Страница:
Паор в разговор не вступал, хотя этикет позволял ему вести беседы со старшими. Только под вечер, когда младший Ирау уже сильно повеселел от выпитого вина, Паор решился задать вопрос:
— Не скажет ли уважаемый принц, у какой из майярских знатных дам есть домашнее прозвище Сава?
Ирау не смог припомнить такой дамы.
— Извините, — смутился Паор.
— Хотя вообще-то я знаю даму по имени Сава, — вспомнил Ирау. — Но вряд ли ты, мальчик, имеешь в виду ее. Она не совсем майярка.
— Пожалуйста, назови ее, принц, — попросил Паор.
— Сейчас ей четырнадцать лет, она настоящая аоликану по виду… — начал Ирау.
— Но больше похожа на пригожего мальчика, чем на женщину? — спросил Паор.
— Верно, — согласился Ирау. — Кто тебе ее описывал? Паор, не отвечая, задал вопрос:
— Кто же эта дама?
— Принцесса Карэна, жена Руттула, дочь короля Лаави.
— Сургарская принцесса? — переспросил потрясенный Паор.
Ирау кивнул. Арзрау бросил на сына испытующий взгляд. Паор сделался задумчив, а после ужина, решившись, попросил отца позволить ему уехать и дать в сопровождающие несколько человек.
— Когда ты собираешься ехать? — спросил Арзрау.
— Сейчас, — ответил Паор. — Завтра выезжать будет неприлично. А дело срочное, отлагательств не терпит.
— Ты хочешь вернуть меч? — спросил Арзрау. — По-твоему, Руттул недостоин такого меча?
— Дареное не отбирают, — возразил Паор. — Нет, меня беспокоит не это. Я боюсь за принцессу Карэна. Ведь из Сургары доходят страшные вести. А она ничего не знает, — проговорил Паор. — Ей никто ничего не сказал — у нас ведь никогда ничего не сообщают чужеземцам. Майярцы ненавидят Руттула, не любят и ее. Кто ей поможет?
— Ты? — спросил Арзрау грустно. — Как?
— Надо отыскать и укрыть ее, — горячо сказал Паор. — Я не хочу, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое.
— Ты найдешь ее и все ей расскажешь, — возразил Арзрау, — а она тут же помчится в Сургару. В такие минуты она захочет быть дома.
— Я удержу ее силой, — пылко сказал Паор. — Я спрячу ее в замке Драван. И не выпущу, пока не пройдет опасность.
— Этим ты обесчестишь ее, — напомнил Арзрау. — Захочет ли она спасения такой ценой?
— Я женюсь на ней, если Руттул ее бросит, — объявил Паор.
— Смотри, — предупредил его Арзрау, — слово принца — тверже клятвы.
— Мне не требуется напоминать об этом, — возразил Паор. — Я еду. Могу ли я взять с собой человек семь-восемь?
Арзрау согласился.
Паор уехал немедленно, надеясь навести справки в дороге. Выслеживать путь принцессы по Миттауру он не считал нужным — так можно и опоздать. Принцесса сказала, что собирается посмотреть праздник Атулитоки, значит, пока не окончится праздник, надо успеть добраться до границы с Сургарой. Времени хватало в самый обрез.
Глава 15
Глава 16
— Не скажет ли уважаемый принц, у какой из майярских знатных дам есть домашнее прозвище Сава?
Ирау не смог припомнить такой дамы.
— Извините, — смутился Паор.
— Хотя вообще-то я знаю даму по имени Сава, — вспомнил Ирау. — Но вряд ли ты, мальчик, имеешь в виду ее. Она не совсем майярка.
— Пожалуйста, назови ее, принц, — попросил Паор.
— Сейчас ей четырнадцать лет, она настоящая аоликану по виду… — начал Ирау.
— Но больше похожа на пригожего мальчика, чем на женщину? — спросил Паор.
— Верно, — согласился Ирау. — Кто тебе ее описывал? Паор, не отвечая, задал вопрос:
— Кто же эта дама?
— Принцесса Карэна, жена Руттула, дочь короля Лаави.
— Сургарская принцесса? — переспросил потрясенный Паор.
Ирау кивнул. Арзрау бросил на сына испытующий взгляд. Паор сделался задумчив, а после ужина, решившись, попросил отца позволить ему уехать и дать в сопровождающие несколько человек.
— Когда ты собираешься ехать? — спросил Арзрау.
— Сейчас, — ответил Паор. — Завтра выезжать будет неприлично. А дело срочное, отлагательств не терпит.
— Ты хочешь вернуть меч? — спросил Арзрау. — По-твоему, Руттул недостоин такого меча?
— Дареное не отбирают, — возразил Паор. — Нет, меня беспокоит не это. Я боюсь за принцессу Карэна. Ведь из Сургары доходят страшные вести. А она ничего не знает, — проговорил Паор. — Ей никто ничего не сказал — у нас ведь никогда ничего не сообщают чужеземцам. Майярцы ненавидят Руттула, не любят и ее. Кто ей поможет?
— Ты? — спросил Арзрау грустно. — Как?
— Надо отыскать и укрыть ее, — горячо сказал Паор. — Я не хочу, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое.
— Ты найдешь ее и все ей расскажешь, — возразил Арзрау, — а она тут же помчится в Сургару. В такие минуты она захочет быть дома.
— Я удержу ее силой, — пылко сказал Паор. — Я спрячу ее в замке Драван. И не выпущу, пока не пройдет опасность.
— Этим ты обесчестишь ее, — напомнил Арзрау. — Захочет ли она спасения такой ценой?
— Я женюсь на ней, если Руттул ее бросит, — объявил Паор.
— Смотри, — предупредил его Арзрау, — слово принца — тверже клятвы.
— Мне не требуется напоминать об этом, — возразил Паор. — Я еду. Могу ли я взять с собой человек семь-восемь?
Арзрау согласился.
Паор уехал немедленно, надеясь навести справки в дороге. Выслеживать путь принцессы по Миттауру он не считал нужным — так можно и опоздать. Принцесса сказала, что собирается посмотреть праздник Атулитоки, значит, пока не окончится праздник, надо успеть добраться до границы с Сургарой. Времени хватало в самый обрез.
Глава 15
Во вторую ночь Атулитоки Сава, проснувшись, вдруг поняла, что в Сургаре что-то происходит. Она села в постели, нащупала около себя одежду и натянула на себя. Все было просто, так просто, что оставалось только диву даваться, какой дурой Сава оказалась.
Руттул отпустил ее с одним Стенхе. Стенхе стар и, хотя очень опытен, все-таки осуществлять полноценную охрану не в состоянии. Возможно, Руттул тайком направил Маву вслед за ней. Но очень похоже, что Руттул хотел спровадить Саву подальше от себя, все равно куда. И это странное прощание, которое должно было ее насторожить…
Теперь припомним.
