Страница:
торпедном катере во время учебной атаки по "конвою". Увидев, на что способны
действующие в тесном боевом содружестве самолеты и катера, Преображенский
вернулся с моря очень довольный.
-- Здорово! Честно говоря, я даже не ожидал, что это так здорово! Ох,
не хотелось бы мне оказаться на каком-то из кораблей конвоя, по которому
будет нанесен такой удар!..
Не менее восторженно, надо полагать, пересказал Евгений Николаевич все
виденное генерал-лейтенанту Андрееву. И крепко помог нам. Во всяком случае,
после приезда Преображенского все наши заявки на самолеты ударной авиации не
урезались, как это случалось порой прежде.
Принимать у нас задачу "Атака конвоя во взаимодействии с авиацией и
береговой артиллерией" прибыл начальник штаба флота контр-адмирал В. И.
Платонов.
Высокий, по-юношески стройный, несмотря на уже поседевшие виски,
Василий Иванович был ветераном Северного флота. Великую Отечественную войну
он встретил в должности командира ОВР. Под его командованием начинали свою
боевую биографию Александр Шабалин, Василий Лозовский, Сергей Коршунович и
многие другие наши катерники. Не удивительно, что начальник штаба флота
благоволил к нашей бригаде. Однако проявлялось это не в терпимости к
каким-либо недостаткам. Напротив, Василий Иванович руководствовался
правилом: кого сильнее люблю, того больше треплю. Вот и на этот раз Платонов
вроде бы совершенно безучастно наблюдал за всем, что делалось на КП во время
контрольной учебной атаки, лишь изредка, как бы между прочим, задавая
короткие вопросы. Но я был уверен, что ни один наш промах не останется
незамеченным контр-адмиралом. И не ошибся. На раз-
82
боре офицеры штаба флота, выходившие в море, не скупились на похвалы в
адрес катерников и летчиков. А Платонов, делая заключение, говорил только о
недостатках.
-- Но в общем-то я доложу командующему флотом,-- закончил Василий
Иванович, -- что хотя и с некоторыми натяжками, однако за отработку задачи
по взаимодействию "удовлетворительно" вам поставить можно...
У нас словно гора с плеч: ждать от начальника штаба флота большего было
бы ничем не оправданным оптимизмом!
Но все же главный экзамен для нас был еще впереди. Таким экзаменом
будет бой -- бой уже не с условным, а с настоящим противником.
Я уже говорил, что погода в Заполярье весной и в начале лета очень
неустойчива. Если 1944 год и составлял исключение из этого правила, то
только лишь в худшую сторону. Весь май и первую половину июня в
Варангер-фиорде штормило. Штормы сопровождались то снежными зарядами, то
дождями. Сплошные облака нависали, казалось, над самой головой. Мы все же
старались не засиживаться в базе. Проводили малыми группами и отрядами поиск
целей методом "свободной охоты". Ставили минные заграждения в прибрежных
водах между портами Вадсе и Варде. Сначала для этого использовались обычные
якорные мины, а потом АМД-1000 (авиационные магнитные донные). Специ-ально
приспособленные, они выстреливались, как торпе-ды, из труб торпедных
аппаратов. А мины старых образцов ставились вручную, что в плохую погоду
было не просто трудным, но и опасным делом. Применение магнитных мин во
много раз повышало боевую эффективность наших постановок. Борьба с этими
минами --. куда более сложная задача, чем траление якорных мин. А значит, и
вероятность подрыва вражеских кораблей увеличилась.
Тому, что вместо якорных у нас стали применяться донные магнитные мины,
мы были в очень большой степени обязаны помощнику флагманского минера флота
капитану 2 ранга Якимовичу. Он не только горячо
6* 83
поддержал это предложение, но и принял самое деятельное участие в
приспособлении АМД-1000 для выстреливания из торпедных аппаратов. Выходя в
море, капитан 2 ранга на практике обучал экипажи катеров.
Нельзя, к сожалению, точно сказать, сколько и какие именно вражеские
корабли подорвались на выставленных нами минных банках, хотя наблюдатели не
раз докладывали о мощных взрывах в районе между портами Вадсе и Варде. Но о
том, что наши хлопоты, связанные с минными постановками, не прошли впустую,
свидетельствовали хотя бы появившиеся тут немецкие тральщики типов "М-35" и
"М-40", начавшие день за днем старательно "утюжить" море. Транспорты и
танкеры противника проходили теперь этот район, как правило, в светлое время
суток и непременно за тралами, что ограничивало маневренность и скорость
движения конвоев. Этим обстоятельством с успехом воспользовались наши
летчики, нанося удары по вражеским кораблям. Вести о победах боевых друзей
радовали. Ведь в них была какая-то доля и нашего труда. Но мины -- это всего
лишь только мины. Мы с нетерпением ждали случая использовать против врага
свое главное оружие-- торпеды. И непременно в содружестве с авиацией. Однако
время шло, а метеосводки продолжали походить одна на другую, словно
близнецы: ветер 4-- 6 баллов, низкая облачность и уже до чертиков надоевшие
снежные заряды.
Между тем противник, не ожидая ничего хорошего от наступавшего
полярного лета, спешил воспользоваться плохой погодой и протаскивал в
Варангер-фиорд конвой за конвоем.
Как тут было не досадовать!..
Но вот наконец-то в двадцатых числах июня погода начала улучшаться.
Стих ветер. Прекратились снежные заряды. Между облаками появились голубые
"окна". 26 июня авиация провела тщательную разведку вражеских портов
Варангер-фиорда. Выяснилось, что в Кирке-несе и бухтах Бек-фиорда
сосредоточено 17 транспортов и танкеров, 18 сторожевых кораблей и большое
число мелких судов. У причалов Лиинахамари стоят транспорт и буксир. В
портах Варде и Вадсе скопилось до трех десятков самоходных барж и мотоботов.
84
Вечером из штаба флота сообщили: утром намечается нанести мощный
бомбо-штурмовой удар по кораблям, укрывшимся в Бек-фиорде. В случае попытки
противника вывести свои корабли отсюда в другие порты нашей бригаде
приказано во взаимодействии с авиацией и береговой артиллерией атаковать и
уничтожить их на переходе морем.
