответственная операция — лапша должна быть извлечена именно в тот момент, когда сварится, ни мгновением раньше, ни мгновением позже. Антуно же приняла Карми за деревенскую девушку, зашедшую узнать, не нужны ли хозяйке лесные ягоды, или грибы, или орехи.
   — Что тебе нужно, девочка? — приветливо обратилась к ней Антуно.
   — Ты Антуно, жена Аранри? — вместо ответа спросила девушка. — Меня зовут Карми.
   — Мама, это ларец моего сердца! — закричал Смирол, не отрываясь от котла. Двумя палочками он выкладывал в миску свою хваленую лапшу.
   В этот-то момент и появились из дома Аранри с Маву. Увидев свою госпожу, Маву предложил Карми умыться с дороги. Аранри поднял брови. Маву не был похож на человека, который будет угождать первой встречной — не очень красивой — девушке.
   Смирол, оторвавшись наконец от своей лапши, коротко объяснил Аранри, кого привели дороги в его дом.
   — Она нарушает режим ссылки? — спросил Аранри, посматривая в спину умывающейся девушке.
   — Почему это должно касаться нас с тобой? — возразил Смирол. — Это касается ее и Логри, а нам-то что?
   — Ты кричишь на всех углах, что она — цветок твоей души, — укорил его Аранри. — Почему же тебя не трогают ее заботы?
   — Она совершеннолетняя, — невозмутимо отозвался Смирол. — Должна соображать, что делает.
   Маву почтительно проводил Карми к столу и, усаживая ее, демонстративно отодвинул в сторону Картвана. Едва он уселся рядом, Карми подвинулась, освобождая на скамье место и указывая на него Аранри:
   — Не присядешь ли рядом, дядюшка?
   Аранри, не размышляя, сел между ней и Маву. Явно намечался конфликт — Аранри был единственным человеком, который мог бы разделить бывшую сургарскую принцессу и ее ревнивого хокарэма. Было ясно, что Карми не могла предложить место рядом с собой ни Смиролу, ни Антуно, ни тем более Картвану.
   После того как на скамью сел Аранри, Картвану места не хватило, он пересел к Смиролу и теперь оказался напротив Маву. Для Маву Картван попросту не существовал. Карми же, наоборот, все свое внимание уделяла Картвану и Антуно. Антуно внимание хэйми немного пугало, Картван же, в пику Маву, держался свободно и даже рассказал, какую задачу они со Смиролом решали сегодня. Задача была из сборника Аракарно из Интави и касалась систем уравнений с тремя неизвестными. Картван полагал, что Карми признается в своем невежестве, но она спросила рассеянно-приветливо:
   — Какой вы метод использовали? Матричный или метод подстановки ?
   Аранри шумно вздохнул. Картван удивился:
   — Я не думал, что тебе интересны вычисления…
   — Неинтересны, — решительно ответила Карми. — Неужели можно с увлечением заниматься сложением и вычитанием неизвестных? Ну стихи слагать — это еще понятно, а уравнения?.. — Она пожала плечами.
   — Это довольно изысканное наслаждение, — заметил Смирол, поглощая свою лапшу.
   — Что за удовольствие — из одной части уравнения в другую гонять иксы и игреки? — в пространство спросила Карми.
   — «Экосси» и «иррехо», — поправил ее Смирол.
   — Иксы и игреки, — возразила Карми. — Похоже, я лучше тебя знаю терминологию. А, Маву?
   — Конечно, — подтвердил Маву равнодушно. — Иксы и игреки.
   — О боги! — вздохнул Аранри. — Неужто и ты увлекся вычислениями? Не иначе, это поветрие…
   — Трудно не запомнить, когда слова так и лезут в уши, — проговорил Маву. — А ты, госпожа моя, тоже не права. Помнится, в свое время тебя за уши нельзя было оттянуть от вычисления. Как это называлось? Тригонометрия?
   — Тригонометрия? — с воодушевлением переспросил Картван.
   — Да ну, я тогда такая дура была, — отмахнулась Карми. — Ну зачем, скажи на милость, мне нужна вся эта математика?
