Страница:
Но ведь еще Суворов говорил, что побеждают не числом, а умением.
А на пирсе в Пумманках катерники устроили своим возвратившимся с моря
товарищам торжественную встречу. Старших лейтенантов Киреева и Павлова,
старшин и матросов целовали, сжимали в крепких объятиях. Тут и там
слышалось:
Молодцы!..
Дали фашистам прикурить!..
Знай наших!..
Друзья были взволнованы и смущены таким приемом. Отвечая на расспросы
товарищей, Алексей Ки-реев, очень скупо говоря о самом себе и своих
матросах, с большой теплотой рассказывал, как мужественно вел себя Павлов и
его подчиненные. Борис Павлов в свою очередь не жалел слов похвалы мужеству
и мастерству Киреева и его экипажа. Каждый из них был искренне уверен в том,
что подлинное геройство проявил не он сам, а его друг. К оценке же своих
собственных действий оба относились очень критически. Когда спустя несколько
часов мы вновь встретились, чтобы уже в спокойной обстановке обсудить
проведенный бой, каждый из них говорил прежде всего о недостатках, которые
были им допущены. Борис Павлов, например, никак не мог простить себе того,
что он, как командир звена, не добился бдительного наблюдения за южным
берегом Варангер-фиорда. И этому можно было только порадоваться: в признании
допущенных ошибок -- вернейшая гарантия, что они больше не повторятся.
В скромности и неистощимой энергии -- этих чудесных качествах Павлова
(ныне капитана 1 ранга) мне не раз доводилось убеждаться и в дальнейшем.
Спустя
136
пять лет после окончания войны мы встретились с ним в Китайской
Народной Республике. Борис Тимофеевич был приглашен туда советником
командующего Кантонской флотилией.
В то время остров Хайнань находился еще в руках наемников Чан Кай-ши.
Народно-освободительная армия готовилась к форсированию пролива и
освобождению этого острова. Немалая роль в обеспечении успеха предстоящей
десантной операции принадлежала, естественно, морякам. Встречаясь с
китайскими товарищами, я не раз слышал о Павлове самые лестные отзывы. Их
удивляло его трудолюбие. Он, по их словам, мог работать круглыми сутками без
отдыха.
Б. Т. Павлов, кстати сказать, был, пожалуй, первым советским моряком,
побывавшим на освобожденном острове Хайнань.
Докладывая командованию флота о бое 1 августа, мы особенно подчеркивали
наблюдавшуюся за последнее время концентрацию в Варангер-фиорде сторожевых
катеров противника (к ним мы относили также и торпедные катера типа
"Люрсен", имевшие кроме торпед довольно сильное артиллерийское вооружение).
В связи с этим высказывалось предположение, что в
будущем противник, видимо, попытается использовать
их для прикрытия своих конвоев с моря свободно манев
рирующими группами, чтобы встречать и связывать бо
ем наши катера за пределами максимальных дальностей
торпедной стрельбы. Это предположение впоследствии
оправдалось.
Между тем погода все не улучшалась, исключая для нас возможность
проведения регулярной воздушной разведки в Варангер-фиорде. Пользуясь этим,
противник торопился разгрузить Киркенес. 3 августа из Бек-фиорда в сторону
Варде прошел на больших скоростях конвой в составе четырех транспортов и
четырнадцати кораблей охранения. Мы узнали об этом, когда конвой подходил к
мысу Кибергнес и высылать торпедные катера на перехват было поздно. Спустя
шесть дней,
9 августа, из Киркенеса вышел еще один конвой.
137
И опять был обнаружен с большим запозданием. Оставалось лишь вволю
чертыхаться по поводу плохой погоды, отсутствия разведданных да лелеять
надежду, что ускользнувшие от нас немецкие корабли будут перехвачены
подводниками капитана 1 ранга А. И. Колышкина.
Чтобы не сидеть без дела, мы с разрешения штаба флота возобновили
постановку активных минных банок на участке от полуострова Стурре-Эккерей до
маяка Стуршер, чтобы заставить противника снизить скорость движения своих
конвоев, вынудить их идти за тралами. Но это было второстепенной задачей, и
мы, не переставая, готовились к главному -- к проведению массированных
торпедных атак против вражеских конвоев. Ведь должна же когда-то
установиться хорошая погода!
Наконец 15 августа облачность над Варангер-фиор-дом стала рассеиваться.
Перестал лить надоевший за много суток дождь. Выглянуло солнце. Уже на
другой день наши летчики провели первую после долгого перерыва воздушную
разведку. Они насчитали в порту Кир-кенес и близлежащих от него бухтах
Бек-фиорда 11 транспортов и примерно столько же боевых кораблей противника.
17 августа самолеты 5-й минно-торпедной авиадивизии флота атаковали эти
корабли. 36 торпедоносцев с бомбами и штурмовики, ведомые полковником Н. И.
Ки-далинским, под прикрытием истребителей налетели семью последовательными
группами на стоянки кораблей в Бек-фиорде. Прорываясь через заградительный
огонь зенитных батарей, наши самолеты нанесли с различных направлений мощные
удары по заданным целям.
Наблюдая с КП-200 за этим налетом, нельзя было не порадоваться
возросшей мощи североморской авиации, мужеству и отваге ее летчиков. Им
пришлось действовать в очень трудных условиях. Наученное горьким опытом,
командование Киркенесской военно-морской базы к этому времени значительно
усилило противовоздушную оборону Бек-фиорда. Транспорты и боевые корабли
стояли, тесно прижавшись к высоким обрывистым берегам. Точно поразить их в
этих условиях можно было только с топ-мачтового удара, проходя чуть ли не
над самыми стволами зенитных пушек кораблей и береговых батарей. Это было и
трудно и опасно, но наши летчики смело прорывались к целям и метко
направляли
138
свой бомбовый груз. Даже подбитые самолеты выходили из боя только после
выполнения боевой задачи.
Один из поврежденных торпедоносцев упал в море неподалеку от Айновских
островов. В те считанные секунды, которые самолет, перед тем как затонуть,
продержался на воде, его экипаж успел пересесть в резиновую шлюпку.
Звено торпедных катеров, ведомое капитан-лейтенантом И. Решетько,
тотчас же вышло на спасение летчиков. Едва катера показались вблизи
островов, как с Нурменсетти по ним открыла огонь тяжелая батарея. В воздухе
показалось несколько вражеских истребителей.
