К тому, что Аранри привез в Ларау молодую жену, да еще из лайгарских невольниц, в городе быстро привыкли; привыкла и Антуно к новой жизни. Неожиданно для себя стала она хозяйкой зажиточного дома и большого запущенного сада; слуг Аранри не держал, чтобы не иметь в доме лишних глаз и ушей, зато нанимал поденщиков. Питался он у соседа-ювелира, отдавая дань отличной кухне; отношения у них были дружеские, и если ювелир собирался посылать свои изделия в другие города, Аранри подыскивал в попутчики его посыльным кого-нибудь из своих гостей-хокарэмов.
   Свою молодую жену Аранри старался не перегружать работой по хозяйству: важнее было передать ей секреты своей профессии, так как одежда хокарэмов имеет свои особенности. Специальные покрои, особой прочности швы, накладные и вшивные карманы, которых обычная одежда не имеет, окраска в разные цвета — от серовато-белого «зимнего» до черного «ночного». Вдобавок еще каждый из хокарэмов имеет свои требования к деталям покроя, и все это полагается знать на память, как и все размеры, относящиеся к каждому заказчику.
   Так уж повелось, что одежду хокарэмы не берегут. «Сбережешь рубаху — потеряешь жизнь» — существует в Ралло поговорка. У каждого из хокарэмов, живущих оседло, есть солидный запас платья на все случаи жизни. Бродячим райи приходилось быть поскромнее — с собой сундуки таскать не будешь, зато в каждом городе, где райи имел «опору», хранилось по нескольку комплектов одежды.
   Почти всех их обшивал Аранри. В южном Горту жил еще один портной, Колон-вольноотпущенник, он снабжал одеждой хокарэмов Горту и восточного Марутту, однако существовало мнение, что Колон не обеспечивает необходимого качества, и более богатые хокарэмы предпочитали посылать заказы в Ларау.
   О том, что у него есть мать, Смирол узнал в начале года Грифона, когда они — семеро учеников из замка Ралло — отправились в тренировочный поход к далекому острову Ваунхо, а по дороге туда заглянули с поручением к Аранри. Старик принял их сердечно, радушно угощал, расспрашивал о Ралло и сам рассказывал разные новости. Антуно появлялась как тень, ставила на стол все новые и новые лакомства, и Смирол тревожно отмечал бросаемые ею на него украдкой взгляды. Он поразмыслил, принял во внимание сходство и спросил, поймав Антуно за руку:
   — Я ведь твой сын, правда?
   Он был готов перевести все в шутку, ведь такой вопрос почти неприличен для хокарэма, но Антуно не выдержала, кивнула утвердительно и выбежала из комнаты, залившись слезами.
   Аранри изобразил бровями неудовольствие.
   — Я совершил преступление? — невинно спросил Смирол.
   — Нет, — отозвался, помолчав, Аранри.
   — А ты на моего отца что-то не похож, Аранри, — нагловато сказал Смирол.
   Аранри фыркнул негодующе:
   — Такого сына мне еще не хватало!
   — Могу я поговорить с мамой? — уже серьезно попросил Смирол.
   Аранри разрешил.
   В тот же год, но уже ближе к осени, отправившись на службу к принцессе Байланто-Киву, Смирол задержался в Ларау на недельку; потом, когда принцесса проездом бывала в городе, забегал повидаться; несколько раз присылал подарки.
   И вот теперь он шел по улице, завернувшись в тханги и вызывая удивленные взгляды встречных. Подошел к дому Аранри переулком, через боковую калитку. Калитка была заперта, но он знал секрет засова и вошел в сад, повозившись несколько секунд.
   По утоптанной дорожке прошел к крыльцу. На ступенях крыльца сидела незнакомая девушка, перебирала на большом глиняном блюде крупу. Заметив краем глаза бесшумно возникшую рядом фигуру, она вскрикнула и вскинула голову.