Хаби должна была отправиться в горы — как будто бы ненадолго, но ведь любой срок можно удлинить.
Сауве находился с посольством в Саутхо и должен был, по предварительным расчетам, пробыть там до весны. Сауве — второй в Сургаре после Руттула. Ехать в Саутхо он не так уж и хотел, и Руттул заставил его туда поехать довольно ловким ходом — Сауве решил, что его интересы хотят обойти.
Малтэр, третий после Руттула, осень обычно проводил в Миттауре, на родине своей жены. Насколько знала Сава, у него был довольно богатый дом в Интави и земли в окрестностях города — приданое.
Совпадение ?
А если еще вспомнить, что под самыми разными благовидными предлогами Руттул отправил в другие страны большинство ученых, которых раньше так настойчиво приглашал в Сургару?
Чего-то опасного Руттул ожидал в своей стране.
Сава поискала другое решение этой задачки. Нечто подобное, вероятно, Руттул предпринял бы, если бы собрался навсегда уйти из Сургары, — вернуться к себе на родину, например. Но сам же Руттул сказал, что его зов о помощи дойдет до его соотечественников еще только лет через десять.
— А раньше? — спросила тогда Сава.
— А раньше, наугад, им меня не найти, — ответил Руттул.
В любом случае, решила Сава, ей следовало бы вернуться в Сургару.
Но оставался Стенхе, который наверняка что-то знал: уж очень подозрительными казались его уговоры подольше задержаться в Миттауре.
Как, как можно убежать из-под его опеки? Каким способом обмануть его?
…Стенхе перехитрил сам себя. Ему уже приходилось задумываться о том, каким образом можно задержать Саву в Миттауре и после Атулитоки. Долго он сможет тянуть? И под каким, собственно, предлогом? Стенхе уже совсем было решил совершить какое-нибудь не очень серьезное преступление, из тех, что в Миттауре наказываются крупным штрафом. Он мог бы тогда, предупредив Павутро, объявить, что денег у него нет. Павутро, к которому в первую очередь кинулась бы Сава, тоже ответил бы отказом под каким-нибудь благовидным предлогом. В подобных случаях миттауское правосудие предпочитает взять залог. А что у них с Савой с собой ценного? Только княжеское вооружение, но его Сава никогда в залог не отдаст. Тогда, понимал Стенхе, судья предложит ему оставить в залог «сына». Стенхе — ничего не поделаешь! — конечно, согласится, хотя и с мучительными душевными переживаниями. Он уедет, а Сава останется в Миттауре.
Относительно ее положения Стенхе ничуть не сомневался. Миттаусцев никто никогда не мог обвинить в жестокости к заложникам, особенно же мягко они относятся к женщинам, детям и подросткам. И Стенхе мог бы на целый год оставить Саву под присмотром миттауского правосудия, если бы… если бы не Савино нетерпение. Уж конечно, с положением заложника она не смирится — будет теребить Павутро, и Стенхе очень и очень опасался, что Павутро этого нажима не выдержит. А ведь еще существуют на свете арзрауские принцы, младший из которых, Паор, знает о Саве многое. Сава могла бы прибегнуть и к его помощи. Судя по богатому подарку, уже полученному Савой, в помощи ей Паор не откажет, так что на год этого варианта явно не хватит. И Стенхе оставил его на крайний случай, если уж совсем не найдет никаких возможностей задержаться в Миттауре.
Пока же он решил притвориться больным. Если Стенхе заболеет сразу же после Атулитоки, это будет выглядеть подозрительно: Сава его раскусит обязательно.
И Стенхе начал готовить почву для «болезни» загодя. Однажды он, как будто невзначай, пожаловался, что ему больно разогнуться. Сава это пропустила мимо ушей, а Стенхе начал усиливать впечатление. Пару раз он охнул, выпрямляясь, а в седло садился так неуклюже, что впору было подсаживать. Прострел, выбранный Стенхе в качестве докучливой хворобы, был достаточно убедительной причиной задержки, и к тому же довольно правдоподобной. Кто заподозрит старого деда в том, что он попросту притворяется? Вдобавок Стенхе уже когда-то несколько раз полной мерой испытал удовольствие от застуженной поясницы, так что картина болезни основывалась на собственном опыте и была совершенно достоверной. И к началу Атулитоки Сава уже была убеждена в том, что ее хокарэм — больной старикашка.
Но неожиданное, молниеносное прозрение Савы, которого Стенхе никак не мог ожидать, разрушило его хитрости.
Теперь, когда Сава знала, что в Сургаре творится что-то неладное, а ее нарочно держат в Миттауре, она не могла не понять, что Стенхе посвящен, хотя, может быть, и не полностью, в планы Руттула и помогать ей вернуться в Сургару не будет. Наоборот, от него следовало, пожалуй, ожидать только помех.
И будь Стенхе здоров или болен, в расчет необходимо принимать его именно как здорового. Надо было искать случая, и случай этот подвернулся. Совсем нечаянный случай.
В монастырь, где они со Стенхе остановились, приехала целая кавалькада молодых людей; они совершали паломничество по святым местам и пригласили «мальчика Кароя» поехать с ними, потому что в Атулитоки юноши должны путешествовать, устраивать шествия ряженых, петь и плясать, веселиться, а не торчать привязанными около больных стариков.
Сава растерянно оглянулась на Стенхе. Тот кивнул: поезжай, мол.
— Кто ж тебя бальзамом натирать будет? — тихо спросила она.
— Монахов попрошу. Поезжай, Карой. — И Стенхе обратился к предводителю кавалькады, юному принцу Твирани: — Прошу тебя, господин, присмотри за моим Кароем, он чужеземец в Миттауре и немного робок. Будь ему покровителем, прошу тебя.
Твирани, который и был-то на пару лет старше Савы, ответил учтиво по-майярски:
— Не беспокойся, мы присмотрим за твоим сыном.
Сава побежала седлать коня. Стенхе приготовил ей припасы в дорогу. Его развлекал в это время один из юношей, рассказывающий о том, какой путь они собираются совершить.
Сава сразу поняла, что другого такого случая не подвернется, но нельзя было показывать Стенхе, что она задумала.
— Выздоравливай побыстрее, — шепнула она на прощание. — Как только я вернусь, поедем домой.
И Стенхе поверил ей и стал ждать. Вообще-то, ему полагалось бы следить за ней неотступно, прячась согласно правилам хокарэмской науки «невидимости». Но Миттаур — плохая страна для шпионов: глаза у миттаусцев слишком придирчивые и чужаков здесь не очень любят. Бросить все и скрываться, следя за Савой, означало серьезное преступление против законов Миттаура. А шпионов, пойманных с поличным, вешают.
