Кублицкая Инна. Карми

   На вторую ночь путешествия Кабир тайком увез Геллик Самар с постоялого двора, и дальше они пробирались вдвоем. Их путь лежал в Катрано. Геллик Самар решила просить отца отомстить за ее честь. Кабир вез ее, ибо за это ему заплатили, но сомневался, что принц Катрано вмешается в события. На полпути их догнала весть о смерти юного короля; о бегстве самой королевы молчали, как будто его и не было. Одновременно Кабир узнал, что тропы на Катрано перекрыты маруттскими лазутчиками. Он поставил в известность об этом свою госпожу и спросил, как она намеревается поступить. Геллик Самар была в растерянности. Кабир первый вспомнил о сургарской принцессе и сообразил, что после смерти короля она стала старшей в семье. Геллик Самар была в отчаянии и согласилась.
   Сложившаяся вокруг нее ситуация была явно взрывоопасной. Ребенок, которого она носила, мог стать причиной настоящей войны между Марутту и Байланто. Зачат он был при жизни юного короля, и Марутту будет настаивать, что именно король — отец ребенка. Рассказ Геллик Самар в расчет никто не примет, да и саму ее скорее всего сразу же после рождения ребенка тихо придушат, чтобы не мешала событиям разворачиваться так, как этого хочет Марутту. Ребенок — будь то мальчик или девочка — будет провозглашен Верховным правителем, Марутту станет при нем регентом и будет лелеять своего венценосного подопечного. Марутту не остановится и перед подменой: если дитя умрет, найдется другой ребенок, похожий на него.
   Карми прекрасно понимала, почему молчит Майяр об исчезновении королевы. Каждый из принцев сейчас следит за своими собратьями по Высочайшему Союзу: кто из них выкрал королеву, чтобы использовать потом ее в своих целях? Мало ли что могло приключиться с юной женщиной еще до родов, — и разве не может ребенок родиться мертвым? Поэтому для всех важно завладеть Геллик Самар Оль-Катрану как можно раньше, чтобы в случае чего успеть принять меры в обеспечение своей политики.
   И Карми знала: когда обнаружится, что беременная королева находится под ее покровительством, Высочайший Союз потребует, чтобы Карми отправила ее обратно в Гертвир.
   Вся эта история мало касалась Карми, и можно было оставить все как есть. Но нечистоплотные действия Марутту возмутили ее.
   И она увидела единственный выход для Геллик Самар.
   — Я убью себя, госпожа, — подавленно твердила несчастная Оль-Катрану. — Как же это возможно — родить чужого ребенка!
   — Не плачь, — откликнулась Карми. Она задумалась.
   Тануми оставила Геллик Самар в покое и окликнула Карми, предлагая помассировать ее. Карми очнулась от задумчивости — она уже знала, как поступит.
   — Не надо, — качнула она головой. — Живо одеваемся — и в Ралло.

Глава 22

   Молуоэ оказался городом сквозняков. Пока Карми шла к нему по открытой безлесной местности и жалела, что не надела меховую куртку. «Молуоэ, — думала она, покидая глайдер, — город южный, теплый, не замерзну и в шерстяном келани». Да, если б не ветер, она бы в келани не замерзла. Зима здесь очень теплая; ни льда, ни снега в этих краях Карми не увидела, но ветер был пронизывающий. Карми продрогла до костей.
   Старичок аптекарь, к которому она обратилась в Молуоэ, с сожалением пожал плечами: вдовьего зелья у него нет. И вообще, здешние женщины по таким делам к мужчинам не обращаются. Если госпожа хокарэми пожелает, он укажет ей сведущую бабку…
   — А у нее есть вдовье зелье? — спросила Карми.
   — Есть, наверное. — Где она живет?
   Аптекарь позвал из глубины дома мальчишку и велел проводить госпожу хокарэми к тетке Лиат. Мальчишка, опасливо покосившись на девушку, заспешил к двери.