   — Доброе утро, красавица, — сказал Смирол, даря ей одну из самых своих обаятельных улыбок.
   — До-оброе утро, — протянула она настороженно.
   — Дома ли Аранри?
   — Он пошел к реке, — ответила девушка.
   — А где Антуно?
   — На рынок пошла.
   — А ты их родственница, наверное? — полюбопытствовал Смирол, зная, что это вовсе не так.
   — Нет, просто по хозяйству помогаю. Я по соседству живу, там, — она махнула рукой, — на боковой улочке.
   — А звать тебя как?
   — Сэллик, — отозвалась девушка. — Что ты все выспрашиваешь?
   Смирол бросил свой узелок на крыльцо.
   — Ну-ка раздобудь мне ведро воды — умыться с дороги. — Тон его неуловимо изменился, вызывая желание повиноваться.
   — Тут за домом бадья стоит, — указала девушка. Смирол заглянул за угол.
   — О! — с удовольствием отметил он. — Я здесь искупаюсь, ладно?
   — Может, тебе лучше на речку сходить?
   — Устал я ноги бить, — отозвался Смирол. — Лучше здесь. А ты сообрази пока чего позавтракать. Молочка не найдется?..
   То, что девушка назвала бадьей, на самом деле представляло собой круглую из дубовых досок ванну в четыре обхвата, доверху наполненную водой. Когда Смирол был здесь в прошлый раз, на этом месте стояли две бочки.
   Смирол стащил с себя тханги, сбросил сандалии и с наслаждением свалился в согретую солнцем воду. Из бадьи выплеснулся на утоптанную землю точно такой объем воды, каким был объем усталого тела Смирола, — в полном соответствии с законом Иннивату.
   «Выгонят меня из хокарэмов, пойду в алхимики, — думал Смирол, окунаясь с головой в воду. Жара, несмотря на раннюю пору, донимала его, но купание привело мысли в порядок. — Хотя нет, зачем алхимия? В механики надо подаваться, как же иначе разгадывать тайну Руттуловой летающей лодки?»
   Выбираться из ванны совершенно не хотелось, но Смирол, остыв, почувствовал голод. С тех пор как он проснулся, плавая в воздухе, приступы голода периодически одолевали его. Смешно подумать, но один-единственный день болезни и ночь интенсивного лечения превратили хокарэма по имени Смирол в вечно голодного, постыдно слабого и невыносимо беззащитного человека.
   Когда голод преодолел желание понежиться в прохладе, Смирол вылез из ванны, обмотался тханги, превратив его в набедренную повязку. Сандалии он оставил без внимания, босиком прошел к крыльцу и сел на ступеньку. Девушки не было; блюдо с крупой осталось на месте, рядом появился поднос с лепешкой и миской садовых ягод. Смирол подцепил пальцами несколько штук и бросил в рот.
   Со стороны погреба появилась девушка с небольшим кувшином в руках.
   — Ой, — заметила она, — кружку забыла…
   — Необязательно, — успокоил ее Смирол, забирая кувшин. — Молоко? Молоко… — ответил он сам себе.
   Смирол припал губами к горлышку; холодное молоко заполнило желудок и создало впечатление сытости. Девушка смотрела на него.
   — Еще чего-нибудь? — спросила она, когда он отер рот.
   Смирол помотал головой:
   — Хватит. Пойду подремлю.
   Он направился к топчану, стоящему под раскидистым деревом, лег, прикрывшись тонким узорчатым покрывалом, и моментально заснул.
   Девушка с замиранием сердца ожидала возвращения Аранри. Что он скажет, увидев незваного гостя? Может, его не молоком следовало поить, а гнать вон из сада?
   Аранри, однако, пришел, уже зная, что у него гость: кто-то из соседей видел Смирола у калитки и не забыл сказать старому портному. Белокожий, рыжий, нахальный — это было похоже на сына Антуно. Смиролом он оказался. Только вид его не понравился Аранри.