   — Но ты ее учила?
   — Приходилось…
   — Уж не был ли твоим учителем сам Аракарно из Интави? — с почтением спросил Картван.
   — Не был, не был, — нетерпеливо отозвался Смирол и, демонстрируя свою эрудицию, прибавил: — Даже если учесть, что Аракарно не настоящее имя…
   — Да, — преподнесла ему сюрприз Карми. — Его настоящее имя — Эрих Кениг.
   Картвану имя не сказало ничего. Смирол же, забыв о лапше, вскочил на ноги.
   — Эрих Кениг? — вскричал он. — Руттул? Покатилась по земле миска с лапшой — одно утешение, что оставалось там немного. Аранри запоздало рявкнул на Смирола, но оба механика — иранхо и хокарэм — тут же принялись забрасывать Карми вопросами. Ревность Маву моментально сменилась насмешкой; переглянувшись с Аранри, он постучал себя по затылку.
   — Сумасшедшие, — подтвердил Аранри, и они вдвоем отправились готовиться к бане. Маву пожелал привести себя в приличествующий хокарэму вид; поскольку хокарэмы усов и бороды обычно не носят, Аранри пришлось превратиться в цирюльника. Старик долго точил бритву, потом долго примерялся к физиономии хокарэма, потом не спеша содрал с лица Маву всю буйную поросль. Истомленный его медлительностью, Маву посматривал в сторону кухни. Любители математики наконец оставили Карми в покое: Картвану пришло время отправляться к наместнику, а Смирол, подхватив ведра, пошел проводить его до источника. Карми взялась помочь Антуно убрать на кухне; юбку, чтобы не запачкать, она сняла, оставшись в келани, едва доходившем до середины бедра.
   — Не будь идиотом, — тихо сказал Аранри, поймав взгляд Маву. — Девочка не станет спрашивать у тебя защиты. Ты ей не нужен.
   — Ей нужен этот рыжий наглец?
   — Похоже, ему она больше доверяет, — отозвался Аранри. — Что же ты мешкал? Где ты прятался все это время?
   — Если б я знал, что она жива… Аранри промолчал.
   «Что за поветрие охватило нынче молодых хокарэмов? — подумал он. — Одни увлекаются механикой, другие прячутся от замка Ралло. Неужели мир усложнился так, что я в нем ничего не понимаю?»

Глава 5

   Смирол лежал на топчане в саду, закинув руки за голову и глядя в вечернее небо между черными кронами деревьев. Стало слишком темно, чтобы можно было заниматься вычислениями или читать свиток с трактатом по логике, который одолжил ему Картван, а никаких других занятий Смирол придумать не мог. Конечно, можно было пойти к Аранри — помочь в какой-нибудь работе, не требующей особого умения и зоркости, но Смиролу было откровенно лень. Появление Карми опять пробудило интерес к глайдеру Руттула. Он завидовал людям, которые умеют делать такие машины. Смирол решил подластиться к Карми, чтобы она разрешила ему заняться изучением глайдера.
   «Но ведь я вряд ли что пойму!» — вздохнул он.
   Карми подошла и села на топчан. По привычке Смирол потянулся к ней, обнял, привлек ее к себе. Карми, как обычно, отнеслась к его ухаживаниям равнодушно — легла около него и потянула на себя покрывало. Вечера последнее время прохладные, год клонится к осени, и Смирол заботливо укрыл девушку.
   — От Байланто были вести? — спросила Карми после долгого молчания.
   — Пока нет.
   Карми немного помолчала.
   — А я подарок тебе принесла, — сказала она вдруг полусонно. — Только он разбился.
   — Да-а? — преувеличенно огорченно отозвался Смирол. — Как же так?
   — А ничего. Он и ломаный хорош.
   — Кто хорош?
   — Кристалл.
   — Да, конечно. — Смирол потянулся губами к щеке девушки, но ее странное движение остановило его: Карми неожиданно прижалась к нему, и Смирол испугался.