   Тетка Лиат жила на окраине города в ветхой халупе. Мальчишка подергал калитку, ведущую во двор, постучал в наглухо прибитую ставню. Визгливый голос соседки выбранил его за шум и добавил, что старуха, похоже, ушла на всю ночь к какой-то роженице.
   Ну что делать? Не стоять же на ветру и не искать же пристанище в каком-нибудь выстуженном храме поблизости.
   Карми отпустила мальчишку и перелезла через забор в грязный двор. Дверь дома тоже была заперта; Карми в сумерках все же высмотрела, куда хозяйка прячет ключ от дома, достала его — здоровенный железный стержень с крючком. Как открывают такие замки, Карми только догадывалась и не скоро сумела отодвинуть засов.
   Внутри было так же грязно, как и снаружи. Она запалила лучинку от еле светящей лампадки, огляделась. У очага лежала охапка дров, и Карми немедленно занялась растопкой печи. На столе стояло блюдо с какими-то объедками, оно было прикрыто сравнительно чистой тряпкой. Похоже, что это угощение было пожаловано бабке за услуги. На еду Карми посмотрела без воодушевления, гораздо больше ей хотелось выпить чего-нибудь горячего, и она пошарила среди кастрюль. Пересилить брезгливость она не смогла и тщательно протерла найденный котелок песком, который наскребла с пола.
   Воды у старухи было много, два ведра. Карми щедро прополоскала котелок и наполовину наполнила водой. Пока вода закипала, Карми полазила по полкам, где бабка держала травы и снадобья. Были здесь мешочки с листьями, кореньями, ягодами, были и составы. Карми отложила мешочек с листьями малины, чтобы не пить пустую воду, и пошарила, пытаясь наугад найти вдовье зелье. Однако пряного запаха муки из семян ортака — непременного компонента зелья — не было слышно, и Карми оставила поиски, тем более что вода уже закипала. Карми заварила листья малины, поискала, нет ли чего сладенького, нашла изюм и, заедая горячую воду изюмом, присела у огонька. Понемногу она согрелась и задремала. Сон был неглубок и чуток. Карми то и дело поднимала голову, ловя звуки. Но это был или ветер, или мышиная возня.
   Старуха вернулась, когда рассвело, ахнула, увидев, что дом отперт, кинулась к соседу. Пока Карми соображала, не приснились ли ей шаги во дворе, старуха вернулась с дюжим мужиком. Сосед был одет наспех и держал наготове топор.
   Увидев девушку в одежде хокарэми, он вздохнул, поклонился, проговорил быстро: «Извините, госпожа моя» — и поспешно ушел. Бабка опустила у дверей узелок и старательно закланялась, приговаривая, что готова услужить госпоже хокарэми.
   Карми тряхнула головой, окончательно прогоняя сонливость.
   — Хватит кланяться, бабка, — сказала она. — Лучше скажи, нет ли у тебя вдовьего зелья?
   Бабка бросилась в угол, пошарила по полке, запричитала, потрясая пустым мешочком:
   — Ах, последнюю пригоршню на этой неделе истратила.
   — Где можно взять? — жестко спросила Карми.
   — У травника Гелахо из Лорцо, — торопливо ответила бабка. — У него много, да и хорошее всегда. Я последнее время у него беру.
   — Где он живет?
   — Около Пузатой башни, госпожа. Спроси, там все знают.
   — А где тут у вас Пузатая башня? — вяло спросила Карми.
   Старуха поспешила во двор, а потом на улицу. Карми вышла за ней, выслушала объяснения и направилась на другой конец города.
   Ветер был таким же пронизывающим, как и вчера. Когда Карми добралась до Пузатой башни, то почувствовала, как к горлу подступила дурнота. «О небеса, я заболела, — подумала она. — Я же сейчас в обморок упаду».
   Она оглянулась, увидела большой плоский валун у ворот какого-то богатого дома, опустилась на холодный камень. Загулявшие горожане, возвращавшиеся домой после бессонной ночи, постарались обойти стороной притомившуюся хокарэми. Карми скользнула по ним взглядом.