Конечно, Стенхе не сомневался, что повесить его — для миттаусцев задача непосильная, но такое положение создавало излишние сложности, а Стенхе этого не хотел. Поручив же Саву покровительству принца Твирани, он мог быть уверен, что с принцессой не случится ничего дурного, разве что какой-либо несчастный случай: но несчастному случаю и хокарэм не помеха.
А Сава, едва отъехав от монастыря, начала изыскивать повод избавиться от горячего гостеприимства миттаусцев. Она нашла его на первом же привале, когда веселые паломники остановились перекусить.
Сава, случайно споткнувшись о трухлявый пень, увидела, как из-под коры выскочил огромный паук. Сава и сообразить ничего не успела: действовала как бог на душу положит, очень быстро, но, как оказалось, верно. Она упала на землю, будто потеряла равновесие, вскрикнула и принялась колотить по мечущемуся пауку подхваченной с земли палкой. Действовала она как будто неуклюже, но не давала пауку прыгнуть на нее и укусить.
Кто-то из подскочивших парней раздавил паука сапогом.
— Что там? — спросили у него.
— Ануури, — ответил парень, разглядывая паука. — Он тебя не укусил, Карой?
— Укусил, — заявила Сава, показывая подходящую царапину на руке. — Кисть судорогой сводит. Это яд, да? — И лицо ее было таким испуганным, что миттаусец поспешил успокоить.
— Ничего, не умрешь, — сказал он. — Только к вечеру рука распухнет и жар, может быть, поднимется. Что делать-то будем? — обернулся он к остальным.
— Надо его к отцу отправить, — предложил Твирани. — Это совсем недалеко, и к тому же монахи противоядие дадут. Лармир, Тивэ, проводите Кароя, а потом нас догоните.
— Не надо, — ответила Сава. — Я дорогу помню. Не беспокойтесь, господа.
— Ну уж нет, Карой, — проговорил Твирани. — Больно ты невезучий. Это надо, в такую пору на ануури наткнуться. Кто тебя знает, в какую еще историю ты попадешь по дороге…
Теперь перед Савой встала другая проблема: как избавиться от провожатых, а не то через пару часов они сдадут ее прямо в отеческие объятия Стенхе. На ее счастье, миттаусцы вовсе не горели желанием сопровождать укушенного пауком майярского подростка, в то время как их приятели развлекаются. Примерно в полулиге от монастыря Саве наконец удалось их убедить, что она не настолько плохо себя чувствует, чтобы вывалиться из седла. «Укушенная» рука, покрасневшая от тайных щипков и массажа, выглядела правдоподобно, но не очень опасно. Миттаусцы решили, что яда попало не так уж и много, и согласились, что Карой может доехать и один. Поэтому они наскоро распрощались и помчались догонять своих друзей. Удачно получилось и то, что Стенхе перед ее отъездом отвлекли. Сава успела подменить и спрятать сверток с арзрауским мечом. Теперь ей предстояло забрать его и отправиться в Сургару. Она опасалась, что Стенхе следит за ней украдкой. Но издали она рассмотрела, как хокарэм степенно беседует с настоятелем, — Стенхе ничего не знал и, надеялась Сава, не узнает на протяжении всей недели Атулитоки.
Неделя форы — это было бы великолепно, но Сава разрешила себе думать только о двух днях — и, как оказалось, не очень ошиблась.
Стенхе узнал о ее побеге на четвертый день Атулитоки.
В монастырь, где Стенхе усердно симулировал радикулит, приехала очередная компания юных паломников, и среди них оказался молодой человек, который несколько дней назад ездил с принцем Твирани.
— Добрый день, сударь! — поздоровался он со Стенхе. — Как здоровье Кароя?
Стенхе замер.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он медленно.
— Ты не узнаешь меня? — юноша снял маску.
— Узнаю, — ответил Стенхе. — Но последний раз я видел Кароя, когда он уезжал с компанией принца Твирани.
— Его в тот же день укусил ануури, и он отправился обратно, — недоуменно рассказал юноша. — Он не доехал? Как же так?
Стенхе, забыв о простреле, вбежал в комнаты. Он распотрошил сверток, в котором, полагал он раньше, находился арзрауский меч.
«Обманула… — понял Стенхе (что тут было не понять?). — Три дня назад. Ничего, до Сургары я ее еще догоню».
Он немало удивил миттаусцев невесть откуда взявшейся прытью, когда мигом собрался, оседлал коня, вихрем вырвался за ворота и погнал коня по дороге к границе. Конь его не выдержал и пал за несколько лиг до Интави; эти лиги Стенхе пробежал — в Миттауре коня чужаку никто не продаст.
Вот когда он понял, что уже старик.
«Глупый старик», — твердил он себе, задыхаясь на бегу. Он был так уверен, что до конца Атулитоки сумеет удержать принцессу, и перед отъездом в Нтангра тайно встретился с Маву и приказал тому быть в Интави, а после праздника уходить караулить на перевал. Теперь же окажется, что Сава минует перевал раньше их.
Но когда он был уже около Интави, Сава опережала его не более чем на день — это он установил, расспросив ирауского купца. Ей приходилось беречь коня, — если Стенхе знал, что Павутро даст ему другого, то Саве на это рассчитывать не приходилось.
Когда до Интави оставалось не больше лига, Стенхе остановился. Город лежал перед ним как на ладони — с крутого склона горы он был виден как с высоты птичьего полета.
Было утро, а если вспомнить, что это утро последнего дня Атулитоки, то и вовсе можно было сказать, что утро было ранним. Жители еще не проснулись после ночного веселья; город был тихим и сонным.
И в городе наверняка был слышен звонкий «хокарэмский» свист Стенхе. Этим свистом он приказывал Маву немедленно выезжать за ворота, имея еще одну лошадь для него.
Слышал ли Маву? Ответного сигнала Стенхе не получил, но к Интави уже не бежал, а пошел быстро.
Когда он уже подходил, из ворот выехал всадник, ведущий за собой оседланную лошадь, заворочал головой, высматривая Стенхе. Тот коротко свистнул, привлекая внимание. — Сбежала? — поинтересовался Маву.
— Сбежала, — устало подтвердил Стенхе и рассказал, как было дело.
— Догоним, — легкомысленно заявил Маву. — Кони у нас свежие, а обогнала она нас не более чем на сутки.
— Ох, — проговорил Стенхе, — не говори «гоп»…
— Ты пока отдыхай, а я еду вперед, — предложил Маву. — Так? Я ее догоняю, задержу и поеду тебе навстречу.