Ночь (правда, "день" и "ночь" стали у нас к тому времени понятиями уже
довольно условными -- солнце не заходило круглые сутки) прошла в
приготовлениях к предстоявшему бою. К сожалению, у нас на тот момент в
маневренной базе находилось всего лишь четыре торпедных катера из дивизиона
В. Н. Алексеева. Но, чтобы по возможности скрыть от противника наши
намерения, решено было пока что дополнительных сил в Пумманки не вызывать,
хотя в главной базе у нас было достаточно готовых к бою катеров. Стараясь
предугадать, что предпримет неприятель после налетов нашей авиации, куда и
как вероятнее всего пойдут из Бек-фиорда его корабли, мы с В. А. Чекуровым и
В. Н. Алексеевым подробно обсудили различные варианты атак вражеского
конвоя. Уточнили со штабами ВВС и СОР последние детали взаимодействия.
Под утро, когда в Москве вот-вот должно было взойти солнце, Валентин
Андреевич предложил пройтись.
-- Поспать теперь уже все равно не удастся. Пой
демте хоть поразомнемся немного. Подышим свежим
воздухом.
После нескольких часов, проведенных в накуренной палатке КП, особенно
легко дышалось чистым, крепко настоянным запахом водорослей и вроде бы даже
чуть солоноватым на вкус морским воздухом. В чуткой тишине отчетливо
слышался приглушенный рокот прибоя и гортанный клекот чаек с недалекого
птичьего базара. Для них не существовало войны.
-- Что, не спится?!.
От землянки, занятой офицерами оперативного пункта штаба ВВС, подошел
подполковник Михайлов. Судя по всему, он тоже не спал эту ночь.
Так и вы не ложились?
Какой там! Совсем было собрался, так позвони
ли, что погода портится. Как видно, время удара по
Киркенесу будет перенесено.
85
Тут только я обратил внимание, что так радовавшие нас накануне голубые
"окна" в облаках снова закрылись. Противоположный -- вражеский -- берег
Варангер-фиорда затягивало туманной дымкой.
А что говорят синоптики? Это надолго?
Да вроде бы ненадолго. Но кто за это может по
ручиться? Нужно ждать.
Да, ничего другого не оставалось, как только опять ждать, надеясь на
лучшее.
А погода, словно бы испытывая наше терпение, в течение дня то
улучшалась, то ухудшалась. И только к вечеру стало очевидно, что синоптики
все же не ошиблись. К 17 часам облачность рассеялась. Ветер ослаб до 5--6
метров в секунду. Термометр показывал 8 градусов выше нуля.
-- Все намеченное состоится, -- сообщил, заглянув к
нам в палатку, Михайлов. -- Время удара -- 17 часов
45 минут...
За четверть часа до налета нашей авиации на Кирке-нес мы поднялись на
наш КП. Видимость была отличной. Весь противоположный берег Варангер-фиорда
хорошо просматривался.
Первыми появились наши истребители. Подойдя к Луастари, они закружились
над аэродромом. Несколько из базировавшихся там "мессершмиттов" и
"фокке-вуль-фов" под прикрытием зенитной артиллерии поднялись было в воздух.
Но превосходство в силах было на нашей стороне. И довольно скоро, оставляя
за собой черные шлейфы дыма, немецкие самолеты один за другим упали на
землю.
Луастарский аэродром противника был надежно заблокирован.
Точно в 17 часов 45 минут к Киркенесу подошла первая группа нашей
ударной авиации. Два десятка истребителей-бомбардировщиков, ведомых майором
Баберно-вым, обрушили с высоты двух-трех тысяч метров свой смертоносный груз
на зенитные батареи противника и стоявшие в порту корабли. Через четыре
минуты над портом спикировали восемь штурмовиков Ил-2. И началось!
Прорываясь сквозь ожесточенный зенитный огонь, над Киркенесом и бухтами
Бек-фиорда, сменяя друг друга с интервалами в четыре-пять минут, появлялись
все новые и новые группы краснозвездных бомбарди-
86
ровщиков, штурмовиков, истребителей. Менее чем за полчаса заранее
намеченные цели атаковало сто двад-цать наших самолетов, сбросив, в общей
сложности, до пятидесяти тонн бомб.
Однако это были лишь "цветочки"! Спустя некоторое время, не дав
возможности гитлеровцам прийти в себя после первого налета, североморские
летчики нанесли по Киркенесу и бухтам Бек-фиорда новый, еще более мощный
удар.
И тут нервы гитлеровцев не выдержали. Как мы и рассчитывали, надеясь
спасти хотя бы часть кораблей, находившихся в Бек-фиорде, противник срочно
сформировал конвой в составе пяти транспортов и под охраной почти двух
десятков сторожевых кораблей и катеров направил его в сторону Лиинахамари.
Этот конвой был обнаружен у Яр-фиорда. Его атаковали
истребители-бомбардировщики, ведомые майором Дижевским. Один из транспортов
был потоплен, второй поврежден.
А тем временем бомбежка и штурмовка вражеских кораблей, оставшихся в
Киркенесе и бухтах Бек-фиорда, продолжалась. В 1 час 5 минут над целями
появились пять наших бомбардировщиков и восемь истребителей. Через минуту их
сменили пять новых бомбардировщиков, отправивших на дно транспорт. Спустя
две минуты, после ожесточенного штурма шести Ил-2 и десяти истребителей, в
киркенесском порту ярким факелом вспыхнул тральщик.
Недели две спустя после этого налета мне довелось читать письмо
немецкого зенитчика, попавшее к нам в почтовом мешке, добытом разведчиками
Леонова. Я вы-писал из этого письма в свой дневник несколько строчек: "За
время войны мне довелось повидать и испытать всякое. Но такого, как 27 и 28
июня, еще не было! Налетам русских самолетов, казалось, не будет конца. Едва
только мы успевали отбиться от одних, как появлялись новые. За ними еще и
еще, словно их рассеивал над нами из сита сам дьявол. Спустя 10--15 минут
непрерывного огня краска на стволах орудий подгорела. А мы все стреляли и
стреляли. Уже не целясь. Просто ради того, что за выстрелами был не так
страшен рев пикирующих самолетов и беспрерывный грохот рвущихся бомб. Когда
же наконец все кончилось, мы не досчитались у себя почти половины состава
орудийных расче-
87
тов. Не лучше было и у других. А в порту горело, кажется, все, что
только могло гореть..."
Что ж, написано достаточно ярко, а главное -- правдиво. Даже с нашего
КП, за десятки миль от Бек-фиорда, было видно, как над Киркенесом поднялась
и медленно растеклась по небу густая пелена черного дыма, подсвечиваемая
снизу яркими отблесками пожаров.
Были потери и у нас. 27-го и 28-го торпедные катера несколько раз
выходили в море, чтобы подобрать из воды экипажи наших сбитых самолетов. Но
удавалось это, к сожалению, не всегда. Не так-то просто остаться в живых,
приняв ледяную ванну Баренцева моря! Однако несколько летчиков все же были
спасены и в их числе один из прославленных североморских асов Герой
Советского Союза капитан Бурматов. Его истребитель, прорываясь сквозь завесу
зенитного огня к Киркенесу, получил несколько пробоин. Из боя пришлось
выходить. Капитан сделал все, чтобы дотянуть израненную машину до аэродрома.