   — Кто тут разлегся на моем топчане? — громко проговорил Аранри, отмечая, что сон парня слишком глубок и что он не заметил его приближения, не проснулся сразу.
   Смирол поднял тяжелую голову от подушки.
   — А, хозяин… — пробормотал он. — Не прогонишь? Аранри подтянул стоящее неподалеку кресло и грузно опустился в него. Кресло подозрительно заскрипело.
   — Не бойся, не развалится, — успокоил Аранри парня, заметив заинтересованный взгляд. — Мне их по заказу делают, особо прочные.
   Смирол приподнялся на локте.
   — Ослабел я после болезни, — сказал он. — Можно я у тебя поживу, окрепну?
   — Платить чем будешь? — полюбопытствовал Аранри. —
   Деньги у тебя есть? Или ты явился в одном тханги?
   — Денег нет, — ответил Смирол. — Есть одна вещица, может, кто ее купит.
   — Что за вещица?
   — Она там, на крыльце…
   Аранри крикнул Сэллик, чтобы, она принесла Смиролов узелок, а сам обернулся к парню и спросил, что с ним приключилось.
   — Что это тебе в голову пришло болеть у меня? Неужели так плохо болеть под крылышком принцессы Байланто, да хранят ее боги?
   — Думаю, высокая принцесса больше не захочет меня видеть — ответил Смирол. — Я имел неосторожность подхватить заячью болезнь.
   Аранри помолчал.
   — Принцесса дала тебе освободительный документ?
   — Она не знает, что я жив, — отозвался Смирол. — Есть ли какая оказия переправить весточку в Забытую Столицу?
   — Найдем, — кивнул Аранри. Он обернулся к Сэллик, принесшей узелок: — Сбегай-ка еще за моей письменной шкатулкой.
   Смирол развязал лоскут; Аранри, взяв в руку голубовато-зеленую друзу, внимательно ее оглядел.
   — Как ты думаешь, это стоит сколько-нибудь?
   — Стоит, — отозвался Аранри. — Хотя это, конечно, не изумруды.
   — Ну-у, изумруды, — протянул Смирол. — Были бы у меня изумруды, неужели б я в одном тханги ходил?
   Сэллик принесла шкатулку, Аранри открыл ее, выбрал из листов пергамента самый хороший, чтобы не стыдно было посылать высокой принцессе, и вручил Смиролу вместе с пером.
   — Вина принеси, — бросил он девушке.
   Смирол, подложив под пергамент шкатулку, занес перо над листом. Рука заметно дрожала.
   — Знаешь, лучше сам напиши, — сказал Смирол, помедлив. — Видишь же, во что я превратился…
   Аранри забрал у Смирола письменные принадлежности.
   — Диктуй, — буркнул он, приготовившись.
   — «Ясной госпоже, властвующей над Байланто и Киву, хокарэм Смирол целует ножки. Я жив и выздоравливаю. Жду твоих распоряжений. Писано Аранри-кавидо в его собственном доме в городе Ларау, где сейчас проживает указанный Смирол».
   — Дату забыл, — напомнил Аранри.
   — Даты не надо, — отозвался Смирол.
   Сэллик появилась рядом с подносом в руках, на подносе стояли два кувшина и две широкие чашки.
   Аранри свернул лист в трубочку и отдал Смиролу. Тот просмотрел текст и поставил свою личную печать. Аранри тем временем разлил по чашкам вино и разбавил водой. Питье было ледяным — Сэллик бросила в кувшин с водой несколько осколков льда, взятых из погреба. Смирол ухитрился захмелеть даже от чашки разведенного вина, и Аранри оставил его полусонного.
   Взяв письмо, он пошел к дому наместника, по дороге встретил Антуно, возвращающуюся с рынка. Узнав, что приехал сын, женщина засуетилась, заспешила домой; Аранри удержал ее, предупредил, что Смирол не очень хорошо себя чувствует и лучше его не будить.