   Одно лицо неожиданно напомнило ей кого-то из далекого детства.
   — Маву, помоги мне! — прошептала она, теряя сознание. Бородатый крепыш в сером плаще обернулся и подошел к откинувшейся на стену девушке.
   — Гелахо, Гелахо, — услышал он сзади опасливый шепот, — оставь ее.
   Но бородач уже протрезвел. Его движения изменились, стали уверенней. Он повернул к себе лицо девушки, ахнул, сбросил с себя плащ и закутал больную.
   — Гелахо! — окликнули его.
   Бородач процедил: «Пошли вон», поднял девушку на руки и понес.
   Карми очнулась от разливающегося по телу тепла. Она лежала голая на широком топчане, покрытом вытертой медвежьей шкурой, а сильные руки месили ее тело, заставляя кровь двигаться быстрее.
   Человек, который привел ее в себя энергичным массажем, сначала показался Карми совсем незнакомым.
   — Ты кто? — прошептала она.
   — Вот те на! — удивился бородач, прекращая свою работу. — Госпожа моя, ты же меня на улице сама окликнула.
   — Маву? — шепнула она, закрывая глаза. — Ты — Маву. Маву, просунув руку под ее плечи, приподнял голову:
   — Ну-ка отпей.
   Карми хлебнула горячего душистого питья.
   — Вылечи меня, Маву, — проговорила она одними губами. Маву укрыл ее пуховым одеялом:
   — Конечно. Завтра же на ногах будешь. Простуду я в два счета вылечиваю.
   Этот день Карми провела в теплой постели, обильно потея под тяжелым одеялом. Маву то и дело объявлялся рядом, подносил горячее питье, то горькое, как в первый раз, то приятное, сладковато-кислое, и снова исчезал.
   К вечеру Карми пришла в себя окончательно. Маву напоил ее горячим козьим молоком и присел рядом с ней, рассказывая сказку:
   — Жил на свете человек по имени Маву, нерадивый слуга одной принцессы. Жилось ему у принцессы неплохо, кормили сытно да сладко, одежда была добротная, а жизнь вольготная. И отдали принцессу замуж за заморского волшебника, уж не знаю по какой причине. Волшебник считался злым, недобрым, но в доме его принцессе нравилось. Был дом невелик, да светел, в лето прохладный, в зиму теплый, и всегда уютный. Все слуги любили ясную свою принцессу, но что для принцессы любовь слуг? Принцессе нужна была любовь волшебника, а как ее добиться, принцесса не знала. И надумала она привлечь к себе внимание мужа-волшебника, подарив ему драгоценное оружие, и отправилась в далекий путь, чтобы такое оружие найти. А Маву, нерадивому своему слуге, велела охранять волшебника как зеницу ока. Но волшебник, как оказалось, отпустил свою жену не без задней мысли: он прочел по звездам свою судьбу и решил отправить принцессу в путь, чтобы она избежала его участи. И велел он Маву, слуге принцессы, ехать вслед за ней, чтобы помешать принцессе вернуться. И помешал бы ей Маву, но вызвала принцесса огромного дракона, и унес он ее в даль далекую, к умирающему волшебнику…
   Маву помолчал, ожидая, что скажет девушка, но она молчала. Ее дыхание было ровным, спокойным, как будто этот рассказ усыпил ее. Маву присмотрелся к ее векам, но в неровном свете свечи трудно было что-то разобрать.
   Утром Карми поняла, что выздоравливает. Маву, не позволяя ей встать, принес кружку с горячим бульоном.
   — Маву! — взмолилась Карми. — Ты мне пожевать чего-нибудь дай, что ты меня водой поишь?
   — Пей, пей, — усмехнулся Маву. — Потерпи, сейчас буду кормить.
   Он ушел.