Но запаса высоты не хватило. И Бур-матов вынужден был воспользоваться
парашютом. Приводнился он неподалеку от Айновских островов. Для спасения
Бурматова тотчас же вышли торпедные катера. Обнаружив их, немецкие береговые
батареи не замедлили открыть огонь, задавшись целью если уж не подбить, то
хотя бы не допустить катера к летчику. Прикрывшись дымовой завесой, наши
катерники все же благополучно подобрали Бурматова.
Пробыл капитан в воде несколько минут, однако, когда его вытащили на
борт, у него зуб на зуб не попадал. Возвращаясь в Пумманки, катерники, не
теряя времени, раздели капитана, растерли как следует спиртом, не забыв,
разумеется, дать ему и выпить. Собрав у кого запасную тельняшку, у кого
брюки, у кого форменку, переодели летчика во все сухое. Когда катер
ошвартовался у пирса, Бурматов горячо поблагодарил моряков и сошел на берег
бравым матросом.
После обнаружения конвоя, вышедшего из Бек-фиорда в направлении
Лиинахамари, капитан 3 ранга Алексеев уже несколько раз запрашивал "добро"
на выход в море для атаки. Мы в свою очередь звонили в штаб флота. Но оттуда
следовал один и тот же ответ: "Не
88
торопитесь. Никуда этот конвой от вас не денется. А открывать немцам
наши карты раньше времени не следует. Пусть подойдут поближе. Тогда вместе с
береговыми батареями СОР и атакуете".
Между тем погода вновь стала портиться. Небо мало-помалу затягивали
плотные низкие облака. Усиливался ветер.
Около 3 часов к нам на КП зашел подполковник Михайлов и сообщил, что
из-за ухудшения погоды самолеты отзываются на свои аэродромы.
-- Как ни досадно, однако с немецким конвоем вам с артиллеристами
генерала Дубовцева придется разделываться уже без нас. Правда, воздушную
разведку конвоя мы будем по возможности продолжать. Да и истребителям
приказано на всякий случай оставаться в готовности к вылету.
В 3 часа 15 минут транспорты были замечены на подходе к Суоловуоно.
Понимая, как видно, что мы не оставим их в покое, гитлеровцы на этот раз
особенно усердствовали в постановке дымовых завес. Сторожевые катера и
специально высланные "Хейнкели-115" старались вовсю. Огромное белесое облако
поднималось от воды на добрых 50--60 метров. Не так-то просто было бы
отыскать цели в этом плотном искусственном тумане, но, на наше счастье,
сильные порывы ветра время от времени рвали дымзавесу, приоткрывая вражеские
корабли.
В 3 часа 24 минуты, как раз во время такого очередного разрыва завесы,
конвой был обнаружен на подходе к Пиуровуоно. Пользуясь целеуказаниями
воздушной разведки, по транспортам ударили тяжелые батареи с полуострова
Средний. Как и следовало ожидать, по позициям наших артиллеристов открыли
огонь батареи противника с полуострова Нурменсетти. В контрбатарейную борьбу
с ними вступили артиллеристы 104-го пушечного полка. И над морем, то на
какое-то время ослабевая, то снова нарастая, начал перекатываться неумолчный
грохот канонады.
Но сторожевым катерам удалось снова упрятать транспорты в дымовую
завесу. Не видя противника, наши артиллеристы прекратили огонь: не было
смысла расходовать снаряды попусту. В 3 часа 39 минут в дымовой завесе вновь
образовалось "окно", через которое просматривался конвой, и тяжелые батареи
возобновили
89
стрельбу. Теперь, отрезая врагу путь назад, артиллеристы сосредоточили
весь огонь по концевым кораблям. Через несколько секунд один из транспортов,
груженный, как видно, боеприпасами, получил прямое попадание. Офицеры,
находившиеся в это время у нас на КП, рассказывали потом, как по белесому
туману дымзаве-сы пробежала гамма ослепительно ярких красок -- от
густо-красной до темно-синей. Эта фантастическая радуга поднялась вверх на
добрых полсотни метров. Не успела она погаснуть, как, перекрывая гул
артиллерийских выстрелов, донесся сильный взрыв, и в небе стала медленно
растекаться черная туча дыма.
Воодушевленные успехом, наши артиллеристы усилили огонь. В районе мыса
Нумерониеми запылали гигантскими кострами еще два транспорта.
Мне не довелось видеть всего этого. Перебравшись с КП на пирс, я в это
время провожал в бой три торпедных катера капитана 3 ранга В. Н. Алексеева
(у четвертого из находившихся в Пумманках катеров отказал мотор и, к
большому огорчению старшего лейтенанта Боч-карева, ему пришлось остаться в
базе).
Дивизион Алексеева был самым "молодым" на бригаде. Окончательно
сформированный только в начале мая, он и по нумерации числился третьим.
Матросы, старшины и офицеры, во главе с командиром дивизиона и его
заместителем по политической части капитан-лейтенантом Слепцовым, дневали и
ночевали на только что полученных катерах. Но все же на подготовку и
освоение материальной части ушло около месяца. Потом начались тренировки и
учения по отработке взаимодействия с авиацией. И лишь в десятых числах июня
катера дивизиона начали нести боевое дежурство в Пумманках. Выходили на
"свободную охоту". Ставили на путях движения кораблей противника минные
банки. Однако до главного дело еще не доходило. Только теперь вот экипажам
катеров старшего лейтенанта Домысловского, лейтенанта Юрченко и старшего
лейтенанта Шуляков-ского, как и самому Алексееву, предстояло впервые
атаковать вражеский конвой.
Собрались на мостике катера Домысловского. Пока Алексеев, развернув
карту, коротко ставил боевую зада-
90
чу, я наблюдал за окружившими его командирами катеров. Все трое,
понятно, волновались. Предстоящая торпедная атака приобретала для них
значение экзамена на боевую зрелость. Но волновался каждый по-своему.