— Да, — согласился Стенхе. — Но если ты ее не догонишь…
— Ну что ж, — рассмеялся Маву, — тогда ты с меня три шкуры спустишь, я уверен.
«Он догонит, — думал Стенхе устало труся на лошади вслед умчавшемуся Маву. — В этой части Миттаура нравы не такие строгие, прохожие не откажутся подсказать, видели ли они подростка-майярца».
Действительно, встречные помогали Маву определить, далеко ли ускакал «его братишка», и он довольно много выиграл у беглянки. Но на развилке Тавинирона, у часовни, монах указал не дорогу в Майяр и далее на перевал Твалли, а на почти непроходимую в это время года тропу к верховьям Ландры.
«Так, — сообразил Маву, — значит, она думает, что Руттул будет у озера Праери. Может быть, может быть…»
Он двинулся по тропе и очень скоро обнаружил, что перед головокружительным ветхим оврингом Сава бросила коня и пошла пешком. Пожалуй, она поступила правильно, избавившись в опасном месте от уставшей лошади, но в этом случае шансы Маву ее догнать повышались. И он наверняка догнал бы ее, если б на обледенелом склоне его лошадь не поскользнулась и не упала с тропы. На его счастье, склон здесь был сравнительно полог; разбиться он не разбился, но в результате падения лишился всех преимуществ перед Савой: лошадь пропорола себе брюхо на остром осколке скалы, и ее пришлось прирезать; сам он был изрядно помят в этом падении, и хотя переломов и вывихов как будто не было, ступать на правую ногу стало больно. Вдобавок довольно много времени он потратил, выбираясь обратно на тропу, так что в долину Праери он добрался, когда совсем стемнело. Савы в долине не было.
Маву настойчиво прислушивался к каждому звуку; в ночной тишине он услышал бы любой шорох, но ничто не тревожило его чуткие уши. Он проковылял к обычному месту стоянки. Здесь стояли шатры, но не понравился их вид хокарэму. Не было в этих шатрах ни единой живой души, заиндевевшие холсты порезаны в клочья, шатровые шесты завалились, кое-где в неглубоком снегу валялись окоченевшие трупы. Маву стер снег с лица одного из мертвых, навзничь лежащего у шатра, и узнал конюха Тарву. Судя по всему, резня произошла уже давно, по крайней мере недели полторы назад.
А где теперь Сава? Хокарэм понял, что этой ночью искать бессмысленно. До Сургары, если она пойдет туда, еще далеко, Маву сумеет ее перехватить. Была, конечно, опасность, что она попадет в беду, пока одна, но Маву знал, что Сава, предупрежденная страшным зрелищем, будет настороже. Поэтому он счел себя вправе отдохнуть и устроился на ночлег в одном из более-менее уцелевших шатров. Он завернулся в меховой плащ и заснул, ничуть не тревожась мыслью, что тут же рядом лежит мертвец.
Проснулся он с первыми лучами зари. Тело побаливало от вчерашних ушибов, неплохо было бы искупаться в теплой воде и сделать массаж, но об этом приходилось не думать.
Маву достал из своей сумки кусок промерзшей солонины, вяло пожевал, поглядывая по сторонам, потом подумал и закусил черствой лепешкой, глотнул из фляги меду. Мед показался обжигающим, и Маву почувствовал себя бодрее.
Когда совсем рассвело, Маву заметил в стороне от своих следов цепочку других, маленьких, — Сава была в лагере прошлым вечером. Он пошел по следам, покружил по лагерю, стараясь смотреть на него глазами Савы. Что он мог сказать? Руттула среди мертвых не было — была Хаби и многие хорошо знакомые Маву слуги. Нападение, судя по всему, произвели саутханцы.
Но действия Савы казались непонятными. Ему думалось, что, не найдя Руттула, Сава двинется на юг, в Сургару. Она же пошла на восток по берегу озера. Маву шел по ее следам, все более удивляясь, и вдруг следы оборвались.
Он оторопело посмотрел на цепочку следов, ведущую в никуда. Последние из них были чуть четче, как если б Сава подпрыгнула. Но… Подпрыгнула и осталась висеть в воздухе? Маву в подобные вознесения не верил.
А вокруг был только тонкий слой снега, на котором отпечатались следы Савы, следы Маву и еще восемь каких-то странных отпечатков, расположенных по окружности. Как раз в центре этой окружности и обрывались следы Савы.
Маву еще раз прошел вдоль Савиных следов. Шагов за двадцать до их конца Маву заметил: она помялась, задержалась ненадолго, после чего пошла дальше и исчезла.
Маву присел у одного из странных отпечатков. Что бы это могло быть? Лезли в голову Стенхевы побасенки об огромных драконах, птицах Кгантри и прочих чудищах. Маву такого объяснения принять не мог, но не мог найти и разумной причины исчезновения Савы. Приближающийся отряд был немногочисленным — всего девять всадников. «Арзраусцы, — узнал Маву. — Что, тоже за поживой слетелись?» Он приготовился драться; хорошая драка — это как раз то, что сейчас ему было нужно: Маву не любил много думать о непонятном.
Арзраусцы приближались; вид Маву тоже не внушал им доверия, да и кому мог внушить доверие коренастый дюжий детина, оборванный, с поцарапанным лицом. И к тому же арзраусцы, спрашивая прохожих о «мальчике Карое», уже знали, что от Интави следом за ним отправился какой-то подозрительный парень с кэйвеским выговором. Немудрено, что Паор (а именно он был во главе отряда) заподозрил недоброе.
— Эй ты! — закричал он. — Что ты сделал с принцессой Арет-Руттул?
— Чего? — отозвался удивленный Маву.
— Что ты сделал с высокой госпожой, бродяга? — прикрикнул Паор, надвигаясь на хокарэма.
— А кто ты такой, господин, чтобы думать о безопасности сургарской принцессы? — осведомился Маву, как показалось арзраусцам, довольно нагло.
— Разве я обязан давать тебе отчет, смерд?
Маву стащил с себя куртку — на его рубашке засиял золотом и кармином герб Карэна.
— Я хокарэм принцессы Арет-Руттул, — многозначительно ответил Маву. — А вот что вам от нее нужно, господа?
— Но где же тогда она? — воскликнул Паор. — Ведь ей угрожает опасность. Разве майярцы пощадят жену Руттула?
— Она майярская принцесса, — напомнил Маву.
— Она настоящая сургарка, — возразил Паор. — Разве майярские женщины бывают такими, как она? Но что это ты тянешь время, хокарэм принцессы? Ты не доверяешь мне?
— Доверяю, — ответил Маву. — Я всем доверяю. Я доверчив, как последний дурак. Но скажу вам, господа, честно, что я не знаю, где сейчас находится принцесса.