   Карми натянула келани и встала, пошатываясь. Маву устроил ее в маленькой каморке, где было бы совсем холодно, если бы не горящая жаровня. Комнатушка эта, похоже, раньше была кладовкой, Маву только приспособил ее под свои вкусы. Здесь было чисто, свежий воздух попадал через небольшое окошко под потолком, закрытое решетчатой ставней. На полках стояли берестяные коробки с сушеными травами. Карми толкнула дверь и попала в комнату, закопченную и грязную, как и все дома в этом районе Майяра.
   Молодая женщина, возившаяся у печи, обернулась на шорох и испуганно вскрикнула. Карми окинула ее оценивающим взглядом и опустилась на скамью у почерневшего стола.
   — Что это у тебя? — заглянула Карми под чистую тряпку. — А, лепешки… Я съем одну, ладно?
   Она оторвала от лепешки половину и занялась уничтожением содержимого плошки с медом, которую поспешно поставила на стол молодая женщина.
   Маву объявился неслышно, в руках он держал солидный кусок мяса.
   — Кто тебе позволил есть, госпожа? — накинулся он на Карми. — А ну живо в постель!
   Карми отрицательно покачала головой.
   Маву швырнул мясо на стол, вытер руки о подвернувшуюся тряпку и, подхватив Карми на руки, оттащил обратно в каморку, бросил на кровать. Карми шаловливо болтала ногами:
   — Хочу есть, Маву! Хочу жареного мяса, и лепешек, и каких-нибудь соленых овощей, и орехов!
   Маву небольно щелкнул ее по носу:
   — Ты что меня не слушаешь, госпожа моя?
   Карми смеялась: веселое настроение возвращалось к ней. И Маву вдруг, неожиданно для самого себя, резко, рывком нагнулся над ней, прижимая к постели. Его губы жадно скользнули по ее шее.
   Карми замерла.
   — Нет, — сказала она холодно.
   Если бы голос ее хоть немного дрогнул, если бы не было в нем уверенности и силы, Маву, вероятно, не остановился бы, но внезапная жесткая властность отрезвила хокарэма. Он отпрянул и отвел глаза.
   Повисла тяжелая, напряженная тишина.
   — Пожалуй, я оденусь, — наконец сказала Карми уже совершенно спокойно.
   Маву восстановил частоту пульса, сделав дыхательное упражнение.
   — Извини, госпожа, — наконец проговорил он. — Сейчас я буду кормить тебя жареным мясом.
   Он вышел за мясом, тут же вернулся, склонился над жаровней.
   У Карми язык так и чесался от язвительной просьбы не добавлять к мясу никаких травок. А то ведь есть составы, говорят люди, от которых самая сдержанная женщина может распалиться страстным желанием. Но Карми удержала в себе эти жестокие слова. Затем ей пришла в голову мысль, что, пожалуй, это она должна была извиняться.
   — Так это тебя зовут здесь Гелахо из Лорцо? — как ни в чем не бывало спросила она.
   — Да, — отозвался Маву, не оборачиваясь. — Собираю травы и продаю лекарства. Наместник знает, что я хокарэм, он думает, я — райи, и помалкивает, но не дает меня в обиду.
   — Забавно, — произнесла она. — Значит, это к тебе я шла.
   — Тебе нужен травник?
   — Да-а, — протянула Карми. — Мне нужно вдовье зелье. Маву повернулся. Карми сидела на кровати скрестив ноги, обтянутые штанами, и без смущения выдержала взгляд Маву, который уставился на ее живот.
   — Мясо подгорит, — напомнила она. Маву вернулся к стряпне.
   — Вдовье зелье у меня есть, — сказал он. — И если ты мне доверяешь, я сделаю все сам. Хотя, вообще-то, тебе лучше родить.
   — Если бы это касалось меня, я бы родила,. — ответила Карми. — Но зелье нужно другой.
   — Вот как… — пробормотал Маву.
   — Этим летом в Ралло умерла одна девушка, — сказала Карми. — Будь у нее зелье…
   — Хокарэми чаще всего и умирают от этого, — отозвался Маву. — Неудачные роды и неудачные выкидыши. В драке огромное пузо — обуза… Вот тебе мясо, ешь. — Он протянул Карми блюдо с аппетитным, хорошо обжаренным куском.