От огня береговой батареи катерники прикрылись дымовой завесой. А в бой
с "фокке-вульфами" вступили наши истребители. Нам довелось наблюдать
интересный воздушный поединок. Беспрерывно атакуя друг друга, наш
истребитель и "фокке-вульф" настолько увлеклись, что бой шел уже на высоте
300--350 метров. В тот момент, когда фашист попытался было пристроиться в
хвост нашему самолету, комендор торпедного катера коммунист старшина 1-й
статьи Кучеров, над головой которого проходила эта смертельная схватка,
открыл огонь и всадил во вражеский самолет несколько снарядов. "Фокке-вульф"
камнем упал в море. Второй вражеский истребитель подбил комендор с головного
торпедного катера.
Минут через сорок звено капитан-лейтенанта И, Решетько возвратилось в
Пумманки, благополучно доставив сюда экипаж торпедоносца, возглавляемый
младшим лейтенантом Штемонитяном.
Утром 17 августа от самолета дальней разведки по- ступило донесение,
западнее мыса Нордкин обнаружены транспорты и боевые корабли противника,
идущие курсом ост, то есть в сторону Варангер-фиорда.
-- Судя по всему, сколачивается крупный конвой,-- предупредил летчик.
В течение дня наша воздушная разведка не упускала из поля зрения
обнаруженные корабли. Предположение о формировании крупного конвоя
подтвердилось. В районе Гамвика он уже включал в себя три транспорта, два
эскадренных миноносца, восемь сторожевых кораблей, тральщик, восемь
сторожевых катеров и четыре мотобота. С воздуха их прикрывали три
"мессершмитта". Не исключалось, что по мере продвижения к Варангер-фиорду
конвой будет пополняться все новыми транспортами и кораблями охранения.
Полученная незадолго до этого директива командующего флотом обязывала
командующего ВВС и командира бригады торпедных катеров "нанести совместный
удар по первому же обнаруженному в Варангер-фиорде неприятельскому конвою".
И мы, и наши боевые друзья-летчики были готовы к нанесению такого
совместного удара. Но вот беда! После нескольких ясных дней небо над
Варангер-фиордом вновь начали затягивать плотные облака. Метеосводка на
вторую половину суток 18 августа не давала надежд на улучшение погоды: ветер
зюйд-ост-ост 2--3 балла, волнение моря'до 3 баллов, облачность 7--9 баллов,
высота нижнего яруса облачков менее 400 метров. Причем наиболее низкая
облачность
140
ожидалась как раз в северо-западной части фиорда, то есть там, где
будет проходить конвой. Поэтому от совместного с авиацией удара нам опять
приходилось отказаться. Замещавший выехавшего в командировку командующего
флотом контр-адмирал В. И. Платонов дал нам "добро" на самостоятельную атаку
конвоя. На авиацию была возложена задача воздушного прикрытия торпедных
катеров.
На КП-200 закипела горячая работа. По расчету корабли конвоя должны
были войти в пределы Варан-гер-фиорда где-то между первым и вторым часом
ночи 19 августа. Неприятель намеревался миновать наиболее опасный для него
участок -- от мыса Кибергнес до Бек-фиорда -- в светлое время суток (в
августе круглосуточный полярный день уже уступил часа два ночи, а точнее
сумеркам).
Мы были уверены также, что, подойдя к острову Варде, конвой, как
обычно, свернет в пролив Буссесунн. Пролив этот, длиной в три мили, шириной
местами всего в полмили и с глубинами до десяти метров, гитлеровцы
облюбовали для проводки своих конвоев не только потому, что это несколько
сокращало путь, но и потому, что здесь их могли прикрыть многочисленные
береговые батареи, расположенные на обоих берегах. Однако этот маршрут имел
и свои минусы. Втягиваясь в сравнительно длинный и узкий пролив, конвой
неизбежно нарушал свой боевой порядок. Корабли охранения и транспорты,
первыми прошедшие пролив, вынуждены были ложиться в дрейф, дожидаясь
остальных. Ордер конвоя ломался, что неминуемо вело к неразберихе, к
снижению бдительности. Этим-то мы и предполагали воспользоваться, решив
атаковать конвой у южного выхода из пролива Буссесунн.
Все торпедные катера, находившиеся в Пумманках, делились на три группы.
Первая из них -- два катера под командованием начальника штаба 3-го
дивизиона капитан-лейтенанта Ефимова -- обойдет остров Варде с востока. Мы
опасались, как бы немцы не отказались идти узкостями Бус-сесунна в темное
время. Это поломало бы все наши планы. Поэтому, проведя доразведку в
Перс-фиорде, капитан-лейтенант Ефимов должен был проследить, когда конвой
начнет форсирование пролива, и донести об этом.
Второй группе в составе трех катеров под командованием старшего
лейтенанта Павлова предстояло выставить минную банку у южного выхода из
пролива. Если здесь подорвется хотя бы один из вражеских кораблей, это
значительно облегчит нашу задачу. (Кстати сказать, минная постановка в
районе, избранном для атаки торпедных катеров, всего за час-полтора до
прохода конвоя -- новый для нас тактический прием.) После постановки мин
Павлов со своими катерами должен был держать под наблюдением участок от
Варде до мыса Кибергнес и, обнаружив конвой, навести на него ударную группу
катеров.
В третью, ударную группу было включено девять катеров, под общим
командованием капитана 3 ранга С. Коршуновича. Четыре из них во главе с
капитан-лейтенантом И. Решетько составляли передовой отряд, который должен
был постановкой дымовых завес, артилле-рийско-пулеметным огнем и первыми
торпедными атаками облегчить остальным прорыв к главным объектам атаки --
транспортам.
Доводя план на предстоящий бой до исполнителей, мы настойчиво
добивались, чтобы каждый из них хорошо понял свою задачу. Старшему
лейтенанту Павлову, например, было указано, что, хотя у него на борту будут
мины, главным оружием его катеров остаются по-прежнему торпеды.
В случае обнаружения конвоя ему разрешалось сбросить мины за борт и
атаковать противника, расчищая путь для катеров ударной группы.
Командиры отрядов и катеров были предупреждены, что разработанный
штабом бригады план на предстоящий бой может претерпеть изменения в
зависимости от обстановки. Каждый обязан проявлять инициативу, думать, как
лучше выполнить задачу.
-- Не ждите и не требуйте подсказки по любому по
воду,-- сказал я офицерам.-- Не бойтесь принимать са
мостоятельные решения.
У пирса стояли готовые к походу торпедные катера. На палубе одного из
них расположилась группа матросов и старшин.
-- Беседуем тут о разных разностях,-- доложил мой
142
старый знакомый старшина 1-й статьи Кучеров. На фланелевке, плотно
обтягивавшей его грудь, поблескивал пурпурной эмалью орден Красной Звезды --
награда за сбитый 1 августа "фокке-вульф".