Наиболее уверенно держался старший лейтенант В. А. Домысловский. До
прихода к нам на бригаду Виктор Александрович в свои двадцать с небольшим
лет успел уже повоевать на Волге. У нас тут при формировании дивизиона
случилось так, что почти половина назначенных на этот катер матросов и
старшин годились командиру по возрасту чуть ли не в отцы. В начале я, по
правде говоря, был даже несколько озабочен тем, сумеет ли Домысловский
установить правильные взаимоотношения со своими подчиненными. Однако
опасения эти оказались напрасными. Экипаж катера довольно скоро стал
выделяться своей спаянностью, внешне суровой, но верной мужской дружбой, в
чем была немалая заслуга командира. В числе первых из дивизиона экипажу
этого катера стали поручаться самостоятельные боевые задачи, и он успешно
справлялся с ними. Можно было не сомневаться, что и в предстоявшей атаке
старший лейтенант и его подчиненные, встретившись с любой неожиданностью, не
растеряются и выполнят приказ.
Лейтенант В. Д. Юрченко всем своим видом старал-ся показать, что он
внимательно слушает командира дивизиона. Однако по глазам лейтенанта без
труда можно было понять, что мысленно он был уже там, возле вражеского
конвоя, в атаке, и никак не мог дождаться главного -- приказа о выходе в
море. И что с этим можно было поделать? Молодость!.. Она всегда отдает
предпочтение не словам, а делам.
Спокойным, казалось, был и старший лейтенант П. Я Шуляковский. Он даже
смотрел куда-то в сторону, словно бы то, о чем тут шла речь, его никак не
касалось. Но спокойствие это было напускным. На самом деле никто из
командиров катеров наверняка не волновался так, как Петр Яковлевич. И на то
были свои причины.
Шуляковского я знал еще по Дальнему Востоку. Он служил у нас там
боцманом торпедного катера. Потом
91
в числе нескольких лучших старшин был отправлен на курсы. Вернулся на
бригаду уже офицером. Большой практический опыт, обретенный за годы плавания
на катерах, помог ему за сравнительно короткий срок стать хорошим
командиром. Спустя некоторое время Петр Яковлевич командовал уже звеном. Но
тут настал срок очередных оргмероприятий (сколько этих самых, недоброй
памяти, оргмероприятий выпало на нашу долю -- не перечтешь!) и Шуляковскому,
как не окончившему военно-морского училища, пришлось уйти в запас.
Встретились мы с Петром Яковлевичем вновь здесь, в Заполярье. Адъютант
доложил, что ко мне просит разрешения зайти старший лейтенант Шуляковский.
Вначале, увидев грузного, мешковато одетого офицера, я даже усомнился: уж
тот ли это Шуляковский, которого я знал? Но это был он, Петр Яковлевич!
Разговорились. И Шуляковский рассказал свою печальную историю. Призванный,
как и тысячи других, на флот в самом начале Великой Отечественной войны, он
был назначен... командиром береговой базы. Трудно сказать, что тому причиной
-- то ли неразбериха тех дней, то ли недобросовестность какого-то чинуши,
которому было абсолютно все равно, куда кого направить, лишь бы только место
заполнить -- однако нелепее этого назначения трудно и придумать. Дальше
случилось то, чего и следовало ожидать: хозяйственником Петр Яковлевич
оказался, мягко говоря, неважным и по неопытности одному выдал что-то, не
оформив должным образом; другому дал нужное, но, оказывается, неположенное.
Сейчас, спокойно разобравшись во всем, Шуляковского побранили бы, чего он,
понятно, заслуживал, и отпустили с миром на корабль Но в то суровое время
было не так. Состоялся суд. Учитывая, что в действиях Шуляковского
отсутствовала какая-либо личная корысть, приговор был снисходительным:
несколько лет заключения, причем исполнение приговора откладывается на все
время, пока он будет на фронте.
-- Так я стал преступником, -- глухо закончил свой рассказ Петр
Яковлевич. -- И хотя честное имя мне уже удалось восстановить своей кровью,
однако пятно судимости все же осталось, словно каинова печать...
Действительно, когда встал вопрос о назначении П. Я Шуляковского
командиром торпедного катера,
92
нашлись "осторожные" люди, утверждавшие, что делать этого никак нельзя.
"Командир катера?! Да у него штурвал в руках. А если!.." Но я достаточно
хорошо знал Петра Яковлевича и верил ему. Приятно было узнать, что такого же
мнения придерживался и начальник политотдела бригады Мураневич. Наше
совместное ходатайство о назначении Шуляковского поддержал адмирал Головко:
"Чепуха какая. Перестать верить в людей -- так как же можно тогда воевать!"
Экипаж встретил Петра Яковлевича несколько настороженно: на все катера
приходят молодые, энергичные командиры, а тут -- пожилой дядя из запаса.
Такому ли служить на торпедных катерах? Но первый же штормовой поход убедил
матросов и старшин, что их командир -- человек, которому можно спокойно
вверить свою жизнь. Несколько флегматичный, Шуляковский был скуп на слова,
но зато ни от чего однажды сказанного никогда не отступал. А моряки всегда
уважают командира, у которого слова не расходятся с делами. С первых дней, к
примеру, Петр Яковлевич сказал, что всякий раз, вернувшись с похода, нужно,
прежде чем идти отдыхать, полностью готовить катер к выходу в море. И это
стало нерушимым правилом. Сколько раз бывало, что люди буквально с ног
валились от усталости, однако никто из экипажа не появлялся в казарме до тех
пор, пока топливные баки не пополнялись бензином, пока еще и еще раз
скрупулезно не проверялись моторы и торпеды. Причем все это делалось
добротно, потому что ни одна упущенная мелочь не оставалась незамеченной
командиром. Шуляковский не сходил с катера вместе со всеми, хотя уставал на
походе больше других. Выносливость этого в общем-то немолодого человека
порой не могла не вызывать удивления и служила примером не только для
подчиненных. Не раз обстановка складывалась так, что после бессонной ночи,
проведенной в штормовом море, экипажу катера, только что вернувшегося в
базу, приходилось вновь отправляться в поход. Кое-кто в этом случае старался
найти то одну, то другую причину, лишь бы хоть нанемного задержаться у
пирса. А от Шуляковского всегда можно было услышать один и тот же ответ:
"Есть! Разрешите выполнять!" Его не выводили из равновесия ни сложность
задания, ни шторм, ни усталость.
93
Но тогда, ночью 28 июня, Петр Яковлевич волновался. Ведь если для
Домысловского и Юрченко успех в предстоящей атаке был важен, потому что
давал право стать в один ряд с командирами, уже прошедшими проверку боем, то
для старшего лейтенанта Шуляковского он нужен был вдвойне!
В. Н. Алексеев закончил короткий инструктаж и доложил, что катера к
выходу в море готовы.
Никаких вопросов нет? Все ясно и по проведению
атаки, и по взаимодействию с авиацией? -- спросил я
командиров катеров.
Ясно все.