   — Так есть у тебя зелье? — спросила Карми, принимая еду. — Где?
   Маву встал и показал мешочек на полке.
   — Как его применять? — спросила Карми, прожевав кусок мяса.
   — Срок не более двух месяцев, — сказал Маву. — Идеально — первые две недели. Берешь по ложке зелья на пуд веса женщины… — Голос его был ровен и скучен, как если бы он читал аптекарские прописи.
   Карми, не отрываясь от еды, выслушала его лекцию. Маву закончил словами:
   — Следует избегать зелья, составленного не в Южном Марутту. В Горту вместо красного молочая применяют местную разновидность — от нее можно оглохнуть. В Ирау муку из орешков заменяют «черной пыльцой», отчего действие усиливается, однако женщина после этого находится в помутненном рассудке. Повторное применение чаще всего означает безумие. А северные составы зелья вообще малоэффективны, там лучше употреблять настоянное на панцирном мухоморе и корешках шарха малиновое вино.
   — Тебе часто доводится использовать зелье?
   Маву оглянулся на жаровню, где готовилась следующая порция мяса.
   — Послушай, госпожа моя Сава! Ну неприлично женщине говорить о подобных вещах с мужчиной! Как ты понять не можешь?
   — Я теперь не Сава, а хэйми Карми, хэймам же позволено все, — заявила Карми. — Вон тот кусочек уже поджарился, давай его сюда.
   Маву подал. Он чувствовал себя неловко. Карми же по мере насыщения становилась все благодушнее и в конце концов откинулась на подушки и заснула.
   Маву задумчиво сжевал оставшийся кусочек, задумчиво посмотрел на свою хозяйку.
   О том, что в Ралло Маву ждут отказная грамота и деньги, Карми сказала вечером. Маву пожал плечами:
   — Что мне до того?
   — Ты решил не возвращаться в Ралло?
   — А что мне там делать? — отозвался Маву. — Если вспомнить, я заслужил своим ротозейством смерть…
   — Да нет, Маву, о чем ты говоришь…
   — Я знаю, о чем говорю, — упрямо настаивал Маву. — Я уже дважды допускал промахи. Если в первый раз меня помиловали, то во второй я попросту сбежал. Стенхе же предупредил меня: если я тебя упущу…
   — Погоди, Маву, я не совсем понимаю, о чем ты говоришь…
   — Ну как же! Разве ты забыла, как однажды в Савитри обхитрила меня, сбежала и какой-то бродяга напал на тебя у водопада? Руттул тогда приказал меня повесить. И был трижды прав! Если б меня повесили тогда, я бы не опозорился, когда догонял тебя на тропе от Интави до озера Праери… Да я просто обязан был покончить с собой!
   — О! — сказала Карми. — Не принимай близко к сердцу. Она глянула в окошечко. Время было позднее, а ночь темная. Карми встала с кровати, натянула на себя верхнюю рубаху.
   — Куда ты? — оглянулся Маву.
   — Во двор, — отозвалась Карми.
   — Зачем это?
   — Ну… надо, — ответила Карми.
   — Что тебе в темень переться? — сказал Маву. — Сходи на горшок, моя баба вынесет.
   — Да не бойся, не затеряюсь во дворе, — рассмеялась Карми.
   — Я с тобой, посвечу…
   — Да? Может быть, ты еще штаны мне поможешь спустить?
   Маву проглотил обиду. Проходя за его спиной, Карми подхватила мешочек с вдовьим зельем и выскочила во двор.
   Маву скользнул за ней в сени и прислушался к звукам за входной дверью.
   Карми некоторое время постояла на крыльце, — возможно, подумалось Маву, пока глаза привыкали к ночной тьме. Потом наконец проскрипели ступеньки — «скрип-скриип-скррип!». Маву подождал; двор был тесен и захламлен, Карми неизбежно должна была на что-нибудь наткнуться, но было тихо. Слишком тихо, сообразил Маву.