-- Товарищ капитан первого ранга,-- обратился ко мне один из
матросов,-- старшина нам рассказал, что один из черноморских торпедных
катеров получил в бою триста пробоин и все же вернулся в базу. Не верится
даже...
Оказывается, коммунист Кучеров рассказывал сослуживцам о подвиге
экипажа одного из черноморских торпедных катеров, атакованных в Керченском
проливе большой группой "мессершмиттов".
Зайдя со стороны солнца, гитлеровцам удалось в первой же атаке сразить
командира катера. На его место встал боцман мичман Эстрин. Тяжело ранило
старшину команды мотористов Каверцева. Не имея сил стоять на ногах,
комсомолец лег на пайолы -- решетчатый настил. Одной рукой держа дроссель
газа, чтобы не заглох единственный из оставшихся в строю мотор, Кавер-цев,
разрывая зубами тельняшку, второй рукой затыкал пробоины в корпусе. Старшина
1-й статьи Бобылев, сменив убитого товарища, встал за пулемет. Скоро и его
тяжело ранило. Однако старшина продолжал вести огонь и сбил один из
"мессершмиттов". После того как самолеты, расстреляв боеприпасы, улетели,
все из экипажа катера, кто мог двигаться, разделись и, порвав
обмундирование, использовали его для заделки пробоин. По возвращении в базу
в корпусе катера насчитали более трехсот отверстий. В истории не было еще,
пожалуй, случая, чтобы при таком количестве пробоин торпедный катер все же
остался на плаву. Но, как видно, героизм советских моряков в состоянии
вносить свои коррективы в самые, казалось бы, точные конструкторские
расчеты.
Я подтвердил слова старшины. Мне довелось даже знать командира этого
катера -- Федора Ивановича Со-рокопуда. В свое время он был у нас на Дальнем
Востоке катерным боцманом.
Моряки, еще теснее окружив агитатора, стали жарко обсуждать его
рассказ.
Агитаторы!.. Их задушевные беседы поднимали боевой дух моряков,
помогали воспитанию мужества и отваги. Повседневная работа агитаторов в дни
войны по-
143
рой казалась незаметной, но их вклад в нашу победу поистине неоценим.
Первыми выходили в море катера группы капитан-лейтенанта А. И. Ефимова.
С Арсением Ивановичем мы были старыми сослуживцами по Тихоокеанскому
флоту. Я помнил его еще молодым лейтенантом, белокурым красавцем, пришедшим
к нам на бригаду сразу после окончания училища. На моих глазах он вырос там
до командира отряда. На Северном флоте Ефимова назначили начальником штаба в
дивизион капитана 3 ранга В. Н. Алексеева. Они хорошо дополняли друг друга
-- несколько медлительный Арсений Иванович и полный кипучей энергии Владимир
Николаевич. Незаменим был Ефимов и в море. Поэтому-то, подыскивая командира
для группы до-разведки, мы и остановили свой выбор именно на нем.
-- На рожон не лезьте,-- наказывал я Арсению Ивановичу на прощание.--
Ваша задача, не обнаруживая себя, донести нам, когда корабли конвоя начнут
форсирование Буссесунна. Ну, а если они задумают отстояться в Перс-фиорде,
тогда атакуйте! В этом случае мы постараемся подослать вам поддержку...
Вслед за Ефимовым в море устремились торпедные катера старшего
лейтенанта Павлова. Ударная группа должна была выйти позже.
Накануне вечером мы получили три сообщения авиаразведки. По первому из
них вражеский конвой из трех транспортов, одной БДБ, двух миноносцев, восьми
сторожевых кораблей и тральщиков, четырех малых охотников за подводными
лодками и семи сторожевых катеров находился в районе Маккаур. Спустя 25
минут поступило второе донесение, подтверждавшее нахождение в том же районе
трех транспортов, но уже в охранении 22 кораблей. Еще через час -- третье
сообщение: конвой в составе трех торпедных катеров, быстроходной десантной
баржи, двух неопознанных судов, двух сторожевых катеров и трех
катеров-тральщиков прошел мыс Корснес. Беда тут была не только в
разноречивости дан-
144
ных о составе конвоя. Куда хуже, что все эти донесения явно
противоречили данным о местонахождении конвоя, на которые мы полагались
раньше.
А в полночь самолеты и сторожевые катера противника начали вдруг
постановку дымовой завесы близ Петсамовуоно. Это могло быть хитростью, чтобы
отвлечь наше внимание от подходивших к Варангер-фиорду кораблей, однако
нельзя было полностью исключить и то, что гитлеровцы действительно
намеревались провести конвой в порт Лиинахамари, блокированный нами после
боя 28 июня. Именно в этом был убежден командующий оборонительным районом.
-- Не гонись ты, как говорит пословица, за журав
лем в небе, а держи синицу в руках,-- убеждал меня
по телефону генерал-майор Дубовцев.-- Где тот конвой
и когда он будет в Варангер-фиорде? Ничего еще не
известно. Тут же немцы явно хотят что-то протащить в
Петсамо.
Да, данные о местонахождении подходившего конвоя были противоречивы, и
еще неизвестно, появится ли он вообще в Варангер-фиорде. А доказательство
намерения противника провести свои корабли в Лиинахамари налицо-- дымовая
завеса. Как быть: придерживаться своего первоначального плана или же
нацелить все торпедные катера на район Петсамовуоно?..
Нет, не будем менять свой план. Но, чтобы перекрыть возможные ошибки в
определении времени появления конвоя в Варангер-фиорде и не упустить его,
приказываю катерам ударной группы выходить в море немедленно, не дожидаясь
донесения капитан-лейтенанта Ефимова.
Когда я сообщил об этом генералу Дубовцеву, он дружески предупредил:
Ох смотри, не пожалей потом!..
Ничего, Ефим Тимофеевич. Вопреки пословице
погонимся на этот раз за журавлем. Не может же кон
вой, идущий в Варангер-фиорд, где-то растаять. У него
цель одна -- Киркенес. А Здесь, у Петсамо, если что и
появится, так ваши артиллеристы справятся и без нашей
помощи.
Рискуешь, Александр Васильевич!
Да, принимая такое решение, мы шли на определенный риск...