   Хокарэмы не знают чувства страха, точнее, они допускают, что можно испугаться неодолимого напора стихий: урагана, например, или лесного пожара, но страх перед людьми неведом хокарэмам. Им не приходится испытывать унизительное чувство полной зависимости от воли других людей; они не боятся и любого оружия, — чего бояться, если хокарэм может справиться со всяким оружием?
   Но испуг, который ощутил Смирол, был другого порядка. Конечно, нечаянное движение Карми могло иметь простую причину — зябкую вечернюю прохладу. Но могло быть и иначе, а Смирол не был готов к изменениям отношений с Карми. И он сбежал. Сбежал не позорно, без оглядки, а с достоинством, спросив как ни в чем не бывало:
   — Хочешь грушу? Я принесу.
   — Принеси, — шепнула Карми.
   Смирол чмокнул девушку в щечку и ушел к летней кухне, где в большой корзине лежали снятые сегодня груши. Он тщательно выбирал плоды, откладывая в широкое глиняное блюдо; он не торопился — он думал, как ему надлежит поступать, если в самом деле окажется, что он нужен Карми.
   Ну почему, почему тянет с ответом Байланто? Разве может Смирол без достаточных на то оснований считать себя свободным от обязательств перед высокой принцессой? И как он будет выглядеть, обремененный этими обязательствами, когда его отношения с Карми примут более серьезный оборот? Одно можно сказать: некрасиво будет выглядеть. Хокарэмы обычно легко относятся к моральным предписаниям, но даже для хокарэма ситуация, в которую попал Смирол, представлялась сомнительной. Как бы ни поступали, какое расположение ни испытывали бы друг к другу принцесса Байланто и Ур-Руттул, следует помнить, что в высшем свете дружба — вещь непрочная и в любой момент может смениться открытой враждой. И пока он, Смирол, официально считается слугой Байланто, любые его отношения с Карми будут выглядеть неискренними, а Смирол не хотел даже тени подозрений. Завязанная еще в первый год знакомства невинная игра во влюбленность могла позволить Смиролу мимолетные объятия и братские поцелуи, но перешагнуть через невидимую черту он не мог.
   Смирол старательно искупал каждую грушу в ведре с водой, аккуратно разложил горкой на блюде и понес к топчану. Как он и надеялся, Карми заснула. Услыхав ее ровное сонное дыхание, Смирол вздохнул с облегчением и поставил блюдо с грушами в изголовье широкого топчана, а потом бесшумно удалился.
   «И чего я терзаюсь? — думал он. — Ничего особенного, ей и в голову не придет смотреть на меня. Зачем я ей, коли в грозном Миттауре Арзравен Паор в любой момент готов жениться на ней? По крови я ей не пара, да и красотой не отличаюсь. И… ох, великие небеса!., что мне в голову пришло думать о ней?»
   Он пошел к дому. На полпути его встретил Маву, мрачный и злой.
   — Ты что вытворяешь, братец? — прошипел Маву. — Оставь ее в покое!
   — Ты о чем? — отозвался Смирол. — Не ори, Карми разбудишь.
   — Госпожу, — поправил Маву раздраженно. — Для тебя она госпожа, а не Карми.
   — Для меня она Карми, а не госпожа, — твердо ответил Смирол. — Она велела называть себя именно так.
   Маву был готов взорваться; опасаясь, что его гнев разбудит девушку, Смирол предложил:
   — А не пройти ли нам к дровянику? Уж если где и выяснять отношения, так, пожалуй, именно там.
   Маву согласился, он мотнул головой и направился вслед за Смиролом на задний двор, туда, где у баньки под навесом находилась поленница. Пока они туда шли, Маву успел немного успокоиться, так что разговор он продолжил хоть и враждебно, но сдержанно:
   — Неужели ты не видишь, на что это похоже? Будь ты райи, я бы и слова не сказал, черт с тобой, Рыжий. Но ты же из Байланто! Зачем ты липнешь к ней? На что рассчитывает твоя госпожа? Или ты действуешь исключительно по недомыслию?
   — Ты читаешь мои мысли, брат Маву, — отозвался Смирол. — Я как раз об этом и думал. Одна лишь надежда, что вот-вот я стану райи.