Что же, тогда счастливого пути и три дюйма чис
той воды вам под килем.
действующие в тесном боевом содружестве самолеты и катера, Преображенский
вернулся с моря очень довольный.
-- Здорово! Честно говоря, я даже не ожидал, что это так здорово! Ох,
не хотелось бы мне оказаться на каком-то из кораблей конвоя, по которому
будет нанесен такой удар!..
Не менее восторженно, надо полагать, пересказал Евгений Николаевич все
виденное генерал-лейтенанту Андрееву. И крепко помог нам. Во всяком случае,
после приезда Преображенского все наши заявки на самолеты ударной авиации не
урезались, как это случалось порой прежде.
Принимать у нас задачу "Атака конвоя во взаимодействии с авиацией и
береговой артиллерией" прибыл начальник штаба флота контр-адмирал В. И.
Платонов.
Высокий, по-юношески стройный, несмотря на уже поседевшие виски,
Василий Иванович был ветераном Северного флота. Великую Отечественную войну
он встретил в должности командира ОВР. Под его командованием начинали свою
боевую биографию Александр Шабалин, Василий Лозовский, Сергей Коршунович и
многие другие наши катерники. Не удивительно, что начальник штаба флота
благоволил к нашей бригаде. Однако проявлялось это не в терпимости к
каким-либо недостаткам. Напротив, Василий Иванович руководствовался
правилом: кого сильнее люблю, того больше треплю. Вот и на этот раз Платонов
вроде бы совершенно безучастно наблюдал за всем, что делалось на КП во время
контрольной учебной атаки, лишь изредка, как бы между прочим, задавая
короткие вопросы. Но я был уверен, что ни один наш промах не останется
незамеченным контр-адмиралом. И не ошибся. На раз-
82
боре офицеры штаба флота, выходившие в море, не скупились на похвалы в
адрес катерников и летчиков. А Платонов, делая заключение, говорил только о
недостатках.
-- Но в общем-то я доложу командующему флотом,-- закончил Василий
Иванович, -- что хотя и с некоторыми натяжками, однако за отработку задачи
по взаимодействию "удовлетворительно" вам поставить можно...
У нас словно гора с плеч: ждать от начальника штаба флота большего было
бы ничем не оправданным оптимизмом!
Но все же главный экзамен для нас был еще впереди. Таким экзаменом
будет бой -- бой уже не с условным, а с настоящим противником.
Я уже говорил, что погода в Заполярье весной и в начале лета очень
неустойчива. Если 1944 год и составлял исключение из этого правила, то
только лишь в худшую сторону. Весь май и первую половину июня в
Варангер-фиорде штормило. Штормы сопровождались то снежными зарядами, то
дождями. Сплошные облака нависали, казалось, над самой головой. Мы все же
старались не засиживаться в базе. Проводили малыми группами и отрядами поиск
целей методом "свободной охоты". Ставили минные заграждения в прибрежных
водах между портами Вадсе и Варде. Сначала для этого использовались обычные
якорные мины, а потом АМД-1000 (авиационные магнитные донные). Специ-ально
приспособленные, они выстреливались, как торпе-ды, из труб торпедных
аппаратов. А мины старых образцов ставились вручную, что в плохую погоду
было не просто трудным, но и опасным делом. Применение магнитных мин во
много раз повышало боевую эффективность наших постановок. Борьба с этими
минами --. куда более сложная задача, чем траление якорных мин. А значит, и
вероятность подрыва вражеских кораблей увеличилась.
Тому, что вместо якорных у нас стали применяться донные магнитные мины,
мы были в очень большой степени обязаны помощнику флагманского минера флота
капитану 2 ранга Якимовичу. Он не только горячо
6* 83
поддержал это предложение, но и принял самое деятельное участие в
приспособлении АМД-1000 для выстреливания из торпедных аппаратов. Выходя в
море, капитан 2 ранга на практике обучал экипажи катеров.
Нельзя, к сожалению, точно сказать, сколько и какие именно вражеские
корабли подорвались на выставленных нами минных банках, хотя наблюдатели не
раз докладывали о мощных взрывах в районе между портами Вадсе и Варде. Но о
том, что наши хлопоты, связанные с минными постановками, не прошли впустую,
свидетельствовали хотя бы появившиеся тут немецкие тральщики типов "М-35" и
"М-40", начавшие день за днем старательно "утюжить" море. Транспорты и
танкеры противника проходили теперь этот район, как правило, в светлое время
суток и непременно за тралами, что ограничивало маневренность и скорость
движения конвоев. Этим обстоятельством с успехом воспользовались наши
летчики, нанося удары по вражеским кораблям. Вести о победах боевых друзей
радовали. Ведь в них была какая-то доля и нашего труда. Но мины -- это всего
лишь только мины. Мы с нетерпением ждали случая использовать против врага
свое главное оружие-- торпеды. И непременно в содружестве с авиацией. Однако
время шло, а метеосводки продолжали походить одна на другую, словно
близнецы: ветер 4-- 6 баллов, низкая облачность и уже до чертиков надоевшие
снежные заряды.
Между тем противник, не ожидая ничего хорошего от наступавшего
полярного лета, спешил воспользоваться плохой погодой и протаскивал в
Варангер-фиорд конвой за конвоем.
Как тут было не досадовать!..
Но вот наконец-то в двадцатых числах июня погода начала улучшаться.
Стих ветер. Прекратились снежные заряды. Между облаками появились голубые
"окна". 26 июня авиация провела тщательную разведку вражеских портов
Варангер-фиорда. Выяснилось, что в Кирке-несе и бухтах Бек-фиорда
сосредоточено 17 транспортов и танкеров, 18 сторожевых кораблей и большое
число мелких судов. У причалов Лиинахамари стоят транспорт и буксир. В
портах Варде и Вадсе скопилось до трех десятков самоходных барж и мотоботов.
84
Вечером из штаба флота сообщили: утром намечается нанести мощный
бомбо-штурмовой удар по кораблям, укрывшимся в Бек-фиорде. В случае попытки
противника вывести свои корабли отсюда в другие порты нашей бригаде
приказано во взаимодействии с авиацией и береговой артиллерией атаковать и
уничтожить их на переходе морем.
Ночь (правда, "день" и "ночь" стали у нас к тому времени понятиями уже
довольно условными -- солнце не заходило круглые сутки) прошла в
приготовлениях к предстоявшему бою. К сожалению, у нас на тот момент в
маневренной базе находилось всего лишь четыре торпедных катера из дивизиона
В. Н. Алексеева. Но, чтобы по возможности скрыть от противника наши
намерения, решено было пока что дополнительных сил в Пумманки не вызывать,
хотя в главной базе у нас было достаточно готовых к бою катеров. Стараясь
предугадать, что предпримет неприятель после налетов нашей авиации, куда и
как вероятнее всего пойдут из Бек-фиорда его корабли, мы с В. А. Чекуровым и
В. Н. Алексеевым подробно обсудили различные варианты атак вражеского
конвоя. Уточнили со штабами ВВС и СОР последние детали взаимодействия.