— Не обманывай, — покачал головой Паор.
— Не обманываю, — с горечью усмехнулся Маву. — Вчера госпожа была в этой долине. Где она сейчас — мне не известно.
— Она не могла далеко уйти, — сообразил Паор. — Ищите все! Кто найдет, получит от меня перстень с рубином…
Всадники оставили Маву одного. Хокарэм поискал затоптанные следы странных лап, а потом, так ничего и не поняв, пошел по направлению к Тавину. Для Стенхе он на видном месте оставил под камнем подробную записку.
Одно было ясно Маву: он непростительно опоздал.
Руттул отпустил ее с одним Стенхе. Стенхе стар и, хотя очень опытен, все-таки осуществлять полноценную охрану не в состоянии. Возможно, Руттул тайком направил Маву вслед за ней. Но очень похоже, что Руттул хотел спровадить Саву подальше от себя, все равно куда. И это странное прощание, которое должно было ее насторожить…
Теперь припомним.
Хаби должна была отправиться в горы — как будто бы ненадолго, но ведь любой срок можно удлинить.
Сауве находился с посольством в Саутхо и должен был, по предварительным расчетам, пробыть там до весны. Сауве — второй в Сургаре после Руттула. Ехать в Саутхо он не так уж и хотел, и Руттул заставил его туда поехать довольно ловким ходом — Сауве решил, что его интересы хотят обойти.
Малтэр, третий после Руттула, осень обычно проводил в Миттауре, на родине своей жены. Насколько знала Сава, у него был довольно богатый дом в Интави и земли в окрестностях города — приданое.
Совпадение ?
А если еще вспомнить, что под самыми разными благовидными предлогами Руттул отправил в другие страны большинство ученых, которых раньше так настойчиво приглашал в Сургару?
Чего-то опасного Руттул ожидал в своей стране.
Сава поискала другое решение этой задачки. Нечто подобное, вероятно, Руттул предпринял бы, если бы собрался навсегда уйти из Сургары, — вернуться к себе на родину, например. Но сам же Руттул сказал, что его зов о помощи дойдет до его соотечественников еще только лет через десять.
— А раньше? — спросила тогда Сава.
— А раньше, наугад, им меня не найти, — ответил Руттул.
В любом случае, решила Сава, ей следовало бы вернуться в Сургару.
Но оставался Стенхе, который наверняка что-то знал: уж очень подозрительными казались его уговоры подольше задержаться в Миттауре.
Как, как можно убежать из-под его опеки? Каким способом обмануть его?
…Стенхе перехитрил сам себя. Ему уже приходилось задумываться о том, каким образом можно задержать Саву в Миттауре и после Атулитоки. Долго он сможет тянуть? И под каким, собственно, предлогом? Стенхе уже совсем было решил совершить какое-нибудь не очень серьезное преступление, из тех, что в Миттауре наказываются крупным штрафом. Он мог бы тогда, предупредив Павутро, объявить, что денег у него нет. Павутро, к которому в первую очередь кинулась бы Сава, тоже ответил бы отказом под каким-нибудь благовидным предлогом. В подобных случаях миттауское правосудие предпочитает взять залог. А что у них с Савой с собой ценного? Только княжеское вооружение, но его Сава никогда в залог не отдаст. Тогда, понимал Стенхе, судья предложит ему оставить в залог «сына». Стенхе — ничего не поделаешь! — конечно, согласится, хотя и с мучительными душевными переживаниями. Он уедет, а Сава останется в Миттауре.
Относительно ее положения Стенхе ничуть не сомневался. Миттаусцев никто никогда не мог обвинить в жестокости к заложникам, особенно же мягко они относятся к женщинам, детям и подросткам. И Стенхе мог бы на целый год оставить Саву под присмотром миттауского правосудия, если бы… если бы не Савино нетерпение. Уж конечно, с положением заложника она не смирится — будет теребить Павутро, и Стенхе очень и очень опасался, что Павутро этого нажима не выдержит. А ведь еще существуют на свете арзрауские принцы, младший из которых, Паор, знает о Саве многое. Сава могла бы прибегнуть и к его помощи. Судя по богатому подарку, уже полученному Савой, в помощи ей Паор не откажет, так что на год этого варианта явно не хватит. И Стенхе оставил его на крайний случай, если уж совсем не найдет никаких возможностей задержаться в Миттауре.
Пока же он решил притвориться больным. Если Стенхе заболеет сразу же после Атулитоки, это будет выглядеть подозрительно: Сава его раскусит обязательно.
И Стенхе начал готовить почву для «болезни» загодя. Однажды он, как будто невзначай, пожаловался, что ему больно разогнуться. Сава это пропустила мимо ушей, а Стенхе начал усиливать впечатление. Пару раз он охнул, выпрямляясь, а в седло садился так неуклюже, что впору было подсаживать. Прострел, выбранный Стенхе в качестве докучливой хворобы, был достаточно убедительной причиной задержки, и к тому же довольно правдоподобной. Кто заподозрит старого деда в том, что он попросту притворяется? Вдобавок Стенхе уже когда-то несколько раз полной мерой испытал удовольствие от застуженной поясницы, так что картина болезни основывалась на собственном опыте и была совершенно достоверной. И к началу Атулитоки Сава уже была убеждена в том, что ее хокарэм — больной старикашка.
Но неожиданное, молниеносное прозрение Савы, которого Стенхе никак не мог ожидать, разрушило его хитрости.
Теперь, когда Сава знала, что в Сургаре творится что-то неладное, а ее нарочно держат в Миттауре, она не могла не понять, что Стенхе посвящен, хотя, может быть, и не полностью, в планы Руттула и помогать ей вернуться в Сургару не будет. Наоборот, от него следовало, пожалуй, ожидать только помех.
И будь Стенхе здоров или болен, в расчет необходимо принимать его именно как здорового. Надо было искать случая, и случай этот подвернулся. Совсем нечаянный случай.
В монастырь, где они со Стенхе остановились, приехала целая кавалькада молодых людей; они совершали паломничество по святым местам и пригласили «мальчика Кароя» поехать с ними, потому что в Атулитоки юноши должны путешествовать, устраивать шествия ряженых, петь и плясать, веселиться, а не торчать привязанными около больных стариков.
Сава растерянно оглянулась на Стенхе. Тот кивнул: поезжай, мол.
— Кто ж тебя бальзамом натирать будет? — тихо спросила она.
— Монахов попрошу. Поезжай, Карой. — И Стенхе обратился к предводителю кавалькады, юному принцу Твирани: — Прошу тебя, господин, присмотри за моим Кароем, он чужеземец в Миттауре и немного робок. Будь ему покровителем, прошу тебя.