10 А. В. Кузьмин 145
В 0 часов 25 минут мы наблюдали с КП-200, как на простор
Варангер-фиорда вырвались девять торпедных катеров, держа курс на остров
Стуршер. Впереди строем ромба мчался передовой отряд -- Киреев, Быков,
До-мысловский и Диренко Командир отряда капитан-лейтенант И. Решетько
находился на катере Петра Диренко -- невысокого, щуплого юноши, у которого
предстоящий бой был первым в жизни. В 15--20 кабельтовых за ними пять
катеров вел С. Г. Коршунович. Капитан 3 ранга держал свой флаг на катере
старшего лейтенанта Желвакова. Строго удерживали свои места в строю катера
капитан-лейтенанта Чернявского, старшего лейтенанта Кузнецова (которого за
резко выступавшие скулы, черные, словно угольки, глаза и неукротимый
темперамент друзья прозвали в шутку Чингиз-ханом), старшего лейтенанта
Родионова и старшего лейтенанта Фролова. С бывшим разведчиком шел также
командир отряда и мой давний знакомый капитан-лейтенант Дмитрий Холодный.
Когда-то он служил у нас на дальневосточной бригаде торпедных катеров
боцманом. Потом демобилизовался. Но спустя несколько лет его снова призвали
на флот. Присвоили офицерское звание. К 1944 году ему было уже около сорока
лет. Капитан-лейтенант был нездоров, но наотрез отказывался переходить на
какую-либо береговую должность.
Провожая взглядом уходящие все дальше и дальше катера, мы невольно
думали: "Неужели немецкий адмирал, сидящий в Киркенесе, перехитрил нас, и мы
пропустим корабли в Лиинахамари?" Рассеять наши сомнения мог только
капитан-лейтенант Ефимов, который уже вел разведку в районе Перс-фиорда. Но
он молчал. Так и подмывало самим запросить его. Однако делать этого было
нельзя, чтобы до поры до времени не раскрывать местонахождения катеров. Наше
терпение было уже на исходе, когда в 0 часов 53 минуты Арсений Иванович
наконец-то донес: "Конвой обнаружен. Идет курсом 130 градусов". У всех на КП
словно камень с сердца свалился. Значит, мы правильно сделали, что не
поддались на уловку с дымзавесой около Петсамо-вуоно!
Короткие доклады от Ефимова шли один за другим. "Конвой растянулся на
пять миль!.." "Видимость увеличилась до 70 кабельтовых". И вдруг в 1 час 20
минут
146
Арсений Иванович сообщил то, чего мы больше всего опасались: "Конвой
стоит в Перс-фиорде!"
Значит, гитлеровцы так и не решились проводить свои корабли в темное
время узкостями пролива Бус-сесунн.
Запросили на всякий случай старшего лейтенанта Павлова. Тот донес, что
первую часть своей задачи (постановку мин) выполнил. Погода: ветер зюйд-ост
2--3 балла, высота облачности 150--200 метров, видимость по воде 70--80
кабельтовых. Никаких целей не наблюдает.
Сопоставление докладов Ефимова и Павлова давало основания сделать
вывод, что вражеский конвой решил до рассвета не входить в Варангер-фиорд.
Это в какой-то мере ломало наш первоначальный план. Но что поделаешь...
Чтобы не упустить часы короткой августовской ночи, старшему лейтенанту
Павлову приказываю идти со своей группой на соединение с Ефимовым и вместе
атаковать конвой в Перс-фиорде.
Около 1 часа 45 минут катера ударной группы были у мыса Кибергнес.
Уменьшили ход до малого и, приблизившись к берегу на 25--30 кабельтовых,
легли курсом 280 градусов. Так как катера старшего лейтенанта Павлова ушли
со своей позиции, то в 1 час 55 минут Кор-шуновичу было приказано идти к
Варде. Прошло еще несколько минут, и вдруг мы услышали из динамика возглас
капитан-лейтенанта Решетько:
-- Вижу шесть больших и шесть маленьких!
Снова загадка: что это за шесть больших и шесть
маленьких?.. Ведь Ефимов доложил, что конвой стоит в Перс-фиорде. Но
тут Арсений Иванович донес:
-- Фрицы проходят проливом!.. Вижу хвост конвоя--
пять кораблей!..
Будь капитан-лейтенант в эти минуты на КП, ему пришлось бы выслушать в
свой адрес не очень-то приятные эпитеты. Хорошо еще, что вовремя исправил
допущенную ошибку.
Теперь все стало, как говорят, на свои места. Значит, конвой начал
форсирование пролива Буссесунн, намереваясь пройти путь от мыса Кибергнес до
Бек-фиорда в светлое время. Атака торпедных катеров состоится
10* 147
там, где предусматривалось нашим первоначальным планом.
Береговые батареи с мыса Кибергнес открыли огонь по торпедным катерам
-- этим гитлеровцы только подтвердили, что их конвой обнаружен. Через четыре
минуты после получения доклада Ефимова с КП-200 было передано приказание:
-- Общая атака!.. Павлову и Ефимову идти к Ки-бергнесу!..
Торпедные катера ударной группы расходились с зюйда веером, чтобы
охватить все немецкие корабли, сосредоточившиеся в районе бухты Мольвика.
Как мы и рассчитывали, после прохода проливом боевой порядок конвоя
оказался нарушенным: одни из кораблей лежали в дрейфе, другие маневрировали,
стараясь занять свои места в ордере, и в возникшей благодаря этому суматохе
их командиры явно не могли разобраться толком в обстановке. Достаточно
сказать, что гитлеровцы поначалу посчитали было за своих входившие в состав
передового отряда катера-дымзавесчики Домысловского и Быкова. Головной
немецкий миноносец, замигав прожектором, решил даже обменяться с ними
позывными. Чтобы продлить это выгодное нам заблуждение, с катера Быкова ему
тут же любезно ответили, повторив прожектором то же самое сочетание букв.
Пока на миноносце разбирались что к чему, нами было выиграно несколько очень
важных минут, позволивших обоим этим катерам занять наиболее выгодную
начальную позицию.
В 2 часа 7 минут по приказанию командира дивизиона старший лейтенант
Виктор Домысловский поставил дымзавесу. Однако Коршунович несколько
поторопился. Дистанция между завесой и конвоем была великовата. Начни наши
катера в этих условиях выходить в атаку, до момента выпуска торпед они на
какое-то время неминуемо оказались бы под прицельным огнем кораблей
охранения конвоя. А это могло нам очень дорого стоить. Тогда вырвался вперед
катер Василия Быкова.
Спустя много лет после окончания войны В. И. Быков, вступая в
командование миноносцем, сдавал, как
148
положено в таком случае, зачеты флагманским специалистам соединения и в
том числе флагхиму. Задавая вопрос за вопросом, тот, взглянув вдруг в
книжку, спросил:
-- Быков?.. Быков?.. Скажите, уж не тот ли вы са
мый североморский катерник, что поставил в 1944 году
дымовую завесу у Кибергнеса?..
Василий Иванович признался, что он как раз тот самый и есть.