   Он вернулся в дом за светильней, затем вышел на крыльцо, высоко поднимая лампу.
   Дворик был пуст. Но ведь Маву не слышал, как Карми открывала калитку или перелезала через забор… И она не должна была уходить, ведь ей нужно вдовье зелье. Маву метнулся в дом, оглядел полку, где прежде лежал мешочек, чертыхнулся.
   Выйдя вновь во двор, он опустил светильню низко над землей. Стала видна мешанина следов на мокрой глине, верхним был след сапожка Карми.
   Маву обнаружил восемь таких следов — четыре левых и четыре правых — и пришел к месту, где след обрывался. С подобной картиной Маву уже сталкивался — таким же образом исчезла госпожа сургарская принцесса у озера Праери.
   И Маву ушел в дом, чтобы дождаться, пока рассветет. Но утро не добавило ему новых открытий.
   …Карми вышла во двор, сошла с крыльца и посреди двора исчезла, будто вознеслась легким облачком к небесам.

Глава 23

   Когда Карми узнала, в чем беда Геллик Самар, она отвела ее в свою башню, велела Тануми поудобнее устроить ее, а сама ушла посовещаться с Неламой. Нелама встретила ее вопросы без удовольствия. Такие проблемы, по ее мнению, каждая женщина должна решать для себя сама.
   — Гелати не умерла бы, если бы ты подсказала ей более безопасное средство, — сказала Карми.
   — Ее смерть пошла на пользу, — возразила Нелама. — Девки теперь присмирели и не крутят любовь с кем попало и когда попало. Пусть учатся быть осторожными.
   — Смерть — сильное воспитательное средство, — съязвила Карми.
   — А чего еще ты хотела от замка Ралло? — откликнулась старуха.
   Однако же она смягчилась и рассказала Карми, каким образом Геллик Самар может избавиться от ребенка. Правда, в этой ее лекции была немалая доля злорадства, ибо те средства, которые были доступны, оказывались малонадежными или опасными, а наиболее верное — вдовье зелье — достать в ближайших окрестностях не было никакой возможности. Тогда Карми спросила: где его можно достать?
   — В Молуоэ, — ядовито ответила старуха. — На другом краю земли.
   Карми смерила ее надменным взглядом — да, трудно разговаривать с хокарэмами.
   С Логри, напротив, разговор вышел легким. Кабир уже рассказал ему все подробно, Карми осталось только попросить Логри защитить государыню Геллик Самар.
   — Разумеется, — подтвердил Логри. — Но каким образом и от кого я должен ее защищать?
   — Мне нужно уйти из Ралло на несколько дней, — сказала Карми. — В мое отсутствие могут появиться люди, которые будут требовать, чтобы государыня вернулась в Гертвир или же уехала в иное место.
   — Да, — согласился Логри. — Я тоже думаю, что скоро за ней приедут.
   — Твоя задача — не давать им увезти государыню до поры, пока я сама не поговорю с этими людьми.
   — Высочайший Союз имеет право требовать от тебя выдачи государыни.
   — Я не спорю, — воскликнула Карми. — И я прошу тебя не создавать впечатления, что я непременно пойду наперекор Союзу. Говори просто: Карми, мол, в отсутствии, а без нее я не имею права что-то предпринять в отношении Геллик Самар.
   — Я понял, — кивнул Логри. — Никаких конфликтов.
   — Мне кажется, я не прошу у тебя противозаконных действий.
   — О да, Карми, — проговорил Логри. — Разумеется, я не стал бы поддерживать твои противозаконные действия. Я полагаю, пока ты действуешь в пределах законов. Но… дорогая моя госпожа, а не противозаконна ли твоя помощь Геллик Самар? Я имею в виду — помогать избавиться от ребенка, который зачат при жизни мужа…
   — Но не от мужа, — возразила Карми. — Ты должен понимать, что этот ребенок принесет Оль-Катрану только смерть.
   — Но по закону этот ребенок будет продолжателем династии.