Твирани, который и был-то на пару лет старше Савы, ответил учтиво по-майярски:
— Не беспокойся, мы присмотрим за твоим сыном.
Сава побежала седлать коня. Стенхе приготовил ей припасы в дорогу. Его развлекал в это время один из юношей, рассказывающий о том, какой путь они собираются совершить.
Сава сразу поняла, что другого такого случая не подвернется, но нельзя было показывать Стенхе, что она задумала.
— Выздоравливай побыстрее, — шепнула она на прощание. — Как только я вернусь, поедем домой.
И Стенхе поверил ей и стал ждать. Вообще-то, ему полагалось бы следить за ней неотступно, прячась согласно правилам хокарэмской науки «невидимости». Но Миттаур — плохая страна для шпионов: глаза у миттаусцев слишком придирчивые и чужаков здесь не очень любят. Бросить все и скрываться, следя за Савой, означало серьезное преступление против законов Миттаура. А шпионов, пойманных с поличным, вешают.
Конечно, Стенхе не сомневался, что повесить его — для миттаусцев задача непосильная, но такое положение создавало излишние сложности, а Стенхе этого не хотел. Поручив же Саву покровительству принца Твирани, он мог быть уверен, что с принцессой не случится ничего дурного, разве что какой-либо несчастный случай: но несчастному случаю и хокарэм не помеха.
А Сава, едва отъехав от монастыря, начала изыскивать повод избавиться от горячего гостеприимства миттаусцев. Она нашла его на первом же привале, когда веселые паломники остановились перекусить.
Сава, случайно споткнувшись о трухлявый пень, увидела, как из-под коры выскочил огромный паук. Сава и сообразить ничего не успела: действовала как бог на душу положит, очень быстро, но, как оказалось, верно. Она упала на землю, будто потеряла равновесие, вскрикнула и принялась колотить по мечущемуся пауку подхваченной с земли палкой. Действовала она как будто неуклюже, но не давала пауку прыгнуть на нее и укусить.
Кто-то из подскочивших парней раздавил паука сапогом.
— Что там? — спросили у него.
— Ануури, — ответил парень, разглядывая паука. — Он тебя не укусил, Карой?
— Укусил, — заявила Сава, показывая подходящую царапину на руке. — Кисть судорогой сводит. Это яд, да? — И лицо ее было таким испуганным, что миттаусец поспешил успокоить.
— Ничего, не умрешь, — сказал он. — Только к вечеру рука распухнет и жар, может быть, поднимется. Что делать-то будем? — обернулся он к остальным.
— Надо его к отцу отправить, — предложил Твирани. — Это совсем недалеко, и к тому же монахи противоядие дадут. Лармир, Тивэ, проводите Кароя, а потом нас догоните.
— Не надо, — ответила Сава. — Я дорогу помню. Не беспокойтесь, господа.
— Ну уж нет, Карой, — проговорил Твирани. — Больно ты невезучий. Это надо, в такую пору на ануури наткнуться. Кто тебя знает, в какую еще историю ты попадешь по дороге…
Теперь перед Савой встала другая проблема: как избавиться от провожатых, а не то через пару часов они сдадут ее прямо в отеческие объятия Стенхе. На ее счастье, миттаусцы вовсе не горели желанием сопровождать укушенного пауком майярского подростка, в то время как их приятели развлекаются. Примерно в полулиге от монастыря Саве наконец удалось их убедить, что она не настолько плохо себя чувствует, чтобы вывалиться из седла. «Укушенная» рука, покрасневшая от тайных щипков и массажа, выглядела правдоподобно, но не очень опасно. Миттаусцы решили, что яда попало не так уж и много, и согласились, что Карой может доехать и один. Поэтому они наскоро распрощались и помчались догонять своих друзей. Удачно получилось и то, что Стенхе перед ее отъездом отвлекли. Сава успела подменить и спрятать сверток с арзрауским мечом. Теперь ей предстояло забрать его и отправиться в Сургару. Она опасалась, что Стенхе следит за ней украдкой. Но издали она рассмотрела, как хокарэм степенно беседует с настоятелем, — Стенхе ничего не знал и, надеялась Сава, не узнает на протяжении всей недели Атулитоки.
Неделя форы — это было бы великолепно, но Сава разрешила себе думать только о двух днях — и, как оказалось, не очень ошиблась.
Стенхе узнал о ее побеге на четвертый день Атулитоки.
В монастырь, где Стенхе усердно симулировал радикулит, приехала очередная компания юных паломников, и среди них оказался молодой человек, который несколько дней назад ездил с принцем Твирани.
— Добрый день, сударь! — поздоровался он со Стенхе. — Как здоровье Кароя?
Стенхе замер.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он медленно.
— Ты не узнаешь меня? — юноша снял маску.
— Узнаю, — ответил Стенхе. — Но последний раз я видел Кароя, когда он уезжал с компанией принца Твирани.
— Его в тот же день укусил ануури, и он отправился обратно, — недоуменно рассказал юноша. — Он не доехал? Как же так?
Стенхе, забыв о простреле, вбежал в комнаты. Он распотрошил сверток, в котором, полагал он раньше, находился арзрауский меч.
«Обманула… — понял Стенхе (что тут было не понять?). — Три дня назад. Ничего, до Сургары я ее еще догоню».
Он немало удивил миттаусцев невесть откуда взявшейся прытью, когда мигом собрался, оседлал коня, вихрем вырвался за ворота и погнал коня по дороге к границе. Конь его не выдержал и пал за несколько лиг до Интави; эти лиги Стенхе пробежал — в Миттауре коня чужаку никто не продаст.
Вот когда он понял, что уже старик.
«Глупый старик», — твердил он себе, задыхаясь на бегу. Он был так уверен, что до конца Атулитоки сумеет удержать принцессу, и перед отъездом в Нтангра тайно встретился с Маву и приказал тому быть в Интави, а после праздника уходить караулить на перевал. Теперь же окажется, что Сава минует перевал раньше их.
Но когда он был уже около Интави, Сава опережала его не более чем на день — это он установил, расспросив ирауского купца. Ей приходилось беречь коня, — если Стенхе знал, что Павутро даст ему другого, то Саве на это рассчитывать не приходилось.
Когда до Интави оставалось не больше лига, Стенхе остановился. Город лежал перед ним как на ладони — с крутого склона горы он был виден как с высоты птичьего полета.
Было утро, а если вспомнить, что это утро последнего дня Атулитоки, то и вовсе можно было сказать, что утро было ранним. Жители еще не проснулись после ночного веселья; город был тихим и сонным.