Под утро, когда в Москве вот-вот должно было взойти солнце, Валентин
Андреевич предложил пройтись.
-- Поспать теперь уже все равно не удастся. Пой
демте хоть поразомнемся немного. Подышим свежим
воздухом.
После нескольких часов, проведенных в накуренной палатке КП, особенно
легко дышалось чистым, крепко настоянным запахом водорослей и вроде бы даже
чуть солоноватым на вкус морским воздухом. В чуткой тишине отчетливо
слышался приглушенный рокот прибоя и гортанный клекот чаек с недалекого
птичьего базара. Для них не существовало войны.
-- Что, не спится?!.
От землянки, занятой офицерами оперативного пункта штаба ВВС, подошел
подполковник Михайлов. Судя по всему, он тоже не спал эту ночь.
Так и вы не ложились?
Какой там! Совсем было собрался, так позвони
ли, что погода портится. Как видно, время удара по
Киркенесу будет перенесено.
85
Тут только я обратил внимание, что так радовавшие нас накануне голубые
"окна" в облаках снова закрылись. Противоположный -- вражеский -- берег
Варангер-фиорда затягивало туманной дымкой.
А что говорят синоптики? Это надолго?
Да вроде бы ненадолго. Но кто за это может по
ручиться? Нужно ждать.
Да, ничего другого не оставалось, как только опять ждать, надеясь на
лучшее.
А погода, словно бы испытывая наше терпение, в течение дня то
улучшалась, то ухудшалась. И только к вечеру стало очевидно, что синоптики
все же не ошиблись. К 17 часам облачность рассеялась. Ветер ослаб до 5--6
метров в секунду. Термометр показывал 8 градусов выше нуля.
-- Все намеченное состоится, -- сообщил, заглянув к
нам в палатку, Михайлов. -- Время удара -- 17 часов
45 минут...
За четверть часа до налета нашей авиации на Кирке-нес мы поднялись на
наш КП. Видимость была отличной. Весь противоположный берег Варангер-фиорда
хорошо просматривался.
Первыми появились наши истребители. Подойдя к Луастари, они закружились
над аэродромом. Несколько из базировавшихся там "мессершмиттов" и
"фокке-вуль-фов" под прикрытием зенитной артиллерии поднялись было в воздух.
Но превосходство в силах было на нашей стороне. И довольно скоро, оставляя
за собой черные шлейфы дыма, немецкие самолеты один за другим упали на
землю.
Луастарский аэродром противника был надежно заблокирован.
Точно в 17 часов 45 минут к Киркенесу подошла первая группа нашей
ударной авиации. Два десятка истребителей-бомбардировщиков, ведомых майором
Баберно-вым, обрушили с высоты двух-трех тысяч метров свой смертоносный груз
на зенитные батареи противника и стоявшие в порту корабли. Через четыре
минуты над портом спикировали восемь штурмовиков Ил-2. И началось!
Прорываясь сквозь ожесточенный зенитный огонь, над Киркенесом и бухтами
Бек-фиорда, сменяя друг друга с интервалами в четыре-пять минут, появлялись
все новые и новые группы краснозвездных бомбарди-
86
ровщиков, штурмовиков, истребителей. Менее чем за полчаса заранее
намеченные цели атаковало сто двад-цать наших самолетов, сбросив, в общей
сложности, до пятидесяти тонн бомб.
Однако это были лишь "цветочки"! Спустя некоторое время, не дав
возможности гитлеровцам прийти в себя после первого налета, североморские
летчики нанесли по Киркенесу и бухтам Бек-фиорда новый, еще более мощный
удар.
И тут нервы гитлеровцев не выдержали. Как мы и рассчитывали, надеясь
спасти хотя бы часть кораблей, находившихся в Бек-фиорде, противник срочно
сформировал конвой в составе пяти транспортов и под охраной почти двух
десятков сторожевых кораблей и катеров направил его в сторону Лиинахамари.
Этот конвой был обнаружен у Яр-фиорда. Его атаковали
истребители-бомбардировщики, ведомые майором Дижевским. Один из транспортов
был потоплен, второй поврежден.
А тем временем бомбежка и штурмовка вражеских кораблей, оставшихся в
Киркенесе и бухтах Бек-фиорда, продолжалась. В 1 час 5 минут над целями
появились пять наших бомбардировщиков и восемь истребителей. Через минуту их
сменили пять новых бомбардировщиков, отправивших на дно транспорт. Спустя
две минуты, после ожесточенного штурма шести Ил-2 и десяти истребителей, в
киркенесском порту ярким факелом вспыхнул тральщик.
Недели две спустя после этого налета мне довелось читать письмо
немецкого зенитчика, попавшее к нам в почтовом мешке, добытом разведчиками
Леонова. Я вы-писал из этого письма в свой дневник несколько строчек: "За
время войны мне довелось повидать и испытать всякое. Но такого, как 27 и 28
июня, еще не было! Налетам русских самолетов, казалось, не будет конца. Едва
только мы успевали отбиться от одних, как появлялись новые. За ними еще и
еще, словно их рассеивал над нами из сита сам дьявол. Спустя 10--15 минут
непрерывного огня краска на стволах орудий подгорела. А мы все стреляли и
стреляли. Уже не целясь. Просто ради того, что за выстрелами был не так
страшен рев пикирующих самолетов и беспрерывный грохот рвущихся бомб. Когда
же наконец все кончилось, мы не досчитались у себя почти половины состава
орудийных расче-
87
тов. Не лучше было и у других. А в порту горело, кажется, все, что
только могло гореть..."
Что ж, написано достаточно ярко, а главное -- правдиво. Даже с нашего
КП, за десятки миль от Бек-фиорда, было видно, как над Киркенесом поднялась
и медленно растеклась по небу густая пелена черного дыма, подсвечиваемая
снизу яркими отблесками пожаров.
Были потери и у нас. 27-го и 28-го торпедные катера несколько раз
выходили в море, чтобы подобрать из воды экипажи наших сбитых самолетов. Но
удавалось это, к сожалению, не всегда. Не так-то просто остаться в живых,
приняв ледяную ванну Баренцева моря! Однако несколько летчиков все же были
спасены и в их числе один из прославленных североморских асов Герой
Советского Союза капитан Бурматов. Его истребитель, прорываясь сквозь завесу
зенитного огня к Киркенесу, получил несколько пробоин. Из боя пришлось
выходить. Капитан сделал все, чтобы дотянуть израненную машину до аэродрома.