   — О боги! — вскрикнула Антуно. — Что с ним? Ранен?
   — Приболел, — отозвался Аранри. — Приготовь-ка ему отох и суп-гарра.

Глава 3

   Выздоровление затянулось. Аранри, правда, утверждал, что живо вернет Смиролу боевую форму; и Смирол действительно быстро окреп, постоянно занятый тяжелой работой и физическими упражнениями. Однако очень скоро Смирол заметил, что не может рассмотреть на ночном небе созвездие Лучника. Он позвал Аранри и спросил, как видит тот. Тот видел все двенадцать звезд.
   — Значит, я слепну, — объявил Смирол. — Я вижу только две звезды.
   И вот это-то известие на добрых две недели выбило Смирола из колеи. Кому нужен подслеповатый хокарэм? И что за радость жить, на все натыкаясь носом? Смирола всегда донимало знание того, что он слабее прочих хокарэмов, а тут он, получается, и вовсе в инвалида превращается? Он приуныл, опечалился и занимался теперь без усердия.
   Аранри прекрасно понимал, что переживает Смирол; он привел врача, и тот, осмотрев Смирола, объявил, что полная слепота ему не грозит: ухудшение зрения вызвано не помутнением хрусталика, а, как выразился врач, «болезненным напряжением глазных мышц».
   — Так что, мне теперь ходить спотыкаясь о каждую выбоину? — спросил Смирол. — К тому же, господин лекарь, мои глаза плохо выносят дневной свет…
   — Сударь мой, — сказал врач, разводя руками, — от твоей болезни лекарств нет. А от светобоязни можно попробовать примочки из эриватового отвара. И советую тебе подобрать очки, господин хокарэм.
   — Хорош же я буду в очках! — возмутился Смирол. Лекарь холодно попрощался.
   — Не обижайся на моего гостя, — сказал Аранри, провожая его до дверей. — Юноша расстроен болезнью.
   — О да, — согласился врач. — Потеря зоркости для человека его сословия слишком много значит…
   Вернувшись к Смиролу, Аранри сказал:
   — Не дури. Сейчас пойдем к ювелиру за очками.
   — У меня нет денег, — отозвался Смирол. — Я нищий.
   — Найдем деньги. Пошли!
   Смирол тяжко вздохнул и поднялся. Аранри повел его к калитке, и спустя несколько минут они входили в лавку соседа-ювелира. Тот отвлекся от своих тигелей и весов, встал навстречу гостям.
   — Добрый день, Алатан! — сказал Аранри, подходя к нему. — Помоги нам, будь ласков. Вот, парнишке очки нужно подобрать.
   Алатан был рад помочь. Он тут же достал из ящика четыре пары очков в золотых и серебряных оправах. Смирол перемерил их все.
   — В этих очках еще хуже, чем без них, — угрюмо заявил он.
   — Тогда, вероятно, тебе нужны очки наподобие тех, что заказал мне господин богослов Калинге, — сказал Алатан, вынимая из ящичка побитые, изрядно послужившие своему хозяину очки. — Вот он оставил для образца.
   Смирол нацепил их на нос и посмотрел через треснутые стекла.
   — О! — сказал он, глядя то сквозь стекла, то поверх оправы. — Уже лучше.
   — Готовых у меня нет, — развел руками ювелир. — Тебе придется подождать, господин.
   — Подожду, — пожал плечами Смирол. Аранри протянул ювелиру друзу:
   — Посмотри-ка! Эти камешки ценные?
   Ювелир взял, посмотрел внимательно, сказал недоуменно:
   — Этих камней я не знаю. Доверишь ли? Надо посоветоваться.
   — Вот хозяин. — Аранри ткнул пальцем в Смирола. — Доверишь ли камни на обсуждение, а, сынок?
   — Конечно, — оживился Смирол. — Я бы хотел их продать. Мне деньги нужны.
   Несколько дней спустя ювелир навестил дом Аранри.
   — Это колайхо, — объявил он.