-- Так что же вы сразу-то не сказали! Мы бы тут
не тратили столько времени. Если вы тот самый Быков,
то вам любой из флотских химиков без всякого опроса
А на пирсе в Пумманках катерники устроили своим возвратившимся с моря
товарищам торжественную встречу. Старших лейтенантов Киреева и Павлова,
старшин и матросов целовали, сжимали в крепких объятиях. Тут и там
слышалось:
Молодцы!..
Дали фашистам прикурить!..
Знай наших!..
Друзья были взволнованы и смущены таким приемом. Отвечая на расспросы
товарищей, Алексей Ки-реев, очень скупо говоря о самом себе и своих
матросах, с большой теплотой рассказывал, как мужественно вел себя Павлов и
его подчиненные. Борис Павлов в свою очередь не жалел слов похвалы мужеству
и мастерству Киреева и его экипажа. Каждый из них был искренне уверен в том,
что подлинное геройство проявил не он сам, а его друг. К оценке же своих
собственных действий оба относились очень критически. Когда спустя несколько
часов мы вновь встретились, чтобы уже в спокойной обстановке обсудить
проведенный бой, каждый из них говорил прежде всего о недостатках, которые
были им допущены. Борис Павлов, например, никак не мог простить себе того,
что он, как командир звена, не добился бдительного наблюдения за южным
берегом Варангер-фиорда. И этому можно было только порадоваться: в признании
допущенных ошибок -- вернейшая гарантия, что они больше не повторятся.
В скромности и неистощимой энергии -- этих чудесных качествах Павлова
(ныне капитана 1 ранга) мне не раз доводилось убеждаться и в дальнейшем.
Спустя
136
пять лет после окончания войны мы встретились с ним в Китайской
Народной Республике. Борис Тимофеевич был приглашен туда советником
командующего Кантонской флотилией.
В то время остров Хайнань находился еще в руках наемников Чан Кай-ши.
Народно-освободительная армия готовилась к форсированию пролива и
освобождению этого острова. Немалая роль в обеспечении успеха предстоящей
десантной операции принадлежала, естественно, морякам. Встречаясь с
китайскими товарищами, я не раз слышал о Павлове самые лестные отзывы. Их
удивляло его трудолюбие. Он, по их словам, мог работать круглыми сутками без
отдыха.
Б. Т. Павлов, кстати сказать, был, пожалуй, первым советским моряком,
побывавшим на освобожденном острове Хайнань.
Докладывая командованию флота о бое 1 августа, мы особенно подчеркивали
наблюдавшуюся за последнее время концентрацию в Варангер-фиорде сторожевых
катеров противника (к ним мы относили также и торпедные катера типа
"Люрсен", имевшие кроме торпед довольно сильное артиллерийское вооружение).
В связи с этим высказывалось предположение, что в
будущем противник, видимо, попытается использовать
их для прикрытия своих конвоев с моря свободно манев
рирующими группами, чтобы встречать и связывать бо
ем наши катера за пределами максимальных дальностей
торпедной стрельбы. Это предположение впоследствии
оправдалось.
Между тем погода все не улучшалась, исключая для нас возможность
проведения регулярной воздушной разведки в Варангер-фиорде. Пользуясь этим,
противник торопился разгрузить Киркенес. 3 августа из Бек-фиорда в сторону
Варде прошел на больших скоростях конвой в составе четырех транспортов и
четырнадцати кораблей охранения. Мы узнали об этом, когда конвой подходил к
мысу Кибергнес и высылать торпедные катера на перехват было поздно. Спустя
шесть дней,
9 августа, из Киркенеса вышел еще один конвой.
137
И опять был обнаружен с большим запозданием. Оставалось лишь вволю
чертыхаться по поводу плохой погоды, отсутствия разведданных да лелеять
надежду, что ускользнувшие от нас немецкие корабли будут перехвачены
подводниками капитана 1 ранга А. И. Колышкина.
Чтобы не сидеть без дела, мы с разрешения штаба флота возобновили
постановку активных минных банок на участке от полуострова Стурре-Эккерей до
маяка Стуршер, чтобы заставить противника снизить скорость движения своих
конвоев, вынудить их идти за тралами. Но это было второстепенной задачей, и
мы, не переставая, готовились к главному -- к проведению массированных
торпедных атак против вражеских конвоев. Ведь должна же когда-то
установиться хорошая погода!
Наконец 15 августа облачность над Варангер-фиор-дом стала рассеиваться.
Перестал лить надоевший за много суток дождь. Выглянуло солнце. Уже на
другой день наши летчики провели первую после долгого перерыва воздушную
разведку. Они насчитали в порту Кир-кенес и близлежащих от него бухтах
Бек-фиорда 11 транспортов и примерно столько же боевых кораблей противника.
17 августа самолеты 5-й минно-торпедной авиадивизии флота атаковали эти
корабли. 36 торпедоносцев с бомбами и штурмовики, ведомые полковником Н. И.
Ки-далинским, под прикрытием истребителей налетели семью последовательными
группами на стоянки кораблей в Бек-фиорде. Прорываясь через заградительный
огонь зенитных батарей, наши самолеты нанесли с различных направлений мощные
удары по заданным целям.
Наблюдая с КП-200 за этим налетом, нельзя было не порадоваться
возросшей мощи североморской авиации, мужеству и отваге ее летчиков. Им
пришлось действовать в очень трудных условиях. Наученное горьким опытом,
командование Киркенесской военно-морской базы к этому времени значительно
усилило противовоздушную оборону Бек-фиорда. Транспорты и боевые корабли
стояли, тесно прижавшись к высоким обрывистым берегам. Точно поразить их в
этих условиях можно было только с топ-мачтового удара, проходя чуть ли не
над самыми стволами зенитных пушек кораблей и береговых батарей. Это было и
трудно и опасно, но наши летчики смело прорывались к целям и метко
направляли
138
свой бомбовый груз. Даже подбитые самолеты выходили из боя только после
выполнения боевой задачи.
Один из поврежденных торпедоносцев упал в море неподалеку от Айновских
островов. В те считанные секунды, которые самолет, перед тем как затонуть,
продержался на воде, его экипаж успел пересесть в резиновую шлюпку.
Звено торпедных катеров, ведомое капитан-лейтенантом И. Решетько,
тотчас же вышло на спасение летчиков. Едва катера показались вблизи
островов, как с Нурменсетти по ним открыла огонь тяжелая батарея. В воздухе
показалось несколько вражеских истребителей.