Но запаса высоты не хватило. И Бур-матов вынужден был воспользоваться
парашютом. Приводнился он неподалеку от Айновских островов. Для спасения
Бурматова тотчас же вышли торпедные катера. Обнаружив их, немецкие береговые
батареи не замедлили открыть огонь, задавшись целью если уж не подбить, то
хотя бы не допустить катера к летчику. Прикрывшись дымовой завесой, наши
катерники все же благополучно подобрали Бурматова.
Пробыл капитан в воде несколько минут, однако, когда его вытащили на
борт, у него зуб на зуб не попадал. Возвращаясь в Пумманки, катерники, не
теряя времени, раздели капитана, растерли как следует спиртом, не забыв,
разумеется, дать ему и выпить. Собрав у кого запасную тельняшку, у кого
брюки, у кого форменку, переодели летчика во все сухое. Когда катер
ошвартовался у пирса, Бурматов горячо поблагодарил моряков и сошел на берег
бравым матросом.
После обнаружения конвоя, вышедшего из Бек-фиорда в направлении
Лиинахамари, капитан 3 ранга Алексеев уже несколько раз запрашивал "добро"
на выход в море для атаки. Мы в свою очередь звонили в штаб флота. Но оттуда
следовал один и тот же ответ: "Не
88
торопитесь. Никуда этот конвой от вас не денется. А открывать немцам
наши карты раньше времени не следует. Пусть подойдут поближе. Тогда вместе с
береговыми батареями СОР и атакуете".
Между тем погода вновь стала портиться. Небо мало-помалу затягивали
плотные низкие облака. Усиливался ветер.
Около 3 часов к нам на КП зашел подполковник Михайлов и сообщил, что
из-за ухудшения погоды самолеты отзываются на свои аэродромы.
-- Как ни досадно, однако с немецким конвоем вам с артиллеристами
генерала Дубовцева придется разделываться уже без нас. Правда, воздушную
разведку конвоя мы будем по возможности продолжать. Да и истребителям
приказано на всякий случай оставаться в готовности к вылету.
В 3 часа 15 минут транспорты были замечены на подходе к Суоловуоно.
Понимая, как видно, что мы не оставим их в покое, гитлеровцы на этот раз
особенно усердствовали в постановке дымовых завес. Сторожевые катера и
специально высланные "Хейнкели-115" старались вовсю. Огромное белесое облако
поднималось от воды на добрых 50--60 метров. Не так-то просто было бы
отыскать цели в этом плотном искусственном тумане, но, на наше счастье,
сильные порывы ветра время от времени рвали дымзавесу, приоткрывая вражеские
корабли.
В 3 часа 24 минуты, как раз во время такого очередного разрыва завесы,
конвой был обнаружен на подходе к Пиуровуоно. Пользуясь целеуказаниями
воздушной разведки, по транспортам ударили тяжелые батареи с полуострова
Средний. Как и следовало ожидать, по позициям наших артиллеристов открыли
огонь батареи противника с полуострова Нурменсетти. В контрбатарейную борьбу
с ними вступили артиллеристы 104-го пушечного полка. И над морем, то на
какое-то время ослабевая, то снова нарастая, начал перекатываться неумолчный
грохот канонады.
Но сторожевым катерам удалось снова упрятать транспорты в дымовую
завесу. Не видя противника, наши артиллеристы прекратили огонь: не было
смысла расходовать снаряды попусту. В 3 часа 39 минут в дымовой завесе вновь
образовалось "окно", через которое просматривался конвой, и тяжелые батареи
возобновили
89
стрельбу. Теперь, отрезая врагу путь назад, артиллеристы сосредоточили
весь огонь по концевым кораблям. Через несколько секунд один из транспортов,
груженный, как видно, боеприпасами, получил прямое попадание. Офицеры,
находившиеся в это время у нас на КП, рассказывали потом, как по белесому
туману дымзаве-сы пробежала гамма ослепительно ярких красок -- от
густо-красной до темно-синей. Эта фантастическая радуга поднялась вверх на
добрых полсотни метров. Не успела она погаснуть, как, перекрывая гул
артиллерийских выстрелов, донесся сильный взрыв, и в небе стала медленно
растекаться черная туча дыма.
Воодушевленные успехом, наши артиллеристы усилили огонь. В районе мыса
Нумерониеми запылали гигантскими кострами еще два транспорта.
Мне не довелось видеть всего этого. Перебравшись с КП на пирс, я в это
время провожал в бой три торпедных катера капитана 3 ранга В. Н. Алексеева
(у четвертого из находившихся в Пумманках катеров отказал мотор и, к
большому огорчению старшего лейтенанта Боч-карева, ему пришлось остаться в
базе).
Дивизион Алексеева был самым "молодым" на бригаде. Окончательно
сформированный только в начале мая, он и по нумерации числился третьим.
Матросы, старшины и офицеры, во главе с командиром дивизиона и его
заместителем по политической части капитан-лейтенантом Слепцовым, дневали и
ночевали на только что полученных катерах. Но все же на подготовку и
освоение материальной части ушло около месяца. Потом начались тренировки и
учения по отработке взаимодействия с авиацией. И лишь в десятых числах июня
катера дивизиона начали нести боевое дежурство в Пумманках. Выходили на
"свободную охоту". Ставили на путях движения кораблей противника минные
банки. Однако до главного дело еще не доходило. Только теперь вот экипажам
катеров старшего лейтенанта Домысловского, лейтенанта Юрченко и старшего
лейтенанта Шуляков-ского, как и самому Алексееву, предстояло впервые
атаковать вражеский конвой.
Собрались на мостике катера Домысловского. Пока Алексеев, развернув
карту, коротко ставил боевую зада-
90
чу, я наблюдал за окружившими его командирами катеров. Все трое,
понятно, волновались. Предстоящая торпедная атака приобретала для них
значение экзамена на боевую зрелость. Но волновался каждый по-своему.