И в городе наверняка был слышен звонкий «хокарэмский» свист Стенхе. Этим свистом он приказывал Маву немедленно выезжать за ворота, имея еще одну лошадь для него.
Слышал ли Маву? Ответного сигнала Стенхе не получил, но к Интави уже не бежал, а пошел быстро.
Когда он уже подходил, из ворот выехал всадник, ведущий за собой оседланную лошадь, заворочал головой, высматривая Стенхе. Тот коротко свистнул, привлекая внимание. — Сбежала? — поинтересовался Маву.
— Сбежала, — устало подтвердил Стенхе и рассказал, как было дело.
— Догоним, — легкомысленно заявил Маву. — Кони у нас свежие, а обогнала она нас не более чем на сутки.
— Ох, — проговорил Стенхе, — не говори «гоп»…
— Ты пока отдыхай, а я еду вперед, — предложил Маву. — Так? Я ее догоняю, задержу и поеду тебе навстречу.
— Да, — согласился Стенхе. — Но если ты ее не догонишь…
— Ну что ж, — рассмеялся Маву, — тогда ты с меня три шкуры спустишь, я уверен.
«Он догонит, — думал Стенхе устало труся на лошади вслед умчавшемуся Маву. — В этой части Миттаура нравы не такие строгие, прохожие не откажутся подсказать, видели ли они подростка-майярца».
Действительно, встречные помогали Маву определить, далеко ли ускакал «его братишка», и он довольно много выиграл у беглянки. Но на развилке Тавинирона, у часовни, монах указал не дорогу в Майяр и далее на перевал Твалли, а на почти непроходимую в это время года тропу к верховьям Ландры.
«Так, — сообразил Маву, — значит, она думает, что Руттул будет у озера Праери. Может быть, может быть…»
Он двинулся по тропе и очень скоро обнаружил, что перед головокружительным ветхим оврингом Сава бросила коня и пошла пешком. Пожалуй, она поступила правильно, избавившись в опасном месте от уставшей лошади, но в этом случае шансы Маву ее догнать повышались. И он наверняка догнал бы ее, если б на обледенелом склоне его лошадь не поскользнулась и не упала с тропы. На его счастье, склон здесь был сравнительно полог; разбиться он не разбился, но в результате падения лишился всех преимуществ перед Савой: лошадь пропорола себе брюхо на остром осколке скалы, и ее пришлось прирезать; сам он был изрядно помят в этом падении, и хотя переломов и вывихов как будто не было, ступать на правую ногу стало больно. Вдобавок довольно много времени он потратил, выбираясь обратно на тропу, так что в долину Праери он добрался, когда совсем стемнело. Савы в долине не было.
Маву настойчиво прислушивался к каждому звуку; в ночной тишине он услышал бы любой шорох, но ничто не тревожило его чуткие уши. Он проковылял к обычному месту стоянки. Здесь стояли шатры, но не понравился их вид хокарэму. Не было в этих шатрах ни единой живой души, заиндевевшие холсты порезаны в клочья, шатровые шесты завалились, кое-где в неглубоком снегу валялись окоченевшие трупы. Маву стер снег с лица одного из мертвых, навзничь лежащего у шатра, и узнал конюха Тарву. Судя по всему, резня произошла уже давно, по крайней мере недели полторы назад.
А где теперь Сава? Хокарэм понял, что этой ночью искать бессмысленно. До Сургары, если она пойдет туда, еще далеко, Маву сумеет ее перехватить. Была, конечно, опасность, что она попадет в беду, пока одна, но Маву знал, что Сава, предупрежденная страшным зрелищем, будет настороже. Поэтому он счел себя вправе отдохнуть и устроился на ночлег в одном из более-менее уцелевших шатров. Он завернулся в меховой плащ и заснул, ничуть не тревожась мыслью, что тут же рядом лежит мертвец.
Проснулся он с первыми лучами зари. Тело побаливало от вчерашних ушибов, неплохо было бы искупаться в теплой воде и сделать массаж, но об этом приходилось не думать.
Маву достал из своей сумки кусок промерзшей солонины, вяло пожевал, поглядывая по сторонам, потом подумал и закусил черствой лепешкой, глотнул из фляги меду. Мед показался обжигающим, и Маву почувствовал себя бодрее.
Когда совсем рассвело, Маву заметил в стороне от своих следов цепочку других, маленьких, — Сава была в лагере прошлым вечером. Он пошел по следам, покружил по лагерю, стараясь смотреть на него глазами Савы. Что он мог сказать? Руттула среди мертвых не было — была Хаби и многие хорошо знакомые Маву слуги. Нападение, судя по всему, произвели саутханцы.
Но действия Савы казались непонятными. Ему думалось, что, не найдя Руттула, Сава двинется на юг, в Сургару. Она же пошла на восток по берегу озера. Маву шел по ее следам, все более удивляясь, и вдруг следы оборвались.
Он оторопело посмотрел на цепочку следов, ведущую в никуда. Последние из них были чуть четче, как если б Сава подпрыгнула. Но… Подпрыгнула и осталась висеть в воздухе? Маву в подобные вознесения не верил.
А вокруг был только тонкий слой снега, на котором отпечатались следы Савы, следы Маву и еще восемь каких-то странных отпечатков, расположенных по окружности. Как раз в центре этой окружности и обрывались следы Савы.
Маву еще раз прошел вдоль Савиных следов. Шагов за двадцать до их конца Маву заметил: она помялась, задержалась ненадолго, после чего пошла дальше и исчезла.
Маву присел у одного из странных отпечатков. Что бы это могло быть? Лезли в голову Стенхевы побасенки об огромных драконах, птицах Кгантри и прочих чудищах. Маву такого объяснения принять не мог, но не мог найти и разумной причины исчезновения Савы. Приближающийся отряд был немногочисленным — всего девять всадников. «Арзраусцы, — узнал Маву. — Что, тоже за поживой слетелись?» Он приготовился драться; хорошая драка — это как раз то, что сейчас ему было нужно: Маву не любил много думать о непонятном.
Арзраусцы приближались; вид Маву тоже не внушал им доверия, да и кому мог внушить доверие коренастый дюжий детина, оборванный, с поцарапанным лицом. И к тому же арзраусцы, спрашивая прохожих о «мальчике Карое», уже знали, что от Интави следом за ним отправился какой-то подозрительный парень с кэйвеским выговором. Немудрено, что Паор (а именно он был во главе отряда) заподозрил недоброе.
— Эй ты! — закричал он. — Что ты сделал с принцессой Арет-Руттул?
— Чего? — отозвался удивленный Маву.
— Что ты сделал с высокой госпожой, бродяга? — прикрикнул Паор, надвигаясь на хокарэма.