   — Ты о чем? — спросил Аранри.
   — Камни господина Смирола — это колайхо.
   — Разве колайхо не розовые? — удивился Смирол.
   — Розовые, а еще бывают бесцветные. Никто никогда не видел зеленых колайхо. Но все-таки это колайхо.
   — И они хоть сколько-нибудь стоят? — спросил Смирол.
   Оказалось, ювелиры оценили зеленые колайхо гораздо дороже обыкновенных.
   — О, так ты богач! — сказал Смиролу Аранри.
   — Ничего подобного, — качнул головой Смирол. — Камни мне хэйми Карми одолжила, у нее наличных денег не оказалось.
   — Ты в хороших отношениях с хэйми Карми? — полюбопытствовал Аранри.
   — Эта девушка — мед моего сердца, — отвечал Смирол. — Если эти камни так дорого стоят, то она разбогатеет. Она говорила, что знает месторождение.
   — Оно на ее земле? — спросил Аранри.
   — Вряд ли, — отозвался Смирол и перевел разговор на другое. — А как насчет очков?
   — Зайди померь.
   На следующий день Смирол зашел к нему и померил очки. А еще спустя несколько дней Аранри спросил недовольно:
   — Где ты пропадаешь, Рыжий? Почему упражнения забросил?
   — Я не забросил, — возразил Смирол.
   Аранри осуждающе покачал головой. Последнее время Смирол целыми днями где-то пропадал. Аранри не сомневался, что и сегодня, сразу после завтрака, парень исчезнет до самого ужина. Обедать он попросту забывал — теперь он стал не так прожорлив, как раньше, но не забывал выпрашивать у Антуно какие-нибудь лакомства. Вот и сейчас он ел что-то желтое, взбитое, сладкое, старательно приготовленное матерью специально для него.
   — Я хожу к Алатану, — неожиданно сказал Смирол.
   — Что тебе там делать целыми днями? — поинтересовался Аранри. — Неужели примерка очков занимает так много времени?
   — Я провожу там опыты, — объяснил Смирол. — Я хочу понять природу преломления света в стеклах.
   — Тебе что, заняться больше нечем? — недовольно пробурчал Аранри.
   — Мне нравится именно это занятие, — кротко ответил Смирол.
   — Это не дело для хокарэма, — проворчал Аранри.
   — Я думаю, — сказал Смирол, — мне уже недолго оставаться в хокарэмах. Боюсь, что Логри тоже признает меня хэймом.
   — Да не терзай ты себя этим!
   — Я не терзаю. — Смирол поднял голову от тарелки. — Сейчас я думаю только о том, где взять денег. Не хочу оставаться в долгу у Ралло. Мне нужна свобода.
   — И как ты будешь жить, если освободишься?
   — Проживу, — усмехнулся Смирол. — Женюсь на хэйми Карми и отправлюсь отвоевывать Сургару.
   — Опять смеешься, — укоризненно покачал головой Аранри.
   — Еще блинчиков? — предложила Антуно, подходя к столу.
   — Не надо, мама, я уже сыт, — отозвался Смирол. Он встал из-за стола. — Пора к Алатану.
   — Нечего тебе там делать! — отрезал Аранри. Смирол остановился в дверях и сказал без улыбки:
   — Аранри, разве ты мастер Ралло? Разве ты наставник? И разве я коттари? Я имею право делать что хочу. Я понимаю, что живу в твоем доме, и разве я не отношусь к тебе с уважением? Но почему ты решил, что вправе определять мои занятия за пределами твоего двора? Извини, но я считаю свои опыты у Алатана более важными, чем накачивание мышц.
   Он вышел.
   — Антуно, — позвал Аранри жену, — ты что, от принца его родила?
   Смирол вышел за калитку и направился к мастерской Алатана. Неожиданно его окликнул молодой горожанин:
   — Прошу прощения, господин, я бы хотел поговорить с тобой.