Наиболее уверенно держался старший лейтенант В. А. Домысловский. До
прихода к нам на бригаду Виктор Александрович в свои двадцать с небольшим
лет успел уже повоевать на Волге. У нас тут при формировании дивизиона
случилось так, что почти половина назначенных на этот катер матросов и
старшин годились командиру по возрасту чуть ли не в отцы. В начале я, по
правде говоря, был даже несколько озабочен тем, сумеет ли Домысловский
установить правильные взаимоотношения со своими подчиненными. Однако
опасения эти оказались напрасными. Экипаж катера довольно скоро стал
выделяться своей спаянностью, внешне суровой, но верной мужской дружбой, в
чем была немалая заслуга командира. В числе первых из дивизиона экипажу
этого катера стали поручаться самостоятельные боевые задачи, и он успешно
справлялся с ними. Можно было не сомневаться, что и в предстоявшей атаке
старший лейтенант и его подчиненные, встретившись с любой неожиданностью, не
растеряются и выполнят приказ.
Лейтенант В. Д. Юрченко всем своим видом старал-ся показать, что он
внимательно слушает командира дивизиона. Однако по глазам лейтенанта без
труда можно было понять, что мысленно он был уже там, возле вражеского
конвоя, в атаке, и никак не мог дождаться главного -- приказа о выходе в
море. И что с этим можно было поделать? Молодость!.. Она всегда отдает
предпочтение не словам, а делам.
Спокойным, казалось, был и старший лейтенант П. Я Шуляковский. Он даже
смотрел куда-то в сторону, словно бы то, о чем тут шла речь, его никак не
касалось. Но спокойствие это было напускным. На самом деле никто из
командиров катеров наверняка не волновался так, как Петр Яковлевич. И на то
были свои причины.
Шуляковского я знал еще по Дальнему Востоку. Он служил у нас там
боцманом торпедного катера. Потом
91
в числе нескольких лучших старшин был отправлен на курсы. Вернулся на
бригаду уже офицером. Большой практический опыт, обретенный за годы плавания
на катерах, помог ему за сравнительно короткий срок стать хорошим
командиром. Спустя некоторое время Петр Яковлевич командовал уже звеном. Но
тут настал срок очередных оргмероприятий (сколько этих самых, недоброй
памяти, оргмероприятий выпало на нашу долю -- не перечтешь!) и Шуляковскому,
как не окончившему военно-морского училища, пришлось уйти в запас.
Встретились мы с Петром Яковлевичем вновь здесь, в Заполярье. Адъютант
доложил, что ко мне просит разрешения зайти старший лейтенант Шуляковский.
Вначале, увидев грузного, мешковато одетого офицера, я даже усомнился: уж
тот ли это Шуляковский, которого я знал? Но это был он, Петр Яковлевич!
Разговорились. И Шуляковский рассказал свою печальную историю. Призванный,
как и тысячи других, на флот в самом начале Великой Отечественной войны, он
был назначен... командиром береговой базы. Трудно сказать, что тому причиной
-- то ли неразбериха тех дней, то ли недобросовестность какого-то чинуши,
которому было абсолютно все равно, куда кого направить, лишь бы только место
заполнить -- однако нелепее этого назначения трудно и придумать. Дальше
случилось то, чего и следовало ожидать: хозяйственником Петр Яковлевич
оказался, мягко говоря, неважным и по неопытности одному выдал что-то, не
оформив должным образом; другому дал нужное, но, оказывается, неположенное.
Сейчас, спокойно разобравшись во всем, Шуляковского побранили бы, чего он,
понятно, заслуживал, и отпустили с миром на корабль Но в то суровое время
было не так. Состоялся суд. Учитывая, что в действиях Шуляковского
отсутствовала какая-либо личная корысть, приговор был снисходительным:
несколько лет заключения, причем исполнение приговора откладывается на все
время, пока он будет на фронте.
-- Так я стал преступником, -- глухо закончил свой рассказ Петр
Яковлевич. -- И хотя честное имя мне уже удалось восстановить своей кровью,
однако пятно судимости все же осталось, словно каинова печать...
Действительно, когда встал вопрос о назначении П. Я Шуляковского
командиром торпедного катера,
92
нашлись "осторожные" люди, утверждавшие, что делать этого никак нельзя.
"Командир катера?! Да у него штурвал в руках. А если!.." Но я достаточно
хорошо знал Петра Яковлевича и верил ему. Приятно было узнать, что такого же
мнения придерживался и начальник политотдела бригады Мураневич. Наше
совместное ходатайство о назначении Шуляковского поддержал адмирал Головко:
"Чепуха какая. Перестать верить в людей -- так как же можно тогда воевать!"
Экипаж встретил Петра Яковлевича несколько настороженно: на все катера
приходят молодые, энергичные командиры, а тут -- пожилой дядя из запаса.
Такому ли служить на торпедных катерах? Но первый же штормовой поход убедил
матросов и старшин, что их командир -- человек, которому можно спокойно
вверить свою жизнь. Несколько флегматичный, Шуляковский был скуп на слова,
но зато ни от чего однажды сказанного никогда не отступал. А моряки всегда
уважают командира, у которого слова не расходятся с делами. С первых дней, к
примеру, Петр Яковлевич сказал, что всякий раз, вернувшись с похода, нужно,
прежде чем идти отдыхать, полностью готовить катер к выходу в море. И это
стало нерушимым правилом. Сколько раз бывало, что люди буквально с ног
валились от усталости, однако никто из экипажа не появлялся в казарме до тех
пор, пока топливные баки не пополнялись бензином, пока еще и еще раз
скрупулезно не проверялись моторы и торпеды. Причем все это делалось
добротно, потому что ни одна упущенная мелочь не оставалась незамеченной
командиром. Шуляковский не сходил с катера вместе со всеми, хотя уставал на
походе больше других. Выносливость этого в общем-то немолодого человека
порой не могла не вызывать удивления и служила примером не только для
подчиненных. Не раз обстановка складывалась так, что после бессонной ночи,
проведенной в штормовом море, экипажу катера, только что вернувшегося в
базу, приходилось вновь отправляться в поход. Кое-кто в этом случае старался
найти то одну, то другую причину, лишь бы хоть нанемного задержаться у
пирса. А от Шуляковского всегда можно было услышать один и тот же ответ:
"Есть! Разрешите выполнять!" Его не выводили из равновесия ни сложность
задания, ни шторм, ни усталость.
93
Но тогда, ночью 28 июня, Петр Яковлевич волновался. Ведь если для
Домысловского и Юрченко успех в предстоящей атаке был важен, потому что
давал право стать в один ряд с командирами, уже прошедшими проверку боем, то
для старшего лейтенанта Шуляковского он нужен был вдвойне!
В. Н. Алексеев закончил короткий инструктаж и доложил, что катера к
выходу в море готовы.
Никаких вопросов нет? Все ясно и по проведению
атаки, и по взаимодействию с авиацией? -- спросил я
командиров катеров.
Ясно все.
Что же, тогда счастливого пути и три дюйма чис
той воды вам под килем.