— А кто ты такой, господин, чтобы думать о безопасности сургарской принцессы? — осведомился Маву, как показалось арзраусцам, довольно нагло.
— Разве я обязан давать тебе отчет, смерд?
Маву стащил с себя куртку — на его рубашке засиял золотом и кармином герб Карэна.
— Я хокарэм принцессы Арет-Руттул, — многозначительно ответил Маву. — А вот что вам от нее нужно, господа?
— Но где же тогда она? — воскликнул Паор. — Ведь ей угрожает опасность. Разве майярцы пощадят жену Руттула?
— Она майярская принцесса, — напомнил Маву.
— Она настоящая сургарка, — возразил Паор. — Разве майярские женщины бывают такими, как она? Но что это ты тянешь время, хокарэм принцессы? Ты не доверяешь мне?
— Доверяю, — ответил Маву. — Я всем доверяю. Я доверчив, как последний дурак. Но скажу вам, господа, честно, что я не знаю, где сейчас находится принцесса.
— Не обманывай, — покачал головой Паор.
— Не обманываю, — с горечью усмехнулся Маву. — Вчера госпожа была в этой долине. Где она сейчас — мне не известно.
— Она не могла далеко уйти, — сообразил Паор. — Ищите все! Кто найдет, получит от меня перстень с рубином…
Всадники оставили Маву одного. Хокарэм поискал затоптанные следы странных лап, а потом, так ничего и не поняв, пошел по направлению к Тавину. Для Стенхе он на видном месте оставил под камнем подробную записку.
Одно было ясно Маву: он непростительно опоздал.
Глава 16
Сава, едва поняв, что в горном лагере Руттула нет ни живого ни мертвого, первым делом, не разбирая дороги, бросилась к озеру. Если бы Маву не карабкался в это время по ненадежному склону, выбираясь из осыпи, он нашел бы ее в темноте по тому шуму, который она производила, спотыкаясь и падая.
На счастье, «стажерский ключ» был при ней — она носила его на шее, как иные люди носят талисманы, и скорее рассталась бы со знаком Оланти, чем с подарком Руттула.
Глайдер был на месте, она почувствовала это, едва активировав «ключ». Взволнованная, она чуть не посадила глайдер на себя, но вовремя отпрыгнула в сторону, когда над ней завис темный цилиндр, появившийся из туманной мглы. Сава не приняла в расчет порывов ветра, догадалась об этом и поспешно велела выпустить ступоходы.
В глайдере было тепло. Бросив куда пришлось драгоценный арзрауский меч, она прогрела застывшие пальцы у голубого шара гравитора и подняла глайдер примерно на лигу вверх. У нее было мало сил, она решила поесть. Когда-то Руттул, показывая ей диковинки глайдера, показал и запасы пищи, которые могли годами не портиться. Сава тогда не рискнула попробовать то, что было приготовлено много лет назад, когда и ее самой на свете не было, но сейчас было необходимо хоть немного поесть. Она сделала все так, как было нарисовано на забавных рисунках, опоясывающих шаровидную, чуть сплюснутую, банку: отвернула полушарие на четверть оборота, сильно встряхнула, и когда банка нагрелась, открыла ее полностью. Она осторожно сняла пленочку, прикрывавшую одно из полушарий плошек. Пахло странно, незнакомо, но совсем не неприятно. И уж во всяком случае суп, который оказался в этой плошке, был вовсе не испорчен. Сава выпила суп единым глотком, сожалея, что его так мало. Во второй плошке было мясо, тушенное с какими-то овощами, блюдо на вкус и запах тоже незнакомое, но вполне съедобное.
Поев, Сава бросила посуду в «утилизатор» и занялась делом.
Не так уж много уроков по вождению глайдера успел преподать ей Руттул; хорошо еще, что управление действительно было простым и не требовало специальных вычислений. Курс на Тавин глайдеру был знаком, и несколько минут спустя Сава зависла над городом, пытаясь разобраться на «экранах», что случилось со столицей Сургары. Но ночь все скрывала, и даже «инфракрасный режим» не очень помог Саве. Все-таки кое-что она рассмотрела: вокруг Тавинского озера было разбито несколько лагерей. Кто это был? Зачем? Почему? Сава решила спускаться в город. Город, несмотря ни на что, был обитаем, и там, она надеялась, кто-нибудь объяснит ей ситуацию.
На счастье, «стажерский ключ» был при ней — она носила его на шее, как иные люди носят талисманы, и скорее рассталась бы со знаком Оланти, чем с подарком Руттула.
Глайдер был на месте, она почувствовала это, едва активировав «ключ». Взволнованная, она чуть не посадила глайдер на себя, но вовремя отпрыгнула в сторону, когда над ней завис темный цилиндр, появившийся из туманной мглы. Сава не приняла в расчет порывов ветра, догадалась об этом и поспешно велела выпустить ступоходы.
В глайдере было тепло. Бросив куда пришлось драгоценный арзрауский меч, она прогрела застывшие пальцы у голубого шара гравитора и подняла глайдер примерно на лигу вверх. У нее было мало сил, она решила поесть. Когда-то Руттул, показывая ей диковинки глайдера, показал и запасы пищи, которые могли годами не портиться. Сава тогда не рискнула попробовать то, что было приготовлено много лет назад, когда и ее самой на свете не было, но сейчас было необходимо хоть немного поесть. Она сделала все так, как было нарисовано на забавных рисунках, опоясывающих шаровидную, чуть сплюснутую, банку: отвернула полушарие на четверть оборота, сильно встряхнула, и когда банка нагрелась, открыла ее полностью. Она осторожно сняла пленочку, прикрывавшую одно из полушарий плошек. Пахло странно, незнакомо, но совсем не неприятно. И уж во всяком случае суп, который оказался в этой плошке, был вовсе не испорчен. Сава выпила суп единым глотком, сожалея, что его так мало. Во второй плошке было мясо, тушенное с какими-то овощами, блюдо на вкус и запах тоже незнакомое, но вполне съедобное.
Поев, Сава бросила посуду в «утилизатор» и занялась делом.
Не так уж много уроков по вождению глайдера успел преподать ей Руттул; хорошо еще, что управление действительно было простым и не требовало специальных вычислений. Курс на Тавин глайдеру был знаком, и несколько минут спустя Сава зависла над городом, пытаясь разобраться на «экранах», что случилось со столицей Сургары. Но ночь все скрывала, и даже «инфракрасный режим» не очень помог Саве. Все-таки кое-что она рассмотрела: вокруг Тавинского озера было разбито несколько лагерей. Кто это был? Зачем? Почему? Сава решила спускаться в город. Город, несмотря ни на что, был обитаем, и там, она надеялась, кто-нибудь объяснит ей ситуацию.