   — Говори, — откликнулся приветливо Смирол. — А кто ты?
   — Я Картван, помощник иранхо, — представился молодой человек. — Если ты не возражаешь, я бы хотел поговорить о Сэллик.
   — Говори, — повторил Смирол. — Я слушаю. Юноша помялся, потом решительно сказал:
   — Пожалуйста, господин, не кружи Сэллик голову. Ты пришел и уйдешь, а ей как здесь оставаться? Она ведь из хорошей, порядочной семьи, хотя и небогатой. А ты — хокарэм. Ты ведь на ней не женишься, так зачем девушку губить…
   — Ты ее жених? — осведомился Смирол.
   — Да, мы поженимся. этой осенью. Но только приехал ты — и она не хочет больше со мной разговаривать.
   Разговор о чести девушки не так уж часто приходится вести хокарэму; обычно женихи (а то и мужья) красавиц предпочитают держаться подальше от соблазнителей — ведь никому не хочется расставаться с жизнью из-за прекрасных глазок. Однако же помощник иранхо был в любом из городов Майяра фигурой уважаемой и заметной. Должность требовала от них универсальных, энциклопедических знаний; правда, на деле они обычно сводились к землемерным работам и фортификации, а в древних городах, подобных Ларау, присматривали к тому же за состоянием оборонительных сооружений и акведуков. Работы, конечно, хватало — должность эта вовсе не синекура, и почет, которым пользуются иранхо и его помощники, вполне заслужен.
   По древнему обычаю, стать учеником иранхо мог человек любого сословия — достаточно было прийти и высказать такое желание. Практически же это означало, что претенденту предстояло пройти серьезный экзамен на грамотность и сообразительность. Поскольку желающих хватало в любой год, из экзаменуемых выбирался самый лучший. После этого, собственно, и начиналась учеба. Если ученик благополучно проходил через все испытания, он становился помощником иранхо. Для мальчиков из бедных семейств это была порой единственная возможность выбиться в люди, однако для этого приходилось поработать и головой, и руками.
   Картван, жених Сэллик, был именно из таких. С Сэллик он был помолвлен с детства и никак не мог допустить, чтобы девушка погубила свою честь, поддавшись обаянию рыжего хокарэма.
   — Хорошо, — улыбнулся Смирол миролюбиво. — Я, вообще говоря, не стремился кружить ей голову. Аранри баловства не одобряет, а я, как-никак, его гость и почти что сын.
   — Значит, верно говорят, что ты сын госпожи Антуно?
   — Верно, — улыбнулся Смирол. — Разве не похож?
   — Похож, — улыбнулся в ответ Картван. Смирол решил воспользоваться знакомством:
   — Слушай-ка, иранхо, ты в Аракарновых числах разбираешься ?
   — Да, — ответил Картван осторожно. — А что?
   — Я подзабыл малость. Ты не проверишь ли мой вывод? Уж больно красиво получается.
   Картван заметно удивился. Смирол вытащил из-за пазухи свиток бересты и показал Картвану. Тот бережно взял, прочитал, пожал плечами.
   — Ну? — нетерпеливо спросил Смирол.
   Картван присел на корточки и начертал на утоптанной земле изящный знак «экосси».
   — Расскажи-ка условие задачи, — попросил он.
   Смирол стал рассказывать о том, как он, развлекаясь стеклышками, заметил кое-какие закономерности и у него возникла мысль использовать эти закономерности для точного изготовления очковых линз.
   — Это же варварство — тратить уйму стекла и времени на подбор линз, когда есть возможность вывести формулу по методу Аракарно. Ведь если будет формула, вся работа сводится к шлифовке стекол заданной толщины, — говорил Смирол. — Как ты думаешь? Конечно, мои мысли могут показаться смешными, но если б тебя прижало, как меня, — сам ведь понимаешь, что за толк от полуслепого хокарэма…
   Картван уже не слушал. Он обдумывал задачу.