   — Ну что ты врешь? — поморщился Маву. — С чего вдруг ты станешь райи? Госпожа Байланто вроде помирать пока не собирается…
   — Храни небо госпожу! — искренне воскликнул Смирол. — Нет, дело во мне. Я ведь хэйм, а кому из принцев нужен в хокарэмах хэйм?
   — Хэйм? — переспросил Маву.
   — Ну да.
   Смирол рассказал о своей болезни, умолчав, впрочем, о чудесном исцелении и Руттуловом глайдере (Карми вроде бы говорила, что никто, кроме него, в эту тайну не посвящен). Пока он рассказывал, настроение Маву заметно изменилось.
   — О, — сказал он сочувствующе, коснувшись Смиролова плеча, — стать хэймом — еще не самое страшное.
   — Я тоже так думаю, — отозвался Смирол.
   — Хорошо тебе — будешь свободным. Смирол впервые посмотрел на Маву с интересом:
   — О! Не поговорить ли нам о свободе?
   Когда примерно час спустя Аранри вышел посмотреть, куда пропали его постояльцы, то нашел их удобно расположившихся на чурбаках у поленницы и мирно беседующих. Маву многословно рассказывал о порядках в Сургаре при Руттуле; Смирол задавал вопросы, побуждая Маву еще более вдаваться в подробности.
   — Что-то я не пойму современную молодежь, — заявил Аранри, послушав, о чем идет речь. — То, понимаешь ли, механикой занимаются, то политикой… Да зачем вам все это, мальчики? Что толку голову ломать над никому не нужными вещами? Майяром управляете не вы, да и науками, кроме вас, есть кому заниматься.
   — А годами напролет шить штаны — это дело для хокарэма? — вскинул голову Маву. — И я плохо понимаю, на что потратили мою жизнь. Половину жизни меня муштровали в Ралло, чтобы вторую половину быть нянькой при высокорожденной девице. И что меня злит: когда моя помощь была всего нужнее, оказалось, что ее не желают принимать. Небом клянусь, никогда не чувствовал себя таким идиотом, как тогда, когда потерял след госпожи в долине Праери.
   — Поэтому ты все бросил и спрятался, — сказал Аранри.
   — Да, — ответил Маву вызывающе. — Но пока жива принцесса Оль-Лааву, кто обвинит меня в пренебрежении обязанностями? Она ведь не обвиняет меня в этом.
   Рыжий Смирол, посмеиваясь, следил за горячностью Маву. Хороший был случай еще раз убедиться в том, что ряды хокарэмов вовсе не так монолитны, как кажется со стороны. Однако идти на раскол, понимал Смирол, слишком неразумно. Участвовать в малочисленной оппозиции против замка Ралло — значит собственными руками затягивать на шее петлю. Впрочем, с неожиданной горечью вспомнил Смирол, он-то уже практически находится вне хокарэмской касты. Но что же молчит Байланто? Передумала его отпускать?
   Он напрасно тревожился. Весть от Байланто пришла к следующему вечеру. Смирол высчитывал дни пути гонца от Ларау до Забытой Столицы, а госпожа принцесса почти сразу после его заболевания вернулась в Трани-Виалу-Орвит, чтобы уложить его вещи и вернуть в Ралло. Известие, что Смирол выжил, внесло в ее планы лишь небольшие изменения. Байланто собственноручно упаковала его сундук и прислала не только письмо для мастера Логри, но и записку Смиролу. Приложением была сафьяновая коробочка, в которой лежал перстень с опалом.
   Опал — знак разлуки. Смирол нацепил перстень на палец и развернул адресованное ему послание:
   «Хокарэму Смиролу от принцессы Байланто-Киву привет и пожелание всех благ. Крайне сожалею, что нам пришлось расстаться. Сделай милость, не тревожь меня больше: твой вид будет мне укором. Прости мне мои предрассудки. До конца жизни тебе будет выплачиваться ежегодное содержание в двадцать четыре эрау, пункт об этом будет введен и в завещание. Да хранит тебя божественное небо, в святость которого ты не веришь».