   — Хотела бы я знать, сколько среди моих предков подобных продолжателей династии, — усмехнулась Карми. Она встала: — Ладно, я пойду, каждая минута дорога. Скажи Кабиру, пусть охраняет государыню. И пусть не выпускают ее из Ралло даже в Горячие ключи.
   Шесть дней заняло путешествие к кэйвескому озеру, где стоял глайдер. Озеро сковал тяжелый панцирь льда, и Карми опасалась, что лед не даст глайдеру подняться вверх, — до сих пор только тоненький ледок сургарского озера Праери был этому преградой. Но Карми напрасно опасалась. Она скомандовала медленный подъем, боясь, что глайдер будет биться снизу о лед, но останется в ловушке, и увидела вдруг, как лед правильным кругом крошится над омутом, где находился глайдер. Казалось, какая-то неведомая сила заставляет воду в этом месте бурлить, куски льда, по мере того как становились меньше, все выше подпрыгивали над водой и раскалывались. Измельченная крошка, став похожей на пыль, подпрыгивала уже на высоту человеческого роста, когда действие невероятной силы окончилось. Ледяная пыль еще не успела осесть, а глайдер пошел вверх из озера. Карми поймала себя на том, что приговаривает: «Умная зверушка, умная…»
   В Молуоэ случились было осложнения, но все они обернулись к лучшему, вдовье зелье Карми добыла, и к тому же обнаружилось, что Маву жив. Однако так просто Маву не отвязался бы от Карми, а показывать ему глайдер не хотелось. Поэтому потребовалось улизнуть от него незаметно. Карми понимала, что ни сил, ни сноровки для этого у нее нет и Маву легко выследит ее, если она вздумает выбираться за город. И глайдер пришлось вызывать прямо во двор дома, где он жил. Сесть глайдер не мог: во дворе было слишком тесно для его лап-ступоходов. Карми подвесила его в воздухе, опасаясь, что длины гравитационного лифта не хватит. И в самом деле, он был ощутимо слабоват. Карми, правда, взлетела, но силы прыжка не хватило; если бы она не успела зацепиться за край люка, то или повисла бы в луче, не имея, от чего оттолкнуться, или же, выйдя из узкой трубы луча, свалилась бы обратно, рискуя свернуть шею на изрядно захламленном дворе. Однако ей повезло.
   Оказавшись в глайдере, она первым делом проверила, не вывалился ли во время рискованного подъема мешочек с зельем, и, найдя, что он на месте, тут же отправила глайдер в полет на Ралло.
   Зависнув над хокарэмским замком, Карми заметила на краю долины сравнительно большой лагерь. Там горели костры и стояли шатры. Инфракрасный режим работы экранов позволил ей обнаружить расставленные вокруг замка посты; создавалось впечатление, что Ралло находится в осаде.
   «Ой-ой-ой, — подумалось Карми. — Да тут и мышь не проскочит!»
   Да, неплохую кашу заварила вдовствующая государыня Геллик Самар!
   Карми не хотелось сажать глайдер в самом замке: среди хокарэмов наверняка найдется досужий наблюдатель. Высадиться же за его пределами означало отдать себя в руки сторонников Марутту.
   Подумав, Карми выбрала плоскую крышу Центральной башни. Но и здесь она не стала задерживаться — глайдер отправила на стоянку, а сама юркнула в узкий полуобвалившийся лаз.
   Винтовая лестница, в которой кое-где не хватало ступеней, вывела ее вниз. Центральная башня использовалась как сарай для всякого старья. Вход в нее был привален щитом из сплетенных веток, но Карми, как и все обитатели замка, знала, что башню посещают, в случае необходимости, через полуподвальное окно, — это безопаснее, чем прыгать по шатающимся руинам Медвежьей башни, развалившейся от землетрясения полтора десятка лет назад. Завал, мешающий проходу в Центральную башню, разумеется, можно было бы разобрать, но Логри предпочитал использовать это место для тренировки мальчишек. За эти годы на развалинах Медвежьей башни погибли двое коттари.