   — Не мешай, — махнул он рукой. — Сбегай пока, что ли, на реку, искупайся.
   Смирол с любопытством глянул на иранхо, хмыкнул:
   — Хорошо. Пойду искупаюсь.
   Он сбежал к реке, выбрал местечко в тени огромного дерева, склонившегося над водой. Вода оказалась холодной, Смирол задерживаться не стал, окунулся, тут же вылез на берег, обсох, оделся и побежал назад к улочке, где оставил Картвана. Земля вокруг того носила явные следы глубоких размышлений — была исчерчена знаками и буквами. К формуле, выведенной Смиролом, Картван уже пришел и сейчас сидел прислонясь спиной к забору — размышлял, устремив глаза на облака.
   — Все правильно? — спросил Смирол, отвлекая молодого иранхо от созерцания небес.
   Картван утвердительно кивнул.
   — О чем же ты думаешь? — осведомился Смирол. — О Сэллик?
   — О стеклах, — сказал Картван, переводя на хокарэма спокойный взгляд. — Во всех ли прозрачных средах одинаково преломляется свет? Мне кажется, не во всех. Небесный эфир, — Картван махнул рукой в пространство, — тоже ведь прозрачная субстанция, но если бы он преломлял свет так же, как и стекло, очки были бы невозможны. А? — Смирол молчал. — Я вот о чем хочу сказать, — продолжал Картван. — Вполне может оказаться, что твоя формула хороша только для стекла, изготовленного в Ларау. А если стекло будет другим по качеству? А если это будет не стекло?.. Смирол выслушал замечание, склонив голову к плечу.
   — Ты умница, приятель, — наконец сказал он серьезно. — А я болван. Действительно, в формулу необходимо ввести коэффициент. Похоже, я без тебя сел бы в лужу.
   — Я думаю, ты понял бы это и без меня, — ответил Картван.
   В городе потом удивлялись, с чего бы это Картван зачастил к Аранри. Решив в конце концов, что Картван оберегает свою невесту от ухаживаний хокарэма, кумушки успокоились. А отношения между молодыми людьми установились приятельские; Смирол, правда, не ходил к Картвану домой, чтобы не пугать его матушку и теток, зато не бывало дня, чтобы Картван не заглядывал в дом Аранри. Аранри принимал его посещения с недоумением. Занятия Смирола науками из себя его уже не выводили, но заставляли смотреть на него как на слегка помешанного, что вполне объяснимо, если принять во внимание, какой болезнью Смирол переболел. Однако интерес иранхо к изысканиям рыжего хокарэма подтверждал, что Смироловы расчеты не пустая дурь.
   Сэллик же Смирол отпугнул очень простым способом: заговорил при ней о своей незабвенной любви — хэйми Карми, той, о которой пел недавно Ашар.
   — А она тебя любит? — спросил Картван.
   — Жить без меня не может, — расхвастался Смирол. — И я ее обожаю…
   Узнав о столь горячей любви да еще о том, что соперница настолько опасна, что может убивать словом, Сэллик поостереглась слишком явно выражать свои чувства, а потом, увидев, с какой приязнью относятся друг к другу Смирол и Картван, вновь решила, что Картван — человек очень умный, хорошего нрава, да и должность у него доходная, а Смирол, что греха таить, имеет как ухажер два серьезных изъяна: человек он временный и к женитьбе несклонный, да и волосы его светлее, чем полагалось бы приличному человеку.

Глава 4

   Одной из обязанностей, которую взял на себя Смирол, пока жил у Аранри, было снабжение дома водой. Воды требовалось много — и огород полить, и для красильных работ; носить воду в Ларау считалось делом женским, но Смирол, потягав пудовые ведра, недоумевал, как хрупкие на вид женщины таскают такую тяжесть.
   К тому, что хокарэм стал водоносом, в Ларау отнеслись с недоумением. Сэллик первое время пыталась ему помогать, однако Смирол лишь отрицательно качал головой.