   Смирол повертел в руках пергамент. Принцесса Байланто оставалась верна себе: сознавая свои предрассудки, все же не считает нужным пойти против них — в ее хокарэме не должно быть недостатков. Он может быть слабым физически и рыжим, как раб, но быть даже заподозренным в умственной ущербности он не может. А выздоровление от заячьей болезни гарантии душевного здоровья не дает. От такого хокарэма следует избавиться — и она избавлялась со свойственной ей щедростью.
   Смирол заглянул в сундук. Помимо одежды там лежал еще и довольно увесистый кошель с золотом.
   Аранри развернул адресованный Логри сверток.
   — Да, — протянул он, ознакомившись с текстом. — Полная отставка.
   — Прими поздравления, — сказал Маву.
   — Премудрое небо! — вскричал Аранри. — С чем тут поздравлять? Да чем ты теперь заниматься будешь, рыжий бездельник? И на что жить? Кто тебя наймет, слабого да слепого? Вспомни, сколько ты в гэнкарах сидел, пока тебя не взяла к себе Байланто? А теперь-то кто на тебя польстится? Или думаешь механикой своей жить? Так ведь на гороскопах больших денег не заработаешь. Нищим будешь!..
   — Папаша, не горячись, — отозвался Смирол. — Проживу как-нибудь.
   Он побросал свитки в сундук, хлопнул крышкой и вернулся к своим занятиям. Сегодня он целый день задумчиво вырисовывал на вощеных дощечках контуры оправ для очков — ему хотелось чего-нибудь особенного, а не простых очков с традиционно круглыми стеклами.
   Алатан рассердился, увидав его эскизы.
   — Сударь ты мой! — воскликнул он. — Ну что за выдумки? Неужели те очки, что я сделал, плохи для тебя?
   — Хороши, — успокоил его Смирол и немедля нацепил на нос очки с небольшими круглыми стеклами. — Но сегодня утром Карми сказала, что взгляд у меня совиный. Так почему бы не изобрести что-то невероятное, пока у меня есть деньги и камни?
   Он расстелил перед Алатаном узелок, в котором лежал подаренный Карми кристалл. Если б он остался целым, был бы размером с два Смироловых кулака, однако, похоже, Карми уронила свой подарок, и он раскололся, как обычно и колются кристаллы колайхо, на пластинки толщиной до двух дюймов.
   — Линзы сделаем из них, — сказал Смирол.
   — Божьи небеса! — вздохнул Алатан. — Или я твой личный ювелир, сударь мой? Мне же и другие заказы делать надо.
   Алатан кривил душой. Изыскания Смирола в области оптики были золотым дном — он намного уменьшил за счет точного расчета трудоемкость изготовления линз, да и идея насчет изменения формы оправы должна была принести ювелиру немало денег. Поэтому новые, невиданные, экстравагантные очки Смирол получил быстро.
   Он немедленно ринулся на летнюю кухню, где Антуно с Карми и Сэллик варили варенье.
   — Карми, душа моя, — позвал он, — посмотри-ка. Карми оглянулась.
   — О-ох, — выдохнула она. — Ну, Рыжий… Красота-то какая…
   Антуно и Сэллик тоже оглянулись на Смирола.
   Очки были великолепными. Огромные линзы закрывали почти пол-лица, золотая оправа сияла. В двух зеленых закругленных четырехугольниках таилось что-то хищное.
   — Дракон, иначе не скажешь, — определила Карми. — Но… признавайся, а что это у тебя с носом?
   Смирол приподнял очки, показывая царапину на переносице, и вернул очки на место.
   — Уронил одну склянку, вот и отскочило мне в рожу.
   — Боже! — ахнула Антуно. — Могло и в глаз попасть! Смирол повернул голову и показал точку у виска, куда попал второй осколок.
   — Бывает, — рассмеялся он. — А смотри, что я придумал, чтобы линза царапину не натирала.
   Он перенес опору со спинки носа на обе стороны; Алатан высоко оценил нововведение — теперь очкарикам не придется жаловаться, что у них краснеет кончик носа.
   Карми очки понравились — очень элегантная вещица.