От огня береговой батареи катерники прикрылись дымовой завесой. А в бой
с "фокке-вульфами" вступили наши истребители. Нам довелось наблюдать
интересный воздушный поединок. Беспрерывно атакуя друг друга, наш
истребитель и "фокке-вульф" настолько увлеклись, что бой шел уже на высоте
300--350 метров. В тот момент, когда фашист попытался было пристроиться в
хвост нашему самолету, комендор торпедного катера коммунист старшина 1-й
статьи Кучеров, над головой которого проходила эта смертельная схватка,
открыл огонь и всадил во вражеский самолет несколько снарядов. "Фокке-вульф"
камнем упал в море. Второй вражеский истребитель подбил комендор с головного
торпедного катера.
Минут через сорок звено капитан-лейтенанта И, Решетько возвратилось в
Пумманки, благополучно доставив сюда экипаж торпедоносца, возглавляемый
младшим лейтенантом Штемонитяном.
Утром 17 августа от самолета дальней разведки по- ступило донесение,
западнее мыса Нордкин обнаружены транспорты и боевые корабли противника,
идущие курсом ост, то есть в сторону Варангер-фиорда.
-- Судя по всему, сколачивается крупный конвой,-- предупредил летчик.
В течение дня наша воздушная разведка не упускала из поля зрения
обнаруженные корабли. Предположение о формировании крупного конвоя
подтвердилось. В районе Гамвика он уже включал в себя три транспорта, два
эскадренных миноносца, восемь сторожевых кораблей, тральщик, восемь
сторожевых катеров и четыре мотобота. С воздуха их прикрывали три
"мессершмитта". Не исключалось, что по мере продвижения к Варангер-фиорду
конвой будет пополняться все новыми транспортами и кораблями охранения.
Полученная незадолго до этого директива командующего флотом обязывала
командующего ВВС и командира бригады торпедных катеров "нанести совместный
удар по первому же обнаруженному в Варангер-фиорде неприятельскому конвою".
И мы, и наши боевые друзья-летчики были готовы к нанесению такого
совместного удара. Но вот беда! После нескольких ясных дней небо над
Варангер-фиордом вновь начали затягивать плотные облака. Метеосводка на
вторую половину суток 18 августа не давала надежд на улучшение погоды: ветер
зюйд-ост-ост 2--3 балла, волнение моря'до 3 баллов, облачность 7--9 баллов,
высота нижнего яруса облачков менее 400 метров. Причем наиболее низкая
облачность
140
ожидалась как раз в северо-западной части фиорда, то есть там, где
будет проходить конвой. Поэтому от совместного с авиацией удара нам опять
приходилось отказаться. Замещавший выехавшего в командировку командующего
флотом контр-адмирал В. И. Платонов дал нам "добро" на самостоятельную атаку
конвоя. На авиацию была возложена задача воздушного прикрытия торпедных
катеров.
На КП-200 закипела горячая работа. По расчету корабли конвоя должны
были войти в пределы Варан-гер-фиорда где-то между первым и вторым часом
ночи 19 августа. Неприятель намеревался миновать наиболее опасный для него
участок -- от мыса Кибергнес до Бек-фиорда -- в светлое время суток (в
августе круглосуточный полярный день уже уступил часа два ночи, а точнее
сумеркам).
Мы были уверены также, что, подойдя к острову Варде, конвой, как
обычно, свернет в пролив Буссесунн. Пролив этот, длиной в три мили, шириной
местами всего в полмили и с глубинами до десяти метров, гитлеровцы
облюбовали для проводки своих конвоев не только потому, что это несколько
сокращало путь, но и потому, что здесь их могли прикрыть многочисленные
береговые батареи, расположенные на обоих берегах. Однако этот маршрут имел
и свои минусы. Втягиваясь в сравнительно длинный и узкий пролив, конвой
неизбежно нарушал свой боевой порядок. Корабли охранения и транспорты,
первыми прошедшие пролив, вынуждены были ложиться в дрейф, дожидаясь
остальных. Ордер конвоя ломался, что неминуемо вело к неразберихе, к
снижению бдительности. Этим-то мы и предполагали воспользоваться, решив
атаковать конвой у южного выхода из пролива Буссесунн.
Все торпедные катера, находившиеся в Пумманках, делились на три группы.
Первая из них -- два катера под командованием начальника штаба 3-го
дивизиона капитан-лейтенанта Ефимова -- обойдет остров Варде с востока. Мы
опасались, как бы немцы не отказались идти узкостями Бус-сесунна в темное
время. Это поломало бы все наши планы. Поэтому, проведя доразведку в
Перс-фиорде, капитан-лейтенант Ефимов должен был проследить, когда конвой
начнет форсирование пролива, и донести об этом.
Второй группе в составе трех катеров под командованием старшего
лейтенанта Павлова предстояло выставить минную банку у южного выхода из
пролива. Если здесь подорвется хотя бы один из вражеских кораблей, это
значительно облегчит нашу задачу. (Кстати сказать, минная постановка в
районе, избранном для атаки торпедных катеров, всего за час-полтора до
прохода конвоя -- новый для нас тактический прием.) После постановки мин
Павлов со своими катерами должен был держать под наблюдением участок от
Варде до мыса Кибергнес и, обнаружив конвой, навести на него ударную группу
катеров.
В третью, ударную группу было включено девять катеров, под общим
командованием капитана 3 ранга С. Коршуновича. Четыре из них во главе с
капитан-лейтенантом И. Решетько составляли передовой отряд, который должен
был постановкой дымовых завес, артилле-рийско-пулеметным огнем и первыми
торпедными атаками облегчить остальным прорыв к главным объектам атаки --
транспортам.
Доводя план на предстоящий бой до исполнителей, мы настойчиво
добивались, чтобы каждый из них хорошо понял свою задачу. Старшему
лейтенанту Павлову, например, было указано, что, хотя у него на борту будут
мины, главным оружием его катеров остаются по-прежнему торпеды.
В случае обнаружения конвоя ему разрешалось сбросить мины за борт и
атаковать противника, расчищая путь для катеров ударной группы.
Командиры отрядов и катеров были предупреждены, что разработанный
штабом бригады план на предстоящий бой может претерпеть изменения в
зависимости от обстановки. Каждый обязан проявлять инициативу, думать, как
лучше выполнить задачу.
-- Не ждите и не требуйте подсказки по любому по
воду,-- сказал я офицерам.-- Не бойтесь принимать са
мостоятельные решения.
У пирса стояли готовые к походу торпедные катера. На палубе одного из
них расположилась группа матросов и старшин.
-- Беседуем тут о разных разностях,-- доложил мой
142
старый знакомый старшина 1-й статьи Кучеров. На фланелевке, плотно
обтягивавшей его грудь, поблескивал пурпурной эмалью орден Красной Звезды --
награда за сбитый 1 августа "фокке-вульф".
-- Товарищ капитан первого ранга,-- обратился ко мне один из
матросов,-- старшина нам рассказал, что один из черноморских торпедных
катеров получил в бою триста пробоин и все же вернулся в базу. Не верится
даже...
Оказывается, коммунист Кучеров рассказывал сослуживцам о подвиге
экипажа одного из черноморских торпедных катеров, атакованных в Керченском
проливе большой группой "мессершмиттов".
Зайдя со стороны солнца, гитлеровцам удалось в первой же атаке сразить
командира катера. На его место встал боцман мичман Эстрин. Тяжело ранило
старшину команды мотористов Каверцева. Не имея сил стоять на ногах,
комсомолец лег на пайолы -- решетчатый настил. Одной рукой держа дроссель
газа, чтобы не заглох единственный из оставшихся в строю мотор, Кавер-цев,
разрывая зубами тельняшку, второй рукой затыкал пробоины в корпусе. Старшина
1-й статьи Бобылев, сменив убитого товарища, встал за пулемет. Скоро и его
тяжело ранило. Однако старшина продолжал вести огонь и сбил один из
"мессершмиттов". После того как самолеты, расстреляв боеприпасы, улетели,
все из экипажа катера, кто мог двигаться, разделись и, порвав
обмундирование, использовали его для заделки пробоин. По возвращении в базу
в корпусе катера насчитали более трехсот отверстий. В истории не было еще,
пожалуй, случая, чтобы при таком количестве пробоин торпедный катер все же
остался на плаву. Но, как видно, героизм советских моряков в состоянии
вносить свои коррективы в самые, казалось бы, точные конструкторские
расчеты.
Я подтвердил слова старшины. Мне довелось даже знать командира этого
катера -- Федора Ивановича Со-рокопуда. В свое время он был у нас на Дальнем
Востоке катерным боцманом.
Моряки, еще теснее окружив агитатора, стали жарко обсуждать его
рассказ.
Агитаторы!.. Их задушевные беседы поднимали боевой дух моряков,
помогали воспитанию мужества и отваги. Повседневная работа агитаторов в дни
войны по-
143
рой казалась незаметной, но их вклад в нашу победу поистине неоценим.
Первыми выходили в море катера группы капитан-лейтенанта А. И. Ефимова.
С Арсением Ивановичем мы были старыми сослуживцами по Тихоокеанскому
флоту. Я помнил его еще молодым лейтенантом, белокурым красавцем, пришедшим
к нам на бригаду сразу после окончания училища. На моих глазах он вырос там
до командира отряда. На Северном флоте Ефимова назначили начальником штаба в
дивизион капитана 3 ранга В. Н. Алексеева. Они хорошо дополняли друг друга
-- несколько медлительный Арсений Иванович и полный кипучей энергии Владимир
Николаевич. Незаменим был Ефимов и в море. Поэтому-то, подыскивая командира
для группы до-разведки, мы и остановили свой выбор именно на нем.
-- На рожон не лезьте,-- наказывал я Арсению Ивановичу на прощание.--
Ваша задача, не обнаруживая себя, донести нам, когда корабли конвоя начнут
форсирование Буссесунна. Ну, а если они задумают отстояться в Перс-фиорде,
тогда атакуйте! В этом случае мы постараемся подослать вам поддержку...
Вслед за Ефимовым в море устремились торпедные катера старшего
лейтенанта Павлова. Ударная группа должна была выйти позже.
Накануне вечером мы получили три сообщения авиаразведки. По первому из
них вражеский конвой из трех транспортов, одной БДБ, двух миноносцев, восьми
сторожевых кораблей и тральщиков, четырех малых охотников за подводными
лодками и семи сторожевых катеров находился в районе Маккаур. Спустя 25
минут поступило второе донесение, подтверждавшее нахождение в том же районе
трех транспортов, но уже в охранении 22 кораблей. Еще через час -- третье
сообщение: конвой в составе трех торпедных катеров, быстроходной десантной
баржи, двух неопознанных судов, двух сторожевых катеров и трех
катеров-тральщиков прошел мыс Корснес. Беда тут была не только в
разноречивости дан-
144
ных о составе конвоя. Куда хуже, что все эти донесения явно
противоречили данным о местонахождении конвоя, на которые мы полагались
раньше.
А в полночь самолеты и сторожевые катера противника начали вдруг
постановку дымовой завесы близ Петсамовуоно. Это могло быть хитростью, чтобы
отвлечь наше внимание от подходивших к Варангер-фиорду кораблей, однако
нельзя было полностью исключить и то, что гитлеровцы действительно
намеревались провести конвой в порт Лиинахамари, блокированный нами после
боя 28 июня. Именно в этом был убежден командующий оборонительным районом.
-- Не гонись ты, как говорит пословица, за журав
лем в небе, а держи синицу в руках,-- убеждал меня
по телефону генерал-майор Дубовцев.-- Где тот конвой
и когда он будет в Варангер-фиорде? Ничего еще не
известно. Тут же немцы явно хотят что-то протащить в
Петсамо.
Да, данные о местонахождении подходившего конвоя были противоречивы, и
еще неизвестно, появится ли он вообще в Варангер-фиорде. А доказательство
намерения противника провести свои корабли в Лиинахамари налицо-- дымовая
завеса. Как быть: придерживаться своего первоначального плана или же
нацелить все торпедные катера на район Петсамовуоно?..
Нет, не будем менять свой план. Но, чтобы перекрыть возможные ошибки в
определении времени появления конвоя в Варангер-фиорде и не упустить его,
приказываю катерам ударной группы выходить в море немедленно, не дожидаясь
донесения капитан-лейтенанта Ефимова.
Когда я сообщил об этом генералу Дубовцеву, он дружески предупредил:
Ох смотри, не пожалей потом!..
Ничего, Ефим Тимофеевич. Вопреки пословице
погонимся на этот раз за журавлем. Не может же кон
вой, идущий в Варангер-фиорд, где-то растаять. У него
цель одна -- Киркенес. А Здесь, у Петсамо, если что и
появится, так ваши артиллеристы справятся и без нашей
помощи.
Рискуешь, Александр Васильевич!
Да, принимая такое решение, мы шли на определенный риск...
10 А. В. Кузьмин 145
В 0 часов 25 минут мы наблюдали с КП-200, как на простор
Варангер-фиорда вырвались девять торпедных катеров, держа курс на остров
Стуршер. Впереди строем ромба мчался передовой отряд -- Киреев, Быков,
До-мысловский и Диренко Командир отряда капитан-лейтенант И. Решетько
находился на катере Петра Диренко -- невысокого, щуплого юноши, у которого
предстоящий бой был первым в жизни. В 15--20 кабельтовых за ними пять
катеров вел С. Г. Коршунович. Капитан 3 ранга держал свой флаг на катере
старшего лейтенанта Желвакова. Строго удерживали свои места в строю катера
капитан-лейтенанта Чернявского, старшего лейтенанта Кузнецова (которого за
резко выступавшие скулы, черные, словно угольки, глаза и неукротимый
темперамент друзья прозвали в шутку Чингиз-ханом), старшего лейтенанта
Родионова и старшего лейтенанта Фролова. С бывшим разведчиком шел также
командир отряда и мой давний знакомый капитан-лейтенант Дмитрий Холодный.
Когда-то он служил у нас на дальневосточной бригаде торпедных катеров
боцманом. Потом демобилизовался. Но спустя несколько лет его снова призвали
на флот. Присвоили офицерское звание. К 1944 году ему было уже около сорока
лет. Капитан-лейтенант был нездоров, но наотрез отказывался переходить на
какую-либо береговую должность.
Провожая взглядом уходящие все дальше и дальше катера, мы невольно
думали: "Неужели немецкий адмирал, сидящий в Киркенесе, перехитрил нас, и мы
пропустим корабли в Лиинахамари?" Рассеять наши сомнения мог только
капитан-лейтенант Ефимов, который уже вел разведку в районе Перс-фиорда. Но
он молчал. Так и подмывало самим запросить его. Однако делать этого было
нельзя, чтобы до поры до времени не раскрывать местонахождения катеров. Наше
терпение было уже на исходе, когда в 0 часов 53 минуты Арсений Иванович
наконец-то донес: "Конвой обнаружен. Идет курсом 130 градусов". У всех на КП
словно камень с сердца свалился. Значит, мы правильно сделали, что не
поддались на уловку с дымзавесой около Петсамо-вуоно!
Короткие доклады от Ефимова шли один за другим. "Конвой растянулся на
пять миль!.." "Видимость увеличилась до 70 кабельтовых". И вдруг в 1 час 20
минут
146
Арсений Иванович сообщил то, чего мы больше всего опасались: "Конвой
стоит в Перс-фиорде!"
Значит, гитлеровцы так и не решились проводить свои корабли в темное
время узкостями пролива Бус-сесунн.
Запросили на всякий случай старшего лейтенанта Павлова. Тот донес, что
первую часть своей задачи (постановку мин) выполнил. Погода: ветер зюйд-ост
2--3 балла, высота облачности 150--200 метров, видимость по воде 70--80
кабельтовых. Никаких целей не наблюдает.
Сопоставление докладов Ефимова и Павлова давало основания сделать
вывод, что вражеский конвой решил до рассвета не входить в Варангер-фиорд.
Это в какой-то мере ломало наш первоначальный план. Но что поделаешь...
Чтобы не упустить часы короткой августовской ночи, старшему лейтенанту
Павлову приказываю идти со своей группой на соединение с Ефимовым и вместе
атаковать конвой в Перс-фиорде.
Около 1 часа 45 минут катера ударной группы были у мыса Кибергнес.
Уменьшили ход до малого и, приблизившись к берегу на 25--30 кабельтовых,
легли курсом 280 градусов. Так как катера старшего лейтенанта Павлова ушли
со своей позиции, то в 1 час 55 минут Кор-шуновичу было приказано идти к
Варде. Прошло еще несколько минут, и вдруг мы услышали из динамика возглас
капитан-лейтенанта Решетько:
-- Вижу шесть больших и шесть маленьких!
Снова загадка: что это за шесть больших и шесть
маленьких?.. Ведь Ефимов доложил, что конвой стоит в Перс-фиорде. Но
тут Арсений Иванович донес:
-- Фрицы проходят проливом!.. Вижу хвост конвоя--
пять кораблей!..
Будь капитан-лейтенант в эти минуты на КП, ему пришлось бы выслушать в
свой адрес не очень-то приятные эпитеты. Хорошо еще, что вовремя исправил
допущенную ошибку.
Теперь все стало, как говорят, на свои места. Значит, конвой начал
форсирование пролива Буссесунн, намереваясь пройти путь от мыса Кибергнес до
Бек-фиорда в светлое время. Атака торпедных катеров состоится
10* 147
там, где предусматривалось нашим первоначальным планом.
Береговые батареи с мыса Кибергнес открыли огонь по торпедным катерам
-- этим гитлеровцы только подтвердили, что их конвой обнаружен. Через четыре
минуты после получения доклада Ефимова с КП-200 было передано приказание:
-- Общая атака!.. Павлову и Ефимову идти к Ки-бергнесу!..
Торпедные катера ударной группы расходились с зюйда веером, чтобы
охватить все немецкие корабли, сосредоточившиеся в районе бухты Мольвика.
Как мы и рассчитывали, после прохода проливом боевой порядок конвоя
оказался нарушенным: одни из кораблей лежали в дрейфе, другие маневрировали,
стараясь занять свои места в ордере, и в возникшей благодаря этому суматохе
их командиры явно не могли разобраться толком в обстановке. Достаточно
сказать, что гитлеровцы поначалу посчитали было за своих входившие в состав
передового отряда катера-дымзавесчики Домысловского и Быкова. Головной
немецкий миноносец, замигав прожектором, решил даже обменяться с ними
позывными. Чтобы продлить это выгодное нам заблуждение, с катера Быкова ему
тут же любезно ответили, повторив прожектором то же самое сочетание букв.
Пока на миноносце разбирались что к чему, нами было выиграно несколько очень
важных минут, позволивших обоим этим катерам занять наиболее выгодную
начальную позицию.
В 2 часа 7 минут по приказанию командира дивизиона старший лейтенант
Виктор Домысловский поставил дымзавесу. Однако Коршунович несколько
поторопился. Дистанция между завесой и конвоем была великовата. Начни наши
катера в этих условиях выходить в атаку, до момента выпуска торпед они на
какое-то время неминуемо оказались бы под прицельным огнем кораблей
охранения конвоя. А это могло нам очень дорого стоить. Тогда вырвался вперед
катер Василия Быкова.
Спустя много лет после окончания войны В. И. Быков, вступая в
командование миноносцем, сдавал, как
148
положено в таком случае, зачеты флагманским специалистам соединения и в
том числе флагхиму. Задавая вопрос за вопросом, тот, взглянув вдруг в
книжку, спросил:
-- Быков?.. Быков?.. Скажите, уж не тот ли вы са
мый североморский катерник, что поставил в 1944 году
дымовую завесу у Кибергнеса?..
Василий Иванович признался, что он как раз тот самый и есть.
-- Так что же вы сразу-то не сказали! Мы бы тут
не тратили столько времени. Если вы тот самый Быков,
то вам любой из флотских химиков без всякого опроса